Аннотация: Окончание к "Крысиной Башне" вплоть до эпилога.
Павел Дартс. Крысиная Башня (окончание)
ЗНАКОМСТВО СО СТАЛКЕРШЕЙ
Незадолго до Нового Года Олег вплотную озаботился тем, чтобы на следующий год Башня стала полностью автономной. В одной из квартир дома нашёлся альбом фотоиллюстраций европейских архитектурных достопримечательностей, в котором было немало замков, в основном с юга Франции. Фото одного из них, величественно возвышавшегося на неприступной скале, он повесил в столовой; и теперь каждый раз во время еды задумчиво на него смотрел, что-то подсчитывая. По его выходило, что для того, чтобы достичь автономности, Башне надо: А. Свой источник воды. Возобновляемый. Б. Запасы продовольствия. Желательно - возобновляемые. В. Оружие и 'свирепый гарнизон', готовый умело и незадумываясь это оружие применять. И если что касается 'гарнизона' всё было более-менее, о чём свидетельствовал успешно отбитый накануне штурм, то с остальным возникали вопросы.
Оружие было. Но автоматы - неважный довод в возможном споре с гранатомётами и крупнокалиберными пулемётами; а что рано или поздно, особенно после эпидемии, они станут доступны повсеместно сомнений уже не возникало. Вопрос был только сколько ещё времени поредевшая Новая Администрация сохранит контроль над оружейными складами, над всё более старающейся обособиться и 'перейти на самообеспечение' армией. Пока что поползновения отдельных частей превратиться в подобие махновцев жёстко пресекались; собственно, на это, да на борьбу с сепаратизмом со стороны 'районов' и уходили все силы и ресурсы ВС Администрации. На город и поддержание порядка в поредевших окрестных деревнях и почти пустых теперь районных городах сил уже не отставалось; но долго это явно подолжаться не могло. И в этом случае кто первым в городе бы добрался до серьёзного оружия - тот и получил бы огромное, неоспоримое преимущество перед всеми соседями. Толик просто бредил вооружнием Башни: вдвоём с Олегом они, склонившись над листами ватмана, чертили сектора обстрела, спорили по поводу куда поставить АГС и нужна ли зенитная установка на крыше... Очень, очень хотелось завести в хозяйстве ПК и снайперскую винтовку! - но пока было 'увы'. Пока Администрация контролировала военные части и склады, соваться к воякам с предложениями 'вынести' что-то серьёзней АК или цинка патронов было явной авантюрой. Было принято решение 'держать руку на пульсе, прощупывать, и 'как только'...
Запасы продовольствия скопились очень неслабые. Несколько квартир на самых разных этажах были заставлены коробками с провизией - и благодаря летним мародёрским рейдам, и благодаря батиной запасливости.
К счастью, а вернее, благодаря бате, мы, наверное, одни из первых в городе сообразили, а вернее - знали, что настоящая ценность в 'новом мире' - не деньги или золото, а провизия. Очень много нам дали пиратские рейды на оптовку. Несколько подчистую вычищенных контейнеров с долгохраном составляли нашу продовольственную безопасность, по самым скромным подсчётам, не менее чем на три года. Но, тем не менее, батя постоянно призывал экономить, расходовать в первую очередь то, запасы чего можно было бы обновить - ту же картошку, которой у нас благодаря удачному рейду в 'операции 'Картошка' было более чем достаточно.
Несколько серьёзных и обидных подзатыльников во время еды, несколько серьёзных скандалов, когда я или Белка по старой привычке пытались было недоесть и выбросить недоеденное в мусор чётко расставили приоритеты: пищу выбрасывать нельзя! Оно и понятно... В свободное время Володя занялся высушиванием той же картошки: резал её тонкими ломтиками и сушил на сетке над постоянно топящейся кухонной плитой, делая самодельный 'сублимат'. Зимой тёплая 'кухня' вообще стала постоянным обиталищем 'гарнизона' Башни.
Пока что совершенно бесценным источником воды был бассейн. Тщательно забаррикадированный, с заминированными входами с улицы, он был нашим 'озером', откуда мы ежедневно черпали воду. Да, за прошедшее время её уровень заметно понизился. Зимой вода в чаше бассейна замёрзла. Лёд приходилось с бортика проламывать, для чего батя приспособил пудовую гирю, привязанную за ручку стропой. Темнело и так-то быстро, а в занесённом снегом снаружи зале бассейна всегда стоял полумрак. 'Добывание воды' было сходно с ритуалом: сначала с фонариком проверялись целостность входов с улицы, затем зажигался ещё один фонарь, закреплённый так, чтобы освещать только чашу бассейна в месте ежедневно обновляемой полыньи. Стелился на бортик пластмассовый жёсткий коврик-'травка', - чтобы не поскользниться на льду и не грохнуться в чашу. С бортика сталкивалась гиря, с брызгами проламывавшая намёрзший за сутки лёд. Вытаскивалась за сторопу. Снова сталкивалась, расширяя полынью. В свете фонаря красочным фейерверком в темноте взлетали огоньки брызг. Ведром на верёвке наполнялись пятилитровики, завинчивались, вешались на подобие коромысла. Убирался к стене, чтобы стекал и не примерзал, коврик. Оттаскивалась на сухое, чтобы не примерзала, гиря. Выключался фонарь, направленный в бассейн. И 'экспедиция', как правило, из двух человек, отправлась в обратный путь, через дыры в стенах, последовательно закрывая за собой лазы, включая охранное минирование. Процесс был важный, не терпящий суеты и спешки, - все помнили обгорелую, посечённую осколками тушку Бруцеллёза, пытавшегося сбежать через заминированный лаз в бассейн.
Конечно, и в Башне были немаленькие запасы воды - Олег, а потом принявший на себя функции завхоза Володя, тщательно следили чтобы потраченные невзначай запасы восполнялись. Также и Ольге Ивановне, в её 'наблюдательный пункт', 'скворечник', как называл Толик, тоже каждый день или через день таскали воду 'на расход', чтобы она не трогала свои 'освящённые' запасы. Тем не менее было ясно что бассейн всё равно рано или поздно иссякнет. Нужен был свой, ни от кого независящий источник воды. Олег планировал к постройке в подвале 'абиссинский колодец', информация о котором нашлась в его нетбуке. По сути, это и не колодец вовсе, а разновидность скважины; собираемой из труб на резьбе с особым наконечником, забиваемых в землю над водоносным слоем в любом месте - хотя бы и в подвале. Несколько дней Олег советовался с Володей, чертил, считал. Нужно было найти где-то хоть какое-то металлообрабатывающее производство. В умершем городе это было непросто. Свои мастерские были у Администрации, но, конечно, они не занимались выполнением частных заказов. Вообще, после того как по городу, вслед за сёлами и 'коммунами' прокатилась эпидемия, военные не подпускали никого к 'зелёной зоне', опутанной колючкой на стойках, предупреждали выстрелами в воздух, бывало - стреляли на поражение. Теперь Администрация была 'город в городе'.
Металлообработка в той или иной мере была у 'баронов', у тех, кто несмотря ни на что сохранил свои предприятия - например, 'МувскРыба'. По слухам, были и мастерские на восточной окраине города, чем там занимались, никто толком не знал. Вроде как восстанавливали машины, переводили их с бензиновых на газогенераторные двигатели, - старая технология, ещё с Большой Войны. Спрос на такие движки предполагался по мере окончательного и повсеместного исчерпания запасов жидкого горючего просто бешеный, особенно на селе.
Олег и Толик собрались в экспедицию на восток. Пешую экспедицию, джип решили не гонять - слишком заметно в лишённом транспорта городе, да и хотелось внимательно разведать дорогу. Джип был надёжно спрятан: его перегнали из арки во двор Башни, и по сходням загнали, а больше - затолкали в решётчатую загородку с тыльной стороны магазина, где в прошлые времена складировалась пустая тара. Теперь, расчистив там место, туда поместили машину; замаскировав её от посторонних глаз всяким хламом. 'Загородка' закрывалась на замок, и просматривалась из верхних этажей Башни, так что по сравнению с аркой это было надёжное укрытие.
Там, в 'экспедиции на Восток' они и повстречали Сталкершу. Как её звали, они толком так и не узнали. Кажется, Ольга. Но она представилась как Сталкерша, и звали её, когда приходилось, именно так - Сталкерша. Или - Уважаемая Сталкерша, в чём, несомненно, был элемент стёба. Впрочем, встреча была далёкой от шуток и юмора.
***
Они шли уже несколько часов, шли медленно, с опаской, стараясь выбирать абсолютно безлюдные места. Оба были экипированы как для длительного автономного похода, каким пеший путь на восток, через весь город, по сути и был. Тёплые охотничьи зимние куртки и брюки из мембраны (привет,бывшая работа Толика, вернее, один из офисов, в котором нашли запасы зимней финской охотничьей одежды, дожидавшейся сезона), термобельё, флисовые шапочки, на ногах - меховые зимние берцы. Охотничьи жилеты, перешитые Белкой под разгрузки, набиты магазинами к АК. Гранаты в подсумках на поясе. Рюкзаки со спальными мешками, провизией, водой, спиртовыми горелками, - к экспедиции готовились серьёзно, и занять она должна была как минимум четыре дня.
Скоро должно было начать темнеть. Прошлую ночь провели в подвале брошенного административного здания, обставившись минами-растяжками. Впереди была промзона, окраина Мувска. В отличии от центра, здесь чаще встречались следы людей. Где-то здесь нужно было искать производство, но ясно, что не на ночь глядя - непрошенные гости могли запросто схлопотать автоматную очередь вместо приветствия. Решили искать пристанище. Утром нужно было найти кого-нибудь из местных жителей, узнать о здешних 'заположняках', - являться без разведки и информации было чревато. Впереди виднелся какой-то многоэтажный дом, на фоне сереющего неба чернотой зияли его выбитые окна. Решили до темноты пройти к нему, осмотреться, и, если не будет опасности, заночевать где-нибудь на этажах. Мороз спал, продуманная экипировка себя оправдывала, в удачно подобранной одежде было тепло и уютно.
Они шли к зданию через заброшенный гаражный кооператив. Вырванные или просто открытые ворота позаносило снегом, снегом были засыпаны остовы нескольких машин, брошенных прямо в проезде между гаражами. Тем не менее кооператив был проходной; днём здесь ходили, через него шла довольно утоптанная тропинка. Рычание и скулёж они услышали метров за двести. В собачьем подгавкивании слышалась досада - собаки явно до чего-то не могли добраться. Собачьи стаи в брошенном городе становились настоящей опасностью - брошенные хозяевами, драпающими в пригороды, собаки за лето и осень откормились и сплотилось в стаи, часто ведущие свои, собачьи войны за передел территории. Среди них можно было встретить и красавцев-догов, и мелких, но наглых и не дающих себя в обиду разномастных терьеров, и беспородных, привычных к уличной вольнице 'дворян'. Зимой, с оскудением 'кормовой базы', они становились реальной опасностью для одиноких невооружённых прохожих.
Возле мусорного контейнера, забитого всякой всячиной, крутились несколько скулящих шавок, при приближении людей тенями метнувшихся в сторону. Они чуть не прошли мимо, но что-то задержало Олега.
- Толян, постой-ка. Что они тут унюхали? - Он подошёл к мусорке, и стал ворошить накиданное сверху барахло.
- Оно тебе надо? - отозвался тот, - Вполне может быть, что и труп.
- Да ну... - Олег было отдёрнул руку, потом вновь взялся ворошить мусорку, - Кому бы это надо, сейчас-то, труп прятать... Столкнул вон в канаву, всего и делов. Не от кого сейчас трупы ныкать. А снега сверху нету - что-то не так давно явно спрятали... О! Что это?
Он нащупал чем-то туго набитый пластиковый мешок. Забросив автомат за спину, с усилием вытащил из контейнера увестистый пакет.
- Оп-па... Что-то спрятали... - он достал нож, полоснул, треснула синтетическая ткань мешка, - О, мясо...
- Не человеческое хоть? - поинтересовался брат, не собираясь рассматривать находку.
- Нет... Скотское. Как на продажу приготовленное. Сало... Солёное. Заныкал кто-то...
Негромко рядом хрупнул снег. Олег не успел поднять голову, Толик же напрягся; и тут же поблизости щёлкнул взводимый курок. Мгновенно присев, укрывшись за фигурой брата, Толик тут же упал на бок, перекатился за мусорный контейнер, одновременно дёрнув с плеча автомат.
- Стой как стоишь!! - раздался из-за угла звенящий девчачий голос, как раз метрах в пяти за спиной сидящего на корточках Олега; и тут же щёлкнул ещё раз взводимый курок. В спину, в поясницу ему как подуло ледяным ветром. Он замер. Из-за контейнера послышался яростный шёпот брата:
- Хули ты застрял?? Падай на бок, я ...
- Нет!! - очень чётко и отчётливо сказал, не меняя позы, не оборачиваясь, Олег, - Не надо!!
Очень медленно он развёл в стороны руки, в одной он всё ещё держал нож. Из-за угла тёмная фигурка, слабо различимая в набегающих сумерках, тяжело дышала; холод от поясницы не отступал. Из-за мусорного контейнера, казалось, исходило свечение - настолько оттуда явно сочилось желание Толика раскрошить, изорвать фигурку за углом длинными автоматными очередями; палец его застыл на спусковом крючке, выбрав уже весь свободный ход. Оставалось только мгновение...
- Сто-о-оп!! - ещё выше поднял руки Олег, - Без нервов!! Всем - спокойно! Всем! Спокойно!! Не делаем необратимых телодвижений! Все! Тихо... Тихо убрали пальцы со спусковых крючков и разговариваем! Спокойно раз-го-ва-ри-ваем! Все хотят жить. Все будут жить. Спокойно. Спокойно...
Пара секунд тишины, и, кажется, напряжение стало спадать. Хотя, конечно, никто, ни незнакомка, ни тем более Толик, пальцев от спусковых крючков не убрали; но холод в спине стал не таким режущим. Продолжая держать руки на виду, Олег ме-е-едленно повернулся.
- Девушка... Давайте без членовредительства обойдёмся, а? - увидев нацеленные ему в грудь два ствола обреза, неприятным самому себе просительным тоном проговорил он, жалея что на нём нет бронежилета хотя бы второго класса. Чё там обрез... Но с такого расстояния промахнуться картечью или дробью будет трудно даже бабе, а результат вполне предсказуемый: кровавое месиво и 'преждевременный конец этой ветви действительности'. А хотелось бы ещё покувыркаться...
Та не успела ничего ответить, как в 'беседу' врезался грубый Толик, не сводивший автомата с незнакомки:
- Слышь, лярва! Ты, надеюсь, понимаешь что я тебе сейчас лехко могу состричь одновременно ручёнки и головёнку, одной очередью? И только эта... врождённое человеколюбие... мешает! И даже если я, что невероятно, вдруг промахнусь - то куда ты нафиг денешься? От автомата-то? Тут везде открыто. Достану.
И вполголоса, брату:
- Это... Пяться сюда потиху...
Но та просекла момент и, явно нагнетая в голос крутости, которая вдруг неожиданно преобразовалась в визгливый фальцет, крикнула Олегу:
- Стой как стоишь! ... - и добавила крайне непечатно, - Сдвинешься хоть на шаг - замочу без раздумий! А потом посмотрим ещё, кто кого!
Толик проворчал:
- Чума-а-а...
Отозвался Олег. Он уже освоился с ситуацией, и говорил нарочито скучающим тоном, но руки держал по-прежнему в стороны:
- Толян, погодь... Ты грубый какой-то, нифига не женственный... ДеУшка!.. Давайте поговорим как интеллигентные люди!.. - и с недовольством вспомнил, что точно так же ему предлагал 'интеллигентно поговорить' Михал Юрьич, беглый чиновник Администрации.
Та фыркнула, но ничего не ответила. Подбодрённый этим Олег продолжал:
- Вы в шахматы играете?.. Нет? Ну, это когда фигурки по доске двигают, видели небось... по телевизору? Там есть такой момент - вечная ничья называется. Вот и здесь. Не можете вы меня грохнуть - вы ж... Во-первых, я чувствую, вы - интеллигентный человек...
Из-за стены, от тёмного силуэта, донёсся смешок.
- Во-вторых, смысла нету... Если бы вы хотели попользоваться нашим скромным скарбом, вам стоило бы стрелять сразу, в обоих, из засады. Тогда ещё шансы бы были. Невысокие, конечно, но всё же. А сейчас, - ну что? Вряд ли вы согласны разменять свою, безусловно, для вас бесценную собственную жизнь на жизнь старого маразматика типа меня, тем более который вам ничего не сделал... Так ведь?
Молчание было ему ответом.
- А потому давайте отмотаем ситуацию в исходную: вы тихо упятитесь, мы вас преследовать не будем; у вас же сегодня будет повод порадоваться: во-первых, подарили жизнь... ээээ... мне. Во-вторых - сохранили себе, что тоже, уверен, для вас немаловажно...
- В третьих - это моё мясо! И без него я никуда не уйду! - звонким девичьим голосом откликнулась фигура.
- Ах вон оно что... Мясо. Как-то я не оценил сразу всей ценности этого клада. Тогда понятна ваша непримиримость. ДеУшка, милая, уверяю вас, мы не претендуем на ваше мясо! То есть на мясо, которое вы считаете своим... То есть - на это вот сало... - вконец запутавшись в двусмысленностях, Олег замолчал; но опять влез Толик:
- Э, мочалка! Я тебе реально говорю - опусти бердану. А то обрежу вместе с руками!
Помолчали.
Тяжело вздохнув, Олег опустил руки, которые всё это время он держал разведёнными в стороны, и стал заталкивать нож в ножны на разгрузке.
- А то... А то! Ладно. Закончили препираться. Выходите сюда - поговорим как интеллигентные люди. Я ж говорю - не претендуем мы на ваше... хм... мясо. Вы же видите - мы по походному. Издалека мы, да пешочком. Неужто думате, что мы сюда притопали за вашим мясом, и, радостные, потащим его к себе - в Советский-то район, в центр?.. Пешком-то?
- А вы откуда? Что там - в центре? - заинтересовалась та.
- Мы - из Башни! Из Крысиной Башни! - веско заявил Толик, всё же не снимая пальца с крючка, - Слыхала небось?
- А должна?
- А то ж!
- Нет. Не слыхала.
- Темнота...
- Мы ищем здесь металлообработку. Слышали, у вас тут есть кто работает до сих пор? Машины? - вклинился Олег.
- Есть... - теперь она вышла из-за угла, хотя и не опуская обреза, - Можно поговорить...
- Ну вот. И хорошо. Давайте-ка, робяты, стволы ставим на предохранители, не дело интеллигентным людям друг в друга целиться... - примиряющее проговорил Олег, давая знак Толику выходить.
Взаимные оценивающие взгляды, еле различимые в наступающей темноте. Наконец, оружие у незнакомки и Толика поставлено на предохранители и убрано - за спину автомат, под полу пальто - обрез.
- Олег - он первым протянул руку.
- Я... Ольга, вообще-то. Но зовите меня Сталкершей - рука у девушки оказалась тонкая, но неожиданно сильная, Олег от неожиданности аж поморщился.
- Стругацких уважаем?.. - оценил он, и продолжил процедуру знакомства: - Это мой брат.
- Толик, - пожимая ей руку, представился тот, - Но для тебя - Анатолий. Ибо чуть не замочил я тебя.
- Не вижу связи, - откликнулась новая знакомая, - И, кроме того, ещё кто кого - большой вопрос!
И тут же перешла к делу:
- Значит так. Мехмастерские - это цех бывшего танкоремонтного. Сегодня, понятно, туда соваться смысла нету. Завтра покажу, и, может быть даже, провожу. А пока, если поможете дотащить мешок, помогу с ночлегом - у соседки квартира... хм... освободилась...
Она жила не очень далеко, и провела их так, что по дороге они никого не встретили. Против ожидания, окраина Мувска оказалась довольно населена; конечно, не так как 'до этого самого', но всё же: видно было, что в некоторых окнах горели свечки, где-то сквозь плотные шторы пробивался вообще электрический свет - по всему, от аккумуляторов; отдалённо стучал генератор... Из окон торчали трубы буржуек, тянуло дымком.
В подъезде обычной панельной девятиэтажки двери не запирались, что явно говорило о полном отсутствии какого бы то ни было объединения оставшихся жильцов. Поднимаясь, миновали несколько квартир с явно взломанными дверями; на площадке, где жила Сталкерша, деревянная дверь соседней квартиры была грубо вынесена, явно 'с ноги', судя по отчётливо читаемым в свете фонарика отпечаткам на ней.
- Старушка там жила, Пилагея Ильинична. Пришибли её гопники, - пояснила Сталкерша.
Сама она жила за добротной железной дверью. Судя по обстановеке, достаток 'в доме' был - но постепенно рассосался: не было ни бытовой техники, ни телевизора - хотя по массивной стеклянной тумбе и креплениям на стенах не так давно там находился плазменный или жидкокристаллический монстр. Там было холодно, туда и сгрузили принесённый мешок с мясом и салом. Там же, накрытые ковром, лежали ещё несколько мешков и пакетов.
Зато в одной из комнат небольшой 'двушки', с завешенной 'для утепления' одеялом дверью, стояла хорошая железная печь, даже с баком для нагрева воды и с каменкой, явно бывшая раньше принадлежностью загородной бани. Пока Ольга-Сталкерша подкладывала в неё дрова, будя уснувший в малиновых углях огонь, и ставила чайник, Олег бегло осмотрел её жилище, и, стараясь делать это неявно, разглядел получше девушку.
Собственно, Сталкерша оказалась старше, чем это показалось сначала по голосу. Ей было лет под тридцать. Высокая и худощавая, длинноногая, что было заметно даже в балахонистом лыжном костюме, она производила приятное впечатление. Длинные светлые волосы собраны в пучок на затылке, серые глаза смотрели серьёзно и с вызовом. Со своим обрезом древней курковой двустволки она не расставалась даже когда растапливала печь. Олег заметил, что даже занимаясь хозяйством, она старалась ни на секунду не упускать из поля зрения гостей и держать обрез под рукой. Паранойя, вполне понятная в наше время, - сделал он для себя заключение. Чтобы не нервировать хозяйку, они с братом поставили автоматы в прихожей, там же повесили куртки и разгрузки. Однако пистолет и нож на поясе у каждого ясно давали понять, что к сюрпризам они готовы не только на улице.
- Что уставился? - растопив печь и поставив на неё греться чайник, недружелюбно спросила Сталкерша.
- Да я, собственно, не на вас, а на печь больше смотрю... - отмазался Олег, поймав себя на том, что действительно долгое время уже с удовольствием рассматривает ловкую фигурку в лыжном костюме, - Понимаете... Сейчас вот только сообразил - почему мы сразу не предусмотрели встроенный бак для нагрева воды? У нас ведь даже сварка есть, а в принципе, можно было его просто вмуровать в кладку. Это мой недосмотр, увы... Греем воду в вёдрах и баках на плите, как дикари на костре, чесслово...
Сталкерша засмеялась, отреагировав на такую явную отмазку. Толик тем временем выкладывал из рюкзака съестные припасы. Устроились рядом с печкой, притащив из другой комнаты кресло и стул, и сервировав ужин на маленьком журнальном столике. Сталкерша зажгла пару свечей; но Олег заметил, что свечки были для неё, судя по всему, ценностью; и предложил свой вариант освещения: сунул включённый фонарик в скомканный полиэтиленовый прозрачный пакет, и поставил этот импровизированный светильник, в котором пакет играл роль диффузора, на стол. С видимым облегчением хозяйка потушила свечи - света хватало.
- Вы успели затариться батарейками? А я вот экономлю...
- Успели, да. Вы, может, помните - в самом начале, когда ещё давали свет, а мародёрка уже началась, батарейки буквально валялись под ногами. Собственно, мы просто были несколько предусмотрительнее остальных... Да это и не батарейки - аккумуляторы, у нас есть генератор для подзарядки.
- Богатые?
- Не так чтобы. Но быт себе немного стараемся облегчить.
- Я смотрю консервы 'МувскРыбы' у вас?.. Новые? - спросила она, нарезая ломтиками солёное сало.
- И новые. И старые есть, ещё до-бе-пе-шные. И шоколад есть. Угощайтесь.
- Спасибо. - Сталкерша, в свою очередь, выставила на стол начатую коробку шоколадных конфет и пачку печенья.
- А эпидемия у вас тут есть? Больные?
- Было. Издому полтора месяца не выходила. Потом... Потом ЭТО прошло как-то само-собой. Говорят, 'штамм вируса не переносит низких температур' - просто вымерзла зараза. Вместе с носителями.
- Сколько этих 'носителей' тут лежит по квартирам - представляете? Что будет весной?
- Да понимаю я...
Толик, не участвуя 'в беседе', разогрел на плите в одолженной сковородке перловую кашу с тушёнкой, выгреб себе в тарелку добрую половину и молча принялся за еду.
- Ну так как, за знакомство? - Олег достал из нагрудного кармана небольшую стальную фляжку.
- Ну шас. Как вы это представляете? На ночь глядя распивать спиртные напитки с малознакомыми мужчинами? Я девушка воспитанная! - с усмешкой отказалась Сталкерша и непроизвольно подвинула к себе поближе лежащий рядом обрез.
- Какая-то ты явно озабоченная... - пробормотал с набитым ртом Толик.
- Ах! Как приятно в наше время встретить столь воспитанного человека, столь тонко отслеживающего все нюансы ритуала знакомств... Это ничего, что мы представились друг другу в столь странных для благовоспитанных людей обстоятельствах?.. - не приминул подколоть Олег. Все засмеялись, напряжённая обстановка разрядилась.
За чаем Олег рассказывал про Башню. Он сознательно не упоминал про состав и количество 'гарнизона', вскользь дав понять, что они с Толиком лишь небольшая разведгруппа, а количество стволов гарнизона позволяет решать самые разнообразные задачи. Про себя он подумал, что если не считать это простой предосторожностью, это можно было бы оценить как бахвальство, подобно тому как раньше 'новый русский' хвастался якобы имеющейся на Канарах виллой и яхтой в средиземноморском порту... Да, времена изменились, и наличие пулемёта в хозяйстве теперь было бОльши признаком преуспеяния, нежели 'Бентли' в прошлом.
Коротко рассказал что 'Башня' уже выстояла против трёх наездов, что 'Башня' исповедует принцип кровной мести и имеет свой 'Кодекс'.
В ответ Ольга рассказала про своё бытьё. Она не углублялась в прошлое, а начала рассказ сразу с начала развала. Олег отметил, что в рассказе её были явные недомолвки и умолчания; в частности, она так и не сказала, откуда взялся мешок с мясом и салом в мусорном контейнере. Оно было и понятно - жизнь не располагала к излишней откровенности.
Несмотря на слабые протесты Сталкерши, намеревашейся отправить их на ночлег в соседскую квартиру, спать улеглись все в комнате с печкой, от которой исходило приятное тепло. Толик при поддержке Олега наотрез отказался 'ночевать в квартире, где пришибли какую-то бабку...'
- Вдруг она ночью явится, вся в белом?? Брррр ! Да я с деццтва боюсь покойников!
Хозяйка, не раздеваясь, устроилась на диване, в обнимку с обрезом под пледом; Олег с Толиком расстелили спальные мешки.
На следующий день Сталкерша действительно вывела их на ребят, занимавшихся металлообработкой. Их старший, Валерий Александрович, серьёзный пожилой дядька, сразу оценил весь возможный будующий профит от изготовления оборудования для таких вот скважин. Но торговались долго. Олег напирал, что он даёт им новый фронт работ, новую 'рыночную нишу' - оставляет всю 'техдокументацию': самопальные чертежи на ватмане, и 'весь техпроцесс'; Валерий Александрович чесал в затылке, упирал на трудности с электричеством и отсутствие грамотных токарей. В конце концов хлопнул ладонью по столу - так, что дежурившие у дверей вооружённые автоматами молодые парни бандитского вида, охрана, явно дезертиры, судорожно клацая затворами ломанулись в комнату где шли переговоры, - и сказал:
- А, ладно! Сам к станку стану, - сделаем! У нас тут хоть и частный сектор рядом, колодцы, но и самим скважина не помешает! Да в посёлках вокруг города почти сплошь центральное водоснабжение... Было. Сделаем! Цену гнуть не стану, главное - чтоб получилось!
Ударили по рукам, обсудили ещё возможность к весне заказать машину на газогенераторном топливе, оговорили сроки и порядок расчётов - и расстались довольные друг другом.
Попрощались со Сталкершей. Перед этим, во дворе мехмастерских, Толик, нагнав на себя проницательный вид, спросил:
- Ты, брателло, не запал ли на неё? Чо-то есть у меня ощущение, что хочется тебе пригласить её в нашу команду, не?
- А что?.. - неловко изобразив, что эта мысль только сейчас пришла ему в голову, ответил Олег, - Почему нет? Как ты на этот счёт?..
- Ну чё сказать... Девка, как грится, справная... Во всех смыслах. Только есть моменты...
- Какие же? - Олег был удивлён, что, как видно было, брат эту перспективу уже 'прокачал' на 'за' и 'против'.
- Во-первых, - стал в манере Олега загибать пальцы Толик, - Если уж на то пошло, то 'по законам Дикого Запада', по которым мы теперь и существуем, прежде чем заводить себе новую женщину, надо бы прогнать, а лучше - пристрелить свою женщину прежнюю...
Олег уставился на брата, пытаясь понять шутит тот или серьёзно.
- А что? Так уж заведено было. 'Мама, мама, мне кажется, Билл скоро сделает мне предложение! - Почему ты так думаешь? - А он уже пристрелил свою прежнюю жену!' - Толик заржал над своей шуткой, но видя, что Олег и не улыбнулся, продолжил:
- Прикинь реакцию твоей бывшей. И соответствующую ат-мо-сферу! Ты можешь ей ничего и не говорить - она сама всё просечёт! Даже я просёк, когда ты с ней вчера любезничал, а бабы такое чувствуют спинным мозгом... Собственно, другого им и не дано, да...
- И чо мне теперь, всю жизнь... Вернее, весь остаток жизни, ходить в 'бывших мужьях'? Толик, вот уж реакция моей 'бывшей' меня волнует меньше всего.
- Гы. Так я тебе и поверил. Тогда придётся пристрелить - рано или поздно. Лучше раньше, чем по необходимости поздно. Ты крысиного яду в тарелку, что ли, дождаться хочешь?.. Кстати!
- Что?
- Не думай, что я не заметил, что ты вчера чай стал пить только после того, как Сталкерша себе налила и отпила!
- Оно и понятно, - согласно буркнул Олег, - Кто она нам, и кто мы ей? А стволы есть стволы - немалая ценность! А сплю я чутко...
- Гы. Такая же фигня в голову пришла вчерась. Итого. Дальше. Во-вторых, и это главное, мне не понравился её взгляд. Чо-то тут, брателло... Знаешь, если одинокая молодая, и 'ничего себе' баба пережила этот год, - то через кое-что ей пришлось пройти... Что - она нам 'освещать' не стала. Откуда у неё этот обрез? Ты поверил сказке про соседку? А конфеты? А мясо и сало? Печка? Она ведь ничего внятного на этот счёт не сказала! Знаешь... Как бы нам не привести крокодила в наш курятник!
- Сейчас выживают только крокодилы. Главное, чтобы это был свой, ручной крокодил. Пудель мне самому без надобности - вон, болонка одна уже есть. C пуделями вон что бывает - шкурка на пеньке... - он вспомнил Графа и кулаки его непроизвольно сжались.
- Вон, из Элеоноры за несколько месяцев, за полгода, из болонки вполне себе крокодил получился! Ты ж и воспитал, - вспомнил Олег.
- А! Да. Есть такой момент. - Толик ухмыльнулся, - А ничё крокодильчик получился, а? Не поверишь, - третий день не вижу - уже скучаю... Брателло, веришь? - сам не ожидал!
- Это любовь, брат! - съязвил Олег.
- Гы-гы-гы! Точно! Так вот он какой, северный олень! - одобрительно заржал Толик, и тут же стал серьёзным:
- А если говорить начистоту, то чувствую я в ней... В Сталкерше, то есть. Хм... Родственную душу, как ни странно. Но ничего хорошего в этом нет! Поскольку себя-то я хорошо знаю, и вот что - я бы не советовал брать меня в компанию тем, кого я за свою компанию сам не признал. Понимаешь? Напряжно я себя с ней чувствую. Не рискнул бы лишний раз без необходимсти к ней спиной поворачиваться! Через чур дерзкая и резкая. Напрягает... Да, кстати! Она не лесби случаем?
- Да ну тебя нафиг, с чего ты взял? - махнул рукой Олег, - Да и я-то откуда знаю?
- Да не, это я так... Короче, что думаешь по раскладам?
- Всё что ты сказал - убедительно. Но, в то же время, болонки нам и не нужны. И... Надо бы спросить согласия остальных. Понятно, что по большому счёту мы тут решаем, но определённый пиитет надо бы сохранить. Во избежание.
Но всё определилось раньше и проще. Когда перед уходом пили чай и собирались прощаться, Сталкерша сама, вызвав немалое удивление обоих братьев, вдруг сказала:
- Вы знаете, Олег, если вы собираетесь предложить мне идти с вами - то я отказываюсь.
Склонив голову набок, полюбовалась на ошарашенного Олега, убрала с лица золотистый локон, и продолжила:
- Что-то мне показалось, что именно это вы мне хотите предложить.
Помолчали.
- Или мне показалось?
- Ясное дело - показалось! - влез Толик, - Когда такая глупость следующий раз покажется, - сразу крестись! У нас там рядом целое женское хореографическое училище, - есть с кем пайком делиться!
- А, ну да! Как я сразу не догадалась! - улыбнувшись, подмигнула ему Сталкерша.
- Хм... Знаете, Ольга, мы тут через месяц примерно за заказом приедем... Да, уже именно приедем. Тогда, давайте, к этому разговору и вернёмся. И... А, собственно, почему отказываетесь?
- А вот давайте через месяц к этому разговору и вернёмся! - весело подвела черту Сталкерша.
Когда уже оделись, навьючили на себя рюкзаки с остатками провианта, заправили фляги чаем, и стали прощаться в прихожей, торопясь захватить побольше короткого светового дня, она вдруг сказала:
- Олег... Сергеевич! Мне так приятно, что мы с вами познакомились, и... хм... не перестреляли друг друга вчера! Вы про вашу собаку рассказывали, я вас так понимаю, как вы все переживали. Переживаете. Я понимаю, - это как члена семьи потерять. Я вам, вашему сыну, подарок хочу сделать. Ну - не подарок - так, презент. К Новому Году. Вот.
Она протянула небольшую картонную коробку. Олег открыл её, в полутёмной прихожей посветил внутрь фонариком - в древесной стружке на него из коробки уставился красными глазами-бусинками маленький белый крысёнок.
- Об-ба! - заглянув в коробку, воскликнул Толик, - То-то я слышал, ночью что-то шуршало; я так и понял - крысы!
- Это домашний крыс, лабораторный, видите - белый! Я их парочку случайно в одной брошенной квартире нашла, - мальчик и девочка. Этот вот - мальчик. Имя ему сами придумайте. Без домашнего питомца как-то не так, я понимаю...
- Нууу... Спасибо! - растроганно ответил Олег, трогая пальцем крохотное белое тельце с розовым голым хвостом, - Крыс, то есть Сергей, - будет рад! У нас жила крыска как-то. Давно. Совсем ручная, мы с ней даже в телешоу, в Москву ездили, первый приз получили... Ну ладно, это я потом расскажу, в другой раз. Спасибо!
- Ну, раз у вас 'Крысиная Башня', вам и нужен тотем, правда ведь? - улыбнулась Сталкерша.
- Там по округе таких хвостатых тотемов бегают стада! - заверил Толик, - Но, конечно, спасибо! От лица всей крысиной общественности Башни!
- Пожалуйста, Анатолий!
- Мне тоже очень приятно, что я вчера тебя не пристрелил, хотя очень хотелось!
- Ладно-ладно, идти пора! - чтобы не дать развиться пикировке, заторопил Олег, - Ещё раз спасибо, Ольга! То есть - Сталкерша. Да! Кстати! Вот вам и от меня новогодний подарок!
Он извлёк из кармана разгрузки и протянул ей зелёное яйцо гранаты РГД-5.
- Ой! Мне?? - радость её была огромной и искренней.
- Вам-вам. Берите. Как пользоваться - объяснять? Вернее - не пользоваться, - использовать?
- У меня папа - подполковник ВДВ!
- Ага... Ну, это многое объясняет. Ну, счастливо! - они вышли.
- Ну ты, прям... Расчувствовался, брателло! - хохотнул Толик, когда они уже были на улице.
- Тебе что, жалко?
- Нет. Просто забавно смотреть, как тебя разобрало.
- Ничего не 'разобрало'... Вполне себя контролирую, поверь. Могу я симпатичной мне женщине сделать подарок? Сам-то ты из-за ствола для Белки землю носом рыл - что я, не знаю?..
- Можешь, можешь, успокойся! Видишь как складывается: за неимением брильянтов или билетов в театр как толковый подарок проходит граната. Оно и, пожалуй, покруче брильянтов будет - по нынешнему времени-то!
Помолчав, продолжил:
- В щёчку хоть чмокнула? - в благодарность и на прощание? В залог, так сказать, будущих отношений?
- Отвяжись! Паси вон округу, а то получится как вчера!
- Гы. Оно вчера как раз с тобой получилось, не забывай. Ладно - ладно, не заводись, пошутил я...
ИСТОРИЯ СТАЛКЕРШИ
Вот вспомните как мы с вами представляли Конец света (он же Апокалиписис, еще откликается на Армагеддон, ну, а для друзей просто Полный Песец) году эдак в ... Ну, не важно в каком. Многие думали, что все будет зловеще и величественно, прям как в Библии - всадники там бледные прискачут, земля развернется, ну и прочие голливудские спецэффекты в реале попрут, но все оказалось весьма банально - пришла толстенькая северная лисичка и нагло ухмыляясь навалила такую кучу, что мы и по сей день это дерьмо не можем разгрести.
Знаете, бывают в истории такие точки отсчета, которые делят жизнь человека на две неравные части - 'до' и 'после'. Не даром ведь говорят 'это было до войны' или 'произошло уже после развала Союза'. Но вот что интересно, хотя про Развал и говорят точно так же, но никто ведь так и не определил дату его, так сказать, первого (или наоборот, окончательного?) прихода. Нет, конечно, все знаю, что сей зловредный пушной зверек с ценным мехом, заявился по нашу душу именно в этом году, но когда начинаешь допытываться более подробно, то едва ли не каждый называет свою собственную дату Развала. Для кого-то это 7 июня - день, когда было официально объявлено о дефолте, после чего рубль упал почти в восемь раз, а кто-то говорит о июле, когда к власти пришло Правительство национального спасения, оно же 'Новая Администрация'. Но ведь если вдуматься, то все началось намного раньше.
Я, как и большинство наших сограждан, очень долго не замечала первых признаков надвигающейся катастрофы, хотя уже тогда в воздухе витало какое-то напряжение, некая зловещая энергетика, какая всегда ощущается перед грозой. Вроде как все кругом хорошо, птички щебечут, ветерок ласково листвой шелестит, но уже чувствуется приближение яростных шквалов урагана и ослепительных вспышек молний.
Однако это были всего лишь неясные предчувствия, которые, словно разряды статического электричества, спонтанно возникая, почти сразу исчезали без следа. Тем более, что монолитно-государственное телевидение не оставляло сомнений в том, что как бы не сложились цветные стеклышки в калейдоскопе вселенского бытия, будущее для Страны все равно будет безоблачным.
Конечно, были и зарубежные радиоголоса, все чаще и все настойчивей пытающиеся донести до вконец отупевшего от халявы и иллюзорного изобилия обывателя мысль о неизбежности проблем уже в самом ближайшем будущем, но кто сейчас слушает радио? Тревожные сигналы в мозги заторможенного электората посылал и Интернет, но всемирная паутина слишком дискредитировала себя едва ли не ежедневными прогнозами конца света, публикуемых вперемешку с фотографиями Ксении Собчак в нижнем белье и 'документальных' съемок вскрытия инопланетян.
Поэтому даже когда гром все-таки грянул, поначалу большинство приняло его за всего лишь еще одно пиротехническое шоу. Именно поэтому конец света в стране как всегда пришел абсолютно неожиданно.
Лично для меня конец света начался, когда я увидела, как маленький магазинчик в моем дворе громит толпа, почти сплошь состоящая из вполне прилично одетых людей. В оцепенении я стояла у окна и смотрела, как рассыпаются по асфальту разноцветный кульки и свертки вперемешку с осколками разбитых витрин. Самым страшным был даже не сам погром (слухи о таких вот экспроприациях в других городах циркулировали достаточно давно), а то, что погромщиками были не какие-то бомжи или уличные гопники и даже не вечно грязные гастарбайтеры с соседней стройки, а вполне нормальные люди, среди которых я даже узнал кое-кого из своих соседей. Почему-то именно этот факт и убедил меня в том, что мир окончательно рухнул и реальность, такая привычная и удобная, окончательно и бесповоротно разлетелась на миллионы осколков, словно зеркальная витрина от удара булыжника.
В тот вечер я еще долго стояла у окна, все надеясь, что хоть кто-то прекратит этот беспредел, но так никто и не появился: ни милиция на УАЗиках с мигалками, ни частная охрана на раскрашенной эмблемами какого-то ЧОПа 'Форде': Наступила эпоха всеобщего эгоизма и каждый теперь мог рассчитывать только сам на себя, а будучи убит или ограблен не мог рассчитывать на хоть чью-то защиту. Просидев у окна далеко за полночь, я набралась храбрости и, сходив в разгромленный магазинчик, набрала целую охапку разорванных и растоптанных кульков и пакетов, брошенных погромщиками. Тогда еще люди не овладели искусством мародерства в полной мере, считая хорошей добычей не пакет крупы или упаковку сосисок, а бутылку дорогого марочного коньяка или пригоршню золотых цепочек. Но очень скоро даже самые тупые поняли, что мародерство в данный исторический момент это не метод обогащения, а способ выживания. И вот тогда Большой Песец пришел по-настоящему.
Спустя пару дней, на улицах появились первые армейские патрули, а перекрестки 'украсили' блок-посты огороженные стенами из бетонных блоков и мешков с песком. Никакого серьезного влияния на борьбу с валом уличной преступности, буквально захлестывающим город, это так и не принесло - те, кто хотел выжить, все равно могли рассчитывать лишь сами на себя, а солдаты предпочитали отсиживаться на блок-постах, лишь изредка патрулирую ночные улицы на бэтээрах и УРАЛах.
Однажды я была разбужена многоголосым людским говором за окном. Вскочив с постели, завернувшись в простыню, я, кинулась к окну и выглянула наружу. Перед подъездом собрались не меньше двух десятков соседей, окруживших какого-то незнакомого человека со старинным транзисторным приемником в руках, и что-то бурно обсуждавших. Сгорая от любопытства, я сунула ноги в сланцы, накинула халат и выскочила во двор.
Протолкнувшись поближе, я стала жадно прислушиваться к доносящемуся из транзистора голосу. Но к моему глубокому разочарованию транслировали обращение какого-то Правительства национального спасения, какой-то 'Новой Администрации', которая объявила о свержении 'преступного авторитарного режима' и введении чрезвычайного положения. Больше никакой конкретики в этом послании не содержалось, если не считать таковыми призыва 'сплотиться вокруг патриотов страны' и угрозы 'дать отпор все врагам Отечества как внешним, так и внутренним'. По окончании обращения зазвучала 'Патриотическая песня' Глинки. Комментировали собравшиеся радиообращение каждый на свой лад, от 'Просрали страну, козлы!' до 'Ну, наконец-то наведут порядок!', но лично я так и не поняла, с чего все так всполошились - один черт все эти склоки в верьхах никакого порядка в нашу жизнь не привнесут, а просрали страну похоже, еще задолго до моего рождения. Домой я поднялась разочарованная до глубины души.
Однако, в своем прогнозе я несколько ошиблась. Следующей же ночью меня разбудил тяжёлый удар, передавшийся через землю, стены - а затем отдаленный гул, похожий на звуки далекой грозы. Глянув в окно, я увидела зарево грандиозного пожара, встающее зловещим рассветом над центром города. Небо было сплошь прошито ослепительными стежками трассирующих пуль. Периодически треск автоматных и пулеметных очередей заглушался упругими хлопками взрывов, изредка вступали весомым басом то ли тяжелые пулеметы и автоматические пушки.
Лишь под утро перестрелка поутихла, лишь изредка были слышны отдельные выстрелы или короткие, скупые очереди.
На утро я, вместе с толпой потянувшейся к центру народа, пришла к Белому дому. Собственно 'белым' он уже не был - стены зияли пробоинами, а начерно закопченные оконные проемы скалились бритвенно-острыми осколками выбитого стекла. Периметр из бетонных блоков и плит был во многих местах снесен, а чуть поодаль дымилось несколько сгоревших грузовиков и бэтээров. Полуразрушенное здание областной администрации было окружено плотным кольцом военных, сплошь офицеров и прапорщиков внутренних войск, а вот милиции что-то не было видно совсем. Народ все прибывал, но люди вели себя как-то пришиблено, даже разговаривали вполголоса - видимо, сказывалась сюрреалистичность ситуации, когда посреди мирного, залитого летним солнцем города солдаты расстреливают резиденцию власти, которой еще недавно преданно служили.
Потолкавшись в толпе, я из обрывочных сведений, выхваченных то тут, то там сумела-таки составить общую картину ночного боя. (А то, что тут был именно бой, сомнений не оставалось, достаточно было взглянуть на взорванные пулеметные гнезда и сорванный с опор шлагбаум при въезде). Звучала она приблизительно так:
Позавчера ночью в столице произошел военный переворот. Возглавил путч генерал Родионов, командующий воздушно-десантными войсками, бросивший на столицу целую дивизию ВДВ. Десантники буквально за пару часов заняли все мало-мальски значимые объекты города, уничтожив оставшихся верными президенту и парламенту милицию и ОМОН. Поднятая по тревоги отдельная дивизия оперативного назначения внутренних войск не успела воспрепятствовать молниеносному захвату власти и уже на въезде в город втянулась в бой с десантурой, по слухам там и сейчас, спустя двое суток, периодически вспыхивают локальные стычки между десантниками и спецназом.
Наутро, чины из министерства обороны сформировали Правительство национального спасения, ту самую 'Новую Администрацию', избрав президентом все того же Родионова, который первым же указом ввел в стране прямое президентское правление, назначив на должности генерал-губернаторов командующих военными округами. Ко всему прочему тут же им были подписаны списки лиц подлежащих немедленному аресту, в число которых угодила и большая часть ныне действующих мэров и глав областных администраций... Понятное дело, что уютно устроившиеся за годы застоя, чиновники вовсе не хотели покидать свои роскошные кабинеты и переезжать в сырые и неотапливаемые тюрьмы, а потому попытались саботировать указы новой власти, призвав на помощь оставшуюся верной милицию.
Но, даже не смотря на то, что армия, в отличие от МВД, была серьезно ослаблена массовым дезертирством рядового состава, силы были явно не равны - армейцы, куда лучше вооруженные и имеющую бронетехнику и артиллерию, в считанные дни смели казавшуюся абсолютно незыблемой административно-командную вертикаль в регионах.
В нашем областном центре произошло приблизительно то же самое - вэвэшники, сняв ночью с охраняемого периметра большую часть личного состава, взяли штурмом здание областной администрации, повыкидывав из окон засевших там немногочисленных ментов. Временную администрацию возглавил командир <вованского> полка.
Побродив еще по пустынной площади вокруг полуразрушенного здания, я пошла домой со странным чувством, как будто побывала на похоронах какого-то не очень близкого, но все же хорошо знакомого человека. Впрочем, если вдуматься, то именно на поминках по навеки исчезнувшему политическому режим я и побывала.
А выживать (именно выживать, а не жить) становилось все труднее и труднее. 'Новая Администрация' не сделала ничего нового, кроме как огородилась колючкой и бетонными блоками, создав внутри города 'зелёную зону', - аналог оккупационных 'зелёных зон' в Кабуле и Багдаде. Ресурсов больше не стало. 'Апофеозом' мудрости было 'решение' всеми способами выгнать людей из городов 'на подножный корм' в деревни и 'сельскохозяйственные коммуны'.
Всё происходило постепенно, но быстро. Сначала позакрывались немногие оставшиеся не разгромленными магазины, на их место пришли стихийные рынки растущие, словно метастазы раковой опухоли. Торговцы собирались буквально на каждом свободном пятачке, оперативно стаскивая туда картонные коробки и скамейки, выломанные в ближайшем сквере и под охраной дюжины мрачных личностей в разномастном камуфляже, вели свой незамысловатый бизнес. Торговлей это было назвать нельзя хотя бы в силу того, что все сделки были скорее обменом ценностями, поскольку очень скоро стало ясно, что рубль, как денежная единица, не стоит даже той бумаги, на которой напечатан. Лишь первое время отдельные состоятельные счастливчики расплачивались неведомо как сбереженными долларами и евро, а потом окончательно наступила эпоха натурального обмена.
Все это время я провела, бесконечно блуждая по сотням расплодившихся базарчиков, пытаясь (иногда даже успешно) выменять хоть что-нибудь полезное для нынешней жизни в обмен на то, что когда-то оставляло смысл жизни в прошлом. Первым ушел на рынок замечательный южнокорейский телевизор <Самсунг> с экраном чуть меньшим, чем крышка письменного стола. Тогда еще из-за наличия электричества подобные вещи неплохо ценились, и в результате этой бартерной сделки я получила продуктов почти на четыре месяца более-менее сытой жизни. Следующим обреченным стал ДВД-проигрыватель, за который я умудрилась-таки выменять у прижимистой крестьянки аж целый мешок картошки, что для того времени можно было считать очень выгодной сделкой. А вот почти новую кофеварку 'Скарлетт' я просрала, причем практически в буквальном смысле этого слова - потащив давным-давно ненужный агрегат на рынок в надежде обменять на какую-нибудь крупу, я, поддавшись случайному порыву, отдала его за две банки сгущенки, которые по приходу домой и съела в один присест, намазывая на размоченные в кипятке сухари. Конечным результатом этой гастрономической оргии стало многочасовое бдение на унитазе, благо в то время канализация функционировала еще более-менее исправно.
С реализацией музыкального центра у меня вышла крупная промашка - именно в это время на город обрушилась первая волна веерных отключений электричества, и вся бытовая техника резко упала в цене. (И вправду кому нужен домашний кинотеатр, если свет дают хорошо, если на три часа в день?) Поначалу было дико видеть, как за разбитыми витринами магазинов сиротливо сгрудились супернавороченные домашние кинотеатры и плазменные телевизоры. Брошенные и никому не нужные, они почему-то напоминали мне гламурных декоративных собачек, всех этих пудельков и мопсов, которые вдруг надоели своим хозяевам и тут же оказались на улице. Когда-то они было желанны и престижны, украшая интерьеры элитных квартир и фешенебельных коттеджей, а теперь хозяева забыли про них, занятые куда более важными делами. Например, пытались выжить.
Одним словом, хотя вырученные за мой 'Филипс' с пятидисковым чейнджером два пакета вермишели были скорее моральным утешением, чем реальным доходом, но тогда я радовалась и этому.
Последним я, скрепя сердце, рассталась с ноутбуком, 'наварив' на этой сделке на удивление много. Электричество в большинстве спальных районов города уже начало переходить в разряд экзотических явлений, вроде северного сияния или шаровой молнии, и понимая бесперспективность обмена навороченного ноута на банку тушенки, я пошла ва-банк - смотавшись на армейский блок-пост и в два счета охмурив истосковавшегося по женскому обществу радиста, за пару часов зарядила аккумуляторы своего 'Ровербука' после чего исчезла, оставив незадачливого сержанта в состоянии глубокого разочаровании. На следующий день я толкнула ноут на отдаленном рынке барыге-кавказцу с лицом не слишком обремененным интеллектом, продемонстрировав ему на экране какую-то эффектную игру-стрелялку с кровищей и взрывами. На вопрос 'Как эта фыгня будэт работат когда батарэйка сядэт?' я небрежно ответствовала, что, мол, без проблем, все пашет от солнечных батарей, при этом демонстративно ткнув пальчиком в собственноручно наклеенные на верхнюю крышку ноутбука прямоугольные кусочки закопченого стекла.
Столь дерзкая коммерческая операция позволила мне хорошенько затариться едой и протянуть до первых холодов, когда 'неожиданно' для всех стало ясно, что этой зимой отопительного сезона не будет. Совсем.
С первыми же морозами на всех окрестных блошиных рынках синхронно подсочила в цене теплая одежда, но при этом нашлось очень мало желающих ее продавать. Именно в это время все окончательно осознали, что проблемы в стране из экономического кризиса плавно переходят в полную катастрофу, а нынешняя зима станет настоящим тестом на выживание, который сдадут увы, далеко не все. Лица людей на улицах как-то резко переменились, куда-то исчезли апатия и обреченность, теперь куда ни посмотри, кругом была видна какая-то отчаянная, даже бесшабашная удаль, эдакое чувство собственной обреченности, смешанное с желанием хорошенько повеселиться напоследок. При этом лишь незначительная, самая параноидальная, часть пресловутого электората предпринимала хоть какие-то существенные приготовления к предстоящей, страшной зиме. Из отрезков труб и старых железных бочек варганились печки-буржуйки, самые продвинутые и вовсе складывали внутри квартир настоящие печи. Почти в это же время электричество перешло в категорию умозрительных абстракций даже там, где оно ещё было - при первых же сильных морозах решившие согреться самопальными обогревателями горожане напрочь выжгли все трансформаторы на районных подстанциях. Власти предприняли тогда первую и последнюю попытку ремонта, но все свелось к новым выгоревшим дотла трансформаторным будкам.
Приблизительно в это же время мне впервые по-настоящему повезло - умер сосед напротив, древний, но еще крепкий дедок с лихо закрученными усами, как у Буденного. Его супруга, чистенькая и трогательно-вежливая седенькая старушка, называвшая меня всегда не иначе, как <доченькой>, посвятила меня в свою тайну, которую она, вполне обосновано, боялась выдать первому встречному. Оказалось, что Иннокентий Кузьмич был не только заслуженным машинистом и ветераном труда, но и заядлым браконьером. Именно благодаря этому его курковая незарегистрированная двустволка и избежала повальных конфискаций легального огнестрела, организованного с истеричной поспешностью агонизирующей властью. Старушка панически боялась разглашать эту <страшную> тайну, будучи в силу совкового воспитания уверенной, что стоит только поделиться этим секретом хоть с одной живой душой, как ее тут же упекут в далекий сибирский лагерь вместе с убийцами и насильниками. Мне она решила довериться лишь по причине полной безысходности - к тому времени положенные пенсионерам социальные пайки не выдавали уже третий месяц, и старушка переборов страх, решила пуститься во все тяжкие, сменяв ружьишко 'на что-нибудь покушать'. Я мигом смекнула открывшиеся передо мной перспективы и мгновенно согласилась стать посредником в совершении этой полукриминальной сделки.
Тогда оружие еще не стало предметом свободной купли-продажи наравне с картошкой и мылом, а потому, как всякий эксклюзив, имело огромную ценность. К тому же оружейные рейды привели к тому, что оружие осталось на руках либо откровенных бандитов, либо состоятельных граждан, сумевших откупиться от заявившихся за стволами 'конфискаторов'. А осенний взрывообразный рост преступности и вовсе повысил спрос на любой, даже самый завалящий ствол до немыслимых пределов, поскольку каждому стало ясно, что в самое ближайшее время уже сам факт обладание хоть каким-то оружием станет синонимом выживания. Именно поэтому я и согласилась сыграть роль посредника в продаже бесценного ружья. Причем в продаже самой себе.
Конечно, я вовсе не собиралась платить за него реальную (читай - просто фантастическую) цену, которую дали бы за него серьезные торговцы, благо Пилагея Ильинична со своим хроническим маразмом навряд ли понимала истинную ценность предмета торга. (Угрызения совести, мучившие меня по этому поводу исчезли где-то через полминуты размышлений на эту тему. В конце концов не надо быть провидцем, чтобы понять тот простой факт, что нынешнюю зиму бабка все равно не переживет, а драгоценный 'тозик' достанется случайному мародеру.) К тому же, к моей вящей радости, в комплекте с ружьем бабулька отдавала три десятка патронов с крупной дробью, но и полторы банки пороха, вкупе с полусотней латунных гильз и коробкой капсюлей. Это окончательно развеяло все мои сомнения в плане чистоплотности такого торга.
Сделка совершилась к всеобщему удовлетворению, Пилагея Ильинична получила кроме муки и консервов еще и одну из двух печек-буржуек, привезенных мной со своей заброшенной дачи. Вторую, с приваренным баком для подогрева воды с превеликим трудом вытащенную из тесной бани, я предусмотрительно оставила себе. Однако, и тут пришлось понести немалые расходы - за вывоз печек из садового кооператива пришлось отдать двум жадноватым деревенским мужичкам полбанки бесценного пороха.
Где-то в это же время начали исчезать армейские блок-посты. Поначалу с каждым днем уменьшался их численный состав - по ночам отчаявшиеся солдатики дезертировали поодиночке, унося с собой оружие и сухпайки. В конце концов, все кончилось тем, что один из отдаленных блок-постов, в котором из личного состава осталось лишь полдюжины офицеров, был захвачен какой-то бандой, грамотно снявшей часового, а затем вырезавшей так и не успевших проснуться военных. К приезду тревожной группы все стрелковое оружие, запасы продовольствия и топлива исчезли без следа вместе с нападавшими.
Спустя несколько дней, все оставшиеся войска и милиция были сосредоточены вокруг центра города и парочки пригородных элитных поселков. И тогда на улицы пришла настоящая анархия...
Самое первое убийство, произошедшее у меня на глазах, случилось уже на вторую ночь после того, как армия и милиция сдали город на откуп уголовникам и мародерам. Где-то за полночь на улице послышался шум драки, затем дикий, какой-то нечеловечески вопль, прерванный хлюпающим ударом, словно кто-то пытался обработать громадную отбивную кузнечным молотом. Затем все мгновенно стихло, лишь слышался удаляющийся топот обутых в тяжелые зимние ботинки ног.
На утро в неверном свете зарождающегося дня я увидела скрюченный труп с размозженной головой, вмерзший в лужу крови посреди детской площадке. Как ни странно это зрелище, в иное время ужаснувшее бы до глубины души, не произвело на меня ровным счетом никакого впечатления - похоже, что внутренне я была уже готова к тому, что очень скоро подобное станет таким же обыденным явлением как дождь или закат.
Где-то в середине ноября снег лег уже окончательно и термометр за окном показывал ниже нуля не только ночью, но и днем. Окна многоэтажек ощетинились дымящимися трубами, а стук множества топоров стал непременным спутником каждого утреннего пробуждения - оставшиеся в городе сограждане усиленно заготавливали дрова, вначале ломая скамейки во дворах, потом беседки в детском садике по соседству, а под конец взялись за немногочисленные тополя вдоль аллей. Все попытки отапливаться, сжигая мебель, не увенчались успехом - ДСП давало куда больше копоти и дыма, чем огня.
Я тоже по мере сил поучаствовала в запоздалой подготовке к отопительному сезону, однако, вскоре окрестные источники топлива истощились, и дрова пришлось возить из ближайшей лесопосадки, благо до нее было не больше пары километров. Другое дело, что даже такой не слишком далекий путь был доступен лишь молодым и сильным, а старики, оставшиеся без помощи родственников были обречены на скорое вымерзание.
Приблизительно в это же время я впервые в жизни убила человека. Сейчас-то я понимаю, что только то, что я в основном сидела дома, спасло меня от того, чтобы сей факт случился намного раньше. Произошло это банально, вовсе не так, как в фильмах Роберта Родригеса, где главные герои сближаются в смертельном противостоянии под тревожно-пронзительную музыку Мориконе, а потом как и положено, включается эффект замедления времени и летящая вместе с пулей камера, эффектно пробивает голову главного злодея.
Спасло меня только то, что сразу после приобретения двустволки я нашла в кладовке ржавое полотно ножовки и, обмотав один конец тряпкой, отпилила у ружья оба ствола и приклад, получив, таким образом, некое подобие старинного двуствольного пистолета, достаточно компактного, чтобы спрятать под одежду.
Именно поэтому, когда в плохо в освещенном переулке дорогу мне перегородили трое малолетних шакалов породы 'гопник уличный обыкновенный', я одним движением выхватила обрез из-под куртки и направила в брюхо самого высокого, явно вожак стаи. Наверное, я все же не стала бы стрелять, но в панике так крепко сжала оружие, что указательный палец невольно вдавил спусковой крючок...
Эхо от оглушительного выстрела еще гуляло между бетонными стенами, а двое уцелевших ублюдков уже скрылись под аркой, бросив третьего, корчащегося на земле с развороченным крупной дробью животом. Некоторое время я оцепенело смотрела на извивающееся на окровавленном снегу скулящее существо, еще совсем недавно бывшее наглым и уверенным в собственной безнаказанности самцом. В фильме какого-нибудь Джона Ву я должна была бы со звонким щелчком перезарядить обрез, выбросив на снег зашипевшую гильзу, и посмотрев в глаза поверженному врагу сказать что-нибудь многозначительное, пригодное для финальной фраза блокбастера, а потом выстрелом в упор добить умирающего. Но в жизни все оказалось совсем иначе - я просто постояла еще чуть-чуть и, спрятав оружие за пазуху, не торопясь, пошла по улице в сторону своего дома. В голове у меня была полная пустота, и рухну на кровать, я уснула быстро и безо всяких сновидений.
В конце ноября в городе произошло то, что историки Древнего Рима назвали 'нашествием варваров', вот только 'варвары' эти не вторглись из далеких заморских земель, а напротив, были, плоть от плоти города - в последних числах месяца взбунтовалась колония особого режима на окраине. Подробности этого бунта я узнала лишь спустя долгое время от одной знакомой, которая служила там заместителем начальника колонии по воспитательной части.
Тюрьма была переполнена заключенными, как отбывавшими срок с докризисных времен, так и осужденных за грабежи и убийства в последние месяцы. Камеры были переполнены, отопление осуществлялось самодельными печками, для которых вечно не хватало дров, а питание было настолько скудным, что случаи смертей от истощения вовсе не были чем-то из ряда вон выходящим. Тюрьма - всё же закрытое заведение, доступ 'с воли' очень затруднён, если не считать сотрудников, которые сами жили очень компактно; так что эпидемия ИТУ обошла стороной. Но в конце первого месяца нового года, администрации ИТУ стало понятно, прокормить всех зэков до весны не удастся. Получив подобную шокирующую информацию, новоиспеченный глава временной администрации принял по-военному прямое решение - ничтоже сумняще, он приказал попросту уничтожить часть наиболее опасных уголовников, дабы остальные смогли хоть как-то протянуть на скудных запасах, хотя до весны.
Понятное дело, что выполнить такой откровенно бредовый приказ никто не спешил, и сотрудники ИТУ затаив дыхание, с ужасом ожидали приказа начальника колонии. Неизвестно, чем бы кончилось вся эта история, если бы какой-то доброхот не додумался сообщить зэкам об их возможной участи.
Как именно начался бунт, точно не знает никто, но буквально за несколько минут вырвавшиеся из камер заключенные овладели тюрьмой и с отчаянием обреченных ринулись на штурм сторожевых вышек. Конечно, прежде чем погибнуть, часовые успели расстрелять немалую часть нападающих, но все же большинство зэков вырвалось в город, причем кое-кто с трофейным оружием в руках, в результате чего перепуганные горожане получили Варфоломеевскую ночь и 'Утро стрелецкой казни'' что называется 'в одном флаконе'.
К счастью боеприпасов у заключенных оказалась не так уж и много, а армейские подразделения, контролирующие центр города, 'зелёную зону', были все еще достаточно сильны, чтобы если не остановить, то хотя бы как-то сбить волну уголовного беспредела. Несколько дней в городе почти непрерывно гремели выстрелы и рычали моторы бронетранспортеров - армейцы в последнем порыве зачищали город от разбежавшихся урок. О каких-то арестах и задержаниях речи уже не шло - оказавших сопротивление или даже просто подозрительных личностей расстреливали на месте, а потому при этом полегло немало вполне добропорядочных граждан. Все это время я безвылазно просидела взаперти, боясь даже высунуться на улицу и слышала, как на вторую ночь в квартиру Пилагеи Илиничны вломились какие-то уроды, высадив тонкую фанерную дверь. Отчаянные крики старушки, наивно попытавшейся позвать на помощь соседей, были прерваны глухим ударом...
Через некоторое время, как видно не найдя чем поживиться в квартире бедной бабульки, уроды начали ломиться ко мне, решив, что за такой замечательной железной дверью уж наверняка есть что-то очень ценное. Сообразив, что просто отсидеться мне не удастся, а даже самая прочная стальная дверь рано или поздно не выдержит напора стаи разгулявшихся отморозков я, не долго думая, зарядила в обрез специально заготовленный холостой патрон и пальнула в прихожей, так что уши заложило, попутно, рявкнув, что если они, петухи фаршмачные, сейчас же не срыгнут, то за сохранность их очка я не ручаюсь. Ответом мне был топот убегающих вниз по лестнице ног.
На третьи сутки зачистка пошла на убыль, основная масса беглых уголовников была либо уничтожена, либо разогнана по подвалам и брошенным владельцами бесхозным квартирам, однако и армейцы понесли немалые потери и, что самое важное, потратили практически все запасы топлива и боеприпасов. После этого все уцелевшие армейские подразделения были стянуты на территорию полка внутренних войск, где и разместилась временная администрация области. Лишь на выезде из города еще остались небольшие заставы, вяло пытавшиеся перенаправить вконец отчаявшихся людей, покидающих город, в уцелевшие после эпидемии 'сельхозкомунны'.
С началом эпидемии ситуация с продовольствием в городе обострилась до крайности - рынки практически опустели, жители окрестных сел смекнули что почем и перестали отдавать картошку и мясо за никчемные МР3-плееры и сотовые телефоны. Очень ценились оружие (но его никто не продавал) и теплая одежда (однако, и тут спрос на порядок превышал предложение). Голодные и растерявшие последние остатки морали люди пытались выживать кто как может - мужики сбивались в стаи и промышляли грабежами, создавая конкуренцию уже существующим бандам гопников; а женщины пошли традиционным путем, предлагая в качестве товара в бартерных сделках самих себя. Но большую часть этих жриц любви составляли бабы с явными симптомами таких заболеваний, которые делали даже сближение с ними с подветренной стороны небезопасным занятием, а уж о занятии любовью без скафандра высшей биологической защиты нельзя было и помыслить, поэтому нива секс-услуг так и осталась толком не паханой.
На улицу стало страшно не только выходить, а даже просто высунуться из подъезда - шанс получить по голове монтировкой прямо в подъезде собственного дома был куда выше вероятности найти хоть что-то съедобное в полумертвом замерзающем городе. Когда у меня закончились продукты, я решилась на крайние меры - спрятав обрез под стареньким пуховиком, пошла в соседний микрорайон - грабить. Объект экспроприации я выбирала не слишком долго - самыми беззащитными, но при этом имеющими при себе хоть что-то ценное, были немногочисленные уличные торговцы. Моими жертвами стали неопределенного возраста мужик, тащивший на пару с замурзанного вида теткой здоровенную тележку, набитую баулами и пакетами. Единственное чего я боялась, так это физического сопротивления, поскольку тогда бы уж точно пришлось пристрелить этих куркулей на месте, но, увидев направленные на них два ружейных ствола, парочка так перетрухнула, что даже не смогла внятно ответить на вопрос о содержимом тележки. Пришлось самой, положив торгашей мордами в снег, потрошить сумки, выбирая лишь самое необходимое и полезное, причем в том объеме, что я смогла бы унести самостоятельно. Моей добычей стали консервированные овощи, тушенка, несколько пакетов спагетти, три упаковки чая, огромная пачка галет и (о чудо!) небольшая коробка шоколадных конфет. По быстренькому связав разнесчастных жертв разбойного нападения их же собственным тряпьем, я помчалась домой, где тут же, не жалея дров, раскочегарила буржуйку и поставила на огонь кастрюлю с водой.
Через полчаса я уже уплетала спагетти вперемешку с тушенкой, закусывая галетами. Охаляпнув здоровенную тарелку давно забытого на вкус итальянского деликатеса, я нашла в себе силы сделать небольшую передышку в приеме пищи и стала нетерпеливо ждать когда, наконец, закипит сверкающий никелированными боками чайник.
На улице уже стемнело и пламя из приоткрытой дверцы печки освещало кухню. Язычки пламени, словно живые, плясали на красиво переливающихся углях; я возлежала на диване впервые за долгое время сытая и счастливая, прихлебывала горячий чай и медленно, и со смаком поедала конфеты с ромовой начинкой. Наверное, именно в этот момент я и поняла, что жизнь после конца света будет не совсем такой уж ужасной и беспросветной, как мне казалось сразу после Развала. Ведь можно будет вот так запросто лежать и не думать об опостылевшей работе, выплатах по кредитам, жирных начальниках-уродах с потными ручонками, лицемерных подругах-кровопийцах и развратных кобелях-ухажорах. Всего этого попросту больше не существует:
В следующий раз я 'пошла на дело' через неделю. На этот раз я предусмотрительно захватила с собой старый отцовский рюкзак, дабы не ограничивать себя в объеме экспроприированных ценностей. Но все пошло вовсе не так, как я ожидала.
Два мужика, впрягшихся в постромки солидного размера четырехколесной телеги, не захотели безропотно делиться захомяченным добром и одновременно кинулись на меня с бармалейского вида тесаками. Спасло меня только то, что один из нападавших споткнулся, запутавшись в упряжи. Второй умер мгновенно, получив заряд картечи прямо в грудь. Пока уцелевший мужичонка, истерично матерясь, выпутывался из веревок и ремней, я успела перезарядить обрез и прицельно снесла ему голову дуплетом из двух стволов.
Стараясь не смотреть на окровавленные трупы, скорчившиеся на пропитанном кровью снегу, я наскоро осмотрела содержимое телеги и тут же поняла, насколько мне повезло - пластиковые мешки оказались забиты мороженым мясом и салом. Содержимого вполне хватило бы не только, чтоб протянуть до весны, но и для осуществления самых заманчивых коммерческих операций.
Конечно, и речи не было о том, чтоб самой тащить неподъемную телегу несколько километров до моего дома и я решила пойти на хитрость - скинув в ближайший канализационный колодец уже начавшие коченеть трупы, я старательно ликвидировала все следы побоища, тщательно присыпав снегом кровавые пятна. Затем, собравшись с силами, перетащила большую часть набитых мясом мешков в ближайший гаражный кооператив, где и спрятала их, рассовав по переполненным мусорным контейнерам, завалив сверху всяким хламом. Затем впряглась в телегу и потащила добытое нелегким мародерским трудом по заснеженным улицам, оставляя за собой глубокую колею.
Наверное, никогда в жизни я не уставала так сильно, как в тот вечер. Если поначалу тележка была просто тяжелая, то через пару сотен метров она словно потяжелела втрое, а еще через сотню казалось, что на нее незаметно подсел нагловатый слон-попутчик, тайком заныковшийся промеж трофейного мяса. Ремни врезались в плечи, сапоги проваливались в снег, кроша наст, но я с методичностью машины переставляла ноги, понимая, что если остановлюсь, то скорее всего, уже не смогу подняться. Ввалилась я в подъезд в полуобморочном состоянии, но безмерно счастливая от осознания ниспосланного судьбой богатства.
Посидев на бетонных ступеньках и чуть было не заснув, я все же собрала все оставшиеся силы и сволокла твердое, как сосулька мясо к себе в квартиру, а потом повалилась спать даже не раздеваясь. Однако, не смотря на смертельную усталость, спала я плохо, ворочаясь и периодически просыпаясь. Возможно, какой-то идеалист и подумал, что меня мучила совесть за двух невинно убиенных человек, но на самом деле меня куда больше волновала судьба драгоценного мяса припрятанного так небрежно...
ПРЕДНОВОГОДНЕЕ
Так незаметно подошло время к Новому Году.
Вот уж чего не ждал в прошлый новый год, так это того, что ТАК придётся встречать следующий...
Что я там в прошлом году хотел-то? 'У деда Мороза', то есть? Что-то и не помню сейчас... Наверняка какую-нибудь голимую фигню типа айпада или нового айфона... А, вспомнил! Я ж ноутбук хотел! Вот нафига бы он мне спёрся? - нет, ноутбук и точка! Зачем, если дома свой хороший комп, личный? - а в институт с ним ходить, выпендриваться! Ой, дурак был, ой дура-а-а-ак... Столько возможностей было! Впрочем... А что 'возможностей'? Единственно, о чём жалел, - надо было в страйкбол поиграть, да с парашютом прыгнуть... Страйк - потому что нарабатываются навыки в перемещении, в тактике. А с парашютом - потому что теперь уже не прыгнуть... А в остальном... Всё же, только сейчас начал понимать, насколько нас батя спас, вытащил из этого говна, в которое мы чуть не вляпались - или попёрлись бы 'в деревни', как мама хотела, или в 'центр эвакуации', или просто бы сидели без дела и цели на жопе, когда надо было мародёркой в полный рост заниматься. Сейчас бы нас уже тогда прирезали бы. Или сдохли бы мы от эпидемии. Или сидели бы в холодном бараке в сельхозкоммуне 'и грызли бы последий йух без соли', как выразился грубый Толян.
А всё потому, что батя реально ситуацию представлял, и к этому готовился - хотя бы и мысленно в основном. А потом - Толян...
Он странный, конечно. Как-то временами он мне реально напоминает батю, а временами - какого-то отмороженного зверя. Иногда я его боюсь. Не то что как человека боюсь, а как гранату боюсь, у которой, как кажется, чека еле-еле держится, вот-вот выскочит, - и не знаешь что делать, то ли к ней кидаться, успеть рычаг прижать да чеку поплотней вставить (благо батя с 'поступившими нам на вооружение' после очередного гешефта с вояками гранатами мне ликбез провёл); то ли уже из комнаты кидаться, чтобы взрывом не накрыло. Но что не отнять - во-многом мы и выживаем ведь благоаря ему, и благодяря его зверству. Если бы не он... Да, чисто на хомячении, на батиной предусмотрительности, что само по себе и хорошо, но вряд ли мы бы столько протянули. С теми же автоматами. С мародёркой-оптовкой. Это не отнять, да. А иной раз как вспомнишь... Не, лучше не вспоминать. Да. Лучше не вспоминать, и не думать. Достаточно знать - он НАШ, Толик. Как ручной волк, - который из рук ест и погладить себя даёт, - но при этом так ведь волком, зверем и остаётся. Он наш, Толик... В чём-то он на батю похож. Или батя на него? Внешне? Поступки? Да они же постоянно собачатся! Но, тем не менее... Ай, да ладно! Что о всякой фигне думать! - Новый Год скоро! То, что мы до него дожили, уже, как говорит батя подражая диктору ТэВэ, 'Это большой успех всего коллектива!'
У нас появилась теперь перспектива. После возвращения бати с Толяном из похода мы конкретно зажглись надеждой на 'развитие' - если мы 'по воде' реально станем совсем автономными, и заделаемся тут дилерами по реализации, а может - и по установке этих самых скважин, - то тогда можно будет и прилично гарнизон расширить, что, как говорил батя, становится реально необходимым всвязи с повальной вооружённостью. Дилемма, говорит - или нам идти 'под кого-то' со временем, или самим 'расти до серьёзного уровня' - а то съедят. Оно понятно... Только ни батя, ни Толик, который был конкретным единоличником, ни я - не хотели идти под кого-то. Оставалось одно - расти.