Аркадий Аркадьевич Буриданов, известный в столичных кругах исполнитель оригинального жанра, расположился в гамаке на дачном участке. Откупорив бутылку чешского пива и раскурив сигарилу, он устроился поудобнее и развернул журнал "Театральная жизнь", который планировал почитать, пока не позовут к ужину.
На собственных шести сотках, доставшихся ему по наследству, Аркадий Аркадьевич отдыхал душой и телом, спасаясь от настойчивых антрепренёров, актёров и молодых авторов, ищущих творческого сотрудничества и прочая, прочая, прочая. Он любил такие деньки, тёплые, но не жаркие, что бывают в средней полосе во второй половине лета. Любил полежать вот так, неспеша, после обеда или перед ужином. По левую руку от Буриданова располагалась грядка с огурцами. Он сам посадил их весной, и теперь любил наблюдать, как они греют на солнце пупырышки. Ничто, казалось, не могло омрачить безмятежного отдыха творческого интеллигента на лоне природы. Как вдруг...
Перефирическим зрением Буриданов заметил местного участкового Валаамова, целеустремленно направляющегося к калитке. Участковый был в полной форме, сапогах, в красивой фуражке, при кобуре. Он открыл калитку и решительно направился к хозяину. У Буриданова засосало под ложечкой. Однако взяв себя в руки, и обладая недюжинным артистизмом, всегда располагавшим к нему людей, и, как он считал, определённым талантом психолога, Буриданов взял инициативу в свои руки.
- Вечер добренький, Алексей Николаич! Как служба? Составите компанию?
В лице участкового, до того равнодушном и даже унылом, что-то переменилось. Обычно его появление не вызывало у контингента садоводства проявления дружеских чувств.
- Служба службой, - неопределённо отозвался он.
- Как здоровье? Как детки?
- Спасибо. Младший недавно защитил диссертацию.
- Что Вы говорите? В какой же именно области?
- Что-то о брачных ритуалах парнокопытного леминга.
- Понимаю. Как, кстати, супруга Ваша, драгоценная?
- В соответствие со штатным расписанием, - хмуро отвечал Валаамов.
- Пивком угоститесь?
- Я при исполнении.
- Тогда, может быть, сигарилу?
- Спасибо, не курю.
- Погода сегодня необыкновенная...
Участковый не отвечал, разглядывал огурцы. Пауза определённо затягивалась.
- Вы ко мне, очевидно, по поводу вчерашнего недоразумения? Не спорю, мы вчера отмечали юбилей товарища по работе. Но разве это запрещено? Что же до разбитой витрины, поверьте, я к этому не имею никакого отноше...
Не каждый день в работе старшего лейтенанта Валаамова выдаётся счастливый случай. Действительно, в ночь с субботы на воскресенье, какая-то, очевидно, сильно загулявшая компания разнесла витрину продовольственного магазина, находящегося в его юрисдикции. При этом ничего украдено не было. Эта деталь показалась участковому особенно подозрительной. Валаамов собирал агентурные сведения, однако никто не мог сообщить по этому поводу ничего определенного. "Молодняк халабурит, ясный пфефер" высказывала предположение агентура из местных проверенных кадров, собирающихся в пристанционном шалмане. И участковый, действительно, уже приготовился списать этот случай на малолеток, оформить как мелкое хулиганство и сдать дело в архив, как тут...
В глазах у старлея заплесали озорные четрята. Вишь, как бывает, зайдешь к иному гражданину уточнить ничтожнейшую формальность, а тебе волонтируют информацию. Фактически на блюде с золотой каймой подносят чистосердечное признание по делу, находящемуся в разработке (и, откровенно говоря, почти стопроцентному висяку). Буриданов осекся на полуслове. Со своей стороны он понял, что совершил промашку, и кажется запопал. И что в этой ситуации ему уже вроде как полагается адвокат...
- Не вертухайся, Аркадьич, - говорил тем временем повеселевший Валаамов, знавший всех подопечных своих по имени-отчеству, ибо такова была специфика его работы, а сам защелкивал наручники у Буриданова на запястьях. - За язык ведь тебя никто не тянул, не те времена, а я теперича обязан действовать в фальватере следствия, исходя из полученной информации. Будешь хорошо вести, глядишь оформлю тебе явку с повинной. Посидишь часок у меня в обезьяннике, сымем с тебя показания, и вся недолга. И препроводил непоследнего в мире столичного шоу-бизнеса человека.
- Эх, гой еси, - только и мог сказать по этому поводу Буриданов.
Обиднее всего было то, что вчерашние показательные выступления, закончившиеся разбитием витрины в поселковом продовольственном магазине, действительно, затеял не Буриданов, а сам юбиляр, Коган-Коннонов, мастер художественного слова и заслуженный артист ряда этнических автономных республик. Виновник и спонсор, стало быть, этого свинского безобразия. Это был его бенефис. С другой стороны, участковый был по-своему прав. Буриданова за язык никто не тянул. А зачинщик отоспался, как ни в чём не бывало, и уехал в город на одиннадцатичасовой электричке. Теперь ищи его свищи, пока в перерыве между гастролями не появится в филармонии.
В обезьяннике пахло тиной, уриной и ещё чем-то инфернальным. Участковый присел к столу, принялся заполнять формуляры. Шить, стало быть, дело на артиста оригинального жанра. Впрочем, часа через полтора, как и было сказано, Буриданов был отпущен на волю, с подпиской о невыезде и квитанцией на штраф в размере четырёх минимальных окладов. Валаамов с лёгким сердцем сдал в архив раскрытое дело о порче государственного имущества. А стекло в лабазе, да что стекло, его всё равно разбили бы малолетки, рано или поздно (как это и раньше время от времени случалось), а на его место вставили бы новое.
Когда Буриданов возвратился на дачу, было уже темно. Ужин давно остыл. Жена принялась пилить его, полагая, что он втихомолвку слынял опохмеляться с дружками, и теперь придумывает отмазки. Оправдываться Буриданов счёл ниже своего достоинства. Тихий вечер и ужин в кругу семьи были безнадежно испорчены. Буриданов зашвырнул "Театральную жизнь" в куст крапивника, плюнул на грядку с огурцами и отправился спать.