Аннотация: Продолжение о летчиках-полбинцах времен 2-й Мировой войны по воспоминаниям летчика 82-го гвардейского бомбардировочного авиационного, орденов Суворова и Кутузова, Берлинского полка
Продолжение
начало см. через "Произведения" -
*
Соколиный полет "пешки":
1. Спасительное дерево
2. Вынужденная посадка на минное поле
3. Огненный таран "пешки". Неизвестный подвиг летчик
4 Посадки на аэродромах времен войны и вынужденные
Были какие-то такие задания, которые так и остались какими-то... непонятными, что ли. Что за задания такое, для чего оно нужно было - такое впечатление, что специально кто-то что-то делал, как вредительство.
Может, это того, что в результате этого происходило. Если бы все нормально было, то так не стало бы казаться, такие бы мысли не закрадывались. Но все равно, даже если бы и все нормально закончилось, все равно какая-то странность, непонятность в таких заданиях была.
***
С тем же заданием, когда Немашкал, командир полка, погиб.
Оно мало того, как это все само было, но потом еще и свое продолжение все это получило. Еще во время войны история произошла. Своя такая ситуация, настолько неприятная, столько переживал.
А уже после войны, когда уже демобилизовался и в Киев перехали жить, оно еще по-другому узналось.
Когда встретились с Сапегами. Был у нас такой летчик Виктор Сапега. Он, как летчик, такой себе был - летал только тогда, когда уже весь полк должен был лететь. Обычно, его сами командиры старались не ставить в те группы, которые летали на задание. После он войны женился на Рите , котороя при штабе, в нашем же полку, служила писарем каким-то.
А Рита была по-своему такой любимицей, если так можно сказать, в полку. Ее все знали и хорошо относились. Она была как колокольчик такой для всех. Всегда что-то тараторит, не останавливаясь, как-то так весело, смеясь. Даже если настроение плохое, ее встретишь - все равно улыбнешься. Хотя не то, что она балаболка была какая-то. Но умела вот так со всеми разговаривать. Неунывающая никогда.
***
Когда уже в Киеве случайно встретились, стали по каким-то праздникам встречаться, то Рита заставила меня как бы по-другому взглянуть на то, что тогда произошло, когда Немашкал погиб.
Когда, кажется, на 9 Мая надел форму с наградами, в гости к ним пошли, и Рита меня первый раз увидела при этом параде, то так удивленно спросила: "Вася, а ты разве не Герой Советского Союза".
Я так, пожав плечами - нет. А она мне: "Странно, я сама видела, как Немашкал подписал представление на тебя - на Героя. Отдал его мне положить в папку для отправки, как раз в тот день, когда и погиб".
Я ей сказал, что ничего не знал об этом, никто мне не говорил. Первый раз от нее тогда только услышал, что было такое представление. Представление, это еще не значит, что и наградили бы, но тут другое.
Как-то так поговорили, выяснять дальше я не стал. Такая тема, видно и Рита тоже не хотела больше говорить, чтобы мне не досаждать таким разговором.
***
Немашкал недолго был командиром полка. Он стал командиром после гибели майора Тюрина в Умани. А случилось это где-то в середине апреля 44-го года - тогда вместе с Тюриным еще многие погибли. Своя трагедия была тогда в полку. Немашкал стал комполка, а сам погиб в конце лета.
***
В Умани тогда произошла, что называется, трагическая случайность. Тоже судьба еще. Девчушка, которая как оружейник была, сидя на бомбе, что-то сделала, что бомба взорвалась. Это как раз начали придумывать, как немецкие бомбы использовать. Где-то захватили при отступлении немцев. Вот она как раз с такой немецкой бомбой и возилась возле самолета.
Девчонка эта, как оружейник, недавно и появилась в полку. Месяца два прошло, как прибыла в полк. Говорили потом, что ей лет 18 было. Сидела сверху на этой бомбе - а бомба большая, аналог нашей 500-килограммовой. Готовила эту бомбу, чтобы подцепить к самолету
Командир полка вместе с другими командирами - в основном техники, оружейники, но были и летчики, - как специально, как раз почему-то осматривали самолеты.
Шли большой группой по стоянке, человек до тридцати. Они до нее, до этой оружейницы, не совсем дошли. Если бы рядом оказались - в живых вообще, наверно, никого бы не осталось.
Человек около двадцати погибло. Одних сразу убило, а другие позже, уже в госпитале, скончались. А из летного состава - именно из командного состава - погибли сразу. Те, которые впереди шли, рядом с комполка. Больше, конечно, из техников, оружейников погибло.
В центре Умани в братской могиле так и похоронили всех, кто сразу погиб.
Вот судьба - на войне и не знаешь, где погибнуть можешь. Тот же Тюрин, и погибший комэск Скоробагатов, да все там погибшие летчики - это были те, кто выжил, пройдя через такие бои. Почти все с 41-го года на фронте были.
А тут на своем же аэродроме, вроде бы и не в бою.
Так всех вместе с этой оружейницей и похоронили. Хотя от этой девчушки практически ничего и не осталось. От тех хоть было, что хоронить, а от нее... Те, которые занимались этим сбором останков, говорили, что какие-то кусочки красные с пол-пальца величиной находили. Сидела сверху, как на коне, на этой бомбе - как рассказывали те, кто видел и остался живым.
***
После гибели Тюрина, Немашкал стал командиром полка. Когда Немашкал погиб, после него командиром полка и стал Голицын. Он дела принял.
Не известно, отправили это представление - оно уже получается, что при Голицине должно было уйти. Или не стал этот Голицын отправлять, положил под сукно. Похоже, что так и сделал, порвал и выкинул то, что Немашкал на меня написал и подписал.
Хотя было такое на фронте, что все, что погибший командир - какие там награждения, отпуска - подписал или объявил, выполнялось. Тот, кто вместо него становился командиром - должен был обеспечить выполнение, как приказов, погибшего командира.
Но это так - как бы принято было так делать, в память о командире. Нигде это не прописано было, а как бы вопрос чести того, кто принял командование вместо погибшего.
***
Но Голицын, видно, выкинул это представление на меня. Так себе стал понимать уже тут, после демобилизации, в Киеве.
***
Иначе тогда объсняется и та перепалка, которая возникла тогда у меня с Голицыным на одной гулянке, еще во время войны.
Это произошло уже через нескольких месяцев после гибели Немашкала. Когда мы чуть ли не подрались друг с другом. До драки, конечно, не дошло, не знаю, чем бы оно тогда закончилось. Если б драка уже по настоящему произошла. А так меня схватили хлопцы за руки, его тоже держали.
Голицын - командир полка, а я - командир звена. В условиях войны, во время боевых действий - кто-то командира полка ударил. В таких случаях кто там разбираться будет особенно. Трибунал, разжаловали бы. В лучшем случае, не отправили бы в штрафбат, а оставили летать, в другой полк перевели.
***
И с этим тоже какая-то странность.
Все равно, конечно, доложили тому же командиру дивизии, а то и Полбину, он еще живой тогда был. Тот же комиссар полка - ему положено было сообщать, а там еще и другие были, кто могли доложить.
Что лейтенант - а я тогда уже старшим лейтенантом был - бросил в лицо майору, командиру полка тарелку со стола. В присутствии практически всего офицерского состава полка.
В полку была организована какая-то такая общая пьянка, почти все мы тогда сидели за столом. Летный состав, офицеры. Стрелки-радисты, как сержантский состав, не участвовали.
Не могли не доложить о таком ЧП. Это же не то, что огрызнулся каким-то словом. Даже на такое обращали внимание. Если что-то такое происходило, переводили в другой полк. В этой же дивизии или в другую дивизию. А то совсем отправляли на другой фронт, чтобы уже и не встретились.
Были такие случаи - известно было. Особенно, если младший по званию на старшего что-то там сказал. Просто словесная перепалка - через какое-то небольшое время, если оба живы, смотришь, кто-то из них куда-то переведен. Не всегда тот, кто был младшим по званию.
А если не просто со старшим по званию, а с командиром какая-то стычка происходила, это еще быстрее делалось.
***
Тут же все так и осталось. Не то, что хотя бы понизили в звании до лейтенанта. Мне даже взыскания не объявили. Вообще, это тоже свой показатель. Хотя и не понятно, почему так было.
Не знаю, как оно там и куда докладывалось, кто и что выяснял. Но я так и остался в полку летать, тем же командиром звена. А Голицын командиром полка тоже так до конца войны и был.
Вообще, тоже странно, что так все и осталось, после того, что произошло между нами.
***
Все это одно с другим если соединить, то вот странно это все получалось. Какое-то непонятное все от начала и до конца.
***
Немашкал погиб в конце лета 44-го.
Мы с ним вместе на то задание полетели. Вот тоже - само это задание. Что это было за такое задание? При том, как это все происходило. Мне сразу как-то странным показалось. Само поведение Немашкала.
Я тогда же не знал, что он, буквально, в этот же день отдал подписанное на меня представлении для награждения Героем Советского Союза.
***
С самого начала непонятно все как-то было. И так одно с другим сплелось, что еще непонятнее стало. Что это было за задание такое, от кого, зачем?
Посыльный сообщил мне, чтобы явился на КП к командиру полка.
Докладываю, что прибыл, Немашкал мне говорит: "Будь готов, иди к самолету, сейчас вдвоем с тобой на задание полетим".
И все, что за задание такое, куда летим - ничего не объяснил. Причем, говорил это, а сам как-то нервно так себя вел.
В глаза не смотрит, какие-то бумажки перебирает. Обычно он так себя не вел. У нас с ним вроде отношения неплохие были, всегда так по-доброму говорил со мной. Когда другие задания давал, задачу ставил - не один раз так было. А тут как бы суетиться что-то, глянет на меня и вроде бы глаза прячет.
На это сразу как бы не очень внимание обратил, но все равно запомнилось.
Вышел от него пошел на стоянку к своему самолету. Посыльному сказал, чтобы экипаж позвал и техника к самолету. Пошел сам и еще тогда себе подумал, что это за задание такое, что командир полка сам летит, а с ним только один ведомый. Мы ж не истребители, парой "пешки" почти никогда не летали.
В начале войны такое бывало. И то редко, на "пешках" парой летать - это хуже всего. От такого быстро отказались.
Если на "охоту" лететь - только одним самолетом. Парой на "охоту" никогда не летали.
А так, одно звеном - принятая боевая единица была для "пешек". Да и то, в то время - это ж середина 44-го года была - уже так не часто летали. А тем более, если командир полка летел.
***
Начиная с командира полка, и все выше командиры - им запрещалось взлетать самим, если взлетало меньше две трети личного состава, находящегося под их командованием. А вообще, любой такой командир если взлетает - то все летять с ним. Командир полка - весь полк, командир дивизии - вся почти дивизия и летит. Кроме всего прочего, эти все самолеты обеспечивают и безопасность командира. При этом и истребителей прикрытия тоже свое количество положено.
А тут и не понятно, что значит - вдвоем полетим. Истребители прикрытия будут или нет.
***
Мой техник возле самолета оказался. Самолет заправлен, боекомплект тоже, самолет готов. Тут бегут штурман и радист. Спрашивают, куда летим. А я и сам не знаю, что им сказать. С бомбами летим или нет. Ничего не сказал.
Объяснил ребятам, что летим с комполка двумя самолетами. Они тоже так - как бы удивились. Ждем командира, наше дело телячье. Бомбовоз никакой не едет, значит, без бомб полетим, на какую-то разведку.
Смотрим, самолет командирский тоже готовят техники, экипаж туда подошел.
Через какое-то время на машине подъезжает Немашкал и, не подходя, не подзывая к себе, показывает, чтоб запускал моторы - за ним взлетать. Сам с экипажем своим в самолет полез. Мы тоже.
Прогрели моторы, Немашкал первым на взлет порулил, я за ним - взлетели друг за другом. Тут ни строиться не надо, сразу почти одновременно взлетели и пошли к линии фронта.
***
Через какое-то время подошло звено истребителей. Уже легче как бы. Есть прикрытие.
Облачность была. Как всегда в таких случаях, если была возможность даже и не большое облако, то в него залазили. Особенно, если один летишь, то так из одного облака в другое и прячешься. И с земли не так видно, и те же истребители, может не заметять.
А тут такая хорошая облачность, так, что над линией фронта в облачности прошли. Вроде нормально.
Куда летим - не знаю.
За ведущим лечу. Куда он - туда и ты, как бы особенно и знать не обязательно. Хотя, как правило, всегда объясняли, хотя бы в общих чертах. Даже, когда большой группой лететь должны были. Мало чи что, хоть знать что делать, какая задача поставлена перед группой.
А тут два только самолета, а я ничего не знаю.
***
И тоже, как в том вылете, когда один из девятки вернулся.
Оно, конечно, когда с Немашкалом летели не совсем так, что вот немцы нас уже как бы ждали.
Мы из облачности как раз вылезли, а через небольшое время "мессеры" появились. Летели они как бы нам навстречу. То есть туда же летели, где и мы оказались. Случайно так или нет. На войне все, что угодно могло произойти. Если б это не командир полка летел такой парой со мной, то это можно было бы считать случайным совпадением.
Так с истребителями встречаться приходилось, и не один раз.
***
Но то, что тут летел командир полка, даже не звеном, а именно в паре, как-то сомнения и брали, и продолжали у меня оставаться, что эти немцы появились не случайно. Тем более, сколько их летело. Если бы пара, как они обычно летали тоже на "охоту", да пусть даже две пары "мессеров" - это одно.
А то их группа летела - шесть штук. Причем именно сами летели, никого не сопровождали. В то время истребители немцев уже редко летали такими группами. Они в основном только парами летали. Именно, чтоб истребители сами по себе летели.
В то время уже такие группы "мессеров" появлялись только, если своих бомбардировщиков прикрывали.
***
А тут, как специально. На три наших "яка" - три их, а остальные три "мессера" - на нас двоих. А две "пешки" против трех "мессеров" - это, в смысле ведения огня по истребителям, почти тоже, что ты один летишь.
Звено "пешек" - это уже не малая огневая сила. Даже без прикрытия - атаки двух-трех истребителей может успешно отражать. Если все экипажи сильные, опытные. Нет ни одного необстрелянного ни среди летчиков, ни среди стрелков или штурманов.
А две "пешки" - это хуже, чем ты один летишь. Особенно, если ты не ведущим, а ведомым летишь. Сам уже ничего не можешь делать. Должен только все повторять за ведущим, чтобы сохранять нужную дистанцию.
***
Тут я ведомый. Моя задача - держаться командира. Все, что он делает, должен за ним повторять. А немцы нападают с хвоста. Задний самолет оказывается под прицелом как бы в первую очередь.
Когда взлетели, поскольку мне Немашкал ничего не сказал, каким ведомым мне лететь, я занял место правого ведомого. Хотя, когда не звеном летишь, то уже не так важно, справа или слева летишь.
А когда тут начали атаковать, то совсем уже прямо в хвост летишь. Не сам маневрируешь, а повторяешь то, что ведущий делает.
А атаковать-то начинают того, кто задний.
***
Поэтому парой на "пешках" летать было хуже всего.
Если хотя бы звено, три самолета, они плотно идут, если умело, прицельно отстреливаются - к ним значительно труднее подобраться, чем к паре.
Если один летишь, то уже сам маневрируешь, сам можешь решать, как действовать.
Пусть этих немцев и три будет - они все три одновременно не станут атаковать. Атакует все равно один. Второй, может, как бы рядом идти, с другой стороны. Если первый отскочит, чтобы сразу тоже начать. А если третий, так тот будет совсем в стороне, сзади, лететь.
Одному от двух "мессеров", не говоря уже о "фоккерах" - можно было уйти. К тому времени уже не один раз такое было со мной, уже имел опыт.
И не так уже и пугался этого. Свои приемы были, знал, как немцы действуют, как мне надо. Смотря, какая высота, как мы летил друг по отношению к другу. Это же разные все варианты. В зависимости от этого и действия разные.
А когда две "пешки", да еще летишь ведомым - хуже всего. Тебя атакуют, а ты не можешь маневрировать, должен идти за хвостом ведущего. Получается, ты зависишь полностью от того, как умеет маневрировать ведущий. Насколько он опытный.
***
Наши истребители оказались связанными в воздушной дуэли, а три оставшихся "мессера" начали нас с Немашкалом атаковать.
Правильно Немашкал делал или неправильно - можно рассуждать. Он же на "охоту", как я, не летал, у него этого опыта не было. Хотя тоже, не просто стал командиром полка - летчик опытный был. Но такого опыта, когда ты один летишь - у него не было, конечно. Он - именно как "охотник" - и не летал, наверное, никогда за все время войны.
А тут, что ты один летишь, что двумя самолетами - разницы почти никакой. Главное, чтобы ведомый успевал все делать за ведущим.
Не знаю, почему Немашкал так начал делать.
Ну, как привык, когда строем летели. А это же не строй. Если бы я был ведущий, сразу бы спикировал. Второй за мной и оба ушли бы. Тем более высота позволяла.
А так, Немашкал впереди летит, я за ним - уже прямо в хвост ему иду. Он маневрировать начал, я за ним повторяю, чтобы не отстать и не потерять его.
А начали атаковать меня. Кручусь, чтобы понять, с какой стороны будет тот первый, который начнет атаковать.
Двойка этих немцев как бы с двух сторон начинает подбираться. Они всегда так делали, и не сразу поймешь, кто из них первый будет стрелять. Да они и сами не всегда точно знали. Кто-то из них тоже командир, кто-то ведомый. Но если у командира не получается что-то, а другому в прицел попадался - тут же огонь открывал.
Два эти "мессера" с двух сторон именно на меня как бы нависают, а третий сзади подальше летел. Не собирается атаковать, а как бы контролирует, чтобы неожиданно наши истребители не появились. В бою можно было так увлечься атакой, что не замечали, как их самих атаковали и сбивали. Это известно было.
***
Как точно оно там было, вспомнить и нельзя. В такие моменты все так напрягается, начинает вертеться. Ты вроде видишь сразу во все стороны и, одновременно, не все последовательно.
Сколько запомнилось, который слева как бы пошел на меня, вроде даже огонь открыл, очередь выпустил. Или даже и не стал стрелять по мне. То ли штурман, то ли стрелок из командирского, впереди летящего, самолета, как мне показалось и так запомнилось, его пуганул очередью.
Потому, что он как бы в сторону вильнул, а скорость уже набрал - газ добавил. Как бы проскочил вперед мимо меня.
Как только он проскочил дальше, что ему уже нельзя по моему самолету открыть огонь, - сразу почти все внимание на другой истребитель. Он стал самой главной опасностью в данный момент.
И тот, с другой стороны, сразу же начал меня атаковать. Видит, что первый "мессер" не сумел провести успешную атаку, сразу переходит к более ативным действиям.
***
Поэтому я за тем уже не так наблюдал, на другую сторону голову закрутил и не видел всего, как оно было. Похоже, немец так проскочил мимо меня и оказался так, что самолет Немашкала ему можно атаковать. И он провел атаку, и успешно.
Мало того, что попал, а попал еще видно не только по мотору, но и ранил летчика. Не убил, а ранение, и тяжелое.
Такое становилось понятным по тому, как начинался самолет управляться.
***
К тому времени уже большой опыт был, пришлось насмотреться много разных случаев, как самолет падает. Убило сразу летчика или тяжело ранело.
Если летчика убивало, то самолет сразу начинал заваливать. Полная потеря управления. Там еще рука отпустила перед смертью штурвал или наоборот зажала.
Тоже по-разному.
А если ранение и тяжелое, то летчик еще пытается управлять. Самолет в таких случаях как бы то падает, то продолжает еще лететь. То сознание теряет, то, видно, вскинется, опять штурвал потянет, чтобы выровнять самолет.
Видно это и сразу понятно, что произошло. Не понятно, куда попало, но что летчик тяжело раненный - по самолету сразу видно.
Иногда по нескольку раз так самолет то заваливается, то выравнивается, пока летчик совсем сознание не потеряет. Или умер.
***
К тому времени уже пришлось насмотреться разных таких случаев, уже было и знание, и понимание того, что если так самолет начинает лететь - летчик уже не сможет спастись: ни выпрыгнуть, ни самолет посадить. Были и такие случаи - сам самолет вроде и не подбили, а в летчика попали - ушел в землю. Хорошо, если не весь экипаж.
***
Самолет Немашкала вот так и начал падать. И левый мотор задымился, не очень сильно, но сразу заметно. А главное, начал резко падать. Вроде заваливается на крыло, потом как бы выровнялся, но все круче уходит вниз. То вроде нос начал выравниваться, то опять клюнул.
Понятно, что летчик теряет уже сознание, но еще пытается управлять самолетом - тогда самолет именно так начинает лететь.
В таких случаях почти наверняка можно было говорить, что летчик уже не сможет покинуть горящий самолет. И управлять уже не сможет. Опытный экипаж в подобных случаях покидал самолет без команды, летчик уже ее и подать не всегда способен, ту команду.
Когда в группе строем летят, в таких случаях, если это самолет командира, уже не летять за ним следом. Когда группа летит, то уже только наблюдают: выпрыгнет кто-то - не выпрыгнет.
***
Оно, действительно, к тому времени уже разного насмотреться пришлось, опыт уже был.
И ведущих сбивали так, самолет начинает так падать, а сам самолет и не горит. За моей памятью, ни разу в таких случаях летчик уже не выпрыгивал. Экипаж или кто-то из экипажа еще успевал выпрыгнуть. А чаще всего, если летчика убило сразу - почти всегда так все вместе с самолетом и врезались в землю.
***
Но это когда группа летит, и командира сбили.
А тут мы парой летим. Да к тому же командир полка.
Я за ним тяну, хотя меня этот справа атакует. А тот третий тоже подтягивается сразу, слева заходит. Первый отстрелялся, попал - ушел с разворотом, теперь он станет в позицию третьего - будет ожидать и контролировать ситуацию в воздухе.
***
Самолет Немашкала стал все больше и больше заваливаться. Из него еще какое-то время и штурман, и стрелок вели огонь по немцам, которые меня как раз продолжали атаковать.
А сам самолет как бы в пикирование уходит и, одновременно, с креном на левое крыло.
Для меня это и лучше, я за ним ухожу тоже в пикирование. Не такое крутое, как можно, но все равно - немцы уже не могут меня атаковать.
Несколько раз попытались обстрелять, но не попали. Попали, вернее, по самолету, но все целы. Запросил по связи - и штурман, и радист отозвались: целы.
А самолет командира все круче вниз падать начинает, видно уже - все. Уже нет этих дерганий штурвала, летчик потерял сознание. Или умер уже. Кто уже скажет, что там и как было.
Никто не выпрыгивает из самолета. Ни от штурмана, ни от стрелка-радиста уже никто не стреляет - огонько не видно.
По связи ни от кого из экипажа Немашкала ничего не слышно - не знаю, почему. Летчик погиб, стрелок-радист мог связаться. Не знаю, слышали меня, но ничего не отвечали.
***
Самолет уже так начинает падать, что и не выпрыгнет никто, даже будет пробовать. Скорость такая, покинуть самолет тоже не на всякой скорости можно. Пока горизонтально или близко к такому положению летит, выпрыгнуть можно, а если уже падает круто - от такого самолета не отделиться. А когда в штопор входит - уже все.
И тогда, самолет практически уже в штопор начал входить. Но никто не выпрыгивает.
Что тут делать? На хвосте три немца продолжают висеть, выжидают, что буду делать.
Они ж видят, что я не ухожу, продолжаю лететь как ведомый за падающим самолетом.
***
Штурману и стрелку крикнул, чтобы следили за самолетом Немашкала, докладывали, купола парашютов будут или нет. Сам - отжал штурвал, переводя самолет еще больше в пикирование. Хотя высота уже не совсем большая была.
Но хоть еще немного оторваться от немцев.
И штурман, и радист докладывают, через каждые там десять-пятнадцать секунд: нет куполов, нет куполов, нет куполов...
Никто значит уже так и не выпрыгнет.
***
- Самолет в земле, парашютов нет - не помню, штурман или радист сообщил.
Еще при выходе - опять же, как я всегда уже так делал, чтобы оторваться после пикирования от немецких истребителей, - ушел с правым боевым разворотом при выводе из пикирования, но довернул так, чтобы над местом падения пройти. Вдруг не заметили, а кто-то выпрыгнул, успел.
Чтоб своими еще глазами убедиться, мало ли что. Это ж командир полка погиб с экипажем. Будут выяснять обстоятельства гибели. Тем более, полетел на какое-то задание такое - двумя самолетами с небольшим прикрытием.
Кроме нас - свидетелей нет.
Немцев не расспросишь, а наши истребители и не понятно, где оказались. А, в действительности, кроме меня никто всего и не видел. Мой экипаж, и штурман, и стрелок-радист, назад смотрят, тем более - вели огонь по "мессерам", им некогда было следить за самолетом командира.
Над местом падения прошел так, с набором высоты. Хотя не стал специально набирать сразу большую высоту.
Самолет чуть в стороне догорает, нигде никаких белых парашютов на земле не видно.
Немцев тоже не видно - потеряли.
Ушел на высоту, опять в облачность спрятался - и к себе на аэродром. Уже над своей территорией пробил нижний край облачности и прилетел один.
***
Все эти разбирательства были. Несколько раз спрашивали, куда сам летел, когда наши истребители нас покинули.
Но так и осталось мне необъяснимым, что это за задание такое получил Немашкал, от кого оно исходило, что именно двумя самолетами мы и полетели. Почему он именно меня взял с собой.
Тогда я не знал, что оказывается, Немашкал почему-то на меня - именно в этот день - передал для отправки представление на Героя. Хотя такие представления не пишутся за полчаса. Наверное, он раньше написал его. А подписал в тот же день, когда отдал на отправку, или раньше?
Не знаю, когда подписал, но отдал на отправку, получается, в тот же день, когда и погиб.
Конечно, может, совпало так.
***
Какие-то такие вопросы, ответы на которые... И не знаешь, у кого спросить. Непонятность самого этого задания, да еще при этом погиб командир полка - само по себе сидело бы все время в голове.
А тут еще как продолжение к этому то, что с Голицын у нас произошло.
То же еще - вроде сам летчик, вроде командиром был давно. Командиром эскадрильи все же долго был. Причем, я же именно в этой 1-й эскадрильи и летал больше всего.
А тогда уже - он командиром полка стал.
***
В чем причина, что он такое позволил себе сказать, не знаю.
Как бы у нас и отношения были нормальные. Казалось бы, был командиром эскадрильи, в которой я летал. Друг друга хорошо знали.
После гибели Немашкала уже время прошло. По фронтовым понятиям - не мало. Не помню, почему эта общая гулянка была организована. Практически все офицеры полка. То ли 7 ноября уже отмечали. Наверное. Это ж уже 44-й год был, уже другая была ситуация и настроение. Наши войска наступают, победа близко.
Стол такой общий оранизовали в столовой - составили П-образно все столы и чем-то там накрыли. Все за этим столом уселись. Почему решили такую пьянку устроить - не знаю. Такое запрещалось устраивать. Возможно, из-за этого как бы и шума потом никакого не было. Не знаю.
***
Я так сел, что где-то в середине одного из краев этого стола сидел. Как бы поближе к месту, где Голицина посадили. Он, как командир, сидел во главе стола, для меня с левой стороны. Ну, метров так пять-шесть между нами было. Рядом с ним еще кто-то по бокам сидел. Начштаба, наверное, комиссар наш.
Практически только летный состав, но без стрелков-радистов. Они сержанты, а тут это было придумано для офицеров. Кто-то из техников-офицеров еще были.
Сидели все, какие-то тосты говорили. Еда была - почти все, как обычно. Может, немного там девчонки что-то сделали такое. Праздничное. Салаты какие-то, всякая ерунда такая.
Веселья особенного не было. Уже выпили по несколько стопок. Такой начался общий разговор, шумно так за столом стало. Как всегда, когда в разных местах по несколько человек начинают одновременно говорить.
Голицын сидел, с кем-то разговаривал. Не помню, кто там рядом с ним был. Наверно, начштаба или кто подсел. О чем они там разговаривали, не знаю. Я не прислушивался. Сидел чего-то закусывал, тостов не говорил. Кто-то что-то скажет - выпью со всеми. Такое какое-то настроение было.
***
Оно уже как бы и к концу эта пьянка шла. Некоторые там курить пошли, а я как раз вернулся с перекура. Опять сел, и как бы потянулся взять то ли салат, то ли еще что-то такое. Помню, в такой глубокой, большой тарелке. Оно, скорее, как тазик даже был.
И как раз в этот момент Голицын заговорил. И причем так громко, как бы привлекая внимание.
Ну, командир говорит, другие как бы примолкли. Что он начал говорить, я как-то не обратил внимание. Что-то про погибших, про тех, которые еще не доживут до победы. Что-то такое завел.
Я взял эту тарелку общую, чтобы себе положить. И вдруг слышу его слова..
- Есть среди нас и такие, которые своих командиров бросают в беде... Мы, мол, знаем таких... Что-то такое.
***
Сначала я даже не понял, что это обо мне. С этой тарелкой вожусь. Все сразу затихли за столом, я глаза от тарелки отрываю, а многие на меня смотрят. Я на Голицына взгляд перевел - оказывается, он эту последнюю фразу говорил, глядя на меня.
Я не видел сразу, время какое-то прошло, пока догадался.
Но по тону слышал, как он это произносил. Он еще так всегда гундосил слегка. И глядя именно на меня, он эти слова и произнес, что, мол, есть тут такие, которые бросают погибающих командиров в бою.
Поэтому все тоже стали на меня смотреть.
Пока я это сообразил, что это он обо мне такое сказано было, намекая на случай с Немашкалом - из командиров за последние полгода, а, может, и больше, только Немашкал погиб.
Чувствую, кровь в голову прямо ударила.
Вот откуда-то снизу, от живота такая волна - просто в голову. Не знаю даже, такого до этого и не было никогда. Ярость какая-то или как это назвать.
У меня как был в руках этот тазик, как тарелка такая. Я в сторону Голицына это так и бросил.
***
Меня сразу с двух сторон за руки схватили, от стола потащили. Я еще чего-то попытался вырваться. Что-то кричал еще, там уже не вспомнишь.
Заметил, что Голицын тоже вскочил на ноги. Его окружили, не давая и ему ко мне броситься.