Виртуальное общение в Самиздате чаще всего ограничивается ни к чему не обязывающей болтовней, политкорректно именуемой нынче чатом; спорами, все содержание которых можно свести к традиционному "Бриан это голова"; кое-каким склокам, столкновению амбиций и тщеславий. Но мне почему-то везет, и большинство моих виртуальных знакомств как-то плавно переходит в знакомства реальные - с застольями, совместными поездками, встречами, проводами. Я веду огромную переписку, которая, конечно, занимает много времени, но позволяет держать руку на пульсе времени - я ведь назвал свой раздел "О времени и о себе". О себе мы писать способны часами, километрами и мегабайтами, а вот о времени... Время у нас достаточно суровое, если не сказать всю правду. Поганое время.
Привожу несколько писем из моей переписки с очень известным и уважаемым поэтом, известным не только в пределах Самиздата, надо сказать достаточно обширных, но и за этими пределами. С его согласия публикую его письма ко мне с некоторыми незначительными купюрами, не имеющими отношения к делу.
Письмо первое, получено мною в марте 2003 года
Это письмо-исповедь. Оно достаточно длинное, поэтому излагаю коротко с небольшими цитатами.
Родился будущий поэт почти шестьдесят лет назад в лесном сибирском поселке. С детства немного отличался от своих сверстников, хорошо учился, закончил математический факультет Новосибирского Университета в Академгородке. Работал, в основном системным программистом, говорят, считался тогда одним из лучших в своем немаленьком городе.
Пришла перестройка, всё стало разваливаться - страна, производства, отношения. Вычислительные центры закрывались и исчезали. Их оборудование, в том числе, сами компьютеры, продавались за бесценок скупщикам на драгметаллы. У поэта подросли дети, заканчивали школу. Поэт и системный программист тоже процветал - торговал на улице детскими товарами. Жена тоже поменяла творческую профессию и ушла в бухгалтерию - тепло и при каких-никаких деньгах. Но...
"Работы в городе не стало. А тут ещё я действительно начал слепнуть. Кое-как работал, потому что зрение стало совсем никудышным. 31 января 2000 года - это последний день, который я в своей жизни отработал. Зимы у нас в Сибири суровые, за 40 градусов который год зашкаливают. Здоровья не стало нисколько. Ещё в 1989 году я заработал себе, наряду с другими болячками, хронический бронхит, и он меня почти доконал. Несколько зим я отстоял на улице и понял, что следующий месяц просто не переживу".
"Бухгалтерия не давала хороших денег, жена по совету подруги перешла на
торговлю. Я таскал сумки, да и сам стоял на улице. Перестал тогда, когда передал сдачи лишних пять тысяч. Купюры я отличал только по цвету, а в тот день была пасмурная погода. Потом мне сделали операции, одну за одной. У меня два стеклянных хрусталика. Вернуться назад в программирование не удалось, я влез в наш семейный бизнес, где всем заправляла жена".
"Мои сверстники и приятели разъехались по Германиям, Израилям, Америкам. Одного аж в Таиланд загнало. Которых уже нет, сгорел на работе или спился. Я дожил, потому что не алкаш. И ещё потому, что не выполнил своё предназначение, но в чём оно - не знаю".
"Сказал я своей жене, что в январе (это самый неторговый месяц) я на улицу не выйду, мне надо подлечиться. Можно попробовать нанять продавца. А у неё были иные планы. Дошло до того, что подала на развод. Были и раньше трения всякие, но как-то улаживались. На этот раз - нет".
"Я не безнадёжен, я могу заниматься творческой работой, как в программировании, так и в литературе, особенно в поэзии".
Письмо второе, 15 января 2004 года
"Хреново мне, Нико. Полагаю, скоро определюсь окончательно.
Получить работу - никаких шансов. Забыли меня, не помнят. Те, кто помнит ещё, давно в эмиграции, в крайнем случае - в Москве. Связи потеряны.
Месяц ещё протяну. Может, чуть подольше. Затем - со мной разберётся Дантес. Он у меня прозаический - обычный голод.
Зубов почти нет. Трубы проржавели, рвутся. Вода из крана бежит ручьём уже пару месяцев, хорошо, пока не заливает. Приятно, что не смотрю всякую дрянь по телевизору - его просто нет.
Нико, у тебя должны остаться какие-то знакомства с крупными денежными людьми. Мне нужен меценат. Жить мне не хочется, но я не могу уйти - дали понять, что я для чего-то нужен. Тем, кто наверху, если только там не пусто.
Говори, как есть: неизвестный безработный поэт в глубинке пишет роман в стихах и погибает от безденежья. Всё - правда.
В сентябре по ошибке проформатировал винт. Погибли программистские проекты, который я создавал более двух лет, на что-то ещё надеялся. Литературные черновики погибли все, жалко прозу. Пришлось скачивать назад с сайта все свои файлы. Хорошо, сюжеты сохранились, они у меня в голове.
Пишу роман в стихах "Любо..." и не могу остановиться. Роман о любви, но сильно необычной, возможной только в наше время. Первый, стартовый сонет, по сути определяет всё содержание. Сюжет ошеломляющий, даже название приходится скрывать.
Попробуй узнать, может, кто заинтересуется моей поэзией. Ничего другого уже не умею. Я знаю, что это болезнь, но я не хочу от неё лечиться. Да и не на что".
Письмо третье. Мой ответ от 16 января 2004 года
"Очень печальное известие. Очень.
Предлагаю следующее. Опубликовать это письмо в моем разделе с некоторыми купюрами. От себя напишу: умирает хороший человек и настоящий поэт, пришлите, кто сколько может. Открой рублевый счет в Сбербанке (положи на книжку 10 рублей), пришли мне точные данные для перевода - спроси в банке, они дадут тебе бумажку, там много цифр всяких, включая адрес банка и его коды, а также номер счета. Дай мне свой почтовый адрес для почтовых переводов. Все это я укажу в разделе. Какие-то суммы будут приходить, даже от незнакомых людей.
Что касается меценатов: я ушел из бизнеса пять лет назад, в начале 1999 года. Связи все потеряны - о человеке помнят, хорошо если полгода. Книги наши с тобой никому не нужны: вот если бы они развращали людей, молодежь особенно, они были бы востребованы. Я убил пять лет, чтобы начать печататься, печатаюсь неплохо, но при этих тиражах, чтобы сводить концы с концами, мне надо издавать две книги в месяц, а мне пока удается две в год. Нельзя писать две серьезные вещи в месяц.
Так что жизнь - не сахар. Но надо бороться и за нее. Поэтому - жду номер твоего счета и полный адрес для почтовых переводов. Счет - обязательно, поскольку почтовые переводы из-за границы (а на них основная надежда) очень дороги (...)
Всё. Бодрости духа тебе, уверенности в себе: поверишь - выкарабкаешься. Надо верить, Шамиль"!
Письмо четвертое, получено сегодня, 30 января 2004 года
"Здравствуй, Нико!
Кое-как осилил я простейшее для обычных людей мероприятие.
Вот все необходимые сведения, которые ты просил у меня:
Акционерный коммерческий Сберегательный банк
Российской федерации (открытое акционерное общество)
Омское отделение N 6916/0109
к.сч: 30101810900000000673
р.сч: 30301810845000604535
БИК: 045209673 СБ Омское отделение N 8634 г. Омск
ИНН: 7707083893
ОКПО: 02807669, ОКОНХ: 96130
НД 1507350
Счёт 42307.810.9.4535.0575743
Бродников Александр Петрович
Все-все цифирки перепроверил. Часть из них, вероятно, лишняя. Ты ошибочно высказался, что я умираю от болезней. Точнее будет сказать - подыхаю с голоду.
Если меня ну уж очень долго не будет в интернете, значит, обо мне можно вспоминать. Либо не вспоминать. Надоело всё. Самая большая мечта - заснуть и не проснуться.
Шамиль Чилугай"
Да, это знаменитый Шамиль Чилугай, чей раздел в Самиздате находится по адресу
Вот такая вот история российской поэзии. Банк "Империал" тут, вроде, ни причем.
Мои друзья - юристы, опера, просто люди пожившие и знающие изнанку жизни, в один голос говорят: "Не публикуй! Скорее всего, это хитрый иждивенец, который не хочет работать". Вот и в полемике к "Гулаг живет и побеждает" некоторые мои комментаторы говорят о гражданском и социальном иждивенчестве как главной причине общей беды России.