Кто-то в детстве любил слушать "страшилки" про чёрную руку и гроб на колёсиках, а мы с Мишкой Яблоковым тогда до страшилок ещё не доросли. Мы с младшей группы детского сада любили бояться по-настоящему. Стены веранды на участке нашей группы от земли до крыши заросли декоративным вьюнком. В граммофонные чашечки его цветов с удовольствием садились шмели и пчёлы. А мы с Мишкой только этого и ждали: быстро смяв раструб цветка, мы запирали в полости для пестика и тычинок рассерженное насекомое и боялись, не в силах разжать руку. Было видно, как сквозь цветок, прямо возле пальцев, нервно и быстро, как игла на швейной машинке, высовывается и пропадает острое тонкое жало, в надежде проткнуть и нашу кожу. А мы стояли и боялись вовсю. Мишка, скажем, запирал в цветке толстого шмеля, а я в нескольких сантиметрах от его руки держал в неволе пчелу. Набоявшись вволю, мы разжимали пальцы, особенно, если жало насекомого совсем уж близко к ним подбиралось, и разом отпускали цветы. Возмущённые сборщики нектара пулей выскакивали из розовых колокольчиков и, случалось, жалили кого-то из нас. Иногда доставалось обоим. Но это происходило не часто. Чаще всего сердитые насекомые просто улетали сломя голову. Поэтому нам и нравилось бояться, но не сильно рискуя. К концу первого же лета, проведённого в младшей группе детского сада, на нас с Мишкой от укусов пчёл, шмелей и ос даже припухлостей не возникало. Говоря по-научному: приобрели мы с ним резистентность к их яду. Хоть цели у нас были совершенно другие. Нам просто нравилось бояться. А через пару десятилетий это вылилось в такой случай.
Я собрался в отпуск. У меня уже был куплен билет из Москвы до Кандалакши, где жила моя старшая сестра. Получил отпускные. Но сразу так никто не уходит: надо мужикам за отпуск поставить выпивку. Я и поставил. Но во второй смене тоже работали ребята, которым надо налить. Пришлось задержаться. Выходить через проходную в нетрезвом виде, да ещё не в пересменок, когда полно рабочих, спешащих домой или к станку, было не правильно: в пустой проходной запросто задержат. Я решил вообще не идти мимо вахтёров охраны. Я решил воспользоваться дырой в заводском заборе. Для начала я пролез на соседний завод. Пересёк его и оказался у другой дыры, которая в свою очередь вывела меня на территорию совхозных теплиц, а уже следующая дыра в следующем заборе вела прямиком в наш район, совсем рядом с моим домом. Бродя вдоль теплиц в полумраке наступившего вечера, я разглядел ульи, приставленные к длинным сторонам теплиц. Там выращивали огурцы, и пчёлы нужны были для опыления их цветов, иначе вместо плодов получился бы пустоцвет. Сообразив, что пчёлы без солнечного света просто не могут летать - это связано с их свойством навигации в полёте, я смело снял крышу с ближайшего улья и начал вынимать рамки, пытаясь разглядеть в полумраке соты с мёдом, а не с расплодом. Это мне удалось, но пчёлы, хоть и не рисковали взлетать, запросто ползали по моим рукам, заползали под рукава и жалили. На рамках с сотами их было довольно много, и жалили они неприятно. Поэтому я стал кидать соты в большущую лужу, оставшуюся после дождя. Пчёлы всплывали, а рамки оказывались свободными от них. Выудив из воды штук шесть рамок, сунул их в пакет, накрыл потревоженный улей крышкой и пошёл домой. Народная мудрость, гласящая, что пьяному - море по колено, совершенно забывает отметить, что обычная лужа ему же, как правило, по шею: я получил сотню-другую пчелиных укусов.
Рано утром я вскочил, схватил свой приготовленный загодя чемоданчик и побежал на вокзал. Сел в электричку до Москвы и поехал. В электричке я окончательно проспался, и на Курском вокзале вышел уже без каких-либо признаков похмелья. Спустился в метро, доехал до трёх вокзалов и оказался на Ленинградском, откуда через пару часов уходил мой поезд. Я решил провести это время в зале ожидания. Нашёл себе свободное место среди пассажиров и сел, поставив чемоданчик между ног. И тут вдруг оказалось, что освободить руку от чемодана не так-то легко: я едва сумел вытащить пальцы из чемодановой ручки. Рука, державшая чемодан, жутко распухла. Пальцы превратились в подобие сарделек, и я с большим трудом выдрал ладонь из тесноты рукояти. Вторая рука была точно такой же. Искусанные пчёлами руки отекли за время поездки в метро, а я совсем ничего не заметил. Сидевшая слева женщина, понаблюдав с каким трудом я освободил руку, обратила внимание на то, что сарделькообразные пальцы на моей правой руке имеют заметную пережабину в том месте, где их основание соприкасалось с ручкой чемодана, которая просто не дала им в этом месте отечь, и поняла, что мои слоновые руки не даны мне природой, а что-то с ними произошло. Она сделала круглые глаза и спросила: "Молодой человек, что с Вашей кистью?". Я ответил, что мои руки были покусаны пчёлами. "Вам нужно срочно обратиться к врачу, - безапелляционно сказала дама. - В прошлом году у моей знакомой осы на даче покусали мужа. Его пришлось положить в больницу. Нельзя с этим шутить! Идите в вокзальный медпункт. Я за вашим чемоданом присмотрю". Я пошёл. В медпункте командовала молодая особа в белом халате. Подчинённых и больных не было видно, поэтому барышня листала журнал "Работница". Я соврал ей, что был в деревне на пасеке и помогал пчеловодам. В результате меня пару раз ужалили пчёлы, и руки мои отекли. Пока я шёл до медпункта, странгуляционные рубцы на пальцах от чемоданной ручки исчезли. Пальцы стали одинакового сосисочного диаметра по всей длине. Ногти на них были едва заметны. Барышня, не подозревая, насколько сильно отекли мои руки, отнеслась ко мне довольно легкомысленно: "Голова не кружится?" - спросила она. "Нет" - честно сказал я. "Тогда выпейте таблетку димедрола, - она отрезала ножницами две таблетки от целой упаковки. - Вторую - выпьете на ночь". Я именно так и поступил.
Когда объявили посадку, я сгрёб чемодан в охапку и пошёл в свой вагон. Место у меня было в плацкарте на нижней полке. Моими спутниками оказались пожилая женщина и молодая пара. Парень с девушкой расположились на верхних полках. Отношения с попутчиками как-то не заладились: молодым хватало собственного общества, а мне было хорошо и так. Пожилая дама тоже была самодостаточной особой. Когда место посадочной суеты заняла рутина дальней поездки, я уселся поближе к окну, сложив кувалдообразные руки на столе. Рассеяно глядя на лес за окном, я почувствовал, что на меня кто-то смотрит. Осторожно поднял глаза ко вторым полкам: парень, положив голову на край подушки, не мог оторвать взгляд от моих богатырских лап. По его лицу было видно, что он пребывает в мечтах. Фантазии эти довольно легко было прочесть: он представлял себя на моём месте. Вот он весомо и значительно подносит пудовый кулак к носу обидчика своей подруги, и грубиян трепещет и лебезит. Или он преподносит своей любимой букет из неимоверного количества алых роз, зажав их в руке, словно три гвоздики. А вот он могучей дланью легко и весело проталкивает гружёные углём вагонетки в шахтёрском забое, придерживая второй рукой Стаханова у стены, чтоб не зашибить его ненароком. И Паша Ангелина встречает его у шахты с охапкой цветов, а где-то за спиной у неё несмело толпятся члены правительства с орденскими коробочками в руках. Я решил прекратить его неуёмные фантазии, проглотил вторую таблетку димедрола и лёг спать, спрятав свои лапы под одеялом.
В пять утра меня потихоньку разбудила проводница. Я пошёл умываться, заметив по дороге к туалету, что отёк на руках исчез. Потом сдал проводнице простыни, полотенце с наволочкой и сел к окну, дожидаясь своей станции. Руки я вновь сложил на столе. Через какое-то время я почувствовал на себе пристальный взгляд. Подняв глаза к верхней полке, я увидел круглые от испуга глаза вчерашнего героя труда и грозы зарвавшихся хулиганов: он не мог оторваться от моих, ставших заурядными, рук. На лице его читался ужас: хулиган из его вчерашних грёз хлестал его букетом из сорока трёх алых роз, а парень пытался прикрыть своё лицо тонкими пальцами скрипача. Стаханов, снисходительно улыбаясь, подтолкнул к выходу вагонетку с углём, которую парнишка безуспешно пытался сдвинуть с места, навалившись на неё всей грудью. Чумазый, как трубочист, парень прошёл мимо Паши Ангелиной с охапкой цветов и мимо непринуждённо смеющихся над очередным политическим анекдотом членов правительства. Женщина с цветами и официальные лица его даже не заметили.
Тут поезд остановился. Я схватил свой чемоданчик за огромную ручку и выскочил из вагона прямо в объятия своей старшей сестры.