Менеджер Виктор Бессчастных был неудачником. Коллеги за неумение строить карьеру и патологическую боязнь выделиться называли его 'рожденным ползать'. За глаза, конечно. Он появлялся на работе в неизменном костюме цвета мокрого асфальта и сутулился при ходьбе, как будто постоянно ожидал окрика. Внешность у него была самая обыкновенная: средний рост, худощавое телосложение, приятное, но словно погасшее, а оттого незапоминающееся, лицо.
К девяти утра он приезжал в офис, и до шести вечера его жизнь текла по привычному и давно опостылевшему руслу. Потом он возвращался домой, купив по пути какое-нибудь готовое блюдо, которое можно было быстро разогреть в микроволновке. Выходные он почти безвылазно проводил в своей квартире за чтением книг или просмотром взятых в прокате дисков. Изредка ходил в кино или выбирался на природу с приятелем. Семью он так и не создал, но иногда встречался с одной замотанной проблемами и детьми вдовой, замуж которую не звал.
Жизнь будто спешила мимо него, а сияющие горизонты, грезившиеся в юности, давно потухли. Впервые Виктор почувствовал это на встрече одноклассников год назад, когда многих из своих давних знакомых увидел состоявшимися и уважаемыми людьми. И далеко не все, кто добился успеха, раньше блистали умом или способностями.
Пашка Берестов, бывший второгодник и прогульщик, подъехал к школе на новеньком 'мерседесе', и оттуда выпорхнула его жена - женщина со скучающим лицом и фигурой фотомодели. Юра Федотов, с которым Виктор когда-то сидел за одной партой, стал отличным хирургом, к которому мечтали попасть больные. Он выглядел немного усталым (на встречу пришел после тяжелой операции), но в то же время излучал уверенность и смотрел на окружающих с легким оттенком превосходства человека, который ежедневно держит в своих руках жизнь и смерть. Спортсмен Лешка Сытин стал известным тренером по вольной борьбе. Гордость их выпуска, отличник Марк Шейнберг, который играл на скрипке и писал трогательные стихи, теперь отрастил 'чеховскую' бородку, преподавал высшую математику в университете и недавно защитил докторскую диссертацию.
Когда Виктора стали расспрашивать о том, где работает, он ответил, что менеджером в крупной торговой компании. Это прозвучало солидно и вызвало одобрительные улыбки. Он постеснялся объяснять, что таких менеджеров в их фирме пруд пруди.
Вечером, вернувшись домой, он вспоминал одноклассников и чувствовал острую зависть к ним. В сравнении с чужими успехами его собственные показались жалкими и не стоящими внимания. И тогда с пугающей ясностью осознал, что в свои тридцать шесть он - неудачник.
Виктор помнил об этом, когда в офисе появилась новая сотрудница с редким именем Изабелла, в которую он влюбился, как мальчишка. Сталкиваясь с этой надменной красавицей, он краснел и нес чепуху, не смея подступиться, а она, разумеется, не удостаивала его своим вниманием.
Он злился на себя за свою робость, за то, что не стал таким, как Берестов или Шейнберг, за то, что не умел флиртовать с женщинами, добиваться повышения по работе. Он был добросовестным трудягой, честным и исполнительным. Но и только. Все-таки правду говорят, что честный человек - это еще не профессия.
Последние полгода Виктор все чаще стал страдать от бессонницы. Полночи он бодрствовал, а на следующий день появлялся в конторе с покрасневшими глазами.
'Пьет', - решили коллеги.
Он решил проконсультироваться у врача. Тот прописал покой, отсутствие нервных нагрузок, травяные отвары и витамины. Выйдя из поликлиники, Виктор первым делом отправил в урну рецепт, потом зашел в ближайшую аптеку и попросил дать ему 'какое-нибудь лекарство от бессонницы'.
- Семьдесят пять рублей, - произнесла фармацевт, смерив неприязненным взглядом его одутловатое лицо с мешками под глазами.
Он протянул сотенную купюру, получил сдачу и белую пластмассовую баночку, на которой было написано: 'Чудесный сон'. Дома вытряхнул на ладонь несколько пилюль ярко-красного цвета; всего же в баночке их было тридцать.
В одиннадцатом часу вечера он принял купленное лекарство, почти не надеясь на то, что оно ему поможет. Но уже минут через пятнадцать почувствовал сильную усталость; его глаза начали слипаться. Опустив голову на подушку и зевнув, Виктор задремал.
Он соскочил с коня, поручив Гнедка заботам мальчишки-грума. Попавшийся навстречу слуга, низко поклонившись, сказал, что госпожа в садовой беседке. Виктор быстрыми шагами пошел по тропинке. Поднявшийся промозглый ветер трепал его белоснежный плащ с вышитыми на груди и спине черными крестами.
Впереди мелькнул неясный силуэт.
Изабелла.
Красивая молодая женщина метнулась к нему. Он обхватил ее руками, целуя запрокинутое лицо, глаза, губы, щеки. Она жадно отвечала ему, и Виктор видел, как на ее длинных ресницах дрожит влага.
- Значит, это правда? - с тоской в голосе спросила она. - Будет война?
Он ничего не ответил, ведь женщина перед ним все понимала и сама. Он - один из избранных Богом людей, перед которыми стоит великая миссия - отвоевать у язычников Гроб Господень. А это значит, что балы, пирушки и безмятежность дней, проведенных в кругу семьи, должны уступить тяготам долгого, полного лишений и смертельной опасности похода.
- Я обещаю, что вернусь к тебе и нашему сыну, - его сильная огрубевшая рука бережно легла на округлившийся живот Изабеллы. - Жена всхлипнула и прижалась к его груди. - Береги ребенка.
- Когда вы выступаете?
- Сегодня.
- Что?!
- Мне пора идти, любимая.
- Нет! Я тебя не отпущу! - Изабелла заплакала навзрыд.
Он крепко поцеловал ее, пытаясь запомнить солоноватый вкус ее губ и молочный запах нежной кожи, а потом с силой оторвал женщину от себя.
Этим же вечером войско, возглавляемое королем, выступило в далекий поход.
Виктор проснулся за минуту до звонка будильника и лежал, уставившись в потолок и счастливо улыбаясь. Ай да лекарство! Приснившийся ему сон размыл границы реальности. Это он был тем храбрым крестоносцем, а Изабелла - его возлюбленной. Это он обнимал ее, а она носила в себе его ребенка. Сына. Виктор мог бы до мельчайших деталей пересказать увиденное, вспомнить все запахи, которые ощущал, как и горечь во рту при расставании с возлюбленной.
Ему даже показалось, что это было никакое не сновидение, а подлинная жизнь, которая шла словно бы в параллельном измерении.
Днем, находясь в конторе, он мечтал, чтобы поскорее настала ночь, и можно было бы снова принять пилюлю и погрузиться в состояние волшебного забытья. С его губ не сходила мечтательная улыбка, заставлявшая коллег спрашивать, хорошо ли он себя чувствует.
И надежды на удивительные свойства снотворного целиком оправдались.
Следующей ночью он увидел себя знаменитым писателем, получающим самую престижную - Нобелевскую - премию за роман, который, по выражению журналистов, 'произвел переворот в умах современников'. Виктор в безукоризненном фраке был аристократически спокоен, принимая знаки внимания и похвалы с достоинством и сдержанностью.
А дальше понеслось....
Настоящая жизнь Виктора теперь проходила только ночью. Все крохи честолюбия и тщеславия, прежде дремавшие в нем, очнулись. Разинув голодные рты, они требовали пищи.
Пилюли делали его космонавтом и путешественником, ковбоем на Диком Западе и разбогатевшим золотоискателем, альпинистом, покорившим Эверест, и ученым, который первым спустился на дно Марианской впадины. Он путешествовал во времени и пространстве, переносясь из одной эпохи и страны в другую. Примеряя судьбу за судьбой, он чувствовал себя самым счастливым и удачливым человеком на свете.
Это он спасал людей, будучи гениальным хирургом. Став королем, мудро руководил подданными, даровав им процветание, мир и свет просвещения. Он был воином и полководцем, негоциантом, охотником, министром.
Там, в своем мире, он сделался сильным, отважным, благородным и всемогущим.
Забытье продолжалось двадцать девять дней - по числу оказавшихся в пластмассовой бутылочке пилюль.
Когда снотворное закончилось, он понесся в аптеку, рассчитывая купить побольше 'Чудесного сна'.
Но его караулил неожиданный удар.
Фармацевт, полноватая девушка в очках, переспросила название пилюль и удивленно вскинула глаза.
- Простите, но их уже лет десять как не выпускают.
- Не может быть! - Виктору захотелось выкрикнуть, что она лжет, а потом ехидно поинтересоваться, как, по ее мнению, он мог месяц назад купить такое снадобье в этой же самой аптеке.
- Насколько я помню, было выявлено много противопоказаний к применению данного препарата, - произнесла аптекарша учительским тоном и поправила очки. - Он вызывал стойкую зависимость и крайне неблагоприятно сказывался на работе сердца.
- Вы уверены? Эти пилюли так помогали мне от бессонницы, - прошептал Виктор, разглядывая лежащие за стеклом разноцветные упаковки лекарств.
- Я могу порекомендовать другие эффективные средства. Вот, например, - в руке девушки появился пузырек с какой-то темной жидкостью, - прекрасно успокаивает нервную систему, нормализует сон и содержит безопасные растительные компоненты.
- Спасибо. Не нужно. - Он отрицательно покачал головой и на виду у неодобрительно взирающей на него очереди, успевшей выстроиться к окошку кассы, пошел к двери.
Потерянный, он вернулся домой. Не раздеваясь, прошел в комнату. Его взгляд упал на ковер...
И - о чудо! Он увидел пилюлю у ножки дивана.
Последнюю, тридцатую.
Ликуя, поднял.
Красный шарик лежал у него на ладони и таил в себе пропуск в тот мир, где Виктор жил весь прошлый месяц и был счастлив. Туда, где он ощущал себя окрыленным, способным подняться над суетой и серостью собственной жизни.
Раз это последняя пилюля, значит, сегодня все будет по-особенному, подумал он. Это будет настоящий ритуал. Он закатит своим маленьким красным друзьям пышные проводы, а потом еще раз насладится иллюзиями, которые они способны подарить.
За вечер он привел в порядок свою холостяцкую квартиру, сгонял в ближайший магазин, где оставил почти всю зарплату, без сожаления потратившись на пятизвездочный коньяк и дорогие закуски. Его охватило предвкушение запретного, но всей душой желаемого удовольствия.
Виктор застелил диван чистым бельем, побрился и принял ванну, словно готовился к свиданию с любимой женщиной. Наконец, расслабленный алкоголем и умиротворенный, он проглотил снотворное. В этот раз оно подействовало гораздо быстрее, чем раньше. Веки отяжелели, и мир взорвался, увлекая за собой в разноцветный водоворот.
В углу пискнула крыса, и Виктор, ушедший в свои мысли, вздрогнул.
Этой ночью он не сомкнул глаз. Лежал на грязной постели и вспоминал свою прошлую жизнь, родителей, боевых товарищей, с которыми боролся против угнетателей, поработивших страну. Не было ни страха, ни напрасных сожалений. Он упивался последними отпущенными ему часами, ощущая бег времени каждой клеткой своего существа. Его сердце билось на удивление ровно.
Когда ночная мгла немного рассеялась, и стал виден прямоугольник зарешеченного оконца под потолком, он понял, что ему пора.
Надел принесенную надзирателем чистую белую рубашку. Пригладил ладонью темные, отросшие за последние месяцы волосы, в которых тонкими серебристыми полосами поблескивали седые пряди.
Заскрипела дверь камеры.
В сопровождении конвоя он вышел на широкий тюремный двор, где уже ждали, поеживаясь от прохлады, священник и врач.
Солнце пока не взошло, но небо уже прояснилось, и рваные края облаков стали пепельно-розовыми. Стояла абсолютная тишина, какая бывает только перед рассветом.
С его рук сняли кандалы, и он с наслаждением растер саднящие запястья.
Высокий хмурый капитан зачитал ему приговор и спросил, есть ли у осужденного последнее желание. Виктор попросил покурить. Тот молча кивнул. Один из солдат, повинуясь приказу командира, протянул дешевую папиросу и чиркнул спичкой, прикрыв огонек ладонью.
Табак был скверный, с сильным полынным привкусом, но Виктор выкурил папиросу в несколько жадных затяжек, блаженно закрыв глаза. Потом с непонятной ухмылкой бросил окурок и раздавил его башмаком.
Священник монотонным голосом невыспавшегося человека прочел короткую молитву и перекрестил узника. На безбородом лице пастыря промелькнула и исчезла тень сочувствия. Врач, которому через несколько минут предстояло официально засвидетельствовать смерть осужденного, держал в руках саквояж из грубой кожи. Когда Виктор встретился с ним взглядом, тот поджал губы и поспешно отвел глаза, словно его уличили в чем-то непристойном.
Путь до стены Виктор преодолел за одиннадцать шагов. Под подошвами хрустнула сухая веточка, занесенная ветром на вымощенный булыжником двор. Он медленно повернулся к взводу солдат, задев лопатками шершавую кирпичную кладку.
В груди слева полыхнуло огнем. Его глаза расширились, и он откинул голову назад, отчего вся его фигура теперь являла собой дерзкий вызов. Воздух вдруг сгустился и стал вязким, как кисель, застряв в горле подавленным криком. Виктор почувствовал, что больше не может сделать ни единого вдоха. Его сковал страх.
И в этот момент ослепительный край солнца показался из-за облаков, отбросив золотистые блики на пенсне доктора и ружейные стволы.
Поднятая рука командовавшего расстрелом капитана резко упала вниз, и рассветную тишину разорвал оглушительный залп.