О том, что народ наш пьёт часто и много, Александр знал ещё с детства и, подобно многим своим сверстникам, чьё отрочество пришлось на "лихие 90-е" и, которые после распада "великой державы" имели возможность лицезреть более тяжкие социальные пороки, нежели простой алкоголизм, считал "закладывание за воротник" относительно безобидным способом расслабления. Во всяком случае, на заре своей врачебной карьеры он уже предвидел, что по роду деятельности и, в особенности, благодаря избранной специальности реаниматолога, ему регулярно придётся сталкиваться с фактами злоупотребления алкогольными напитками. Ещё будучи практикантом, он с любопытством просматривал статистические данные о структуре реанимационных больных и цифра 8% в графе "острая алкогольная интоксикация" показалась ему весьма приемлемым показателем, объективно указывающим на число "перебарщивающих" в рвении развернуть свою широкую славянскую душу. Летальность, то бишь число отошедших в мир иной, среди жертв "зелёного змия" была на удивление низкой - менее 10% от общего числа госпитализированных алкашиков, что ещё более убедило Александра в относительной безопасности "культурного пития" и в истинности общеизвестной поговорки "губит людей не водка...".
Однако, уже в течении первых месяцев самостоятельной врачебной практики он имел возможность убедиться в весьма сомнительной достоверности заученных показателей. Относительно небольшой процент "назюзюкавшихся" в общей массе реанимационных больных, как оказалось, указывал лишь на пациентов, у которых отравление спиртсодержащими напитками стояло основным диагнозом. На практике же, фактически каждый третий из поступающих в реанимационное отделение пациентов был с повышенным содержанием алкоголя в биологических жидкостях организма. Отравление же ставилось сопутствующим диагнозом или, нередко, вовсе не упоминалось, ввиду наличия у больного иных, более тяжких, патологий. В расчёте летальности среди "перебравших" также имелись свои подводные камни. Дело в том, что при поступлении индивидуума в состоянии тяжелой алкогольной или наркотической интоксикации и при отсутствии у него явных признаков опасных для жизни болячек, дежурными реаниматологами делалось всё возможное для того, чтобы оперативно "откапать" данного пациента в стенах приёмника и, не поднимая его в реанимационный отсек, побыстрее избавиться от едва начавшей варнякать биологической массы путём сплавления её в другие, как правило, терапевтические, отделения по месту жительства. Среди тех, кому, ввиду наличия тяжелых расстройств, все же "посчастливилось" быть оформленными в реанимацию, реальная смертность составляла по крайней мере 20%-25%. В большинстве случаев больные данной категории уходили в мир иной в первые же часы после госпитализации, не будучи ещё в полной мере обследованными. Поэтому во избежание расхождения клинического, то бишь лечебного, и патологоанатомического, то бишь поставленного при вскрытии трупа, диагнозов безвременно почившему бедолаге в графе "заключительный клинический" пропечатывалось тавро: "Кома неясной этиологии". И мёртвому не обидно, и живым не досадно.
Пили все. Наибольший процент в массе "перебравших" традиционно составлял "сильный пол" в возрасте 25-45 лет, относящийся в большинстве своем к безработной или занятой на неквалифицированном физическом труде части электората. Реже попадались более зрелые в возрастном отношении субъекты.
Исаак Данилович любил вспоминать в качестве примера медицинской казуистики случай десятилетней давности, когда он поздним вечером был вызван в приемник к древней старушке. По свидетельству родственников она в честь своего 90(!) летия почти без закуски выхлебала литр водки. Факт приема алкоголя больная подтверждала, но признаков тяжелой алкогольной интоксикации у неё не было и в помине. Бабка сохраняла полную ориентацию во времени и в пространстве, наизусть помнила свои паспортные данные, которые, по словам немолодой внучки, и на трезвую голову не могла вспомнить. Более того, она чётко оценивала происходящее и безропотно подчинялась всем требованиям медперсонала. Лежала смирно, позволила установить себе внутривенный катетер, взять кровь на содержание алкоголя. Лишь когда встал вопрос об обязательном в таких случаях промывании желудка, "божий одуванчик" проявила недовольство. Ощутив в своём беззубом рту толстый резиновый зонд, она оттолкнула медсестру, выдернула чужеродный предмет и осыпала присутствующих таким богатым набором смачных ругательств, что многим ханыжкам, не употреблявшим матюков выше двухэтажных, свело бы скулы от зависти.
- Я у мужа отродясь в рот не брала, а вы мне на старости лет эту змеюку впихнуть хотите. Не подходи, а то укушу.- Честно предупредила она медсестру.
Спокойно усевшись на каталке, ровесница революции смачно сплюнула. Потянувшись, бабуля вознамерилась спрыгнуть на пол, но, оценив полуметровую высоту между ступнями своих коротких ног и бетонным покрытием, осмотрелась в поисках поддержки:
- Ну, что стоишь!? Помоги даме!- пристыдила она Эндашева, единственного мужчину в приемнике.- Интельгент называется!
Против столь веских аргументов Исааку Даниловичу возразить было нечего. И хотя обещанный укус, вследствие полного отсутствия зубов у престарелой хищницы, вряд ли мог нанести серьёзные повреждения жертве, он, учитывая стабильное состояние пациентки, решил не рисковать. Заставив бабку проглотить солидную порцию адсорбентов и введя ей львиные дозы глюкозы и витаминов, Эндашев отправил юбиляршу в терапевтическое отделение. Он был убежден, что количество спиртного, употребленного старушкой, сильно преувеличено очевидцами. И лишь наутро, когда из лаборатории был получен окончательный результат анализа крови старой шалуньи, он, увидев в графе "алкоголь" цифру 3 промиля, что соответствовало двойной смертельной дозе, в очередной раз убедился в истинности утверждения: "Медицина - наука неточная". Кинувшись звонить в терапию, он узнал, что героиня вечера наотрез отказалась ложиться в стационар, мотивируя это тем, что в больницах "клопы кусачие", и, подписав отказную форму, была увезена роднёй в неизвестном направлении. Скорее всего, на продолжение устроенного в её честь фуршета.
Впрочем, ни для кого из практикующих врачей не было новостью, что "старая школа" часто оказывалась гораздо живучей своих потомков. 50-ти, 60-ти и даже 70-ти летние выпивохи-отравленцы при прочих равных условиях выживали едва ли не чаще и выписывались из стационара гораздо быстрее своих хилых 30-ти и 40-летних преемников.
Нередко молодцеватый сталевар с косой саженью в плечах и без сопутствующей патологии, поступив с 1 промилем алкоголя в крови, залегал в реанимацию на 3-4 суток, медленно приходя в сознание, выкидывая коники в виде судорожных приступов, коллапса или синдрома отмены, в простонародье именуемом "белой горячкой". В то же время потрепанный жизнью тщедушный старичок с 1,5 промилями выздоравливал за ночь и наутро бодро требовал выписки.
За последнее десятилетие процент представительниц прекрасной половины человечества в классе реанимируемых пропойц неуклонно возрастал, достигнув примерно 1/5 в данной категории пациентов. Принцип "водке все возрасты покорны" работал и здесь. Упившиеся до потери пульса старшеклассницы, бывшие живыми (пока ещё!) свидетельствами нерушимости традиций исконно пестуемого умения (или неумения) пить, чередовались с алкашками бальзаковского или "снова ягодкиного" возраста, разбавляемыми, в свою очередь, гражданками постарше, демонстрирующими наличие пороха гульбы в пороховницах расслабления.
Справедливости ради заметим, что ярлык "слабого пола", навешенный женщинам неизвестно кем и когда (вероятно, с подачи самих коварных интриганок, жаждущих льгот на правах "слабых") - в больничных стенах зачастую абсолютно не соответствовал действительности. При одинаковых патологиях женщины выживали чаще, выздоравливали быстрее. Послеоперационные, инфекционные и иные осложнения у них возникали заметно реже и протекали гораздо легче, чем у мужчин.
Почти хрестоматийным стал случай трёхлетней давности, происшедший на дежурстве Александра и Виктора. Около 19:00 Темнов на правах дежурного анестезиолога был вызван в операционную хирургического отделения, где на столах уже дожидалась своей участи пожилая пара из пригорода. У обоих диагностировали проникающие ножевые ранения брюшных полостей, у старика - в левом подреберье, у его спутницы - в правом. Кроме того, у старушки наличествовало ранение грудной клетки в области сердца. Супруги были в состоянии умеренного подпития, однако вполне связно живописали обстоятельства происшедшего. Нынешним вечером они праздновали окончание кладки новой печи. Третьим собутыльником выступал собственно "печник", впоследствии оказавшийся заурядным бомжем. Слово за слово, и после энной порции самогона хозяин не сошелся с гостем во взглядах на нынешнюю политическую ситуацию. Погорячившись, дед отказался платить "мастеру" за работу. Результат доктора воочию могли наблюдать перед собой. Учитывая более тяжкий характер предполагавшихся повреждений и нарастающие явления сердечнососудистой недостаточности, было принято решение начинать операцию у бабки, а деда перевести на ИВЛ и обезболить до приезда дополнительной хирургической бригады. Повреждения у старушки оказались нешуточными - ранение печени с массивным кровотечением, повреждение левого лёгкого и сердечной сумки. Старик, операция у которого началась двадцатью минутами позже "отделался" разрывом селезенки и касательным ранением стенки кишечника. Алкоголь крови у обоих был на уровне 0,5 промилей - средний по международным стандартам и весьма низкий по отечественным меркам. Лечение супруги получали "средне-паршивое", состоявшее из больничных медикаментов, так как родня ничего не покупала, а с преступника взыскивать было нечего. И вот когда на изрезанной обескровленной бабуле уже готовы были поставить крест, она вдруг пошла на поправку. А её спутник, повреждения которого были вполне совместимыми с жизнью, тихо почил от перитонита на четвертые сутки после операции. Вот и считай после этого мужчин крепышами.