Snerrir : другие произведения.

Солнце Каннеша

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Новая версия
  Солнце Каннеша
  
  О, Сарагар! Место это исполнено святости. Ты берёшь на рынке кувшин вина и слышишь от продавца, что колючие аскеты сильнее звёздных мистиков. Торговка маслом точно знает - шестая душа важнее пятой. Банщицы за работой рассуждают о чистоте Спирали, а водоноша, сгибаясь под тяжестью коромысла, поёт о каре богов, что насылают на грешников шкуры, рога и копыта...
  А вот оливки и прочая снедь там и впрямь хороши.
  - Госпожа Тармавирне, странница Озёрного края.
  
  ---
  
  Четверо и один шли по ночным улицам города, древнего, славного, огромного. Река делила его на части и стороны, белые башни и ступенчатые пирамиды возвышались на вершинах его холмов, стены окружали его кварталы и общины.
  
  Четверо и один должны были быть пятью, пальцами одной ладони, кулаком правосудия, но смотрели друг на друга как враги. Сарагар, жемчужина севера, успел стать расколотым городом.
  
  Они снарядились в обход по-разному, эти люди, стражники. Четверо надели кожаные нагрудники и короткие накидки поверх плотных, выкрашенных вайдой туник из хлопка. В руках у них были копья с бронзовыми наконечниками, в ножнах на поясах - короткие мечи из того же сплава. Белый плащ пятого ниспадал почти до самой земли, а тяжёлый доспех блестел в свете переносного фонаря, позвякивал при ходьбе.
  
  - Слышите, как вырядился? - сказал легче вооружённый стражник, - Гремит, словно княжья кухня.
  
  - Завидуешь, зареченец? - усмехнулись в ответ, так как бронза, сплав войны и власти, год от года становилась лишь ценней и дороже.
  
  - Да нет, мне просто интересно, как ты в таком за ворьём гоняться собрался. Или за оборотнями. У нас вот тут, в Заречье, знают, что мутанты - твари чуткие и быстрые. А у вас в Верхнем городе, что, как-то иначе считать изволят?
  
  - Ашваран, отстань от него! - прикрикнул старшина отряда.
  
  - Но вождь, мне и вправду интересно...
  
  - Ашваран. Молчи.
  
  В недоброй тишине прошли два квартала, прежде чем свирепым порывом налетел ветер, захлопал ткаными навесами мастерских и торговых лавок, зашелестел флажками святилищ, завыл в переулках словно тварь с отравленных земель.
  
  - Гиблая погода, - поправил капюшон старшина.
  
  Ветер дул с дальнего юга, холодного, отравленного великой войной. Пролетая над развалинами городов из бетона и стекла, ветер вбирал яд - злые частицы, злое излучение, злую магию. От них люди болели. И изменялись.
  
  Начался ещё и дождь, мелкий и колючий, обжигающий не одним лишь зимним холодом, опасно под таким ходить без защитной одежды и заклинаний. Улицы ночного города были почти пусты не только из-за позднего времени и введённого после недавних бунтов комендантского часа, по домам людей держал и иной страх.
  
  - Гиблая погода. Пусть уйдёт, - старшина поцеловал висевший на шее амулет, пластинку зелёного нефрита с вырезанными по священному камню древними значками.
  
  - Да расточится она. Да изойдёт она из Ламана, - вроде и поддержал старшину стражник в металлической броне, но такими словами, которые явно не понравились прочим.
  
  - На этой стороне реки имя города всё ещё Сарагар, лысач, - сказал Ашваран.
  
  - Я ламанни и только, зареченец, - отозвался "лысач", его гладко, ради веры выбритая голова блестела от мороси.
  
  - Ламанни, значит. Ясно. Слушай, ламанни, ты бы хоть шлем надел. Смотреть на тебя страшно. Не боишься, что от дождя шерсть на башке прорежется? Или и вовсе - рога вырастут?
  
  - Боги хранят праведных, - ламанни похлопал ладонью напротив сердца, где в бронзу его кирасы была вплавлена круглая, рельефная печать из закалённого волшбой стекла. Считалось, что такие защищают последователей культа Мириад от мутаций.
  
  - Одного из ваших недавно перекинуло, - заметил Ашваран.
  
  Этот удар достиг цели. "Лысач" сплюнул и заговорил, явно чаще и горячее, чем ему самому того хотелось:
  
  - Он был слаб! Никакой он не наш. Слышал я, он подделал богов и родословие, чтобы его пустили в Верхний город. Мутация - достойная награда за такое. Мириады видят далеко и бьют наверняка. Но да простят меня они, я оборотня понимаю. Где ещё теперь, кроме самой Чистой земли, живётся лучше, чем в Верхнем городе Ламана? Неудивительно, что к нам бегут.
  
  Ламанни осмотрелся по сторонам и выражение его лица лучше слов досказало: "Особенно отсюда". Этот удар тоже достиг цели.
  
  - Пусть умолкнут они оба, - вновь поцеловал талисман старшина.
  
  ---
  
  Он стоял в переулке и следил за ссорящимися стражниками. Следил осторожно, прячась так, чтобы свет от их фонаря не отразился в глазах. Он знал, что тогда они зажгутся красным и его, скорее всего, заметят. Это частая ошибка недавних оборотней - забывать о том, что глаза тоже меняются. Он и сам поймал на таком нескольких мутантов, в прошлой своей жизни.
  
  Стражники, наконец, ушли, вместе со своей враждой. Тот, кто прятался в переулке, выждал ещё немного для верности и продолжил свой путь. Он шёл, выбирая, где безлюдней и темноте. Он знал, куда идёт в том хаосе кривых улочек, дворов, заборов и тупиков, что был Заречьем.
  
  Эту часть города освещали плохо, но он теперь хорошо видел в сумраке. Иногда попадались вмурованные в стены домов диски из волшебного стекла, призванные отгонять доброй магией злую и тускло светившиеся такими ночами как эта. Печати Мириад здесь могли, или хотели, себе позволить немногие, чаще люди обходились средствами дешевле и древней - лампадами и курильницами, заправленными трижды, или четырежды освящённым маслом. Или и вовсе, надеждами и молитвами.
  
  Как он успел уже убедиться, вся эта защита, что новой веры, что старой, на деле от мутаций спасала слабо.
  
  В низко нависших тучах полыхнуло красным, загремело чуждо, металлически звонко. По всему городу заржали и забились лошади, заранее тщательно привязанные из-за колдовской погоды. Завыли бы и собаки, но почти всех их перебили во время прошлой оборотнической паники.
  
  ---
  
  Фонарь, сфера матового стекла, заполненная клубящимся светом, мерцал в такт раскатам грома. Потом засвистел всё ускоряющимся свистом и лопнул, плюнув осколками.
  
  - Тьмать!
  
  - Ашваран, не ругайся при... - старшина покосился на едва видимого теперь в ночи человека из Верхнего города, - вообще не ругайся.
  
  - Клятые колдуны и их игрушки, - продолжал шипеть зареченец, счищая стеклянную крошку с одежды. Это была его очередь нести фонарь, и он едва успел прикрыть лицо.
  
  - Ты плохо за ним следил, - сказал ламанни, его вера тесно переплетала магию и святость, - Растратил зря милость Мириад.
  
  Ашваран наступил носком сапога на крупный, ещё искрящий обломок, растёр.
  
  - Мы тут как-то тысячу лет без этих милостей прожили, лысач. И прекрасно обошлись бы ещё столько же.
  
  - Что ты невежа я и без того знал.
  
  - Вы, оба, - встал между ними старшина, - не забыли вообще часом, зачем мы здесь?
  
  - О нет, вождь, я-то не забыл. Махарик, зажги уже хороший свет, нам ещё до утра тут ходить.
  
  Тот, кого назвали Махариком, кивнул и снял с пояса лампу, хорошего стекла, усиленную зеркалами, но простую, на масле. Подкрутил фитиль, чиркнул спичкой по коробку военного образца, затеплил и лишь потом спохватился и вопросительно посмотрел на старшину. Тот лишь рукой махнул.
  
  ---
  
  Ещё одна частая ошибка оборотней - терять голову от голода. Мутация истощает, ослабленный разум не в силах противиться желаниям, и оборотень творит глупое и злое, пытаясь добраться до пищи.
  
  Он смотрел на портовые склады. Он знал, что сегодня охраняют их плохо и что там много еды - сушёной рыбы, копчёных окороков и колбас, солёных сыров в кадках, еды. Еды! Но он не станет повторять ошибок прочих. Сейчас он повернётся прочь и продолжит свой путь. Да, именно это он и сделает.
  
  Следующая алая вспышка в небе высветила его уже перелезающим через складской забор.
  
  ---
  
  Стражники прошли улицей Малых богов Великой реки, обогнули их пирамиду и вышли на её берег. Причалы, рынки и харчевни Заречья, когда-то не спавшие самыми безлунными ночами, были пусты и тихи. А на другой стороне, за полосой тёмной воды в кругах от дождя, отражаясь в ней, сиял огнями Верхний город с его дворцами и храмами, стадионом, лестницами и колоннадами. И над всем этим - Клык Ламана, башня довоенной эпохи, раненая временем, но всё ещё самая высокая в княжестве. Не любивший обычно всё Верхнее и колдовское Ашваран смотрел на неё с уважением.
  
  Сверкнула плохая молния и сразу несколько волшебных, разноцветных огоньков Верхнего города погасли, и больше не зажглись.
  
  - Как-то печально всё сегодня с милостями Мириад, а, лысач?
  
  - Почему я должен терпеть выходки этого варвара? - повернулся ламанни к старшине.
  
  - Ашваран одного со мной клана. А ты нет. Он сегодня дурак. Ты пришёл на место нашего товарища, который погиб, когда мы отгоняли бунтовщиков от ворот Верхнего города.
  
  - Я прошу прощения. Я буду милостив к его злобе сегодня.
  
  - Тьмать и мрак-отец, запихни свои милости...
  
  - Ашваран!
  
  - Э, вы это видите? - прервал возрождённую ссору Махарик, - Там, со стороны складов Кувшинной братии?
  
  В красном свете с неба и прочие разглядели бегущего к ним человека, оскальзывающегося на мокрой мостовой.
  
  - Стража города! Назови себя!
  
  - Беда! Беда! Оборотень! Беда!
  
  Подбежавший увидел белый плащ человека из Верхнего города и замолчал. Старшина поспешил успокоить - это всего лишь новый страж Заречья. Нет, он тут не по княжьему делу. И не по храмовому. Говоришь, оборотень на складе засел, припасы жрёт? Прочая охрана из-за дождя и охоты за мечами по домам сидит, значит?
  
  - Ясно, работаем привычно, - кивнул Ашваран, - Я и Мах загоняем, вождь и Саг прикрывают, Ренги, ты... а, тьмать! Вот что, лысач, иди позади, смотри и учись, поможешь, если что.
  
  - Теперь он ещё и верховодит, Мириады нас сохрани.
  
  - Пусть придёт ко мне терпение! - схватился за амулет старшина, - Ашваран ловец, это его работа. Ты знал об этом. Не устраивает что - сдай копьё прямо сейчас.
  
  Ламанни сплюнул, но копьё не отдал.
  
  Кувшинный брат, торопясь, ошибаясь в ключах, отпер ворота и стражники зашли на склад. Внутри под высокой, балочной крышей тянулись ряды стеллажей и полок - наследие изобильных для княжества времён, теперь заполненное от силы наполовину. Места для оборотня спрятаться и затаиться тут хватало... если бы он вообще собирался это делать. Мутанта они услышали уже от входа, он рычал, ворчал и ворочал. Похоже, настолько уже обратился, что утратил всякий страх.
  
  К досаде Ашварана, которой следовало бы быть радостью, внутри ламанни не спорил и, даже, почти не гремел доспехами. Стражники крались среди мешков и бочонков, ящиков и больших, давших название этому торговому братству кувшинов-пифосов. Над ними гудели и мигали вразнобой волшебные светильники - по зареченским меркам Кувшинная братия считалась богатой. Некоторые сферы уже выбило и, местами, под крышей воцарилась густая на фоне света тьма.
  
  Когда Ашваран решил, что все на месте, то подал знак и Махарик плюнул в оборотня из духовой трубки стрелкой, смазанной сонным ядом. Попал, он был опытный. Мутант дёрнулся, пытаясь сцарапать угодившую под лопатку стрелку, завертел башкой. Повезёт - помечется немного бестолково и упадёт, уснет, легко повязать можно будет.
  
  Не повезло, мутант навострил уши, уставился прямо туда, где засел стрелок. Не повезло опять - оборотень оскалил белые, недавно отросшие клыки, оказался буйным, напал. Ашваран выскочил в проход между стеллажами, перехватил копьё древком вперёд и тычком отбросил искажённого назад. С другой стороны путь к бегству уже отрезали старшина с помощником. Вместе они начали оттеснять оборотня к стене. Тот неуклюже отмахивался когтистыми лапищами, щёлкал зубами, топорщил серую шерсть сквозь прорехи в одежде, но отступал.
  
  А потом не повезло ещё раз. Может, один из тычков оказался особенно болезненным, а может как раз началась последняя, самая свирепая, фаза мутации, но оборотень вдруг обрёл новую силу. Такое случалось порой. Одно копьё он вырвал и сломал, другие отбросил прочь.
  
  - Лысач, что встал?! Помогай!
  
  Ламанни подбежал и помог. Боевой стороной копья, под рёбра. Навалился, дожав до хруста и падения, выдернул.
  
  - Ты... ты чего наделал?
  
  Мутант корчился на досках пола, хрипел. Не жилец.
  
  - Лысач, ты спятил?
  
  - Когда в порочном мире праведное зовут безумным - стань сумасшедшим, - сказал ламанни, вытирая платочком кровь с наконечника.
  
  - Да откуда же ты такой болезный на наши головы свалился? Вождь, эй вождь, откуда?
  
   Старшина не ответил. Он шептал Краткое Напутствие Посещающим Богов и просил их чтобы сонный яд подействовал быстрее и облегчил умирающему дорогу на ту сторону.
  
  - Тьмать. Лысач, ты хоть понимаешь, что если у этого вот найдутся свойственники, то тебе, да и всем нам, золотом придется платить за эти твои художества. А может и бронзой.
  
  - Если у "этого вот" и впрямь есть близкие, то я лишь выполнил их долг за них. Потому как их человек уже давно умер, а это, - ламанни указал копьём на затихшего, наконец, мутанта, - всего лишь искажённая грехом и скверной Ядоземья оболочка.
  
  - Если у кого из твоих мех из ушей полезет, или у тебя самого, а я вместо чтоб ловить - прикончу, ты что, меня тоже похвалишь?
  
  - Не понадобится никого хвалить, зареченец. Я просто сам сделаю всё необходимое.
  
  - Я тебя услышал, - помолчав, сказал Ашваран.
  
  От ворот донеслись торопливые шаги. Четвёртое невезение за эту ловлю - священное число - Кувшинный страшился за добро братии больше, чем боялся оборотней. Он слышал, что произошло. Он опознал в убитом одного из работников братства, сказал, что тот лишь недавно перестал появляться на людях. Естественно, Кувшинный не стал ничего требовать сейчас, под одной крышей со стражником с красным копьём, но уже ясно было, что скоро на стражничий двор придут иск, вражда и вопли.
  
   - Сагахан, останешься здесь, - старшина перестал молиться и убрал амулет за пазуху, - Говори от моего имени, запиши всё и оформи. А вы - вон отсюда под дождь, обход ещё не закончен.
  
  ---
  
  Он сидел на балке, в тени, и наблюдал как внизу, чуть поодаль, Кувшинный брат настаивает, доказывает, жалуется. А ещё, оттуда тянуло смоченной кровью шерстью. И едой. Он едва удерживался от того, чтобы не вцепиться зубами в шматок колбасы, что держал в руке, и грызть и есть и грызть. Он боялся, что будет рычать и чавкать и что его услышат. Колбасу он успел стянуть со склада до того, как его прогнал наверх другой оборотень - более крупный, зверелый, мохнатый и, теперь, мёртвый.
  
  Внизу спорили и сомневались. Кувшинному брату казалось, что вблизи мутант выглядит не так, как он ожидал. Стражник убеждал не усложнять дело - два разных оборотня, на одном складе, да в одну ночь? Многовато, даже для нынешних тёмных времён.
  
  Когда ушли договариваться за стол складского смотрителя с бумагами для записи, стульями и вином, оборотень наверху решил пробраться к боковому окну на крыше. С каждым шагом балка скрипела. Болели ноги и ломило спину, напоминая, что следующая фаза мутации всё ближе.
  
  Прежде чем он открыл ставни и выбрался на мокрую от дождя черепичную крышу, он успел ещё увидеть, как Кувшинный брат и стражник пожали друг другу руки.
  
  Саг всегда умел ладить с людьми.
  
  ---
  
  - Тьмать.
  
  - Ашваран, если не перестанешь сквернословить - опять будешь рот солью полоскать, это я тебе обещаю.
  
  Зареченец не ответил. Он вообще не говорил ничего кроме ругани себе под нос с тех пор, как они покинули Кувшинное подворье.
  
  - Я считаю нам надо проверить улицы дальше от реки, - сказал ламанни. Он, напротив, после склада стал властен и заметен, даже его бронза, казалось, сверкала ярче в свете молний и фонарей.
  
  - Вот, значит, как? - сказала старшина, но спорить не стал.
  
  ---
  
  Злая магия в небе, нарастающая боль и страх заставляли его торопиться, спотыкаться, горбиться. Он хромал по улицам Заречья, боясь того, что скоро перестанет их узнавать, и от этого ужаса он позабыл про другие опасности, которыми теперь могла грозить эта часть города.
  
  - Эй ты! Потерялся?
  
  Из-за угла впереди вышел человек с дубинкой в руках, встал посреди улицы. Не стражник. Позади уже тоже шлёпали сапогами по лужам, трое, не меньше.
  
  - Ты с какой стороны реки? Что молчишь? Ну-ка доскажи: "Плачет нынча Атонель, лбом бьёт об алтарь..."
  
  Он не знал, что именно ему надо досказать. Он не помнил, чтобы это был один из местных клановых девизов, да и не похоже это было на клановый девиз. Это клич бунтовщиков? Почему вообще город восстал на этот раз? Опять продули команде Нгардока в мечемяч? Нет, это было в прошлом году...
  
  - Всё молчишь. Парни, сдерите-ка плащ с этого тьматерина выкормыша, хочу в глаза ему посмотреть.
  
  Не дожидаясь, пока с него стянут капюшон, он поддал ногой по луже, плеснув стылой, ядовитой водой в лицо главарю, проскочил под занесённой вслепую дубинкой и рванул прочь. Позади кричали и грозились, он петлял по улочкам, пытаясь выбраться к знакомому лазу в соседний квартал, не раз спасавшему его когда-то...
  
  Путь впереди перегородила стена недавно перестроенного дома, обратившая проулок в тупик. Он слишком давно не был в Заречье.
  
  Ослабленный мутацией и страхом разум пошатнулся. Беглец дёрнул дверь дома - заперто, и крепко. Он подпрыгнул, пытаясь уцепиться за свес крыши и подтянуться наверх. Не удержался, упал. Больно. Вскочил, вжался в стену, смотря на выход из тупика. Там уже стояли преследователи. У них были палки и огонь.
  
  - Мрак и тьма! Глаза светятся!
  
  - Оборотень!
  
  - Что делать будем? Стражу звать?
  
  - В пекло стражу, сами управимся.
  
  Главарь выступил вперёд, сжимая дубинку. Оборотень оскалился - так, ведь, ведут себя оборотни? Судя по лицам преследователей, получилось скорее мерзко, чем страшно. Часть его зубов уже выпала, новые, хищные, отрасти ещё не успели.
  
  - Ну-ну, - усмехнулся главарь, - Ты не бойся, больно не будет. Наверное.
  
  У ловцов тоже бывают ошибки. Из них глупость - худшая. Нельзя кичиться удалью перед товарищами. Нельзя недооценивать добычу. Нельзя играть с добычей.
  
  - Прочь! - рявкнул мутант. Он уже давно не говорил и не узнал свой голос. Подходивший сбился с шага, но его мстительность быстро разделалась с его осторожностью. Он вновь замахнулся дубинкой. Медленный. Оборотень увернулся, выхватил из-под плаща прямой, бронзовый меч и вогнал в шею горе-ловцу.
  
  Мутант стряхнул капли с лезвия, посмотрел, исподлобья на "ловцов" и зарычал. Получилось тоже так себе - голосовые связки недостаточно ещё изменились, но сработало на этот раз куда лучше.
  
  Когда шум бегства cтих, оборотень посмотрел на труп у ног и облизнулся. Ему всё ещё хотелось есть. А тут мясо, свежее. Нет, это нельзя. Почему нельзя? Нельзя!
  
  Страх вернулся, страх потерять остатки человечности. Кое-как вогнав меч в ножны, мутант тоже сбежал.
  
  ---
  
  - Я говорю: нам надо проверить вон там, - человек из Верхнего города указал выше по склону, туда, где дома лепились один на другой ярусами, часть Заречья, куда неместная стража редко отваживалась заходить.
  
  - Нет там никаких оборотней, - заговорил, наконец, Ашваран, - Проверяли недавно, только зря время потеряем.
  
  - Даже если и так, в чём я тебе не верю, зареченец, мы ведь не только от этой напасти храним город, так ведь? Тебе же хотелось увидеть, как я гоняю преступных в этой броне?
  
  Вместо ответа Ашваран посмотрел на старшину. Тот покачал головой.
  
  Только зашли в этот квартал, как навстречу им выбежали люди с палками в руках, осознали, что нарвались на стружу и бросились наутёк.
  
  - За ними!
  
  Погоня продлилась недолго, но не в пользу стражи. Здешние хорошо знали улицы, перед ними открывались двери, зареченская стража не слишком спешила, а ламанни, всё же, бегал в почти полной броне хуже, чем ему самому того хотелось.
  
  Ашваран повеселел, но радости это тоже хватило ненадолго, лишь пока зоркий Махарик не углядел в одном из тупиков что-то плохое. Человек из Верхнего города тут же загромыхал туда, проверять.
  
  - Дурак, - процедил Ашваран.
  
  - А ты говорил - оборотней тут нет, - сказал ламанни, поворошив мертвеца носком сапога.
  
  Зареченец подошёл, осмотрел.
  
  - И говорю, что нет. Убийство клинком, а не клыками и когтями.
  
  - Не все эти твари убивают клыками и когтями. Некоторые теряют разум медленнее, чем человеческий облик и вот эти-то...
  
  - Лысач, не учи ловца ловить оборотней.
  
  - Ловца? Тебя-то?! - внезапно освирепел ламанни, - Ты не ловец, ты кривое копьё и погнутый меч ты! Воистину ты ни на что не годен, но вот я - ловец. Я охотник, я пришёл сюда поймать свою добычу, и Мириадами клянусь, в этом ты мне сегодня поможешь.
  
  - Нет.
  
  - Довольно с меня учтивости и тайн! Инле из рода Ольта, ты поможешь мне поймать эту тварь, потому как эта тварь - твой брат. Я пришёл сюда ловить Ольта Кёля.
  
  - На этой стороне моё имя - Ашваран Шхор, а как меня зовут на той, мне больше не важно. Кёль мне не брат.
  
  - Я не вернусь в Верхний город без его головы. Или твоей, Инле. Что ты мне на это скажешь?
  
  - Что скажу, что я скажу... Плачет нынче Атонель, лбом бьёт об алтарь - гордость предков позабыв, город продал за фонарь.
  
  Эта присказка успела погубить многих, у ворот Верхнего города, на террасе Висельников и на ночных путях. Ламанни улыбнулся.
  
  - Так я и знал. Инле из рода Ольта, ты себя словом убил. Взять изменника!
  
  За его спиной Махарик перехватил копьё и врезал по бритому затылку древком. Оглушённый, человек из Верхнего города упал на колени. Ашваран выхватил из ножен прямой, бронзовый меч, и вогнал ему в шею.
  
  - Тьмать, - сказал старшина.
  
  - Говорил я ему: надел доспех - надень и шлем, - пожал плечами Ашваран, вытирая меч о белый плащ.
  
  - Хороший удар, Аш, - хохотнул Махарик, положив копьё на плечо, - Я ещё как первого жмура увидел, сразу вспомнил как ты Ханнока с мечом натаскивал. У братца твоего и теперь похожая рука.
  
  - Он мне не брат, - с нажимом повторил Ашваран, - и имя ему - Кёль.
  
  - Кёль так Кёль, - не стал спорить стражник.
  
  - Тихо вы, оба! - шикнул на них старшина, - За поворотом я видел телегу. Грузим убитых. Ашваран - сам будешь её толкать. Возвращаемся на подворье.
  
  ---
  
  В случае мутации клан обязан обеспечить своего оборотня едой, жильём и работой по силам в своём квартале.
  - Законы Ольянты Сурового, 890 г. н.э.
  
  В случае мутации клан не обязан обеспечивать своего оборотня едой, жильем и работам по силам в своём квартале. Оборотни выводятся на поселение в южный край.
  - Законы Хивеля Доброго, 945 г. н.э.
  
  В случае мутации, да будет искажённый извергнут из рядов клана, дома и общины. Да подвергнется он проклятию и изгнанию. Да будет он смирён несвободой и трудом, пока не искупит свой грех.
  - Законы Атонеля Святого, 997 г. н.э.
  
  ---
  
  Он пришёл в крупный и заметный квартал Заречья. Во дворах домов тут стояли горны для обжига посуды, разной величины для разных её сортов. Попадались и большие мастерские, на много работников. Одну из таких он ещё помнил очень хорошо. Мутант свернул на улицу, где дома были выше и почтенней, нашёл нужную ему дверь в лавку, постучал, неровным ритмом. Ответили не сразу, хотя он слышал, как внутри заговорили, заспорили.
  
  Заслонка над смотровым окошком в двери открылась.
  
  - Лицо покажи, - прошипели оттуда.
  
  Оборотень, помедлив, приподнял капюшон.
  
  - Тьмать!
  
  Заслонку задвинули, со стуком, от которого у мутанта ёкнуло сердце. Но потом сняли засов и впустили его, и от радости он рванулся внутрь, позабыв осторожность, едва не налетел на копьё, которое направил на него хозяин дома. Наконечник копья был из обсидиана, не бронзы, её давно уже дозволяли в черте города только людям власти и службы, но в умелых руках убить человека, даже оборотня, и таким легко. А Савор Шхор был копейщиком опытным. Годы его щадили, разве что седины в волосах добавилось. Рядом с ним стояли ещё двое вооружённых, которых мутант признал не сразу, он помнил их ещё детьми. Дверь за его спиной они уже закрыли.
  
  - Нет, вы только посмотрите, кто к нам пожаловал! - приторно, перекатывая слова во рту словно леденцы, пропел Савор, - Сам Ольта Кёль, надёжа Верхнего города, герой битв и ловли, подвижник многих душ и просто... добрый человек. Что же вам нужно от бедного гончара посреди ночи? Желаете заказать парадный сервиз на сорок персон, для клановых обедов? Дарственную вазу богам, для защиты от ужасов Ядоземья? Могу посоветовать набор тарелок с росписью на тему предательства и кровной мести - такие хорошо берут в этой трети сезона.
  
  - Савор... помоги! - рявкнул оборотень.
  
  - Ума не приложу, чем могу услужить столь... сиятельному господину.
  
  - Не поможешь? - испугался мутант. Савор поморщился, похоже, слова для встречи он подготовил уже давно, но, как оказалось, зря.
  
  - Я больше не обязан тебе помогать, - сказал он прямо.
  
  - Сейчас, сейчас, - оборотень неуклюже спешил отцепить кошель от пояса, потом развязать, потом просто высыпал на дощатый пол содержимое - золотой и серебряный лом, связку монет на шнурке, латунную брошь с дешёвыми стекляшками, похоже взятую уже только потому, что красиво блестела, - Вот!
  
  - А неплохо живут люди Верхнего города, - криво усмехнулся Савор, - Моя работа стала трудней. Этого мало.
  
  - Мало? - округлил красные глаза мутант.
  
  - Меч с тобой? Вижу, что с тобой.
  
  - Не отдам! - тут же разозлился оборотень.
  
  Повисла недобрая пауза. Савор сдался первым.
  
  - Пекло, оставь себе. У тебя кровь на рукаве. Кого пришил?
  
  - Не знаю, - честно сказал оборотень, - Напали. Плохие.
  
  - Если кто из наших - горе тебе. А ещё говорят, что кто-то зарубил аптекаря на улице, что ведёт к воротам Верхнего города... Зарубил, и обгрыз так, что не сразу опознали. Съел, короче говоря.
  
  - Я его не ел! - возмутился оборотень, потом его пробила дрожь пока он лихорадочно вспоминал - а точно не ел? Но память, хотя и ослабленная мутацией, его ещё не полностью покинула, - Не ел! Убил - да. Не ел. Никого не ел.
  
  - Ну-ну. Не ел он никого. И вот ты, после стольких лет, пришёл под мою крышу, оборотнем, с дважды красной рукой, и просишь о помощи. Хочешь, чтобы я переправил тебя прочь из города. А как я могу быть уверен, что ты не сорвёшься и не сожрёшь кого-нибудь по пути?
  
  - Не сожру.
  
  - Обещания твои и разбитого горшка не стоят, Ханнок. Или мне теперь тебя только Кёлем звать?
  
  От второго своего имени оборотень, полубезумный и опасный, как-то разом съёжился, словно его палкой огрели.
  
  - А, ладно, тьматерь тебя приласкай, так и быть, я тебе помогу. Но это не ради тебя, не обольщайся. Просто хочу утереть носы этим бритым, с Верхнего города, житья от них нет, ни простым людям, ни искажённым... Да что ж ты столбом встал, дурень? Проходи уже... племянничек.
  
  ---
  
  - Аш, я тут вспомнил... Когда Кёль пришел объявлять, что уходит из клана, этот бронзовый с ним был, так ведь?
  
  Ашваран, тянувший тележку с мертвецами, не ответил. Как обычно, его давнего напарника и друга это не смутило, он продолжал говорить:
  
  - Ага, точно он! А я всё думаю, где его видел. Слушай, а вы ведь тоже тогда дальняя родня, получается?
  
  - Махарик, умолкни, - бросил старшина. Они уже подходили к стражничьему двору. Четвёртый из их пятёрки, Саг, встретил их у ворот.
  
  - А где ламанни? - спросил он, потом всмотрелся внимательней в груз на телеге, - Ох.
  
  - Темна эта ночь для стражи, - погладил амулет старшина, - Нашего товарища бунташные убили, снова. Горе. Горе. Докладывай.
  
  - Я договорился с Кувшинными, что мы будем чаще присматривать за складом, пока охоту не отменят, - сказал Сагахан, всё ещё косясь на Ашварана, затаскивающего свою ношу во двор, - Может быть, если получится. Может, поможем с выбиванием виры из Верхних, впрочем, раз лысач всё равно того, может уже это их устроит. Кувшинные хотели большего, но я намекнул, что если прознают, что их товар оборотень жрал, то всю партию можно будет в реку скинуть, всё равно не раскупят. Они не понесут дело на княжий суд... и правильно сделают, владыка уже целый год сам бреет голову.
  
  - Хорошо. Иди отдохни, поешь, недолго - мы тебе ещё работы принесли.
  
  Саг кивнул и пошёл в столовую. На полпути его нагнал Махарик, хлопнул по плечу и принялся рассказывать. Ашваран со старшиной насторожились, но их товарищ говорил про другое, из своего богатого опыта, скабрезно и не к месту, привычно.
  
  - Мах пол ночи молчал, я уж бояться стал - не случилось с ним чего? - усмехнулся Ашваран.
  
  - Даже такое помело как Махарик и то знает, что глупо распускать язык в присутствии Верхних, - старшина указал на вход в свой кабинет, - Ты заходи, говорить будем.
  
  - Да, вождь, - помрачнел Ашваран, но стоило двери закрыться, сказал: - Я не стану каяться в том, что сделал, лысач сам виноват.
  
  - Ах ты! Ты... Ашваран, да ты первым начал лаяться с этим ламанни, первым! Едва только увидел. Я бы тоже на его месте озлился и...
  
  - Вождь, я знал, что делаю. Лысач знал, что делает. Вождь, когда ты поставил его в одну пятёрку со мной - ты знал, что делаешь?
  
  - Да как я мог подумать, что вы решите поубивать друг друга! - старшина в сердцах ударил ладонью по заваленному списками и отчётами столу, зазвенела чернильница, - Мне вот ещё только кровной вражды в клане не хватало с теми, кто живёт в тени Клыка!
  
  - Вражда началась, как только они решили изгнать и убить Кёля, за то, что тот стал оборотнем, - отрезал Ашваран.
  
  - Он же тебе не брат?
  
  - Он мне не брат.
  
  - А с тобой-то мне что теперь делать?
  
  - Вождь, поступай, как знаешь. Хочешь рассказать всё как было и заплатить лысачам золотом за кровь - твоё право. От меня самого они и черепка не получат. Копьё я в любом случае сдам - я уеду из города.
  
  - Ашваран, да что с тобой? - это уже прозвучало не профессионально, а почти родственно, - Уезжать? Куда? Зачем? Сейчас? У меня и так опять четверо в пятёрке, в городе неспокойно, нам ещё землю за последний поход не раздали, в конце-то концов!
  
  - А, это. Насчёт наших наград... - Ашваран отпер свой личный, стоявший у стены сундук и достал оттуда круглый футляр из материала, похожего по виду на белую кость, - Погляди сам.
  
  - Наградная? Новая? Когда это ты успел её забрать?
  
  - Знакомый из Дома Печатей передал. Прочти, вождь.
  
  Старшина вытащил из футляра свиток дорогой, украшенной бумаги, развернул и вчитался, щурясь в прерывистом свете ламп:
  
  - Именем владыки Атонеля из рода Дече, второго сего имени, опоры Ламана, светлейшего, длани Мириад и прочих богов... хм, "прочих"... копейщик Инле из рода Ольта награждается: за храбрость в бою у излучины Великой реки, за отвагу при сокрушении стен Дэнгара, отныне именуемого Альт-Атонель, за подвиг взятия пленника в бою у Виноградного холма... не знал, что тебя и туда занесло...
  
  - Ты ниже читай, - отмахнулся Ашваран с нетерпением человека, уже привыкшего к похвалам, - Читай, где именно мне дали за всё это надел.
  
  Старшина пробежался взглядом по нижним строчкам, приподнял брови.
  
  - Ксадьиль? А где это?
  
  - Так теперь в Верхнем городе зовут Касадир, вождь. Самая южная граница. Я там бывал. Дрянная почва, злой фон, колония мутантов под боком и варвары за соседним холмом. Поместье моей мечты, тьмать. И, вождь, подозреваю, что среди облагодетельствованных я не один такой.
  
  Старшина свернул наградную и запихнул в футляр, громко щёлкнув крышкой.
  
  - Кому тогда уйдёт новая земля, под Дэнгаром?
  
  - Князю, наверное, Верхним кланам. В Доме Печатей стали часто видеть Сиятельных, они опять требуют участки под дворы Мириад и княжича в ученики в придачу, - Ашваран понизил голос, хотя и так наговорил уже сегодня на три измены, - Вождь, когда обо всём этом узнают, город опять вспыхнет. Я не хочу быть здесь, когда это произойдёт.
  
  - Куда отправишься? В своё новое поместье?
  
  - Я уже нашёл дурака, который его у меня купил, - усмехнулся Ашваран, - А я на восток поеду, в Майтанне.
  
  - Почему не предупредил?
  
  - Я хотел. Когда я пришёл говорить, у нас в пятёрке уже лысач завёлся. Не при нём же. Ещё и Кёль со своей мутацией...
  
  - Кстати о нём, - снова вернул себе служебный тон старшина, - Нам ещё его ловить. Думаешь, он и впрямь сейчас где-то здесь, в Заречье?
  
  - Думаю? Я в этом уверен, вождь.
  
  ---
  
  Оборотень по имени Ханнок и по имени Кёль грыз сушеную рыбину. Хрустнуло, он перестал грызть, посмотрел на засевший в жёсткой, просоленной еде зуб, пощупал языком пазуху - там уже проклёвывался новый, острый. Его накрыло, он отбросил рыбу прочь, вцепился в недавно отросшие волосы и завыл, качаясь из стороны в сторону.
  
  Савор прошипел из люка в потолке подвала: "Тихо ты, дурень, соседи услышат!", потом спустился вниз сам, кинул какой-то свёрток мутанту. Кёль не поймал.
  
  - Что это? - сказал мутант.
  
  - Там рубаха, балда. Переодевайся, твоя вся в крови.
  
  - Не хочу.
  
  - Если желаешь делать по-своему, а не как я скажу, то можешь проваливать прямо сейчас. Я и так жалею тебя куда больше, чем следовало бы.
  
  Оборотень долго возился, пытаясь развязать узелок, потом так же неуклюже пытался надеть его содержимое.
  
  - Да ты своё-то сними вначале, бестолочь! - не выдержал, наконец, Савор.
  
  Кёль, ворча, стянул с себя одежду, хорошей, привозной ткани, но уже безнадёжно грязную и драную. Он старался не поворачиваться к родичу спиной, слишком старался, и тот это заметил.
  
  - Чего тебя так раскорячило? Ты что скрываешь? Ну-ка, покажи, что у тебя со спиной!
  
  - Нет.
  
  Савор начал ругаться, долго и изобретательно, на обоих обычных для княжества языках. Потом, когда оборотень подчинился, ругань стала ещё изощрённей. Наконец, от избытка чувств постучал древком копья по лестнице, призывая сыновей.
  
  - Эй, кровь моя, вы спускайтесь, поглядите-ка на этого!
  
  Когда прибежали его дети, Савор театральным жестом показал на оборотня, вжавшегося в угол и затравленно сверкавшего оттуда глазами.
  
  - Ха, полюбуйтесь! Посмотрите на то, что может нас с вами ждать. Смотрите хорошо, и запоминайте... Ханнок, несчастное ты существо, я сказал - выйди на свет и покажи спину!
  
  Мутант, дрожа от холода в стылом подвале, а может - от унижения, вышел на середину комнаты и развернулся. Теперь и кузены хорошо смогли разглядеть, что на спине у него опухоль, большая, местами багровая, местами - синеватая.
  
  - Боги... - прошептал старший, а когда под пятнистой кожей что-то шевельнулось, зажал рот, пытаясь сдержать тошноту.
  
  - Да, сосунки, так выглядит оборотень-демон во второй фазе. У него уже под шкурой крылья растут. Вашего братца двоюродного, раздери его мрак, не просто в мутанта перекинуло, у него ещё и редкая, тьмать её, форма. Дожили, мой племянничек - демон, ядоземная тварь! Ещё глядите, - Савор подошел ближе к оборотню, игнорируя щербатый оскал, заставил наклонить голову, раздвинув волосы, показал на красное пятно над виском, - Во, скоро рога начнут расти. Уверен, что и хвост уже проклёвывается.
  
  - Хватит! - простонал Кёль.
  
  - Отец, зачем мне всё это знать? Я же сказал, что не хочу в ловцы! - поддержал его младший, меньше обремененный мыслями о наследстве, более храбрый, и, похоже, бестолковый, - Ай!
  
  Младший схлопотал затрещину от Савора. Савор, страдальчески морщась, начал объяснять прописные истины - мутация сейчас угрожает всем, даже Верхним кланам. Родичей обычно перекидывает в сходные формы. Ханнок, возлюби его всевозможные боги, им ближний родич по крови, если и не по мозгам, впрочем, в последнем он, Савор Шор, уже не уверен, бестолочь. Ханнок - теперь демон. Лысачи и прочие рьяные таких особенно не любят. А раз так - надо уметь определять признаки мутации самим и быстро, потому как если их определят другие, то будет паника и княжья ловля, замять не удастся...
  
  Пока Кёль слушал его, то совсем скис, может, потому что вспомнил, как дядя когда-то так же учил его самого. А может - просто мутация усилилась.
  
  - Савор, когда идём?
  
  - Скоро, не мельтеши, - отмахнулся Савор, подозвал старшего сына и начал объяснять, что надо сделать и за чем проследить пока они с оборотнем будут добираться до безопасного места:
  
  - Если спросят, я в Касадир поехал, за глиной. Не забудь взыскать с Кувшинной братии недостачу за прошлую партию тары. Когда медник придёт - обязательно передай ему заказ. Красный сервиз. Да, меднику. И именно красный. Ты меня понял? Повтори...
  
  - Савор, идём! - рявкнул оборотень
  
  - Да уже, дурень. Вот, бери мешок с припасами. Шагай рядом, чтобы я тебя видел. Вздумаешь звереть некстати - получишь копьём в спину.
  
  - Отец, если он того и гляди сорвётся, то может не надо... - обеспокоился старший и тоже заработал затрещину и сухое "Ты делай своё дело, а я буду своё, щенок".
  
  Из Заречья выбрались без приключений - они оба хорошо знали эти улицы, город ещё не проснулся. У малых ворот, с которых начиналась одна из дорог на восток, в Майтанне, часть серебра, что Кёль принёс с собой, переменила хозяина, и их выпустили. И капюшон поднять не потребовали и пожелали удачного пути - то ли Савор стал у здешних ещё более уважаем, то ли Верхние указы и распоряжения успели приесться зареченцам сильнее, чем того боялся Ханнок.
  
  Светлело, ветер сдувал колдовскую бурю дальше на север, но вокруг почти никого не было, даже рано встающих крестьян с соседних деревень и хуторов. Савор, всё такой же двужильный в свои годы и его племянник, которого вперёд гнали страх и неестественная, искажённая живучесть, шли всё дальше и дальше, мимо голых, зимних полей и пастбищ, на которые никто не спешил выгнать скотину, между заборов из каменных глыб и стриженного кустарника. С большой дороги они уже свернули от греха и любопытного взгляда подальше, а потом и вовсе на тропу, уводящую в поросшие низкорослым лесом холмы над долиной великой реки.
  
  В эти дни найти людей, готовых, пусть и за плату, следить за неучтёнными мутантами в Сарагаре было нелегко. Ханнок помнил всего нескольких. А потому, забеспокоился, когда они начали уходить в сторону, где он из таких никого не знал.
  
  - Куда идём? Почему не к Цархи?
  
  - Цархи тебе больше не поможет, - зло сказал Савор, - Что смотришь? Её двор княжьи люди разгромили, когда им сказали, что там держат нелегальную зверильню. Три года уж прошло.
  
  - Цархи... разгромили? - тупо переспросил оборотень, - Сказали? Кто?
  
  - Я думал тебе об этом лучше знать, Кёль.
  
  Потребовалось время, чтобы эти слова пробились через оборотническую дурость, но когда до него дошло, мутант взвился:
  
  - Нет! Я не говорил! Не говорил!
  
  - Смотри-ка, обиделся, - усмехнулся Савор, - Не ожидал.
  
  Оборотень сверлил его взглядом, сжимая кулаки. Потом поник, ссутулился, отвернулся. В полуденной стороне, на севере, сверкнуло напоследок. И на следующем же шаге Кёль споткнулся и упал, шипя сквозь зубы.
  
  - Ну что там опять у тебя?
  
  - Ничего, - рыкнул мутант, пытаясь стянуть сапог, и, одновременно, отползти прочь.
  
  - Покажи. А, тьмать...
  
  Мутация успела удлинить оборотню ступни, и он стесал их в кровь о ставшие малыми сапоги. Второй и третий пальцы опухли и разрослись, мизинцы, напротив, начали отмирать. Пришлось остановиться и перевязать.
  
  - Ханнок, дурья твоя башка, ты какого в своём Верхнем городе ждал так долго?! - ворчал Савор, помогая затянуть бинт.
  
  - Зелье купил, - сказал оборотень, после того как грозу снесло прочь, он, похоже, стал соображать чуть лучше, - Думал, помогло. Не помогло.
  
  - Пепельную Орхидею, чтоль? - рассмеялся старик, потом вспомнил что у оборотней, в целом, туго с юмором, - Тьмать, ты серьёзно?
  
  Кёль не ответил.
  
  - Ханнок, ты - идиот. От мутации нет ни лекарства, ни ритуала, ни заклинания. Это ловушка для начавших обращаться и для безутешных родственников, я столько тебя учил, уж ты-то должен был разбираться! Тебе повело, что твои поставщики тебя сразу не сдали. Или, вообще, вместо чудесного лекарства яда не прописали. А может и прописали, но на тебя не сработало, потому как ты не обычный мутант, а редкостный.
  
  Кёль молчал, да Савор и сам знал, что знание это одно, а опыт на своей шкуре - совсем другое.
  
  - Ты за это аптекаря сожрал? - спросил старик.
  
  - Я его не ел, - огрызнулся Кёль, - Оборотней много. Другие ели? Я не ел. Это чего?
  
  Дядя протягивал ему брусок жевательной смолы вперемешку с крупинками каких-то трав.
  
  - На, погрызи, снимет боль, - пояснил Савор, потом, когда племянник не стал смолу у него брать, одобрительно улыбнулся: - Подозрительный. Хорошо, в твоей шкуре это полезно, может не всё ещё из моих уроков позабыл.
  
  Старик отщипнул кусочек и разжевал сам, потом отдал остаток Кёлю. Тот потянулся за сапогами, но Савор цокнул языком, покачал головой.
  
  - Не надо, дальше только хуже будет. Привыкай ходить, ха, босиком.
  
  Потом подал руку и помог племяннику подняться.
  
  К полудню они шли по гребню холма над долиной. Даже у оборотня, колдовской твари, запас сил был не беспределен, его шатало. Когда он едва не свалился с песчанистого обрыва вниз, Савор едва успел его удержать.
  
  - Сядь здесь, отдохни, - старик указал на укрытую зарослями можжевельника прогалину, - Я пойду туда, - он перевел руку на видневшейся неподалёку, среди сосен, дом, над прорезью в тростниковой крыше вился дымок, - Найму телегу, дальше будет проще. На, ешь.
  
  Мутант, не рассуждая, тут же вгрызся в очередную сушёную рыбину. Савор, скривив лицо, отвернулся.
  
  - Спасибо, - внезапно почти так же осмысленно как когда-то прежде, сказал Кёль, - За всё. Я... зря, - он всхлипнул, - ...я зря ушёл из клана.
  
   - Да, это ты сделал зря, - через плечо бросил старик, поправил плащ и отправился договариваться.
  
  Пока его не было, Кёль успел разделаться с рыбой. В одиночестве его снова стали глодать зверелый страх и беспокойство. Он мерял шагами прогалину, позабыв про усталость и боль в ногах. Потом подошёл ближе к обрыву, посмотреть на долину, реку и Сарагар. Его отсюда было видно весь - Нижний город и Заречье, Верхний и его Клык.
  
  В спине вспыхнула боль, не ставшая уже привычной, а другой сорт, словно ужалил шершень, посреди зимы. Кёль выдернул из-под лопатки стрелку для духовой трубки, узнал, сжал в кулаке, потащил меч из ножен. Страх прошёл, осталась только ярость. Плохая фаза.
  
  У края поляны стоял Савор, скрестив руки на груди. Кёль бросился к нему, но на полпути ему подсекли ноги точным, умелым ударом древком копья. Он упал и, прежде чем успел встать, ему прижали шею к земле похожей на ухват рогаткой охотника на оборотней. На этот раз зареченская стража подготовилась к ловле лучше.
  
  Мутант рычал, зыркал по сторонам налитыми кровью глазами. Помимо Савора теперь на прогалине стояли ещё пять человек. Старшина, Махарик, Саг, саворов старшенький - похоже, он всё-таки передал меднику его красный сервиз, и был там ещё один. Вместе, они легко могли удержать на земле даже очень злого оборотня.
  
  - Ханнок, ты и впрямь глупец, если решил, что я готов вот так запросто выпустить на волю демона, - сказал Савор.
  
  Кёль его уже не понял, он тянулся к мечу. Но тот подобрал другой человек.
  
  - Ну привет, Кёль, долго же не виделись.
  
  - Ашшш... - прошипел мутант.
  
  - Да, я. Пришёл, наконец, забрать то, что уже давно не твоё, - Ашваран придирчиво осмотрел бронзовое лезвие, провёл пальцем по родовому гербу на яблоке рукояти. Мутант завыл и заскрёбся, но добился лишь того, что Ашваран подошёл к нему ближе, сел рядом и прошептал:
  
  - А это тебе на память от клана Кенна.
  
  Последнее, что запомнил Ольта Кёль - очень хороший удар кулаком в висок.
  
  ---
  
  - Ашваран, бестолочь, не было нужды бить, он сам скоро бы уснул от яда! Я ещё понимаю Ханнок дурит, он сегодня оборотень, ему простительно, но ты-то?
  
  - Извини, очень уж и давно хотелось, - усмехнулся Ашваран, поглаживая костяшки пальцев, - Успокой свой сердце, этот Ольта крепкий, не отнять, оклемается.
  
  - Тебе он может и не брат, а вот мне - племянник, - сказал Савор, скривив губы, - Я ведь могу быть уверенным в том, что ты довезёшь его куда договаривались?
  
  - Разве что помнётся слегка по дороге. Да шучу я! Но мороки из-за этих ламанни... Почему мы его сразу не повязали, у тебя дома? Зачем эта интрига, конспирация?
  
  - Вы неуклюжие. Весь квартал слышал бы, как мы ловим Ханнока. Если узнают, что Кенна так легко помогают своим же изгоям - это удар по репутации. Все слишком громко хлопали дверьми.
  
  - Аха! Вот видишь, значит и тебе он не так уж дорог...
  
  Савор ударил его по лицу тыльной стороной ладони. Ашваран со сдавленным проклятьем отшатнулся.
  
  - Я один из старейшин нашего клана. Я был одним из лучших охотников в Сарагаре. Я всех вас учил - ловушкам, кисти и клинку. Прояви уважение.
  
  - Прости, - сказал Ашваран. Его дядя прикрыл глаза, вдохнул и выдохнул.
  
  - Ашши, я считаю - хвалить людей вредно. Но ты - хороший воин. Один из лучших что я видел. Может быть, станешь великим. Но если не укротишь свою ярость и мстительность - сам превратишься в демона. Даже если тебя не перекинет внешне, как вон его, - Савор кивнул на второго своего племянника, которого уже связали и затаскивали в клетку на крытой телеге.
  
  - Прости, - уже искреннее повторил Ашваран, - Я доставлю Кёля куда ты хотел. Обещаю. На после этого не желаю иметь с ним ничего общего.
  
  Савор посмотрел на него, но больше об этом говорить не стал.
  
  - Если у тебя не сложится в Майтанне, ты всегда найдёшь у меня очаг и пищу.
  
  - Если тебе, моей родне и клану опротивеет жить в Сарагаре, вы всегда найдёте у меня очаг и пищу.
  
  - Уезжай уже, бестолочь, - проворчал Савор и ушел говорить и вспоминать со старшиной.
  
  Ашваран сел на место возницы и цокнул языком, лошади, всё ещё нервные после злой бури, а может из-за оборотня на телеге, потащили её по дороге. Когда дорогу на время вывернуло вдоль обрыва, Ашваран посмотрел на долину, реку и Сарагар. Его отсюда было видно весь - Нижний город и Заречье, Верхний и его Клык.
  
  ---
  
  Призывая в свидетели Мириады Пресветлых, Спиралью, кастой и посвящением клянусь служить Сокрытой стране и защищать её, разумом и душами, мечом и словом, мышцей и имплантатами. Дабы не угас свет Сиятельных в этом мире, во имя возрождения, чтобы вновь стать достойными узреть лик владыки-Планеты я буду лучом, разгоняющим мрак, огнём очищения, лезвием и лекарством, доспехом и наставлением. Ради этой надежды я обрекаю отдать всю свою жизнь.
  - Клятва участника Шестнадцатого Рассветного похода.
  
  ---
  
  
  Песок шелестел под сандалиями, мелкий, принесённый издали и тщательно отсеянный, проверенный на проводимость и резонанс. Семь треножников, по числу главных душ воина, стояли по кругу, отмечая священную границу для испытания и поединка. Лорд-наставник ударил в гонг.
  
  Двое вошли в круг, склонили головы, приветствуя друг друга. Замерли, оценивая, выжидая, потом напали. Тренировочное стекло вспыхивало, подсвечивая, как прошёл удар - клинок о щит, клинок о клинок, клинок о доспех, щит о шлем. Тот из двоих, кто был выше, сбил с ног своего соперника и указал мечом, что мог бы добить. Лорд-наставник снова ударил в гонг, оба поединщика встали на колено, уперев оружие в пол.
  
  - Слушайте слова древних, - развёл наставник руки, - Проигрыш достойному не приносит позора, победа без чести - ничто. Миен и Чилам, это ваш последний поединок на этом песке как учеников, отныне вы - воины Сокрытой страны. Встаньте, Сол-Элеис Миен и Сол-Исчель Чилам и займите подобающее вам теперь место. Следующие!
  
  - Миен, говорил тебе, если надо драться с тем, кто крупнее и быстрей тебя - используй имплантаты по полной, - сказал потом Чилам на выпускном пиру, покачивая в пальцах бокал вина, - Девка ты, конечно, боевая и резвая, но без магии я всё равно сильней.
  
  - Ты пьян, Чилам, - усмехнулась Миен и отпила из своего.
  
  - Ну зачем ты так, Чилам, - сказал Эилиль, - Миен хорошо сражалась, она, как и ты дошла до итоговых поединков и...
  
  - И раскатала бы меня по песку, если бы умела думать чем-то помимо цитат из Зерцал и Образцов.
  
  - Тренировочный меч должен быть тяжелее боевого, дабы потом рука не подвела мечника...
  
  - Вот, слыхал, Эилиль?
  
   - ...как мне проверить на что я буду годна во внешних секторах, если всегда полагаться на магию?
  
  - Внешние сектора, да помилуют меня боги... - скривился Чилам и подлил себе вина, - Миен, я на арене слишком приложил тебя по голове, прошу, прости мне это.
  
  - Чилам, ты зануда.
  
  - Если вы туда и поедете, то стяжать славу и нести слово Мириад. А вот меня точно туда ушлют, следить за чужими владениями и пасти бездушных.
  
  - Их сейчас правильно называть просвещаемыми, - напомнил Эилиль, но его друг лишь отмахнулся бокалом, плеснув вином на мраморный пол.
  
  - Ты ведь говорил тебе обещали хороший чин, если достойно завершишь обучение?
  
  - Нет, Миен, оказалось, что этого мало, я всё ещё разочарование.
  
  - Эй вы, болезные! - возмутились от соседнего столика, - Тише уже, от вас вино киснет!
  
  - И впрямь, пожалуй, этот день я всё-таки оставлю себе, - сказал Чилам, и они пили и вспоминали и смеялись и надеялись, пока Лорд-Наставник вновь не ударил в гонг.
  
  - Ну чего там ещё? - отвлёкся от закусок из рубиновых сыров и фруктов Чилам.
  
  Лорд-наставник стоял на возвышение для учителей и почётных гостей, среди них. Почетных гостей стало на одного больше, чем в начале пира.
  
  - Лорд Тэлун? Он-то здесь откуда взялся?
  
  - Тэлун Иолч быстрый! Скрытный и победо... приносный! - хихикнула Миен, - О, игристое!
  
  - Ты бы осторожней, Миен. Я-то разочарование по жизни, а вот ты - лишь время от времени, - проворчал Чилам. Эилиль попытался передвинуть графин с игристым вином подальше, но Миен всегда была быстрей Эилиля и без помощи имплантатов.
  
  - Слушайте, воины! Запомните этот день. Запомните его не только потому, что достигли нового посвящения - запомните его, потому что его запишут в летописи! Господин Се-Тэлун, прошу вас...
  
  Тэлун Иолч, малый лорд-искатель из Первого сектора, выступил вперёд и поднял руку, приветствуя пирующих. Он пришел облачённым в доспехе, хотя это и считалось нарушением этикета. Простая, походного стекла кираса с выбоинами от ударов бедно смотрелась на фоне богатых туник и накидок высоких гостей, но была многим, и хорошо, знакома.
  
  - Да будет доведено до сведения каждого - совет Сокрытой страны объявил Семнадцатый Пламенный поход.
  
  Вот так, просто, он сообщил о великом делании, грядущем подвиге, равного которому Укуль, Сокрытая Страна, последний оплот цивилизации и процветания этого мира, не предпринимал уже сотню лет. Пиршественная зала затихла, потрясённая. Даже те, кто слишком возрадовал души прощальным вином от наставников академии, и те обратились во слух, но дальше говорил не лорд-искатель, а хранитель памяти. Хранитель напомнил о великой катастрофе, вызванной ошибками предков, и о мудрости тех из них, кто сумел сохранить хоть часть былого мира под защитой богов и Контуров. О жертвах, на которые пришлось ради этого пойти. О надежде, которая вернулась, когда мир снаружи исцелился настолько, что стало возможно совершать экспедиции и военные походы. О жертвах, которых эта надежда на возрождение стоила, о сладком мученичестве. Но, так же, и о славе, о богатствах, о поместьях и титулах.
  
  - Мы выступаем в начале лета, - вновь взял слово лорд Тэлун, - Мы станем копьём Укуля, направленным во внешнюю тьму. Воины! Кто встанет с нами?
  
  - Да! Я! Веди нас, лорд Тэлун! - вскочила на стол Миен, сжимая в поднятой руке опустевший графин из-под игристого. Графин на глазах начал переплавляться в подобие меча. Миен всегда хорошо удавалась работать со стеклом, даже когда она не обращала внимания, что делает. Особенно тогда, когда она не обращала внимания.
  
  - А, Сол-Элеис Миен, вижу вас, вы прекрасны и отважны, как и подобает дщери рода Элеисов. Кто ещё покажет себя достойным своего имени?
  
  Зала зазвенела криками, наполнилась клятвами, расцвела доблестью. Ученики помладше бросились качать лорда-искателя, их насилу остановили - рвение всегда похвально, но и меру стоит знать.
  
  - Миен, ты что делаешь? - дёрнул её за рукав Эилиль.
  
  - Моё имя знают! - рассмеялась Миен, взмахнув стеклянным "мечом", опасно пошатнулась. Эилиль помог ей сесть обратно.
  
  Чилам молча смотрел на полупустой бокал в руке, на вязь покрывших его трещин.
  
  ---
  
  Серебро - цвет глаз истинных Сиятельных, золото - кожи их блеск... Свинец в голове поутру - расплата за лишнее на вечернем пиру. Миен трясли за плечо. Страдальчески морщась, она отмахнулась, попыталась повернуться на другой бок и едва не упала с узкой и жёсткой, ученической лежанки.
  
  - Миен! Миен! Проснись уже!
  
  - Эилиль, ты, что ли? - сказала Миен, поразившись тем, как это тяжело ей далось и как хрипло вышло, - Отстань. Исчезни. Сегодня нет тренировок.
  
  - Какие тренировки, Миен? Миен, ты уже не ученик. Лорд-страж вернулся, Миен. Миен, говорят, он послал за тобой.
  
  - Отец уже вернулся?! - села на лежанке она, новость прогнала дурноту... на мгновение, потом похмелье напомнило, что так легко не сдаётся, - О-ох... сейчас-сейчас...
  
  Она прикоснулась к вискам - бессмысленный жест, настоящий Сиятельный управляет своей магией одной лишь силой мысли, но ей, порой, сосредоточиться помогало. Имплантаты заработали, начали очищать и регулировать кровь. Воину подобает платить за свои ошибки, любой кто прочтёт этим утром её ауру, узнает, что она тратила магию и ресурс на то, чтобы протрезветь, но она не хотела говорить с отцом... то есть лордом-стражем Опоры Шестого Сектора, в столь разбитом состоянии.
  
  Скоро, очнувшись и облачившись, она поднималась по ступеням и террасам пограничной цитадели, к главной башне стражей. Новая, дарованная ей недавним посвящением печать блестела в лучах молодого солнца. Миен хотелось говорить со всеми встреченными, воинами, служителями и даже делегацией бездушных, ждавший у подножия, чтобы понять, изменилось ли отношение к ней теперь, когда она стала полноправным защитником Сокрытой страны. Многих вокруг она знала давно, и её знали, беззаботной девочкой - быстро минувшая пора, послушницей, адептом... Она выросла здесь, в родовом гнезде дома Элеисов. Другие ученики завидовали ей, ей не пришлось покидать родной сектор. Сама она не была уверенна в ценности такого благословения, и на время учебы переселилась из башни в казармы, хотя, как дочь лорда-стража, могла этого избежать.
  
  Миен не стала тратить время на разговоры, эти игры в значимость надлежало оставить в прошлом. Укрепив сердце, расправив плечи, она поднялась по последним ступеням к подъёмнику, и его платформа вознесла её на тот уровень, где, уже много поколений, располагался зал стражей. У высокой, стрельчатой арки его дверей Миен остановил адъютант, поднял руку, призывая подождать. Из зала доносились голоса, спорящие, горячие. Миен не стала вслушиваться, а потому изрядно удивилась, когда дверь открылась и оттуда вышел лорд Тэлун, быстрым шагом. Увидев её, он улыбнулся, учтиво поклонился и был таков, нырнув в шахту подъёмника с видом человека, уже не боящегося что о нём могут подумать из-за его спешки.
  
  - Входи, Сол-Элеис Миен.
  
  Отец к ней не обернулся. Миен вспомнила, запоздало, что они с лордом Тэлуном не слишком-то ладили.
  
  - Оставьте нас, - приказал адъютантам Са-Элеис Эльок, и, когда те повиновались, закрыв за собой двери, щёлкнул пальцами - уже его ненужный и привычный жест для концентрации - и в комнате заработали изоляторы, мешающие подслушать со стороны.
  
  - Ты хоть понимаешь, что наделала?
  
  Миен снова почувствовала себя даже не ученицей, девчонкой, опять сбежавшей драться на палках на заднем дворе. Но к упрёкам она уже успела приготовиться, и склонив голову, сказала:
  
  - Я прошу меня простить. Воину надлежит всегда проявлять выдержку, я совершила ошибку, увлёкшись пиром и потеряла бдительность. Как сказал Ильтине Пламенный - вино есть путь к поражению и мне следовало провести столь значимый день в молитве и ясности, чтобы...
  
  Отец, наконец, посмотрел на неё.
  
  - Миен, ты мне вот это вот как объяснишь?
  
  На столе лежала табличка, хорошего стекла, тонкой работы. Такие отливали по случаю знаменательных событий. Старший Элеис стукнул по ней пальцем и оживил своей магией. Над табличкой возникла копия изображения, объёмная и в цвете. Миен увидела себя, вскочившую на стол и салютующую мечом собранию благородных. Увиденное ей понравилось, хотя стол был больше, меч - настоящим, а она сама - явно выше и рельефней, чем на самом деле.
  
  - ...этот панцирный червяк, Тэлун, уже ведь приползал ко мне со всем этим, там, в столице, - Миен спохватилась и вслушалась в то, что продолжал говорить отец, - Я должен был догадаться, что оттуда он первым делом рванётся жалить сюда, в мой собственный дом. Я должен был лучше спешить. Может, я успел бы ещё на эту вашу церемонию и сапогом раздавил бы его на глазах у всего Шестого сектора!
  
  - Я думала ты спешил вернуться чтобы поздравить учеников, - неприятно удивилась Миен.
  
  - Ха! - отмахнулся отец, изображение над табличкой мигнуло и замерцало, когда старший Элеис на него указал, - Посмотри на это. Внизу, они уже называют этот балаган Клятвой в Зале Персиковых Лепестков. А тебя, Миен, Той, Кто Первая Воссияла Семнадцатым Пламенем. Твоё имя знают. Миен, ты вообще понимаешь, что теперь я уже не смогу тебя из всего этого вытащить?
  
  Теперь её удивление стало не только горьким, но и полным.
  
  - Нет, не понимаю, - сказала она, собрав наконец слова, - Стать частью одного из великих походов - мечта любого воина достойного своей касты и своих печатей. Моя мечта.
  
  - Мечта? Мечта! - разозлился отец, старый разговор, - Миен, твоя жизнь - малая доля моей. Твоя мечта и того короче. Выброси её из головы. Ты к ней не готова.
  
  - Я прошла посвящение, и быстрей многих прочих, - огрызнулась Миен.
  
  - А никто из вас, "прочих", не готов. И никогда не будет готов.
  
  - Ты - один из героев Шестнадцатого Рассветного. Я тоже хочу такой стать.
  
  - Не станешь, - отрезал лорд-страж, - Посмотри на стену. Что ты видишь?
  
  Миен знала, что именно, вплоть до малейшего нарисованного завитка и последней буквы. Там, выложенная по древнему камню проводящим волокном, мерцала тёплым, оранжевым светом генеалогия дома Элеисов. Она тянулась с восхода на закат лозой, тонкой и чахлой вначале, в первые годы после Катастрофы, ветвящейся, пышно разросшейся в эпоху возрождения и процветания и снова редеющей к нынешним, неспокойным временам.
  
  - Это летопись наших имён, наших подвигов и нашего позора. Подвигов у нас больше, чем позора, - расправила Миен плечи.
  
  - А я вижу историю угасания одной очень самонадеянной семьи, - сказал отец, снова щёлкнул пальцами и семейное древо рассекли на части шестнадцать золотых полос, - Вон он, мой Рассветный поход. Словно нож виноградаря, так ведь?
  
  - Мои родичи стяжали себе великую славу...
  
  - И заплатили за это тяжкую цену. Элеисов нынче за один этот стол можно усадить.
  
  - У меня есть двоюродные братья, которые могут передать наше имя дальше.
  
  - Они тебе не ровня.
  
  - Даже если выдашь меня замуж, мои дети всё равно будут другого имени, нет смысла так за меня переживать.
  
  - Плевать я хотел на наше имя. Мне нужна моя дочь.
  
  - Если бы я была твоим сыном, ты бы так меня не опекал! - выплюнула Миен давнее, застарелое. Обычно про такое говорят - понимая, что потом будет жалеть. Она и пожалела. В зале Стражей словно тьма внешнего мира сгустилась, даже свет от родового древа ослабел.
  
  - Если бы ты была моим сыном, то я бы переломал тебе ноги, и не давал лекарям выпустить тебя из лазарета до тех пор, пока этот Семнадцатый Пламенный поход не стало поздно догонять! - прошипел отец, от его ладони по столешнице с хрустом побежали трещины и Миен, внезапно, увидела, почему его, Са-Элеис Эльока, звали Мрачным Молотом Сокрушающим Варваров. Потом отец вернулся к ней, усталый, словно его кости постарели разом ещё на сотню лет, он тяжело сел в кресло лорда-стража, - Когда я смотрю на тебя, я вижу лицо твоей матери, а на неё я никогда не смог бы поднять руку.
  
  Он поглядел на расколотый стол, поморщился и начал чинить, сплавлять обратно его стекло.
  
  - Миен, когда я говорю, что ты к этому не готова, это не значит, что я тебя не оценил, твои таланты, напротив. Но ты не готова. Как я не был готов, когда отправился во внешние страны. К такому просто нельзя быть готовым. Ты не была нигде кроме Шестого сектора и Центра. Я был в тех краях, которые даже бездушные зовут Ядоземьем. И я говорю тебе - никто, ни академия, ни книги, ни вылазки за первый Контур не могут вас подготовить к тому, что вас ждёт за вторым. Внешний мир всегда берёт свою цену. Теперешние лорды столицы этого не знают. Я это знаю. Тэлун это знал, но, похоже, забыл и этого я ему не прощу. А я всё ещё вижу тех, кого там потерял. И кого потерял потом. Боги, вы все уходите так быстро...
  
  Миен на мгновение почувствовала жгучее желание остаться дома. Она преодолела эту слабость. Той, Кто Первая Воссияла Семнадцатым Пламенем не пристало сомневаться. Да и просто поздно уже, слишком поздно. Она призвала на помощь богов, их храбрость и мудрость, подошла и накрыла его ладонь своей, помогая восстанавливать столешницу.
  
  - Я люблю тебя, отец. Но ты и сам знаешь, что клинки, которых слишком долго держали в оружейной, потом приходится отправлять на переплавку.
  
  - Опять твои книги. Просто обещай, что вернёшься.
  
  - Я обещаю. Я вернусь, со славой и богатствами. Я приведу сюда мужей тебе на выбор и Элеисам скоро станет мало сотни столов. И тебе будет стыдно, что ты сомневался, но тебе не будет одиноко... Помоги мне подготовиться лучше. Ты многое знаешь.
  
  - О, Миен, сокровище, ты ведь и впрямь понятия не имеешь, во что ввязалась. Да, я не могу просто так тебя туда вышвырнуть. Сегодня я буду пить. Завтра ты поможешь мне очнуться, хоть в этом у тебя уже есть опыт, - он усмехнулся, - А потом ты вспомнишь эту свою академию с тоской и ностальгией, поверь. Всё, стол и так сойдёт. Вон отсюда. Вон, я сказал!
  
  ---
  
  Отец легко сдался, сказала себе Миен, опершись на мраморную балюстраду. Внизу, терраса за террасой спускалась к боевому ярусу цитадель Шестого сектора, бастионы, черепичные крыши, дворы и лестницы. Сады и парки окрасила цветами весна - пора обновления и надежд. Пели птицы, кто-то играл на флейте, смеялись любящие. Рядом, ветер шелестел резными, звенящими листьями медноцвета и блевал под кустом Чилам.
  
  - Раз ты и так разочарование по жизни, мог бы не стесняться трезветь заклинанием, - бросила она через плечо.
  
  - Я и не стеснялся, Миен, - слабо, но осмысленно отозвался Чилам, сплюнув красным, потом его опять согнуло пополам.
  
  - Боги, - она отбросила насмешки, подбежала, села рядом, сняв с пояса парадный и бесполезный сейчас меч, - Опять имплантаты?
  
  Чилам зло отмахнулся, лишь подтвердив этим ей сказанное. Она положила ладонь ему на плечо, сосредоточилась, делясь своей магией, успокаивая пошедшие вразнос накопители, волокна и преобразователи, так, чтобы они вновь стали помогать своему Сиятельному, а не вредить.
  
  - Лучше?
  
  - Спасибо, - Чилам сидел, привалившись спиной к стволу медноцвета, дышал он тяжело, но ровно, больше его не выворачивало.
  
  - Ты обещал пойти и сказать, чтобы тебе переставили хорошие, подобающие твоей касте! - не выдержала она, - Ты сделал это?
  
  - Вот Элеисов мне ещё не хватало, следить за... прости. Некогда было. Да и поздно уже.
  
  - Что значит поздно? - испугалась она.
  
  - Я не поеду на плантацию, Миен. Меня отправили в этот ваш поход.
  
  - Так это же хорошо! - обрадовалась Миен, - Ты и так туда не хотел. Я уверена, ты прославишься и докажешь всей своей семье, что те зря тебя недооценивают!
  
  Чилам посмотрел на неё, потом на небо. Может, это его всё ещё просто мутило, но Миен не выдержала:
  
  - Да что с вами не так? Когда-то мы мечтали объять весь мир, дотянуться до звёзд! Ты сам много хотел и хочешь, мне-то можешь не лгать. Отец вообще сказал, что ноги мне бы переломал если бы... знал заранее.
  
  - А он умный человек, этот твой старый Элеис. Миен, ты просто посмотри туда.
  
  Его рука указывала на юго-восток от цитадели. Там, между опорными башнями переливался цветами магии Контур - защита от яда внешнего мира. В сторону экрана, а тем более сквозь него, в цитадели все, кроме дозорных, старались лишний раз не смотреть. За щитом магии ещё царила зима. На высотах снег ещё не сошел, да и ближние к Контуру поля оставались рыжими, жёлтыми или и вовсе серыми, голыми. Несколько дозволенных, вассальных деревушек бездушных жались к распадкам и лескам между холмами, или к массивными, тройным воротам ведущим через экран сюда, в цитадель. Весной контраст между садами и виноградниками Шестого сектора и пустошами Отравленной луны был особенно ярок.
  
  - Уныло. Опасно. Мы справимся, - сказала Миен. Ей не понравилось, что пришлось убеждать ещё и себя.
  
  - Знаешь, когда оттуда пришла буря и вы все пошли молиться Мириадам, я сбежал, смотреть. Это было красиво - разводы и искры по всему Контуру, когда отрава и плохая магия пытались пробиться сюда, к нам. И это ещё лишь отзвук того, что творится в по-настоящему внешних секторах. Мне не хочется испытать это на своей шкуре.
  
  - Яд дальних стран не в силах навредить праведным. Десять тысяч бездушных не одолеют одного героя Сокрытой страны.
  
  - Тринадцатый канон Ильтине Пламенного, тропарь шестой. Не удивляйся ты так, Миен, я не все проповеди проспал... Ты помнишь моего среднего брата? Того, который очень большой? Недавно была его очередь следить за внешними поместьями. Его там избил какой-то бездушный, да так, что он и сейчас ползает на костылях.
  
  - Лахаб всегда был самовлюблённым, криворуким болваном.
  
  Чилам усмехнулся, закашлялся и опять посерьёзнел:
  
  - Да, это было приятно. Но он воин второго посвящения и его имплантаты всегда были лучше моих. Он там не в одиночестве разгуливал и всё равно... Мать всех вассалов на уши подняла, но за дело наказать никого не смогла. Миен, это дурное предзнаменование. Знаешь, сейчас я бы хотел, чтобы у меня был кто-то, кто готов был переломать мне ноги, лишь бы не пустить туда, во тьму.
  
  Миен опять ощутила упрёк, не конкретно Чилама, а, казалось, всего мира за то, что она была единственной дочерью великого лорда, и не ценила это. А ещё ей вспомнилось родовое древо Элеисов и слова отца про нож виноградаря. Она отбросила всё это прочь.
  
  - Предзнаменования - удел внешников. Вырви страх из каждой души, в которой он укоренился. Дай расцвести доблести. Ты и я, мы дойдём до края известного мира, если придётся, и снова вернёмся домой. Те, кто в нас не верил, будут сокрушены нашей славой. Всё зло внешних стран не в силах нам повредить.
  
  - Миен, это я в тебе и люблю.
  
  - Всё будет хорошо, слышишь? Мы прославим наши имена.
  
  - Не забывай, Исчель всё равно лучшие воины, чем Элеисы.
  
  - Ты пьянь, Чилам, - рассмеялась Миен.
  
  Она вновь посмотрела на юг и на восток, на поля Отравленной луны, уже без страха. С крыши башни слетела и с писком пронеслась мимо стайка молодых мечекрылов. Она решила, что ей тоже пригодится предзнаменование, и что это оно, и что оно доброе. Весна - пора пробуждения и новой жизни.
  
  ---
  
  Ныне же, в день возжигания, вижу я зло грядущее, горький хлеб, тяжкую долю. Гнев огненный, опаляющий. Ветер, режущий кости. Разгневаны боги страны! Рыдают защитники людей, нет их словам пути в уши тех, кто уже взвесил и отмерил, изготовил расплату. Очнитесь, дети Пламени и Бури! Прочтите знамения - год от года дождь яда заходит дальше и дальше, сады стали грязью и пеплом, иссякает доблесть и сила. Люди меняют кожу и творят запретное. Неужели мы должны терпеть оборотней, этих провозвестников пустошей, отвергающих человеческий облик ради жажды убийства и песни яда в своей крови? Нет! Четыре раза, шестнадцать - нет! Их надлежит извести клинком, хворостом и кресалом, алым уничтожением, их, и тех, кто посмеет говорить о милосердии к ним, об узах клятвы, долга и клана, потому как не может быть клятвы у людей с демонами.
   - Ах-Намтар, господин речений Высокого-Дома-Владыки-Чистого-Огня, избранные проповеди
  
  ---
  
  Весна - пора пробуждения и новой жизни. Еще до первых осенних дождей личинки пробрались под крышу и свили коконы. Когда солнце вернуло силу, они вышли из спячки и завершили метаморфоз. Мечекрыл прогрызся наружу, выполз на балку, пыльную и в паутине. Расправил мозаичные, узкие крылья и полетел на свет... лишь чтобы врезаться в слюдяную пластинку, прикрывающую оконце и упасть. Внизу, на циновке, лежал оборотень. Ему не понравилось, когда на морду ему шмякнулась хитиновая, верещащая тварь. Смахнув мечекрыла прочь, он попытался прихлопнуть его когтистой лапой, был укушен и разъярился сильней. Он долго гонял верткую, перепуганную живность по комнате, потом сбил на пол и наступил копытом, с хрустом раздавив, панцирь и кости. Зарычал, довольный. Посмотрел наверх, на окно - с завистью. Ему было тесно здесь, несвободно. Как давно уже здесь? Лежать уже не хотелось. Он видел и чуял раздавленного мечекрыла. Мерзкий запах. Несъедобно. Ему не хотелось есть. Всегда хотелось, сейчас - нет. Посему он здесь? Сколько он уже здесь? Он ходил кругами. Три стены - доски. Четвертая - решётка. Внизу - поднос с водой и едой. Съедобно. Есть не хотелось. Почему он здесь? Точить когти о стены - приятно. Он подошел к решётке, потряс. Крепкая. Её открывают только они, кормить и чистить. Их есть нельзя - опасно, жала и яд, сон потом, плохой. Как давно он уже здесь? Когда они придут? Один всегда сидел в конце коридора. Сейчас - нет. Позвать? Нет. Долго ещё здесь? Где он вообще, на юге или на севере? Он остановился и посмотрел на руку. Когти. Чёрная ладонь, серая шкура. Четыре пальца. Не пять как раньше. Предки, великие боги, что с ним не так?
  
  Разум и память вернулись внезапно. Ужас тут же едва не прогнал их снова. Ханнок пошатнулся, вспомнив что не умеет стоять и ходить на копытах, что не должен уметь, что у него не должно быть копыт на ногах, что все это чудовищно, невыразимо неправильно. Он оперся о стену, чтобы не упасть. Где-то в его камере должна была быть миска с водой - он помнил это по дням безумия. Медленно, осторожно, мутант пошёл туда, одно его крыло скребло костью по доскам, он чувствовал это, это пугало. Уже у цели он споткнулся, едва не расплескал воду. Когда она успокоилась, он увидел свою новую морду - отчасти лев, вполне олень, весьма дракон и всё ещё слишком, слишком человек. Кажется, он закричал.
  
  ---
  
  Тростниковое перо, калам, напилось чернил, коснулось дорогой, хлопковой бумаги, наполняя её буквами, смыслом.
  
  Тилив Ньеч пишет для Иш-Хуун-Таим: чтимая госпожа, достойнейшая из лекарей, да будет известно - с моим домом, моей лечебницей, моими учениками, моими пациентами - всё хорошо. С твоим домом, лечебницей, учениками, пациентами пусть всё будет четырежды хорошо!
  
  Ты сказала - Сиятельным не стоит говорить вне очереди на собраниях лекарей, я скажу - воистину так! И более того скажу - им здесь вообще не место, да сбегут они обратно за свой Контур, не кажут оттуда блестящие носы. Ты спросишь - как может человек родственной им крови быть так к ним нетерпим? Я отвечу - именно потому, что люди Тавалика знают Сиятельных слишком хорошо. Они изменили нас, хотели сделать нас подобными себе. Они не искали нашего на то позволения, и они до сих пор называют это благом и вознесением. Вот же! И теперь они снова появились среди нас, людей книг и лекарств, и судят, и оценивают, и намекают. "Мутация суть проявление снаружи внутреннего греха..." - ты сама слышала это. Мне ли говорить тебе, о мастерица скальпеля, искуснейшая в Правильных Надрезах, что мехом обрастают и подлецы и праведники, а рогами боги нынче могут наградить как человека юга, так и севера? Ты видела много, ты знаешь. "Но людям Мириад мутация неведома, Укуль Сокрытый чист, чист, чист!" - ты и это слышала. И что же? Я, Тилив Ньеч - таваликки, огарок и еретик, но в роду у меня искажённых никогда не было - книги Спирали не дадут мне лгать. Но на собрании этот гость меня самого только что мутантом не назвал - мерзок мой вид для него, не спорю, а мне мерзок он, он, и все его золоторожие друзья-святоши, да познают они все когда-нибудь каково это...
  
  Перо остановилось, вернулось к началу предложения, зачеркнуло его. Потом вовсе легло на стол, а чернила неугодной строки начали сами собой выцветать. Неспешно, не полностью - простое для настоящего Сиятельного заклинание тяжело давалось тем, кто лишь отчасти был связан с миром Мириад и магии.
  
  ...впрочем, довольно о Сиятельных и их слабостях. Госпожа моя помнит о необычном пациенте, про которого я сообщал зимой? Нечасто в наших краях перекидывает в демонов, да ещё крылатых, да ещё в Сарагаре, этом рассаднике простых оборотней. Мне сказали - пациент был связан с Верхним городом и тамошними "ламанни". Если и верные культисты Мириад даже не мехом обрастают, а рогами и копытами, то вся эта теория о "божественном воздаянии" - неверна, хотя Сиятельные наверняка найдут новый грех, что всё объяснит, ты знаешь этих ханжей с их... да простят меня предки, довольно, довольно о них!
  
  Мой отец после долгих наблюдений счёл, что плохое развитие крыльев у виденных им демонов, было вызвано недостатком элементов "группы Кса" при трансформации. Я последовал его совету включить в питание больного больше нужных продуктов. Я подтверждаю, что крылья у моего пациента развились здоровей, чем у пациента моего отца. Но пусть никто не скажет, что я, Тилив Ньеч, готов пренебречь научной объективностью даже ради сыновней почтительности - я совсем не уверен, что дело тут в рационе и уходе. Крылья могли вырасти большими из-за состояния фона - в этом году были сильные колдовские шторма, из-за температуры - стояли холода, дело может быть в Спирали пациента, да и просто насмешке богов судьбы. Воистину мы слишком мало знаем даже о местных мутантах, не говоря уже о тех, что раньше встречались только в глубинном Ядоземье - всех этих демонах, змеелюдях, шестилапах, снежных чудищах. Да сохранят нас боги от того, чтобы нам пришлось знать о них много! Но боги ранены и яд всё сильнее и я, Тилив Ньеч, говорю тебе, госпожа - нам надо быть готовыми. Новый пациент требовал в фазу неестественного роста даже больше пищи, чем простые оборотни, а в фазу ярости был свирепей и сильней - это я ожидал по опыту отца. Тот же факт, что понадобилось куда больше седативных препаратов, стал неприятным открытием, как и то, что, как я подозреваю, у больного быстро начала вырабатываться резистентность к основным формулам сонного зелья...
  
  Буквы заполняли страницу за страницей, чем длинней становилось письмо, тем суше его текст, и тем больше в нём было древних слов и выражений вроде "элонгации костей стопы", "приоритетности своевременного иссечения отмирающих тканей" или, даже, "деформации скапулы, вызванной генезисом нового сустава". Классический язык Сиятельных, как бы к ним не относились пишущие и читающие, оставался языком не только ритуала и магии, но и науки.
  
  ...касательно когнитивных функций пациентов: мы оба знаем, как проходит их восстановление у оборотня обычного, и я пишу это лишь чтобы подчеркнуть разницу: медленно и отчасти. Они теряют память, глупеют и даже после того, как прошла фаза ярости, требуется много времени чтобы заново научить их простейшим вещам. Оборотни-демоны же? Я считал пациента моего отца хитрой и опасной тварью, но доставшийся мне мерзавец...
  
  Зачёркнуто. Вымарано.
  
  ...я считал, что пациент моего отца был сложен в надзоре и уходе, мой пациент - ещё сложней. Мне приходится держать его к клетке для буйных. Дважды он едва не сбегал, а один раз почти сожрал моего ученика. Не страшись за Наймора, он не стоит того...
  
  Зачёркнуто. Вымарано.
  
  ...не страшись за Наймора, ранена только его гордость - я подозреваю, больной лишь играл с ним, как кот с мышью, мы успели вовремя. В любом случае, госпожа моя, если доведётся тебе лечить оборотней-демонов, да убережет тебя от этого Иштанна, владычица твоих снадобий и твоих книг, говорю тебе - будь осторожна.
  
  Впрочем, при всей хитрости его, больной ведёт себя едва ли осознанней простого оборотня в фазу ярости, улучшения медленные. Я начинаю опасаться, что они так и не наступят - как бы мало мы не знали о дальних демонах, ядоземцы говорят, что некоторые так и остаются безумными. Но я так же помню прошлого пациента, а потому сохраняю надежду - тот был спокойней, но столь же диким до того самого момента, когда к нему, внезапно, не вернулась память. Кстати, об этом - паника пробуждения столь же опасна, как фаза ярости, прошлый пациент очнулся среди ночи и нанёс себе и окружению урон, прежде чем его удалось успокоить. Чтобы этого не допустить вновь, я наказал ученикам дежурить, посменно, рядом с клеткой пациента, чтобы при первом признаке возвращения рассудка...
  
  Где-то совсем рядом завыли и зарычали, привычно, и совсем нет. Слишком громко, отчаянно. Слишком осознанно - можно было даже различить слова. Попытки их сказать, вернее.
  
  Тилив Ньеч бросил калам прямо поверх чернильной кляксы на последней станице, схватил с подставки у стола огнестрел - длинный, бронзовый и дорогой, украшенный перламутром, угрожавший штыком-кинжалом. Выругался "...да что это, со мной!" положил ружьё обратно. Взял трубку для сонных стрелок. Потом, всё же, забрал и боевое оружие, перевесил через плечо. Сбежал, перескакивая через ступени по лестнице, пересёк двор и ворвался в крыло для оборотней.
  
  - Вот, господин, демон очнулся! - приветствовали его очевидным охранники лечебницы.
  
  - Где, тьмать народа нхатти, Наймор?
  
  Охранники, оба, разом, лишь руками развели.
  
  - Я знаю, что Дом Милости давно превратился в богадельню, но должен же быть тут кто-то кроме меня, что ещё делает своё дело? Почему никто не проверил что тут пусто, почему меня не предупредил? Клянусь, если я узнаю, что Наймор опять для вас спирт из моих запасов гнал...
  
  - Простите, молодой господин.
  
  Ньеч раздражённо смахнул с лица прядь седых волос и повернулся, наконец, к комнате-клетке. Оборотень забился в угол и сидел там, вцепившись руками в колени и качаясь, вперёд и назад.
  
  Старший лекарь постучал костяшками пальцев по решётке. Пациент не обратил на это внимания.
  
  - Эй, ты меня слышишь?
  
  Если говорить старым языком - нулевая реакция.
  
  - Ты меня понимаешь?
  
  Пациент продолжал таращиться в стену, костяное лезвие на кончике его хвоста скребло по доскам пола. Ньеч обеспокоился тем, что оборотень и впрямь может оказаться безумным. Врачующему мутантов надлежит уметь проявлять терпение, но всё-таки...
  
  - Вождь, притащивший его сюда говорил, что он того... ламанни, что ль? - сказал охранник, - Может, это, на ихней речи попробовать?
  
  Ньеч поморщился, но произнёс, на языке Сиятельных:
  
  - Ты меня понимаешь, ты, Ольта Кёль?
  
  Оборотень уставился прямо на него, зрачки в красных глазах были расширены. Он на четвереньках пополз к решетке, быстро, хрипя. Охранник выругался и потянулся к колчану с сонными дротиками, Ньеч его остановил. Мутант вцепился в решетку, встал во весь рост, рога почти уперлись в потолок.
  
  - Хак! - рявкнул он.
  
  - Тебе сейчас трудно говорить, я знаю, - сказал Ньеч, стараясь, чтобы звучало понятно и успокаивающе, - Не волнуйся, демоны... оборотни твоего типа способны к речи, ты сможешь научиться снова...
  
  - Ханх! Шрр! - прорычал "демон", сморщив нос и ощерив клыки, едва не прикусил слишком длинный язык. Саданул в сердцах кулаком по решётке. Потом, помедлив, словно вспоминая, начал показывать слова на пальцах.
  
  "Имя - Ханнок Шхор"
  
  Язык жестов давался ему тоже так себе - мутация лишила его мизинцев и переделала лицо в морду, но понять можно. Это было хорошо и удачно. Немногие нынче такое учили, а те из простых оборотней кто знал - забывали. Ньечу даже стало интересно, кем пациент был до всего этого - военным, торговцем с ядоземцами, послушником Дома Молчальников? Всё что ему сказал привезший сюда пациента человек - это его имя, его боги и что он ламанни... вернее, это всё, что привезший его сюда человек сказал вежливо.
  
  - Постой-ка, - спохватился Ньеч, - "Шхор", это часом не так же, как, к слову, "Савор Шхор"?
  
  Кивок.
  
  - Ясно.
  
  Что ж, Савор, ловец, контрабандист и, когда-то, лекарь, и впрямь мог обучить родственника такому. Ему ли, Тиливу Ньечу, не знать об этом? Его самого так наставлял отец, отголосок времён, когда эпидемию оборотничества ещё надеялись остановить, или, хотя бы, найти способ быстро возвращать мутантов в общество. Идея использовать модифицированный язык жестов для обучения тогда казалась обещающей много... Сейчас не время об этом вспоминать.
  
  - Странно, что мне об этом не сказали. Но да не будет это беспокойством между нами - аванс уплачен, пребывание согласовано, я буду лечить тебя и дальше, не важно Ольта Кёль ты, или, как там? Ханк Шхор?
  
  Вопреки словам, оборотень, наоборот, встревожился, заозирался. Кожистые крылья за его спиной болтались невпопад. Интересно, что сейчас с ним не так? Ньеч вновь дал себе зарок перечитать записи отца по прошлому пациенту-демону. Или, хотя бы, его же сокрытую книгу "Процветай среди варваров, или как таваликки вести себя с клиентами из других племён"...
  
  "Знаешь Савора?"
  
  - Не лично, но слышать о нём доводилось.
  
  "Где я? Зверильня?"
  
  - Это лечебница, - поправил Ньеч, - Ты в Доме Невыразимой Милости Иштанны. Моё имя - Тилив Ньеч, я старший лекарь. Ты пробыл в фазах ярости и роста четыре трети сезона. Сейчас поздняя весна.
  
  "Милость? Не закрыли?"
  
  Тилив Ньеч не мог решить, чувствует ли он неприязнь к пациенту новому лишь по памяти пациента старого, или новый начал раздражать его уже чисто по-своему.
  
  - Эти слухи были преждевременными, - сухо ответил он, - Милость Иштанны всегда открыта ищущим её и наши стандарты всё так же безупречны.
  
  Пациент дёрнул ухом. Потом, кажется, заметил, что у него шевелятся уши. Похоже, это привело его в ужас.
  
  "Я напишу статью. Или, даже, трактат" - подумал Ньеч, наблюдая за опять севшим на хвост и тихо завывшим мутантом, - "...скажу я вам, почтенное собрание: воистину простые оборотни зовутся так потому, что с ними проще иметь дело. Чистая доска - их разум, и умелый лекарь направит его в нужное русло. Память и сознание - наши драгоценнейшие сокровища, но когда мы смотрим на демонов, разве не видим мы что отголоски прошлой жизни и ушедших душ порой порождают лишь боль и сожаление о том, чего вернуть уже нельзя ..."
  
  На этот раз мутант очнулся быстрее и сам. Толкнул решётку, потом показал:
  
  "Выпустите"
  
  - Ещё рано, мы удержим тебя тут, пока не убедимся в что ты стабилен и тебе не грозит ремиссия... - сказал Ньеч и спохватился, - То есть, пока ...
  
  Оборотень вцепился в решетку так, что на её планках появились свежие царапины.
  
  "Не хочу безумия"
  
   Осторожнее надо быть, упрекнул себя Ньеч. То, что врачам редко приходится иметь дело с оборотнями, понимавшими старую речь и её термины, не должно быть оправданием старшему лекарю, особенно - Тиливу Ньечу.
  
  - Я уверен, безумия не будет, - сказал он светлую ложь, - Всё будет хорошо, и мы скоро переведём тебя в лучшую комнату... Ну чего там ещё?
  
  - Вождь, слышишь? Там Наймор вернулся, - указал на дверь один из охранников. У внешников всегда было лучше со слухом и зрением, чем у огарков Тавалика, даже без мутации, особенно - без имплантатов. В очень досадные дни Ньеч мечтал обменять своё умение различать магию на то, как дети внешней стороны видели этот мир.
  
  - Следите, чтобы оборотень не наделал глупостей, - бросил он охранникам. Уже у двери из Палат Искажения он и сам услышал слова и смех. Говорили двое, смеялся один.
  
  - Позволь спросить, где тебя носило, о неуловимейший из моих учеников? - спросил Ньеч, выходя во двор.
  
  Наймор, кровь с молоком, дикий побег, увял, узрев направленный на себя огнестрел. Но белозубо улыбнулся, развёл руками:
  
  - Я Сонни стирать помогал.
  
  - О да. Он помог, - невысокая и плотненькая, девушка перехватила удобнее корзину с мокрой одеждой. Выбившаяся из-под повязанного тюрбаном на голове платка прядь разве что не светилась рыжим.
  
  - Сострадание к чужому труду драгоценно в глазах Иштанны, физические упражнения воистину полезны здоровью, - сказал Ньеч и взвёл курок кремнёвого замка.
  
  Улыбка угасла.
  
  - Учитель, ты же не серьезно? Я... я только помочь хотел, клянусь!
  
  - Когда в Милости пребывал прошлый демон, он едва не оторвал себе крыло, потому что очнулся искажённым и одиноким и потерял голову от страха. Вас тут тогда не было, и кровь с пола пришлось оттирать мне. И вот, история едва не повторилась. Сейчас твоё дежурство. Ты мечтал об ответственности, Наймор, я её тебе предоставил. А ты подвёл меня, эти стены, а главное - пациента. Назови мне причину, ради которой я не вышвырну тебя отсюда прочь прямо сейчас, так, или иначе.
  
  Наймор сглотнул, но укрепился осанкой и сказал:
  
  - Меня сюда направило почтенное собрание.
  
  - Верно, - признал Ньеч, - И я не сомневаюсь, что мы все разочарованы результатом.
  
  - Учитель, я прошу прощения.
  
  Ньеч давно не стрелял из отцовского ружья, но хорошо ещё помнил щелчок курка, запах пороха и отдачу. Хорошо бы вновь попрактиковаться, да по движущейся цели...
  
  Он опустил оружие.
  
  - Наймор, ты бездарь.
  
  - Я бездарь, простите, учитель.
  
  - Теперь ты будешь дежурить двойным дежурством, и в свои часы, и в прочие. Я удержу твою стипендию от собрания за эту треть в пользу Милости. И, раз уж ты так озаботился гигиеной, ты, сам, подготовишь три бани, - для персонала, для пациента, и чтоб неповадно было.
  
  Наймор, благородный сорняк, сжал кулаки, выпрямился.
  
  - Но раз так, могу я хоть помочь Сонни...
  
  Старший лекарь замахнулся прикладом.
  
  - Знаешь, Наймор, я, правда, как-нибудь сама справлюсь, - девушка поставила корзину на голову и пошла в сторону рабочего корпуса, грациозно, кичливо, как...
  
  Ньеч спохватился, и, отвесив прощальный подзатыльник ученику, вернулся в Палаты Искажения, к пациенту.
  
  "Здесь есть баня?"
  
  - У тебя хороший слух.
  
  "Слишком. Нюх - тоже." - сморщил морду мутант. Прежде чем пациент опять провалится в оборотнический ужас, Ньеч поспешил отвлечь его:
  
  - И ты действительно сможешь ей воспользоваться, после того как я здесь проведу твой осмотр, а там разожгут огонь и подогреют воду. Не волнуйся, мытьё там уже включено в цену пребывания в Милости, твой долг не возрастёт...
  
  "Долг? Какой долг?" - всполошился демон, попытался вскочить на ноги, но не удержался и упал обратно.
  
  - По условиям контракта, я и твой поручитель решили позволить мне взять половину денег твоим трудом. И ты мне их отработаешь. Но тебе воистину рано об этом...
  
  - Шхох! Скохо!
  
  - Ты делаешь успехи в речи, но, право, не стоит так спешить...
  
  - Сх... - демон упрямо мотнул рогатой башкой, медленно, тщательно выговорил: - Сколько?!
  
  Ньеч пожал плечами и назвал сумму.
  
  - Ых! - оборотень опять упал на хвост, уставился в никуда, округлив глаза.
  
  Мутант очнулся и показал:
  
  "За что такие деньги? Тьмать! Тут даже..." - он обвел рукой комнату - "...подстилки и одеяла нет! "
  
  "А он быстро адаптируется!" - отметил Ньеч.
  
  - Первое одеяло, тёплое, но кроличьем меху, ты попытался сожрать, - сказал он, - Второе и третье, хлопковые, ты разодрал на части. После того как четвёртым ты вознамерился задушить моего ученика...
  
  - Хрм! - смутился оборотень, кажется, он даже кое-что из этого вспомнил, но всё равно показал:
  
  "Это грабёж!"
  
   - ...нам пришлось оставить попытки вернуть в палату толику уюта и просто топить корпус обильнее, чтобы ты не замёрз, что, естественно, вызвало перерасход дров... Я могу долго перечислять. Если это тебя так интересует, я принесу копию договора и учётную книгу и мы пройдём по каждой позиции. У нас тут почтенное учреждение, а не какая-нибудь, - Ньеч не удержался и ужалил, - ламанская зверильня. А сейчас, если ты, наконец, закончил валять дурака, я должен провести первый осмотр после пробуждения. Откройте мне эту комнату.
  
  - Вождь, может не надо? - обеспокоился охранник, - Вон он как щерится!
  
  - Хоть кто-нибудь здесь может просто делать что я скажу? - сказал Ньеч и сам взял ключи.
  
  - Простите, юный господин.
  
  Ключ в дорогом, бронзовом замке провернулся и решётка открылась. Ньеч никому бы не признался, но ему пришлось переступить не только через порог клетки, но и через себя. Память о прошлом демоне в этих стенах ещё была слишком сильна.
  
  - Дай мне руку... так, пульс учащён, но в пределах нормы. Смотри на меня, влево, вправо...
  
  Ньеч проверял как гнутся суставы, не появились ли язвы на серой шкуре, но крошатся ли рога, не порваны ли крылья. Все положительные результаты он говорил вслух - чтобы создать у пациента хоть иллюзию нормальности в его новом, искажённом мире, и чтобы лучше запомнить самому. Необходимые пометки и наблюдения во врачебной книге он тоже, конечно, делал, и ему не хватало рядом ученика, кто мог бы за него записывать. Но Наймора сейчас видеть не хотелось.
  
  "Надо будет чаще учить Сонни грамоте, глядишь, из неё будет толк. Да и смотреть на неё приятно..."
  
  Ньеч вдохнул, выдохнул, очищая разум в медитации мага. Перевёл зрение в волшебный диапазон, чтобы прочитать ауру пациента и прогнать магию через его кости и органы и узнать не появились ли где опасные, неправильные новообразования.
  
  - Грр! - прорычал пациент, сломав лекарю концентрацию.
  
  - Что не так?
  
  "Магия! Не хочу!"
  
  - Ты чувствуешь магию? Даже такие плетения? - не поверил Ньеч, - Это же... невероятно!
  
  "Магия! Не хочу!" - повторил оборотень.
  
  - Ты же ламанни? - вернул самообладание лекарь, - Магия для вас священна.
  
  "Больше не ламанни" - сник пациент, но тут же опять оскалился, расправил крылья:
  
  "Прочь!"
  
  Ньему стало неуютно, так второй демон сейчас напомнил ему первого. Он не стал лишний раз испытывать свою удачу.
  
  - Раз так, осмотр закончен. Ты в норме... насколько вообще можешь быть. Отдыхай, я пришлю сюда новую циновку и одеяло, раз они так для тебя важны. Доброго дня.
  
  Уже вернувшись в свою комнату, Ньеч взял со стола обломок демонского рога, повертел в руках, размышляя, бросил обратно. Хотел позвать Сонни, велеть заварить себе успокаивающего чая, но вместо этого достал из стола бутылку настойки крутой, "медицинской" крепкости. Налил в мерный стакан, сел в кресло отца, прикрыв глаза и упираясь затылком в обитую кожей спинку, опять оживляя в памяти события богатого на впечатления дня.
  
   Тилив Ньеч ненавидел и любил свою работу.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"