Как не надо воспитывать девочек - Глава 6
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
6-я глава. Дописана, 27 мая, 02:40.
|
6 глава
Сентябрь 2003 г.
Я сидела на качелях, едва касаясь ногами земли, и перекатывала за щекой клубнично-сливочный чупа-чупс. К этой дурной привычке меня пристрастила Кристина, в сумочке которой можно было найти сладости на любой вкус. Сама я чупа-чупсы не покупала, но всякий раз, когда мне их предлагала Кристина, отказаться не могла. Это было сильнее меня.
Вот и сейчас, забежав к ней в кабинет, я не устояла перед соблазном и взяла предложенную конфету, после чего мышкой выскользнула во двор от греха подальше. Крис же осталась в душном помещении, вынужденная разбирать бумаги перед приходом Сашки. Тот еще с утра уехал за сестрой в аэропорт, но с багажом вышли какие-то проблемы, и ребята немного задерживались. Я хотела было провести время с пользой и потанцевать в зале, но тот уже был занят ребятами из какой-то новой ультрамодной группы, с которыми Сашка на днях договорился о сотрудничестве. В обмен на возможность использовать наш хореографический зал они согласились участвовать в развлекательной программе клуба. Посмотреть на их тренировки мне не удалось, поскольку двери были закрыты, но зажигательная музыка обещала, что новый сезон будет горячим.
Сидеть в клубе без дела в ожидании Лизки мне не хотелось, поэтому я решила прогуляться до ближайшей детской площадки и насладиться последними теплыми деньками. В отличие от Лизки, которая последние три недели отдыхала на пляжах солнечной Италии, я всё лето провела в N-ске. Отказаться от совместного путешествия в Европу, уже ставшего для нас двоих традиционным, меня заставила обязательная практика, которую я решила пройти в своей бывшей школе. Дабы не отрабатывать ее во время учебы, я договорилась со Светланой Петровной об альтернативном варианте и заняла должность школьного секретаря на время летних отпусков. Работа была непыльная, в чем-то даже полезная, а планы уроков и внешкольных мероприятий я могла написать и дома.
Теперь же, после окончания практики, я начала ощущать острую нехватку отдыха. Разом навалилась усталость и какая-то апатия. Я едва находила в себе силы, чтобы дойти до туалета и холодильника, после чего снова возвращалась в кровать, чтобы поспать или почитать очередную книжку. Надежда на полноценное бабье лето, которое в наших широтах было довольно редким гостем, тоже не оправдала себя. По крайней мере назвать таковым пару-тройку солнечных дней можно было с большой натяжкой.
Поэтому я с нетерпением ждала возвращения Лизки - единственного человека, способного дать мне волшебного пенделя, потому что хандрить на самом деле было некогда. Сашка вместе со своим лучшим другом, который вот-вот должен был вернуться из Италии, затеял в клубе ремонт, первый со дня открытия. Ребята решили инвестировать значительные средства в "модернизацию" и "ребрендинг" заведения. Так они это называли. Лизка же была категорически не согласна с некоторыми моментами этих наполеоновских планов, о чем и захотела сообщить Веселову лично, совместив приятное с полезным в "Бэль-Паэзе". Почему именно Веселову? Возможно, потому, что главным идейным вдохновителем сего действа выступал именно он. В их распри я не лезла, но пристально следила за переменами в настроении подруги, искренне надеясь, что все разногласия с Веселовым будут вскоре решены.
Несмотря на то, что прошло уже четыре года, этот самый Веселов по-прежнему оставался для меня загадкой. Когда он приезжал в Энск в августе на неделю-две, мы с Лизкой отсутствовали. Бывало, Сашка мотался к другу на несколько дней. Но чаще всего они переписывались в аське или их соединяла по телефону Крис. Сама я не видела его ни разу. Ни вживую, ни на фотографиях. Ту детскую, черно-белую, где Сашка с Веселовым стоят в песочнице, я в расчет не беру. Однако самым невероятным было другое: я до сих пор не знала его имени. Для всех - от Кристины до Шефа - он всегда был Веселовым. Поэтому задать вопрос "А как его на самом деле зовут?" я банально стеснялась.
О том, как я буду решать проблему с обращением ко второму начальнику, я пока не думала, решив не бежать впереди паровоза. А пока что мои мысли плавно перетекали от дипломной работы, которую я начала писать в прошлом году, к Лизке и новым танцевальным номерам для клуба.
- Угадай кто! - чьи-то прохладные и тонкие пальцы закрыли мне глаза.
- Судя по доносящемуся до меня аромату кофе, моя крестная фея, не иначе.
Кристинка фыркнула мне в затылок и протянула пластиковый стакан с закрытым наглухо напитком.
- Уволь, но на фею я не тяну.
Девушка села на качели рядом со мной, и я мысленно перенеслась назад в прошлое. Три года тому назад мы так же сидели здесь в ожидании Лизки, коротая время за болтовней.
- Знаешь, никогда бы не подумала, что ты такая... - неохотно призналась я ей тогда.
- Какая? - переспросила Кристинка, смотря на меня с детским любопытством.
- Ну, живая что ли, - уклончиво объяснила я.
- "То есть не ряженая и крашеная кукла с ногами от ушей" ты хотела сказать?
Я удивленно уставилась на подругу, а та лишь рассмеялась в ответ и беззаботно заболтала ногами в воздухе, словно ребенок. После такого определения мои собственные слова показались мне верхом дипломатичности и такта.
- Что уж, Наташ. Называй вещи своими именами, - предложила Крис, а ее голос резко стал серьезным. - Знаешь, я ведь раньше работала в таких местах, где начальство... как бы тебе сказать, не было воплощением добродетели. Поэтому и вела себя сперва...
- Подожди! - прервала я ее объяснения. - Приставали что ли?
Кристина промолчала, но сделала это так красноречиво, что я почувствовала себя круглой дурой.
- А Сашка? - осторожно спросила я. - Он не пристает?
Тут уж оторопела подруга.
- Сашка? Берестов что ль? - переспросила она, а я нетерпеливо сжала губы, не понимая, зачем уточнять такую деталь. Ведь всё и так ясно. - Нет, ты что! - замахала руками Крис и тут же как-то сникла. - Хотя знаешь, я была бы совсем не против.
Не против? Меня как обухом по голове ударили. Я затруднялась сказать, что потрясло меня больше - то,что Крис неравнодушна к Сашке, или то, что она вот так, просто поделилась со мной этим секретом. И то, и другое требовало от меня какой-то линии поведения, реакции в конце концов. А я... я молчала в растерянности.
И вот прошло три года, а я всё так же молча выслушивала сводки с фронта завоевания Кристинкой собственного босса. Значимых результатов она так и не добилась несмотря на все возможные ухищрения и тактические приемы - от головокружительных шпилек и роскошного декольте до абсолютной поддержки всех Сашкиных начинаний.
- Знаешь, - обреченно заявила девушка, прочитав очередное SMS от Сашки, - я подумываю об уходе из клуба. Может, если я найду другую работу и сменю телефон, это наваждение пройдет? - она с надеждой взглянула на меня, а я не осмелилась развеять ее иллюзии. Даже при моем нулевом романтическом опыте было очевидно, что убежать можно от кого угодно, но только не от самой себя. Правда, озвучить эту мысль Кристине я так и не решилась. - Вот скажи, - продолжала тем временем она, - что со мной не так? - девушка поднялась с качелей и встала передо мной, всем своим видом демонстрируя отчаянную решимость. Я глотнула кофе, не отрывая глаз от подруги. Та слегка дрожала, нервно кутаясь в пуховую шаль, накинутую поверх элегантного трикотажного платья. Такой хрупкой и беззащитной я ее ни разу не видела. - За каких-то четыре года моя самооценка упала ниже плинтуса. И вроде не уродина, не дура. С высшим образованием. Характер тоже неплохой. Готовлю хорошо. Так почему он меня не видит? Не замечает? - вопрошала Крис, скорее, риторически. - И ведь не по мальчикам же! - на этих словах подруги я поперхнулась кофе, но Крис не заметила моей реакции. Она присела на корточки в двух шагах от меня и обхватила голову руками. - Любовницы у него есть. И не одна. Маша, Ольга, Катерина... даже какая-то Мила. Их голоса по телефону... Наташ, я слышу их даже ночью. Они всегда меняются. Каждый месяц звонит кто-то новый, но почему-то от этого мне совсем не легче. Совсем не...
Крис так и не договорила, а я глупо замерла с этим чертовым стаканом в руках, не зная куда его деть. Выпив залпом остатки кофе, я выкинула пластик в урну и заставила себя опуститься на асфальт рядом с плачущей подругой. Утешать я не умела. Совсем. Для этих целей поблизости всегда была многофункцинальная Лизка. Меня же этому никто не учил. Осторожно, боясь спугнуть, я дотронулась до плеча Кристины, которая будто этого и ждала. Уже через секунду она разрыдалась всерьез, а я, оглушенная происходящим, могла лишь обнимать ее и тихонько гладить по голове. Только сейчас до меня в полной мере дошло, что испытывала Кристина всё это время. Эти милые шутки о неудачных попытках добиться Сашки были не более чем бравадой. А я этого не замечала. Кристина жила с этой болью, а я была слепа. Тогда я поклялась себе, что сделаю всё что в моих силах, чтобы ей помочь, и что никогда не влюблюсь в человека вот так. Безнадежно и односторонне.
В клуб я возвращалась в одиночестве, предварительно отпустив Кристину домой. Выходить на работу в таком состоянии было неблагоразумно. Хорошо, что она и сама это понимала, поэтому спорить со мной не стала и согласилась побыть дома денек другой. Ради ее спокойствия я пообещала взять Сашку на себя. В любой другой день от такой "счастливой" обязанности я бы открестилась, причем двумя руками, потому что лезть в отношения начальника и подчиненного - несусветная глупость. Но на этот раз я сделала исключение. На крайний случай я решила привлечь к делу Лизку. Если честно, мне даже было интересно, заметила ли она, насколько далеко всё зашло для Крис, или только я одна оказалась такой непроницательной.
Так, размышляя над тем, как преподнести новость боссу, я дошла до клуба, возле которого, на мое счастье, уже стояла машина Сашки. На входе меня окликнул Сан Саныч:
- Наталь!
- Да?
- Тебя тут Елизавета искала.
- А где она? У себя? - на всякий случай спросила я.
- Была, но потом вроде в VIP-зал пошла.
- Хорошо. Спасибо, Сан Саныч, - я признательно улыбнулась охраннику и чуть ли не вприпрыжку помчалась к лучшей подруге. Как же я по ней соскучилась! Даже самой не верится.
Возле барной стойки Лизки не оказалось. Я уж было подумала, что Сан Саныч ошибся, но приготовленный Андреем мятный коктейль явственно указывал на ее присутствие. Я оглянулась по сторонам и в одной из кабинок увидела подругу. Она стояла ко мне спиной, прислонив лоб и ладони к стеклу. Обрадовавшись, я уже хотела было ее окликнуть, но что-то меня остановило. Я даже как-то резко притормозила, не понимая, что именно меня смущает. Вроде всё то же самое - фигура, прическа. Ничего не изменилось. Разве что вместо привычных брюк короткие джинсовые шорты, обнажающие красивый и ровный загар. Но ведь не в первый же раз. И тут я обратила внимание на то, что Лизка ведет себя как-то странно. Колонки на танцполе надрываются, а она даже не пританцовывает. Совсем. Натянута как струна, будто у нее штырь вместо позвоночника. Я бросила непонимающий взгляд на бармена, но тот лишь кивнул в сторону пустующего стула, приглашая меня сесть. Может, хоть он знает, что здесь происходит.
- Сейчас будет буря, и тебе лучше переждать ее здесь, - предупредил парень, ставя передо мной апельсиновый сок со льдом. - Это старая история, и она тебя не касается.
Я видела, что Андрей нервничал, и это волнение незаметно передавалось мне. А когда, спустя пять минут взбешенная Лиза промчалась мимо, даже не заметив меня, стало совсем не по себе. Я хотела было отправиться следом, но Андрей успел меня перехватить.
- Не надо. Посиди здесь!
И возможно, это было к лучшему, так как спустя мгновение в коридоре послышался возмущенный голос подруги, и дверь в Сашкин кабинет захлопнулась, так ничего мне не прояснив. Впервые за четыре года Лизка ругалась с братом.
- Я сейчас, - коротко бросила Андрею и подошла к стеклу, где немногим ранее стояла поруга. Внизу ребята из группы репетировали танец. Причем делали они это так зажигательно, что устоять на месте было невозможно. Неужели Лизка разозлилась из-за того, что Сашка отдал им в распоряжение зал или заключил с ними договор? Или дело в самих ребятах? Как там сказал Андрей? Старая история? Значит, кто-то знакомый.
Пользуясь тем, что меня не было видно, я решила получше рассмотреть участников коллектива. Их было пятеро. Рослые, в прекрасной физической форме, симпатичные до неприличия и талантливые. Безумно талантливые, надо признать. Таким в пору давать собственные концерты, а не выступать в клубе на разогреве. Сашка явно не занимался благотворительностью, приглашая их к себе. Представив на миг, сколько поклонниц появится у этих самородков, я едва не присвистнула. А где дамы, там и молодые люди, в том числе состоятельные. А значит, аншлаг в VIP-зоне обеспечен. Я хмыкнула, в очередной раз поражаясь дальновидности начальства, и попыталась на глаз определить, кто же среди ребят лидер.
Вон тот, темненький, с разноцветными дредами, явно любил быть в центре внимания, но до места главного не дотягивал. Было в нем что-то от павлина, некая напыщенность. Хотя за сумасшедшую пластичность ему можно было простить что угодно. Даже такой недостаток. Уверена, так думала не я одна.
Я перевела взгляд на макушку еще одного парня, чуть вьющиеся, светлые волосы которого были собраны в короткий хвост. Двигался он хорошо, не придерешься. Но запоминался почему-то именно своими волосами. Про себя я стала называть его "хвостиком".
Среди прочих своими габаритами выделялся мощный парень под два метра ростом, с несолидной пиратской банданой на голове. Таким бы в вышибалы идти, а не в танцоры. Однако музыку он чувствовал на удивление хорошо. Правда, движения были рваными, но и их при желании можно было списать на индивидуальный стиль.
Неожиданно в мои наблюдения вклинился парень в оранжевой футболке. Коротко стриженый, жилистый, с натянутой набок бейсболкой, он был самым молодым участником коллектива. На мой взгляд слишком молодым, чтобы взять на себя ответственность за группу. Но уже через минуту он доказал обратное, закончив репетицию и отпустив ребят по домам. А когда этот почти еще мальчишка лег на сцену, свесив одну ногу вниз и согнув в коленке другую, точь-в-точь как это делала Лизка, в моей голове что-то щелкнуло. Вот тебе и старая история.
- Наташ! - окликнул меня Андрей, и я, решив, что узнала всё что нужно и даже больше, вернулась к барной стойке. - Бэмби ушла. Если тебе к Берестову, то лови момент, пока он никуда не ушел.
Я кивнула и, отдав бармену пустой бокал из под сока, пошла на ковер к начальству. На ходу усердно придумывала, как лучше начать разговор, чтобы про Лизку разузнать и Кристинку не выдать. К счастью, мне помог сам Берестов.
- Можно? - я просунула в проем голову, стараясь оценить обстановку, и успела заметить, как Сашка закинул в рот какую-то таблетку и запил ее водой. Даже так?
- Заходи, не стой на пороге, - он устало взлохматил волосы небрежным жестом.
Я осторожно скользнула внутрь и тихо прикрыла за собой дверь. По себе знаю, как раздражает любой шум, когда голова раскалывается.
- Думаю, о том что мы с сестрой повздорили, ты уже знаешь, - не стал ходить вокруг да около Сашка. - Поэтому у меня к тебе большая просьба. Будь другом, присмотри за ней дома.
- Всё настолько серьезно? - не удержалась я от вопроса. В конце концов это было единственное, что меня волновало последние полчаса.
- Тебе по шкале от одного до десяти? - как-то горько усмехнулся он. - Пусть будет восемь. Но не удивлюсь, если Лизке видятся все десять. Поэтому и прошу не оставлять ее одну.
- Может глупости наделать?
- Нет, это вряд ли, - успокоил меня Берестов и, откинувшись на спинку кресла, начал крутить в руке мобильный. - Но присмотреть не помешает.
Я ответила не сразу. На самом деле Сашка мог и не просить меня об этом. Я бы всё равно не оставила Лизку одну, но как же мне не хватало информации! И ведь неправильно это - выпытывать подноготную у ее брата или друзей. Надо подождать, когда сама захочет поговорить и обо всем расскажет.
- Хорошо, Саш. Тогда я домой, а насчет репетиции... Пока на завтра перенесем, а там уж посмотрим. Как у Лизки будет настрой.
- Без проблем! - не стал спорить Берестов. - Ты кстати Кристину не видела? Вроде бумаги все здесь, на столе, а ее самой нет, и на телефон не отвечает, - с какой-то детской растерянностью спросил он. На миг мне даже стало его жаль.
- Она плохо себя чувствовала, Саш, - соврала я, хотя по мне так несчастную любовь можно вполне отнести к разряду серьезных заболеваний. - Пусть отлежится денек-другой. Если будет нужно, я ее подменю, - попыталась успокоить начальника, но кажется, лишь подлила масла в огонь.
- Это серьезно? Может, ей что-то из лекарств нужно? - заволновался Сашка. - Она тебе ничего не говорила?
- Ничего, Саш. Ладно, я пойду. Услышимся.
Когда я выходила из кабинета, Сашка уже не обращал на меня внимания. Он снова и снова набирал номер Крис, но та по-прежнему не отвечала на звонок. Может, это и к лучшему. Пусть понервничает.
А ведь я еще не знаю, в каком состоянии найду Лизку. И вообще, с чего Сашка взял, что сестра будет дома? Может, она сейчас слоняется по улицам города, пытаясь успокоиться? Хотя родной брат знал ее лучше меня. Да что уж там говорить. Такую Лизку я видела впервые. А ведь мы прожили вместе четыре года в одной квартире. Еще вчера я бы руку на огонь положила, доказывая всем, что вывести подругу из себя невозможно, хоть ты тресни. И лишилась бы руки. Наверное, пуд соли мы еще не съели, и новые сюрпризы - всего лишь вопрос времени.
А казалось, что удивить меня уже нечем. После того случая, с Катей. Воспоминания о нем прочно засели в моей голове. Возможно, именно тогда я возвела подругу на пьедестал и присвоила ей статус недосягаемого идеала. С тех пор прошло уже два года, хотя сама история началась намного раньше.
Катя была одной из первых участниц "клуба по спасению утопающих", как я в шутку называла Лизкин проект. Вместе с Ритой и Ольгой мы стали первопроходцами. Даже сейчас я могла вспомнить до мельчайших деталей нашу первую встречу. Те настороженные взгляды, которые мы бросали друг на друга, не так-то просто стереть из памяти. И всё это в полной тишине хореографического зала, разбавляемой лишь легким шорохом и спокойным голосом Лизки, встречающей своих подопечных.
Она никогда не рассказывала мне, какими судьбами эти девушки и женщины попадали к ней. Скелеты в шкафах были тщательно спрятаны, но они были. Все мы об этом знали, но никто из нас не хотел копаться в чужом белье или выставлять свое на показ. Этого добра у каждой из нас было море. Мы стыдились себя, своих историй, своего прошлого. И Лизка, проявив недюжиную мудрость, не настаивала. Она никогда не ставила условий, а просто учила нас правильно и глубоко дышать, смотреть на себя в зеркало без стыда и ненависти и находить в своем отражении достоинства. С ее помощью мы заново знакомились со своим телом и учились его любить, каждый в меру своих сил и возможностей.
Катя проходила полтора года. И результат от занятий с Лизкой был очевиден. Постепенно исчезала сутулость, уродовавшая довольно стройную и привлекательную фигуру, хотя расправить плечи и поднять голову на улице девушка по-прежнему боялась. Она уже могла стойко выдержать чужой взгляд, правда, секунд десять, не больше. Но и это можно было считать достижением. Пару раз она пришла на занятия со стильной укладкой, отчего сразу похорошела и почувствовала себя увереннее. На фоне этих маленьких, но значимых побед ее внезапное исчезновение стало громом среди ясного неба.
- Лиз, тебе не кажется это странным? - не выдержала я, когда Катя пропустила пятое по счету занятие. - Она ведь даже с температурой приходила. Помнишь? Мы тогда ее еще силком домой отправили.
Лизка ничего не ответила. Она сидела возле станка и совершенно не обращала на меня внимания. Я чувствовала, что ей что-то известно, но как выудить из нее информацию - не знала.
- А зачем это тебе, Наташ? - неожиданно задала мне встречный вопрос подруга. - Только честно. Что тебе даст это знание? Ну, допустим, я знаю, почему Катя перестала приходить. Допустим, я даже пойду против своих принципов и расскажу тебе об этом. Что ты будешь делать с этим знанием?
Такая постановка вопроса привела меня в замешательство. Я как-то не задавалась целью анализировать свои эмоции и мимолетные порывы. Они вообще были редким явлением, а уж если начать их препарировать, то и вовсе исчезнут.
- Таких людей много, - продолжила она, убедив меня в том, что вопрос был чисто риторическим. - Все всё хотят знать, но никто ни черта не хочет делать, Наташ. Ни черта!
От Лизки фонило негодованием. Поэтому я решила действовать осторожнее:
- Но вдруг что-то случилось, а Кате действительно нужна помощь и...
- А если нет? - перебила меня Лизка. - Если она сама не хочет? Или не может? Если она не готова к твоей помощи? Что тогда? Вот ты протянешь ей руку, а она отмахнется от нее, отвернется и уйдет. Это как с алкоголиками, Наташ. Пьяный до посинения будет утверждать, что он трезв как стеклышко. А люди, нуждающиеся в помощи, будут делать вид, что всё хорошо. У них всё хорошо. Идеально! Пойми, Наташик, не у всех твой характер. Не все плывут против течения.
- Ты не права, Лиз, - возразила я, чем изрядно удивила подругу. - Сил плыть против течения у меня тогда не было. Я просто барахталась, как та лягушка из притчи, которую ты мне рассказывала. И если бы не вы с Сашкой, кто знает, как бы всё сложилось, - признаться в этом вот так, вслух, было непросто. Мы никогда не говорили об этом открыто. Да и свою историю я описала подруге лишь в общих чертах и то - спустя год после знакомства.
Лизка не стала никак комментировать мое признание. Она просто долго, невыносимо долго сверлила меня своим мудрым и усталым взглядом.
- Хорошо, - уступила она, наконец. А я присела напротив нее, ловя наше отражение в зеркале. - Я расскажу тебе о Кате, но сперва подумай, что ты о ней уже знаешь.
Моим первым порывом было ответить "Ничего". Ну, имя и приблизительный возраст я в расчет не брала.
- Подумай хорошенько, - посоветовала Лизка. - Далеко не всегда очевидное лежит на поверхности.
И я прилежно постаралась воссоздать в памяти ту Катю, которую увидела в первый день нашего знакомства. Почему-то на ум сразу пришло слово "забитая". Каждый жест, каждый взгляд выдавал в ней страх. Она боялась. Катя до смерти боялась. Кого или чего - я не знала.
- Страх, - поспешила поделиться своими догадками я. - Только не могу понять, что именно ее так пугало.
- И неудивительно, что не можешь, - заметила Лизка и легла на пол, подложив руки под голову. - Девушки сюда приходят не сами, как ты знаешь. Их направляют ко мне центры психологической и социальной помощи.
- А как же я?
- Ты исключение из правил, Наташ. Так или иначе, Катю ко мне привела моя преподавательница из университета, Ирина Павловна. Сама она с Катей познакомилась в больнице. Они лежали вместе в одной палате. Так вот, обычно Катя уходила переодеваться в туалет. Скорее всего, стеснялась, но не в этом дело. Однажды к ней без предупреждения пришел муж в нетрезвом состоянии. В палату его, конечно же, не пустили, поэтому Катя стала торопливо переодеваться прямо в присутствии Ирины Павловны, которая успела разглядеть множество синяков на ее теле. Прямо спрашивать моя преподавательница не стала, но к врачам пошла, надавила на них, воспользовавшись своим "служебным положением". Проще говоря, своими связями в правоохранительных органах, сама она уже тогда руководила центром помощи. Оказалось, что Катя в больнице не в первый раз, а синяки бывали и похуже. Сложить два плюс два для Ирины Павловны не составило никакого труда. Опыт сказывается. Ей оказалось достаточно увидеть Катю рядом с мужем. Однако на все расспросы у Кати был один и тот же ответ.
- Какой?
- Что мужа она любит, всё у них хорошо. И уж точно никаких заявлений она на него писать не будет.
- Но как же... - я не договорила. У меня просто не было слов.
- А вот так, Наташа. Пришлось Ирине Павловне пойти на хитрость.
- В смысле? - не поняла я.
- Она банально заманила Катю. Так уж человек устроен. Когда он тонет, хватается за любую соломинку. Вот и Ирина Павловна расхваливала Кате танцы. Мол, они раскрывают женственность, делают девушек привлекательнее для мужского пола, укрепляют отношения, придают уверенность в себе и тому подобное. Нет, - поспешила уточнить Лизка, - всё это, конечно, чистая правда. В словах Ирины Павловны не было ни капли лжи. Но сама понимаешь, посыл-то был другой. Мы хотели помочь Кате, но сама она пришла сюда не для того, чтобы изменить себя. Нет, Наташ. Катя шла на то первое занятие, чтобы изменить отношение мужа к себе. Она хотела изменить следствие, не тронув причину. И сама видишь, к чему это привело.
- Но ведь у нее получилось!
- Разве? - окатила меня скептицизмом Лизка. - Дом, построенный на плохом фундаменте, рано или поздно рухнет, Наташ. Это аксиома. Катин же и вовсе на прогнивших сваях. Вспомни, к примеру, первое тестирование. Хотя зачем вспоминать, - передумала вдруг Лизка. - Я лучше тебе наглядно покажу. Сейчас сама всё увидишь.
Она живо поднялась и достала из дальнего угла шкафа свернутые в рулон отрезы ватмана А1. Когда я поняла, что подруга имела в виду под "увидишь", мне стало нехорошо. Дело в том, что я совершенно не умела рисовать. Мои каракули были настолько примитивны, что любой детский рисунок казался на их фоне шедевром. И вот на одном из вытащенных Лизкой листов должен был красоваться выкидыш моего художественного воображения. Однако мне повезло: исследовательский интерес подруги вызвал не мой рисунок, а Катин.
Когда Лизка раскрыла его передо мной, даже я была впечатлена увиденным.
- А вот и наше дерево, - учительским тоном произнесла Лизка, тыкая пальцем в левый нижний угол ватмана, куда беспощадный художник загнал худосочное покосившееся деревце с оголенными от ветра корнями и ветками.
- Еще меньше, чем у меня! - не удержалась от восклицания я. Это чудо природы занимало, дай бог, одну тридцатую от площади ватмана.
- И сваленное в углу, - многозначительно добавила Лизка. - А как тебе этот "уютный" домик? - иронично поинтересовалась она, и я перевела взгляд чуть левее. - Заметь, Катя сперва рисовала забор. Я специально смотрела. И только потом крышу и стены. Затем ей что-то не понравилось, и вот результат.
Под результатом подруга подразмевала замазанное черным карандашом двухэтажное здание - без окон и дверей, с покосившейся крышей, спрятанное за красивым высоким забором. Жуть! А ведь в задании, которое дала нам тогда Лизка, дома вообще не было. И я вспомнила свое маленькое дерево, нарисованное мною вплотную к нижнему срезу, который исключал любой намек на корни или землю. Мое деревце росло из ниоткуда и не плодоносило. Пустая крона и ствол, размером с детский кулак.
- Но если дерево - это самооценка, то что тогда значит дом? - недоумевала я. - Ведь ты даже не просила его рисовать!
- А дом, Наташ, олицетворяет собой ее брак, тщательно спрятанный за забором из "всё хорошо", - терпеливо объяснила мне Лизка.
Она вообще привыкла разжевывать мне каждую деталь. Не потому, что я туго соображала. Отнюдь. Просто любую новую информацию я всегда пыталась вписать в уже имеющуюся картину. Вот и на этот раз символы дерева и дома сами по себе не вызывали у меня никаких вопросов. Другое дело - детали. На то, чтобы примерить их на сложившийся в моей голове образ Кати, потребовалось время. Лизка меня не торопила.
- То есть пока Катя не придет сюда ради самой себя, любая помощь будет бессмысленной? - обобщила я те выводы, к котором пришла.
- Типа того, - согласилась Лизка, убирая рисунки в шкаф. - И если честно, ей не позавидуешь.
- Почему? - я поднялась за ней следом.
- Жизнь - строгий преподаватель. Пока человек не выучит урок на отлично, она будет заставлять его делать работу над ошибками. Поэтому свои контакты в больнице и травмпункте я оставила. Не без помощи Ирины Павловны. Если ситуация выйдет из под контроля, мы об этом узнаем.
- Ты вмешаешься, если потребуется? - с надеждой спросила я. Не сказать, что Катя за это время стала моей подругой, но и чужой она не была.
- Вряд ли, на это не хватит моих полномочий, Наташ. Все-таки в центре я пока только стажируюсь. То ли дело Ирина Павловна. Уж она-то безучастной не останется. Это я тебе обещаю.
Обещаниями Лизка никогда не разбрасывалась, поэтому я немного успокоилась.
Шли месяцы, но тревожных звонков не поступало. Мы почти не вспоминали о Кате в разговорах, пока она сама не напомнила о себе внезапным и фееричным появлением.
Как-то вечером я в поисках подруги зашла к Сашке в кабинет, но вместо начальника обнаружила там его сестру, отпаивающую водой нашу "пропажу". Катя с зареванным лицом напоминала собой циничную раскраску для садистов: синяки на теле отливали желтовато-коричневым, зеленоватым и фиолетовым, а правый глаз украшал свежий фингал. Я сжала кулаки так сильно, что на ладонях отпечатались следы от коротких ногтей. На один краткий миг я испугалась собственных мыслей. Мне вдруг захотелось накричать на Катю. Пригрозить ей, что, если она не напишет заявление сама, я заставлю ее это сделать. Даже если придется тащить ее в участок за волосы. От необдуманных слов меня спасло неожиданное вмешательство Лизки:
- Катя беременна, Наташик. 12 недель.
В кабинете повисла плотная и вязкая тишина.
Наверное, именно в такие мгновения режиссер-постановщик произносит волшебное слово "Занавес!"
Вместо того, чтобы выдавить из себя слова утешения или поддержки, которые мне всегда давались с неимоверным трудом, я достала из ютившейся в углу тумбы стакан, налила воды и тяжело опустилась на стул позади Лизки, создавая столь нужную мне буферную зону. Клянусь, я всеми силами старалась не смотреть на Катю, понимая, что ничего, кроме чувства стыда и унижения, такое внимание с моей стороны ей не принесет. Но мой внутренний демоненок был иного мнения. "Правде нужно смотреть в глаза", - говорил он. Агрессор не появляется на пустом месте. Ведь именно спрос рождает предложение. Поэтому, как бы я ни хотела, забыть про то, что Катя сама, своим самообманом, загнала себя в эту ловушку, я не могла. Как не могла принять и то, что она добровольно терпела побои от мужа. Для меня такое поведение было чем-то противоестественным. Что поделать, в системе моих внутренних ценностей виктимизм был явно не в почете.
Даже когда меня бил брат, за игрой забывая о том, что одной своей рукой он способен отправить меня на тот свет, я отчаянно сопротивлялась. Кусалась, царапалась, дралась ногами. Даже тогда, еще совсем ребенок, я не строила иллюзий. Слишком хрупкий материал. Бьет значит любит? А я ненавидела. Ненавидила боль, ненавидела то чувство безысходности и уязвимости, которое сковывало меня по рукам и ногам. Ненавидела в себе эту слабость. Ненавидела себя и Серого... за то, что, взрослея, он так и не научился общаться по-другому. Иногда мне казалось, что я вот-вот возненавижу своих родителей, которые никак не могли остановить эту бесконечную бойню. Высказанные на повышенных тонах просьбы "Не обижай сестру", "Прекрати", "Перестаньте" теряли эффективность с уходом взрослых из комнаты. Проблема же оставалась. Она не исчезла и с уходом отца из семьи. Теперь, помимо тумаков, на меня сыпались обвинения спивающейся матери в том, что именно наши с братом трудные отношения послужили причной развода. Ненависть к собственной слабости вперемешку с чувством вины превратилась в убойный коктейль. "Убойный" не ради красивого словца.
В один прекрасный день я поняла, что из этого противостояния живым выйдет только он один. Сил бороться не осталось. Я устала и в изнеможении приближалась к точке невозврата. Ею стала банальная истерика и... нет, не слезы. Смех! Сумасшедший, отчаянный.
- Психопатка, - брезгливо отпрянул от меня Серый и, наконец, оставил в покое.
Вот так, спустя десять лет, я нашла его слабое место. Ахиллесову пяту. Больше меня не трогали.
И теперь Катя была кривым зеркалом, в котором отражалась моя до боли знакомая история, но с измененным сюжетом. Вместо параллелей - лишь пересекающиеся прямые. Мы обе боролись, хоть и за разные "идеалы". Катя любила, а я ненавидела. Катя хотела сохранить семью и остаться с мужем, я считала дни до совершеннолетия, чтобы стать независимой. И теперь в это сравнение вмешалась новая неожиданная переменная. Или всё же константа?
Я пристально посмотрела на Катю. Та сильно похудела. Острые ключицы выпирали, глаза горели каким-то лихорадочным блеском и смотрелись еще больше на фоне осунувшегося лица. Видимо, с токсикозом она знакома не понаслышке. Да уж, гормоны - плохой помощник и советчик. Лизка об этом помнила и старалась разговаривать с девушкой как можно мягче.
- Катюш, пойми, у Ирины Павловны он тебя не найдет, - успокаивающе говорила она, бережно поглаживая Катины руки. - Там ты будешь в безопасности и не одна. Но принять решение о том, оставить ребенка или сделать аборт, тебе надо сейчас, так как время идет.
- Я... не знаю, - неуверенно прошептала Катя, чем привела меня в негодование. О чем вообще тут можно думать? Ведь ребенок уже есть, причем от мужа! Я едва не произнесла эту мысль вслух, но осеклась и сдулась, когда Лизка, словно почувствовав мое настроение, обернулась и бросила на меня предостерегающий взгляд. Что ж, вмешиваться не буду, правда слышать подобный вопрос от подруги, ярой противницы абортов, было по меньшей мере странно.
Я откинулась на спинку стула, вытянула перед собой ноги и попыталась расслабиться. Прикрыла глаза и...
- Может, - послышался тихий голос Кати, - когда у нас появится ребёнок, Тимур исправится? Перестанет пить? - робко спросила она.
Тут уж я не выдержала и, глухо извинившись, вышла из кабинета. Правда, далеко уйти не успела, столкнувшись с запыхавшейся и раскрасневшейся от быстрой ходьбы и подъёма на второй этаж Ириной Павловной. Она была женщиной в теле и совершенно этого не стеснялась.
- Ой, Наталочка! - воскликнула она, а я мысленно поморщилась от звучания своего имени. - А я к вам!
- Девочки в кабинете, - сообщила я и даже сделала шаг в сторону, чтобы женщина могла беспрепятственно пройти мимо, не задев меня своими габаритами. Но на откровенный намек с моей стороны она не обратила внимания.
Отвлечь внимание охотника, напавшего на след, не так просто. Вот и Ириной Павловной безошибочно двигал профессиональный инстинкт. Она интуитивно видела во мне хороший материал для исследований. По иронии судьбы поспособствовала этому сама Лизка, которая имела неосторожность упомянуть как-то в разговоре, что я тоже участвую в её дипломном проекте. Ирина Павловна конечно же сделала стойку, а я - ноги. И вроде женщина она добрая, понимающая, натерпевшаяся такого, что и врагу не пожелаешь, но в любой жизненной ситуации вела себя как психолог, а дружескую беседу превращала в сеанс психоанализа, в отличие от Лизки, которая всегда оставалась просто подругой, близкой подругой.
Поэтому сейчас я всеми силами старалась придумать причину, чтобы свернуть разговор и избавиться от нежелательного груза в лице Ирины Павловны.
- Ирина Павловна, вы бы поспешили.
- Случилось что-то еще? - встревожилась она.
- Ну как вам сказать, Катя не исключает вариант с абортом, и Лизка пытается её образумить. Думаю, вдвоём вам будет легче это сделать.
Красная тряпка взмыла вверх, и тяжёлая артиллерия в лице Ирины Павловны помчалась шаром для боулинга в кабинет Сашки. Зря я, наверное, надавила на ее слабое место. Но сделанного не воротишь. Спустя полчаса, когда от моих мимолетных угрызений совести не осталось и следа, в танцевальный зал, где я уютно устроилась с книжкой, зашла Лизка.
- Опять от Ирины Павловны сбежала? - с легкой усмешкой спросила она. Правда, взгляд ее по-прежнему оставался серьезным. - Ты к ней несправедлива, Наташ, - упрекнула меня подруга. - Ты же знаешь, она замечательный специалист и прекрасный человек.
- Так разве я спорю? Но методы ее мне не нравятся.
- У меня такие же, поверь. Как и у десятков тысяч других психологов по всему миру.
- А вот не скажи, - возразила я. - Подходы у вас совершенно разные. Это как со стаканом, - объяснила я, но, вероятно, не очень доходчиво, так как Лизка, судя по зажегшемуся в ее глазах интересу, сравнение не уловила. - Ну, помнишь? Стакан заполнили наполовину водой. И люди описывали то, что видели. Кто-то говорил, что стакан наполовину пуст, а кто-то - что наполовину полон. Так же и с вами.
- Всё равно не понимаю, как одно с другим связано.
- Вот вы обе врачуете души, так? И если с тобой пациент чувствует, что он скорее жив, чем мертв, с Ириной Павловной - с точностью наоборот. А душевным трупом ощущать себя мне совсем не хочется.
Лизка на миг нахмурилась, пытаясь разобраться в моем непростом объяснении, и все-таки кивнула.
- Я поняла тебя. Но всё равно не согласна. На мой взгляд именно подход Ирины Павловны вообще единственно верный.
Я фыркнула и скептически посмотрела на подругу.
- Зря сомневаешься, - встала на защиту наставницы Лизка. - Лучше взгляни на нее с другой стороны. Посмотри, с какой самоотдачей она работает. Горой встает за каждого, кто к ней обратится. И искренне всех нас любит. Я, например, так не могу, - неожиданно призналась подруга. - Даже родители требуют что-то взамен, иногда открыто, но чаще манипулируя. А она нет! Вот и признайся себе после этого, Наташ, только честно, хотела ли бы ты, чтобы кто-то любил тебя вот так, без оглядки? Принимал как есть? Хотела бы. Точно знаю. И я хочу. Сегодняшняя Ирина Павловна была бы идеальной матерью, если бы не обстоятельства. Но ты и сама о них знаешь.
Я действительно знала. Историю Ирины Павловны подруга рассказала мне сразу же после моего знакомства с психологом. И надо сказать, что та произвела на меня сильное впечатление, хотя рассказывала Лизка сухо, кратко, будто речь шла не о жизни нашей общей знакомой, а о сюжете какого-то фильма.
Ирина родилась в начале пятидесятых, в сложный послевоенный период. Мать поднимала ее одна, так как отец, уехав на заработки на север СССР, так и не вернулся. Сперва она ждала его, надеялась. Но когда прошло три года, а вестей всё не было, смирилась.
Несмотря на то, что неполных семей в то время было предостаточно, дворовые кумушки почему-то выбрали мать маленькой Иры в качестве мишени для своих нападок. Та в силу своего характера ответить им не могла и воспринимала всё очень болезненно. Общественное мнение стало для нее главным критерием при оценке любого поступка. А что люди подумают? Эту фразу Ирина слышала с утра до вечера. Нельзя! Нельзя! Нельзя! По мере взросления Ирины этих "нельзя" накопилось так много, что ей стало невмоготу.
Поступив в университет на специальность, выбранную всё той же мамой, Ирина поняла, что влиться в коллектив не получится. Мамины "нельзя" преследовали ее, вылезая наружу всякий раз, когда назревал конфликт между "хочу" и "можно". Мне нельзя. Почему другим можно? Этот вопрос постоянно вертелся у нее на языке. Одногруппники даже прозвище ей дали - "Бельмо". Вся такая правильная в их группе она была белой вороной, бельмом на коллективном глазу. Откуда им было знать, что сама девушка ненавидела эти рамки не меньше, а то и больше других.
От всего этого Ирина сильно страдала. Попасть между двух огней - не то, о чем она мечтала с детства. Да и не мечтала она ни о чем. Ведь ей было "нельзя". С одной стороны на нее давила мать, следившая за каждым шагом дочери, с другой - одногруппники, резко замолкавшие при ее появлении. Молот и наковальня. И чем больше было давление, тем сильнее ей хотелось свободы.
И однажды одна из чаш перевесила. Ирина соврала матери, что пошла на концерт симфонической музыки и даже продемонстрировала билет, а сама сбежала на студенческие посиделки на квартире одного из одногруппников.
Вернулась она оттуда уже женщиной, став ею не по своей воле. Сил у нее хватило лишь на то, чтобы сыграть свою роль до конца. Она преувеличенно расхваливала мастерство дирижера, жаловалась на молодых людей слева, которые постоянно переговаривались, мешая наслаждаться искусством. Но вскоре последствия этой лжи и чужих ошибок стали слишком очевидны.
Узнав о беременности Ирины, мать впервые подняла на нее руку. Причитая и жалуясь, она ни разу не спросила дочку, как ОНА себя чувствует. Не приободрила ее, не сказала, что не оставит, поможет вырастить ребенка, будет рядом.
А что скажут люди? Это единственное, что ее волновало.
После подпольного аборта, к которому ее принудила мать, Ирина попала в больницу с осложнениями. Оттуда, месяц спустя, она вышла с неутешительным диагнозом: бесплодие. А еще через неделю, никого не предупредив, молодая женщина уехала в Энск, чтобы начать жизнь с чистого листа.
И ей это удалось. Сейчас, смотря на Ирину Павловну, я даже подумать не могла о том, что на ее долю выпало столько испытаний. Со стороны почему-то казалось, что жизнь у нее была безоблачной. Даже работа - и та была любимой.
- А как получилось, что Ирина Павловна стала психологом? - поинтересовалась я, выныривая из воспоминаний и размышлений. На самом деле этот вопрос интересовал меня давно, но задать его как-то не было возможности. - Она же здесь на повара училась. Или я что-то путаю?
- Да нет, всё правильно. На повара, кстати, она не только выучилась, но и довольно долго им работала. И именно еде она посвятила свою дипломную работу.
- В смысле? Если учишься на повара, то про что еще можно писать, если не про еду?
- Не на повара, а на психолога, - поправила меня Лизка и тут же пояснила: - Я уже про дипломную по психологии говорю. Ирина Павловна пошла учиться на психолога в девяностых. Экономика менялась. Общество тоже. Всем вдруг захотелось стать юристами, экономистами и психологами. Модно было, наверное. Так вот представь на секунду, как экзотично смотрелась среди молодых ребят Ирина Павловна. В свои сорок с хвостиком.
- Да уж! - хмыкнула я. - Но почему она решила пойти учиться на психолога? Почему вообще люди поступают на факультет психологии? Вот ты, к примеру. Почему? Я как-то не наблюдаю в обществе особой склонности к альтруизму.
- Ты ее не наблюдаешь, потому что ее нет! Альтруизм - это разновидность эгоизма. Человек - эгоист до мозга костей, Наташ. Не даром даже в Библии написано, что любовь к себе первична. Поэтому если ты думаешь, что психолог - это такой блаженный, жаждущий помогать страждующим, то глубоко ошибаешься.
- А как же ты? - неуверенно спросила я.
- А что я, Наташ? Я не исключение. Ведь кто на психолога идет? Как правило, тот, кто больше всего и нуждается в помощи. Так что не стоит питать иллюзий в отношении меня. Я далеко не ангел, - произнося это, Лизка едва заметно поморщилась, - и стала психологом, чтобы помочь в первую очередь себе. И Ирина Павловна тоже. Она начала заниматься психологией для себя. Обществу просто повезло, что со временем ее увлечение переросло в нечто большое. Мне же это не грозит, - Лизка замолчала, как-то тяжко вздохнула и, подтянув к себе ноги, села по-турецки. - Если честно, я вообще сомневаюсь, что эта работа для меня, - призналась она. - По крайней мере, чем дольше я учусь, тем меньше хочу быть психологом! После этих слов, которые прозвучали как гром среди ясного неба, подруга опустила голову и принялась внимательно изучать свои носки. Не знаю, что в них было особенного, но процесс затянулся. Моей выдержки хватило ненадолго.
- Но почему, Лиз? - нарушила я затянувшееся молчание. - Ты ведь прирожденный психолог!
Мне хотелось высказать еще очень многое, но я промолчала, прекрасно осознавая, что сделаю этим только хуже. Если у Лизки и был недостаток, то это упрямство. Любое открытое давление на себя она встречала в штыки. Поэтому я решила действовать иначе, мягче что ли.
- Объясни, пожалуйста, почему ты так думаешь, - осторожно попросила я. - Может, я чего-то не понимаю?
Лизка нервным жестом взлохматила волосы и подняла, наконец, на меня глаза.
- Мне кажется, у меня началась профессиональная деформация, - сообщила подруга таким тоном, которым объявляют о похоронах, помолвке или беременности. - Вам ведь про нее рассказывали на психологии?
- Вроде бы да, - соврала я, не моргнув и глазом, хотя, по правде говоря, лекции по психологии я никогда не слушала. Не потому, что не хотела или они были скучные. Просто голос у преподавателя был тихий, а свободные места после обеденного перерыва оставались лишь на камчатке. Разобрать оттуда невнятную речь было физически невозможно.
Однако всё это не играло никакой роли: даже если бы мне было известно хоть что-то про эту "профессиональную деформацию", я бы всё равно прикинулась чайником. Что я, собственно, и сделала.
- Объясни мне в двух словах в чем суть. А лучше всего образами, без специальных терминов. Сама знаешь, меня так проще.
Лизка тут же кивнула и задумалась над тем, какой пример привести.
- Ну хорошо. Возьмем, к примеру, профессию повара, - предложила она. - Опытный повар, пробуя блюдо, автоматически определяет ингредиенты, отмечает недостатки. Не прожарено, не досолено и так далее. Если у него хватит такта, он может даже о них не заикнуться. А может, наоборот, раскритиковать в пух и прах чью-то стряпню.
Я вспомнила нашего Шефа, который, увы, тактичностью не отличался, и охотно согласилась:
- Есть такое.
- Так вот, - продолжила Лизка, - при таком разборе очень сложно наслаждаться едой. Можно отметить мастерство или отсутствие вкуса у повара, отгадать рецепт, но наслаждение - оно уходит, если не на десятый, то, как минимум, на второй план. Или возьмем тебя, - на этих словах подруги я вздрогнула. Про себя слушать не хотелось. Но Лизку уже было не остановить. - Когда ты слышишь на улице человека, говорящего на ужасном английском. Ну прямо клинический случай. Произношение такое, что уши вянут. Грамматика - хоть плачь. Профессионально ты отмечаешь: "Тут неправильно, нет аспирации, здесь нужен Present Perfect". Как быстро тебе удается отвлечься от этих недостатков на суть высказывания? Тебе вообще приятно общаться с англоговорящим иностранцем, речь которого - как забег с препятствиями, и начинает казаться, что проще вообще перейти на язык жестов?
Я хмыкнула, вспоминая, с какой критикой обрушивалась на некоторых сокурсников, и согласно кивнула.
- Или же редактор в издательстве. Вот им я абсолютно не завидую. Как можно получать удовольствие от книги, если то и дело глазами вылавливаешь ошибки? И тебе уже просто хочется побыть обычным читателем, но ты не можешь. И хочется изобрести переключатель для смены режима "Редактор" на "Читатель". Хочется банально насладиться процессом, атмосферой, но режим "Редактора" не дает, Наташ! Вот так и я, - неожиданно закончила тираду Лизка.
- Не можешь отключить режим "Психолога" по собственному желанию? Заклинило?
- Не могу, - подтвердила мою догадку подруга. - Совсем не могу. И кажется, что с каждым днем становится только хуже. Я чувствую себя каким-то паталогоанатомом.
- Ну ты и сравнила, - не удержалась от комментария я.
- Но ведь так и есть, Наташ! - и тут Лизку прорвало: - Каждую ситуацию, каждого встречного я препарирую. Анализирую, что к чему привело. И проблема в том, что за всеми этими проблемами я перестаю видеть людей. Самих людей, Наташ. Я вижу цепочки событий и реакций на них. Если они повторяются, то и поведенческие паттерны. Даже мои друзья и знакомые постепенно становятся объектами для исследований, как бы цинично это не звучало. Господи, - прошептала Лизка, закрыв лицо руками. - Когда я поступала на факультет психологии, думала лишь о том, как бы получить побольше знаний. Хотела разобраться в своих проблемах. А сейчас, когда осталось совсем ничего, мечтаю забыть хотя бы часть из того, что усвоила, - подруга убрала от лица руки и беспомощно посмотрела на меня. - Что мне делать, Наташ?
Обычно с таким вопросом обращалась к ней я. А теперь всё обстояло в точности наоборот. Но только вот я не Лизка и даже не психолог. Что можно было ей посоветовать? И имела ли я вообще на это право? Ведь любое слово, действие и тем более совет - это в первую очередь ответственность. Большая ответственность. Но дело даже не в ней. Смогу ли я ей помочь? Вряд ли. А кто сможет? Тот, кто через это прошел.
- Лиз, может, тебе поговорить об этом с Ириной Павловной? - осторожно предложила я. Почему-то кандидатура именно этой женщины первой пришла на ум. - Она ведь столько лет работает в центре. Наверняка тоже сталкивалась с чем-то подобным. И вероятно, справилась, так как продолжает работать. Я уверена, что, если кто и может дать тебе дельный совет, так это она.
- Думаешь, стоит с ней поговорить? - голос Лизки был полон неуверенности.
- Ты еще сомневаешься? - хмыкнула я. - Ты, которая грудью вставала на защиту Ирины Павловны?
- Так там другое было, - отмахнулась она с улыбкой. - Но ты права, просто мне стыдно что ли. Стыдно, что вместо того, чтобы помогать другим, я сама нуждаюсь в чужой помощи. И идти признаваться в этом, как на исповеди...
- А кто тебе сказал, - перебила я Лизку, - что у психолога, тем более студента, не должно или не может быть проблем? Ты же сама говорила, что на психолога идут те, кто больше всего нуждается в помощи. Вы люди. Не боги. Идеальными быть не можете по определению. И раз у тебя появилась эта трудность, нужно просто найти решение. Выход есть из любой ситуации, Лиз. Ты это знаешь лучше меня. Так что не драматизируй. Уверена, что Ирина Павловна сможет тебе помочь. Вдруг есть какие-то специальные приемы или упражнения. А знаешь, что? - вдруг оживилась я, чем привлекла внимание подруги. - Зайди-ка к ней завтра под предлогом проведать Катю. Заодно узнаем, как ее устроили и нужна ли помощь.
На том и порешили.
К Ирине Павловне Лизка отправилась на следующее утро, решив не затягивать с разговором, что на мой взгляд было абсолютно правильно. После нашей беседы накануне она успокоилась, но все же не настолько, как мне бы того хотелось. Я тоже, признаться, переживала, поэтому четыре пары в расписании были весьма кстати и помогли мне на полдня забыть обо всех проблемах, кроме учёбы.
Когда после занятий я приехала домой, Лизка уже была на месте и сияла как начищенный медный таз. От ее улыбки на душе стало легче и светлее. Единственное, что не давало покоя, - так это любопытство. К счастью, упрашивать подругу не пришлось. Она сама горела желанием рассказать мне в подробностях о встрече с Ириной Павловной.
- Ну как? - спросила я с порога кухни, где обедала Лизка.
- Все хорошо! - уверила меня она и отодвинула стул рядом с собой. Я плюхнулась на него и внимательно присмотрелась к подруге. Та действительно выглядела умиротворенно.
- Ну и славно, - облегченно вздохнула я. - Рассказывай давай.
- Хорошо. В общем, когда я обрисовала Ирине Павловне свою ситуацию, она сказала, что это нормально. Такое бывает почти у всех. Это лишь этап. И чтобы я лучше поняла её объяснение, Ирина Павловна использовала образ темницы.
- Темницы? - удивилась я.
- Именно! Она сравнила работу психолога со спуском в темницу, где содержатся узники. Каждого из них охраняют стражники, олицетворяющие собой маски, к которым мы прибегаем каждый день. Чем больше масок, тем тяжелее пробраться к узнику. И даже если удаётся избавиться от стражи, препятствия на этом не заканчиваются. Ведь есть ещё увешанная замками и цепями решетка. Это наши комплексы, фобии и мании. Второй слой щита, которым мы защищаем себя от окружающего мира. И только сняв их, можно добраться до истинной личности. Пока всё понятно?
- Вроде да, - заверила я подругу.
- Так вот, Ирина Павловна сказала, что пока все эти защитные внешние барьеры отвлекают меня от самого главного - того человека, который находится внутри. Как только степень новизны или важности изученного материала пройдёт, я смогу сместить акцент на человека. Всё остальное уйдёт на второй план. Кое-какие приёмы есть, она мне их объяснила. Но в целом нужно ждать и не терять ориентир: моя цель - человек, а не решетка или стража.
- Слегка заумно, на мой взгляд, но главное - тебе помогло.
- Это точно! - тут же согласилась Лизка.
После этого всё постепенно вернулось на круги своя: Лизка опять была образцом невозмутимости и уверенности в себе. Вплоть до сегодняшнего дня. Честно признаться, я не знала что делать: идти домой и ждать, когда Лизка остынет, или... Рука сама потянулась к телефону. Абонент ответил после двух гудков неизменно бодрым и оптимистичным голосом:
- Алло!
- Ирина Павловна, здравствуйте, можно к вам забежать?
- Ой, Наталочка. Ты еще спрашиваешь? Забегай, конечно. Уже жду!
- Спасибо, скоро буду.
Я положила трубку. Если честно, сама не знаю, почему решила позвонить именно ей. Интуиция? Возможно. Я искренне надеялась, что Ирина Павловна даст мне совет, как поступить. Если бы это касалось меня и моих проблем, я бы никогда к ней не пошла. Не потому, что сомневалась в ее профессионализме. Нет. После того случая с Лизкой я была очень высокого мнения о ней как психологе. И дело даже не в том, что она помогла моей подруге. Я видела, как менялась Катя под ее руководством.
И если сперва процесс шел мучительно медленно, то после рождения Даньки, ставшего всеобщим любимчиком и крестником Ирины Павловны, девушка стала меняться на глазах. Она снова стала посещать занятия в нашем женском клубе, делая это осознанно, ради себя, а не бывшего мужа. Да, теперь уже бывшего. Хотя развод выдался очень тяжелым. Ирина Павловна, как ангел-хранитель, оберегала Катю и, если замечала, что девушка начинала сдавать позиции, тут же подсовывала статьи и материалы для размышлений. Она вновь и вновь объясняла Кате, что ее сын станет своеобразным заложником их отношений и такой же грушей для битья, как и она. Об этом говорила статистика. Об этом кричал здравый смысл. Поэтому Катя приняла окончательное решение о разрыве.
Когда муж понял, кто науськивает Катю, он пришел на разборки в центр психологической помощи, куда Ирина Павловна устроила девушку на должность секретаря, чтобы та была под присмотром. Ирина Павловна выслушала столько угроз в свой адрес, что даже мне стало не по себе. Только вот сама женщина была не из пугливых и поступила очень мудро, вызвав милицию и сохранив записи камер видеонаблюдения. После предъявления таких доказательств суд запретил бывшему мужу Кати приближаться к ней и ребенку. Не знаю, подействовало на него это или нет, но с тех пор отца Даньки никто не видел.
На выходе из клуба, возле ворот, я заметила парня из танцевальной группы, того самого, который чем-то неуловимо напомнил мне Лизку. Теперь при свете дня я могла рассмотреть его получше, чем и воспользовалась, слегка замедлив шаг. Оранжевой футболки на нем уже не было, как, впрочем, и бейсболки. Черная адидасовская ветровка свободного кроя скрывала фигуру. Теперь он мало чем отличался от любого "пацана" из моего бывшего двора. Тот же спортивный костюм, бесформенный, но не обезличивающий. Наверное, всё дело в белой короне, украшавшей его со спины. Лидер? Парень снял с плеча спортивную сумку и закрепил ее на багажнике велосипеда, явно намереваясь выехать с клубной парковки.
Пользуясь тем, что его внимание было занято, я попыталась незаметно прошмыгнуть мимо, но меня как назло окликнули со спины:
- Девушка!
Я попыталась сделать вид, что ничего не слышу, но молодой человек оказался слишком настойчив.
- Девушка, ну подождите, пожалуйста!
То ли из-за обезоруживающей вежливости, то ли из-за того, что, что судя по громкости, говорящий буквально дышал мне в спину, я всё же повернулась и тут же отступила на шаг назад. Парень действительно стоял непозволительно близко и придерживал за седло велик. На голову выше меня, плечистый и неожиданно приятный на лицо, он был опасным собеседником. Почему? Да потому что такому даже слова плохого в лицо не скажешь, не чувствуя себя при этом последней дрянью.
"Он, наверное, и двери перед девушками открывает", - почему-то подумалось мне.
- Вы ведь подруга Бэмби? - спросил он меня, и судя по тому, что задержал дыхание, ответ был для него жизненно важен.
- Допустим, - уклончиво ответила я.
- Вы не могли бы ей это передать, пожалуйста? - парень вытащил из сумки бандерольку и протянул ее мне.
- Что это? - поинтересовалась я не из любопытства, а, скорее, из соображений безопасности. Я прекрасно помнила, в каком состоянии пребывала подруга с полчаса тому назад. Если бы не это, я вряд ли бы стала проявлять подобную бдительность. Я вытянула шею и попыталась разглядеть, что написано сверху. - Но тут указан американский адрес! - удивилась я и без особой элегантности ткнула пальцем в размашистый, нервный почерк. - Хотя посылали бандероль из Энска, правда, отправитель не указан. Это точно для Лизки? Вы не ошиблись? - переспросила я и, наконец, посмотрела парню в глаза. Голубые. Прямо ангельские. Бррр....
- Никакой ошибки нет, - заверил меня он. - Просто меня попросили передать это Бэмби.
Видит Бог, не хотела я ничего принимать от человека, которому и отказать-то не получается. Но пятой точкой чувствовала, что, если бы он вознамерился отдать Лизе бандероль сам, было бы хуже.
Поэтому я все-таки забрала у него пакет.
- Спасибо за помощь. Извини, если что, - скомканно попрощался парень, и только сейчас я поняла, что мы даже не представились друг другу.
- Пока, - запоздало бросила ему вслед, провожая велосипед задумчивым взглядом. Когда парень свернул за угол, я снова посмотрела на бандероль. Почему-то меня не отпускало ощущение, что мне подсунули кота в мешке, от которого хотелось побыстрее избавиться. Ладно, потом разберемся. Сперва нужно было добраться до Ирины Павловны.
Приятная погода располагала к прогулке, но наслаждаться ей я бы все равно не смогла. Не сейчас, когда Лизка была неизвестно где и в черт знает каком состоянии. Я села в маршрутку, решив побыстрее добраться до центра психологической помощи.
Внутри что-то зудело, не давало покоя. И высидеть смирно эти несчастные десять минут в маршрутке, которые обычно пролетали в мгновение ока, казалось непреодолимым испытанием. Я заерзала в нетерпении, когда автобус остановился на красный свет. Такое ощущение, будто водитель назло мне решил побить рекорд по количеству остановок у светофора. И хотя умом я понимала, что уж он-то тут совсем не причем, негодование и нетерпение во мне росли как снежный ком. Я начала нервно постукивать кедами о пол маршруки, но, поймав на себе недовольный взгляд женщины напротив, попыталась взять себя в руки. Правда это было непросто. Ладони вспотели, так как в набитой битком маршрутке было душно. Или мне это только казалось? Бандероль жгла мне руки, и я уже бесконечно жалела, что взяла на себя обязанность ее передать. Пару раз я попыталась мысленно отвлечься, вспоминая о необходимости провести завтра репетицию, но и этот трюк оказался бессмысленным. Какая к черту репетиция без Лизки?
Я встала со своего места за метров сто до остановки, так как сидеть больше не могла. На второй этаж центра взбежала, пропуская ступеньки, и явилась в приемную слегка запыхавшаяся, чем немало удивила Катерину.
- Привет, Наташ, - приветливо улыбнулась она, пытливо осматривая меня сверху донизу.
- Привет! Ирина Павловна у себя?
- Да, она меня уже предупредила, так что можешь проходить.
Я кивнула и все-таки не смогла сдержать ответной улыбки, ощущая, как напряженные до этого мышцы скул постепенно расслабляются. В надежде, что Ирина Павловна ничего не заметит, я резко вдохнула и выдохнула три раза, и зашла в ее кабинет.
Я не знаю, как должен выглядеть кабинет профессионального психолога, но этот среди них наверняка выделялся. Довольно просторное на первый взгляд помещение было на треть, а то и больше заставлено кадками и горшками с растениями, цветами и даже небольшими деревцами. Особо трепетно Ирина Павловна относилась к цитрусовым, в частности лимону, и кактусам. Как сейчас помню свое удивление, когда пришла сюда в первый раз.
- Никогда бы не подумала, что кто-то может так сильно увлекаться кактусами, - призналась я тогда, с любопытством разглядывая расположившиеся пирамидкой кактусы самых разных форм и размеров. По полу клубились змейками кабели электропитания и взбирались вверх по стойкам к многочисленным лампам освещения.
- Почему же? - спросила она, подходя ближе. Я обернулась на ее голос и поразилась той материнской нежности, с которой Ирина Павловна смотрела на своих колючих питомцев.
- Ну, они с виду такие неказистые, - поспешно объяснила я, а сама невольно сравнила себя с ними. Такая же колючая. И невзрачная.
- Ну какие же они неказистые? - по-доброму засмеялась женщина. - Ты посмотри повнимательнее. Вот эти, например, выглядят устрашающе, правда? А ведь сами не опаснее пуха. Попробуй, дотронься.
Я с опаской коснулась грозных колючек, но они оказались мягче кисточки для рисования и слегка щикотали подушечки пальцев.
- Забавно, пушистик такой, - поделилась я своими впечатлениями, улыбаясь, словно живому, этому кактусу.
- Поверь, все они полны самых неожиданных достоинств. Вот у этого потрясающе красивые цветы, - Ирина Павловна по-хозяйски знакомила меня со своей коллекцией. - Когда зацветет, я тебя обязательно позову, - пообещала она. - А вот у этого чемпиона нам всем есть чему поучиться.
- Например? - спросила я на автомате, переводя взгляд на пузатого коротышку.
- Выносливости. Любви к жизни. Готовности цепляться за нее из последних сил. Разве мало? - Ирина Павловна аккуратно поправила лампу, освещавшую одного из ее любимцев, и, окинув их напоследок придирчивым взглядом, вернулась за рабочее место.
Пока она готовила документы для Лизки, я изучала ее "секретный сад", постепенно привыкая к мерному жужжанию настольного вентилятора, шуму машин, доносившемуся через открытую форточку, и редким телефонным звонкам в приемной. Удивительно, как Ирине Павловне удавалось оставаться бодрой и энергичной в этой умиротворяющей атмосфере. Меня саму уже нещадно клонило в сон. И я искренне пожалела, что увлекательный экскурс в жизнь кактусов оказался столь коротким. Однако тема неожиданно получила продолжение.
- Ты, Наталочка, - заговорила вдруг Ирина Павловна, отвлекаясь от лежавших перед ней бумаг, - все-таки присмотрись к ним получше. Вдруг и сама загоришься идеей их разведения? - от такого предположения у меня сон как рукой сняло. Я даже о себе позаботиться не в состоянии.
- Кактусы вряд ли будут от меня в восторге, - попыталась отшутиться я, но женщина настаивала на своем.
- Ты не думай. Они дают больше, чем просят. В этом они, к сожалению, а может и к счастью, получше многих людей будут. Ты, наверное, сейчас задаешься вопросом, какая от них польза? - Ирина Павловна выдержала небольшую паузу. - В работе моей, Наталочка, всякое случается. И простые дни, и не очень. Бывает так, что ты бьешься с кем-то как рыба об лед, а толку нет. Реакции нет. Продвижения нет. Чужие проблемы - как болото, засасывают. И терпение начинает заканчиваться. И мысли дурные в голову лезут: "А нужно ли это всё кому-то? А может, не мое это?" Пару раз вообще хотелось всё бросить и вернуться в кулинарию, готовить в свое удовольствие. Да вот кактус не дал, - на лице Ирины Павловны появилась улыбка. - Как раз тот самый, Чемпион, - гордо уточнила женщина, а я перевела скептический взгляд на торчащего из горшка кроху. - Я тогда на грани выгорания была. Ходила как зомби, ничего не видела. Возвращалась в кабинет после тяжелого дня, думала, что не смогу больше. Уже планировала собирать вещи. Зашла в кабинет и увидела, что малыш, оказывается, зацвел, - голос Ирины Павловны слегка дрогнул. - А ведь это редкость и большая. С тех пор они мои верные помощники. Полноценные сотрудники, можно сказать. Напоминают, ради чего я работаю.
Несмотря на пространные доводы, от кактусов тогда я быстро открестилась. Правда, Ирина Павловна особо и не настаивала.
Уже позднее, весной, заехав к ней по очередному поручению, я смогла увидеть цветение кактусов вживую и поняла, что именно цепляло Ирину Павловну в этих растениях. Во время цветения они выглядели необыкновенно трогательно. Контраст между внешней суровостью и ярким цветком вызывал внутри прилив нежности и восхищения. Когда перед глазами стоит такая красота, о том, как выглядел кактус до этого, просто забываешь.
Вот и теперь, заходя в кабинет, я по привычке скользнула взглядом по кактусам. И хотя цвести они в это время не могли, я по-прежнему видела их в памяти цветущими.
- Не передумала еще? - с улыбкой спросила Ирина Павловна, от которой не ускользнул мой интерес. - А то если надумаешь, у меня есть для тебя подходящий малыш. Готова отдать детку в хорошие руки.
- Спасибо за предложение, - ответила я с улыбкой, но она тут же погасла. Заметив это, Ирина Павловна предложила мне стул, а сама села напротив и, связавшись с приемной, попросила Катерину приготовить чай.
Я воспользовалась небольшой заминкой, чтобы собраться с мыслями.
- Ирина Павловна, - сходу начала я, едва женщина положила трубку, - Саша Берестов как-то упоминал в разговоре, что Лиза к вам ходила некоторое время. Ну, как пациент, - неловко начала я. - Поэтому я подумала, что, возможно, вы сможете мне помочь.
- Тебе нужна помощь? - осторожно спросила она.
- Нет, - чересчур резко ответила я. - То есть помощь нужна, конечно, но не мне лично. Я думаю, она нужна Лизе.
- Лизе? - удивилась Ирина Павловна.
- Лизе, - повторила я.
- Странно, - тихо пробормотала женщина. - Вроде всё хорошо у нее было. Давай-ка по порядку. Что у вас там произошло?
- Если честно, я и сама не знаю. Вижу только, что Лизка сама не своя. Еще она в пух и прах разругалась с братом. А ведь они никогда раньше не ругались. Ни разу!
- Это не совсем так, - тактично поправила меня женщина, порождая у меня массу вопросов. - Но сейчас не это главное. Ты случайно не знаешь, что произошло до этого?
- Точно не знаю. Но у нас там новая танцевальная группа появилась. Может, дело в ней? Точнее, в одном из ее участников.
- Молодой человек?
- Да. Странный такой. Попросил меня Лизе кое-что передать. Бандероль какую-то. А почему он сам к ней не подошел? Ну или на худой конец брату...
- Она сейчас у тебя? - перебила меня Ирина Павловна. Я кивнула. - Ты не против, если я взгляну? Открывать не буду, обещаю.
- Да она уже открыта, такой и дали.
Когда я положила бандерольку на стол, женщина тут же пододвинула ее к себе и, судя по молчаливому движению губ, попыталась прочесть адрес на английском. В этот момент раздался стук в дверь, и в кабинет зашла Катя с подносом в руках. Если честно, чай пить не хотелось, да и засиживаться не планировала. Но для вида положила в чашку сахар, размешала и пригубила.
Девушка вышла, тактично оставив нас одних, а Ирина Павловна по-прежнему молчала.
- Вы знаете, от кого это? - не выдержала я, наконец.
- Догадываюсь, - уклончиво ответила она.
- То есть Лизе это передать можно? - задала я долго мучивший меня вопрос. - Или лучше все-таки отнести Саше? А может, вообще вернуть ее тому парню?