Дверь в комнату подруги открылась, когда на часах было без пяти минут шесть. Я внутренне напряглась, готовясь к непростому разговору, и стала тщательно прислушиваться к знакомому шарканию тапочек по коридору: вот Лизка не спеша идет в сторону моей комнаты, приоткрывает дверь, останавливается на мгновение. А через секунду шарканье, чуть более быстрое, раздается уже в коридоре. Я поворачиваю голову вправо и внимательно разглядываю лицо подруги. Наверное, я еще никогда не рассматривала ее так пристально. Но никаких покрасневших глаз или других подозрительных следов на лице не замечаю. Слегка помятая, с забавно отпечатавшимся швом подушки на левой щеке и не до конца проснувшаяся Лизка. Моя Лизка. При осознании этого у меня внезапно отлегло от сердца, и я почувствовала, как на лице сама по себе появляется улыбка.
- Привет! Прости, что не дождалась! - Лизка крепко обняла меня сзади и по-сестрински чмокнула в макушку. - Как-то весь день не по плану, - пожаловалась она. - Да еще после поездки устала. Сама не заметила, как вырубилась.
- Да ладно тебе, ничего страшного!
- Но всё равно... Ничего себе! - воскликнула вдруг Лизка. - Неужто ты сдалась? - фыркнула она, и я поняла, что стоящий в центре стола кактус все-таки попал в поле ее зрения.
- Лучше не спрашивай, Лиз, - простонала я, прикрывая лицо книгой. - Ирина Павловна проявила просто чудеса смекалки.
- Не сомневаюсь в ее талантах, - хмыкнула подруга. - Но посмотри на это с другой стороны: если бы крестная фея постоянно интересовалась мнением Золушки о нарядах, туфлях и транспортном средстве, та до бала бы так и не доехала, не так ли? А это что? - Лизка аккуратно вытащила книгу из моих рук. - О! Да тебя и руководством снабдили! Хмм... Когда цветут кактусы. Какое заманчивое название.
- Почему заманчивое? - я подняла на нее удивленный взгляд и, забрав книгу, положила ее на стол. Всё равно сосредоточиться на чтении не получалось.
- А ты разве не знаешь? - Лизка села рядом и по привычке облокотилась на стол, подперев ладонями подбородок. - Говорят, что цветущий кактус - это большая редкость. А то, что кактус после цветения погибает, уже стало своеобразной легендой.
- Но ведь у Ирины Павловны кактусы преспокойно цветут и...
- Не бывает правил без исключений, - перебила меня Лизка и тут же добавила: - Только не спрашивай меня, где здесь правило, а где - исключение. Сама не знаю. Просто как-то разговор в цветочном магазине подслушала, да и то не до конца.
- Ты меня пугаешь, - честно призналась я и пододвинула к себе горшочек, как будто это могло защитить его от возможной опасности. - Я не хочу, чтобы он погиб.
- Красота требует жертв. Некоторые погибают, отдавая все свои силы на то, чтобы расцвести. Вон, бабочка вообще один день живет и ничего. Просто ухаживай за ним правильно, и проблема обойдет вас стороной.
- Легко сказать - ухаживай, - помрачнела я. - Я тут битых три часа над книгой просидела. Голова скоро лопнет от информации. Ее так много, что не знаю, за что хвататься.
- За трубку телефона. Не будет ли проще позвонить Ирине Павловне и спросить у нее?
- И расписаться в собственном бессилии?
- Ну, иногда это полезно, - пожала плечами Лизка.
- И часто ты сама этому совету следуешь? - переспросила я не без иронии. - Вон, взять того же Веселова.
- Не напоминай! - обреченно выдохнула Лизка, когда я наступила на ее больную мозоль.
- Что? Всё впустую?
- Не совсем, - подруга состроила кислую физиономию. - Название я отстояла. Но это так, утешительный приз, можно сказать. По всем остальным вопросам ему удалось меня переубедить.
- Завидный дар убеждения однако.
- Это уж точно! - без особого восторга согласилась Лизка. - Чего-чего, а харизмы и обаяния у него через край.
- И что теперь? Масштабные перемены?
- Да нет, обойдемся без революций. На самом деле всё вообще оказалось не так страшно, по крайней мере на словах. А у Веселова слова с делом редко расходятся. Концепция клуба вообще не изменится. Но вот развлекательная программа...
- А что с ней? Ты, кстати, новый танцевальный коллектив видела? - с напускным воодушевлением спросила я, старательно скрывая свой интерес.- Будем ставить с ними совместные?
- Ни за что! - выдавила Лизка и, плотно сжав губы, перевела взгляд на клиенку. И по тому, как она напряглась, я поняла, что проблемы у нас куда серьезнее, чем я полагала раньше.
- Но они молодцы. Чувствуется класс и вообще...
- Неважно, - резко оборвала меня подруга. - Раз брат с Веселовым взяли их для разогрева, чтобы они развлекали молоденьких девушек в зале, не будем им мешать. Пусть делают свою работу. А мы будем делать свою, - продолжала гнуть свою линию Лизка. И я перестала настаивать, поняв бесмысленность этого разговора.
- Когда приезжает Веселов?
- Завтра. У него утренний рейс, - уже спокойнее ответила подруга. - Поэтому, если никаких проблем с багажом не возникнет, к четырем доберется. Я, кстати, подумывала на это время прогон устроить. Как ты на это смотришь?
Я пожала плечами.
- Мне всё равно. Пока учебы нет, я свободна.
- Вот и замечательно, - обрадовалась Лизка. - И еще, Наташ, я хотела тебя об одном одолжении попросить.
- Каком?
- Не давай никому мой номер телефона. Если будет подходить кто-то из нового коллектива, какие-то незнакомые тебе люди, без разницы. Никому не давай.
- Хорошо, только вот тебе сегодня кое-что передали.
Мне аж стало не по себе, когда я увидела, как изменилась в лице Лизка.
- Что? - забеспокоилась она.
- Бандерольку. Подожди секунду.
Я сходила в прихожую и, вернувшись на кухню, отдала ей почтовое отправление.
Лизка, хмурясь, вытащила из бумажного пакета толстую тетрадь в мягком переплете и, раскрыв ее, как-то судорожно вздохнула. Никогда не думала, что выражение "краска сошла с лица" может быть настолько точным. Подруга побледнела так быстро, что я возблагодарила небеса за то, что она сидела. Иначе, грохнись она в обморок, поймать бы ее я не успела.
- Кто тебе это передал? - сдавленно, почти шепотом спросила она.
- Парень из танцевальной группы.
Никаких уточнений по поводу его внешности Лизке не потребовалось. Мои подозрения получили молчаливое подтверждение.
- Извини, Наташ. Я к себе. Ненадолго. Прости, - зачем-то повторила она и на негнущихся ногах вышла из кухни.
Чуть помедлив, я пошла следом, но, уткнувшись носом в закрытую дверь, остановилась. И вместо того, чтобы постучать и зайти, просто прислонилась спиной к стене и присела на корточки.
Первое время за дверью царила тишина. Но я знала, что это ненадолго.
Невольно в памяти всплыл наш давний разговор, когда Лизка только-только приобрела себе свеженький альбом Linkin Park и заценивала его дома.
- Шикарная композиция! - восхищенно заявила подруга, ставя трэк "In the end" на повтор.
- Так скинь на плеер, - отозвалась я с дивана, где уютно устроилась с книжкой в руках.
- Нет, Наташ. Такое нужно слушать на всю громкость самых мощных колонок, - возразила она.
- Это почему это? - заинтересовалась я, смотря на Лизку поверх книжки. Самой мне больше нравилось слушать музыку в наушниках.
- Да чтобы прорыдаться и прокричаться от души. Нельзя же всякую гадость внутри держать, - выдала она поучительным тоном, а я лишь улыбнулась в ответ. В этом вся Лизка.
Но теперь, когда из-за двери послышались первые аккорды знакомой мелодии, мне было не до смеха. Лизка всё больше и больше поднимала громкость, и я уже начала ощущать вибрацию, идущую от стены и пола. Невольно покосилась на входную дверь. Остсвалось надеяться, что соседи проявят чудеса терпения. При мысли об этом я тяжело вздохнула и, сев на пол, подтянула колени к груди.
И хотя я прекрасно знала чего ожидать, душераздирающий крик Лизки всё равно заставил меня вздрогнуть. Я инстинктивно дернулась в попытке закрыть уши, но тут же остановила себя усилием воли. Лизка не моя мать. Не то существо, которое, поймав белочку, завывало в полуночном бреду в соседней комнате. Она другая. Другая. Я повторяла себе эти слова снова и снова, пока руки не перестали тянуться к голове в защитном жесте, словно заговоренные.
Борясь с собой, я слушала стенания подруги с закрытыми глазами и сжатыми кулаками. Каждый ее всхлип вонзался в меня кинжалом. Я была утыкана ими, словно мишень для дротиков, и ничего, абсолютно ничего не могла поделать. Даже себе я была помочь не в состоянии. Заплакать не получалось, как ни старалась. А вот боль давила изнутри, застряв где-то в области горла и мешая дышать. От нахлынувших эмоций мне действительно стало плохо. Осознав, что долго так не протяну, я поднялась на ноги, намереваясь уйти, но музыка внезапно прекратилась. Я подняла тяжелый взгляд на дверь, чувствуя себя эмоционально выпотрошенной и разбитой.
Лизка не выходила, и я, подождав пару минут, решила вернуться на кухню, чтобы почувствовать себя хоть немного полезной. Правда, смалодушничала и по пути заглянула в свою комнату, чтобы взять плеер с наушниками.
Теперь, когда от посторонних звуков и чужих эмоций меня надежно защищал музыкальный кокон, стало намного проще и комфортнее. Осталось только занять чем-то руки, что я и сделала, вытащив из холодильника купленные ранее овощи и фрукты. Раз успокоить Лизку я не могла, решила ее накормить. А так как кулинар из меня был не ахти, я выбрала беспроигрышный вариант - салаты. Ума на то, чтобы помыть и порезать овощи, у меня хватало. Чтобы не прогадать с выбором, шинковала всё подряд, следуя принципу "Чем больше, тем лучше". Когда на столешнице не осталось свободного места, миски с морковью, капустой, зеленью, крабовыми палочками и другими ингредиентами начали появляться на электрической плите. Я настолько вошла во вкус, ритмично стуча ножом, что не заметила чужого присутствия на кухне, пока кто-то не заслонил собой свет от лампы и не вытащил наушник из моего левого уха.
- У нас гости? - насторожилась оказавшаяся за моей спиной Лизка. Она слегка ошалело оглядывала поле боя, в которое, каюсь, я превратила кухонную столешницу.
- Не-е-ет, - невнятно ответила я, отмечая про себя следы размазавшейся туши на лице девушки.
- Праздник? - заволновалась она. - Я про кого-то забыла, да? День рождения?
- Да нет же! - чуть раздраженно пробормотала я и чуть сильнее сжала рукоятку ножа. Неужели придется объяснять истинные причины незапланированного застолья? На выдумывание других не было времени. - Поможешь заправить? - вдруг попросила я.
- Не вопрос!
Лизка тут же полезла за солью и оливковым маслом, а я облегченно выдохнула и отступила на шаг назад, освобождая ей место и радуясь, что допроса с пристрастием не состоялось. Не хватало только упоминания про снег за окном, чтобы вогнать меня в краску.
- Наташ, достань сироп из холодильника.
Я сделала вид, что выполняю ее просьбу и усердно ищу сироп, а сама воспользовалась дверцей в роли ширмы. Из-за нее оказалось очень удобно наблюдать за подругой.
На первый взгляд всё было замечательно. Как будто и не было ничего, а все те крики и рыдания в закрытой комнате - лишь плод моего воображения. Больного, не иначе. Но я не верила этой идиллии, как не верит рыбак неестественному затишью перед бурей. Поэтому, вместо спокойствия, я ощутила непонятную тревогу и напряжение. То самое напряжение, которое чувствует сапер, когда не знает, где и когда рванет.
Однако мы мирно сели за стол, заставленный салатами. Такого разнообразия у нас не было даже на Новый год, когда мы ограничились стандартным набором из оливье и салата из крабовых палочек. Сейчас же не осталось места даже для наших тарелок. Заметив это, Лизка встала из-за стола и достала пиалы.
- Пойду руки помою.
Лизка ушла в ванную. Я же не стала ее дожидаться и, положив по чуть-чуть разных салатов, приступила к ужину, но тут же поперхнулась, едва содержимое первого салата оказалось у меня во рту.
Молча поднявшись, я достала из холодильника графин с водой и водрузила его на стол, пожертвовав ради этого парой салатниц. К тому моменту, когда подруга вернулась, я с невозмутимым видом поглощала совместно приготовленные блюда.
- Ну как? Съедобно? - по привычке спросила Лизка.
- Угу, - промычала я, не отвлекаясь от еды.
Девушка села рядом и, последовав моему примеру, набрала себе всего понемногу.
Я даже дыхание задержала, когда она поднесла вилку ко рту.
- Тьфу ты, - Лизка выплюнула капустный салат обратно в пиалу. - Господи, почему ты не сказала, что салат пересолен?
Она тут же кинулась проверять остальные салаты на наличие соли, но сдалась после четвертого. Я налила воды из графина и протянула ей стакан. Но Лизка резко отодвинула мою руку в сторону, так, что вода едва не выплеснулась на клеёнку.
- Почему ты не сказала? - повторила она свой вопрос чуть дрожащим голосом, заставив меня нахмуриться. Пересоленные салаты уж точно не стоили того, чтобы устраивать из-за них истерики. Да и не в характере Лизки было делать из мухи слона.
- По-моему, всё не так страшно, - попыталась успокоить ее я, но меня уже никто не слушал.
Лизка обхватила себя руками, смотря перед собой и едва заметно подрагивая, словно ей было холодно.
- Почему... почему ты ничего не сказала? - шептала она, и вряд ли последние слова предназначались мне. Чувствуя надвигающуюся грозу, я положила руку на плечо подруги.
- Лиз...
- Ты как она, Наташ! Господи, вы так похожи!
Через мгновение моя рука оказалась перехвачена.
- Пообещай! - порывисто попросила она, пристально смотря мне в глаза. - Пообещай, что никогда и ни при каких обстоятельствах ты не наделаешь глупостей! Пообещай!
- Лиз...
- Не перебивай! - не дала вставить и слова подруга. - Ты никогда ничего с собой не сделаешь. Пообещай!
Понимая, что иначе она не успокоится, я уступила.
- Обещаю, но, если честно, Лиз, я мало похожа на самоубийцу, тебе не кажется?
Что-то в моем вопросе заставило ее вздрогнуть, отпустить мою руку и отвести взгляд.
- Я понимаю, Наташ. Но Катя... Катя тоже не была на нее похожа.
Совру, если скажу, что моя рука не дрогнула при этих словах. Дрогнула, но лишь для того, чтобы стиснуть посильнее плечо Лизки. Вот тебе и послание с того света. Почему-то теперь я не сомневалась в том, что вытащенная из бандероли тетрадь принадлежала той самой Кате. А Лизка... Кажется, даже фруктовый сегодня салат будет пересолен.
Я устало опустилась на стул рядом с подругой.
- Знаешь, Лиз, мы с тобой уж пуд соли съели, не меньше, а мне до сих пор кажется, что я ничего о тебе не знаю.
- Если мы еще и эти салаты съедим, - хмыкнула Лизка в ответ, вытирая ладонями слезы, - то будут все два пуда.
Я не сдержалась и улыбнулась в ответ. Что ж, раз чувство юмора к ней возвращается, значит, не всё так плохо.
- Лиз, ты меня знаешь, мне претит лезть в чужие дела, но мы с тобой делим кров, пищу...
- Или ее отсутствие, - перебила меня подруга, и я вымученно посмотрела на нее, но вместо насмешки увидела абсолютно осмысленный и серьезный взгляд. - Наташ, да что ты со мной как с маленькой. Я же всё понимаю.
Лизка внезапно встала из-за стола и ушла к себе в комнату. Ее не было минут пять. И я уже сомневалась, что подруга вернется, когда та появилась на кухне со знакомой мне тетрадью и фотоальбомом.
- Прости, пришлось поискать, - объяснила она задержку и, окинув взглядом заставленный салатами стол, предложила: - Может, лучше ко мне?
Я без возражений согласилась, и мы перебрались в ее комнату, на старый уютный диван.
Хотя обстановка и располагала к разговору, Лизка долго не могла решиться открыть альбом. Я видела, как она нервничала, водила пальцами по обложке, и не торопила ее. Вскоре это принесло свои плоды.
- Нас было трое, - начала свой рассказ подруга, открыв первую страницу с черно-белыми детскими фотографиями. - Тоха, я и Катька Веселова.
Услышав знакомую фамилию, я вопросительно приподняла бровь.
- Да, ты всё правильно поняла, Катька - младшая сестра Веселова. Мы, можно сказать, дружили семьями, жили на одной лестничной площадке. Даже Новый год вместе встречали. Сашка пропадал во дворе с Веселовым, а наши мамы выгуливали нас с Катькой. И хотя она была меня почти на три года младше, мы как-то стали лучшими подругами.
Лизка нахмурилась и замолчала. А я, воспользовавшись заминкой, получше рассмотрела фотографии.
Не узнать подругу было невозможно. Она стояла прямо по центру: нос задран к верху, волосы собраны в растрепавшиеся хвостики, глаза горят, коленки разбиты, гольфы разной длины. Смешная. Справа от нее стоял худощавый мальчик в кепке с ногами-палками и обворожительной улыбкой от уха до уха, а слева - светленькая девочка-дюймовочка с нечитаемым выражением лица. Интересная троица получилась.
Внизу была еще одна фотография с Сашкой и Веселовым, но я уже видела ее раньше.
- А Тоха? - спросила я, возвращаясь глазами к мальчишке, чья улыбка показалась мне чем-то знакомой.
- А Тоха... Тоха переехал в соседний подъезд, когда мне было шесть. Моих ровесников во дворе было мало, раз два и обчелся. Поэтому он быстро прильнул к нам с Катькой, а точнее ко мне. Катька тогда просто бегала за нами хвостиком. Тоху, кстати, ты уже видела.
- Это когда? - удивилась я.
- Сегодня. Это он передал тебе бандероль. По крайней мере, я так думаю.
- Да, действительно, улыбка похожа, - согласилась я.
Лизка перевернула страницу, потом еще одну. А я смотрела, как на моих глазах взрослеют три героя этой истории, как Лизка превращается из хулиганистой пацанки в стройную девушку, Тоха - в симпатичного паренька, а Катя - в их молчаливую и неизменно спокойную спутницу. Тень. Именно это слово приходило на ум первым. В конце альбома было несколько фотографий с последнего звонка и выпускного. Лица Антона и Лизы светились радостью, только Катя казалась немного мрачной. А может, дело именно в их контрасте?
- Вы учились вместе? - поинтересовалась я.
- Мы с Тохой? - переспросила подруга. - Да, в параллельных классах. А Катьку родители отправили в языковую гимназию.
- А почему не в одну школу с вами? - такой выбор казался мне более логичным. Ведь, если что, старшие могут поддержать младших и не дать их в обиду.
- Мы учились в обычной общеобразовательной школе. А Веселовы тогда готовились к переезду в США. Поэтому все усиленно учили язык.
- Так они уехали?
- Веселовы? Да. Отец с матерью уехали первыми, разведывать обстановку, обустраиваться. А Катька осталась здесь с братом. Она тогда как раз перешла в десятый класс, поэтому ее дергать не стали. А Веселов-младший не захотел уезжать. У него уже были друзья, работа, личная жизнь. Поэтому они с Катькой так и жили вдвоем. Ну, то есть как - жили, виделись вечером и утром.
"Ну и жизнь", - подумала я, но вслух промолчала, хотя с языка так и норовило сорваться то, что я думала о таких родителях.
- В общем, Веселовы уехали. А за ними уехал и Тоха, - продолжила свой рассказ Лизка. - Мы же с ним не только друзьями были, но и партнерами по танцам. Сперва на бальных, потом в детском ансамбле "Родничок". Ездили на гастроли, даже в другие страны. И как раз на гастролях в Техасе мне и Тохе предложили приехать на учебу в местную танцевальную школе на год. Предложение было дико заманчивым. Честно говоря, мы оба мечтали об этом. Тоха согласился. А я нет.
- Но почему? - удивилась я. - Ты ведь этого хотела!
- Потому что я не могла оставить Катю одну, - тихим голосом ответила Лизка. - Не хотела, чтобы она чувствовала себя брошенной. Тогда, в аэропорту, я видела, каким взглядом она провожала родителей. И честно тебе скажу, такого взгляда в свою спину я бы просто не выдержала. Да и ее родители потом мне звонили и жаловались, что она перестала отвечать на звонки, и что новости о ней они узнают от сына. Вот я и решила никуда ни ехать, хотя билеты были на руках, документы на визу поданы. Да и Антон меня ждал. Тогда еще ждал, - поправила себя Лизка.
Подруга передала мне фотоальбом и, подойдя к письменному столу, потянулась за сидевшим на надстройке плюшевым медведем, но мой взгляд остался прикован ниже.
- Это от чего? - тут же спросила я.
Лизка с медвежонком в руках обернулась и, проследив за моим взглядом, поспешно убрала таблетки в стол.
- Успокоительное. Когда-то мне приходилось принимать их ежедневно.
Я промолчала. Успокоительное? Лизка? Прежний образ подруги в моей голове, если и не был полностью разрушен, то изрядно потрепан. Те качества, что меня в ней всегда восхищали - умение видеть суть за деталями, спокойствие, наблюдательность и терпение, дрогнули под грузом ее прошлого. Но рассыпались ли? Я прислушалась к себе и с удивлением поняла, что разочарования не испытываю. Лишь некоторую растерянность от того, что недосягаемый по своим качествам человек оказался куда ближе и приземленней, чем я предполагала.
Лизка села рядом со мной по-турецки и положила перед собой плюшевую игрушку, сжимающую красное сердечко.
- Ты не жалеешь, что упустила такую возможность?
- Ты про учебу? - переспросила Лизка, откидываясь на спинку дивана. - Нет, конечно. Если я и жалею, то точно не об этом.
Меня так и подмывало спросить ее - о чем именно, но я сдержалась.
- Это подарок Тохи на мое шестнадцатилетие, - со смесью нежности и грусти продолжила она, гладя медвежонка по голове. - Я десять лет доставала Тоху, пыталась ему что-то доказать, стать лучше него. Не знаю, как он меня терпел. Мы были соперниками во всем и везде: на детской площадке, в школе, на танцах. Все десять лет. Вплоть до того дня рождения, когда он вручил мне подарок и, воспользовавшись тем, что мои руки были заняты, поцеловал в губы. А пока я приходила в себя, сказал прямо в лоб, что ему больше ничего доказывать не надо. Он уже и так понял, что лучше меня никого нет и, может, просто пора стать его девушкой. После этого взял и ушел. Ты даже не представляешь, как мне потом было стыдно.
- Из-за поцелуя? - не поняла я.
- Да нет, из-за дури своей. Тоха мне так деликатно намекнул на то, что за косички можно дергать в десять лет, но не в шестнадцать же. А потом он как-то незаметно перехватил инициативу, и мы стали парой.
- Так уж незаметно, - хмыкнула я, за что чуть ли не получила мишкой по голове. - Молчу, молчу, - затараторила, защищая макушку. - Но мне же надо понять, что между вами было. Вдруг попаду между молотом и наковальней, - попыталась отшутиться я, но, вероятно, снова неудачно. Лизка забрала мишку, обняла его и как-то притихла.
- Если подумать, - заговорила она, - я тогда между ними и попала. Между молотом и наковальней, - пояснила подруга. - Как ни крути, я не могла оставить Катю. Назови это совестью, принципами, чувством ответственности, да как угодно. Но через что-то вот здесь, - Лизка постучала кулаком по груди, - я переступить не смогла. А с другой стороны... С другой стороны был Тоха. Правду говорят, где тонко, там и рвется.
- И какое звено оказалось слабым в вашей цепочке? - решила поддержать ассоциативную игру я. - Антон?
Лизка бросила на меня растерянный взгляд.
- Наверное я, раз потеряла обоих. Погналась за двумя зайцами...
"И потеряла обоих", - договорила я про себя.
- Вы расстались? - тут же переспросила, не давая Лизке уйти в себя окончательно. Ее настрой нравился мне всё меньше и меньше. И успокоительное тут не помощник.
- Если это можно так назвать, - горько усмехнулась подруга. - Когда я приняла решение остаться здесь, вступительные в большинстве вузов уже закончились. Поэтому я выбрала самый приемлемый вариант из оставшихся. Поступила на психологический факультет на платной основе.
- Ты же вроде на бюджете была? - удивилась я.
- На бюджете, - согласилась Лизка, - но только со второго курса. Нам давали шанс перевестись на бюджет при наличии свободных мест и отличной успеваемости. Поэтому весь первый курс я пахала на зачетку, впрочем как и остальные студенты. С Катей удавалось увидеться только на выходных. Но мы разговаривали, и всё было как обычно. Если не считать того, что я жутко тосковала по Тохе. Знаешь, некоторые говорят, что расстояние любви не помеха. Наверное, это так, если вы знакомы без году неделя. Но когда ты проводишь с человеком всё свое время в течение нескольких лет, разлука становится невыносимой. Это даже не оторванная рука, Наташ. Нет, это выдранное из груди сердце. Я не знаю. Может, для Тохи всё прошло иначе. Не так остро. Все-таки новые впечатления, знакомства, учеба. Но мне... мне было тяжело. Тяжело привыкнуть к тому, что я не могу позвонить ему в любой момент, не могу прийти к нему в квартиру и просто обнять, стоя на пороге. Бывало, хотелось всё бросить и взять билеты на первый рейс, чтобы просто увидеть, просто коснуться его, обнять. Но наступали выходные, я виделась с Катей, и меня немного отпускало, - Лизка замолчала, резко поднялась с дивана и отнесла мишку на полку. - Тоха не смог вырваться на новогодние праздники, - продолжила она рассказ, возвращаясь обратно. - И я решила слетать к нему летом, устроить себе каникулы. Купила билеты, сделала визу. После чего с головой ушла в учебу. С Катей мы почти не виделись. У нее начались годовые контрольные, у меня - летняя сессия. Я бегала за преподавателями, пыталась договориться с ними, сдать хоть что-то досрочно или получить автоматом. И едва сдала последний экзамен, тут же поменяла дату на ближайший рейс. Чемодан уже давно был собран. Наверное, меня это успокаивало. Знание того, что скоро я буду с Тохой, и собранный чемодан был тому подтверждением. Поэтому я закинула в него туалетные принадлежности, мелочевку, оставила Кате записку в двери и уехала в Москву с Сашкой. Ради меня он тогда отпросился с работы. Тохе ничего не говорила, хотела сделать сюрприз.
- Не люблю сюрпризов, - вставила я свои пять копеек, хотя подруга и так об этом знала.
- Так или иначе, сюрприз удался на славу, - горько усмехнулась Лизка. - Сашка оставил меня у родителей, а сам вернулся в Энск.
- Твои родители уже жили в Москве?
- Да, с полгода где-то. Они тогда даже ремонт еще не закончили. Но это неважно. Важно то, что через два дня я была в Остине, абсолютно не выспавшаяся, но окрыленная и счастливая до одури. Прямо в аэропорту взяла такси и поехала по тому адресу, который Тоха мне давал в начале учебного года. Туда я отправляла открытки и обычные бумажные письма, когда электронных казалось недостаточно. Если честно, мне просто повезло, что дома кто-то был. Дверь открыл знакомый Антона, Мэт. От него я и узнала, что Тоха пару месяцев как съехал и живет в другом районе вместе с какой-то девушкой. Адреса он не знал, но предупредил, что, если потороплюсь, с большой долей вероятности найду парня в школе. Не без помощи Мэта я нашла какой-то мотель неподалеку, оставила там вещи и добралась до школы. Благо, та была рядом.
- Ты встретилась с Тохой?
Лизка хмыкнула:
- Это уже второй твой вопрос, на который я не могу ответить ни да, ни нет. Скажем так, я его увидела. Целующимся с другой девушкой.
При этих словах захотелось выругаться, но я сдержалась, так как Лизка этого не любила. Хотя судя по ее взгляду, устремленному куда-то в прошлое, она вряд ли бы обратила на это внимание. А может, и составила бы мне компанию.
- Знаешь, никогда не думала, что окажусь в такой ситуации, - добавила подруга спустя мгновение. - Ну, такой, где героиня ревет в три ручья, наблюдая издалека за любимым, а у него другая. Обычно видишь такое на экране и думаешь: "Вот, дура, зачем ревешь, ведь он того не заслуживает". Так вот, Наташ, я ревела. Ревела как банальная героиня из какой-то дешевой мелодрамы. Как последняя дура.
- Но почему ты не подошла к нему? Не поговорила?
- А как ты себе это представляешь? Привет, Тох, я тут приехала, сюрприз!С девушкой своей не познакомишь? Наташ, у меня тоже есть гордость. Была, по крайней мере. Я бы не выдержала таких разборок. От усталости и увиденного я на ногах-то едва стояла. Даже не помню, как до мотеля обратно добралась. То ли подвез кто, сжалившись, то ли такси поймала. Помню только утро следующего дня, когда я, наконец, нашла в себе силы включить телефон, и на него стали сыпаться SMS: "Мне очень жаль", "Когда похороны?", "Я только что узнал". Я даже не успела прочитать их все, когда позвонил Сашка и сказал, что Катя покончила с собой. Все подробности по прилету обратно. Я вернулась в Россию на следующий день, бизнес классом.
Последние слова Лизка проговорила на одном дыхании, как будто боялась, что, останови я ее, и сил на то, чтобы закончить мысль, у нее не останется.
Спрашивать "А что потом?" мне показалось глупым. Дураку понятно, что были похороны и наверняка разбирательства. Куда же без них. Но всё оказалось еще хуже, чем я предполагала.
- Когда новость о смерти Кати дошла до ее родителей, - безэмоциональным голосом рассказывала Лизка , - у ее отца случился сердечный приступ. Тело Кати пролежало в морге семнадцать дней, прежде чем мама Кати решилась оставить мужа в больнице и приехать в Энск. Она единственная плакала на похоронах. У других к тому времени слез просто не осталось. Хуже всего было Владу. Мне кажется, он так и не смог ее оплакать.
- А это кто? - растерялась я. Вроде никакого Влада Лизка при мне не упоминала.
- Влад? - переспросила подруга. - Это Веселов, брат Катьки. Извини, мы просто как-то привыкли его между собой по фамилии звать. Он раньше весельчаком был, душой компании. Вот и прилипло к нему это прозвише. Правда, сейчас мы его зовем так, скорее, по привычке. От прежнего Веселова там мало что осталось. Сначала организация похорон, выяснение обстоятельств смерти, даже дело завели, но как-то Веселову всё удалось замять. Не ради себя, ради отца, который и так был на грани. Копали тогда глубоко. Особенно досталось школе. Какие оценки были у Кати, были ли конфликты с учителями или учащимися. Подняли всех на уши. Но им в один голос твердили, что успеваемость была замечательная. Девочка тихая, прилежная. Ну, с общением хуже. За пределами школьных стен Катя с одноклассниками практически не общалась. Но ведь друзья у нее вне школы были. И тут уже вцепились в нас. Меня допрашивали три раза. Я тогда была напичкана этими успокоительными, но все-таки смогла вспомнить про дневник. Катя вела его лет с двенадцати. Но найти его не удалось. Куда он делся, тоже никто не знал. А теперь вот...
Лизка кивнула в сторону дневника, сиротливо лежавшего на диване слева от нее.
- Ты его прочитала?
- Не весь. Только записи, оставленные после отъезда родителей и до... до...
Лизка не выдержала и вышла из комнаты. Я слышала, как она включила на кухне свет. Хлопнула дверца холодильника. Брякнула посуда. Полилась вода. Вернулась она с полным стаканом и тут же вытащила из ящика успокоительное. Я нахмурилась.
- Может, не надо, Лиз? - спросила я, усиленно вспоминая, что мне вообще известно об успокоительных и снотворных. Да ровным счетом ничего! Кто его знает, какие дозы считаются нормальными. - Ты ведь только что его принимала, - обеспокоенно напомнила я.
- Не только что. Уже несколько часов прошло. А без него я потом просто не усну, Наташ.
Подруга запила таблетку и, поставив стакан на стол, вернулась ко мне на диван. Некоторое время она молчала, безучастно смотря на стену перед собой. А я ждала и размышляла о том, что услышала за этот вечер. И картинка вырисовывалась не из приятных.
Знакомы мы с Катей не были. Может быть, поэтому ни грусти, ни печали я от ее поступка не испытывала. Наоборот, во мне медленно закипало негодование, какая-то злость, приправленная цинизмом. Клянусь, если бы Катя выжила, я надавала бы ей пощечин или уколола словами, если именно этого не хватало, чтобы привести ее в чувство. Потому что нельзя так. Нельзя жить для других, ради других, привязывая их к себе какими-то условиями и условностями. И дело не в том, что из-за безрассудного поступка окружавшие Катю люди будут долгие годы мучиться удушающим чувством вины, посыпать себе голову пеплом, корить себя и близких за то, что не уберегли, и думать, что именно в этом их самая главная ошибка. А она ведь в другом. Почему-то родители не объяснили дочери, что нет ничего ценнее самой жизни. Человеку могут сойти с рук многие ошибки, кроме смерти по собственной глупости или слабости.
А Катя была именно слабой. Мне хватило фотографий, чтобы это понять. Она будто жалась к Лизке. И ведь физически хилой она не выглядела. Но стержня, того внутреннего стержня, который отличает целеустремленных и уверенных в себе людей, у нее не было. Катя, словно хилое растение, не могла без поддержки и цеплялась за людей. А это плохая опора.
Я посмотрела на Лизку, сомневаясь, стоит ли говорить ей об этом или она сама поймет. Возможно, не сейчас, но со временем придет к пониманию того, что ее вины здесь нет.
- Знаешь, в эти годы мы все чувствовали себя виноватыми, - словно прочитала мои мысли подруга. - Влад думал, что не усмотрел за сестрой. Не справился с той задачей, которую возложили на него родители. Веселовы старшие винили себя за то, что оставили дочку, не взяли ее с собой. Я - за то, что думала исключительно о себе и о Тохе. Как же так получилось, что после смерти Кати мы начали вспоминать о ней намного чаще, чем при жизни? А ведь это чувство вины, и оно разрушает. Оно уже разрушило брак Веселовых. Они развелись спустя полтора года. Просто не смогли жить как раньше. Такое бывает. Влад тоже не смог здесь оставаться и уехал учиться в Италию. Теперь все они живут раздельно. И это страшно, Наташ.
Когда Лизка заикнулась об этом, я вспомнила про свою псевдосемью. С отцом я встречалась в июле, а Сергея видела только в клубе, наблюдая за ним из-за маски. Да, это страшно, но есть вещи и пострашнее.
Лизка подтянула колени к груди, обхватив их руками, после чего положила на них голову. Ее взгляд рассеянно мазнул по моему лицу.
- До сегодняшнего дня я искренне думала, что нет ничего страшнее. Но теперь... теперь склонна признать, что есть. Я была привязана к Кате. Любила ее как младшую сестру и была убеждена, что и она меня тоже. Но там, в дневнике, - Лизка даже не стала поворачиваться, чтобы посмотреть на предмет разговора, - были отнюдь не сестринские чувства, Наташ. Там подростковая влюбленность. Болезненная, неправильная, но влюбленность. И когда я уехала к Тохе, Катя... она просто не справилась.
По правде сказать, к такому объяснению поступка девочки я была не готова. Лизка же снова ушла в себя, завязнув в воспоминаниях о прошлом.
- Может, спать ляжем? - вдруг предложила я. - После сна обычно всё проще воспринимается.
Лизка едва заметно кивнула в ответ, соглашаясь, но в этой реакции сквозила некая заторможенность. Побочный эффект от принятого успокоительного?
- Ты ложись, - я крепко обняла подругу и погладила ее по голове, - а я пойду на кухне приберусь. Если что понадобится, зови.
- Тебе помочь?
- Справлюсь, - отмахнулась я и встала с дивана. - А ты спи. Утро вечера мудренее.
Несмотря на то, что я отказалась от помощи подруги, уверенности в том, что я поступила правильно, у меня не было. Нет, в том, что убирать заставленный стол проще вдвоем, сомнений не было. Но вот что для подруги было лучше - заняться полезным делом или банально поспать, я не знала. Хотелось надеяться, что заснет она быстро и без помощи дополнительных таблеток. Я остановилась в коридоре и оглянулась на дверь. Может, стоило забрать оставшиеся таблетки из комнаты? Но, подумав, решила оставить всё как есть. Всё же я верила в благоразумие Лизки.
Кухня меня встретила аппетитными запахами и полнейшим беспорядком. В углу стола, ощетинившись, стоял мой маленький кактус.
- Что, плохая у тебя хозяйка? - спросила я его, как будто он мог ответить. - Оставила тут одного.
Я бережно взяла горшок и отнесла в свою комнату. Поставив его на стол, включила и направила настольную лампу. Все-таки нужно будет прочитать про них побольше или Ирине Павловне позвонить. Гордость гордостью, но хорошее самочувствие даже такой колючей живности было важнее. И еще, где-то глубоко внутри, мне хотелось, чтобы он зацвел. Именно этот кактус. Мой.
На кухне я провозилась дольше, чем планировала, пытаясь разместить "соленья" на полках холодильника. Выкидывать их было жалко, поэтому решила сохранить, надеясь, что на следующий день кулинарный талант вернется к Лизке вместе с привычным спокойствием, и подруга сможет исправить содеянное. А выкинуть всегда успеем.
Едва закончив с уборкой, заглянула к Лизке. В комнате было темно, но судя по размеренному дыханию подруге все-таки удалось заснуть.
Я ушла к себе и, растянувшись на постели, уставилась в потолок. Слишком тяжелым выдался этот день, слишком длинным. А завтра будет нелегче. Я потянулась за сотовым, намереваясь поставить будильник, но оказалось, что телефон был выключен. Как только я его включила, на меня посыпались сообщения о пропущенных вызовах. Я подключила зарядное устройство и стала строчить сообщение Сашке: "Извини. Тут всё ок. Встретимся завтра перед репетицией. Спокойной ночи". Я еще раз перечитала написанное и только после этого отправила SMS.
С трудом заставила себе встать и переодеться. Сил едва хватало на то, чтобы держать глаза открытыми. К тому же мне мешал свет настольной лампы. Я даже подумала о том, чтобы его выключить, хотя бы на сегодняшнюю ночь, чтобы выспаться и отдохнуть. Почему-то мне казалось, что при свете я ни за что не усну. Но глаза слипались. В голове шарманкой крутилась мысль о завтрашнем дне: о приезде Веселова, репетициях и о том, как Лизка будет уживаться с Антоном. Будущее уже не казалось мне таким безоблачным.