Аннотация: История руских интеллигентов в Европе начала нынешнего века. Оченьзанимательная история и без приседания и ахов перед увиденным.
ЛЮБИТЕ ЖИЗНЬ или CЕНТЯБРЬ В ТОСКАНЕ
Наш "мерседес" подкатил к широкой авениде перед средневековым замком и въехал в громадную арку из деревьев, стоявших вот так уже много веков. Латинская знать имела вкус к прекрасному и возможности его иметь и с наследственностью по этой части тоже полный порядок. Замок издали выглядел исключительной конфеткой и мы ещё на повороте эту картинку снимали наперебой четырьмя парами глаз и семейством камер, айфонов и мобильников. Начиная от Турина и дальше по всей Италии я сидел за рулём и разогрелся на всю катушку, поскольку по хайвеям мы почти не ездили, а на извилистой дороге римских времён нужен глаз да глаз.
Уже на самом въезде я опустил стекло со своей стороны и уловил аромат старины. Он был потрясающий! И теперь к замку я катил едва-едва, вкушая прелести многовековой ауры травы и откровенный дурман кустов и деревьев. Для горожан такое в чрезмерных дозах смертельно! Мои спутники прониклись остротой момента и, поскольку хотели жить, присмирели. И молча осматривали особый экстерьер замка эпохи Колумба. Моя подруга Лидия, между нами я её зову Ли, затаила дыхание и взяла мою правую руку, свободную от вождения. Она так делала часто и мы чуяли друг друга в режиме он-лайн. Сидевшие сзади Пьер-Луиджи и Северина тоже подобрались и камеры отложили, предаваясь высшему, чего нынешняя цивилизация производить и консервировать ещё не научилась. Это колдовская смесь облагороженного камня и ручной флоры вокруг. Мох был даже меж камней кладки стен и причудливыми контурами создавал иллюзию болота посреди камней. - С ума сойти!
В замке размещался музей регионального значения с картинами, не попавшими в первую обойму для Лувра, Прадо, Флоренции и Ватикана, однако с отменным качеством и ароматами эпохи, пахнущими до сих пор. Наши приятели итальянцы его облюбовали давно и ездили сюда раз в пять лет. Теперь приехали с нами и будто впервые. Я это заметил по глазам Северины, которая мгновенно засветилась и заискрилась.
Эта парочка познакомилась с нами в Дрездене, где мы с Ли развлекались возле полотен тамошней галереи. Сюжеты этих картин известны всему миру и репродукции оттуда сейчас в интернете стали вроде праздничных открыток. Тогда мы им помогли с альбомами для подарков и электронными изданиями местных галерей. Бывая в Лувре часто, Ли знала про эти дела очень многое и иногда на том делала бизнес. Ради интереса и удовольствия. И в этой связи у неё сложился широкий круг таких же любителей искусства - если ты знаешь их, то знаешь всё!
Ну и они нам просто понравились, оба и сразу. Молодая парочка была искриста и очаровательна и на них не было и следов той самой итальянистости, которая в Европе многих напрягает. Северина подвижна и изящна, но не жестикулирует вдогонку к словам, а Пьер-Луиджи крепок, чуточку приторможен и добродушен. Есть у них и сугубо гендерные завихрения, но они нас не смущали. С нами они говорили исключительно по-французски и я их понимал отлично. Иногда Северина что-то уточняла на итальянском, как бы указывая специфику прелестей каждого языка, мне её итальянский нравился на слух и я её воспринимал именно с этой стороны. Вставки Северины в наши беседы на родном языке выглядели деликатно и по делу.
...Наша связь с Лидией была не очень давняя, но из тех, что сразу и навсегда. Близость возникла легко и перетекала из одной фазы в другую, оставляя массу следов на нас и европейской словесности. Я писал стихи, а моя подруга приличную прозу малых и средних форм. После игр, когда силы нас оставляли, она засыпала, а я вкушал её прелести, дыхание и переводил на язык музы. Она изящная голубоглазая блондинка с правильными чертами и французского в ней - только фамилия.
Муза меня к ней не очень ревновала и готовно, а то и с вызовом, выдавала исключительные шедевры, как бы уважая мою сущность и показывая, что она не только приятная женщина, но и дама, любящая необычного мужчину, который понимает толк в женщинах. Когда Ли раскрывала очи, муза подбирала ноги в кресле и любовалась тем, как эта женщина питается её плодами. Женская месть в этом намечалась, но муза на таких фокусах не зацикливалась, потому мы не разлучались уже тридцать лет даже на сутки. Какая женщина может похвалиться подобной связью?
Итальянцы ездили с нами по музеям уже третий год и в основном это выпадало на сентябрь и начало октября, когда нет жары и назойливых толп туристов. Они были моложе, но нас понимали и к нам стремились. Русские и итальянцы - букет неповторимый и мы вкушали его разнотравие и цветочный колорит. Северина не совсем брюнетка, а Пьер-Луиджи и вообще блондин. Они работают в какой-то корпорации в Женеве и в Италию ездят гостить и проведать родителей. Детей на это время доверяют родителям и те маются с троицей от пяти до двенадцати лет, не очень понимая их болтовни меж собой по-французски.
Бывая в городах Европы с нами, они часто хитрили и устраивали остановки в громадных однокомнатных номерах, где мы спали вместе и всё-всё интимное на виду, как в арт-хаузном французском кино. Северина и Пьер-Луиджи процедуру разоблачения растягивали до предела и устраивали из этого шоу, мы отвечали тем же, но наше выглядело зрелым и выдержанным вином, а их хулиганство дороже шипучки не тянуло. Хотя Северина и придумывала всякие накидки, миньоны и капоры на груди и бёдрах, но подать, чтоб зубы ломило от чистоты воды из колодца, ещё не могла. Они с мужем страдали от швейцарской чопорности, навязанной Женевой и с нами оттягивались будто завтра война. Северина не очень ревновала мужа, а тот возмещал ей эту прелесть за двоих.
Лидия не давала повода для игр и шуток, в то время, как Северина, что называется, облизывала меня и демонстрировала ему прелести прохладного славянина, от которого француженка Лидия тихо сходила с ума. Ну и наши с Лидией развлечения она полюбила сразу и присоединялась, дождавшись паузы в семейных играх. Муж после них спал глубоко и громко. Так что она всегда знала его состояние. У нас ей нравилось всё и это всё она вкушала с удовольствием ценителя и смаковала подробности, выпытывая глупые детали, мотивы подначек и словесных эскапад. Мы это делали чаще на русском, но иногда переходили на французский, чтобы сравнить вкус ощущения со вкусом звучания. В такие минуты она замирала будто пятилетняя девочка в ожидании подарков Санты. И мы, зрелые мужчина и женщина, чуя высшее и тончайшее, дарили это, нещадно обманывая и все вместе упивались такой игрой.
Моя подруга была переводчицей с русского и отлично писала на обоих языках. Меня она тоже переводила и сблизились мы на этой почве. Хотя собственные стихи у неё были отменными, основным для себя она считала эстетство и очерки с рассказами на эту тему. Про Вийона у неё есть прекрасная диссертация, изданная на трёх языках. В виде отдельных конфеток к ней, она написала несколько изящных миниатюр, отсвечивающих эту личность сугубо интимно. Будто это их личные междусобойки и о них лишь избранным. Читать и пропускать через себя такое - равносильно приобщению к лику святых или списку великих грешников. Печатали её с удовольствием, поскольку такой язык и манеры очень редки. Опусы Ли всегда прелестны и очаровательны, как и она сама. В неё я влюбился, ещё не зная лично, а только по переводам Аполлинера. Они были особенными. Ну и Лидия не совсем француженка, её семья приехала во Францию незадолго до Октября 1917-ого года. Так что знала оба языка глубоко и по сути. И даже глубже меня. Я от неё узнал массу русизмов, ныне забытых. И потом вставлял в свои творения. Звучало отлично и она улыбалась, благодарно сужая несравненные очи.
...Нас встретили у входа и парочка пожилых итальянцев была с нами всё время, демонстрируя и поясняя. Они свой предмет знали превосходно, говорили на трёх языках и мне тоже кое-что перепадало, поскольку я всё это знал на тройку с небольшим плюсом. Но у меня есть Лидия и собственные глаза, так что текстовые файлы на итальянском не напрягали совершенно. Почуяв мой снобизм литератора совершенно инстинктивно, итальянцы вытащили из запасников информацию о графьях и графинях, владельцах этого замка. Подробную и с картинками. Смотреть было на что и я прилип к подруге, которая поясняла то, что утаили эти чичероне. С видением сокрытого у неё всё в порядке - это у переводчиков профессиональное. Ну и лишний раз указать ребятам из конторы Аполлона, что их работа кому-то по-настоящему интересна, было приятно: нам действительно нравились вот такие провинциальные музеи и их неформатные служители.
Мы разглядывали древние манускрипты, присматривались к очертаниям гербов и геральдики, что-то с чем-то сравнивали и обсуждали обнаруженные различия. У Медичи разных времён и регионов правления различий хватало и мы уже отметили отдельные особенности, присущие как ветвям клана, так и географии обитания. Для историка это значило очень много, а для нас, литераторов, важнее понять иное: было ли то зло и диктат власти необходимостью или они отражение индивидуальности тогдашних богдыханов? - Прямых и простых ответов не могло быть по определению, но общий вектор династических устремлений мы уже различали. Я этим занимался отчасти и редко, а Лидия иногда копала так основательно, что выходила статья или цикл передач на ТВ.
Тоскана в ту эпоху была европейской провинцией с обычными князьками и больными на голову королями и герцогами, но художества уже процветали и по их сюжетам можно восстановить любую картину быта и иерархии власти. Портретов накопилась тьма, так что хватало и Лувру и остальному миру. Провинциальные музеи не запрещали фото- и телесъёмку и мы, как правило, увозили полновесный багаж информации. Этого в качестве базы данных хватало надолго и при нужде что-то можно взять у коллег, которых мы знали поимённо. И справку можно получить любую и исчерпывающую. Мы с Ли обычно не договаривались, кто и что снимает, а исходили из ценности и вкусовой колористики картин. Специалисты по этим вопросам запросто отвечали, откуда краски, каким маслом пользовались и чей лак на чьей картине. Для сюжетных ходов такие вещи знать необходимо. На коллизии с внезапно потускневшим лаком можно закрутить детектив или драму. Миниатюрами такого типа мы с Ли оплачивали счета за телефон и интернет. Спрос на них отменный- только пиши!
А итальянцы в таких прогулках снимали всё подряд и мы, глядя на их работы, могли отметить уровень авторов, которые нас не привлекли. Снимал обычно Пьер-Луиджи, но руководила Северина и мы имели совокупный портрет семейного вкуса. Иногда что-то у них брали, но так бывало редко.
Академизм с важными чичероне я компенсировал особым вниманием к Лидии и такими жестами и касаниями, что мужики ажно вспотели и потекли. Моя женщина хороша и без знаков внимания, но здесь и сейчас она расцветала так, что надо менять картриджи. Обычно она по моей просьбе замирает на пару минуток и я снимаю её всем, что попадётся. Сравнивая Лидию с замысловатой причёской и графинь минувшей истории Тосканы, итальянцы завистливо качали головами и щёлкали языками - влюблённая и любимая женщина светится для всех. И так бывало везде: и в Англии, и в Испании, и во Франции, и в Бенилюксе. В Скандинавию мы ещё не ездили.
- Синьора прекрасна! - говорили их глаза и нам от щедрости служителей Апполона было хорошо. К концу осмотра кроме нас в музее посетителей не осталось и в пустых залах мы решили осмотреться поосновательней. Северина знала массу подробностей о районе и его истории, а Пьер-Луиджи кое-что про цены на замки, картины и женские удовольствия для плебса и патрициев. Ну и подробности всего этого он тоже где-то накопал. Так что вскоре мы знали не только суть картин и авторов сюжетов, но и важные детали про комнаты и рощи с лужайками и фонтанами, где всё это происходило. Или про собачку, которая сначала позировала вместе с хозяевами, потом собачка пропала и её на картине замазали.
А ещё тут было хранилище платьев эпохи Медичи и мы приобщились к раритетам. Примерить не предложили, но открыть шкафы и проветрить от нафталина и сняться рядышком - это обе женщины сделали с удовольствием.
Северина, будучи моложе моей подруги, ей уступала в глубине женской сути. Она это понимала, слегка прижимаясь ко мне во время очередной фотосессии и сравнивая сотворённое на мне собой и Лидией. Итальянка была очень тонкой и чувственной натурой, превосходящей мужа на сто рядов, и втайне страдала от типичной для молодых европеек неразделённости и непонимания. Ей от окружающих и картин вполне хватало обычной эротики и покоя восприятия, но муж имел другое устройство, кипел сексуальностью и себя такого изливал на неё в избытке. И к концу театрального супружеского акта Северине, уцелевшей от атаки гренадёров и конных гусар, хотелось отведать из другой корзины, чтобы тонкого и изящного. Она и выживала в надежде увидеть это с нами. Лидия поражалась её выносливости и стойкости и потом, когда итальянка уже засыпала, говорила мне:
- Бедная девочка! - Она надеется на волшебную палочку феи!
Следов мужней любви Северина и не скрывала, и не кичилась ими, принимая эту данность, как рок судьбы. И вообще, итальянка выказывала удивительную стойкость и выносливость. Но не это в ней главное - она оказалась светлой умницей и без слов понимала многое. И Лидия её не ревновала. Такое убогое замужества она изучила по собственной жизни. Ну и натуру её мужа Лидия просекла сразу. Хотя тот вёл себя прилично и ничего такого не позволял. Однако для моей подруги сие не тайна, она часто и многое видит сквозь стену.
Хотел ли Пьер-Луиджи Лидию? - Конечно же, хотел! И почти не скрывал этого. Но, будучи всё же католиком, нереализованную потенцию изливал на супругу и во сне всё это проделывал уже с француженкой. Когда этого никто не видит, это как бы и не грех вовсе, а расшалившиеся инстинкты! - Однако утром мы видели его масленые глазки и про самочувствие после ночи и содержание снов даже не спрашивали. Как-то я, уличив его виртуальном грехе, спросил:
- У тебя молодая и красивая жена, она близка к совершенству, но тебя тянет к Лидии. Почему? - Ты, что - мазохист? - итальянец вздохнул и не нашёл мотивов, которые можно озвучить. Чуть позже он меня остановил и ответил:
- Северина тоже тянется к вам и о ваших с ней ночных беседах кое-что рассказывает. Конечно, не всё, но и этого достаточно, чтобы понять тягу в ваш мир. Ну и я вижу, точнее - чую, что виртуально с вами у неё секс уже был и не раз, поскольку первое соитие пришлось по душе. Так что моя тяга к Лидии - это ответ супруга и он естественный. И вообще, красивую женщину хотят все. И вы, живущий с ней давно, знаете это сами.
- Ты её подставляешь, надеясь на обмен? - он пожал плечами:
- Я не настолько глуп, чтобы думать о свинге, но виртуально Северина это сделала и вы её не осудили.
- Ты думаешь, что она заточена исключительно на секс? - спросил я, помня подробности и дух, привнесенный Севериной, он на сексуальную маньячку не тянул, а вот изящная и утончённая интеллектуалка угадывалась вполне. И её не столько тянуло и волновало ко мне, сколько к моей подруге и её глубине и женскому совершенству. Как вырастить в себе такое - и есть цель её вариаций с нами. Муж таких мотивов не догонял совершенно, будучи обычным самцом с простыми манерами и небольшим образованием. И я решил не просвещать мужа, дабы не вооружить против нашей партнёрши по ночным дискурсам в историю политеса. С ней это выходило очень продуктивно, её личности было многое по плечу. А с мужем хорош стремительный секс и безмятежный сон без видений.
- Да, она вами бредит! - настаивал муж, понимая жену в плоскости, ему известной отлично.
- Католичка с мужем и троицей деток? - качнулся я, не скрывая сарказма.
- Если придти к священнику на исповедь, то он причиной искушения не заморачивается. На его взгляд, главное - это осознание межи между грешным и праведным. Современные итальянки это осознали и вечерняя молитва для них - куртуазный ритуал. А у мужчин мадонна давно стала сводницей и свидетельницей левых заходов. Мы с Севериной из этой массы не выбиваемся.
- Ты вот так, со стороны, на неё давно смотришь?
- Ну-у-у, - протянул он в раздумьях, - лет пять-семь, не менее. Так что изучил.
- И былого сознания, что она лучшая, уже нет?
- Да, и это как-то вышло само собой. И теперь я вижу, что она стала хуже, если сравнивать с другими итальянками. Те прибавили, а она - нет! И это во многом, в чувственности тоже.
- Может, ты азарт охотницы принимаешь за чувственность?
- Возможно, но охотница всегда чувственна, иначе её не выделят из массы текущих самок.
- Я текущую женщину от чувственной различаю. Северина, на твой взгляд, из каких?
- Классная и необузданная сучка. Надевается на меня мгновенно и скачет так, что не догнать! Но с ней у меня перестало получаться. Увы! - Ей нужно ещё и много! - Вы это видели не раз! - отчаяния он и не пытался скрыть.
- А если твоё - это не всё, чего ей хочется от мужчины? И это ещё ты просто в ней не видишь!
- Вы тоже это заметили? - спросил он, но я сменил тему:
- Пьер-Лу, на ваших корпоративах Северина котируется? - Ну и она ими не тяготится?
- Мужчины её хотят, а женщины считают снобкой. Там она застёгнута и зашорена.
- И она ни разу ничего этакого не совершила? - удивился я.
- Со мной - хоть что! Но не с ними. Однажды мы с ней после вина и танцев удалились для секса ненадолго и вышли не отошедшими. Нам предложили поменяться: так она пылала. А Северина возмутилась и ушла. Я потом долго им объяснял про итальянский менталитет и традиции. Поверили с трудом. И больше она на такие тусовки ни ногой!
- Бабья дурь?
- Как-то так. И я не стал его просвещать на темы привязанностей и ценностей. У него уже давно эти категории собственные. Да и они нам не мешали совершенно, а его страсть к Лидии казалась юношеской.
Мы про их семью знали все подробности, а они про наше бытие кое-что, поскольку к нам не всем можно. Но эта парочка была счастлива полученным и мы дружили по-настоящему. Зимой они нам устраивали уик-энд в горах с горными лыжами. Из вежливости мы подчинялись наёмным инструкторам и к концу каждого приезда до подножия съезжали без падений и на приличной скорости. До встречи со мной Лидия этим не увлекалась и зимой ездила на Канары, чтоб отогреться от промозглого Парижа.
Как-то мы ненадолго заехали к ним, чтобы переждать метель. Её девочки были хороши, а Марио, самый младший, в девичьей компании слегка важничал и этой мужской самодостаточностью мне понравился. Но звездой семьи была Роберта. Она уже сейчас выглядела ярче Северины. - В двенадцать лет! Ли увидела моё восхищение девочкой и шепнула:
- Северина вся извелась от страхов, как это сокровище сохранить и обустроить.
- Она любит папу и это взаимно, так что ему и флаг в руки!
- Северина опасается последствий такой любви.
- Ты шутишь?
- Отнюдь! И это совсем не литературный этюд для студентов!
- Ничего себе - папочка!
- Она была слегка не в себе, когда призналась в таком, но паранойа - это не Северина. Просто сидит глубоко и такие мысли от недремлющего подсознания. Она хрупкая и чувствительная, но не истеричка!
Когда мы уже одевались, Марио тоже накинул пальто и шапку, чтобы проводить до машины. Северина проявлению мужества тайно радовалась и, увидев моё понимание момента, заговорщически улыбнулась. - Мужчинам трудности не помеха! - вот что написано на его лице и автора фразы мы с Лидией вычислили сразу. Нам мальчишка понравился с первого взгляда и он это движение взрослых тоже почуял.
...Когда все залы и экспозиции остались позади и научный визит подошёл к концу, а мы начали раскланиваться, один из чичероне предложил кофе в графской гостиной. То есть, в павильоне с экспозицией и посудой и теми креслами и стульями, где и утверждалась печать и знамёна клана Медичи. И сам кофе и технология процедуры из той самой эпохи. - Такое бывает не во всякой жизни!
Я взглянул на Лидию и понял, что она этих итальянцев ещё не возненавидела, несмотря на обволакивающий аппенинский напор. Ну и в моём присутствии до неё от мужской агрессии почти ничего не долетало. Она смотрела на меня и мир вокруг не существовал. Ответ голубых глаз мне показался особенным и на семь нот не разлагаемым. В новых декорациях она стала неузнаваемой. Смотреть на неё и вкушать - всегда питательно для души и сердца. Я свою женщину любил глубоко и отчаянно, в молодости такое недоступно, поэтому кто-то внутри меня раздумчиво и с претензией на солидарность профсоюза служителей культуры, сказал:
- Раз Медичи и кофе настоящие, то и дамы должны быть в образе. Причёски, платья, манеры. Разве нет? - я взглянул на Лидию и она перевела. Итальянцы переглянулись, затем уставились на меня и я подтвердил аргументы, взяв свою женщину за руку. Величие женственности разрушило исполнительскую дисциплину, отодвинув должностные инструкции туда, где всем бумагам и место. Зал закрыт и у них моментально исчез страх быть заложенными начальству. И всё это, подчиняясь единственному конструктивному инстинкту - обладанию женщиной. Пусть и виртуально!
Пока женщины преображались, мы с Пьером-Луиджи развлекали служителей искусства коллекциями в своих айподах. У меня была исключительно Лидия и мировая классика, а у Пьера-Луиджи, то же самое с добавлением Северины и их деток.
Я отметил, что даже на айподе зрелая Лидия их привлекала больше молодой Северины. И они с удовольствием и обстоятельно разглядывали глубину северянки и приобщались к высшему женскому. Картинки с Севериной они пролистали, останавливаясь на кадрах с детьми, там она особая и что-то от мадонн старых мастеров проглядывало чётко. Надо отметить, что для них Пьер-Луиджи жену выставлял бережно и без обычного эпатажа, ну и на меня поглядывал, как на близкого по духу и апеллировал ко мне при случае. Насчёт деток у меня сложилось мнение иное. Он ими хвастал, будто наградами, но не любил со всеми потрохами. Однако Лида считала это мужской ревностью. Она намекала на болезненную привязанность Северины к мужу, несмотря на видимые даже посторонним сексуальные истязания. Мне на это и возразить нечего, поскольку на итальянку я смотрю иначе, чем Лидия. Я ею иногда любуюсь, но никуда не заглядываю и от её прелестей не возбуждаюсь. И, когда она укладывается в постель с мужем у нас на виду, чтобы потом и истерзанной вместе с нами обсуждать интеллектуальные проблемы, я просто пожимаю плечами. - Мазохизм я не понимал никогда! А Северину другой я и не видел.
Выход современных женщин в платьях Медичи надо описывать особо и я не готов делиться самым интимным во мне, тем более, относительно Лидии. Но для прессы можно сказать так: - Ничто в современной культуре и цивилизации не сравнится с красотой женщины! Впитывая культуру прежнюю, нынешняя женщина идёт дальше и выше. Если современницы Медичи и Колумба носили нарядную одежду в целях исключительно декоративных, то есть, - смотри и это всё дозволенное, то наши современницы заворачивают себя во всё изящное и прозрачное так, что смотринами дело только начинается! И вся эта изящная и мучительная для мужчины канитель может обернуться фирменным рабством на любой стадии женской экспансии в мужскую сущность. Висит груша, нельзя скушать! - это оттуда пришло. Ну, и оттенки тогдашних нравов в линиях выходного наряда диктовали особое и теперь забытое мужчинами состояние онемения и беспомощности, свойственное разве что индейцами миу-миу, увидевшим огнедышащий паровоз в зелёной прерии. Заказчицы и носительницы нарядов в колдовстве и магии знали больше, чем в письме и счёте, поэтому грубым мужланам, их мужьям и любовникам, ничего хорошего не светило!
К примеру, на этот раз Северина смогла своего мужа полонить лишь степенным появлением и откровенной прохладой к хозяину своей спальни. С такими испуганными глазами мужчины секса не домогаются! - Пиетет и почитание, овладевшие Пьером-Луиджи вдруг и сразу, и на пушечный выстрел не подпускали былое вожделение к Северине. А про Лидию я просто молчу. Она недоступна и в прежних одеждах.
Теперь служители Аполлона окончательно сообразили, что риск того стоил - женщины превосходили всё, виденное прежде. На них можно смотреть, вкушать запахи, вызвать на беседу, узнать ответ на жгучий вопрос, наслаждаться звуком услышанного и начисто забыть, что же ты хотел узнать, задав этот дурацкий вопрос. Короче, перед ними гримёрная большого проекта костюмного кино, как бы вариант реалити-шоу. Я бы такое назвал интеллектуально-чувственным беспределом. За него в минувшие эпохи расплачивались свободой и жизнями, а тут всего-то нарушение режима. Ну и потом, когда наваждение схлынет, можно спокойно любоваться кадрами удивительных гурий в нарядах графини Виттиоли и герцогини Сандини.
Даже я таких метаморфоз не ждал. Я будто бы погрузился в минувшие эпохи и чуял дух, от которого тосканцы с двумя классами монастырской школы воздымали очи к небу и не верили глазам. И мне на самом примитивном и клеточном уровне стало понятно, почему из-за женщин убивали, затевали войны и вселенские катастрофы, создавали шедевры зодчества и изобразительного искусства, перекраивали границы империй и меняли русла исторических потоков.
Приобщённость к прекрасному добавляет жизни и делает её светлее и ярче. Наши хозяева наглухо закрыли ставни витрин музея снаружи и стали служками у двух гурий, сошедших с полотен старых мастеров.
Я Лидию чуял всегда и различал её внутреннее состояние, иногда её аромат менялся в течение часа, когда мы переходили из одного регистра чувств в другой. Сейчас она была иной совершенно! - Неизвестной и таинственной! Ароматы средневекового парфюма в затейливых флаконах выявляли в этой женщине новую суть. Другими стали и глаза. Она меня чуяла отлично и написанное на мне прочитала без запинки. Северина в музейном наряде чувствовала себя так уверенно, будто ходила в нём постоянно. Взглянув на Пьера-Луиджи, она стала настоящей Медичи, влекущей мужчин на плаху. И итальянец был готов к этому, поскольку Северина его не видела в упор и своё величие направляла в задержанные файлы, чтобы чуть позже подать их мне и Лидии. И она знала, что на моих снимках увидит другую себя. Так бывало не раз и муж к такому привык. Она в его глазах и в кадрах была исключительной самкой. А в моих - тонкой и изящной умницей. Как она это делала - не знаю, но исключений мы не видели.
Кофейная церемония вышла сыгранной антрепризой, где гости и хозяева говорили положенное, стараясь не нарушить атмосферу, созданную гуриями в пышных нарядах с дорогущими украшениями. Гурии особо не задавались и хозяев музея поддерживали в состоянии эмоционального грогги. Всё же для женщины быть "своей в доску" - это неправильно! Мы с Пьером-Луиджи тоже знали меру, соблюдая дистанцию между знатью и её прислугой.
Кофе оказался отличным, я такого не пробовал никогда, а по реакции Северины и Лидии понял, что для них он слишком крепок. Вероятно, порции раньше были поменьше, всего на два-три глотка. Для нас служители стали щедрыми во всём! Пьер-Луиджи успел шепнуть, что до открытий Колумба развесной кофе с Востока стоил дороже золота, так что в настоящем ритуале миланские и римские гранды пользовали бокальчики с напёрсток. И фарфор тоже дорогущий: из той самой Поднебесной империи. Так что наше пиршество вышло поистине королевским! Я припомнил скандал со свадьбой дочери Ленинградского партийного босса Романова, где гости пили из бокалов основных фондов Эрмитажа. Наш случай менее криминален, поскольку музей муниципальный, а там всё уже не так строго. Однако, узнай администрация об этом, беды не миновать! Но игра того стоила. Мы скачали им в базу данных телевизионный файл с костюмным дефиле и теперь могли чувствовать себя свободными от обязательств. К тому же пресловутая южно-итальянская омерта нас уже сделала сообщниками и навек.
Хозяева музея держались с нами очень педантично и, по-итальянски выдерживая ритуал и закачивая в себя невиданную удачу. Когда время расставания, всё-таки, подошло, нам подарили кое-что из запасников, нигде и никем не учтённое.
- Синьора Лидия, вы из высшего сословия и ваши манеры говорят о благородстве и чистоте ваших кровей, а также утерянной родословной и перепутанных корнях. Мы считаем, что души ваших предков нас видят и направляют. Они подсказали нам, что вы из светлых ангелов и ваша аура поддерживает мир прекрасного. Пусть эти вещи из мёртвого склепа вернутся в живые руки и будут с вами каждый день, сея в мире красоту и благолепие!
Заколка для волос и черепаховый гребень выглядели на зрелой женщине в благородный тон, а брошь с агатом - к лицу Северине. Она того была достойна и дар приняла с тонким жестом женщины, понимающей мужчину. - И ни единого слова про мадонну, истинного и всевышнего, а только про женское и животворное! - В католической Италии такое исключительная редкость.
Что в ответ могли сказать мужчины, обладатели этих сокровищниц? - Я этих щедрых служителей Аполлона поочерёдно обнял и по-мужски прищучил, давая понять о принадлежности к нашему роду, а Пьер-Луиджи что-то цветисто промурлыкал по-итальянски. Женщины ушли переодеваться, а мы направились к выходу, там историей почти не пахло, зато пленер своими густыми и насыщенными ароматами буквально валил с ног. Поскольку снять с себя средневековое одеяние и надеть другое уже из постиндустриальной эпохи и другим макияжем - это целая история, то в ожидании мы и надышались и опомнились от женского колдовства. На Пьера-Луиджи вся эта канитель подействовала катастрофически и он иногда прислонялся ко мне и тряс головой, избавляясь от джоулей эмоционального напряжения. Он знал, что я хороший эмоциональный громоотвод и пользовался этим не раз.
Вышедшая Лидия тут же юркнула мне под руку и шепнула:
- Мы решили игру в историю продолжить по-настоящему. Я буду служанкой, а Северина самой Медичи! Мы с её тайным любовником убежали на пару ночей и все думают, что она на морской прогулке.
- А что играть мне?
- Ты - мой парень, умеющий управляться с парусом.
- И тобой тоже?
- Разумеется, я сказала, что мы поженимся, как соберём денег на домик. Вэл, милый, она этого так хочет, что я не отказала. - Как ты? - С моей подругой я хоть куда, в авантюры с переодеваниями тоже.
Прощания с музейными итальянцами вышло трогательным и женщины уронили слезу. К ним присоединился и Пьер-Луиджи. Для меня ничего от летучего облака эмоций уже не осталось и я просто пожал им руки. Северина просветила мужа относительно новой затеи и тот тоже загорелся.
Приключение началось сразу же после закупки провизии. Мы заехали в один магазинчик и переоделись по моде о-о-чччень давних лет с жилетками, нитяными чулками и штанами на подвязках. Таким торговали везде и стоило всё это для мужчин не очень накладно. На женщин ушло поболее, но они того стоили и стоило это хорошо! Преобразившаяся Медичи вообще три раза обновляла карточку, поскольку терминал с Женевой всё время глючил.
А я в это время размышлял, куда ехать с новоявленной Медичи и её любовником? - Можно к морю, туда подальше и не везде по автобанам, а можно в горы. Там попрохладней и виноградари, чуть двинутые бочками, подвалами и культом лозы в этих краях не водились. Зато шале стоит пару тысяч в неделю и не евро, а в лирах, которые ещё значились в умах прижимистых итальянцев. Так ничего не решив, я обратился к жребию: чёт - море, нечёт - горы. На чётную сторону выпала Северина, светившаяся от поддержки её сумасбродства, нечётом стала Лидия - основа, цвет и суть нашей компании. Кто первым сядет в машину, та и ведёт партию. Решив с этим, я успокоился и примерки с переодеваниями перенёс легко. Закавык с одеждой в стиле ретро было много и завязки и застёжки оказывались в самых неожиданных местах и в одиночку такого платья ни надеть, ни снять и я понял губительность подобных капканов для женщин и их покровителей. В таком наряде в самоволку на свидание не убежишь, поскольку весь шарм и удовольствие размажутся суетой и судорогами одевания потом. - Короче - платье ну ооооччччень дорогое!
Хозяева магазинчика нас очень споро нарядили, бесплатно наложили грим и детали экстерьера и выпроводили на улицу, где наш карнавал стал публичным зрелищем. И снимали нас туристы изо всех стран. А продавцы антиквариата любовались проданным и восхищались нами - компания выглядела удивительной, мужчины - неправдоподобными красавцами, а женщины уже сейчас нуждались в вооружённой охране. Медичи всё сделала, как надо и эту итальянку хотели все, даже японки преклонных лет и буддийские монахи с кремневыми чётками.
Насчёт монахов я это понял по вдруг запотевшим кремням от ранее сухих ладоней и пальцев. И после этого мысль о нападении и умыкании женщин в рабыни обрела реальные черты. Я, трезвый циник, атеист и не параноик, вдруг всё это ощутил внутри себя! Нас могли где-то поджидать фальшивые полицейские и после проверки документов для выяснения смазанной печати таможни в Милане мы могли оказаться где угодно. То есть, меня и Пьера-Луиджи могли найти в канаве или упавшими с обрыва или утонувшими в заливе от передоза запретной фармацевтики. А Северина и Лидия - товар отличный и нефтяные шейхи за них готовы отвалить предостаточно. Бизнес рисковый, но прибыльный и с гарантией сбыта. А от шейхов ещё ни одна женщина не вернулась.
Моя тревога неким образом передалась Лидии и она зябко поёжилась, хотя было тепло и солнечно. Я опомнился и стал излучать мощь и силу на всех диапазонах чувств и она отогрелась, однако от меня ни на шаг, касаясь и облокачиваясь всё время. Беспечные Северина и её муж вертелись перед публикой, позируя и улыбаясь. У итальянцев игра в природе характера, несмотря на швейцарскую прописку. Однако и Северина прониклась ситуацией, взглянув на нас с Лидией. И она тут же отсекла назойливые волны поклонников, направившись к машине.
Я застыл: если она сядет первая, то ехать к морю. И слепой жребий мне разонравился, поскольку море и дороже и опаснее. Я обошёл машину и открыл дверцу для Лидии с правой стороны и сзади, Пьер-Луиджи ещё расшаркивался перед объективами и явно не догонял ситуацию, кардинально изменившуюся во всех деталях. А Северина уже ждала моего жеста, чтобы согласно новой легенды устроиться рядом со мной. Пиетет и восторги публики удобнее получать именно отсюда. Через несколько секунд я устроил её, дождался закрытия фонтана у её мужа и завёл мотор. Ехать в горы можно разными путями и я попросил свою подругу набрать курс джипиэски так, чтобы нас было трудно найти, а мы могли видеть ситуацию в обе стороны. Немножко по-идиотски, но бережёного все берегут.
Через полчаса осмысленных петляний по городку и окрестностям мы выехали на трассу и, проехав немного, свернули на обочину и укрылись в тени раскидистого дерева, чтобы осмотреться и обнаружить хвост, если он есть. С одной стороны - паранойя, с другой - сами понимаете, но я об этом никому, а моя подруга - это я сам. И пока мы разглядывали пленер в бинокль, Северина в очередной раз обнажила глубину нашей связи. Своего любовника-мужа она держала на дистанции и тот не перечил, бесплатно любуясь скромно одетой Лидией. Пока мы ехали, итальянец нашёл в Сети домик в том районе, куда мы направлялись. Цена, как я и предполагал, не кусалась и хозяин жил недалеко.
К вечеру мы устроились в большом каменном деревенском доме, который уже давненько служил дорожной гостиницей. Вода и электричество есть, остальное надо самим. Ужин прошёл легко: Медичи любовалась покорным любовником и кичилась собственной недоступностью. Уже несколько часов это удавалось. Мы с подругой сыграли свиту и стали парочкой из классики, которая потом вскружит голову ещё не рождённого Бомарше. Наша компания пережала эпоху на триста лет. Типаж Фигаро и Сюзанны ещё витал в воздухе, а мы с Лидией уже прислуживали самой влиятельной женщине Италии и тоже могли войти в историю. Мужа-любовника Медичи держала в чёрном теле и мы терялись в догадках, почему?
Но доля слуг заключается не в этом и мысли такого типа у них не задерживаются. - За верную службу она обещала денег на свадьбу и домик у моря, чтоб я тихонечко промышлял рыбалкой, овощами и прочим благонравным, как и все уважающие себя тосканцы и лигурийцы. А подруга будет заниматься хозяйством и детьми. И то и другое я просчитывал очень основательно и скрупулёзно, до талера и пенни. - Праведными делами столько не заработать! И свою Лидию, как и потом Фигаро несравненную Сюзанну, я буду беречь от чужих глаз и рук. На деньги Медичи такое вполне возможно, она очень богата и не так прижимиста, как её родня.
Мы поделили пространство дома на зоны влияния и Лидии досталось внутреннее и деликатное, а мне внешнее и грубое. Любовник-муж устроился в кресле посреди громадной кухни-гостиной-столовой и наблюдал за происходящим. Ничего ни делать ему нравилось и его врождённые лень и беспечность даже не шевельнулись, чтобы предупредить об опасности, которая от Медичи не отходит ни на шаг. Пока мы с Лидией занимались ужином и вживанием в роль костюмной истории, он умудрился затащить жену в тёмный уголок и там слегка разговеться. Что он успел, мы не поняли, но по глазам оправившейся от сюрприза Северины-Медичи стало ясно, что особого она не позволила, хотя приходила в себя долго. - Ох, эти итальянцы!
Ей, теперь уже настоящей Медичи, наши переглядки не понравились и она отослала служанку-камеристку за хворостом для очага, мужа-любовника за настоящими свечами к хозяину дома, а со мной провела разъяснительную работу. И только тут я сообразил, что участвую в давней и затейливой заготовке жены на показательном уик-энде в отместку за домашнюю тиранию мужа. Её мужа! - Экспромтом тут и не пахло. Я так и сказал:
- Северина, ты хочешь его проучить? - и она кивнула, ожидая следующего вопроса. Своего мужа она считала тупым кобелём. Игра в семью с ним ей порядком приелась. И вообще - семья, это когда муж понимает и любит её всю и всегда, а не ночью и только избранное на теле.
- Наша игра может забраться очень далеко. И там возможно всякое.
- Вэл, я вижу тебя и Лидию уже три года. Вам за сорок и вы не любовники! Но такого у нас с Пьером-Луиджи не было даже в прологе. Так что - я с вами и до конца.
- Ты что-то задумала? - спросил я.
- Да и это серьёзно. Очень!
- Самой никак?
- Вэл, я на вас надеюсь! - Без вас - вечная кабала!
- Сам сюжет имеет логику и финал? Или это жест и только?
- Я саму фабулу взяла у классиков и чуточку адаптировала под себя. Думаю, Карло Гольдони такое могло понравиться! - ответила она и в моих глазах сильно прибавила. Как умница, умеющая отлично выглядеть. Однако сказал я иное:
- Но по сюжету мы только слуги.
- И теперь самые верные друзья! А он - любовник, которым даже гордиться нельзя. Только тайно использовать! - что-то в её тоне было не так и оно женщину прижимало к земле.
- Тебя удерживает фаллос? - она стыдливо потупилась, выдав склонность к низменному и плотскому, которое втайне обожают все женщины. Даже не с тем мужчиной!
- И дети, - добавила она чуть позже и от чувственности освободившись.
- Но десять лет! Это же тысячи соитий, от которых в тебе всё переворачивалось. Мы видели, что он с тобой творил! И ты отдавалась сама и шла с ним до самого конца! - Ты не лукавишь? - На этот раз она обошлась без улыбок и обольщения. Она надменно повела плечами, оправила бесчисленные складки одежды и ответила, прохладно и с отчаянным цинизмом:
- Я католичка и в этом всё!
- Но у нас-то игра безбожная! Чистый атеизм и вакханалия страстей.
- Заодно и проверю себя. В Женеве я переменилась. И с вами в этой игре узнаю - насколько.
- Хорошо, мы с тобой.
Места для ночлега в доме были готовы в общих чертах и Северина вместе со мной прошла повсюду, что-то решая для самой себя. Настоящую Медичи она не изображала, а пыталась понять. Умная и тонкая женщина, забитая домом и прочим из современных заморочек эмансипации. Я на это смотрел с позиций мужчины, которому придётся таскать и передвигать что-то по женскому капризу. В том, что Медичи на это щедра, я уже убедился.
Пока я размышлял, она отметила, где будут три места с подушками и одеялами. Одно для себя - царское ложе, чуть скромнее - нам с Лидией и балдахин с периной для Пьера-Луиджи. Я двигал, а она командовала, стоя чуть поодаль, чтобы видеть со стороны. На удивление, мы управились быстро. И я признался:
- Ты умеешь командовать не обидно для мужчины. Она улыбнулась:
- Школа замужества - тот ещё университет!
Первой пришла моя подруга с вязанкой хвороста. Он был слегка гниловат и для готовки не годился, для колорита кухонного декора - да. И я ушёл за дровами. Где-то же они должны быть? - Раз нет газа, то или брикеты с углём, или дрова россыпью из ближайших лесов. Они дешевле. Я обошёл всё и осмотрел все закутки, прежде чем наткнулся на сушилку с дровами. Там же была и растопка, так что жить можно. Набрав нужное число поленьев, я увязал их верёвкой и пошёл в дом. За стеной пристроя к кухонному блоку я увидел узел коммуникаций с водой. Греть воду для душа, туалета, ванной и мытья посуды и стирки надо здесь. Примитивный титан из позапрошлого века ещё не сильно остыл. Он из чугуна и вечный, как и сам дом. Чтобы дважды не суетиться, я сразу же растопил его и проверил воду на переключателе, он стоял правильно и уже вскоре вода в циркулярном баке стала нагреваться. Скважина была ручной подкачки и я накачал воды в основной бак, чтоб хватило на всё. После этого навьючил вязанку и пошёл в дом.
Моя подруга занималась ужином, а молодая Медичи размышляла над своей ролью. Пока мужа нет, есть возможность изменений, а с его приходом нужно только командовать. Привычки к этому ещё нет и ошибкой на старте её авантюру легко утопить. У мужа есть масса ключиков к строптивой жене и один уже в дело был пущен, в беседах со мной она так дыхания и не восстановила, то внутренне сжимаясь, то пускаясь во все тяжкие и отворачиваясь от меня: Пьер-Луиджи и весит порядком, так что Северине отойти от его страсти быстро не получилось.
Я разжёг очаг, разместил там конфорки и жаровни и уселся напротив, наблюдая игру пламени. Тут моя роль без слов. Медичи осмотрела содержимое продуктовых пакетов и увидела, что хлеба нет, а мяса и рыбы в избытке. Ехать в супермаркет далеко, а местные лавки уже закрыты. Лидия взглянула на меня испытующе, пришлось включиться в тему кулинарии и стряпни. Мука была в изобилии и разных сортов, дрожжи, сода и прочее тоже, жир и масло в ассортименте, так что - живём! И развлекаемся заодно.
Я прикинул, сколько надо теста на лепёшки и замешал его со сметаной и сухофруктами разных типов и размеров, этого добра здесь столько, что не использовать грех. Накатав порядочный ком, а потом вылепив длинную колбаску, я порезал её на куски и подозвал Лидию. Места на столе было не так много и он для готовки обеда полноценной семьи не годился в принципе - только разогреть что-то и то по очереди: сначала первое, потом второе. Так что раскатывать лепёшки негде. Лидия подошла, догадываясь, что будет цирк. Так оно и случилось: я усадил свою красавицу рядышком на лавку и оголил ногу до бедра. Шёлковые штанишки были рядом и больше демонстрировали, чем скрывали. Медичи тут же оставила размышления и придвинулась к нам. Я стал раскатывать лепёшки на бедре любимой женщины, получалось легко, правда, немножко муки пришлось посыпать и на бедро, чтоб не прилипало. В остальном же процедура вышла рациональной и привычной для народов с неустроенным бытом. Все кочевники и цыгане только так и обходились. Правда, цыганки и кочевницы всё это делали на собственном теле.
Зрелище оказалось настолько эмоционально сильным, что Медичи растерялась, она не могла решить - убило бы это мужа или только растравило? Между тем, все лепёшки раскатаны и готовы к выпечке. Я посмотрел готовность остальных блюд и решил, что с лепёшками можно подождать, а бедро женщины привёл в порядок.
И Медичи впервые выказала ревность! Настоящую и неприкрытую. Что-то подобное потом выдаст и граф Альмавива, увидев Сюзанну, невесту Фигаро. И только теперь произошло явление Пьера-Луиджи с ящиком свечей. Запахи кухни он учуял ещё за воротами, однако подробностей технологии лепёшки не видел. Медичи переглянулась с нами и выдала первый бал новой интриги. - У нас уже есть общность, пахнущая исключительно! Так же для графа Альмавива пахла Сюзанна. Я хорошо представлял муки этого мужика, зная внутреннюю секрецию своей Ли, мне его было жалко, а вот Пьера-Лу нисколько: если у тебя жена молода и красива, а ты с ней груб и непонятлив, то её достоинства с громадным удовольствием оценят соседи.
Свечи расставлял любовник Медичи под её контролем и мы уловили изощрённую месть женщины близкому, но уже не любимому мужчине. Любовь мы с Ли чуяли за версту у любой парочки и срисовывали её очертание в наш семейный альбом. Иногда она затевала со мной игривые перепалки насчёт покупки ароматических свечей для спальни и в итоге получала их от продавца в подарок. Я злился и ревновал, Ли застенчиво улыбалась торговцу, а тот чувствовал себя крезом.
Но здесь история другая, ароматикой от них и не пахло, поскольку целый ящик дорогущего добра ни один итальянец для такого дома не купит. Только увидев ящик, Ли подмигнула мне и оставила мужа разбираться с мстительной женой. Свечи переставлялись сто раз, менялись и конфигурации, и количество, и размеры свечей. Мы с подругой занялись исключительно ужином и вскоре было готово всё. В том числе и лепёшки. Парочку из них слопали, ещё пробуя и разглядывая продукты в жареном и пареном виде, но не разложенные по блюдам. Я прежде считал, что просвещённые европейцы и вправду избегают мучное и хлеб, располагающие к полноте. А тут, увидев их аппетиты и услышав хруст запретной холестериновой корочки, сильно в этом засомневался. Хотя - они же не первогодки в армии, которым надо всего по три порции.
И здесь Медичи выдала знаковую фразу:
- Франческа, если уже готово, прошу подавать на стол. Винченцио, - это она мужу-любовнику, - откройте вино. Вон то, красное!
И уселась во главе стола. Одна. Мы с Франческой, так звали служанку-камеристку у Бомарше, стоим сбоку и рядом, а Винченцио вдали от неё и один. Других стульев нет и цыкнуть на жену или двинуть ногой под столом не получится. Ну и с такой многослойной юбкой до дамских коленок вообще не добраться! А на грудь смотри хоть сколько: туда тоже не проникнуть и жетончик на посещение не бросить. Винченцио открыл вино и Медичи сняла пробу. Как и крутой сомелье, самую малость и одним движением взболтнув в хрустальном бокале и оценив след и аромат. Мужчина выжидающе смотрел на неё, а женщина не торопилась с оценкой.
- Не годится, - наконец-то уронила она, оценив вино визуально и добавила, сделав пробу самой капли: - аромат вязкий, летучих радикалов маловато и они плоские, да! И оно несомненно кислит! Думаю, не созрело. Откройте другое вино. Только теперь я понял, зачем ей громадный ящик и вино трёх сортов. И муж-любовник получил по-полной: качественной оказалась только шестая бутылка. Именно из неё она сделала пару глотков и приступила к ужину. Мы с подругой подавали и убирали: сначала на блюда Медичи и лишь по её милости мужу-любовнику. Тот глотал слюну, но возмутиться и не подумал, настолько вал костюмной убедительности был цепок, правдив и властен. Мы тоже оказались в плену итальянки, затеявшей разборки с мужем и если бы он вздумал качать права из своего ХХ1 -ого века, я бы привёл его в чувство арапником из ХVI - века, он висел над решёткой камина.
После десерта и паузы на обсуждение скандального полотна Джорджоне был кофе и затем прогулка Медичи на террасу с видом на горы. Мы сопровождали госпожу и её прихоти стали нашей работой. Муж передвигался самостоятельно и внимания слуг не заслуживал. Вино тоже приносил он и мы с Франческой его только разливали: я держал поднос, а Ли наливала из бутылки, стоя так, чтобы не заслонять прекрасной Медичи картину мытарства её мужчины. Ритуал прогулки она выдержала точно и Карло Гольдони был бы рад верности духу и букве своего сюжета. Я думаю, он бы нам даже позавидовал, поскольку мы про его мытарства знали всё и делали не обобщённый ритуал, а действо в одном месте и при одной и той же свихнувшейся итальянке, а не куче собирательных образов. Северина избранный стиль не меняла и на себя прежнюю не походила ни в чём!
Потом вся эта кавалькада ритуальных жестов и сцен переместилась в дом и завершилась желанием герцогини принять душ. Можно бы и ванную, но там ей бы всё пришлось делать самой, да и тесновато в этом закутке.
Не устроить сцену с душем и моющей её камеристкой Медичи не могла. Вода в титане согрелась до кипятка и теперь её можно разбавлять до любой температуры и мыться хоть до утра. Душевая комната была старорежимной, с высоченными потолками и отличной акустикой, так что эмоции купальщиц слышно далеко и особого колорита им прибавляло эхо. Я подавал шампуни и прочее из запасов итальянки, а интернациональная парочка визжала от удовольствия, на время забыв о социальных различиях. Впрочем, у рода Медичи границы этих привилегий быстро менялись и плебса в крови их клана набиралось порядком. Когда расшалившиеся синьоры залили водой весь пол и захотели одеться, я перенёс каждую к скамье в раздевалке и удостоился милостей, которым нет цены. Пока они шумно вытирались, я вытер пол в проходе, а в самой раздевалке развернул лежавший в сторонке коврик. Стало уютнее и по-домашнему мягко. Всего-то и дел - коврик! Однако чистота тона заметно переменилась и дребезжания в голосах женщин не стало вовсе.
Я спросил Пьера-Луиджи насчёт душа и ванной, тот отказался и я быстро ополоснулся, пока Франческа и Медичи готовились ко сну. Потом под деревьями развесил сушиться всё банное и отметил, что оно источало аромат двух разных женщин и на ветру не смешивалось. Конечно же, парфюм у каждой был давним и особым, но не им струило в эфир, а сутью, у Северины и Лидии они особенные.
Быт в доме был примитивным и телевизора, телефона, радио и прочей техники тут не водилось никогда. Так что все развлечения и новости из внешнего мира - это словесные перепалки и сплетни. Старые добрые сплетни! Оказывается, Франческа знала предостаточно и про Медичи, и про их соперников во Флоренции, Ватикане и Франции. Особо подробно она знала события Варфоломеевской ночи, про которую писала научную работу, когда была студенткой в Сорбонне. В те эпохи куплеты про королеву из рода Медичи были в ходу и за это кое-кого из противников королевы даже казнили. И некоторые фразы из них Франческа исполнила по памяти.
Не ответить я не мог и отвлёкся от роли слуги самой одиозной европейской династии. Несколько строк русского экспромта Франческа тут же перевела на итальянский и Медичи одобрительно кивнула:
- Однако, Екатерина Медичи к тому времени уже мужских взглядов не чуяла и от их жара не согревалась, не правда ли, Франческа? - и, увидев согласный наклон камеристки, продолжила: - С тех пор совращением мужчин занималась её дочь, наследная принцесса Марго. И роскошная блудница этим жила будто властью, теперь для неё недоступной.
- Она, как бы, не твоего рода и ты такое отвергаешь? - улыбнулась камеристка, занимаясь ноготками герцогини и чуя каждый нюанс её женских флюидов. Порывистая итальянка выдавала себя с головой, хотя словами и интонацией старалась владеть. Я не всё из её реплик догонял, поскольку пальчиков на ладошке не держал и трепета сердца не чуял.
- Винченцио, - обратилась она к заскучавшему мужу-любовнику, - ты ведь пробовал Марго, какая она - на вкус взрослого мужчины? - и итальянец заметался, будто пойман с поличным на смертном грехе. Он завертелся, устраиваясь и снова вставая с деревенской скамьи, неудобной и жёсткой по определению, но с ответом так и не определился.
- Ты какую часть этой синьоры имеешь в виду? - наконец-то нашлось нужное в его голове.
- Ту, что под юбкой и, когда её приподнимешь спереди, окажется сразу же между ног, - легко уронила Медичи. Именно Медичи, а не Северина! И Винченцио это сразу же почуял. Северина на подобное не осмеливалась даже в сильном подпитии. Он, собираясь с мыслями, завздыхал и стал что-то вытворять руками, как и все простые крестьяне и торговцы зеленью: так его никогда не напрягали! И мы с Ли увидели в нём итальянца из провинции, говорящего больше руками, чем языком.
- С вашей прелестью и очарованием, графиня, никто и ничто не сравнится! - выдал он, припомнив историю и сообразив о своей роли.
- Разумеется, - согласилась Медичи, - у неё наших кровей не более глотка натощак. Да и сама Катерина как максимум - квартеронка! - заклеймила она свою прапращурку. Но не остановилась и уронила с язвительной улыбкой: - однако вы, синьор, на вопрос так и не ответили. Вы помните, что бывает с лицемерами и лжецами? - Услышав это прохладно и так едко, я понял, что Северину не знаю. Казнить, отравить и распять такая женщина может, не раздумывая. И холодный пот, остудивший пыл профессионального любовника, я тут же учуял. Винченцио похолодел.
- Когда я с вами, прелестная сеньора, соитие тоньше и слаще медового тела юной девственницы, упругого и невинного. В ней же я знаю опытную блудницу с горящим чревом. Мало кто выжил, познав с нею адово и сатанинское! Её имя - это штандарт на легионах дьявола! - Похолодевший, он соображал и говорил не в пример азартному. Но Медичи потеряла интерес к теме и обратилась ко мне:
- Вэл, когда вы с Сюзанной заживёте своим домом, чем займёшься ты? - Землёй, торговлей или пиратством? - она это сказала по-английски, чтобы ответ прозвучал не односложно. Я немецкий с итальянским понимал вполне прилично и за нитью беседы следил легко, но для серьёзных и сложных по грамматике ответов лексики и произношения не хватало. Практика не та. С английским было намного лучше, я даже пробовал переводы Джона Донна и озёрников, Вордсворда, к примеру. К тому же, синьора Медичи из грандов и могла позволить себе всё. Общаться с кельтскими пиратами на их языке - тоже.
- Миледи, - я улыбнулся дружеской руке и продолжил, - вы нас с Сюзанной знаете давно и корсар я уже много лет! Кто бы другой мог вот так легко выполнять ваши поручения, выбираясь из лап ваших друзей и недругов живым? - Разве это для вас тайна?
- Ну, - улыбнулась своему капризу в моём лице Медичи, - что-то подобное я предполагала. Сдаётся мне, в нашей округе простых виноделов и скототорговцев не водится. Все они с какой-то особенной историей. Я верно мыслю?
- Разумеется, синьора, как нет в округе ни одной приличной женщины, которую не оросил своим семенем клан Медичи!
- И что ты об этом думаешь?
- Если бы герцоги и графья этого не делали, очень щепетильно выбирая кормилиц, молочниц, цветочниц, наложниц и невольниц, ваш род уже давно бы пресёкся. В замке и вокруг него несколько десятков нужных женщин на всего-то 5-7 взрослых мужчин-грандов. И в холодных постелях герцогов и графинь томится парочка-тройка уродин с родословной. Без десяти фунтов драгоценностей на них ни один трезвый мужчина и не взглянет. Так что лучшие ваши потомки - от крестьянских женщин. И именно они дают миру что-то плодоносящее и красивое. Взгляните на Медичи королеву Франции - она стала рожать с большим запозданием и потом родила чуть не дюжину и ни единого дитя нормального! У её деток случилась та же история и эта ваша ветвь пресеклась. Как и другие уже вскоре.
- Интересно, Вэл, почему же вокруг меня куча претендентов на внимание? - И вот этот бессребреник с гигантским фаллосом - он тоже лукавит?
- Синьора, спросите о другом, хочу ли вас я? - Здоровый мужик и со всем в наличии.
- Считайте, что спросила, - улыбнулась Северина устами Медичи.
- Нет, синьора, ни под каким соусом! Хотя в купальне вы очень даже соблазнительны и многие слуги туда сворачивали без дела, толпились и дивились и оттуда не торопились.
- Тогда, почему "нет"?
- С Сюзанной меня ждёт нирвана и нега взаимности, а с вами - неминуемая виселица или нож в спину! - Я выбираю нирвану с Сюзанной.
- И его тоже убьют? - кивнула дама на своего законного мужа. И ему опять стало плохо.
- Разумеется, синьора, думаю, лето он ещё порезвится, а осенью предстоит уборка урожая и он окажется естественной убылью на ниве синьоров. Сейчас сентябрь, так что вскоре!
- Значит, если он хочет уцелеть, пора улепётывать и заняться исключительно пейзанками и молочницами?
- Как-то так, синьора, вы всегда лучше интриговали, чем флиртовали.
- А вы смелый мужчина! - Такое и в лицо важной синьоре, а вдруг вино окажется отравленным? - улыбнулась Медичи и я вернул её на землю:
- Остатки этой отравы вернутся в ваши уста и ждать вас в чистилище мне придётся недолго. А об участи Сюзанны я побеспокоюсь и она родит деток и за вас, и за меня. Ведь так, милая? - спросил я Лидию и она кивнула, слегка коснувшись своего платья. В его складках можно спрятать что угодно. Так ведут себя только хладнокровные палачи. Это не убийство, а казнь! Вероломного и жестокого врага. - Бесподобная у меня подруга! И я легонечко, самую малость, её приголубил. На глазах Медичи и её мужа-любовника.
- Что-то во мне подсказывает, что вы, мой слуга, выказываете какую-то особенную верность госпоже. Она иначе пахнет, разве нет? - уронила Медичи, проглотив нашу с Франческой любовь мгновенно и тут же выдала сдачу.
- Я всегда считал, что с головой у вас дружба навсегда: вы не ошиблись, герцогиня. Вы из тех ветвей Медичи, которые зачаты втайне от родни и ваша прабабка Асунта Ливаниди из Митрии - моя прабабка тоже. И вас взяли у неё сразу после рождения, чтобы покрыть бесплодность настоящей жены Медичи. Она же, Асунта Ливаниди, была кормилицей, а потом и светом очей той женщины, что дала и вашу светлость. Вам интересна эта интрига или вы в курсе?
- Нет, Вэл, в деталях истории про кормилицу нет ни слова. Но у той жены Медичи родился единственный и поздний ребёнок. И на неё он не был похож. Хотя папа налицо и это есть на всех портретах семьи потом. Продолжай, это интересно.
- Ваш прадед нашу прабабку не разлюбил и у них вышла ещё одна дочка. Но её спрятали. И от этой ветки уже мои корни. Вы не находите, что это похоже на правду? - завёл я начинающую интриганку в тупик. И мы с Ли стали наблюдать за ней - выберется ли? - Медичи поднялась и прошла по комнате, остановилась у окна и обняла себя за плечи. Услышанное меняло и её собственный статус и вообще низвергало коллизию с Олимпа в тартарары. С нами у неё теперь паритет и острота её уколов имеет адресом только Винченцио. Мы наблюдали её роскошную спину и в ожидании ответа слегка нежили друг друга взглядами. Он повернулась к нам с Франческой, глаза её были чуть не ледяными и она сказала, настоящая Медичи с полотен придворных маляров:
- Что ж, я думаю, иметь в нашем аду надёжную защиту - это отличная весть. И своевременная! Именно вас с Франческой мне и нехватало. Вы уже завтра исчезнете и о вас забудут. Так лучше для всех! Франческа родит вам деток, а ты, Вэл, будешь им любящим папочкой. И вместе со своими детками вы будете любить и моё чадо. Здесь ему не выжить!
- Да, Вэл, я хочу от него ребёнка! Мы знакомы давно и эта любовь ещё из незамутнённой юности. У него ко мне примерно тоже, однако у нашей связи нет будущего.
- Выйдете за немощного креза Авертини и родите от Рибеккио?
- Да, только так наша чистая кровь от Асунты Ливаниди получит порцию свежей от настоящего гранда и детки не будут уродами.
- Хорошая мысль, герцогиня, наши дети тоже не будут контрабандистами. Если у вас с кардиналом получится стоящее продолжение, мы готовы принять и двоих, и троих. А своих у нас будет не менее пятерых, правда, Франческа? - обратился я к своей подруге.
- Да, милый, мне не терпится стать мамочкой и заняться сопливыми носиками малышей и малышек, - с удовольствием отозвалась любящая и любимая женщина. И Медичи не была бы ею, если бы не уела мужа-любовника насмерть:
- Выглядит убедительно, но на словах! - Ну-ка, Франческа, покажи, чем будешь кормить моих деток, так ли там желанно, как пишет о том Вэл? - спросила она и выжидающе уставилась на Лидию. Пьер-Луиджи был в глубине комнаты и грудь будущей кормилицы видеть не мог. Я приоткрыл роскошное тело Ли и Медичи вкусила наркотик, которым мужчины живут не одно тысячелетие. Даже будучи интриганкой, подколодной змеёй и ревнивой стервой, не отметить грудь моей подруги она не могла. Она облизнула пересохшие губы и уронила, негромко и ещё по-женски:
- Сейчас мы заключим самую выгодную сделку Медичи и рода Капернерри. - Я принимаю ваше с Франческой предложение. Мы будем верны друг другу и нашими векселями станут дети. Это самые надёжные векселя! - сделала резюме самозванная Медичи, которых в том клане немереные стаи. Та, которую сыграла Северина, была настоящей акулой эпохи Возрождения и должна иметь собственное потомство. И мы будем его гарантами. Я аж зажмурился от осознания кошмарности нравов, ценностей и норм той эпохи. Но играть нужно сейчас и я перевёл стрелку на Северину, пусть ведёт свою партию дальше:
- Герцогиня, после этого вы в знак доверия ко мне и нашего к вам благоволения должны предложить тост. И мы выпьем. Думаю, и синьор Винченцио к нам присоединится, разве нет? И я обернулся к нему, предлагая выход из тупика. Он сначала оценил реакцию жены-любовницы на мои слова и, только увидев ответ, кивнул. Я ушёл за выпивкой и прихватил кое-что покрепче, полагая, что итальянка найдёт возможность употребить в дело. Она теперь в роли Медичи, будто в привычном платье.
Тост и прочее я пропущу и продолжу с того места, когда Медичи и Винченцио уединились в углу герцогини и та начала спаивать мужа. Тем самым, покрепче, что я прихватил для неё. Я давно служу у Медичи и их повадки изучил отменно. К тому же, для отключки требовалось не так много: он уже был сильно подшофе.
Мы с Ли устроились на постели и мило чирикали ни о чём и услаждали друг друга близостью и безумным ароматом единения, который тут же начинал клубиться вокруг, едва мы касались друг друга. Он и пьянил и бодрил одновременно и из секса в творческие изыски мы переключались мгновенно. Когда она прильнула уж очень страстно и я в её чутких музыкальных пальчиках буквально затрепетал, то услышал нечто, совсем неожиданное:
- Ты бы хотел получить в наш дом деток? - и, увидев мой вопрос, уточнила: - этаких 5-7 летних мальчиков и девочек. Всё умеют и на горшок уже сами. А в остальном - чистые листы. Что хочешь, то и пишешь! - мои слова к Медичи насчёт детей, как проросшее семя упали в благодатную почву настоящей женщины, дали хорошие всходы и роль матери тут же всплыла в её подсознании.
- Ты разве с этим не наигралась? - Фелиции и Эстер чуть до тридцати, - напомнил я о её внуках от дочерей.
- И всё-таки мне очень хочется вот такого, чисто бабьего! Мне самой и своего, а не сдача от дочери!
- Согласись, милая Ли, это не очень нормально. Не понимаю! - Сейчас с нами и в нас такое творится, а ты - тетешкать деток! - Или я не то выпил?
- Вэл, солнышко! - Я думаю, что норма и правило - это не то, чем мы счастливы. Вот я, тогда умная, молодая и красивая, вышла замуж за успешного и умного. - И где он, и где я? - И где двадцать лет замужества, вымаранных из жизни напрочь? - С любовниками та же картина - все были нормальные, умные и правильные, но они не со мной. - Не тянет к ним! И вспомнить в той эпохе нечего. А с тобой у нас всё неправильно и не вовремя! - Всё абсолютно: от места и времени встречи и первого свидания у тебя в Подмосковье, куда я приехала сама, чтобы сделать сюрприз. Я никогда не делала сюрпризов даже в виде мужских галстуков. А тут взяла и приехала на родину предков и меня понесло! И ты видел, что это неправильно, но не остановил. И теперь я счастлива настолько, что дети завидуют и ревнуют к тебе. Все и сразу! - Ты у них отнял маму и бабушку и приоритет на капризы! - Караул!
- А что ты? - поддразнил я свою Ли.
- А ничего - они там, а я с тобой! Ты любишь не словами, а своей сутью. И это тоже неправильно. Но мне по душе твоё неправильное и иррациональное, а не их здравый смысл.
- Ли, словами я тоже люблю!
- Но когда ты останавливаешь бабью истерику, въехав в меня с силой и без уговоров, я понимаю всю бредовость своих слёз, стервозы и нервичности. Господи, Вэл, как я счастлива! - она прильнула и затихла. Таких женщин не бывает и я эту истину давно усвоил. Уже пять лет прошло. Лаская нежно и в основном мысленно, я усыплял женщину и любовался её земной прелестью.- Сколько ещё предстоит написать об этом! Первые фразы моментально выплыли и я их сбросил на айфон. Обретшие словесные очертания, они несли очарование уже другой женщины. Хотя что-то от Ли в них было.
Между тем, женщина-итальянка уже упоила мужа-итальянца. И уложила на свою постель. Потом занялась собой. Придавши уверенности самыми разными средствами, включая косметику, парфюм и вино, она присела у нашей постели и сказала:
- Не помешаю? - это была не Медичи и не Северина - эту женщину я не знал. Даже внешне она ни на кого из знакомых не походила. Метаморфозы с ней произошли необыкновенные и я не смог найти на её лице хотя бы одну знакомую чёрточку: всё и так зыбкое в мерцании сильно поредевшего частокола свечей, переменилось! И голос тоже.
Она спросила об этом тихо, чтоб не услышала Франческа и наш неожиданный интим вдвоём хоть чуточку бы, но продлился. И я ей подыграл, не имел права не подыграть, понимая важность избранного ею пути. Пьяный муж - только фраза в этой истории. Я молча кивнул и предложил пантомиму. Невинную и чуточку игривую. Рисковую, но ...
Однако Ли, даже спящая, вдохновляла на подвиги и с чужой женщиной я заданную линию верности держал твёрдо. Мы с Севериной за четверть часа успели уйти недалеко и тут открыла глаза Ли. Она потянулась и инстинктивно приласкалась к моей щеке. Она за день слегка заросла и была вроде щётки - ещё тугой и уже колючей. Такое стало привычным наркотиком и она тихонечко взвизгнула.
- Медичи что-то замышляют? - спросила она, откинувшись на подушки и взяв мою руку.
- По-моему, тема себя исчерпала, - возразила Северина, - муж пьян в стельку и до обеда наверняка не отойдёт, а обсудить хочется и иное, оно мне кажется более важным.
- А что делать с костюмами и всем реквизитом, одних румян, помады с пудрой и растирок целая аптека? - возразила Ли, - да и продуктов мы накупили гору. А вина? - Нам его так просто не выпить!
- Тебе понравилась роль служанки? - спросил я.
- Я давно не чувствовала себя так свободно и все жесты и фразы из меня сыпались, будто мы сыгранные профи королевской оперы, а не антреприза из провинции. Хотя ни текста, ни декораций - сплошной экспромт. А ощущения!? - Они от адреналина воздушного полёта до смертной тоски и анемии. Нет, милый, ни за что! И тебя я тоже вижу и чувствую иначе, а со мной ты неповторим!
- А ты? - спросил я итальянку, надеясь, что ей-то этот балаган уже не в тон и не в настрой. Силы и решимость Северины явно заканчивались и ночью с мужем она действовала на одном характере. Медичи - роль для сильных и властных актрис с комплексом наполеона, а Северина - типичная мягкая и азартная итальянка с подавленной утончённостью. Играя Медичи, она своим главным ресурсом не пользовалась совершенно.
Однако я про неё, оказывается, знал не всё:
- Я готова продолжить с любой ноты, маэстро! - ответила она, играя глазами. Муж в ауте - вот оно!
- С какой именно? - спросил я.
- Что-то я с этими умными разговорами проголодалась, хочу новых порций еды и чтобы с лепёшками.
- Ты уверена? - поинтересовалась Ли, тоже припомнив, что не так давно своего мужа Северина спаивала на исходе сил. И ко всему, размагниченная близостью мужчины, Ли азарта новой подруги не разделяла. - Вот бы утром...
- Франческа, живо займись рыбой и овощами, раздуй очаг и за дело! А ты, Вэл, приготовь тесто. Лишний вес мне не опасен! - взяла тон Медичи и Ли подчинилась. На этот раз лепёшки приложились к бедру Медичи и я с удивлением отметил упругое шелковистое тело итальянки и божественную мягкую кожу. И подумал, что её муж - недоумок с комплексами. У Лидии тоже прекрасное тело и кожа - ну, просто волшебство, однако итальянка - это нечто! И я ей это тихонечко шепнул, пока Франческа была далеко. Но ответ меня поверг в жар удивления:
- Я знаю, Вэл, я всегда это знала! Мне говорили и подруги, и массажистки и кто угодно, только не он! А в последние три года лучшим было тело Лидии и он мне об этом твердил всегда. И укорял тоже её именем. А вот ты сказал, что я лучше - спасибо, Вэл. Я в это время сделал уже половину лепёшек и оставшуюся часть лепил, стараясь не сотворить из итальянки маньячку. Среди прочего прохладительного она услышала:
- Я только сказал правду и это всё! Такое тебе выложит любой мужик, хоть чуточку понимающий женщин.
- Ты думаешь, он в них не соображает? - уже спокойнее спросила Северина.
- Вставлять и понимать - это разные профессии! - не стал я миндальничать с актрисой вамп. Она это амплуа выбрала сама. И женщина сразу же успокоилась. Теперь её лоно не кипело страстью и не отвлекало от работы. Да и грудь, прежде маячившая перед глазами и возбуждавшая до: "Не могу!", стала почти целомудренной.
Когда Ли вернулась, лепёшки были готовы и я занялся остальным, сугубо мужским. Медичи удивительным способом удержалась в образе и смогла балансировать между врождённой страстью к власти и приятельством со смышлёной камеристкой. Ли подыгрывала с удовольствием и моего вмешательства не требовалось. Когда всё было готово к позднему ужину, похожему на ранний завтрак, я спросил у герцогини Медичи:
- Для чистоты опыта положено графа Винченцио разбудить и предложить освежиться.
- Нет, чести быть со мной он лишился сам. Валяться пьяным, будто простой смерд, людям моего круга несвойственно. И отныне он не мой любовник, да и знакомство тоже закончилось. - Финита, Винченцио! Выпутываться изо всего - это теперь его собственные проблемы. Хватит о нём! - Франческа, раскладывай овощи, Вэл, подавай вино. Шардоне, оно в чёрной коробке.
Потом мы вышли на свет поздней луны и подышали свежестью, которая исходила от вершин хребта и очищала лёгкие плато Тосканы. Уснули мы в одной постели, поскольку Медичи не легла в осквернённое мужланом ложе. Но нам не было тесно и молодая итальянка уютно засопела уже вскоре. Мы с Ли угомонились чуть позже, поскольку соскучились по ласками и прикосновениям. Три часа без них - это много!
Утром я поднялся пораньше и приготовил воду для туалета. Медичи из образа так и не вышла и мы всё отыграли по сценарию для профи. Герцогиня слегка строжилась и капризничала, а мы ей любовно и иронически потворствовали. Затем был завтрак, прогулка и купание в озере. Вода хорошо освежала и я любовался красотой, которую природа создала в облике женщин. И не удержался от строчек Джона Донна о страсти. Они по теме и звучанию были очень уместны и по-английски казались наиболее гармоничными. Русский перевод делали многие, я тоже пробовал, но чистоты оригинала не достиг даже отдалённо.
Вышедших из воды гурий я заворачивал в простыни и тут же согревал. И ту и другую, и ревности Ли я не учуял. Ей я устроил такой массаж, что она выпрыгивала из тела, с трудом удерживая в себе файлы удовольствия и неги. Согретая чуть раньше и уже сухая, Медичи с интересом смотрела на нас и эмоций не выложила. - Образ обязывал! И только потом она сказала:
- Хочу пройти под парусом. Это реально? - это она мне. И не Медичи вовсе, но и не Северина. Возможно, та, другая женщина, с которой недавно шептались на кухне.
- На море? - уточнила Ли и итальянка кивнула. Что-то из подсознания диктовало ей извилистую дорогу к истине. У женщин такое всегда потом оказывается самым действенным. Я подумал и решил, что за два часа в одну сторону мы обернёмся. С учётом развлечений к вечеру будем уже здесь.
- Бензин, - сказал я для порядка и итальянка ответила:
- Возьму карточку Пьера-Луиджи. Там средств на кругосветку! - Его имя она за два дня назвала впервые. Мы собрали необходимое и в тех же нарядах отправились к морю. Поездка утром не так утомительна и, потом, с нами не было мужа-любовника, который портил интерьер в салоне и пейзаж за окном. И Медичи ещё при власти, то есть, сидит у окна спереди и вгоняет провинциальную публику в краску. Разными способами, но именно в стыд и смущение.
С такими дамами на борту по силам любая задача, выбрать яхту на пристани тоже оказалось нетрудно. И мы её выбрали. И почти даром: сделали фотосессию на берегу, потом ещё кое-что в море и, высадив оператора печатать снимки, отправились на прогулку. Итальянцы женщин любят, красивых особенно, и когда дамы согревают их уже сублимированное эго вот так непосредственно, то они порхают, забыв о возрасте, хондрозах и прочих свидетельствах былой доблести.
Мы ходили по лёгкой волне залива, выбирались на простор Лигурийского моря, загорали и купались, ели фрукты, наслаждались напитками, развлекались у кормила и паруса и изображали матросов, держась за снасти. Снимков получилось много и на них мы, уже спетая кампания разнузданных лицедеев, сыграли массу сцен и сюжетов. Главным героем была Северина, а мы с Ли сочными жестами и мазками играли мебель и погоду, с готовностью выполняя причуды Медичи. Игра нас не утруждала, внимание взбадривало, а естественный интерес мужчин к женщинам сеял ауру сексуальности, будто полная луна вечерний бриз. Ну и наша итальянка изумительно вписалась в роль и была с ней в полной гармонии. На неё смотрел весь мир, но она этого пресмыкательства не замечала.
День пролетел очень быстро и, когда нас доставили на причал, хозяин шхуны притормозил наш бег. Он сказал, что снимки получились отличными и с него причитается угощение. Я про пиратские и прочие истории итальянской мафии не забыл, но живых персонажей в лицо ни разу не видел, поэтому увёл в сторонку Северину и поинтересовался мнением по теме. И она тут же погрустнела:
- Вот такие невинные моряки и есть начало мафии. Похищают, грабят и убивают не они. Но всё это начинается отсюда. Что-то я форму потеряла в Женеве, спасибо, Вэл, что напомнил. И мы тихонечко улизнули из городка, так же петляя, как и в первый раз, уезжая в горы. Да, Италия - не совсем Европа! И мы с Севериной не стали посвящать Лидию в подозрения и страхи, понимая, что от этого будет только негатив. И удержали всё в себе. Медичи ещё при власти, она капризничала и командовала умело и дорога в горы промелькнула незаметно.
Нас встретил Пьер-Луиджи, он прочёл записку и не особо утруждался переживаниями в обществе хозяина дома. Кредитной карточки он не хватился, но Северина вернула её публично. И хозяину такой карамболь не понравился, он покосился на молодого итальянца, а тот развёл руками. И хорошо сделал, иначе тренированный язык Медичи ему выдал бы на орехи!
Хозяин выглядел интересным и чуть фасонистым мужиком, по-французски почти не говорящим, и я сначала общался с ним через Северину, которая нюансы и колорит местного диалекта Тосканы переводила на понятный нам обоим английский. Такой тройной вариант перевода нас поначалу не напрягал, поскольку не всё итальянское прямо соответствовало французскому и по смыслу, и по звучанию. Итальянский - это модифицированный консервант латыни, а во французском чего только не намешано! И там он мог вставлять фразы тут же и видеть реакцию без перевода.
Его бизнес заключался в выращивании фруктов и изготовлении мелких партий консервированных овощей и фруктов в вакуумной упаковке. Партнёром, реализующим южное цветение на туманном Альбионе, был англичанин из Саутфорда и поэтому английским он владел в общих чертах. Большую часть фруктов он закупал у соседей, а выращивал только редкие и ни у кого более не растущие плоды и овощи. Вся его семья - это и есть работники, немножко он нанимал в горячий сезон, цех по закатке упаковок был рядом с домом и работал только во время страды. Так что ни профсоюзов, ни забастовок!
Про нас с Лидией он уже знал от Пьера-Луиджи и удивился, увидев парочку симпатичных иностранцев, одетых, будто персонажи исторического фильма, вполне вменяемых и простыми в общении. Настоящие мы от описанных Пьером-Луиджи отличались сильно. И он решил всё разглядеть сам. Ему было любопытно увидеть литераторов с русским уклоном у себя дома и мы немножко порезвились на теме: - "Писатель и общество", посредством нескольких знаковых и знакомых фигур. Байрон, Стендаль и Толстой. Кавказские войны он, Дарио, знал из уст Льва Толстого. История юной красавицы Терезы Гвичиолли и её роль в жизни Байрона известна из опусов кучи местных знатоков словесности, а подвиги Анри Бейля уже двести лет на слуху, хотя это и не Милан, где он обитал постоянно. Тут посредничество Северины мы оценили в полной мере и никуда молодую женщину не отпустили, да она и сама от нас не хотела.
Когда наша общность разок слегка пошатнулась усилиями Пьера-Луиджи, отчаянно заревновавшего всех и вся, Дарио звякнул домой и вскоре к нам приехала компания из его жены около 40 лет, ровесника - родного брата, двух дочерей 18 и 20 лет и сына 16-ти годочков. Они прибыли нарядными и с корзинами провизии и выпивки. Я это назвал "Фонтан дружбы народов" и тут же перезнакомился со всеми. Вот такой живой компании не видел давно и в появившуюся вот так спонтанно окунулся мгновенно. Они пахли, светились и спорили между собой по любому поводу и выглядели дружной и любящей семьёй. Хорошо упитанные дочки оттенялись сухим и мускулистым сыном, отнюдь не тщедушным акселератом, прелестная мама выглядела отлично и извинялась за наследственность по другой линии у дочерей. А те папу боготворили и беды в своей стати ещё не чуяли. Старшенькая, которая представилась Розеттой, за столом оказалась возле меня и по-хозяйски стала ухаживать и угощать. Она говорила на понятном мне литературном итальянском и у нас всё сладилось тут же. Я на внимание соседки справа отреагировал так:
- Если синьорина так обворожительна со мной, старым пнём и развалиной, представляю, как она будет мила и очаровательна с ровесником! - Звучало слегка коряво, поскольку не было выравнивающей языковые нюансы Северины, но с азартом и прочим мужским полный порядок.
- Синьор Пьер-Луиджи сказал, что вы пишете лирику и там любви больше, чем природы и политики. Если у вас лирика именно такая, то синьор молод. А старые синьоры пишут только гимны и басни в учебники для школы! - ответила юная синьорина и повела бровями. Тут вмешалась мамочка и сказала:
- Розетта, у синьора поэта рядом сидит подруга, а ты уже и глазки ему строишь, уймись, а то пересажу! - на что дочка слегка смутилась и посмотрела на отца. Пришлось спасать молодую синьорину самому, поскольку папа войны с мамой не хотел, а юная синьора страдала ни за что:
- Тереза, у вашей Розетты такие яркие глаза, что я невольно забыл про возраст и стал её провоцировать. Она только защищалась! - Ну и пикировка со мной - это же не опасно. Но форму учёбы я ей задам нешуточную. Разве, вы против? - и мамочка сменила опасения на объяснения:
- Если вам приятно возиться с юными девочками, почему нет? - Только учтите: у неё есть сестра, она ревнива до безумия! - Из-за парней уже воюют. Я улыбнулся очаровательной мамочке и тихонько спросил у Розетты:
- И кто у кого парня отбил?
- Вот ещё, скажет, отбила! - Я этого Рональдо сама отставила, мал ещё для серьёзного, - повела роскошными ресничками Розетта.
- А ты серьёзная? - не скрывая иронии, спросил я.
- Ну, - ответила она и, собираясь с мыслями, сглотнула, потом откашлялась, после чего добавила: - в общем, да.
- И несерьёзных дел и бесед с парнями - ни-ни? - понизив тон, спросил я. Девушка оценила мою фразу на наличие сарказма и насмешки и ничего такого не нашла:
- Разумеется! Я теперь со сверстниками не вожусь. - О чём с ними?!
- Ну, не о футболе же!
- Я не люблю ни футбол, ни фанатов! - Дебилы с шарфами в полоску!
- А о чём бы ты стала говорить? - Вот со мной, к примеру. Девушка взглянула на меня и будто впервые увидела. Я спокойно и без натуги смотрел на неё и ждал момента истины для провинциальной итальянки. Просто смотрел и никуда не подгонял. И она это учуяла.
- Ну, с вами я бы и сама трещать не стала. Ни к чему, да и вам неинтересно. А услышать от вас что-то доброе и новое - это мне бы помогло ответить так, чтоб вышла беседа.
- Ты же большая девочка, правда? - Вот и начни! А я подхвачу. О чём? - подзадорил я с такой иронией, что она моментально выпалила:
- О любви, конечно! - потом опомнилась и выдохнула: - Ой!
- У тебя прелестная мама и папа её любит, будто им по 18! Ты это уже видишь? - она набрала воздуха в грудь и ответила:
- Конечно, вижу! - И жутко ревную - теперь он со мной уже не тот. - Всё ей!
- Розетта, ты такая яркая и удачная получилась из-за папиной любви к маме. Ты же в него вся! Прелестная девочка прекрасных родителей. И не ревновать их надо, а найти мужчину и полюбить так, чтоб у вас были такие же детки. У тебя для этого есть всё!
- Вы думаете? - понизив голос, спросила она. Я в тон её настрою ответил:
- У тебя такая фигура, что ни один приличный мужчина в твоей женской состоятельности не усомнится! - Розетта прикрылась ресницами и из-под них уронила:
- Спасибо! Мне такого никто не говорил. И вы угадали: деток я уже сейчас хочу! Но ...
- Мне нравится, как ты грустишь! - Такое бывает только у зрелой девушки. Хочешь, потанцуем? - и она легко поднялась, чтобы отдаться блюзу Сары и Луи. Танцевала она хорошо и мне было приятно с ней, юной и свежей.
Чуть позже мама Тереза потребовала внимания и все готовно наполнили бокалы.
- Мне сейчас хорошо и я чуточку под хмелем! Я не вакханка, но мне хорошо! - Выпьем за то, чтобы Вакх в своём разгуле нам ничего не испортил! - Общество загудело, одобряя слова хозяйки дома и веселье продолжилось. А Розетта уже на правах старой знакомой общалась со мной на темы взрослой жизни. Тон и слова, ясные обоим при некоем дефиците моей грамматики, мы уже нашли, так что процесс продолжился. И она уже не шибко стеснялась ранее запретных и скользких тем. И литературной речи придерживалась неукоснительно, для молодёжного сленга юных тосканцев не оставляя и нотки. Я же держал дистанцию, понимая обстановку и закрытые дискуссии по окончании любых корпоративов. Однако девушка моё общество ни с кем делить не хотела и на танцы поднималась исключительно со мной. А я читал книгу исключительной фактуры в чистоте и свежести провинциальной Европы. И она с удовольствием раскрывалась, показывая своё, никем прежде нечитанное и незнаемое. Я листал её странички и комментировал или давал оценки, а девушка доверительно им внимала. Бывало и не соглашалась. Но вновь подставлялась, с готовностью и азартом, замешанным ещё на чём-то, ещё не вызревшем. Но эта незрелость была запашиста и непосредственна. Она не подставляла грудь, не упиралась коленками, не играла глазками, а просто являла себя. Будь мне поменьше лет и, не знай я Ли, эту книжку прочитал бы тут же и до конца.
Сюжет из новой Жорж Санд там был не один. И она мне их доверчиво выкладывала один за другим. Конечно, сверстникам такое не по мозгам! Она это читала во мне и благодарно отдавалась, будто в костюмном фильме. Ну и наслаждаться такой непосредственностью - удовольствие ни с чем несравнимое. Она отметила тонкость моих контактов с Ли и сделала так, что мы уединились в тени и невидимые остальным, могли наблюдать за многими. Я оценил её чуткость и легонечко коснулся руки, поощряя и провоцируя на большее.
В то же время я краем глаза наблюдал за Ли и Севериной и видел, что им и комфортно и весело. С моей подругой общался брат Дарио и она, легко поддающаяся обману, соблазнам и искушениям, хохотала от его рассказов, а Северина была в обществе младшей дочки и самого хозяина. Там тоже всё в норме. А вот Пьер-Луиджи так никуда и не прилепился. Выглядел на этом провинциальном пиршестве кем-то вроде графа Альмавива, красивым, недоступным и загадочным. Свободная от внимания восемнадцатилетняя дочь Дарио, тайком заглядывалась на него и вздыхала. Но туда ещё нельзя и мама Тереза своими очаровательными очами цвета оливы об этом говорила очень убедительно. Сама же она его мужскому шарму поддавалась невольно и с удовольствием, не сознавая этого и в моих глазах получая массу вистов за невинную чистоту и непосредственность. В один из таких моментов я привлёк внимание Розетты к неуловимому мигу преображения мамочки и та с удивлением, замешанном на восхищении и ревности, тихонечко подсматривала за ней. С моей стороны такой ход - не лучшая педагогика, но доверительность этой синьорины существенно повысилась. Она оценила и бескорыстие моего жеста, уже сознательно доверяя себя:
- Я на неё похожа, когда любезничаю с вами?
- Да, Розетта, и я вот эти чёрточки непосредственности сначала увидел у тебя: ведь ты рядышком со мной, а потом уже в ней. Так что вы очень близки.
- Даже не знаю, что делать, - уронила восхищённая девушка, - то ли ревновать, то ли радоваться жизни?