Аннотация: Рассказ, написанный мною по следам конкурса, на который я, как обычно, опоздала
Горшки и боги
***
- Малик! Хэй! Малик!
Сореша метнулась с чашкой - подать молока старику, задержать хоть ненадолго, чтобы засоня-Малик успел продрать глаза и вышел встречать дядю, как полагается. Но, куда там, мастер Асам был не по годам проворен. Шаркая стоптанными туфлями, он уже просеменил через двор, и теперь заглядывал в комнату нерадивого племянника.
- Малик! Опять дрыхнешь, когда все порядочные люди давно отправились в храм! Гляди, Гирра обидится и сделает твои кувшины кривыми, как моя спина и ноздреватыми, как прокисшее тесто. Или, того хуже, Хозяин Огня разорвет печь, когда полезешь в нее за горшками!
- Да-да, я понял, дядя... - Малик повернулся на другой бок, натягивая край покрывала на ухо.
- Малик!
- Угу... Да. - Однако негодник и не думал подниматься с мягкой постели. Напрасно Асам гневно стучал в пол своей палкой, тот только сонно морщился.
- Боги отвернутся от тебя, ленивый паршивец!
Хотел Асам сказать племяннику еще пару ласковых, да Сореша подоспела:
Старик открыл рот - урезонить девку, глянул из-под седых бровей. Сореша тут же потупилась, склонила голову, а руку с чашей все протягивает. "И то верно, не дело браниться под собственной крышей, оскорбляя духов-хранителей!". Асам молоко пить не стал, прошаркал к воротам, раздраженно качая головой, вышел на улицу.
Сореша вздохнула, осторожно поворачивая в пальцах полную чашку. Плохо, что Малик не пошел нынче в храм вместе со всеми. "Он и вчера не ходил, - напомнил внутренний голос, - и позавчера тоже...". "Вчера у него было много работы, он устал! - Тут же нашла молодому гончару оправдание Сореша. - Мастер Асам слишком строг к родственнику. Малик - не лентяй, его товар - самый "звонкий" во всем Ниппуре. Такие тонкие да ладные кувшины не выходят и у старого мастера, вот он и сердится".
- Привет, Соша, - Малик появился во дворике, почесывая грудь. Потянулся. - Что дядя, ушел? О, молоко, это - кстати! - В два глотка осушил чашу, улыбнулся, отирая белые заеды. - Вот же вредный старик, ни дня не проходит, чтобы не испортил мне утро!
- Господин Асам вовсе не вредный, - запротестовала девушка, - грешно говорить так о родном дяде! Лучше бы догнали его, пока не успел уйти далеко ...
- А ты всегда знаешь, что для кого лучше? - Вкрадчиво поинтересовался гончар, подходя к ней.
Сореша тут же вновь уставилась в землю, но щеки уже тронул предательский румянец. Малик подошел близко-близко, так что их тени слились на глиняном полу дворика. Соша забыла, как дышать. Если бы не стук в уличную дверь, она наверное бы так и упала замертво, не решившись сделать новый вдох.
В дверь снова забарабанили.
- Что же ты? Беги, отворяй! - насмешливо фыркнул Малик. Сореша кинулась, едва не запутавшись в шальварах.
За дверью оказался длинноносый парень, с редкой бородой и свежей царапиной поперек лба. Он как раз примерился по-новой ударить кулаком в створку, но тут она приоткрылась.
- Тебе чего? - Сореше хватило взгляда, чтобы оценить серую в заплатах рубаху и грязные босые ступни гостя. Девушка часто подавала нищим на площади, но терпеть не могла нахальных побирушек, лезущих в чужие дома.
- Впусти его, Соша. - Появившийся за спиной Малик придержал готовую захлопнуться створку. - Заходи, Тагир.
Неодобрительно хмуря тонкие брови, Сореша отступила в сторону. Оборванец шмыгнул мимо, придерживая рукой нечто, припрятанное за пазухой.
"Не иначе спер что-нибудь! - Ахнула про себя девушка. - Милосердная Нанше, не дай нам приютить вора!"
***
- Ну, не тяни, рассказывай! - Потребовал Малик, когда они с гостем остались наедине в чисто подметенной с вечера мастерской. - Утренняя молитва коротка, Асам может вернуться в любую минуту. Что с заказом?
- Арадсин с-сказал, что заплатит за два кувшина шесть серебряных аннов, по три - за каждый. Только он б-боится, что покупатель заметит подделку. Те горшки, что пожелал купить господин Мордехай, были совсем древние. На них даже глазурь растрескалась.
- Скажи, пусть не беспокоится. Я свою работу знаю. Будут ему кувшины - древней некуда! Ты-то, принес, что я велел?!
- М-м-ма-ма-малик, красть у мертвых, д-д-дурное дело! - Под взглядом гончара гость стал заикаться еще сильнее. - Т-там же стража кругом! Если бы я украл к-к-кувшин...
- Так не принес?! - Малик угрожающе надвинулся на более щуплого Тагира. - Арадсин скормит тебя своим псам, когда я скажу, из-за кого он упустил "жирного" клиента! Нет. Я сам живьем закопаю тебя в песках!
- П-погоди, не г-горячись, - взмолился оборванец, вытаскивая из-за пазухи плоский обломок камня. - Г-гляди, я нашел в гробнице это... Рисунки - в точности такие же, как на к-к-к-..., и даже цвет...
Малик выхватил у парня обломок песчаника, повертел так и эдак. Поверхность камня и впрямь была покрыта древними письменами, похожими на те, что украшали бока старинного сосуда для вина, выставленного у входа в царскую сокровищницу. Говорят, слуги правителя вынесли его из усыпальницы Зохаба, умершего целую тысячу лет назад. И тут же всем богачам Ниппура приспичило иметь точно такие же. Гончар снова глянул на камень: тонкая черная вязь вилась по лазорево-зеленому полю, потом покосился на приятеля.
- Да ты, Тагир, никак отколол кусок стены в могильнике? - Нарочно округляя глаза, "ужаснулся" он. - А как же проклятие мертвецов?!
- Н-не говори т-т-так! - Тагир попятился, едва не споткнувшись о порог мастерской, вывалился во двор. - Ты же не д-думаешь...
Малик, следовавший за гостем, приметил в углу двора Сошу. Девушка настороженным взглядом следила за похожим на вора посетителем.
- Ладно, убирайся, пока старик не вернулся. Незачем вам встречаться.
***
Малик тщательно размесил глину. Облил водой гончарный круг, бросил в центр размятый кусок. Раскрученный ногами механизм запел скрипучую песню, вечную, как этот мир. Под умелыми пальцами мастера потянулся вверх диковинный, тонкостенный "цветок". Заглянувшая в мастерскую Сореша, так и замерла с метелкой и ведерком в руках. Залюбовалась работой Малика. Тот трудился сосредоточенно, и вот уже изящный, похожий на девичий стан, кувшин готов. Но вместо того, чтобы снять высокий сосуд с круга, молодой гончар принялся покрывать сырую глину ярко-голубой краской. Тут уж Соша не выдержала.
- Что это вы делаете! - Воскликнула возмущенно. - Мастер Асам говорит: нужно сперва просушить горшок, а уж после расписывать!
- А, опять ты, Соша... - Не прерывая работы, усмехнулся гончар. Очень может быть, он лишь прикидывался, что не замечает восторженной зрительницы. - Отец не учил тебя, не лезть в мужское дело с бабскими советами? Да, и много твой Асам понимает...
Малику нравилось подзадоривать девушку. Когда Сореша смущалась или сердилась, вот как сейчас, ее смуглые щеки расцветали розами, а глаза цвета спелого винограда темнели, отчего казались еще больше.
"Ох, и хороша! - В который раз подумалось ему. - Взять, что ли, второй женой? Первой нельзя - слишком своевольна. Хотя, на кой мне жена, что вторая, что первая? Одна морока с ними... Да и не отдаст старый хрыч названную дочь замуж, сам на нее виды имеет."
Когда вся поверхность кувшина приобрела нужный оттенок лазоревого, мастер взял кисть и, поглядывая на выложенный здесь же обломок стены, стал наносить поверх замысловатый буквенный орнамент. Потом направился в другой конец двора, подбросил дров в загодя разожженную печь.
Сореша нахмурилась еще больше.
- Господин Малик, - рискуя вызвать гнев молодого мастера, снова заговорила она, -хоть мне и не след вам указывать, но прежде чем кувшин обжигать, надо бы принести жертву огненному духу.
- Ах Соша-Соша, - Малик сделал вид, что страшно удручен, - вот узнают люди, как ты дерзишь старшим, кто возьмет тебя замуж?!
Девушка дернула плечом, едва не расплескав ведро, направилась к выходу обиженно надув губы.
- Ты вот что, принеси-ка мне бутыль вина. - Бросил ей вслед гончар.
- Зачем вам вся бутыль? - Тут же подозрительно обернулась та. - Чтобы порадовать духов жертвой хватит и одной чашки.
- А кто сказал, что это - для духов, это для меня. Ну, неси быстрей, я хочу пить!
Однако Соша встала, как вкопанная.
- Хозяин огня не жалует тех, кто пьет вино до полудня. - Заявила она. - У них начинают дрожать руки, а глаза - слезятся, как у древних старцев!
- Неси, кому сказал! - Прикрикнул на нее мастер. - Не то поцелую!
Соша газелью порскнула на кухню.
Когда она вернулась, неся на плече тяжелую бутыль, Малик как раз установил готовый кувшин на специальный поддон и отправил в печь. Жаркие языки рванулись-было навстречу свежим потокам воздуха. Но молодой мастер умело задвинул заслонку, оставляя пламя бушевать в тесной темнице.
- Гляди, Соша, - воскликнул распрямляясь, - не боги горшки обжигают. Никаких богов и духов нет. Огонь послушен моей воле. Я и есть - хозяин огня!
Широкая загорелая грудь его блестела от пота, волосы, выбившись из-под повязки, гривой падали на плечи. В этот момент гончар и впрямь показался Сореше юным богом, прекрасным и могучим. Но мгновенье спустя видение рассеялось, девушка покачала головой.
- Дразнить духов, все равно, что дергать льва за усы. - Рассудительно заметила она. - Станет ли разумный человек раздражать хищника? А вы, мало того, что огонь не задобрили, так еще и перерисовали на кувшин буквицы с обломка. Срисовать-то вы их срисовали, а что написано-то не знаете! А вдруг это злое заклятье?
- Эх, Соша, дяди зря тратил время, обучая тебя грамоте. Ты невежественней и суеверней, чем дурачок-Тагир. Ладно, оставь вино и брысь отсюда! Мне еще нужно поработать.
***
За окнами давно стемнело. В большой печи для обжига медленно остывали угли, вместе с последним из изготовленных Маликом кувшинов. Другой - точная копия того, что доходил в печном чреве, стоял в углу, накрытый грубой дранкой. У противоположенной стены, на соломенной циновке пьяно похрапывал сам гончар. Руки раскинуты, скомканная рубаха заменяет подушку. Пустая бутыль из-под вина затерялась среди дешевых горшков и крынок, приготовленных на продажу.
Сверчок, облюбовавший щель под порогом, всверливал свою мелодию в промежутки между храпом. Коротко гавкнула на соседском дворе собака. Мастер задвигал губами во сне.
Нежданно угли в печи полыхнули, да так ярко и сильно, что оранжевые языки вырвались из печного зева, взметнулись чуть не к самому потолку. Затрещала, кудрявясь от жара, солома на крыше. Косматые огненные лепестки обрисовали фигуру, отдаленно напоминающую человеческую, но без головы. Сам Гарра заколыхался посреди мастерской.
- Я тебе покажу, кто здесь хозяин! - Угрожающе прогудел дух огня. Черная пасть и угольные глаза раскрылись у него на груди. - И золы от твоих костей не оставлю, глупый хвастливый мальчишка! Узнаешь, как равняться с богами и красть у них славу!
Огонь растекся по полу узкими ручьями: один направился к аккуратной дровяной кладке в углу, другой - к деревянному косяку, третий - вплотную подобрался к соломенной циновке, на которой заснул захмелевший мастер.
Но тут звякнул тихонько засов на кухонной двери, чуть слышно прошелестели по двору осторожные шаги. Дверь в мастерскую медленно приоткрылась. Огненные языки припали к земле, горящие щупальца втянулись, и дух, мигом ставший маленьким и незаметным, рыжим котенком юркнул в остывающую печь.
В щель между косяком и дверью просунулась кудрявая голова Сореши. Взгляд быстро обежал полутемную комнату, добрался до заснувшего на полу гончара. Потом дверь приоткрылась шире. Девушка вошла, удерживая одной рукой поднос с винной чашей и сладостями, другой притворила створку. Мастер продолжал беззаботно похрапывать.
То и дело косясь на спящего, Соша прокралась к печи, опустилась на колени, устроила поднос рядом.
- Не гневайся на Малика, могучий Гарра! - Зашептала, скармливая углям тонкую до прозрачности медовую лепешку. Распрыскала (не плеснула небрежно!) ароматное вино. - Он еще молод и оттого - глуп. Но он - хороший мастер. Не сердись на него. Я стану поить тебя вином и приносить сладкие лепешки каждый день! - Пообещала, клятвенно прижимая к груди руку. - А ты не оставляй Малика своей благосклонностью...
Сунув в печь последние крошки, Сореша поднялась с колен, подошла, стараясь ступать неслышно к храпящему гончару. Постояла с минуту, томно вздыхая, потом, отерев повлажневшие отчего-то глаза, так же тихо выскользнула из мастерской. Незамеченный ею дух высунулся вслед из печи рыжей кошачей мордочкой.
-Ах, Сореша, Сореша... - Промурлыкал, жмурясь ласково. - Пропадешь ты с этим непутевым! Сгоришь от любви или, того хуже, спалится твой Малик со своими ворами-приятелями, да и тебя за собой утянет! Лучше б ему сразу в огонь... Ну, да ладно, пусть пока живет. Вот только, чтоб в другой раз неповадно было...
Котенок обернулся огненной ящерицей, засновал между подернутыми белым углями. Огонь в печи разгорелся, будто в нее подбросили дров. Алые языки принялись лизать округлые бока кувшина. От их прикосновений клинья и черточки, нарисованные на глине, заплясали, как живые, изгибаясь, вытягиваясь. Потом застыли, образовав новый "орнамент".
- "Мордехай - мурак" - Хихикая прочитал дух. - У-у-у-у, как небрежно, мастер! В вашу надпись вкралась ошибка! Но, прежде чем подправить букву, надо хорошенько подумать. Что господин Мордехай сочтет более обидным: что гончар посчитал его дураком? Или ... попробуем кое-что другое?!
И огненный коготь добавил черточку в середине слова.