Лилиан открыла глаза. На столе приглушенно светилась лампа в абажуре. За ней виднелась склоненная голова Сергиуса, который сосредоточенно что-то писал левой рукой на листке бумаги, придерживая его пальцами правой. На миг оторвавшись от занятия, он коснулся кончиком ручки губ и о чем-то задумался. Его лицо озарилось радостной улыбкой, а глаза восторженно блеснули, словно только что ему в голову пришла неимоверно гениальная мысль. Он записал еще пару слов и отложил ручку в сторону, закрыв ее колпачком. И только потом обратил внимание на очнувшуюся девушку, наблюдавшую за ним несколько минут.
- Очухалась? - спросил Сергиус и уверенным движением руки поправил на носу светящиеся очки.
- Как видишь, - с оттенком недовольства пробормотала Лилиан. Ее совсем не устраивало то, что она вновь не могла понять, что с ней происходит в этом странном мире. - Я опять заснула...
- М-да, бывает, - весело ответил Сергиус. Пребывая в отличном настроении, он словно бы позабыл обо всех событиях субботнего утра.
- А... который час? - озадаченно спросила Лилиан и усилием воли подавила навязчивый зевок.
- Наверное, около двух, - Сергиус подвинулся на стуле чуть в сторону, чтобы свет лампы не мешал ему смотреть на девушку. - Как спалось?
- Спалось? - изумленно переспросила Лилиан и попыталась вспомнить хоть что-то из беспокойных сновидений, которые, по идее, должны были бороздить просторы ее сознания-подсознания во время незапланированного дневного сна. Но память как будто обозлилась на нее, не желая обогатить ум девушки воспоминаниями ближайших прожитых часов. Перед ее внутренним взором продолжало появляться все то же настойчивое изображение зияющей в небытие мертвой черной дыры.
- Пусто... - она огорченно вздохнула и осмотрелась. Насколько было видно, в зале Моритан находились только они вдвоем - седьмая эйда и старший эйдин. Хотя лампы на столах у крупногабаритных кресел и продолжали гореть, освещая, наверное, только собственные возвышенно светлые мысли. Кресла были пусты, на столиках не лежало ни одной книги или шкатулки.
- А-а! - Лилиан шумно втянула ртом воздух и задержала дыхание. Ее глаза расширились, взгляд оттенился испугом и какой-то устрашающей догадкой.
- Что случилось? - Сергиус даже привстал на стуле.
Лилиан выдержала паузу, и потом ответила:
- Я поняла, - она уже дышала нормально. - Я вспомнила... Но не то, что хотелось бы. И надо ведь было такому случиться? - она расстроенно и как-то виновато посмотрела на Сергиуса.
- И... что же ты вспомнила?
- То, что должна была сделать вчера, и то, что не сделала.
Вопросительно глядя на девушку, Сергиус молчал, участливо склонив голову на бок и чуть вперед.
- Моя обязанность. Возвращать книги, оставленные посетителями, на стеллажи Лоритан. И шкатулки с толниками тоже... На полки Моритан. Как там говорится в Уставе Трехбашья? 'Свечение Лоритан вечно, но лори, покинувшая объятья матери, утратит свою силу на заходе дня. Долг седьмой эйды - служить носительницей возврата в извечное Лоно Матери...'.
- Ты запомнила? Слово в слово? - Сергиус был приятно удивлен. - Дядюшка Кинг будет рад этому.
Лилиан задумчиво посмотрела на паренька, но ничего не сказала в ответ.
- Совсем забыл. Ты должна кое-что выпить, - старший эйдин быстро поднялся, жалея, что слишком долго задержал взгляд на лице девушки. На ее тонком носике, порозовевших ото сна гладких щеках и отливающих изумрудностью еще слегка затуманенных глазах. Он сложил последний исписанный листок вчетверо и спрятал его в карман брюк. Затем собрал в стопку все остальные листки, разбросанные по столу, взял ручку и указал ею на пузатый глиняный кувшин и граненый стакан из мутно-серого стекла, стоявшие у лампы с его стороны.
- Выпей по полстакана два раза. По совету дядюшки Кинга, - проговорил Сергиус, при этом выглядел он взволнованно. Прижав к себе стопку листков, он пошел к выходу, но на полдороги остановился.
- Дядюшка Кинг хотел тебя видеть, как только ты проснешься.
- Хорошо, - ответила Лилиан и проводила взглядом тощую и такую нескладную фигуру юного коллеги. Посмотрев на кувшин, она пододвинула его поближе и заглянула внутрь. Не доходя до короткого горлышка, в нем колыхалась темная непрозрачная жидкость, которая, казалось, поглощала свет, лившийся от лампы. Девушка наклонилась и осторожно понюхала подозрительное питье.
По совету дядюшки Кинга... Хм, странноватые у него советы! А если я не выпью? Что будет?
Лилиан заколебалась. Она постоянно боролась с навязчивым желанием тщательно проверять все, с чем сталкивается, прежде чем подпускать к себе ближе, прежде чем безоглядно доверять. Но не знала, насколько подобная борьба является оправданной.
В то же время она была обязана дядюшке Кингу очень многим. Да, он тип необычный, оригинальный, ну, и чуточку странноватый. Но ведь он принял ее в Трехбашье, как в родной дом, накормил и подарил (или наградил ею?) орисаку. Да, Лилиан жалела, что действие ее орисаку слишком ограничено. Но ведь она спит в собственном доме, ест простую, а все-таки вкусную еду и понемногу начинает ощущать себя хоть и ущемленной в правах, но все-таки гражданкой Телополиса.
А сегодняшний инцидент? Утром, так неожиданно. И все из-за нее. И тот жгучий взгляд в спину был не напрасным, а провидческим!
Да, она обязана дядюшке Кингу. И она выпьет темную жидкость.
Быстрым движением руки Лилиан схватила кувшин, налила полстакана, чуть не расплескав подозрительное питье на стол, и залпом выпила. Затем повторила процедуру снова и поморщилась от обжигающей свежести напитка, тонкими ручейками прохлады растекшегося по ее телу. В голове прояснилось, и каждая новая мысль стала безумно важной и осязаемой до такой степени, что, казалось, ее можно было коснуться, стоило только протянуть руку.
Лилиан поднялась и размеренной походкой направилась к выходу, продолжая изучать свое новое состояние, и уже не опасаясь того, что дядюшка Кинг набросится на нее с обвинениями в халатности и выгонит из Трехбашья на все четыре стороны.
2
Она сидела на мягкой подушке, подобрав ноги и покорно сложив руки на коленях. Мысленные хороводы, вызванные неизвестным снадобьем, замедлились, а вскоре и вовсе остановились, прекратив бешеную пляску, вызывающую головокружение.
Дядюшка Кинг хранил молчание. Его сцепленные в замок руки покоились на округлом животике, голова была слегка наклонена вперед, а долгий немигающий взгляд устремлен в пылающее жерло камина.
Лилиан тихо сглотнула, а потом шмыгнула носом. Эти звуки оказались достаточно громкими, чтобы привлечь внимание задумавшегося дядюшки Кинга.
- Ну, что ж, экзальтация минула. Можем начинать, - произнес Кинг и улыбнулся так искренне и тепло, что Лилиан поняла, почему Сергиус чуть ли не боготворит этого маленького, но такого могущественного человечка.
Девушка не выдержала и отвела глаза. Проснувшаяся совесть подала знак, и зеленовласка почувствовала себя неуютно. Ей захотелось тут же во всем признаться, взяв на себя всю вину, а потом попросить прощения, попросить дядюшку быть милосердным. Она вновь посмотрела на сидящего в кресле человечка и, набрав в грудь побольше воздуха, приготовилась заговорить, но дядюшка Кинг тут же остановил ее порыв взмахом левой руки.
- Сейчас не ты собралась говорить. Это все еще действие напитка-снадобья. Обожди в молчании. И лучше послушай меня, - дядюшка говорил тихо-тихо, и Лилиан приходилось напрягать слух, чтобы разобрать каждое слово. Она заметила, что дядюшка неотрывно на нее смотрит и чего-то ждет. Тогда девушка кивнула в знак того, что последует его словам и будет молчать.
- Хорошо. Я никогда не отрину тебя, однажды приняв. Да, заранее прощаю тебе как забывчивость, так и чрезмерную гордость и упрямство, - дядюшка весело усмехнулся, и Лилиан пришлось подавить зарождающуюся обиду.
Кинг снова умолк, посмотрел в камин и через пару минут чему-то трижды утвердительно кивнул, словно отвечая на неслышные вопросы Флеменуса. Затем повернулся к Лилиан и заговорил уже нормальным голосом, так что девушка без лишних усилий расслышала каждое слово из последовавшей длинной речи.
- Да, пожалуй, начнем, - сказал дядюшка Кинг и откашлялся. - Эта история приключилась давным-давно. Столь давно, что я не стану нагружать твой ум знанием количества годов, прошедших с того времени... Ох, я помню тот день так ясно, словно строки из книг, прочтенных накануне... - дядюшка Кинг говорил, а длинные пряди его седых лунно-белых волос лениво шевелились, будто дремлющие змейки, от слабых сквозняков, и отражали подвижный свет неспокойного голубого огня. - Женщина... Да, помнится, она вошла, когда уже близился вечер, - Кинг мечтательно улыбнулся. - Тогда еще Николас, старший эйдин, напевал себе под нос какую-то лирическую песенку и расставлял последние книги по полкам стеллажей. Да, именно тогда она вошла... Двери были чуть приоткрыты - на дворе стояло знойное лето - и свежий предвечерний ветерок робко залетал в Трехбашье на пути из неизвестности в вечность. Он обдувал ряды дремлющих книг, лаская их древние истертые корешки... Но о чем это я? Да, о ней, о женщине. Маленькая, с виду невзрачная. Руки мягкие, слегка влажные, а пальцы тонкие и холодные. Такой она была. В поношенном сизом платьице да истоптанных ботиночках на босу ногу, такую же крошечную, как и она сама. Да, она казалась инфантильной и слегка безумной. Но она была женщиной... Это читалось в ее раскосых глазах, таких печальных под полуприкрытыми веками, что я каждый раз невольно содрогался, заглядывая в них, в эти бездонные колодцы, полные мутной густой нефти. Если бы не твердые убеждения и принципы, можно было усомниться в том, что в ее стянутой груди бьется живое сердце, а легкие перерабатывают воздух, вдыхаемый ее прямым заокругленным носиком. Нет, она не была королевой. Как и нищенкой. И, тем более, простой женщиной, мечтающей о возвышенной любви, безоблачном счастье и вечной молодости души. Она была другой. Не лучше и не хуже остальных. Просто не такой. Единственной в созданной для нее вселенной.
Я не знал, как зовут ее. И не решался спросить. А она не спешила с ответами. Она молчала, словно безмолвие было самым привычным для нее состоянием. Поначалу я ужаснулся - а вдруг она немая? К сожалению, или к счастью - я так до сих пор и не разобрался - мне так и не удалось этого узнать. Но она все понимала - это отражалось в ее глазах, хотя никто так и не услышал из уст этой женщины ни единого слова. Она кивала или качала головой, сводила густые брови к переносице, тем самым задавая вопрос или просто о чем-то сосредоточенно размышляя. Изредка на ее губах появлялась улыбка, в своей загадочности и мимолетности напоминая скорее призрачную тень, нежели истинное проявление какого-то радостного чувства или эмоции. Как жаль, что я так и не узнал ее имени. Но глубокие пронзительные взгляды, наполненные столькими оттенками грусти, скорби и печали, забирали у нее слишком много сил, из хрупкого тела, из утонченной, но, скажу тебе, далеко не ангельской души. Возможно, она и покинула нас, чтобы стать ангелом горних высей и заоблачных дворцов света. Но тогда... тогда она была человеком. Женщиной, пережившей неисчислимые трагедии, испившей сотни чаш страданий, боли и горя, женщиной, слишком слабой, чтобы промолвить хотя бы одно слово, но слишком сильной, чтобы позволить себе умереть. Женщиной, которую мы звали стармранской мрачницей, - дядюшка Кинг надолго замолчал. Он снял округлые очки и, сжав пальцами левой руки переносицу, прикрыл старческие глаза, веки которых, покрытые складочками морщин, не смогли избежать участи, уготованной всему телу.
Лилиан замерла, обнимая руками острые коленки согнутых ног. Она не шевелилась и смотрела на дядюшку задумчиво и серьезно, словно между строк рассказанной им истории прочитала нечто тайное и запретное, затронувшее глубинные пласты ее встревоженной души, вызвавшее вихрь слепых воспоминаний, ощутимых, но хаотичных и неразборчивых. И даже Флеменус, древний и мудрый, умерил норовистые язычки и приглушил потрескивание толстых дров.
Женщина... она всегда молчала и ничего не говорила? Не может такого быть. А как же?.. И все же... А может...
- Ох, Сергиус, ты что-то хотел?
- Да, это касается Лилиан, м-м, седьмой эйды...
Услышав свое имя, девушка подняла голову и увидела стоящего у кресла Сергиуса. Почти вся его фигура была сокрыта тенью - только глаза и области вокруг них светились под кругами очков. Лилиан невольно поежилась - в тот миг старший эйдин показался ей выходцем с того света. Нет и еще раз нет. Бывает же, что такое безобразие лезет в голову? А еще эта его неслышная поступь. Тут можно перепугаться не на шутку! На смерть...
- ...вот.
Но кто же была та женщина? Что-то в ней...
Лилиан глянула на дядюшку Кинга, который молча на нее смотрел, а затем перевела взгляд на Сергиуса. Парень тоже безмолвствовал, изучающий взгляд его светящихся глаз был устремлен прямо на зеленовласку.
- Что, что такое? - осторожно спросила девушка.
- Я же говорил, - пробормотал Сергиус.
Но дядюшка по-прежнему молчал.
- Что ты говорил? - Лилиан недовольно глянула на старшего эйдина.
- Что ты... - тут он осекся и скосил взгляд на дядюшку Кинга.
- Что ты, внученька, как считает Сергиус, не совсем подходишь на место седьмой эйды. Ты ведь это имел в виду? - Кинг медленно повернул голову в сторону Сергиуса.
- Ну, может быть, - парень даже не попытался соревноваться с обожествленным учителем в мастерстве 'кто-кого-переглядит' и просто потупил глаза. Потом резко вскинул голову и окинул девушку взглядом. И Лилиан ощутила, как по ее спине потекли струйки обжигающего холода, а сердце в груди забилось тревожнее. Когда же она повернулась в сторону старшего эйдина, заподозрив его в нахлынувшей волне жути, того уже и след простыл. Место, где он только что стоял, пустовало, будто бы и не было свидетелем разыгравшейся сцены.
- Пора, - голос дядюшки Кинга ворвался в сознание девушки как всегда вовремя.
- А... куда пора? - последние мысли о странном поведении Сергиуса таяли где-то на задворках разума.
- Пора встречать гостей из Дома Радости! - произнес дядюшка и мягко улыбнулся. - Будь сильной и упорной. Но не забывай о скромности, - казалось, он знал, о чем только что думала девушка, и решил позабавиться, ответив на ее мысленные запросы.
Лилиан не знала, как ей поступить. К сожалению, о Доме Радости она помнила столько же, сколько и о большинстве своих обязательств. Дом Радости и какие-то гости... Она продолжала сидеть на полу, разглядывая каменные плиты под ногами и пытаясь припомнить хоть что-то.
Почему так? Почему я постоянно что-то забываю?
Зеленовласка посмотрела на руки. Они крепко цеплялись за колени и мелко-мелко дрожали. Пока что мелко-мелко. В горле начинал закручиваться комок противной тошноты.
- Лилиан, я никогда не отрину тебя, помни это. И если я увидел в тебе образ седьмой эйды, значит, ты и есть она. Ты есть она, - слова дядюшки Кинга странным образом подействовали на девушку успокаивающе, будто бы этот могущественный старичок имел власть не только над тембром и тоном своего голоса, но также был способен посредством него посылать к людям незримые силовые потоки - страха, угрозы, сарказма или же радости, восхищения и покоя.
- Ты все узнаешь сама. По-другому и быть не может. Поднимись в Моритан, и позволь им завладеть тобою. Тогда ты увидишь, что это приносит радость.
Лилиан кивнула. Ей не хотелось говорить. Да она и не знала, что тут можно сказать. Потому просто поднялась с бархатистой подушки и, еще раз кивнув в знак благодарности (или же чего-то большего?) дядюшке Кингу, покинула мрачные чертоги Коритан, отправившись встречать гостей из Дома Радости.
3
Часть открытого пространства галереи была заставлена креслами, деревянными, с мягкими сиденьями, высокими спинками и округлыми подлокотниками. Кто и когда успел принести их сюда, Лилиан не знала, но подозревала, что всю эту работу довелось проделать Сергиусу. Может, именно поэтому он так недобро посмотрел на нее перед исчезновением у кресла дядюшки Кинга?
Лилиан прошла меж рядами расставленных кресел к самому дальнему, стоявшему лицом к остальным - наверное, оно предназначалось для нее - и опустила на сиденье (которое не была мягким!) книжку, захваченную на пути в Моритан.
Это получилось как-то случайно. Проходя через второй зал, Лилиан невольно просматривала ряды книжных полок. И когда она приблизилась к последнему стеллажу перед входом на лестницу в третью башню, одна из книг привлекла ее внимание. Тогда Лилиан не знала, что делает. Просто протянула руку и сняла томик с полки, при этом даже не взглянув на его название. Можно было допустить, что девушка находилась в неком трансе, была под гипнозом или просто о чем-то думала, так сосредоточенно, что не смогла препятствовать проявлению уже выработавшегося рефлекса на книги - прослушай просьбу, окинь взором полки и, найдя нужный том, достань его.
Лилиан понимающе хмыкнула, тем самым ответив на мысленные размышления, и повернулась, приготовившись сесть в кресло и ждать появления гостей. Но уже в следующий миг она застыла на месте, полусогнув ноги в коленях и так и не донеся руку до подлокотника кресла. Во всех остальных креслах, обступавших ее полукругом, сидели... дети! Они тихонько переговаривались и весело поглядывали в ее сторону. Кто-то мотал крохотными ножулями, недостающими до пола, кто-то елозил на слишком большом для него кресле, глядя по сторонам, а один мальчик даже залез с ногами на мягкое сиденье и перегнулся через спинку кресла назад, то ли разговаривая с находившимся там другом, то ли просто проверяя кресло на прочность.
Лилиан хотела ахнуть, но звуки застряли в ее сжавшемся горле, не дойдя до рта.
Дети! Дети из Дома радости! 'Позволь им завладеть тобою... и тогда ты увидишь, что это приносит радость'! Дети, которые приносят радость? Не заботы и кучу проблем, а радость?
Но как же я их не заметила? Прошла мимо... словно их в тот момент и не было в этих креслах? Нет, такого не может быть!
- Можешь сесть, твой стул на отсутствие разного рода подстроенных пакостей я проверил самолично, - откуда-то донесся довольный голос Сергиуса.
Лилиан тут же выпрямилась и, оглянувшись, укоризненно посмотрела на стоявшего позади ее кресла старшего эйдина.
- Гости из Дома Радости?
- Конечно, - Сергиус продолжал довольно ухмыляться. - Ты должна помнить - я говорил тебе об этом. Каждую субботу, с трех до шести, седьмая эйда принимает гостей из Дома Радости. Помнится, я даже упомянул, что эти гости - дети, - он выдержал многозначительную паузу, после которой продолжил: - Вот только помнишь ли ты обо всем этом хоть что-либо?
- Не смей насмехаться над моей памятью! Я не помню и не хочу помнить ничего из того, что ты мне говорил! Понял? - голос Лилиан дрожал и чуть было не сорвался на крик, но она все же не позволила этому случиться. Смерив старшего эйдина уничтожающим взглядом, она отвернулась от него и с излишней подчеркнутостью села в кресло, перед тем забрав с него принесенную книгу.
Лилиан смотрела прямо, но не видела детей. Перед ее глазами стояло лицо смеющегося Сергиуса. Она выждала пару минут и повернулась назад, чтобы, уже взяв себя в руки, высказать этому тощему выскочке все, что она на тот момент о нем думала. Но позади ее стула зияла пустота. Никакого старшего эйдина. Каменные плиты, побратимы плит из Коритан, тускло поблескивали в лившемся из арочных проемов в балюстраде солнечном свете. Такие же вытертые и молчаливые, без каких-либо уличительных следов.
- Как... как ему это удается? - сама у себя поинтересовалась зеленовласка, быстро окинув взглядом все пространство галереи и не обнаружив ни одного Сергиуса.
Словно его здесь и не было... Так? Что же это - мои галлюцинации? Тени больного разума, образы разыгравшегося до жути воображения или...?
- Эйда, эйда! - зазвучали детские голоса. - Эйда!
Лилиан встрепенулась, помотала головой для лучшего прояснения сознания и сфокусировала взор на собравшейся ребятне. Только сейчас девушка увидела, что пришло их около тридцати человек - все разного возраста, где-то от шести и до тринадцати лет, насколько могла судить зеленовласка, считая, что не особо умеет разбираться во всем, что касается подрастающих человечков, - цвета нации, будущего всей планеты, мелькнула мысль в голове - разной внешности и в разной одежде. Но всех их объединяло одно - некий завораживающий блеск в глазах, направленных на седьмую эйду. Блеск детского вожделения, желания и светлой наивности, некой веры в то, что находится за гранью - такое тонкое и неосязаемое, ощутимое лишь ими. Маленькими человечками, еще не ставшими взрослыми, большими людьми, отягощенными моралью общества и всякой ерундой, вряд ли кому-нибудь нужной...
- Эйда, эйда! Ну, почитай же нам! Эйда!
Мальчик в зеленом свитерке и подогнутых брючках подошел к Лилиан и остановился в метре от кресла, в котором она сидела. Беленькие волосы мальчугана просвечивались на свету, создавая вокруг его головы нечто наподобие ореола, в изумительно чистых голубых глазах искрился неподдельный интерес, направленный безо всякого стыда на все еще молчавшую девушку. Руки мальчика были крепко сцеплены и сжимали некую игрушку, хотя Лилиан и не могла сказать с точностью до крохотного уха, что это было - какой-то медвежонок или же заяц. Скорее, нечто неопределенное и даже странноватое, но неизменно плюшевое.
Зеленовласка перевела взгляд на лицо мальчугана и тут же почувствовала, как что-то изменилось. Словно ее вместе с этим ребенком поместили в некий шар, прозрачный, но отгородивший их от всего мира - выкрикиваний непоседливых детей, передвиганий тяжеленных кресел по каменному полу, задорного смеха и всего прочего. Осталась тишина и созерцание друг друга - маленького ангела и утратившей то, что следует оберегать. Тишина, приглушенный свет откуда-то слева и... легкие движения воздуха. Это ветерок, прилетевший оттуда, из-за грани. Ветерок, шевелящий ее волосы и, хм, почему-то его ресницы.
Ты другая... (говорит он, маленький мальчик) ты... ждет Источник, Долина...
Что? (спрашивает она, не слыша слов - только чистые кристаллы голубых глаз)
Другая... Долина... (повторяет он (мысленно?), и она слышит его) почитаешь нам Великого Чародея?
Лилиан моргнула, и иллюзия развеялась, шар лопнул. Она осмотрелась по сторонам и заморгала еще сильнее. Маленький мальчик в зеленом свитерке преспокойно сидел в первом ряду, в третьем кресле слева. Он улыбался и беззаботно болтал с соседом. На его коленях лежал плюшевый мишка.
Плюшевый мишка... Но когда он его держал, что это было? Что-то не то, не такое, другое... Было ли?.. Что опять со мной происходит?! Проклятье и замшелый олух! Ого, новое ругательство?.. Этот мальчик, его... слова, о чем они? И Сергиус, будь он неладен!
Лилиан напрягла пальцы рук и, ощутив некое препятствие, посмотрела на колени. В пальцах она сжимала книгу в матерчатом переплете без названия. Лилиан стиснула ее еще сильнее, но потом резко отпустила и открыла. На первой странице красовалось витиеватое название - 'Великий Чародей страны Оз'. Лилиан не успела осознать до конца совпадение просьбы мальчика в шаре с книгой, которую она случайно прихватила с собой по пути в галерею Моритан, как дети весело закричали:
- Эйда читает! Эйда читает!
Зеленовласка посмотрела на собравшихся, и через несколько мгновений они умолкли, продолжая нервно теребить игрушки в руках, слишком громко шмыгать носами или же намеренно чихать, но все это - без единого слова. Только вожделенные взгляды и тишина.
- Хм, ладно. Кхм, кхм, - бодро проговорила Лилиан - она не хотела признаваться себе в том, что начинает нервничать. - Сегодня почитаем про... Великого Чародея, - сказала она и сразу же посмотрела на мальчика в зеленом свитерке. Но он ничем не отличился - с тем же, что и все остальные, восхищением ахнул, немножко помял мишку и застыл в ожидании чуда.
- 'Проснулась Дороти от толчка, такого резкого, что если б не мягкая постель, она бы наверняка здорово ушиблась. Тото ткнулся холодным носиком ей в щеку и жалобно заскулил. Дороти села и тут только заметила, что их больше не качает', - исподлобья Лилиан глянула на притихших детей - все они заворожено слушали рассказ, их взгляды были затуманены и устремлены вдаль. Девушка изумилась, но вернулась к повествованию, где-то в глубине чувствуя, что ни в коем случае нельзя прерывать историю, если она уже начата, особенно, если ее слушают дети, - так вот, м-м, 'что их больше не качает, а в комнате совсем светло - в окошко бьет яркий солнечный луч. Спрыгнув с постели, они с Тото бросились к порогу. Девочка распахнула дверь - и вскрикнула от изумления. Картина, и в самом деле, была удивительная'...
4
Лилиан не помнила, сколько продолжалось чтение. Она увлеклась до такой степени, что стала по-настоящему сопереживать маленькой Дороти и ее друзьям, идущим в Изумрудный город. Девушка позволила книге поглотить ее. Она стала частью повествования и уже видела искрящиеся шпили городских башенок, расплывающихся в разгоряченном знойном воздухе. Она мечтала о встрече с Великим Чародеем и верила, что вместе с друзьями преодолеет все препятствия, чтобы добиться желаемого.
Чтобы вернуть память?
Но тут гонг Трехбашья мелодично пробил Вторую Зарю, и время чтения закончилось. Пришел Сергиус, а вместе с ним - две незнакомые женщины. Они увели детей. Но маленькие человечки не остались в долгу. Каждый из них счел своим долгом подойти к седьмой эйде и поблагодарить ее за такое удивительное, даже волшебное чтение. За те три часа, которые они провели в сказке. Лилиан не знала, что сказать. Она просто стояла и молчала. Правда, при этом улыбаясь.
И только маленький мальчик в зеленом свитерке так и не подошел к ней. Или же она его просто не заметила, пропустила?
Лилиан не смотрела в сторону Сергиуса. Он проводил женщин с детьми к выходу из Трехбашья, но когда вернулся в Моритан, девушки там уже не было. В тот момент она разговаривала с дядюшкой Кингом.
Стоя у каминной полки, Лилиан допивала из глиняной чашки чай, предложенный ей учтивым дядюшкой. Ведь она, наверное, так устала, проведя целых три часа с посетителями из Дома Радости. Совсем вымоталась, и потому крепкий напиток ей не помешает.
Зачаровано наблюдая за пляской огненных язычков в сердце Флеменуса, Лилиан пыталась упорядочить мысли в голове. Перестать думать о Сергиусе и при этом попытаться разгадать его тайну, найти объяснения словам маленького мальчика, да и вообще всему, что с ней произошло в Моритан. И не только в Моритан, но и здесь, совсем рядом с дядюшкой Кингом, в тот час, когда она слушала историю о молчаливой седьмой эйде и ее эйдине. Неоконченная история, от которой по венам девушки пробежал обжигающе ледяной озноб. Такого не бывает - но она так почувствовала. А что бывает и может быть? В этом городе?..
Она украдкой посмотрела в сторону дядюшки Кинга. Он что-то тихонько бормотал себе под нос, глаза его были закрыты, а пальцы выстукивали какой-то хаотичный ритм по подлокотнику кресла.
Лилиан ждала. Ждала, когда дядюшка приоткроет старческие глаза и попросит ее присесть. А потом... а потом продолжит неоконченную историю. Расскажет ее до конца. И тогда Лилиан успокоится.
Но Кинг продолжал витать в неких созданных его воображением мирах, не обращая на девушку ни малейшего внимания.
Лилиан ждала. Чай она уже давным-давно допила, спрятала пустую чашку в шкатулку на каминной полке и продолжала стоять у потрескивающего головешками-мыслями Флеменуса, ожидая, пока дядюшка заговорит. Время шло, и Лилиан чувствовала себя все более неловко, растерянно и даже потерянно. Но ее руки дрожали мелкой дрожью - девушка жаждала узнать всю правду о молчаливой седьмой эйде.
И тогда дядюшка Кинг приоткрыл левый глаз, а потом и правый, и удивленно спросил:
- Ты еще здесь, внученька? Уж, небось, поздно-поздно, - он по-старчески лениво потянулся, усмехнулся и добавил: - Иди-ка ты домой. Поужинай да ложись спать. Сама же видишь, как устала. Увидимся вскоре, - и после этого, безо всяких объяснений, вновь закрыл глаза и через пару минут умиротворено засопел.
Увидимся вскоре? А как же молчаливая эйда?
Но вслух Лилиан ничего не сказала. Лишь устало вздохнула, махнула никому и ничему, но в то же время всем рукой на прощанье и покинула Трехбашье, погрузившееся в покрытые пылью сновидения.