Сегодня дочка пришла с кружка. Петриковская роспись. Серая вязаная шапочка с одной стороны позеленела: акварель с яичным желтком. Муж строго взглянул на неё, отправил стирать. И всплыла в памяти давняя история...
Помните, когда-то - мы тогда ещё в школу ходили - продавались чернила в стеклянных бутылочках ромбовидной формы? Ими заряжали авторучки, пипеточные и поршневые, а шариковых тогда ещё и в помине не было.
Так вот, однажды стала я наполнять свой "паркер":-) из такой бутылки и случайно опрокинула её. Особых стараний тут не надо было: вредная посудинка обожала укладываться на бок при любом возможном случае. В отличие от своей сестрицы, круглой с выступающим поверху пояском, которая терпеливо и долго каталась, не позволяя пролиться ни единой капле.
Чернила расплескались повсюду, залили голубую пластиковую поверхность стола, стену, покрытую чуть более тёмной, чем стол, масляной краской, створки старого буфета, жуткий бардово-коричневый линолеум на полу...Словом, вся малюсенькая хрущёвская кухонька оказалась забрызганной многочисленными фиолетовыми кляксами.
Вскоре должна была вернуться с работы мама. Я впала в панику, зная, что эта "живопись" надолго испотрит ей настроение. А уж влетит мне! Когда, мгновение спустя, в замочной скважине повернули ключ, сердце и вовсе ушло в пятки. Дверь отворилась, и на пороге возникла бабушка.
Фууух! То было спасение! Она совершенно спокойно восприняла мою "трагедию", и уже через пять минут мы, вооружившись намыленными тряпками, лихо тёрли пятна, время от времени посыпая их содой из большого пакета. К приходу мамы, пальцы саднили от боли, сода почти иссякла, но потёки по-прежнему "украшали" кухню, хотя и стали значительно светлее.
Мама перевела взгляд со стола на стены, со стен на пол, с пола на наши раскрасневшиеся от усердной работы и переживаний лица и ничего не сказала. Эта привычка молчать, когда что-то сильно задевало, обижало или расстраивало её, давно стала для меня худшим из наказаний. Я готова была сквозь землю провалиться, лишь бы она произнесла хоть слово, накричала, даже шлёпнула, - только бы не безмолвствовала!
Бабушка выпроводила меня в комнату, не дав ни расплакаться, ни оправдаться. Они долго говорили, перебивая друг друга, после чего всё стало на свои места. Окончательно и бесповоротно. Теперь можно было возвращаться. На душе чуть посветлело. Да и на маленькой кухне сияло солнце, вопреки черноте пасмурного ноябрьского вечера, быстро спускающегося на город...
Так мы и жили потом с этим дизайном из небрежно разбросанных по полу и стенам следов маленькой драмы - до самого ремонта. Но никого они больше не смущали, никому не портили настроения. И каждый раз, заряжая авторучку, я сначала опускала бутылку в специально приготовленную картонную коробочку, под которую стелила газету.
А на этикетке провинившегося пузырька спокойно и уверенно красовалась высокая семицветная арка. Чернила назывались "Радуга".