Когда я был в детстве, при виде глубоких стариков меня тошнило и рвало. Видимо, срабатывала реинкарнационная машина инициализации. Бабушка Дуся беспокоилась за меня, ведь когда она видела маленьких девочек, у неё начиналась слабость, головокружение, хотелось сладкого. Бабушкины девочки, бабушкины мальчики, все они бегали то тут, то там и впоследствии заполонили всю планету.
В более зрелом возрасте, в средней школе я строил из себя скомороха, башлялся головой об радиаторы и йокшался с каждым унитазом. Постепенно я грел руку и, когда моя алюминиевая клешня достигла соответствующих размеров - пошёл бегать по свету и орать на мир остервенелой глоткой. К тому времени реинкарнационная тошнота сменилась на ровную синюю уверенность в себе, влечение к отдельным пробегающим мужчинам, женщинам и животным, за что на меня совсем не злился ласковый дедушка Фройд. И его я некогда лобзал своей клешнёй, припевая при этом особые психо-сексологические мантры забвения, закусывая острым соусом Чилли и запивая компотом.
Так, в тесном бронежилете, меня дотащило до золотой середины и я попытался отколупывать от стен кусочки. Получил по чайнику, прежде чем успел сориентироваться, где же у меня кнопка "поворот". Устроился на работу никем. Чинил чёрные телевизоры, чинил белые телевизоры, стоял посередине, но золотым себя не чувствовал.
Через пять минут по земному времени неизбежно прилипла любовь. Она курила бычки, материлась в слюнявую трубку телефона, красила жирные волосы в рыжий цвет и оставляла после себя в кастрюлях зеленоватую тугую жидкость. Нам так хорошо вместе! Мы с ней были гениальными фотографами. Шкафы были забиты толстенными пачками фотографий водки, сладкой воды, шпрот, корейской морковки. Все улыбались на фотографиях, как будто в гостях у них был сам Торквемада. Это было наше торжество - мы попали в реальность стоя на лыжах, в неудобном ракурсе, с завязанными глазами, отстреливаясь от отстреливающихся!
Всё шло своим ходом. Умер я когда-то тогда, в дождливый печальный день. Долго все ходили по канцтоварам в поисках подходящей открытки, но ничего не нашли. Припёрлись с искуственными цветами. Стали в кружочек. Недели три постояли молча. Потом затянули заунывно: