Чернов Александр Владимирович : другие произведения.

Цикл

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

   Александр ЧЕРНОВ
  
  
  
   ***
  
   Гортанные слышу звуки,
   хлопки волосатых рук.
   Листают башибузуки
   тургеневский "Бежин луг".
  
   Чужая душа - потемки,
   но светится город Керчь.
   Моряк утащил у тетки
   учебник "Родная речь".
  
   Беспечные волны пляшут
   протяжные, как гудки,
   и с воплями: "Сам ты - Бяша!" -
   хватаются за грудки.
  
   А месяц кривой и узкий
   оскален беззубым ртом.
   Челночный паром стамбульский
   не вырубишь топором.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   АРМЕНИЯ
  
   Оставь у подножия дрожь и усталость,
   пускай запинается грамотный чтец.
   Сквозь страх слово "страсть"
   произносится "старость",
   но мы не меняем коней на овец.
   Простор поражен, будто выстрел ружья,
   но возраст людей измеряют веками.
   И, словно шаля, допотопные камни
   легко поднимает мизинец ручья.
   Из тьмы непроглядной подземного лаза
   взойдя по корявым извивам лозы,
   сияет в зрачке виноградного глаза
   одухотворенное пламя слезы.
   Как будто средь ясного полудня кто-то
   нездешний, по внешнему облику - гость,
   свечные огарки выносит из грота
   и лепит руками нелепую гроздь.
   Не каждому встречному это под силу -
   перстом безымянным на Млечном пути
   над каждым ребенком зажечь по светилу:
   - Свети!
   Здесь так очевидна в душе и во взоре
   овчина лугов и вершин седина,
   бушует ошуюю Черное море,
   каспийская бьет одесную волна.
   Вдруг эхо такой стариной отзовется,
   когда, заряжаясь от сабель кривых,
   в магнитных подковах Месропа Маштоца
   почувствовал силу армянский язык.
   Прописаны буквы, как звенья кольчуги,
   замесом чернил на крови и золе...
   Чело положив на усталые руки,
   неведомый мастер сидит на скале.
   вернее, в скале, и "Мыслитель" Родена,
   веками сокрытый в глухом валуне,
   с чуть слышным акцентом поет вдохновенно:
   - Кавказ подо мною. Один в вышине...
  
  
  
  
  
  
   МАРЬЯ-ЛЕНА
  
   Скукожена в лунку лапландская миля.
   Рыбацкая финка царапает имя
   на вяленой рыбине. Тусклый фонарь
   видать на просвет через тулово сельди,
   как если на солнце смотреть сквозь янтарь,
   как если на месяц смотреть через сети.
  
   Рыбацкая финка царапает имя.
   прочесть невозможно глазами сухими,
   на страшном жаргоне нельзя не кричать.
   Табачные искры. Кристаллики соли.
   Привычная трубка. Ножа рукоять.
   И мертвая рыба рыдает от боли.
  
   Но букву за буквой, безмолвно и твердо,
   как будто ледник нарезает фиорды,
   язык прикусив и смахнув чешую,
   усилием воли, проворностью стали
   рыбак продолжает работу свою.
   И радость нельзя отличить от печали.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ***
  
   Как губят петуха,
   от крика просыпаясь,
   хозяин впопыхах
   зарезал попугая.
   Упорно дергал шнур,
   хрипел отрывки арий -
   обиделся на тварь и
   по горлу полоснул.
   Чтоб откликался в масть
   дуэтом без уверток.
   Молчанье - это казнь
   и птичка в Книге Мертвых.
   Заткнись, пернатый друг
   без головы и пуха,
   ощипанный испуг
   застрял в копилке уха.
   Небесный звукоряд
   и азбука подземки
   артачатся, фонят,
   вибрируют от стенки.
   В котле глухонемом
   разделанная тушка
   о будущем
   нутром
   орет на всю катушку.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ***
   Маше
  
   Мы накроем стол под густым орехом,
   под инжиром и алычой.
   Заряжусь твоим изумрудным смехом,
   положу ладонь на плечо.
   Из волос легко извлеку расческу
   и без музыки заведусь.
   А тебе к лицу летний дождь в полоску,
   двум арбузикам средь медуз.
   Но, когда умолкнет, вздыхая тяжко,
   двор загадочный, как этруск,
   я приставлю к уху пустую чашку:
   - Расскажи о море, моллюск.
   Там, в дыре озоновой в атмосфере -
   и павлиний глаз и пыльца,
   и на зыбком зеркале, и на зебре
   отпечатки пальцев Творца.
   Шаровая молния лопнет рядом,
   словно электрический скат,
   а "Мускат" окажется виноградом,
   или скрипочкой - музыкант.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ***
  
   До сих пор не следую ни сколько
   гороскопной магии числа.
   Над могилой Дира и Аскольда -
   униатской церкви купола.
  
   В долгом ожидании ремонта
   помер краеведческий музей,
   кончилась подземная дремота
   киевских доверчивых князей.
  
   Новую сусальную солому
   шевелят небесные пески -
   значит, не отпели по канону,
   не похоронили по-людски...
  
   Может быть, ошибка или промах,
   адекватный прихотям весны:
   на отшибе неба и на кронах
   ветошь раскаленной белизны.
  
   Из нее какой-то сучий потрох,
   водки выпив целое ведро,
   тоже не по чину выбрал погреб
   и на рельсы бросился в метро.
  
   Но колеса даже не задели
   клочья запылавшего тряпья,
   выполз недоносок из купели
   вроде альбиноса воробья.
  
   На глазах людей и рыбы редкой,
   обитавшей в пропасти Днепра,
   в город возвращались души предков,
   мухи улетали нагора.
  
   Тлели шкуры саблезубых тигров,
   рысью искры сыпались на дно...
   Все равно, я не увижу титров,
   если жизнь прокрутят, как кино.
  
  
  
  
   ***
  
   "Словарь хазарский" вышел давеча,
   и в забегаловке "Визит"
   пропойцы так читали Павича,
   что плакал с Косточки бандит.
  
   В котлах размешивая специи,
   монахи с криком: "Охолонь!"
   на злые лысины турецкие
   сливали греческий огонь.
  
   Чалмой клубился янычар,
   живым костром коня и всадника,
   и говорящий дым рычал,
   в пивной размахивая сабелькой.
  
   Гасила водка из картофеля
   осады горечь и ущерб.
   Когда-то мы учили Гоголя,
   но Колька Гоголь не был серб.
  
   Зато любой, без исключения,
   из местных пьяниц и сачков
   мог по нужде без принуждения
   в Европу прорубить очко.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"