На пареньке черная футболка с надписью на латыни, зауженные джинсы, на голове дебильная прическа. Он оглядывается по сторонам, презрительно смотрит в сторону нашего автобуса, и все-таки двигается в его сторону. Запрыгивает в салон красиво, как актер. Перепрыгивает мятую картонную коробку, и оказывается на ступеньке. Поправляет дебильную прическу, заглядывает в салон. Грациозно проникает внутрь. И, конечно же, задевает пакет с куриными яйцами, который я держу в проходе, потому что рядом c сиденьем он не поместился.
Пакет летит в сторону, желтки вперемешку с белками текут по салону, покрывая его прохрачно-желтой текстурой.
- Урод, - говорю я парню, к штанине которого прилипла скорлупа. Встаю, и со всей дури бью кулаком придурка в наглую рожу. В его чертов ухоженный нос, на котором вздувается тщательно замаскированный прыщ.
Визжит моя соседка-старушка. Визжит как-то по-деревенски, и я, твою мать, понимаю, что она не вписывается в момент.
Впрочем, чему тут уже вписываться? Мой соперник отлетает по проходу в сторону субтильного мужичка в кепке. Мужичок держит в руках картонную коробку с маленьким японским телевизором.
Держал коробку.
Коробка вместе с мужиком и пареньком, у которого из носа течет кровь, падают на пол.
Звон, дребезг, визг старушки.
- Скотина, ты все яйца побил! - кричу я в исступлении. Мне плевать, что там случилось у мужика с телевизором. Я пер пакет с этими проклятыми яйцами через весь рынок, а какой-то козел, который вообразил, что оно герой голливудского боевика, разбил их все на хрен!
Иду по проходу, расшвыривая скорлупу. Брызги, похожие на сопли, разлетаются по салону.
- Падла! - говорю я и бью парня в живот. Он лежит на полу и тихонько повизгивает. Мужик под ним молчит; помер, что ли?
Выхожу из салона. Водитель стоит возле автобуса и смотрит на меня, раскрыв рот. У него нездоровый цвет лица.
Игнорирую его и достаю сотовый.
Звоню жене.
- Але, кто это?
- Ну кто это может быть? - зло говорю я. - Там же определитель номера, Света!
- Это ты, Вадик? - спрашивает Светка.
Я говорю:
- Че?
- Ты купил яйца? - спрашивает моя жена.
- Нет; из-за этого и звоню, - отвечаю. - Какой-то урод их побил!
- Почём ты их купил? - спрашивает Света.
- Ты не слушаешь, что ли? - кричу в трубку. - Он их побил!
- Кого побил?
- Я побил урода, который разбил яйца! - говорю.
- А? - спрашивает Света.
- Любимая, ты опять обкурилась? - спрашиваю я.
- Все? - спрашивает Света.
- Чего 'все'?
Она спрашивает:
- Ты когда домой приедешь?
- Что 'все'?! - спрашиваю.
- Яйца все побил?
- Хрен его знает, - отвечаю. - Погоди, сейчас проверю.
Засовываю мобилу в задний карман своих потрепанных джинсов, возвращаюсь в салон.
Старушка уже не визжит: вяло всхлипывает. Мужик под избитым уродом шевелится, но как-то неохотно, вяло. Сам урод плачет, размазывает кровь и сопли по лицу и со страхом смотрит на меня.
- Моя прическа стоила сто баксов! - заявляет он тонким голосом.
Плюю ему на макушку:
- Это тебе бесплатно.
Наклоняюсь и проверяю пакет с яйцами. Уцелело только одно.
Выхожу из салона, напоследок угостив козла последним яйцом.
Он плачет, размазывает кровь, сопли и нерожденного цыпленка по лицу.
Набираю номер Светика.
- Абсолютно, - говорю.
- А? - спрашивает Света.
- Разбил абсолютно все, - говорю я и смотрю на водилу.
- А? - спрашивает Света.
Водила дрожащими руками засовывает в рот мятую сигарету и смотрит на меня.
- Тебе ехать не пора? - спрашиваю.
- Куда? - интересуется Света.
- Света, помолчи хоть секунду, - говорю. - Это я не тебе.
- Езжай, мать твою! - кричу водителю.
Водила кивает и запрыгивает в автобус.
Автобус трогается.
- Куда езжай, че ты несешь? - кричит в трубку Света. - Ты яйца купил?
- У тебя в ушах сера или что? - кричу я. - Прочисти уши, Света, какой-то урод разбил все наши яйца!
Света вдруг начинает глупо хихикать.
- Ты что, ширнулась? - спрашиваю я.
- У тебя голос сексуальный, когда ты злишься, - говорит она.
Я говорю:
- Че?
- Что с яйцами? - спрашивает Света. - Когда ты их привезешь?
- Пойду обратно на рынок, - говорю.
Выключаю сотовый и кладу его обратно в карман.
На улице сумрачно и слякотно. Вечереет. Накрапывает дождик. Настроение противное. На остановке, от которой только что отъехал автобус, стоит молодая девушка в модной коричневой куртке, модной юбке и с сумочкой через плечо. Сумочка на первый взгляд стоит дорого.
У девушки карие глаза и темно-рыжие волосы. Она только что подошла. Стоит на остановке, ест хот-дог и ждет автобус.
Я думаю: яйца уже слишком поздно покупать.
Еще думаю: домой возвращаться неохота.
Подруливаю к девчонке, становлюсь рядом и стильным движением вытягиваю из кармана сотовый. Девушка косится на меня, продолжая жевать хот-дог.
Направляю сотовый ей в лицо, как пистолет:
- Я вас застрелю, девушка, если вы со мной не захотите знакомиться.
Девушка косится на меня и говорит, разбрызгивая горчицу:
- А я не боюсь, когда в меня тыкают допотопными мобилками.
Смотри на меня презрительно:
- Ты его в секонд-хэнде купил по дешевке?
- Зато он большой, - говорю. - Думаю, тебе понравится, если я им тебя оттыкаю.
- Что за деревенское словечко? - морщится девушка и откусывает кусок булки. Крошки долетают до меня.
Спрашивает:
- Ты когда последний раз чистил зубы?
Потом такая:
- Сейчас сюда подойдет мой парень, и он тебе вломит, если через секунду не свалишь отсюда в ужасе.
Я прячу сотовый в карман:
- Да ладно тебе, красавица. Давай просто познакомимся. У меня настроение дурное, блин. Один идиот испортил. Вот и захотелось пригласить симпатичную девушку на чашку кофе. Чтоб исправить настроение.
Она кивает:
- Да, идиотов в мире полно.
Выкидывает остатки хот-дога в урну:
- Ты меня тоже прости. Настроение дурное, с подругой лучшей поссорилась. А тут еще ты клеишься.
Девушка улыбается, и я таю.
Она протягивает мне руку:
- Анжела.
Отвечаю осторожным рукопожатием: как будто боюсь спугнуть. Говорю, глядя в прекрасные карие глаза:
- Вадик.
- Пошли кофе пить, - улыбается Анжела, и, взявшись за руки, словно школьники, мы идем в ближайшее кафе.
В кафе тепло и уютно. Играет тихая музыка, мягкий сиреневый свет струится с потолка, на столиках - сирень. Мы занимаем свободный столик у окна. Анжела рассказывает:
- С подругой глупо вышло. Разговаривали по телефону, слово за слово и сцепились. Без всякой причины!
- Бывает, - соглашаюсь я.
Почему-то вспоминается паренек с дебильной прической.
- Ты женат? - спрашивает Анжела.
Cмотрю на кольцо на безымянном пальце.
- В разводе, - говорю.
- А кольцо зачем носишь? - спрашивает Анжела. Она такая красивая, что я говорю:
- Ты очень красивая, Анжела.
Я смотрю ей в глаза и говорю:
- У тебя карие глаза.
- А у тебя зеленые, - смеется Анжела.
У нее очень красивые белые зубы.
- Привык, - говорю.
- К чему? - спрашивает Анжела.
Официантка приносит меню.
- Пиво, - прошу я
- К пиву? - спрашивает Анжела.
- Какое? - спрашивает официантка.
- К кольцу, - говорю.
- Что 'к кольцу'? - спрашивает Анжела.
- Есть светлое, - говорит официантка.
- Че? - говорю я.
- Есть темное, - говорит официантка.
- А? - спрашивает Анжела.
- Твою мать, заткнитесь обе! - бью с кулаком по столу.
- Мне светлого, покрепче, - говорю официантке.
Анжела уже не улыбается. Она смотрит на меня, прищурившись, и говорит:
- Вадик, у тебя не зеленые глаза. Вернее, зеленые, но не такие, как весенние листочки, а зеленые, как застоявшаяся вода в болоте.
- А у тебя глаза как... да откуда мне знать, как что, просто карие, - говорю я и кричу официантке: - Два!
Кричу:
- Нам два пива!
- В таких глазах может утонуть девушка, - говорит Анжела. - Нырнуть и не вынырнуть.
- Я просто привык к кольцу, - объясняю. - Оно как часть меня, понимаешь? Срослось. Потому и не снимаю.
- У тебя было много девушек? - спрашивает Анжела.
Смотрю на кольцо.
Почему-то вспоминается Света, которая ждет меня дома. Наверняка обдолбаная.
- У нас был ребенок, - говорю я. - Малышу и месяца не было, когда он умер. Что-то нелепое, простудился и понеслось. Врачи не спасли.
- У меня много парней было, - говорит Анжела. - А потом достало.
- До этого у нас была счастливая семья, - говорю я. - Когда умер малыш, все пошло наперекосяк.
Официантка приносит две кружки пива, и я смотрю на пену. Жду, когда она осядет.
- А мне в четырнадцать лет сделали татуировку на бедре, - говорит Анжела и отпивает из своего бокала. Ее губы - темно-коричневые. Темно-коричневые как ее глаза, темно-коричневые, как ее модная куртка.
Я представляю ее татуировку. В мыслях она темно-коричневая.
- У меня была только одна девушка, - говорю. - Смешно, да?
- Я долго не могла привыкнуть к татуировке, - говорит Анжела.
- Как ты к кольцу, - объясняет она.
- В моих глазах не утонет даже последняя уродина, - говорю я и пью пиво.
Пиво желтое.
Почему-то вспоминается паренек с дебильной прической, стирающий с рассеченного лба желток.
- А теперь она часть меня, - говорит Анжела.
- Что? - спрашиваю я.
- Татуировка, - говорит Анжела и смеется. - Ты витаешь в облаках, Вадик!
- Тебе было все равно с кем спать? - спрашиваю.
- Не все равно, - качает головой она. - Просто я была молодая и отрывалась. Понимаешь?
- Ты не думала, что ведешь себя, как шлюха? - спрашиваю я.
- Я и сейчас не старая, - говорит Анжела. - Просто перебесилась. Хочу найти кого-нибудь надежного.
- Крепкого мужчину, - объясняет она.
- Ты - интересная девушка, - говорю я. - Интересные девушки все шлюхи?
Анжела некоторое время молчит и задумчиво пьет пиво. Потом поднимает голову и смотрит на меня:
- Что?
- Ты - интересная девушка, - говорю.
- Ты, по-моему, хороший парень, - говорит она.
Кладу пальцы ей на ладонь.
У нее теплая, нежная ладошка.
У нее карие глаза, но сейчас в них отражаются мои зеленые.
И я, кажется, тону в них.
Парень на ресепшене смотрит на меня, хлопает глупыми рыбьими глазами:
- Двухместный номер три тысячи рублей.
На нем белая рубашка и очки с толстой оправой. Глаза за линзами как два круглых блюдца. Жидкие усишки под носом топорщатся в разные стороны.
- Я это понимаю, - говорю. - Но, братан, тут такая ситуация, у меня в кармане только штука. Давай ты ее заберешь себе, мы с девушкой проведем ночь в номере, а утром по быстренькому свалим. В свою тетрадку можешь ничего не записывать.
Парень на ресепшене пучит глаза:
- У нас нет тетрадки. Все данные идут в компьютер.
- Ну не записывай в свой компьютер, - говорю. - Мы только переночуем и завтра рано-рано утром сдернем. Хорошо?
Парень на ресепшене хмурится, изображая мысль:
- Ну...
Сую в потную ладонь тысячную бумажку.
- Куда нам идти?
Мы лежим рядом в гостиничной кровати. Все прошло на пятерочку.
Почему-то вспоминаются яйца.
Потом вспоминается Светка и сотовый, который, отключенный, валяется в заднем кармане джинсов.
- Неужели это просто очередная ночь? - тихо спрашивает Анжела.
В темноте ее не видно, и я пытаюсь вспомнить, куда закинул джинсы, и не ударился ли при этом сотовый об пол.
- Куда я закинул джинсы? - спрашиваю.
- Очередная пустая бессмысленная ночь, - говорит она.
- Ты не помнишь?
- Мне двадцать пять, но я уже разочаровалась в жизни, - говорит Анжела.
Я хмурюсь:
- Че?
- Что такое жизнь? - спрашивает она.
Я поднимаю голову и пытаюсь хоть что-нибудь рассмотреть в темноте.
- Твою мать, если он разбился, это кабздец, - говорю.
- У тебя есть мечта? - спрашивает Анжела.
- Полный кабдец, - уточняю я.
- Да на хрена он тебе сейчас понадобился? - спрашивает Анжела.
- У меня есть мечта, - говорю.- Хочу поехать в Японию.
Спрыгивает с кровати, включает свет, одевается и уходит.
Мои джинсы на полу. Я поднимаю их и достаю телефон.
Звоню Светке.
- Кто это? - спрашивает меня жена.
- Света, это я, - говорю.
- Нет, Света - это я, - говорит она и глупо хихикает.
- Твою ж мать, - шепчу я и нажимаю на кнопку сброса.
Открывается дверь и в комнату влетает Анжела. Ее глаза кажутся черными. Кажется, что из ее глаз вытекает смола, которая обволакивает меня. Не дает мне сдвинуться с места.
- Ты с кем говорил? - спрашивает она.
Я поправляю съехавшие трусы:
- С женой.
Добавляю:
- Твою мать.
- Чью-чью мать?! - кричит она.
- Это просто вводная фраза, - говорю.
- Ты же сказал, что развелся! - кричит Анжела.
Она кричит:
- Урод, а я ведь почти поверила, что ты нормальный парень!
Анжела кричит, и во все стороны летят крохотные капельки - ее слезы. Они попадают на ее курточку, на смятую постель, на мои трусы.
Она садится на краешек кровати, закрывает ладонями лицо и плачет.
- Я потерялась, - говорит Анжела.
Растерянно верчу трубку в руках.
- Я потерялась в этой жизни, Вадька, - говорит она.
Она плачет и говорит так тихо, что я с трудом разбираю слова:
- Меня все называли сильной. Говорили, что я беру от жизни все, что хочу.
Она шепчет:
- Мне надоело быть сильной.
За окном сереет. Просыпаются первые машины, дребезжат по рельсам первые трамваи. Машина смывает с асфальта окурки. Наш номер на пятом этаже, и я вижу в окно крыши хрущевок. У меня болит в затылке, и я спрашиваю:
- У тебя есть таблетки от головной боли, Анжела?
Она роется в сумочке. У Анжелы дрожат руки, но она все-таки достает флакон с большими желтыми таблетками.
- Это поможет, - говорит она.
Я говорю:
- А че это?
- У меня тоже часто болит голова, - объясняет Анжела.
Я выпиваю таблетку и молчу. Она сидит рядом и тоже молчит. За окном светлеет.
За окном, твою мать, светлеет, и я думаю о Светке, которая сейчас дома одна. Может, ей плохо. И никого нет рядом, чтобы помочь.
- Расскажи мне о своем малыше, - просит Анжела.
- Он был очень красивый, - говорю. - И умный. По крайней мере, я так думаю. Если бы он дожил, его первым словом было бы 'мама'.
- Твоя жена красивая? - спрашивает Анжела.
- Наверняка 'мама', - говорю. - А еще я б с ним играл. Бегал бы наперегонки. В мяч еще.
- Наверняка красивая, - говорит Анжела и снова плачет.
Глажу ее по голове:
- Еще я играл бы с ним в прятки. Я в детстве очень любил эту игру. Я бы прятался, а малыш меня искал.
- Тебе его не хватает? - спрашивает Анжела.
- Я бы научил его складывать из бумаги кораблики, - говорю. - Замечательные кораблики.
Еще я говорю:
- Мы бы их пускали в парке, в пруду, эти кораблики. Все вместе. А еще мы бы сидели со Светкой рядышком на скамейке и смотрели, как малыш гоняется за голубями.
- Я могу все исправить, - говорит Анжела.
- А еще бы я научил его строить песочные крепости, - говорю я.
- Моя жизнь все равно дерьмо, - говорит Анжела. - Я все исправлю и вернусь домой...
- Ты хочешь, чтобы я все исправила? - спрашивает она.
- Я бы купил ему телескоп, чтобы он смотрел на звезды, - говорю.
Потом спрашиваю:
- Что исправить?
- Я слышала, как ты назвал меня шлюхой, - говорит Анжела.
Потом она говорит:
- Но все равно ты хороший.
Она смотрит на меня внимательно, и мне кажется, что в ее заплаканных черных глазах горит свет.