- Эй, Емельянов! - Лешка Рылеев подбросил на ладони грязный, уже подтаявший снежок, - а ну подь сюда, кому сказал!
Васька вжал голову в плечи и ускорил шаги, стараясь не оборачиваться. Снежок впечатался ему прямо в тощую шею и тут же провалился за шиворот, противно стекая по спине. Ненамного отстала и затрещина, заставившая его ткнуться носом в сугроб.
Рыло и Большой пнули его пару раз. Через пальто и не больно, а обидно только, до жгучих слез. И не со зла пнули, а скорее от скуки.
- Ну, рассказывай, мечтатель, чего ты там еще намыслил? - Большой наморщил скудный прыщавый лобик и скосил глаза, изображая умственный усилия.
Рыло заржал.
- Мотор я от старого запорожца починил, - сбивчиво пробормотал Васька, - трубу к колодцу подсоединил, теперь воду мамка прямо в дом из колодца качает.
Васька распрямился, глаза у него заблестели, - теперь у мамки спина не будет болеть, когда я в институт поступлю, одна беда - бензину жрет. А где его брать?! А еще я печку решил с кроватью...
Новая оплеуха уложила его обратно в снег, скомкав окончание фразы.
- Придурок, - констатировал Рыло. И оставив на стареньком пальто Васьки еще один отпечаток подошвы, развернулся и побрел вдоль улицы, хлопая по карманам в поисках сигарет, - только и знает что мечтать.
- Ыгы, - Большой харкнул на обочину, - мечтать вредно, гы-гы! Бабло копить надо и валить за бугор, да, Рыло?
Рылеев кисло покосился на приятеля и промолчал.
Васька выпрямился, оттирая мокрый снег с лица.
- Да как же вы без мечты-то? - прошептал он в след обидчикам, - а вот если...
Осененный какой-то идеей он вскочил на ноги и не замечая хлюпающей в ботинках воды, бросился к дому.
Вечер выдался вдвое студенее утра. Снег сковало корочкой наледи. Изо рта вырывался парок, как у обозной лошади. Рыло хватанул водки прямо из горла и закусил подчерствевшей хлебной корочкой. Большой приплясывал рядом, ожидая своей очереди. За поворотом раздался негромкий перебор гармошки и скрип снега. Большой обернулся к товарищу, чтобы поделиться с ним мыслями о ближайших перспективах неурочного гармониста и застыл. Рыло бессмысленно пялился на дорогу, уронив бутылку на землю. Изо рта у него по идиотски торчал не прожеванный кусок хлеба. А по дороге, пыхтя белым березовым дымком и скрипя полозьями, ехала русская печка с тощим лоскутным одеялом на перекрыше. На одеяле закинув ногу за ногу лежал Васька Емельянов, старательно растягивая заплатанные меха клубной гармоники. На голове у него была красная суконная шапка, отороченная мехом. Серое немаркое пальтишко сменилось на красный кафтан, расшитый желтой ниткой. У Васькиной ноги плескалось ведро, оставляя на дороге заледеневшие кляксы.
Печка проехала мимо парней, обдав их жаром и скрылась за поворотом. В скором времени затихла и гармонь.
- В институт свой поступать поехал, - ошарашено пробормотал Большой.
- А я вот всегда хотел летчиком быть, - внезапно для самого себя пробормотал Рыло, - хотел было харкнуть на обочину, но раздумал.