Несмотря на весеннюю сырость, у костра припекало так, что даже Маша вынула руки из кармана старой, полинявшей куртки и, отступив от костра, присела на сделанную из толстых сучьев скамейку. Поправив огонь, я примостился рядом с ней и очередной раз осмотрелся вокруг. За желтыми отсветами на кустах тальника, который обступал со всех сторон наш теплый мирок, висела, чернее черного, майская мгла. Лишь в полукилометре от нас, в деревне, в нескольких домах горел свет, да проплывавшие вечером мимо нас рыбаки жгли костер. Если привстать, то на пойменной воде, отрезавшей наш временный полуостров от материка, можно увидеть блик от их огня, а так догадаться, что мы окружены водой, можно только по всплескам веток, полощущихся в разлившейся Усте.
Не успел я подумать, что у костра можно просидеть до самого утра, как Маша сказала:
- Пойдем домой, а то завтра копать, а я спать хочу.
- А донки?
- Утром заберем, кому они нужны?
- Давай хотя бы раз проверим.
- Ну, до двенадцати.
- До часу.
Так ничего и не решив, мы замолчали, и стали смотреть на огонь. Честно говоря, мне тоже хотелось спать, но ведь всего раз в году мы выбирались на этот полуостров, всего раз в году у нас такая ночь! И не надо ничего говорить, надо просто сидеть вдвоем, смотреть на огонь и слушать, как где-то рядом урчит Уста.
Вдруг наш пес, Кид, поднял голову. Еще в сумерки он пригрел себе место недалеко от костра, между жаром и холодом, и до этого момента мы о нем и не вспоминали. Маша, оторвав взгляд от огня, посмотрела на собаку.
- Может, идет кто?
Мы стали вглядываться в темноту, но кроме желтых отблесков на окружавших нас кустах, да тех же трех огней в деревне, ничего не было видно. Я позвал Кида и мы пошли к ближайшему к деревне краю полуострова. Как только свет от костра перестал слепить глаза, я рассмотрел между нами и деревней неверный свет электрического фонарика, то скрывающийся за голыми стволами деревьев, то пробивающийся сквозь их частотокол. Судя по всему, кто-то шел по дороге, в обход оврага спускающейся к реке.
- Маша! Там кто-то идет, наверно, к нам!
- И кому не спится?
Я вернулся к костру и сел с Машей.Несколько минут мы молчали, а потом как-то неожиданно рядом увидели этот фонарик и услышали невнятные переговоры между идущими.
- Их там человек пять, а может и больше.
- Господи, и кого же к нам несет?
- Что делать-то?
- Деваться нам тут некуда, надо ждать.
Мы сели, развернувшись лицом вглубь полуострова, оттуда, в конце концов, придут к нам гости. А те шли не торопясь, переговариваясь, и сквозь ропот мужских голосов пробивался, кажется, детский голос.
Чтобы немного успокоиться, я стал потихоньку ломать сучья и подбрасывать их в костер. Тот разгорался все ярче и, наконец, выхватил фигуры идущих к нам трех мужиков и мальчика. Кид бросился было их облаивать, но мы с Машей остановили его, и пес, обнюхав гостей, вернулся к нам. Мужики, похоже, не ожидали нас здесь встретить.
"Я же говорил, молодые! - Кой черт перлись сюда!"
"Не, надо было проверить!"
"Надо - надо! - кому сдались твои сети!"
Они вышли из кустов к нам и, помолчав немного, самый, похоже, бойкий, спросил:
- Здравствуйте! К костру не пустите ли нас?
Мы пригласили их к огню и предложили сесть на скамейку, но все они отказались и сели на корточки, и только спрашивавший нас лег прямо на землю и закурил. Повисла пауза и я постарался рассмотреть, что за люди к нам пришли.
У одного из них было охотничье ружье. Он сидел сейчас с ним в обнимку, и как бы извиняясь, улыбался. На голове его красовалась строительная каска с фонариком. Такой шахтерский вид не вязался ни с рыбалкой, ни с охотой, тем более что до ближайшей шахты было полторы тысячи километров. Второго я, пожалуй, знал, точнее, видел раньше издалека - это был местный лесник, Комаров, крепкий мужик лет пятидесяти. Он и сейчас, ночью, был в форме, хотя явно пришел сюда не по делам.
Мальчик, Ваня, - не то его сын, не то племянник. "Шахтер", пожалуй, был ровесник Комарова, а вот заговоривший с нами - моложе - лет тридцати - тридцати пяти. Он был среднего роста и, можно сказать, здоровенный детина, даже щеголяющий своим здоровьем - в это время в мае еще бывают заморозки, а он лежит на земле и покуривает!
Докурив, он бросил окурок в огонь, посмотрел на нас, на своих спутников, и сказал:
- А ведь мы вас стрелять хотели, думали вы с электроудочкой.
"Человек с ружьем" зашевелился и что-то неодобрительно хмыкнул. Комаров пояснил, глядя в огонь:
- У нас на той стороне, в старице, сети стоят; если от нашего костра смотреть, в аккурат под вами, - он махнул рукой в сторону старицы, - какие-то гости недавно стали на нересте электроудочку ставить. Всю рыбу током побьют, сети проверят.
- А мы этого не любим, - подхватил лежащий на земле, - а в случае чего и...
- Да ну тебя, Славка! - отмахнулся "шахтер" и гости засмеялись.
- Ваш костер-то? - я кивнул в сторону деревни.
- Наш....Погаснет скоро...
Все посмотрели на деревню и замолчали. Снова стало слышно только Усту и треск костра. Все мы, похоже, боролись со сном и, как говорится, "на автопилоте" чуть улыбались и хлопали глазами.
Через некоторое время Славка встрепенулся и, поинтересовавшись, как нас зовут, пригласил к их костру.
- Да-да! Давайте-ка к нам, ушицы похлебаете, посидим вместе, чего вам тут? - поддержал его Комаров. Они оживились и все втроем стали приглашать нас к себе. Только Ваня сидел и подбрасывал ветки в огонь.
- Мы с Машей переглянулись. Идти или нет? Нам было хорошо и вдвоем, и не хотелось уходить от реки и тишины, от нашего костра под тальниками... Наверно, все это мы увидели друг в друге, но нас продолжали уговаривать, и мы согласились.
- Костер-то оставьте, сам погаснет, - сказал Комаров, - один песок тут.
- Донки не тронут - завтра заберете, - остановил меня Славка, когда я хотел свернуть снасти. Подумав, я согласился, и, кликнув Кида, мы тронулись в путь.
В прыгающем свете двух фонариков - "шахтерского" и нашего - порытвинам и ухабам мы повторили путь наших гостей в обратную сторону, и через десяток минут сами стали гостями.
Угасающий костер на гумне у Комаровского дома мужики быстро восстановили, подкинув какие-то полусгнившие доски. Славка, послав в дом Ивана - "шахтера" за хлебом и самогоном, вытащил откуда-то блюдо, почти таз, ухи-бульона и отдельно - отварных окуней и плотиц. Увидев, как колеблется Маша, берясь за ложку, добавил к приглашению:
- Если брезгуете, не сомневайтесь - зубы мы чистим.
Отпробовав ухи и рыбы пополам с дымом костра, мы присоединились к сидящим у костра. Иван и Славка разлили самогон и ждали только нас. Но, поблагодарив за уху и извинившись, мы, непьющие, отказались. С пониманием, что редкость в этих местах, Славка так прокомментировал наш отказ:
- Непьющие, староверы, вроде Борозды, - и залпом осушил стакан. Все последовали его примеру. Отдышавшись, они еще раз вспомнили Борозду, известного местного бездельника:
- Картошку-то, картошку! - под общий смех напомнил Славка.
- Осенью не выкопали, а теперь жена копает! - подхватил Комаров, - "Мне, говорит, до десятого мая нельзя, я - старовер!" - и снова его слова утонули в хохоте.
- И бороду не бреет до десятого мая - нельзя ему - борода у него, как увашей собаки, или вон у козы пичужкиной!
Понемногу смех утих и снова, даже отсюда, стало слышно Усту, как она где-то далеко бьется весенней массой воды, размывает верхушки берегов.
- Что, Ванька, шел бы ты спать, - попытался отправить мальчика домой Комаров, - в школу тебе завтра.
- Ну ее, школу-то!
- На охоту, что ли, с нами пойдешь? - усмехаясь и трепля его по голове, спросил лесник.
- Пойду!
Снова все замолчали и, улыбаясь какими-то одинаковыми улыбками, стали смотреть на огонь. Непонятно, идет время, или нет; - где-то гудит река; постреливает, согревая, огонь; сидят, глядя в огонь, три мужика, мальчик, молодая пара и собака - и через мгновение ничего не меняется и через минуту - минуту ли? И еще мгновение... и еще...
- А вот, давно хочу спросить, собака у вас какой породы? - ожил Иван, - не борзая?
- Помесь.
- Судя по бороде, от козы пичужкиной? - вновь помянул Славка знаменитое в деревне животное, и все заулыбались.
- Не... от Борозды... - и снова все засмеялись.
- Хороша, наверно, на охоте!
-Да ему бы за зайцем бегать, птицу поднимать... а он, небось, в квартире, в городе, живет.
- Живет... - вздохнул я. Кид уродился здоровой, не комнатной псиной, - не борзой он, не гончий - помесь овчарки с эрдельтерьером, - и, видя, что порода им не знакома, добавил: - летом его маму привезем, увидите - от нее борода-то. А насчет охоты - молодой он еще, да и боязливый какой-то от природы.
- Привыкнет. Ты дай нам его на охоту - не узнаешь потом.
- Вот и дело-то. Тяжело ему будет в городе.
- Да...
- Уж мы бы его обучили...
- А потом сожрали бы, как судья твой народный...
- Что за судья народный?
- Да дядя Славкин. Выбрали его судьей народным, а он зимой с голоду всех собак своих поел - вот где смех-то! Тоже Комаров...
Опять все замолчали. Мы с Машей сидели, пригревшись, и никуда уже не торопились - все равно все сроки уже прошли. И как было хорошо...
- Извините, пора нам, - переглянувшись, мы встали, - мы ненадолго приехали, огород завтра копать, вставать рано.
- Куда вы... сидите...
- Весной спать мало надо! Время такое...
- Вот мы на охоту завтра, а спать не ложимся!
- Сережа! Маша! - Послушайте! - Славка встал со скамейки, - вот я везде жил: и в городе, и в Санкт-Петербурге этом, в Семенове, здесь, в Красных Баках, - лучше этих мест ничего нету, особенно весной - и река, и рыба, птица, лес - чего хочешь. В городе что? Все бегут куда-то, сосед соседа не знает, душно от людей! Мимо меня сто человек пройдет, тысяча - зачем? Кто они? А здесь все на виду - какой ты человек. А природа, дух какой? Чуете - костер, река?! Тут не город! Тут на сеновале за три часа выспишься! А в лесу? - Хоть совсем не спи!
- Ладно, Славка... Ты это... ладно... - они молодые, у них дом там...
- Да что в дому-то? Что в дому? Они же никогда больше такого не увидят... - и вдруг успокоился, махнул рукой: - ладно, ребята, вы, это, идите, если надо...
Я сам не понимал себя сейчас. Мы уходили, и не понимали, зачем.
- Только вот еще, - снова остановил нас Славка, - вы непьющие, а мы по рыбацкому обычаю в уху водочки добавляем.
Мы с Машей засмеялись - ничего себе, вовремя вспомнил! Мы еще раз поблагодарили за уху и пригласили в гости к себе. Иван, который давно уже ходил без своей каски, проводил нас до калитки и, похоже, сам пошел спать.
В кромешной тьме - от фонарика никакого проку - мы выбрались из переулка -"Забегайки", где стоял дом Комарова на единственную в деревне улицу.
- Видишь что-нибудь? - спросил я Машу.
- Только небо.
Я посмотрел наверх. Даже с моим зрением были видны, казалось, все звездочки до единой. Это были не отдельные звезды в созвездиях, которые мы привыкли видеть в городе и на картах звездного неба, а настоящие золотые россыпи на черном, с синевой, небосводе.
- Хорошо.... А внизу даже тебя не видно.
- Ну, пойдем.
Через полчаса мы уже ложились спать. Сил не было, мысли путались. Не раздеваясь, мы легли и обнялись - дом был не протоплен, не высушен после зимы, и поневоле хотелось прижаться друг к другу. Вдруг вся ночь в мгновение пронеслась перед глазами, и я почувствовал, что, если бы не Маша, все было бы совсем не так, по-другому, хотя мы с ней мало говорили, почти не смотрели друг на друга. Еще что-то забрезжило в памяти, какое-то ощущение... запах тальника, которым у реки пропитано все. Почему-то захотелось сказать Маше: "Я люблю тебя!" Но вместо этого из ниоткуда возник Славка и сказал:
- Вы непьющие, а мы по рыбацкому обычаю в уху водочки добавляем.