Аннотация: Быт наш был ужасен, но помыслы - чисты. Да не сочтут меня кощунствующей, но ведь Иисус тоже родился в хлеву...
Университетские байки
Холловикам посвящается
Чем больше проходит времени после окончания университета, тем отчетливее я сознаю, что матрица моей судьбы почти целиком находится там, в бурной студенческой юности. И время от времени заявляет она о себе повторяющимися жизненными коллизиями, а иногда просто служит спасательным кругом...
Вот несколько эпизодов, на мой взгляд, не только забавных, но и характерных, отражающих студенческие "бытие и сознание" тех лет.
***
Вначале общий вид сверху. Общага наша, построенная еще пленными немцами, легко сочетала в себе черты помпезности и убогости. Студенты нашего факультета располагались на самом верхнем, пятом этаже. Коридор имел форму буквы "п". На одном конце располагались туалет и умывальник для студенток, на другом, симметрично - для студентов. Граница между "мужским" и "женским" населением была значительно более либеральная, чем между странами шенгенского соглашения. В центре коридора было углубление, обрамленное двумя колоннами, где горделиво стоял большой черно-белый телевизор в соседстве с обшарпанным диваном и такими же двумя креслами. Именно здесь и собирались вольготно представители обоих концов коридора, чтобы покурить, пообщаться, поинтриговать, позубоскалить - в общем, предаться всему разнообразию тех юношеских игр, которые заполняют собой почти все сознание среднестатистического студента, с небольшими индивидуальными вариациями, оставляя совсем немного времени на думы об учебе...Коренные обитатели описываемой площади называли себя "холловиками", так как само углубление наречено было "холлом". Понятно, что каждый новый учебный год контингент претерпевал частичные изменения, но все новички, однажды вкусившие дурмана абсолютной свободы, импровизации и софистики, очень быстро становились адептами "холловой философии", которая весомо и зримо витала здесь повсюду и во всем...Как я теперь понимаю, в число холловиков попадали личности в чем-то неустроенные, возможно, с более тонкой душевной организацией. Иначе как объяснить то изобилие состоявшихся в творческом плане людей, которые в юности состояли в "холловиках"?
Чешки, немки, венгерки и болгарки были заняты диетами и цветом лица (каждое утро они из-под моей кровати выдвигали напольные весы, и сквозь сон я слышала неизменное восклицание: "Езус Мария!"); община вьетнамцев периодически пыталась отравить окружающих запахами жареной селедки. Кстати, вьетнамцы просто были образцовыми последователями социальной справедливости. Двое из них, подселенные к паре наших студентов,однажды до блеска натерли свою половину общественного чайника, видимо, чтобы его половинчатое сверкание служило немым укором "этим русским пофигистам"; наиболее законопослушные студентки, проходя мимо, искоса и скорее недоброжелательно поглядывали на компанию холловиков. К слову сказать, в холл его обитатели начинали подтягиваться часам к 12 ночи, поскольку вели откровенно ночной образ жизни, чем, видимо, ужасно досаждали окружающим. Еще бы: монотонный гул голосов внезапно мог выплеснуться в неконтролируемое ржание...Видимо, чтобы прекратить такое безобразие, один решительный студент, проживающий в комнате рядом с холлом, решил разрубить гордиев узел и убить сразу двух зайцев: многострадальный диван из холла он перетащил в свою комнату, пытаясь организовать себе ложе по-домашнему. Однако недели через две безуспешных попыток адаптации к дивану он вернул его на место. Осиротевшие было холловики воспряли духом, и в честь этого события была опубликована заметка в холловой "Daily News":
"The traditional Night Club starts its functioning again in the Hostel.The event was brought up into reality due to appearance of the old sofa,which was placed back to the Hall. "Tnere are very many insects in it, - said Serge V., the expropriater - I believe now that common thing is common thing" - he said".
Однако в основном не-холловики либо обладали более крепкими нервами, либо выдающимся терпением, поскольку, как правило, не вмешивались в холльскую жизнь. Ну, разве что, под настроение, могла забрести с нездешним взглядом и в атласном халате в павлинах какая-нибудь отличница, откровенно шокируя аборигенов своим фланированием и позированием у окна.
Картинка будет неполной, если я не упомяну про местное средство транспорта - самокат, на котором с ветерком доезжал один наш женатый студент в свой конец коридора, из дамско-семейного конклава. А также про лампочки, горевшие денно и нощно повсюду, поскольку выключатели в основном не работали, и газ, также горевший, подобно вечному огню, потому что "где там еще спички искать, чтоб чайник поставить". Приехавшие на практику немцы ужасались, несколько дней подряд ходили, выключая свет и газ, а потом смирились и уехали... Да, а еще, извините, кучи мусора, вываливающиеся не только из бачков на кухне, но и из самой кухни... И бычки, бычки, бычки - с "заначками" в потайных местах, где-нибудь в щели между стендом и стеной...
-Граждане! Не бросайте бычки в унитаз! Их потом трудно раскуривать! - вдохновенно сочинял текст для объявления в туалете один приходящий холловик.
"Тьмутаракань" - нарекали не без оснований обе студенческие кухни. Именно куча мусора на кухне, видимо, не выдержав собственного бремени и в ответ на внутренние процессы гниения, периодически возгоралась, но пожар, как ни странно, большинство обитателей (кроме иностранцев, конечно) воспринимали как-то скучно, как событие вполне ожидаемое и даже рутинное. Скажем, однажды, часов в 9 утра (глубокая ночь для обиталей общаги) в двери, во все подряд, начала стучаться одна мадагаскарка:
--
Огонь! Огонь! - кричала она. Но для русскоговорящих студентов слово "огонь" больше связывалось, скажем, с огнем в глазах, олимпийским огнем в конце концов, - только не с пожаром. Поэтому, повернувшись на другой бок, они продолжили смотреть сны на тему горящих взглядов и спортивной славы. Однако проживавшие в общаге иностранцы слово поняли адекватно. Поэтому, впопыхах собрав вещи в чемоданы, они сгрудились на лестничной клетке, ожидая исхода события. Пожар же потушил отец одного студента, приехавший навестить своего сына, из пожарного рукава. Надо сказать, что из пожарной части, расположенной прямо во дворе общаги, наряд профессионалов добирался минут 20...чтобы констатировать произошедшее.
--
Вы, русские, всегда такие...безразличные! - мстительно выговаривала мне моя приятельница -болгарка, - и во всем вы такие, весь мир на вас за это злится!
Короче, отечественные студенты в большинстве своем жили жизнью, чрезвычайно оторванной от реальности, поэтому, скажем, фраза, обращенная ко мне, воспринималась как нечто само собой разумеющееся:
--
Ты не видела: труп Петрова нигде не валяется? А то он три дня назад ушел ставить чайник и пропал...
Однажды, на излете пятого курса, когда до защиты диплома оставалось всего дня два-три, один студент откровенно захандрил и явно решил забить на свою защиту и диплом специалиста. Конечно! При чем тут какая-то защита, когда у него случился жизненный кризис! Однако нельзя сказать, что при всем абстрактном отношении к действительности среди холловиков отсутствовали нормальные человеческие качества. Прознав про грозящую Сержу катастрофу, всем миром холловики принялись вытаскивать безумца из грозящей бездны: одна холловичка принялась печатать текст дипломной работы, другой компоновал литобзор и историю исследований, третий принялся за статистические выкладки, без которых проведенный эксперимент молчит... Когда Сержу на защите сказали:
- "Четверки" Вам будет достаточно? - он не поверил свалившейся на него удаче. К слову сказать, Сержа все знали как умницу, человека добрейшего и благороднейшего, поэтому защиту его весь народ праздновал даже с большим чувством, чем собственную...
В холле часто обосновывался всяческий проходящий люд: панки и хиппи из Москвы, зачарованные командировочные, забредшие с других этажей студенты и аспиранты, хронические абитуриенты. Холл был крошечной студенческой республикой анархо-синдикалистского уклона, намертво притягивавшей к себе своих обитателей - настолько, что они готовы были месяцами проводить в этом загаженном раю, не видя дневного света и выползая только на факультет (начиная с 3 курса все занятия по расписанию начинались не ранее 12.40, потому что на более ранние пары прилежно являлась только вьетнамская община) и круглосуточную "шоферскую столовую".
Вот в таких затруднительных сверхлиберальных условиях нашим профессорам приходилось ковать из нас профессиональные научные кадры. Десант декана в общагу вызывал больше пересудов, чем пожар. Он был человеком с военной жилкой, поэтому разбирался просто:
--
Что, девочки, "пулю" пишем?
--
Что Вы, А.А, это мы гадаем на короля!
--
Знаем мы ваше гадание! Наряд вне очереди: отмыть столовую после побелки!
Раз уж вспомнились профессора, то я никак не могу обойти вниманием незабвенного Трусова. В клетчатых штанах, с бородой, он отзывался на имя "босс" и обладал очевидной харизмой для большинства студентов. Лучшего воспитателя либеральной студенческой молодежи было не найти: он умудрялся раскрутить без видимых усилий своих дипломников на безоглядное научное творчество. Общение с ним как с научным руководителем было совершенно нетривиальным. Когда он появлялся на факультете, на него тут же набрасывался целый сонм студентов (каждого на факультете он знал поименно, запоминал имя с первого раза, чем приводил всех в восхищение). И каждому он выдавал "крылатую фразу", типа тех, которыми в изобилии сейчас напичками американские комикс-ролики). Однажды, когда я получила "доступ к телу" своего научного руководителя, чтобы узнать, что делать после того, как вся литература по теме прочитана, он ответил просто:
- Ищи критерий!
Это была его единственная фраза, она же - консультация по дипломной работе. Дальше все: и тему, и гипотезу, и эксперимент - я придумывала сама. Кстати, чтобы оформить свои дипломные идеи и провести эксперимент, а еще чтобы подкормиться перед трудным испытанием, я улетела домой. И вот окольными путями до меня дошли слухи, что на кафедре будет организована предзащита, в ближайшие дни. И тогда для достоверности я позвонила своему научному руководителю:
--
В.П.! Что, правда будет предзащита? Когда надо приезжать?
--
Правда. Приезжай послезавтра.
В панике достаю я билеты, прилетаю, прихожу на факультет с чувством выполненного долга, чтобы отметиться перед руковолителем:
--
Ну, вот я и здесь, В.П.! Как вы велели! А когда будет предзащита?
--
А никогда. Я пошутил...
...Поскольку мы тогда были юные и романтичные (а некоторые остались романтичными и по сию пору), конечно же, не обходилось без любви. Всяческие любовные геометрические фигуры, парадоксы и терзания - вот что было лейтмотивом общажной жизни. Любовные признания и отношения отличались необыкновенной оригинальностью и разнообразием. Не знаю, как это происходило у других девиц - дело же сугубо интимное - но меня некоторые поклонники, бывало, слегка кололи ножичком или же заявляли:
- А в присутствии Змеевой все мужики становятся сдвинутыми!
Думаю, мало кому придет в голову посчитать данную фразу любовным признанием:
--
Ты, Змеева, подлая и с каждым днем все подлее становишься!
***
Однажды мне пришлось на субботнике оттирать многолетнюю грязь с окна на кухне в общаге. И на старом оконном стекле мне удалось различить нацарапанное: "Здесь в апреле 1954 года мы слушали музыку Вагнера, Бетховена, Чайковского"...Я тогда подумала: "Надо же! Какие раньше были студенты!" Тогда мы приняли эстафету, а теперь, когда на нашем факультете и следа нашего не осталось среди новых студиозусов с мобильниками, и я приезжаю в Питер и прихожу посмотреть на общагу, которая теперь стала элитным жилым домом с мансардами, все мне чудится, что вот сейчас распахнутся двери и выйдет кто-нибудь из холловиков...