Середина 19 века. Время дворянства и промышленных достижений. Олесю похороны жениха приводят на погост, полный каменных статуй. Изваяния притягивают к себе взгляд своей реалистичностью. А потом начинается водоворот событий, разрушающий привычный уклад жизни. Начато после переделки 20.06.2015. Отредактированы главы 1-9. ЗАВЕРШЕНО 01.11.2015. Книга начинала писаться в соавторстве с Таран Александрой
Жизнь одна, но сумей прожить её не зря.
Обретя сердце ты сможешь получить покой.
Пролог
Последний посетитель кладбища спешил поскорее покинуть это место, пока не село солнце. Так было всегда. Какие-то глубинные инстинкты гнали людей в преддверии заката. Никто никогда даже помыслить не мог о прогулке в темноте между этих ухоженных могил. Даже смотритель на ночь запирался в своем доме, закрывал наглухо ставни и не выходил до восхода, плюя на все предписания по охране. Ему, прожившему не один десяток лет в такой близи со смертью, было предельно ясно, что никто не покусится на его вотчину.
Когда старый смотритель наконец закрыл ворота на тяжелый замок и поспешно скрылся за дверью собственного дома, последний луч солнца на мгновение ярко блеснул среди мраморных изваяний и неохотно ушел вслед за породившим его светилом.
Старик в доме успел закрыть ставни и не увидел, как стоящая прямо напротив его окон статуя прекрасной девушки приобрела странный румянец на щеках. В быстро сгущавшихся сумерках он мог бы увидеть, как эта непозволительная, яркая краска всё сильнее расползается по лицу статуи. И вот уже волны волос обрели цвет морозного каштана, а прозрачная, почти невесомая одежда, с таким искусством выполненная неизвестным автором, заколыхалась на ветру, сделавшись небесно-голубого оттенка.
Если бы кто-то прикоснулся сейчас к этому странному изваянию, то ощутил, как с каждой секундой ледяной холод мрамора сменяется сперва едва заметным теплом, а затем и появляется та знакомая присущая лишь живому телу мягкость.
Густые, теперь чёрные ресницы девушки затрепетали, и её грудь сделала первый судорожный вздох. Она проснулась, но ещё не спешила менять позу или выдавать своего состояния. Быстро моргнула, смачивая глаз, чуть подняла взор, чтобы проверить домик смотрителя, и, убедившись в неизменности окружающего, с наслаждением, наконец, потянулась. Это был знак всем остальным её друзьям, друзьям по несчастью, что их время пришло и можно, не опасаясь, заняться своими делами. Их было как всегда уйма, а времени до рассвета с каждой минутой всё меньше.
Глава 1
Утро. Уже который день неприятно моросит прохладный осенний дождь. Мелкие капли прибили все запахи к жидкой скользкой кашице под ногами. И сидеть бы дома в тепле у зажжённого камина, а приходится находиться на богато украшенном кладбище, кутаясь в чёрный плащ, который не мог согреть замёрзшее тело и тем более заледеневшую душу. Противная сырость уже проникла даже под тонкий слой весьма дорогого чёрного шёлкового платья. Кто бы мог подумать, что чёрное мне пригодится так скоро. К сожалению, более тёплой одежды необходимого траурного цвета просто не нашлось в моём гардеробе, а матушка настояла, что скорбь должна быть выражена в каждом предмете одежды.
Священник заунывно читает молитву по преждевременно почившему моему жениху, восхваляя скорбящим замогильным голосом достоинства светлого достопочтенного мужа. Все делают вид, что горюют по нему. И даже пригласили плакальщицу, которая завывает, заламывая в нелепом наигранном жесте руки рядом со склепом, куда собираются заточить никому более не нужное тело.
Скорблю ли я? Нет. По этому высохшему высокому старикашке, с отвисшими щеками и шершавыми губами, елозящими по моей руке в тщетной попытке изобразить поцелуй, которого батюшка мне сосватал? Боже упаси! Но я ведь должна раскаиваться в грехе, который совершала каждый день, будучи поставленной в известность о нашем союзе - я искренне желала ему смерти, узрев его во всей "красе", представляя, что самое место ему на кладбище. Каждый день мечтала, как окажусь свободна от этих ненавистных уз. И вот теперь его душа свободна от старого бренного немощного тела! Так возрадуемся над воссоединением его с Господом нашим!
Святой отец вряд ли меня простит за столь дерзкие мысли. Да и я сама себя - тоже. И как бы покорна не была, а словно во мне незримо присутствует бес, наталкивая на такие вот думы и желания.
- Дочь моя, не хочешь ли ты сказать пару слов о своём благородном женихе? - спрашивает он, словно почувствовав мой презрительный взгляд. Я тут же опустила долу очи, показывая смирение, и слегка наклонила голову, пряча возмущение на своём лице.
Не правда, он ещё не был моим мужем! Мы ведь не венчались в церкви, а значит, подписание договора не делает его моим супругом. И я действительно рада, что не пришлось исполнять супружеский долг.
Но такая паническая мысль, что возможно это - правда, пролила мои первые горькие слёзы. Как же отец мог так поступить со своей любимой дочерью? Ну и что, что почивший - его учитель, которому он не смог отказать, многим ему обязан, но я ведь не чужой человек.
Я мотаю в ответ головой, вытирая платочком непрошеные, готовые пролиться дождём солёные капли.
- Хорошо, дитя моё. Приходи после службы в храм, облегчить душу свою.
С трудом удаётся проглотить возникший сухой ком в горле. Отчего так плохо на душе? Неужели я ощущаю вину за свои мысли? Но разве в порядке вещей молодой девушке мечтать о постели с дряхлым старикашкой?
Перед глазами стоит пелена, дождь, кажется, усилился. Уходят последние люди, хлопая меня по плечу и выражая поддержку словами, которые не долетают до моего разума.
- Ты идёшь? - спрашивает взволнованная матушка.
Хочу уйти отсюда поскорее, но окоченевшее тело не слушается. Что со мною такое?
- Я немного побуду здесь, - говорю странным, словно не своим голосом.
Мне нужно подумать о своей греховности. Что если всему виной именно пожелание смерти жениху? Я, конечно, не верю в то, что мысли настолько материальны, но ведь всем воздаётся по заслугам. Пожалуй, стоит разобраться в чувстве вины и угомонить свою совесть. А здесь тихо, никого нет, никто не будет лезть со своими соболезнованиями и не нужной поддержкой.
Хорошо хоть дорожки вымощены булыжником, и, если не заходить за ограды, то и не испачкаешься в грязи.
И я тенью скольжу между гранитными надгробиями и белыми мраморными изваяниями, точно призрак, сменивший белые одеяния на чёрные.
Осторожно, чтобы отвлечься от самоедства, рассматриваю каменные изваяния из-под капюшона сквозь чёрную вуаль. Скорбящих ангелов, невинных милых младенцев, плачущих женщин, накрытых тонкой полупрозрачной тканью. Интересно, как ваятель смог передать такую детальность? Каждая складочка, каждый вышитый цветочек кружева изумительно тонко видны. Не на всех памятниках, а лишь некоторых. Я стою несколько мгновений перед полуобнажённой женщиной, накрытой прозрачной сеткой вуали. И как ей не стыдно расхаживать тут в таком виде! Ой, что это я? Не думаю же я, что эта статуя - живой человек да ещё и ходит иногда меж могильных камней. От таких мыслей поёжилась.
Иду медленно дальше, хотя хочется побыстрее уйти, но сил нет идти быстро. Стараюсь отогнать ощущение, что этих всех людей просто заколдовали, как в сказках или легендах, так любимых батюшкой - превратили в камень одним взглядом Медузы Горгоны... Ведь такая участь - хуже быстрой смерти. А если так, то душа остаётся в статуе или всё же улетает на небо?
На выходе с погоста, я встречаюсь взглядом с каменным мужчиной, почти спрятавшимся за высокой елью и каким-то кустарником. Красив. Высокий лоб, правильные черты лица. И даже борода и кудрявые волосы, собранные сзади в небольшой хвост, говорят о том, что это не ранее такой модный парик, а настоящие волосы, где выбита рукой мастера каждая волосинка. Одежда не соответствует современной моде, и я читаю надпись на надгробии. Стёрлись уже имя и фамилия, остались лишь годы жизни, вот только не понятно какого столетия. Мало прожил. Всего двадцать семь лет. Ясно, отчего так облачён он - старая статуя, раз уже и сколы на надгробии имеются. Разве что на самом изваянии нет ни трещинки, ни повреждения. Одет он несколько странно. Как воин, держащий в одной руке шлем, в другой - опущенный меч. Римский воин, ведь ноги голые, наши воины в портах ходили, под воинским облачением одежда не разбери какая, выше колен. Туника? Поверх доспехи в виде металлических пластин и нагрудника. На ногах у него сандалии. На плечах лежит плащ, заколотый какой-то брошью с грифоном, далее развевающийся на спине, точно крылья. Воин стоит на небольшом возвышении, почти полностью погрузившимся в землю, и ощущение, что он готов сойти с него прямо ко мне, глядя на меня своими белёсыми правдиво изображёнными глазами. Насколько я помню из уроков искусства, мёртвых обычно изображают без радужки, просто в веках белое глазное яблоко. А тут разве что цвета не видно.
Захотелось рассмотреть его поближе. Я вхожу по едва заметной тропинке, отмечая, что никто не ухаживает за поросшей сорняком могилкой. Может, мне самой тут прибраться? Не положено. Дать поручение слугам? И хоть не велено обсуждать волю хозяев, а сплетни всё равно поползут. Ещё скажут, что умом тронулась после смерти супруга.
Странно только, что тропинка едва заметная, но есть. Кто-то сюда приходит? Что ж не прибрались до сих пор?
Подхожу к самому подножию изваяния. Можно даже различить едва заметные надписи на доспехах. И шлеме. Позабытая руница да арабская вязь. Довольно странно. Я думала римляне на латинском языке разговаривали. Сквозь юбочку доспехов, по-другому не знаю, как обозвать пластины, свисающие с нагрудника с изображёнными на нём грифонами, была видна ткань. Я наклонилась, чтобы разглядеть поближе. Основа и уток даже проглядываются. И вышивка по подолу, и мрамор очень тонкий, не толще обычной грубой ткани. Даже осторожно потрогала, ощущая выпуклости и впадинки. Поразительно. Стоит ли говорить, что руки и ноги были хорошо проработаны, что в общем-то не редкость сейчас. Но детальность и тут поражала воображение. Я даже сжала свою кисть, стараясь проследить каждую жилу, изгиб пальчиков. И даже сосуды просвечиваются. Но и у статуи видны были все жилки, складочки, ногти, ямочки, мышцы, и даже какие-то повреждения - едва заметные шрамы, бугорки. Разве что волосяного покрова кожи нет.
Я прикоснулась к его сжатым вокруг рукояти меча пальцам, провела по ним, ощущая несколько грубоватую обработку, словно передана шершавая кожа, а местами влагу от мороси.
Внезапно услышала треск сухой ветки, заставивший замереть меня на месте. Стало отчего-то страшно. А потом послышались голоса.
Хорошо, что тут скрытое место. Я прислушалась.
- ... и как тебе? - послышался один хриплый голос. - А невестушка Ипполита оказалась с секретом?
- Кровь этой дряни в ней сильна, - сказал второй низким голосом.
Они говорили не громко, но довольно близко и явно обо мне, вызывая в душе сильный страх. Поэтому я почти прижалась к древнему воину, стараясь слиться со статуей, и не выделяться, хотя контраст между белым мрамором и чёрным траурным нарядом мог привлечь внимание. Вся надежда была на то, что за деревьями я всё же не видна. Повернуться в их сторону я побоялась, ведь движение могли заметить.
А ещё от мокрой статуи веяло холодом, который проникал в меня всё глубже. Но постепенно чувства притуплялись.
- Считаешь могут быть трудности?
- Пожалуй, стоит приглядеться. Нужно выяснить, что ей известно и по возможности привлечь к нашему делу.
- Я с удовольствием займусь этим, такие формы стоят моего непосредственного внимания.
- Хорошо, развлекайся, но не особо привязывайся, в любой момент её могут приказать устранить, - этот второй, который был судя по всему главным, ненадолго замолчал. И я уж думала, что на этот разговор закончен, когда вновь услышала его хриплый голос: - Щенок приехал?
- Наши задержать смогли его только на трое суток. Может в скором времени явиться. Этот подонок ушел от наблюдателя.
- Проследи, нам только неожиданностей не хватает.
- Хорошо.
Они замолчали. Потом послышались удаляющиеся шаги, и наступила тишина. Я какое-то время ещё находилась в той же позе, а когда попыталась отринуть от статуи, это не сразу удалось. Казалось, одежда прилипла к изваянию. Я медленно подняла взгляд и посмотрела в глаза воина. Они были направлены в даль.
- Что ты в меня вцепился? Отпусти, - отчего-то вымолвила я тихо.
Ну вот, совсем сбрендила, с камнем разговариваю.
Я вновь осуществила попытку освободиться. На этот раз мне это удалось без особого труда. И лишь руку, которую я по-прежнему сама сжимала, не смогла разжать. Ну вот. Я даже присела, стараясь поближе разглядеть, за счёт чего она не отлепляется. И увидела, что место прикосновения к запястью воина подёрнулось белым цветом, сливаясь с мрамором. Вот теперь чувства вернулись, и я по-настоящему испугалась.
- Леся, не подобает молодой девушке разгуливать одной, - услышала голос батюшки, И в ужасе отдёрнула руку. По телу пронёсся вздох облегчения. - Я понимаю, ты растеряна, но не стоит переохлаждаться в такую погоду. Поехали, милая, нам ещё на службу надобно.
Чуть осунувшийся отец был со мною строг, но в его голосе сквозила нежность и забота. Пожалуй, он прав, к тому же своевольничать женщине на людях не положено. Я ещё раз взглянула на молодого красивого воина, который своей бородой несколько выбивался из образа римского легионера, и вышла с погоста.
По дороге к карете я осмотрела свою ладонь. Никаких следов мрамора. Показалось? Ну ведь не может это быть правдой! Рука просто онемела, побледнела, вот и всё. Сейчас кровь разгоню по жилам и покалывание пройдёт!
Я надела на ходу перчатку, которую держала во второй руке, после чего подала руку брату, приглашающего занять своё место в нашей карете.
Всю дорогу до храма мыслями я была на погосте. Пыталась вспомнить детали подслушанного разговора и старалась не думать о мраморном воине.
Потом разговор забылся, ведь была служба в храме, а после меня приглашал святой отец исповедаться, но я не согласилась. Живот сводило от голода, времени уже было довольно много. Обед мы пропустили. На дворе уже сгущались сумерки. И зачем растягивать все эти церемонии? В такие мгновения я ненавидела всю эту показную набожность, считая это лишь средством для выколачивания денег. Мы ведь жертвуем на храм, а священник старается отработать полученное. Вот только почему мы должны страдать, тратя драгоценное время на слушание проповедей или отстаивая службу?
Когда мне действительно понадобится воспользоваться услугами храма, я приду, потому что того будет требовать душа. А сейчас у меня были другие потребности, например, удовлетворить голод. Знаю, чревоугодие считается грехом, с которым следует бороться. Но я не набиваю себе живот до отвала, а ем весьма скромными порциями.
Наконец, служба завершилась. Гости быстро разъехались, осталась лишь наша семья, которую задержал святой отец.
Спустя еще половину часа мы отправились в обратный путь. Я грустно вздохнула, прижалась к окошку, стараясь просто не глядеть на своих, не хотелось разговоров.
Послышалось ржание лошадей, и я увидела, как карету настигают какие-то всадники. Сердце ушло в пятки. Неужели преследование? Вдалеке маячил погост.
Кучер продолжал гнать лошадей. Но потом резкий толчок и остановка, прямо напротив кладбища. Стало страшно. Я едва удержалась на своём месте, не в силах отвести взгляд от творящегося за окном. Уже окончательно стемнело, и видны были лишь мимолётные движения. Слышался звон металлического оружия, словно за окном кто-то с кем-то сражался.
- Леся, не высовывайся! - велел отец. - Отодвинься от окна.
Брат, готовый броситься в любое мгновение в атаку, достал из-за голенища сапога кинжал. Отец тоже не сплоховал, приготовив дубинку, припрятанную под скамьёй.
- Пошёл! - услышала чей-то повелительный голос снаружи, после чего карета тронулась.
Было страшно. Кто нас сейчас везёт? Неужели мы направляемся в логово к нападающим?
Глава 2
После нападения мы продолжали двигаться, что заставляло переживать смешанные чувства. Кто, что, зачем? Но по прибытии к нашему городскому дому, на сердце отлегло. Значит, ничего не случилось, и нас всё же кто-то защитил. Вот только кто? Но этим вопросом я не долго задавалась, решив не накручивать себя. Ничего ведь не произошло, значит - всё в порядке. Про то, что видела в окно, я никому не сказала. Зачем заставлять их волноваться? Просто какая-то заминка произошла, мы ведь даже не остановились. Мало ли что в темноте показалось кучеру. А уж о своих впечатлениях я старалась молчать, потому как спишут наверняка на потрясение после похорон.
Неделю спустя к себе в кабинет меня вызвал батюшка, посчитав, что первое потрясение, связанное с кончиной моего жениха, уже прошло. Я думала, что речь зайдёт о нападении на карету, ведь всё это время ни словом не обмолвился никто и мне уже начинало казаться, что это всё моё воображение, которое подтолкнул недавно подслушанный на погосте разговор. Вот только речь зашла о другом. Об Ипполите Николаевиче. И пусть союз наш не был признан перед Богом, от наследства отказываться не стоило. Это вызвало во мне волну негодования, ведь тут даже уважение к человеку получается не испытывал он. Как можно говорить о деньгах, если только-только похоронили человека. Ну не испытывала я к нему ничего, но тут с трудом подавила свои чувства и прикусила язык. Как пояснил отец, юридически договор начинал действовать с момента подписания, и мои клятвы в церкви не играли никакой роли для вступления в силу документов, ведь договор был заключён от имени опекуна, коим являлся мой отец.
Также батюшка поставил меня в известность о завещании, составленном незадолго до кончины Ипполита Николаевича на меня с девичьей фамилией, разве что после подписания договора, я величалась его супругою.
- Милая, пойми, Ипполит Николаевич, мой глубокоуважаемый наставник, умирал. Годы всё же взяли своё да и проявившаяся в последние месяцы странная болезнь заставили его срочно искать возможность обезопасить свой капитал и особо замечательную коллекцию древностей, - увещевал батюшка, на прорвавшееся, наконец, наружу моё негодование. Ведь за те две недели, что я ходила в невестах этого противного старика, мне так и не удалось поговорить об этом с ним.
Пока он говорил, во мне появлялись всё новые чувства, например, обида от поступка отца со мною и разочарование.
- Но почему именно я? - сдерживая слёзы, спросила и опустила очи долу.
- У него не было близких родственников, а наследникам он не доверял, всё сокрушался на безалаберную молодёжь, живущую только кутежом и развратом. Ипполит Николаевич очень боялся, что редкости будут проданы в счёт карточных долгов. А тут такая возможность - напоследок увидеть объединение наших коллекций, - с горячечным блеском в светлых глазах, рассказывал он. О, да, я знала насколько батюшка бывал взволнован, стоило речи зайти о хотя бы одной мелочи, указывающей на его редчайшие находки. Он становился действительно одержимым, будто нечистый вселялся в него в эти мгновения и управлял всеми побуждениями. Это и пугало и восхищало меня в нём. Теперь ясно, какова была истинная причина такого легкого отказа от любимой дочери. Давешняя жгучая обида на семью сменилась легкой грустью. Я всё не могла понять, неужели деньги или какая-то коллекция важнее дочери и её душевных переживаний?
Батюшка был уверен, что старый наставник не собирался слишком часто пускаться во все тяжкие по исполнению супружеского долга, ведь мог запросто умереть от несвойственной ему физической нагрузки. Главное, что мне недолго было мучиться в качестве законной супруги Ипполита Николаевича, можно было и потерпеть. Всё так цинично звучало из его уст, что мне стало нехорошо, и чувство вины за пожелание скорейшей гибели жениху потихоньку уходило. А я ведь мечтала о великой любви, и никогда не думала, что отец даже не поинтересуется, согласна ли я замуж за кандидата на роль жениха. Мой мир крошился на мелкие кусочки, а ведь Господь меня уберег от полного падения.
Под конец родитель порадовал, что я должна принять приглашение на бал, которое получила ещё до смерти Ипполита Николаевича. Венчания ведь не было, а потому скорбеть особо долго мне не положено, да и в обществе ничего не известно о моей помолвке. По современным меркам я незамужняя девушка, и должна вести себя соответственно, разве что можно выразить лёгкий траур по дальнему родственнику. Меня, правда, должен был сопровождать жених, но теперь эта роль достанется старшему брату, Александру.
- Иди, милая, готовься к балу, - отпустил меня отец.
Я молча сглотнула, присела в небольшом поклоне, и вышла из кабинета, с покорной гордостью тихонько прикрыв дверь, хотя в душе обида клокотала точно бушующее штормовое море в Тавриде*, куда мы выезжали с семьёй каждое лето в свою усадьбу.
- Милая, всё в порядке? - встревожилась матушка. Она тоже была не против моего брака с Ипполитом?
- Матушка, скажи, каково твоё мнение что до моего замужества?
- Давай после поговорим, как ты немного успокоишься?
Я молча кивнула и пошла в зимний сад. Отец всегда говорил, что серьёзные разговоры лучше проводить уже утихомирив первые страсти, чтобы не обидеть в пылу дорогих тебе людей. Сев под деревце, стала глубоко дышать, стараясь отрешиться от дурных мыслей.
Придя к душевному равновесию, я едва шевелящимися губами испросила у Ипполита прощение. Надеюсь, что его там ждёт лучшая жизнь, и из всех моих близких, он мне казался самым честным. Он не принуждал ни к чему, прося разрешения даже перед поцелуем руки, и, пусть втихомолку обстряпал дельце, но с женщиной не особо принято считаться в наше время, тем паче не с несостоявшейся нелюбимой женою.
Решила наведаться в храм, чтобы очистить свою душу от тёмных мыслей и пошла искать Алексея. Брат всего два дня назад приехал из кадетского корпуса в увольнительную, а я по нему так соскучилась. Он с готовностью поддержал моё предложение, и, накинув полушубки, мы отправились верхом на конную прогулку. По дороге в храм мы старались избегать малоприятной темы и обсуждали в основном его обучение в кадетском корпусе.
Я всматривалась в столь милые сердцу черты лица, ведь скоро он уедет на полевые испытания, и нам не скоро доведётся увидеться. Да и сердце замирало при одной только мысли о возможных опасностях, всё же мой младший братик, хоть и такой уже взрослый - настоящий воин.
Чтобы отвлечься, мысли свернули в странное русло. Дворяне редко носили длинные волосы, лет сто тому назад в моде были косы у мужчин. После крестьянского бунта с Пугачёвым, когда полегло очень много дворян и их семей, мода изменилась. Длинные волосы были уже не в моде. Редко кто отпускал небольшой хвостик. Вот и братья мои стриглись по плечо, но поскольку тёмные волосы у них вились, я завидовала их кудряшкам. Мне приходилось завивать локоны с помощью слуг, и длинные волосы зачастую едва скрывали мою шею.
Замужние дамы не гнушались стричься, и ниже лопаток волосы уже не носили. Но встречались и молодые девушки, имевшие короткие, завивающиеся пышные причёски. Ради моды на блондинок даже осветлялись перекисью водорода.
Я сейчас наслаждалась, аномально тёплым солнышком, внезапно выглянувшим уже столь поздней осенью, ласкает моё лицо, пока я скачу в женском седле, укутанная в тёплый плащ, не смотря на обманчивую погоду. Вот-вот первый снег выпадет и наступят холода, ещё неделю назад непроглядный дождь сбил последние листья с деревьев. А эти дни было тепло, словно бабье лето вернулось, хотя для здешних мест оно было не свойственно. Но порывы холодного ветра налетали так же внезапно, как и туман, поэтому не хотелось заболеть.
Мы уже почти доехали до места назначения, как я увидела мелькнувшую неподалёку тень, словно нас кто-то обогнал, а затем вновь поравнялся с нами. Но стоило мне обернуться, как его и след простыл. В виду недавних событий это насторожило меня.
- Ты видел? - спросила у Лёшки.
- Что?
- Мелькнувшее что-то?
- Может птица?
- Размером с человека? - привела довод я.
- Ну, может тебе показалось. У страха глаза велики, - отшутился брат.
Я картинно закатила глаза и больше не поднимала эту тему, да и уже приехали. К тому же не хотелось пугать брата, ведь, похоже, он ничего не знает о нападении. Неужели всё же разгулявшееся воображение?
Унявши бешеную скачку сердца, я пошла исповедоваться Святому Отцу, на ходу отмечая попрошаек звонкой монетой. Была б моя воля - не давала б им. Ведь руки-ноги есть, а работать не хотят. Но не положено жадничать дворянам, поэтому деваться просто некуда - не хочется прослыть скрягой.
Но в церкви почувствовала себя значительно спокойнее и постаралась забыть об этом эпизоде. Всё же в страхе жить я не привыкла.
- Здравствуй, дочь моя! Что-то тебя давно не было видно в храме Господнем! - голос мужчины в возрасте с белой бородой до груди и чёрной сутане звучал с упрёком.
- Простите, Святой Отец, я не могла собраться с духом. Смерть жениха подкосила меня. Да и с погоста я уезжала в весьма расстроенных чувствах.
Я не лгала, не знаю, что именно напугало меня там, на кладбище, то ли сгустившийся мрак, который точно предзнаменование навис над погостом. Чёрные тучи, и крупные капли дождя словно создавали завесу, через которую не стоило проходить. И лишь отъехав подальше от кладбища, мы покинули пределы горечи природы. А может подслушанный разговор окончательно выбил из колеи привычной жизни, не давая отрешиться на службе от непрошеных мыслей о незримой угрозе. А может попытка напасть на нашу карету. Интересно, кто это сделал и зачем? Но всё вкупе добило и без того расстроенную меня. А ещё мне было ужасно стыдно за все свои мысли. Но это не отрицало того, что я не хотела иметь его своим мужем. Оттого мне было совестно, и в день похорон, вернувшись домой, я пыталась спрятаться от разгулявшейся стихии под тёплым одеялом, стуча зубами, а перед глазами почему-то всё время стояла странная, будто живая фигура древнего воина. Забылась сном я не скоро. А с восходом солнышка хворь, как рукою сняло. И я перестала себя накручивать, забыв на время про мрачное кладбище.
- Пойдём, дочь моя. А брат твой не хочет облегчить душу?
- Как-нибудь обязательно, - пообещал Алексей, пройдя со мною в храм.
- Я хотела поставить свечу за упокой моего... - слёзы сами хлынули из глаз. Эко, так недолго прослыть плаксой. И вроде бы совестно, но не до такой же степени.
- Хорошо, дитя моё. А после пойдём исповедуешься.
Исповедь звучала примерно так: я очень горевала, что муж прожил так мало, намекая на то, что и потомков после себя не оставил. Это было искренне, разве что я соболезновала самой себе, что он на другой не женился и вот ей и не оставил таких вот маленьких детишек с маленькими пальчиками.
Ну и всё в таком духе. Что жалела, не узнав его получше, что боялась, как бы моя грусть от новости о скором замужестве поначалу могла пагубно сказаться на здоровье моего жениха, подкосить его.
Выходя из храма под руку с Алексеем, я осознала, что на душе мне действительно стало легче.
Не так давно, ещё перед смертью Ипполита Николаевича, мы переехали в город, как обычно поступали к зиме. Я была без ума от Петербурга, но мне не хватало плодовых деревьев, которыми был богат наш сад в загородной усадьбе. Зимой, правда, все деревья стояли голые, лишь пара елей радовала глаз густой тёмно-зелёной шубой из иголок. Но я так скучала именно по заснеженному простору, по которому очень приятно было бегать, кататься на санях, играть в снежки. Всё это было мне недоступно в городской черте, я, правда, уже давно выросла из того беззаботного возраста, когда не возбраняется молодой даме столь неподобающе вести себя. Об этом я часто с лёгкой ноткой грусти вспоминала.
Петербург же был красив сам по себе: разноцветные дома, незаметно переходящие друг в друга, радовали лепниной, балкончиками, изваяниями. А те же атланты и кариатиды, подпирающие своды, немного раздражали своей однообразностью. Хотя и здесь иногда творцы могли применить воображение и изменить привычные формы статуи. Я всегда поражалась мастерством ваятелей: передаче выражений лица, фигуры, словно застывшие в движении. Если ансамбль изваяний не был однообразным, то можно было долго стоять напротив здания и любоваться, стараясь разгадать смысл композиции. Женщины были более свободны в своих движениях, формах, одеждах. Видела даже одну, словно отлучившуюся от своих обязанностей по подпиранию крыши, и болтающую с другой статуей. Ещё радость доставляли всевозможные лавочки, магазины, кондитерские, выставки, музеи.
По возвращении из храма, мы в кругу семьи пообедали, и мама предложила выбраться по магазинам, чтобы присмотреть новые украшения к балу, ведь статус мой так внезапно изменился, а у меня не было даже подходящих случаю перчаток.
По дороге следовало ещё заехать за невестой брата Александра - кузиной Лизаветой, как я её называла. Эта весёлая, открытая девушка, на два года меня старшая, была моей самой близкой подругой.
- Матушка, вы хотели поговорить, как я успокоюсь, - удобно устроившись в карете, начала давешний разговор.
- Да, милая, пожалуй, сейчас самое подходящее время, - со вздохом начала родительница.
- Как вы относились к моему союзу с Ипполитом Николаевичем? - спросила я, сразу переходя к делу, внимательно наблюдая за реакцией уже не очень молодой женщины, при этом в её дымчатых волосах так и не было седины, а на лице почти не было морщин, разве что от улыбки. Надеюсь, я не хуже буду выглядеть в её летах.
- Ох, милая, я говорила твоему батюшке, что надо спросить сперва у тебя. Объяснить всё, рассказать, убедить, но чтобы последнее слово было за тобой. Но этот неуступчивый человек не хотел ничего и слышать. Всё повторял, какая это удача для нашего рода, - гневно сверкнула глазами матушка, видимо, она до сих пор сердилась на отца за эти слова, - он настоял на том, чтобы ты узнала всё уже после подписания бумаг. Ещё и мне велел молчать.
- Матушка, - я всхлипнула, уже не в состоянии сама переживать все эти эмоции вновь и держать их в себе, - получается, что батюшке важнее было состояние Ипполита, чем моё счастие?
- Просто мужчины к исполнению супружеских обязанностей относятся несколько иначе, чем мы, - скорбно проговорила она, подсев ко мне на скамью и утешающе погладив по плечу.
- Получается, батюшка предал меня. И вы тоже.
- Прости меня, Лесенька, - обняла меня мама, а я уткнулась в её меховой воротник, как когда-то в детстве, перебирая мягкую лисью шерсть. Слушала, как стучат колёса по мостовой, кряхтит карета на поворотах и ухабах, да ржут кони. - Я хотела тебе всё рассказать, но твой батюшка стребовал с меня обещание, которое я не могла нарушить.
Я грустно вздохнула и отстранилась. Да, обещания мы все редко давали, стараясь увильнуть от них, ведь однажды данное слово держали всегда - слово чести нарушить было нельзя. И хоть я обижалась теперь на обоих родителей, но понимала, что матушка поступить иначе просто не могла.
Но отец, как он мог променять дочь на коллекцию. Я, наверное, этого никогда не пойму, ведь не испытываю ни к чему такой огромной тяги. Даже свою полочку с фарфоровыми животными собирала просто из стремления походить на отца, а не потому, что мои глаза загорались при виде какой-то безделушки. Но ведь это - всего лишь вещи. Гораздо важнее люди и живые существа, чем бездушные куски переработанных материалов. Пусть бы они и несли на себе наслоения веков и историй, но всё равно не вызывали во мне того отцовского трепета. Да, с детства меня приучили относиться к вещам крайне бережно. Вот братья постоянно рвали свою одежду, но что с них взять - мальчишки! Я даже делала своим куклам наряды, перешивая свои детские вещи, стараясь не выбрасывать ни кусочка ткани, или же отдавала слугам. И девочки бегали в моих старых платьях, важничая и подражая нашим манерам. Так забавно было это наблюдать. Вот умыть-принарядить - и никакой разницы вообще не видно между дворянским ребёнком и крестьянским. Хотя, может, просто слуги жили подле нас и знали все манеры.
Примечания по главе:
Таврида* - В русских источниках конца XVIII - начала XX веков Крымский полуостров именовался также как 'Таврида', отсюда название Таврической губернии. Современное же название полуострова происходит, вероятно, от тюркского слова 'кырым' - вал, стена, ров.
Глава 3
После разговора с матушкой на сердце немного отлегло. Всё же предательства обоих родителей я бы плохо пережила. Карета остановилась, вырывая меня из задумчивости. Мы подъехали к дому кузины, которая тут же выбежала, словно давно поджидала нас, и села в нашу карету.
- Доброе утро, сударыни, - поздоровалась она с улыбкой на беззаботном лице.
Я всегда поражалась её живой и подвижной натуре. Она никогда не могла усидеть на месте, и, играя с нею в детстве, мне приходилось двигаться в её ритме жизни и совершать порою безрассудные поступки. Я тоже была любопытна, но всё же старалась не нарушать установленные правила, хотя соблазн всегда велик, особенно, когда Лизавета рядом. Как раз это мне и нравилось в ней, а ещё пшеничного цвета волосы и яркие горящие задорным блеском голубые глаза. Уж не знаю, повезло ли Александру с нею, или наоборот, но порою я сочувствовала брату с такой-то невестою. Но с другой стороны, её появление всегда озаряло суровые, серьёзные черты лица брата мягкой улыбкой, его высокий лоб переставал хмуриться, а светло-карие глаза наполнялись теплом. И тогда, глядя на его преображение, я понимала, что лучшей пары ему не сыскать.
- Ты только погляди! - воскликнула Лиза из кареты, когда мы проезжали мимо небольшого столпотворения мужчин возле одной из книжных лавок. - Они все за книгами стоят?!
Я отодвинула занавеску со своей стороны и тут же спряталась, увидев старого знакомого. Моя головная боль. Уж очень настырный кавалер, надеюсь, что он не заметил меня и в этот раз не узнает мой родовой герб.
С ним в прошлом году на балу познакомились, и мне пришлось подарить ему целый танец. Он и на два других настаивал, но у него так отвратительно пахло изо рта и шуточки были не очень приятные, а ещё прижимался ближе, чем дозволено, что я, сославшись на плохое самочувствие, отказала, из-за чего больше не станцевала ни одного танца. Надеюсь, что на этот раз меня оминёт сие "счастие". Одним из кавалеров на этот бал у меня был брат, а вот два оставшихся, надеюсь, будут приятными мужчинами.
Карета остановилась на перекрёстке, пропуская поперечное движение, и я, недолго думая, шепнула матушке пару слов и выскользнула из экипажа, утянув за собою кузину, которая только порадовалась очередной авантюре, да ещё не ею придуманной. В заднее окошко кареты я видела, как настырный кавалер взял экипаж, то ли преследуя нас, то ли просто наши пути так нежданно совпали, но рисковать я не стала, а матушка уж как-нибудь выкрутится.
На улице, пока движение по мостовой было несколько оживлённым, мы скользнули в первую попавшуюся лавочку.
И я краем глаза заприметила, как из преследовавшей нас кареты вывалился преследователь. Значит, всё же заприметил. Но, надеюсь, что он не видел, куда мы сунулись.
Я уже собиралась отойти от витрины, как увидала, что поклонника берут под локотки двое здоровяков и тащат в какой-то проулок. От неожиданности даже вздрогнула и поспешила вглубь магазина.
Очутились мы в довольно странной лавкес какими-то металлическими бочками, трубами и прочим. Что же это такое? Никогда в подобном месте не бывала. Мне стало любопытно. Тут было жарко, захотелось раздеться.
К нам тут же подскочил молодой симпатичный парень:
- Здравствуйте, сударыни! Чем могу быть полезным столь очаровательным девушкам? Давайте сюда ваши полушубки, - он галантно предложил свои услуги, и мы сняли верхнюю одежду.
- Добрый день, скажите, пожалуйста, а что это за странное место? - не удержалась задать вопрос я.
- Это магазин для инженеров и механиков, - спокойно и гордо подбоченившись ответил парень, ничуть не смутившись, что мы явно не по адресу пришли и купить ничего не сможем. - Давайте я проведу для вас экскурсию.
- Как интересно! А у вас какие-нибудь новинки есть? - спросила Лизавета, решив поддержать меня.
- Всё по последним достижениям! Вот это паровой котёл, его можно установить на сельскохозяйственную машину; а это бумагопрядильная машина; а вот здесь у нас имеются разные инструменты для механиков.
- Хотите сказать, что уже возможно пахать землю с помощью такого чуда техники? - округлив глаза спросила Лиза, с неподдельным интересом рассматривая непонятные агрегаты.
- Он ещё не опробован, но в этом направлении ведутся крупные исследования, всё вполне возможно. Пока он используется в неподвижных паровых машинах, но не за горами то время, когда и экипажи будут двигаться посредством паровой тяги. Просто пока привилегии на производство такого рода транспорта не удаётся получить, хотя теоретическая база уже имеется, - со вздохом сказал юноша. Сразу было понятно, что он ратует за все эти технологические новшества и принимает близко к сердцу отказы правительства. Молодой инженер?
Помнится, я как-то глядела что нужно, чтобы поступить в технологический университет. Если стипендиатов до ста тридцати, то они принимаются без вступительных испытаний. А вот ежели больше, то назначаются конкурсные состязания по математике, физике и естественной истории. Так что вполне реально, на мой взгляд, при должных знаниях и окончании гимназического курса, поступить и окончить университет, и возможно этот молодой увлечённый человек один из таких слушателей курса. Ещё я заметила выбеленного сединою старичка, дремавшего за прилавком. Присматривает? Сын-внук ещё слишком мал, чтобы оставить того одного?
По окончании осмотра всех технологических новинок, нас провели к чёрному ходу, по просьбе Лизаветы, заметившей, что я от кого-то пряталась тут, то и дело поглядывая на вход, и вывели на другую улочку, где мы смогли быстро разыскать нашу карету, ожидающую нас на углу. Матушка пошла в кофейню, и мы к ней присоединились.
- Ну как? - поинтересовалась я, усаживаясь напротив неё, хотя уже сомневалась в том, что ухажёр наведывался к ней, ведь видела, как того увели. Но не спросить просто не могла.
- Он-таки за тобою охотился. С трудом удалось отвязаться, сославшись на моего ревнивого супруга, который может вызвать на дуэль столь прыткого ухажёра благопристойной замужней дамы.
Мы с Лизаветой рассмеялись. Матушка у меня при желании любого может поставить на место, а с виду такая тихая дама. Хотя мамин ответ спустя минутку заставил задуматься: неужели я обозналась, и те двое, с виду бандитов, увели совсем не моего поклонника?
Хотя, если честно, мне было глубоко плевать на него. Он не являлся мне родственником и мне совершенно не нравился, поэтому даже его скоропостижная смерть в переулке меня бы не взволновала.
К нам подошёл подавальщик и принял заказ на воздушные пирожные и чашечку кофе. После чего пришлось изложить матушке наши приключения в стране паровых двигателей. Рассказывала в основном Лизавета, она любила подробности: взгляды, жесты, охи да ахи описывать. А я задумалась о том, что возможно в недалёком будущем и правда кареты будут самоходны. А может даже и воздух удастся покорить не только при помощи воздушных шаров.
Когда заказ был съеден, мы отправились исполнять первоначальную причину нашей прогулки, ведь мы собирались за модными деталями к туалетам на бал.
Обойти пришлось несколько магазинов. В одном мы набрели на меха, и всё - матушка запропала. У неё была слабость к соболям, долго выбирала, а я присмотрела себе муфточку и воротник к своей шубе. Ещё заглянули в лавку английских и французских благовоний, тут уж Лизавету было не уговорить покинуть царство ароматов - у нее имелась внушительная коллекция разнообразных духов. Себе взяла там лишь один флакон - лёгкий запах розы и жасмина. И только напоследок мы попали куда нужно, уже не отвлекаясь на мелочи. Я подобрала себе фиолетовые лайковые перчатки, означающие лёгкий траур по почившему дальнему родственнику. Не удержалась и купила себе также и красивую брошку ввиде трёх распустившихся бутонов роз, ещё ленты под сиреневое платье.
На этом мы удовлетворились нашими покупками, и отправились домой, ведь время было позднее, и скоро начнёт темнеть.
Вечером в малую гостиную, где мы с матушкой сидели и вышивали у камина, заглянул отец и попросил зайти к нему в кабинет. Я отложила пяльцы и, извинившись перед расстроившейся родительницей, поспешила выполнить просьбу.
- Леся, присядь, - кивнул на кресло батюшка. - Сегодня доставили сопроводительные документы на коллекцию Ипполита Николаевича. Приведи их в порядок, чтобы я мог поскорее в них разобраться, - в его голосе было нетерпение, что вызвало во мне раздражение, но взглянув на такого привычного отца, я поняла, что больше не сержусь на него. У него есть увлечение, и это, наверное, хорошо.
- Как скажете, - улыбнулась, испытав радость от возможности снова окунуться в привычную работу. А то в последнее время отец не прибегал к моей помощи сначала в связи с предстоящим замужеством, а потом щадя мою растревоженную душу. - В каком виде вам предоставить сведения?
- По мере ценности экспонатов. Ещё сделай сравнительную выборку по временным отрезкам с моей коллекцией, а я уже потом подумаю, как всё скомпоновать, - складывая документы во внушительного размера папку, давал указания батюшка, а я лишь кивала. - Я рад, что ты уже готова приступить к своим обязанностям.
- Я тоже рада быть вам полезной, батюшка, - улыбнулась, прижав к себе стопку листов, и удалилась.
У меня не было своего кабинета, хоть я и являлась официальной помощницей отца, и часто мне разрешалось работать в его кабинете, поэтому сейчас я направилась к себе в комнату и, сев за бюро, начала просматривать материалы. Всегда любила неторопливо и вдумчиво всё изучать, вот и на этот раз читала все документы перед тем, как приступить к структурированию.
Когда я почти закончила, то наткнулась на странный, сложенный вчетверо листочек, будто ненароком затесавшийся в эти ровные ряды бумаг. Я, подивившись, медленно его раскрыла, и оттуда выпал маленький серебряный ключик, размером с мой ноготок на мизинце. Во мне всё так и встрепенулось от предвкушения, не знаю почему, но чувства нахлынули неизбежной волной и грозили снести все мои мысли. К щекам прилила кровь, а сердце учащённо забилось. Я сразу нафантазировала себе какую-то страшно-романтическую древнюю тайну, которая передавалась только избранным и несла с собой угрозу. О таких приключениях я не раз читала в романах и украдкой мечтала о чём-то таком, работая с батюшкой со старинными предметами.
Подрагивающими пальцами развернула листочек и увидела посередине мелким почерком написанные загадочные две строчки:
"Красотою сердца ядовитый взгляд,
Обретёшь ты силу, повернув назад".
Я пять раз перечитала эти слова, но так ничего и не поняла. Какая-то нелепица! Затем взяла ключик и положила на ладонь, чтобы лучше рассмотреть. Тоненький, с резным навершием. Такой мог бы быть от маленького ларчика или тайного отделения. Но определенно открывает что-то такое же миниатюрное. Я вздохнула, как бы разгадать эту тайну. Очень уж хотелось всё узнать. Любопытство меня распирало, заставило встать и пройтись по комнате, в задумчивости зажав находку в кулаке. Отдавать ли отцу? Ведь скорее всего он про него не ведает, иначе не отдал бы так просто мне документы. А вдруг там нечто очень важное и батюшка, узнав о моем самоуправстве, разозлится.
И тут я внезапно вспомнила, что за день до внезапной кончины Ипполита Николаевича мне доставили его последний подарок, который так и остался лежать в дальнем сундуке не распакованным, настолько мне было всё противно от этого человека. Я метнулась с канделябром к заветному сундуку и быстро нашла там коробку, перевитую красной лентой. А вдруг это да что-либо значит? Как же интересно!
В белой картонной коробке оказалась маленькая деревянная шкатулка с резной крышкой, с инкрустацией лазурью и кварцем. Очень красиво и дорого. Я её открыла - пустая, обычная шкатулка для мелких драгоценностей. Несколько старомодная, но мне пришлась по душе, даже как-то обидно от этого стало. Я её покрутила в руках и вдруг сбоку под моим большим пальцем подался в сторону один камушек. Быстро развернула и нашла в том месте спрятанное отверстие. Во рту пересохло от напряжения. У меня впервые было что-то такое интригующее.
Ключик идеально подошел, и через секунду щёлкнул замок. У шкатулки отделился кусочек днища, и я смогла открыть скрытое отделение. Там что-то мерцало. Я двумя пальцами аккуратно достала длинную серебряную цепочку, оканчивающуюся круглым медальоном. Зачем такую простую вещь так усиленно прятать? Да ещё и дарить мне?
Отложила уже ненужную шкатулку и, поставив устойчиво на пол канделябр со свечами и усевшись прямо там на полу как простолюдинка, стала на раскрытой ладони рассматривать свою находку. Тонкий диск со странным изображением. Я внимательнее пригляделась и с удивлением узнала на нём изображение головы Медузы Горгоны. Как странно! А под головой были странные непонятные символы, неизвестной мне азбуковины*.
Несколько минут я, ни о чем не думая, просто любовалась красивой вещицей, а потом, поддавшись внезапному порыву, надела медальон на шею и спрятала под платье. Он лёг как раз немного ниже крестика, так что никто не сможет его увидеть.
Приложив руку к груди я облегченно вздохнула и встала - нужно вернуться к работе, а батюшке об этом знать не следует. Могут же быть у меня свои секреты.
Всё следующее утро я занималась документами, перебирая их в удобном для батюшки варианте и структурируя на своё усмотрение. Что странно, среди описания различных находок мне попалась странная, много раз зачёркнутая и переписанная записка, в которой аккуратным, уже таким знакомым мне бисерным почерком, можно было прочесть окончательный вариант послания:
"Моя милая дражайшая супруга. Все эти лета ты поддерживала меня, не упрекая за труд во благо Родины и наших Предков, хотя это время полностью должно было принадлежать тебе. Ты навсегда останешься в моём сердце, О. П. Моя любовь".
Кому же адресована эта записка, и как она попала в эти бумаги? Разве Ипполит Николаевич был ранее женат? А инициалы подозрительно созвучны с моими. Очередная загадка. Сколько же их было у этого старого, замкнутого человека?
Матушка суетливо собиралась на бал, постоянно заглядывая ко мне то за одним советом то за другим и укоряя за безделие, по её мнению. А я лишь отмахивалась, мне торопиться было ни к чему.
- Мамочка, скажи, а то нападение, что совершили на нас две недели назад... - начала я, при очередном мамином появлении.
- Какое нападение?! - сделала удивлённые глаза родительница.
- Ну как же, когда мы с кладбища возвращались... - решила продолжить я, но мама быстро перебила.
- Это всё переживания, милая, всё хорошо! - и она подошла и обняла меня, словно у меня умопомрачение случилось в виду похорон.
А для меня это было сродни удару под дых. Неужели всё показалось? Но ведь отец с братом выхватили тогда оружие, готовые отразить атаку, которой не было. Но развивать тему я не стала. Ладно, раз говорят, что не было, так и быть, сделаем вид, что это правда.
Матушка не задержалась, но уже реже стала ко мне наведываться, видно уже не желая меня тревожить.
Когда я вышла к обеду, не смогла сдержать улыбку при виде мелькнувших юбок отпрянувшей от брата Лизаветы, её щёки сразу покрылись стыдливым румянцем. Она быстро подскочила ко мне и, взяв за локоть, начала быстро рассказывать последние новости, но то и дело бросала лукавые взгляды на Сашку. Ох, уж этот братец! Уже успел уговорить мою подружку на пару поцелуев, и о чём она только думает.
Мы шумной компанией спустились в столовую, где уже собрались гости, которых всегда привечали в домах. Но что-то отца не было видно, хотя обычно он не опаздывал. Вообще считал пунктуальность сродни добродетели, ведь что может быть ценнее времени, и негоже его красть у других и тем более у самого себя.
Мы расселись по местам и оживленно переговаривались, ожидая появления главы дома. И батюшка вскорости появился необычно задумчивый и в компании незнакомого молодого человека. Судя по всему, они до этого были в кабинете и решали важные вопросы, но что-то я этого сударя не припомню. Я с интересом рассматривала его, а он в свою очередь внимательно оглядел присутствующих. Он был красив: высокий лоб, синие глаза, густые брови, прямой нос, аккуратные бакенбарды придавали некоего лоску его узкому лицу, выравнивая недовольно кривящуюся линию тонких губ, острый подбородок выдавал упрямый характер. Его короткие чёрные волосы завивались небольшими кудрями.
- Бобров Герман Олегович, - представил его отец. - Прошу любить и жаловать, - и обращаясь уже ко мне добавил: - Леся, поухаживай за нашим почётным гостем, развлеки беседой.
С чего это батюшка так расстарался? Хотя, судя по фамилии, этот нежданный гость имеет какое-то отношение к моему почившему жениху. Ох, неужто ещё что-то случилось?
- Леся, как же тебе повезло. Какой он красивый, не то что твой бывший жених, - мигом зашептала мне на ухо Лиза, а я на эти слова только внутренне содрогнулась. Как-то не готова я вот так сразу вновь становиться заложницей обстоятельств.
- Олеся Павловна, как вы себя чувствуете? - спросил севший рядом Герман Олегович.
- Хорошо, спасибо. Неужели я так плохо выгляжу, что вы заподозрили у меня недуг? - ответила я несколько резко, но вся эта ситуация немного нервировала.
- Нет, что вы. Вы само очарование, сударыня. Просто, это такое несчастие потерять жениха накануне свадьбы, - проговорил он мягко, а глаза так цепко следили за моей реакцией, что я невольно поёжилась. Неужто знает о женихе, чужих ведь в помолвку не посвящали. Точно, родственник Ипполита, причём раз в курсе событий, значит, однозначно что-то нужно.
- Смерть - всегда тяжкое бремя. Но я утешаюсь тем, что Ипполит Николаевич сейчас в лучшем из миров, - кротко ответила я, чтобы он не задавал более провокационных вопросов. В самом же деле, не поведаю же я ему о своём истинном отношении к сей трагедии.
- Да, мой дражайший дядюшка был исключительным человеком. Мы с вашим батюшкой давеча его поминали. А вы хорошо сами его знали? Много ли он вам рассказывал о себе? - елейно улыбаясь, всё сыпал вопросами Герман Олегович.
Что-то не нравятся мне его намёки, сразу вспомнилась вчерашняя находка. Может, он прознал об этом медальоне и собирается стребовать его с меня? Ну нет, как бы он узнал, тут же себя успокоила.
- К моему глубочайшему сожалению, я почти не общалась с женихом, всеми делами заправлял батюшка, - опустив глаза и приняв самое простодушное выражение лица, ответила я.
- Да-да, конечно. Такой прелестной девушке не гоже забивать голову всякими скучными вещами, - поспешно согласился Герман Олегович и сменил тему: - Я слышал, вы будете сегодня на балу у Меньшовых.
- Мы ответили согласием на их приглашение, - уклончиво проговорила я.
- О, тогда будете ли вы столь любезны подарить мне танец? Мне посчастливилось тоже быть приглашенным и как чужой в этом славном городе буду рад встретить там знакомое лицо, - порывисто заговорил он.
- Герман Олегович, простите, что вмешиваюсь, но моя дочь с превеликим удовольствием отдаст вам танец и не один, - внезапно обратился к нам отец.
Я гневно сжала в руках столовые приборы, есть резко расхотелось. Почему такой вопрос он решает за меня?
Остаток трапезы я молча ковырялась в тарелке, так и не попробовав стряпню, не особо прислушиваясь к беседе мужчин, невесело думала о своём. И чего отец рассыпается в любезностях? Племянничек ведь прав не имеет на наследство или всё же имеет? Но коллекция по договору всё равно принадлежит нашей семье, так чего же батюшке переживать?
По завершении обеда Герман Олегович поблагодарил за радушие отца с матушкой, пожал руки братьям, поцеловал мою руку и удалился. На душе после его присутствия осталась неясная тревога, хоть он и хорошо воспитанный красивый молодой мужчина, а от его синих холодных глаз у меня подкашивались коленки.
- Батюшка, я могу с вами поговорить? - успела окликнуть уходящего отца.
- Да, милая, пойдём.
Уже в кабинете я, едва сдерживаясь от тревоги и негодования, старалась очень тщательно подбирать слова, чтобы не наговорить отцу того, о чём могу пожалеть, ведь пока все мои мысли - сплошные догадки. Возмущаться я стану, если они подтвердятся.
- Батюшка, могу я узнать причину, по которой нас навестил Герман Олегович?
- Никогда не сомневался в твоей проницательности, - немного устало проговорил он и грузно опустился в кресло, пригладил седые волосы, поправил пенсне и, прочистив горло, заговорил: - Сударь Бобров прибыл предъявить свои права на наследство, в частности он желает оспорить законность подписанного нами договора.
Я затаила дыхание и, распахнув широко глаза, внимательно слушала отца, а он, так и не дождавшись от меня наводящих вопросов, со вздохом продолжил:
- Герман Олегович просмотрел договор и с большой неохотой принял его условия, согласившись решить дело миром. Правда, с одним условием, что ты станешь его женой.
Я задохнулась от возмущения, в глазах потемнело, я судорожно вцепилась в подлокотники. Так, дыши, Леся, дыши! Считаю про себя до десяти, стараясь побороть нахлынувшие чувства.
- Только не говорите, что согласились? - воскликнула я. Хотя и так уже знала ответ, он был очевиден по поведению Германа за столом, по реплике отца. О, Господи! Как мне всё это выдержать?
- Лесечка, послушай, это завидная партия. С наследством Ипполита Николаевича состояние Германа Олеговича утроилось. Он красив, обходителен, что ещё нужно молодой девице? - искренне принялся меня увещевать он.
- Любовь! - вскричала в отчаянии я, а затем как будто во мне что-то лопнуло и хлынул поток обрывочных мыслей и растревоженных чувств: - Батюшка, разве я не была прилежной дочерью? Разве не покорилась вашей воле при первом замужестве? Моя судьба была бы исковеркана, но я не противилась, помня о долге перед семьей. И разве не отдала этот долг сполна? - внезапно осознав, что именно наговорила, прикрыла в испуге рот ладонью. Ох, зря я всё высказала, зря, но сдаваться так просто была не намерена.
Отец гневно вскочил со своего места, подошёл ко мне, но увидев решимость перемешанную со страхом в моих глазах, понял, что с меня довольно. Первое, что я заметила - растерянность, а после такую же решимость.
- Олеся, больше не смей так со мною разговаривать! - сухо сказал он, а потом смягчился и ласково произнес: - Пусть Герман поухаживает за тобой, познакомитесь ближе, возможно, он станет люб тебе. Вдруг именно он - твоё счастие. Родителям всё же виднее.
Батюшка гордый, он не признает своей ошибки, будет хвататься за последнюю соломинку. Я в отчаянии прикусила губу, чтобы не расплакаться. Он меня не слышит!
- Как пожелаете, - я поднялась, под строгим взглядом отца присела в реверансе и, больше не говоря ни слова, выскользнула из кабинета.
В душе клокотала злость и обида.
- Олеся? - матушка попыталась меня перехватить, допытаться, что случилось, но я, наплевав на приличия, приподняла юбки и вихрем побежала в свои комнаты. Не желаю никого видеть! Просто не желаю. Оставьте все меня в покое!
В своей комнате заперлась, чтобы меня никто не беспокоил, и, упав на кровать, всласть наплакалась в подушку, чтобы никто не видел и не слышал. Всё же слёзы мои никто не должен видеть, так матушка учила. Как бы больно или обидно ни было, нельзя никому показывать свою слабость.
Мне не позволено выйти замуж за того, кого я полюблю. А всё упирается в деньги, будь они прокляты! Сейчас я ощущала себя скованной по рукам и ногам, и плевать на то, что по статусу я выше крестьян. Они хоть сами женятся, не без отцовского благословения, но обычно он не препятствует их счастию. Так чем же я хуже? Я ведь уже принесла в отцовскую копилку то, что он хотел. Так чего же не даст мне свободы выбора?
Горькие слёзы промочили подушку, но я не замечала этого.
Хотелось назло отцу влюбиться в первого встречного и убежать с ним. Да кто ж позволит? Наверное, лучше вообще запереть своё сердце от чувств, быть холодной и ничего не чувствующей очаровательной дамой, эдакой кокеткой, которая сама разбивает мужские сердца. Наигранно улыбаться, благо, отточена вся мимика до совершенства, и чувства я умею скрывать. И танцевать-танцевать-танцевать, наслаждаясь самим танцем и не обращая внимания на кавалера.
Пока пороть горячку не стоит. Танцы обещаны Герману? Пусть так. Подговорю Александра стать мне вторым кавалером. Ну а третьего партнёра я постараюсь сама выбрать. И пусть не прилично даме приглашать кавалера, но ведь можно устроить всё как бы ненароком, очаровав собою, "случайно" столкнувшись с тем, кто мне нравится.
Да, пожалуй, так и поступлю.
Я уже успокоилась, теперь нужно "поразить" красотой и безупречностью манер весь высший свет сегодняшнего вечера.
Матушка постучалась в мои покои, когда я уже стояла перед зеркалом, любуясь своим отражением. Не дурна собою: волосы не без помощи служанки уложены незаметною косою вкруг головы, накрытой сиреневыми лентами, а кончики спускаются красивыми локонами до плеч; карие глаза, при ближайшем рассмотрении, вовсе не карие, а зелёные с коричневым ободком, завершающим радужку глаза, и такими же лучиками устремляющиеся к зрачку; широко распахнутые веера длинных чёрных ресниц бросают тень на розовые щёки; а красивые дуги чёрных слегка выщипанных бровей делают глаза визуально ещё больше; прямой чуть закруглённый внизу на кончике нос; овальное лицо, красивые средней толщины губы. Я улыбнулась очаровательной незнакомке в зеркале, ведь сегодня меня обычной не будет, так я решила, и получила в ответ удовлетворённую улыбку. Милая, красивая, что ещё надобно, чтобы поразить всех? В ушах были по две цепочки с жемчужинками на каждой.
На тонкой длинной шее красовалось такое же жемчужное колье, красивой сеткой обрамляющее скромное декольте платья. Не случайно я выбрала именно этот гарнитур, он лучше других скрывал тончайшие две цепочки - с крестиком и медальоном, которые опускались в лиф. Почему-то у меня и мысли не возникло снять находку с шеи. Она будто сроднилась со мной, стала неотъемлемой частью.
Бледно-сиреневое атласное платье начиналось с мягкого корсета без пластин, подчёркивающего достоинства моей фигуры, утягивающего живот и подчёркивающего грудь. Рукава были спущены, оголяя плечи. А от середины талии шла пышная юбка с кринолином такого же цвета. На руках выше локтя были фиолетовые лайковые перчатки. Я отошла чуть подальше, оценивая свой вид целиком. Неплохо!
- Я готова, - крикнула я за дверь, стучащему на этот раз Сашке. Вот нетерпеливый какой! Надела шляпку, схватила веер, после чего пошла на выход, стуча каблучками бальных атласных бареток, озвучивая своё присутствие.
- Как хороша! - всплеснула руками матушка, увидав меня на лестнице под руку с братом.
- Мама! - укоризненно бросила я. - Вы и сами сегодня писаная красавица!
Она довольно улыбнулась и подала знак слуге, чтобы накинул полушубок. На её немного раздавшейся с годами фигуре отлично сидело кремовое бархатное платье с тёмной вышивкой по подолу, оттенённое рубиновым ожерельем и такими же серьгами. Тёмно-каштановые волосы были высоко подобраны, оголяя молодую шею. Белые перчатки, перьевой веер в тон платью. Красива, и не скажешь, что уже не юна. И только причёска намекала на то, что мама замужем.
Отец ждал уже во дворе, дав распоряжения кучерам, поэтому мы большой шумной толпой, сели в карету и сразу же отправились на бал. А я решила сегодня более не думать о дурном, а в точности выполнить своё намерение - развлекаться от души.
Глава 5
Музыка была расслабляюще великолепной, множество красивых пар кружилось в танце, словно снежинки в лунном свете. Александр с Лизой радостно присоединились к ним, я с некоторой завистью проводила смеющуюся и лучащуюся счастьем подругу взглядом и начала украдкой осматривать гостей. Всё же план свой я стойко была намерена выполнить.
Тут заметила как ко мне уверенно устремился молодой человек, в котором я с сожалением распознала Германа Олеговича. Это ж надо, какое невезение! Почему он так быстро меня нашел?
- Олеся Павловна! Вы очаровательны, просто нет слов! Ангел, спустившийся с небес! - преувеличенно восторженно воскликнул он и приложился к моей ручке.
- Благодарю, сударь, - как можно вежливее ответила я.
Герман был красив, в чёрном распашном фраке на французский манер, белоснежной рубашке с воротником стойкой и белой розой в петлице. Я едва подавила улыбку, ох уж эти модники. Но, хорош! Многие дамы не откажутся от его общества, да и манеры его всегда на высоте. Правда, цепкий, совсем не праздный взгляд, меня немного настораживал и не давал проникнуться симпатией к этому молодому человеку. Да и его странные, неизвестные мотивы и планы на мой счёт откровенно пугали.
Ведь зачем ему жениться, если он даже не знаком с предполагаемой невестой. И, судя по батюшкиному объяснению, он таким образом пытался не завладеть коллекцией, а наоборот, отдать её моему отцу. Зачем ему я? А ведь если вспомнить подслушанный на кладбище разговор, это может иметь смысл. Неужели он один из этих злодеев? Верить в это не хотелось, но и положительным он мне не казался.
- Позвольте пригласить вас на следующий танец? - обаятельно улыбнулся он.
