Deathwisher : другие произведения.

Волшебная Фашистская Форма или Мескалиновая Баллада о Русской Современной Прозе

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 4.40*10  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это воистину одно из величайших произведений 21-го века. Его смело можно соотнести с лучшими творениями Сорокина, Лимонова, Радова, Буковски, Томпсона, Паланика, Берроуза и прочими. Выдержанное в сюрреалистическом духе гонзо, это незабываемая зубодробительная поездка по вашим мозгам, с неизменной неиллюзорной фашистской моралью.

   На чёрном фоне прыгают аляповатые красные буквы, за кадром - гнусавый голос:
  
   "Башкортостан и Алеут Интернешнл Фильмезз"
   "Студия Ден-Сяопин Жёлтый Дракон"
  
   совместно с "Ню Лайн Синема и Вилладж Роудшоу Пикчерз" (брехня)
  
   представляют
  
   первый и последний фильм
  
   Дета Вишера
  
   Играет тренькающая китайская музыка из гонконгских боевиков
  
   Большими буквами:
  
   Мескалиновая баллада
   О Русской Современной Прозе
   или
   Волшебная Фашистская Форма
   (kill debill)
  
   в ролях:
  
   все, кто дожил до конца съёмок, а именно бесплатные актёры из порнофильмов
  
   оператор:
   плодлжуджж
  
   режиссёр-постановщик:
   рлододлджлывоты
  
   dolly-grip:
   ыпроллджщщз
  
   best boy grip:
   ьтрпепатлгго
  
   и другие...
  
  
   Затменение
  
   СИпящий голос за кадром.
   - Это история не про что-то там. Это история мести. Вендетты, если хотите. Просто однажды мной взяли и подтёрлись, а я не намеревался это терпеть. Я вообще не люблю тереться о чьи-то задницы.
   Поэтому я всех убью. Да, и вас тоже.
  
  
  
  
   - Туалетной бумаги, я сказал, ИДИОТ БЕЗМОЗГЛЫЙ!!!! - Ору я из туалета. - Я не собираюсь тут с обосранной задницей ходить!
   На самом деле, я слукавил - меньше всего на свете меня волнует, в дерьме у меня задница или нет. То есть, она всегда в дерьме: не в буквальном, так в переносном смысле.
   И вот он я, сижу со спущенными штанами на унитазе, в то время как ноги покрываются цыпками от холода и жду, когда мой жирный тупой братец соизволит принести мне бумагу для подтирки. Кучу я уже наложил, смердит, мля.
   Вот он я, сижу на толчке в фальшивой эсэсовской форме, со всеми этими крестами, свастиками и "мёртвыми головами", в этом совершенно чумовом прикиде, который, кстати, обошёлся мне всего в каких-то 1790 рублей, сру и печатаю на своём ноутбуке.
   Ноутбук, охуеть кстати. Проц 2. 4, мать 533, видуха 64 мега, 40 гиг хард, 17 дюймов экран и dvd-cd-rw. Браток всё время на него кидает завистливый взгляд, но хрен он что получит!
   Вот только тяжёлый ноут, сука - еле балансирую его на худых и острых коленях.
   Он орёт:
   - Где я тебе её сейчас достану, бля? У нас всё кончилось!
   Я ору в ответ:
   - Кретин! Я пытаюсь сосредоточиться!
   Говнюк.
   Я ору:
   - У меня творческий ПРОЦЕСС!
   Я ору:
   - И оставь в покое холодильник!
  
   Я выдыхаю дым. Да, я ещё ко всему прочему и курю, что такого? Да я ведь почти Цезарь. Курение стимулирует творческий процесс. Дым стремится в вытяжку и я хихикаю - скоро дрянной тухлый запах Marlboro Lights заползёт и к соседям. Соседи, между прочим, те ещё уебки. Они постоянно трахаются. Утром, днём и вечером. Ночью тоже. Я не знаю, чем они занимаются по жизни кроме секса, и девицу я тоже пару раз только видел - страхолюдина та ещё, ей лошадей в исторических фильмах без грима играть, но видимо силёнки нехилые. По правде сказать, я эту парочку ненавижу. Они ещё посуду, дзынь, бьют, и слушают попсу всякую, так, что летом окно открыть невозможно - башка забивается всеми этими Глюкозами и Киркоровыми. Мужик пахнет каким-то ужасным одеколоном, да и спальня ихняя как раз над моей комнатой - и постель прыгает, честное слово, взад и вперёд! Плюс, она жутко скрипучая, кровать эта, видимо они разработали эти чёртовы пружины. И так лежишь часа в два ночи, смотришь в потолок, гробовая тишина и слышишь этот РИТМ. Скрип-скрип, взад-вперёд, давай, крошка, поднажми!!! Лежишь, слушаешь, потом срываешься, хватаешь по пути ближайший журнал и запираешься в туалете. Ё, да от таких звуков кому хочешь подрочить захочется.
   Суки, суки, получите.
   Может, об этом написать?
   Я в задумчивости зырю на постер наклеенный на дверь.
   Там изображён Че.
   Я говорю:
   - Что скажешь, брат?
   Че пожимает плечами и молчит. Гордый, бля, пуэрториканец нах. Он ещё на Пелевина обиделся, я так думаю. Ну Пелевин и сволочь, теперь пламенный кубинский революционер не хочет со мной базарить. Я грожу ему пальцем.
   - Будешь выёбываться... - Придерживаю ноутбук другой рукой. - Тёлку повешу заместо тебя. Сисястую. И стрелять в неё буду из своего ствола, сечёшь?
   Че Гевара никак не реагирует на подобный провокационный выпад. Снова смотрю на пустой экран и мерцающий столбик курсора на невинно белом листе Ворда. Пукаю, громко и со вкусом. Где этот засранец с туалетной бумагой?
   В самом деле, что писать? Сюжеты все, что были, уже написаны, ничего нового не придумаешь. А что, если душа рвётся, типа, жажда творчества? А ничё, пиздец, моя прелесть.
   Pizdec. Polnii.
   Во! Первый роман, написанный на транслите!
   Ti che, durak shtol'? Da luboi roman, hot' "Voinu I Mir" tebe, uebku, samaia uebishnaia programma perevedet. I kakoi umnik vozmetsia eto der'mo chitat', a?
   Правильно, моя прелесть.
   Нужно что-то концептуальное. Ну там, с гипертекстом, постмодернизм, может, интересный и яркий язык?
   Нет, нужна скандальность. Вот, как например Сорокин, или Лимонов, или Радов. Или социальная сатира, точняк.
   Kakaia nahui socialnaia satira? Tebe vsego 18 let i ti ASOCIALEN! Sobiraeshsia ob obshestve pisat'? Nichego ne viidet, dorogusha. Tebia zasmeiut I zakidaiut kakashkami.
   Я скрежещу зубами.
   А не написать ли мне, как Илья Стогoff насилует Ирину Денежкину кактусом! Эврика, вот оно!
   И название-то какое бойкое, прям жёлтопрессное, уже придумал - "Дай мне, mASIAfucker!"
   Hmm, eto uge chto-to bolee vmeniaemoe. Tol'ko sdelai, kak vsegda - gestko i krovavo, s bol'shoi dolei cinizma! Pornuha! Pornuha! Daesh pornuhu...e...mne kagetsia, ili u nas vstalo?
   Тебе не кажется.
   Счас исправим.
   Думай о Кирилле, думай о его весе, думай о его синих яйцах, думай о том, что будет, если он подохнет, и тебе придётся помогать санитарам взваливать эту вонючую сто-с-лишним-килограммовую тушу на носилки.
   Во, опало.
   В задумчивости стучу пальцами по клавиатуре, смахиваю с тачпэда пепел. Поправляю съехавшую на затылок фуражку. Так, задумка есть. Тут я, конечно, начинаю мечтать, как я подаю работу на "Дебют", как лестно отзывается о ней Липскеров, потом становлюсь лауреатом или, даже, страшно подумать, ФИНАЛИСТОМ. Потом представляю, как выходит моя книга. Как я подбираю обложку, делаю иллюстрации... А потом восторженные, хоть и с примесью отвращения, рецензии в популярных журналах, типа "ОМ" и "Птюч". Потом, ярлык культовости для молодёжи. Догоняю по продажам ненавистного Коэльо. Критики и литературоведы рвут и мечут, кричат о "попрании моральных и этических ценностей", об извращённости и прочем. Я лишь наслаждаюсь тем, как книгу пытаются запретить. Куча людей жаждет видеть моё лицо, но я остаюсь анонимным писателем, жутко загадочным и таинственным...
   Эх, мечты. Даже о деньгах не вспомнил.
   Dengi potom budut. A kak naschet novoi biografii?
   Итак, книга должна быть максимально жестокой, максимально извращённой, максимально аппелировать к молодёжи и быть максимально хорошо написана.
   А что это значит?
   Закусываю губу, мысленно просматриваю архив уже написанного.
   Копрофагия, некрофилия, скотоложество, изнасилования, жестокие убийства, извращённый секс, педофилия, гомосексуализм, людоедство, политические выпады...хм... Что-то мне это напоминает...
   Propaganda nasilia i terrorizma, ne zabud'.
   - Ты мне бумагу несёшь, ублюдок! Кирилл, я тебе ГОЛОВУ ОТРЕЖУ НА ХУЙ, ты ПОНЯЛ?!!!
   - Сейчас...
   Это мой брат. Я его ненавижу. Мы так сильно различаемся. Если я почти дистрофик, то он - жирдяй. Я темноволосый и бледный, с зеленцой, он - блондин, кровь с молоком, при малейшем волнении его рожа краснеет. Я люблю заниматься хуйнёй. Кирилл - любит пожрать, подрочить, поспать, послушать рэпчину какую-нибудь, а потом снова пожрать. И посрать, сладко так. Больше его ничего не волнует, мозг, как у динозавра, с горошину. До сих пор в голову не возьму, как у одних родителей такие разные сыновья, причём нельзя сказать, что мы ОБА сильно похожи на наших маму с папой. Но уж если на то пошло, то у них нормальная комплекция, в отличие от этого бегемотомэна. Я его старше, на год. В детстве любил ему говорить, что он не мой родной брат, а что мама с папой его взяли в приюте и усыновили, чтобы мне скучно не было. Обычно, от этого его маленькие глазки начинали наполняться слезами, а нижняя губа, с сочащейся с неё слюной, словно под действием пудовой гирьки, отвисала. Я же, будто ничего не происходило, расставлял солдатиков в строй и продолжал свои умствования. Но, говорил я, мне без тебя было бы намного лучше. Дескать, друзья дразнят меня, что у меня вместо брата - поросёнок. Лучше бы ты ушёл, говорил я, собрал вещи, пока мамы нет, и ушёл к другим родителям. Например, в зоопарк... Ты ведь не мой брат, так что, иди...
   Я доводил его до истерик, а однажды, он и в самом деле чуть не ушёл. Мне потом досталось. Но ведь эта гнида ломала почти все мои игрушки, проливала на рисунки грязную воду из-под кисточек, прятала мои вещи. С годами он становился наглее...
   Дети могут быть очень жестокими. Я был.
   Помню, уже в последних классах, между нами проводили гаррипоттеровские аналогии. Они были неверны. В школе я был печально знаменит во всех мыслимых и немыслимых смыслах. Такое положение меня устраивало, к тому же это была прекрасная реклама и известность. Мой братик был просто очередным троечником, над которым в младших классах просто измывались (я это только поддерживал), а в средней школе попривыкли и даже нашли общий язык. Мы вообще не вели себя как родственники. Меня вызывали к директору, я грубил всем подряд, неоднократно приходил в класс с разбитым лицом и третировал окружающих. К 11-му классу меня знал почти весь район. Кое с кем, я, конечно, дружил. В основном это были люди, с которыми можно было бухнуть, у которых можно было достать ширево и с которыми можно пойти набить морду нацменьшинствам. Кирюшенька отращивал задницу и тусовался с посредственностями. Я почти оставил его в покое, своих проблем по горло было... Мы почти помирились. Уж во всяком случае, когда я приходил домой в невменяемом состоянии, он отмазывал меня от предков.
   Но я - неблагодарная тварь, всегда таким был.
   Ничего для него не сделал.
   И не сделаю.
   Кстати, а что родители? Родители - похуисты, они где-то со средней школы перестали вмешиваться в наши отношения. Ну и правильно сделали.
   На его 17-летие я подарил ему упаковку гондонов "Ванька-встанька" (отвратительное качество), присовокупив к ним открытку с нижеследующим текстом, цитирую:
   "Дорогой мой БРАТ. Сильно сомневаюсь, что мой подарок тебе понадобится, но, говорят, что инфекцию можно занести даже рукой, так что пользуйся. Здоровье у тебя и так неважное"
   Представляете? Родному брату такое написать. Рука даже не дрогнула. А что? Он уже обладал всем букетом вегетативно-сосудистых болезней, или как там, страдал тяжёлой формой ожирения, когда голый стоял прямо, не мог увидеть свой хуй. Это же ужасно - не видеть свой хуй. Спорт он никогда не любил, как и я. Так что, я и не рассчитывал на то, что мы надолго останемся счастливой семьёй. Напротив, ждал, когда эта обуза рухнет с моих плеч. Честное слово, жду не дождусь.
   Но общее у нас всё же было. Две вещи - непрошибаемый похуизм и отвращение ко всякого рода работе и труду.
   Мы лентяи.
   Потомственные. И неисправимые - засранцы до мозга костей. Я бы жил на пособие, если б в нашей стране его давали.
   Поэтому я ору, рассматривая свастику на рукаве:
   - Ты принесёшь мне подтереться или нет?!!
   Шлёпанье ног по полу, одышка, под дверь что-то просовывается... Я складываю ноутбук, так не написав ни стро...стоп. Я что, всё это дерьмо про брата набрал? Хм. Ничего так. Конечно, рублёный примитивный текст, но в принципе...сейчас и хуже пишут, взять например ту же Лулу С., или Дмитирия Нестерова. Можно, как интро оставить.
   Ostav, normalno. Seichas narod lubit istorii o podrostkovih otnosheniah.
   Складываю ноутбук, кладу на кафель.
   Отрываю жопу от толчка, наклоняюсь, подбираю то, что он мне подсунул. Журнал "Итоги".
   На обложке красуется кислое, желтушное лицо нашего пиздерента Тупина. Ой, президента Футина. Ой-ой, какой я неловкий.
   Отдираю обложку, мну - лик Будимира Будимировича становится мягче и явно благосклоннее. Вот он какой, руководитель страны. Завсегда поможет, если что, настоящий благодетель моей задницы.
   Короче, подтираюсь. Неприятно, конечно, жестковато, но что поделаешь?
   Вот, славно-то как... Небось рожа на фотке сейчас вся в говне, ну и что...
   Отрываем следующий листик...
  
   Из туалета я выполз с явно улучшившимся настроением. Пошёл в комнату, убрал ноутбук.
   Заглядываю на кухню - этот боров жрёт "Доширак", нити лапши прям из пасти свисают.
   - Та-ак... - протягиваю зловеще, уперев руки в бёдра, и наблюдая за братом, сидящим за уставленным различными коробками и свёртками, столом. - Ты ещё здесь?
   Он виновато жмёт плечами, тыкает сарделькой пальца в сторону коридора. Млять. Он напялил на себя мою любимую майку Cradle of Filth. Да она же сейчас по швам треснет!
   - Фам феньги...у зеркала.
   Прослеживаю направление, плюю на пол, выражая всё своё презрение, иду в прихожую, на тумбочке около зеркала нахожу мятую сторублёвую бумажку. Не оборачиваясь, кричу:
   - А почему бы тебе не размять свою жирную задницу и не купить нам бумаги?!
   - Я заниматься сажусь, ко мне репетитор сейчас придёт! - приглушённый жратвой ответ.
   Ах да, я и запамятовал - вот-вот припрётся унылый лысый дядька в больших роговых очках, сильно воняющий потом в независимости от времени года, который пытается вдолбить в маленькую голову Кирилла хоть какие-то знания по математике.
   В жопу, всё в жопу!
   А бумага ТАК нужна!
   В ярости хватаю свои ботинки, сгребаю деньги и первую попавшуюся под руку упаковку ИкСайта, со злости хлопаю входной дверью, так, что все замки звякают, и выметаюсь из дому.
   Похуй!
   Живу я на восьмом этаже.
   В лифте - душно, лампа над потолком тусклая, на неё налеплен кусок говна в бумаге - я жмусь к стенке, чтобы сей импровизированный гнев Господень не свалился на мою голову. Кнопки сожжены зажигалкой, везде надписи известного сорта - вот эту, синим маркером, делал я лично - "умрите, хуесосы". Сейчас и не вспомню, с чего это...
   На шестом этаже лифт тормозит, и, кряхтя, туда затаскивается бабулька с двумя сумками - она известна в подъезде, как собирательница бутылок.
   Я жму на кнопку первого этажа, и, мельком глянув сверху вниз на старуху, замечаю, что она вжалась в стену, глаза широко распахнуты и весь её вид какой-то не...
   Ах вот же ты блядь в разпиздень!
   Я забыл снять форму!
   В общем, мне становится очень неловко - бабка как-никак ветеран второй отечественной, и тут я. В фашисткой форме. Со всеми регалиями.
   О-па, доехали!
   Старушка, демонстрируя удивительную ловкость, и наглядно опровергая тот факт, что пожилые люди не могу быстро передвигаться, резвенько выбегает из лифта, позвякивая чем-то в сумках.
   Пиздец.
   Выхожу из подъезда. Светит весеннее солнышко - 19 апреля на дворе. Полной грудью вдыхаю воздух - хар-ра-шо! Птички поют, на детской площадке перед домом дети играют, дубасят друг друга, в смысле, машины обдают радостных и раздобревших людей потоками чудеснейшей весенней грязи. Облачка клочками гигиенических тампонов выстраиваются в строй и мчаться по умытому метанолом небу на юг... Лепота!
   Да, что-то меня на лирику пробивает.
   И тут посреди этой красотищи и благопочтенных граждан, что стремительными домкратами пиздюхают на работу, шаркая распроданной на сейлах обувью по блестящему от потоков стаявшего снега, потресканному в экстазе, асфальту, стою я - и все на меня смотрят.
   Зрачки расширяются до предела физических возможностей, от той наглядной невероятной глупости, которую я представляю свои видом.
   Но, мне уже - правильно, угадали, POHUI.
   Я иду за туалетной бумагой.
   И
   Точка.
  
   Конечно, вы спросите - какого растакого зелёного чёрта я купил фашистскую форму? А ответ на этот вопрос может дать вырезка из распечатанного мною лично текста - эта вырезка приклеена скотчем к железному абажуру настолько лампы. Вот она:
  
   "Способ N 0: День Победы.
  
   Утром 9-го мая тщательно побрейся и сделай у парикмахера аккуратную армейскую стрижку. Очень здорово кстати будет, если у тебя случайно (!) окажется под рукой старая эс-эс-овская форма. Если нет - не беда, выбери какой-нибудь серый полувоенный костюм, тщательно выстирай его, прогладь и пришей на видные места всевозможные знаки отличия: орлов, молнии, стилизованную свастику и т.д. Так же позаботься о необходимом оборудовании: тебе понадобится табуретка, стерео-центр, кассета с записью различных германских маршей (дойчлен золдатен, ну ты меня понимаешь), большой топор и микрофон. Теперь отправляйся на главную площадь твоего города, где сегодня проходит торжественный парад в честь победы над фашистскими захватчиками. Выбери место поуютнее, встань на табуретку, положи перед ней на видном месте топор, включи бодрый марш, а сам возьми в руки микрофон и начни свою праздничную речь: "Первым делом я хочу почтить минутой молчания память величайшего человека ушедшего столетия - рейхсфюрера эс-эс Генриха Гиммлера!" [минутная пауза] "Никто не забыт! Ничто не забыто! В наших сердцах и по сей день живут великие дела офицеров гестапо, славных сынов своей отчизны. Операторы газовых камер Освенцима, кочегары Бухенвальда - все разумное человечество и по сей день преклоняется перед вашим самоотверженным подвигом. Да здравствует Третий Рей..." Главное - не забудь вовремя наклониться, чтобы удар топора пришелся тебе прямо в основание черепа.
   " (с) Данечка Шеповалов.
  
   Как видно, всё у меня уже было готово. К тому же, назавтра был день рождения Гитлера, и мои пылкие немецкие гены яро настаивали на том, что это наш совместный праздник, который мы должны, как дойчен официйрен, достойно отпраздновать. И, mein Gott, я купил эту форму! Померил - das ist schon!
   В магазине актёрских товаров, ясен пень, сказал, что для КВНа. Но продавцы на меня странно смотрели, и, казалось, не верили. Ишь ты, какие проницательные шельмецы! Или рожа у меня просто такая? Особливо с перепою, личико-то опухшее и явно не внушающее какого-то исключительного доверия.
   И, конечно, я собирался привести совет Шеповалова в исполнение. Ура, ура - я бы пошёл к Историческому музею, и даже если б меня не шлёпнули за такое - то покалечили бы точно.
   Я, признаться, брежу известностью. Причём известностью скандальной, знаете, такой, в не очень хорошем смысле. Ну, желание стать знаменитым обуревает меня когда я вижу Березовского, Усаму Бен Ладена, Лимонова, преступника, приговорённого к смертной казни, конвоированного хакера, виновного в крушении крупнейших мировых бирж и так далее. Возбуждает меня это. Туточки намедни, у своей знакомой (ноги у неё кривые) взял Фрейда, "Психология бессознательного" (сиськи вытянутые, смотрят в разные стороны - кроме книги, взять нечего). Увлекательнейшие чтиво, узнал о себе столько нового, что даже решил написать по этому поводу рассказ, но потом передумал. Потом подумал ещё, и решил, что правильно передумал.
  
   Короче, иду я в магазин, он в соседнем доме. Прохожу мимо детской площадки - там на покосившейся лавочке сидит группка наших местных наци. Подхожу к ним, салютую, далеко выбрасывая вперёд руку. У ближестоящего Буля изо рта вываливается сигарета. Перелезаю через низенький забор, пожимаю всем пацанам руки. Те молчат, как рыбы, воды в рот набрали. Морды у всех такие характерные, впору по телевизору показывать - лбы узенькие, надбровные дуги мощные, челюсти перемалывают жвачку с неизбежностью парового катка - это рядовые chleni, готовое miaso для всяких там партий национал-социалистов.
   Спрашиваю, будто всё путём:
   - Прикурить есть? - верчу в руке сигарету.
   Молча ко мне протягивается пять зажигалок. Выбираю бензиновую зипповскую, затягиваюсь. Первым нарушает молчание Васёк. Васёк типичный скинхед - бритая розовая башка, чёрный бомбер, голубые джинсы в облипку, govnodavi.
   - Ты псих, бля.
   - Да иди ты в пизду, бля.
   - А ты счас куда ваще, бля?
   - Да в магазин, бля.
   - Ну бля, ладно, бля. А чё, бля... у тебя с одеждой?
   Осматриваю себя.
   - Эт бля, новая форма нах. Нравится?
   Васёк медленно, со скрипом качает головой. Переступает govnodavami, пыхтит tsygarkoi, одновременно сканируя меня. С неизбежностью магазинного сканера.
   - Пиздато. Но ты, бля, псих. Менты, бля...
   - В пизду, бля. Пошёл я...
   Стройный хор гундосых "пока".
   Отчаливаю.
  
   Захожу в магазин, узенький, пахнущий гнилыми фруктами, тухлой рыбой и продуктами бытовой химии. В магазине два человека - мамашка с малым дитём, и какой-то пьяница, который торчит перед прилавком со спиртным и тупо на него - спиртное - смотрит. Продавщица ковыряет в носу, услышав, как я вошёл, стремительно выдёргивает палец из носа с прилипшей на него козявкой, и уж совсем собирается развязно произнести своё извечное "чаго надо?", как вдруг давится этой фразой, и, по совместительству, жвачкой.
   Мамашка коротко ойкает и пытается запихать себе дитё под цветастую юбку.
   Я шествую к прилавку, сдвигаю фуражку с эмблемой "мёртвой головы" на затылок и спрашиваю:
   - Туалетная бумага есть? Желательно, "Soft".
   Наклоняюсь к ней, к продавщице, и интимно шепчу.
   - У меня ОЧЕНЬ чувствительная кожа.
   Глаза продавщицы, вместе с прыщами, лезут на лоб. Она резко разворачивается, и идёт к полке с бумагой. Я стою, и, улыбаясь как можно обворожительней, всеми своими нечищеными зубами, разглядываю мамашку. Алкоголик, тем временем, покачиваясь, так же стеклянно смотрит на полки, уставленные батареями бутылок, а потом, икнув, валится на пол, предварительно хорошенько приложившись грязной башкой о прилавок. Я ухмыляюсь, кассирша выбивает чек. Женщина с дитём бледнеет, краснеет - ей явно неприятно тут находиться. Ну, наверное - уж не вышло из меня знатока человеческих душ.
   Бомж, лёжа на полу, фокусирует на мне взгляд.
   Раздаётся вопль:
   - Фашисты, суки, оккупанты проклятые не ДАМСЯ!!!!
   Я пожимаю плечами, вкладываю во вспотевшую руку кассирши 74 рубля 85 копеек, беру пакет с бумагой и шествую к выходу. Алкаш глубокомысленно заявляет, уже, видимо позабыв о своих страхах:
   - Никогда не надо сдаваться, бля! - и пытается подняться на ноги.
   - Это уж точно... - бурчу себе под нос, выхожу из магазина и тут же наступаю в залитую весенним солнцем лужу.
  
   Путь к дому ничем не примечателен - разве что странные взгляды случайных прохожих, да вздохи старушек. Захожу в подъезд, жму на кнопку вызова лифта.
   Жду.
   Минуту,
   Две,
   Три,
   Блядь!
   Придётся идти пешком - восьмой этаж это не близкий свет.
   Короче, топаю я себе своим чередом, пыхчу, разглядываю надписи на стенках, в основном, хулительного содержания. И, конечно, чего я никак не жду, что на пролёте седьмого этажа, меня припрут к стенке два высоченных мужика, которые, к слову сказать, явились буквально-таки ниоткуда.
  
   Так, а вот сейчас пойдёт прошедшее время.
  
   Это как бы...ну...такое событие было, что одно надо чётко отделить от другого. Как мух от котлет.
  
   Оба мужика были одного роста, в чёрных костюмах, белых рубашках и с серыми галстуками. Почему-то в зелёном полумраке лестничной клетки эти двое нацепили солнцезащитные очки. Фу, nelepo.
   - Пётр Иванов. - Представился первый, который повыше и с суперменским квадратным подбородком.
   - Иван Петров. - Представился второй, который пониже и с прыщом на носу.
   - Федеральная Служба Безопасности. - Они в унисон помахали перед моим носом красными корочками.
   Я упёрся лопатками в шершавую бетонную стену. Я не врубался в происходящее.
   - Ы... - Только и сказал я.
   - Кхе-кхе... - Сказал Пётр, вроде, Иванов, и извлёк из внутреннего кармана пиджака какую-то бумагу. Близоруко в неё уставился. - В общем, вы эээ... у вас странное имя какое-то... - Он удивлённо на меня посмотрел.
   - Ганс-Батист Шухерман-Задунайский фон Сираку Херомару? Что в этом странного, ничего странного... Имя как имя. - Ответил я, и пожал плечами. Мои родители всегда любили собак больше, чем своих сыновей. А меня они, очевидно, любили особенно меньше всех. Но что меня волновало - это эфэсбэшники. Почему, что, я? Чего я сделал-то такого... И в какое неудачное время.
   - Э... Ганс Шухерман, кхе. - Откашлялся первый фсбшник. Второй молча сверили меня взглядом, из-за очков. - В общем, вы задержаны по подозрению в изнасиловании, клеветничестве, разжигании межнациональной розни, и оскорблении, а также, осквернении национальной святыни...
   - Да-да. - Неожиданно писклявым голосом поддакнул второй агент.
   У меня глаза на лоб полезли, чуть на затылок не убежали.
   - Так же, вот ордер... - Иванов помахал у меня перед глазами ещё одной бумажкой. - На обыск вашей квартиры. Препроводите нас туда.
   - Да-да. - Сказал второй.
   Я чуть не сполз вниз по стене. Ноги налились ватной слабостью, я как робот повернулся к агентам спиной и затопал вверх по лестнице. В голове шумел туман, мысли о том, что скажут родители, когда узнают, и прочая испуганно-непонятная дребедень. Машинально сунул руку в карман брюк, достал пачку ИкСайта, вытряхнул два шарика и, разжевав, проглотил. Вот и замаячила, обитая красным дерьмантином, дверь. Достал ключи, за мной сопели агенты, подсыпая в и без того нервозную обстановку ещё больше перца. Попал ключом в замок только с третьей попытки.
   Ну, потом эти бравые соколы влетели в квартиру - а у себя в комнате братец с преподом, бля-бля-бля, - и прямиком в сортир ломанулись, вдвоём. Даже в дверь не попали. Ну, думаю, припёрло народ.
   Оставил в прихожей бумагу, пошёл в туалет. Захожу, вижу - широкие спины и эти двое, совершают какие-то мистические пассы над крышкой унитаза.
   - Э. - Говорю, собравшись с духом, и, всё-таки решившись разобраться в этом бреду. - А насчёт обвинений можно подробнее? Я ведь никого... не насиловал. И вообще...
   Первый резко развернулся. На его гладком лице не отражалось никаких эмоций, очки он так и не снял.
   - Ах, да, да. Сейчас пострадавшая придёт.
   - Чего?! - недоумённо спросил я, и тут же услышал звяканье входной двери и стук обуви по прогнившему паркету. Через секунду в дверь заглянула донельзя некрасивая девица в клетчатой суконной юбке серо-красного цвета, жёлтой блузке с разводами пота на груди и подмышками, с растрёпанным пучком, в очках, неумело накрашенная, тощая и с лицом таким, будто на нём (лице) слон не только сидел, но ещё и испражнялся. Девушка открыла ртину немерянных размеров, так, что я испугался, не случится ли у неё вывих челюстей, и, наставив на меня палец с обломанным ногтём, зычно заорала:
   - Это он, ОН! Я точно помню эту сволочь, эту мерзкую фашистскую харю! А что он мне говорил, а? Алмазами, говорит, осыплю, в недосягаемые сферы возведу, на пьедестал поставлю! Хуйло! Взял, вытер об меня ноги и ещё грязно надругался, ненавижу подлеца! Русскую бабу каждый наебать норовит, ах ты мразь, НЕНАВИЖУ!!!!!!! - в довершение этой тирады она потянулась ко мне руками, явно норовя расцарапать рожу, но второй агент всё-таки извернулся, и, сграбастав тётку в охапку, куда-то потащил её вглубь коридора. Та между тем громко верещала и необычайно затейливо материлась.
   - Я... я первый раз её вижу!
   Агент снял очки, наклонился ко мне. Сощурил один глаз.
   - Так вы что, Батист Задунаевич, хотите сказать, что сексуально НЕ домогались гражданки Русской Словесности?
   - А? - опять не врубился я.
   - Гражданка Русская Словесность утверждает и даёт показания, что вы изнасиловали её в самых извращённых формах, неоднократно, с применением насилия. Вы, как пишет она в своих показаниях, "ебали её, Великую Русскую Словесность во все дыры, денно и нощно". Грязный извращенец. - Заключил агент. Перевёл взгляд на пол, заметил журнал "Итоги", сиротливо прикорнувший около унитаза. Он поднял его, пролистал. По квадратному лицу расплылась нехорошая газонокосильная улыбка.
   - Ваня! Иди сюда! - закричал он.
   - Не кричите, там мой брат алгебру делает. - Зашипел я.
   - Ладно.
   Пришёл второй агент. Первый показал ему журнал. Тот глянул в него, икнул. Потом посмотрел на меня.
   - Ты попал, парень. Мы нашли вещдоки.
   - Да что! Да вообще! Да что всё-таки происходит, а, мать вашу?! Я обычный студент, я не знаю ничего про словесность, и вообще, кто вы на хуй такие, в моей квартире, в моём сортире, чего вы здесь делаете?!!!! Я НЕ-ВИ-НО-ВЕН. Ни в чём, ясно?!!! Звоните моим предкам, разбирайтесь нормально, потому что - какой-то грёбанный сюр! - Наконец вспылил я. Только потом осознал глупость ситуации. Стою я в туалете перед двумя агентами якобы ФСБ, в нацисткой форме, и ору на них.
   Tochno, sur.
   - Так вот... - Первый агент вытащил из-под пиджака уже стопку бумаг. - Не узнаете это?
   Я быстро пробежался взглядом по распечаткам. Во бля, влип.
   - Ну, допустим, узнаю...
   - И?
   - Ну...
   - Это статья. Сейчас не вспомню, какая... - Пискнул Петров. - За это, лес валить в Сибири будешь. Петухом... хи-хи... будешь.
   - Но это всёго-навсего тексты. - Попытался возразить я. - Я - известный и талантливый сетевой писатель, особенно славлюсь своими острыми политическими взглядами...
   Агент взмахнул рукой, и листы раскатались в длинный шлейф. Он гневно потрясал им, рубя перед моим лицом воздух.
   - Нет, это не просто графоманство. Это злостное борзопиство, это исполненные похабщины и нецензурщины помои, которые призывают граждан к свержению национальной власти, попрании вечных человеческих ценностей, к межнациональной розне, к убийствам и жестокости! - Мужик распалялся всё больше и больше. - Да за такое, место тебе за решёткой. Лимонов, Сорокин, да это же тьфу, по сравнению с той гадостью и нечистотами, что выливается тобой в Сеть! Думаешь, анонимность есть? И не таких кололи! Штаны снять, быстро! - Вдруг гаркнул агент.
   От страха, я сразу же выполнил приказание.
   - И трусы.
   Ой, руки дрожат...
   - Нагнуться!
   Ой боже, что они со мной сейчас сделают, мама...
   Я вперил взгляд в кафельный пол, стараясь сосредоточиться на его узорах. Воздух неприятно холодил задницу.
   Nu chuvak, gotovsia - schas tebia viebut. Viebut menti, ha-ha-ha. Mudak neshsastnii...
   Однако, меня не выебли. Что-то ледяное коснулось кожи, а потом писклявый сказал мне, чтоб я натянул портки обратно, что немедля и сделал. Повернулся к ним. Второй агент держал в руках миниатюрные щипчики, а первый, нацепив на голову какой-то жуткий гибрид микроскопа и прибора, рассматривал что-то в этих щипчиках. Я замер, заинтригованный. Потом Иванов снял с головы прибор, достал из кармана нокиевский наворочённый смартфон и начал с ним возиться, аж высунув от напряжения малиновый кончик языка.
   - А... что это, собственно, было?
   Писклявый мне охотно разъяснил.
   - Мы взяли с твоей жопы маленький кусочек бумаги, который прилип к ней во время... сам знаешь, чего. Этот номер "Итогов", который валяется на полу без обложки, насколько я помню, несёт на себе портрет нашего Президента. Мы провели анализ этого кусочка бумаги, и сейчас мой напарник отсылает результат в нашу лабораторию на Лубянке. Если выясниться, что состав бумаги такой же, как состав бумаги в журнале "Итоги", то тебе будет нехорошо...
   Мою голову пронзила страшная мысль - бля, я ведь действительно подтёрся портретом президента! Всё, пиздец пришёл. Что скажет Кирилл... Что скажет мама...Они не будет навещать меня в тюрьме........................................
  
   Ты неси неси меня ре-ка-а...
  
   Из грустных размышлений меня вывел голос первого агента. Он победоносно сиял.
   - Совпало, в тютельку совпало! Попался, подонок! - Он неодобрительно осмотрел меня и скомандовал. - Руки, мразь нацистская!
   Я послушно, опустив голову, протянул руки. На запястьях клацнули наручники...
   Это был конец.
  
   Первый радостно говорил в мобилу, что "Да-да, задержали, нет, сопротивления не оказывал, обыск выявил всё и очная ставка подтвердила виновность". Я угрюмо стоял, прислонившись к двери, и рассматривал наручники. Мне было плохо. Обвинения какие-то левые, агенты странные и вообще...
   Тут раздался звук - такой звук, будто кто-то рыгнул, но усиленный в сотню раз. Звук донёсся из унитаза, от которого гэбэшники оперативно отскочили. Они посмотрели на меня, но моё лицо и так было ошарашенным, поэтому они посмотрели друг на друга, а потом - на унитаз. Тот молчал как партизан, но через секунды три опять рыгнул. Сыто так рыгнул. Крышка была закрыта.
   - Ну что? - спросил Иванов у Петрова.
   - Не знаю. Давай ты крышку откроешь...
   - Может ты?
   - Нет, ты!
   - Давай ты... Я всё-таки, майор...
   - А я - почти майор.
   - Открывай-открывай....
   Петров скривился, потянулся рукой к крышке. В этот момент унитаз издал серию утробных звуков, от которых агент отдернул руку и боязливо оглянулся.
   - Вперёд, если что, медаль тебе обеспечена... - Подбодрил напарника Иванов.
   Я наблюдал за всем этим с ужасом.
   Петров достал ПМ. Удерживая его в руке, он крадучись, наклонился к унитазу, резко поднял крышку и отскочил к стене.
  
   Все замерли.
  
   Ну, наверное, не сложно представить нашу реакцию, когда из недр канализации, кряхтя и что-то ворча себе под нос, весь в потёках грязи и отходах жизнедеятельности, извиваясь и с мучениями, из унитаза вылез человек. Как он прошёл через узкую глотку его - непонятно. Вылезал он долго, но когда его уделанная говном нога ступила на чистый пол, расплёскивая по нему дерьмо, когда он сам выпрямился перед охуевшими и проглотившими-свой-язык нами, мы поняли - это СУДЬБА.
   Fatum, prosche govoria, sechesh'?
   И когда он, слегка переминаясь с ноги на ногу, стирал со своего лица нечистоты, сказал своё знаменитое:
   - Добрый... э. Вечер.
   Мы всё поняли.
   Челюсть моя, мраморным куском кости стукнулась об пол.
   Агент встали навытяжку, выпучили глаза, выпучили грудь, впучили животы, и, приложив руки к отсутствующим фуражкам, вдруг запели дуэтом - низким и писклявым:
  
   - Коитус навечный республик прогнивших
   Оргазмом скрепила великая Русь!
   Великие члены, могучие яйца -
   Твоё достоянье, священный союз!!
  
   Президент, нагло вылезший из моего унитаза, поморщился, и жестом приказал хористам-самоучкам заткнуться.
   - Будимир Будимирович... - С собачьим обожанием в белёсых зенках протянул Иванов.
   - Агенты ФСБ Иванов и Петров к службе готовы! - Бодро пискнул Петров и щёлкнул каблуками.
   - А это...кто? - Кивнул Президент в мою сторону.
   Я просто смотрел и смотрел на него - нет, вы представьте, настоящий Пиздерент. То есть, тьфу, Президент. НАСТОЯЩИЙ, живой, тёплый, вонючий... Ну, то есть, это отходы воняли, канализация это не самое стерильное место на свете.
   - Это...а это... - Заюлил Иванов. - Злостного сетевого преступника поймали, сексуального манька.
   - То, что маньяк, вижу... - Заметил президент, чётко отделяя одно слово от другого. Оглядел меня. - В школе... репетируете?
   Я кивнул.
   - Герхард бы одобрил. Квартира твоя? - спросил он.
   Я опять кивнул.
   - В общем... Тут такие дела... - Он переступил с ноги на ногу и я увидел, что ноги у Будимир Будимировича действительно колесом. И сам он невысокий. Да ещё в дерьме весь.
   Тут туалет рыгнул ещё раз, и оттуда, извергая в потолок фонтаны дурнопахнущих отходов, полез ещё один хомо сантехникус.
   Оба агента кинулись защищать национальное достояние от какашек и возможной опасности, но тот лёгким дзюдоистским движением отшвырнул их обратно. Из туалета опять кто-то лез. Мне это начинало надоедать. Однообразно как-то, вам не кажется?
   На сей раз оттуда, матерясь, но уже, очевидно, не по-русски, вылез обосранный угрюмый мужик в камуфляже и с автоматом в руках. Рожа у него была небритая, а нос напоминал виселицу. Кавказоид, в общем. Как я увидел автомат - так решил смыться, но в дверях туалета наткнулся на вовсе неприятное зрелище - огромного демона красного цвета, в узких голубых плавках, метра три ростом, и с крыльями. И с хуём огроменным. Демон заглянул в сортир, сказал: "Ну вот же бля, и тут тёлок нет", и пошёл, кажется, в комнату родителей. Я решил остаться с президентом.
   Тем временем, вылезший чеченец уныло смотрел в пол. Нам всем пятерым уже было тесно, даже несмотря на то, что у нас туалет и ванная совмещены.
   - А вы кто? - недовольно спросил Петров, опять залезая в карман за пистолетом..
   - Гандоев я. Аслан. - пробасил он.
   - Э. Господа. - Твёрдо сказал Футин, с неудовольствием нюхая обделанные пальцы. - Этот туалет мне нужен. Как Президент Российской Федерации, я вынужден просить вас покинуть это... помещение.
   - А зачем? - невпопад спросил я.
   Лицо Президента озарила кислая усмешка, которая, надо сказать, никогда не сходила с его лица, даже на экране.
   - Ну, мочить он меня будет, в сортире... - В тоне Гандоева не было ни малейшей радости.
   - Да, именно. - Подтвердил Президент, придавая лицу грозное насупленное выражение.
   - Браво!!!
   - Браво! - разразились агенты. - Конгениально, мы всегда были сторонниками жёстких мер! - Восклицали они, и порывались слизать с ботинок Футина последние потёки дерьма, при этом весьма похабно виляя задами. Президент не был против, но потом всё же нахмурился, рассердился.
   - Так, все вон! И ты, Гитлер-югенд, тоже...
   Мы вымелись. Я закрыл дверь, устало прислонился к ней спиной. Закрыл глаза и попытался отгородиться от всей этой чуши. Когда я их открыл снова, вместо агентов я увидел двух зелёных ящериц, в строгих чёрных костюмах, белых рубашках, и серых галстуках. У ящериц был человеческий рост и нечеловеческой остроты и длины, зубы. С их чешуи текла слизь.
   - Эй, Петров, пошли в другую комнату, может там ещё вещдоки есть... - Сказала одна ящерица, разевая громадную пасть, в которой трепетал алый язык.
   "Они же меня съедят", подумал я.
   - Эх... - вздохнула другая, ковыряясь в зубах и выплёвывая застрявшую между них полуистлевшую человеческую руку. - Смешал бы мне кто "ерша"... Или вообще, коктейль.
   Они обе, волоча по полу тяжёлые хвосты, удалились в комнату брата.
  
   Я пошёл в свою комнату. Там меня застало ещё более параноидальное зрелище. За моим компом сидел жирнющий громадный кот. Чёрного цвета. Кот сидел на стуле, как человек, и ожесточённо бил по клавишам, временами прихлёбывая из прозрачной пластиковой канистры жидкость для очистки автомобильных стёкол "Росинка". В кресле удобно устроился какой-то незнакомый мне мужик в полосатом халате и в расшитой тюбитейке на голове. Причём, на вид он был совсем не узбеком. В меру помятое и опухшее с бодуна лицо, тонкие усики, в одном, ярко-зеленом глазу, монокль, второй глаз, на манер Кутузова, закрыт повязкой, на которой вышит листок марихуаны. Мужик сидел, выставив перед собой одну ногу, на которую похабного вида девушка в рыжем парике наносила из тазика какой-то крем, при этом напевая себе под нос "как я намучилась с тобой, моя попытка номер пять". Я тут же понял, что это рыжая из ВИАГры.
   Nu to chuvak popal. Kakaia nehoroshaia kvartira...
   На моей же кровати расположился какой-то тощий тип с кинокамерой в руках и в пидорском берете. Его клетчатый пиджак вызывал у меня беспричинное раздражение. И, наконец, полку с книгами разглядывал приземистый мужик с лицом дауна и очень мощной челюстью - даже хорошо наблюдался торчащий из-под верхней губы зубной протез. Из нагрудного кармана его коричневого пиджака свисал полуобгрызенный скелет какой-то несчастной рыбки.
   Я застыл в дверях. Кот повернул ко мне голову.
   - Чего тебе! Видишь, сижу, никого не трогаю, в Нете сёрфю! - Тотчас же вскинулся кот, потом замурлыкал. - Ну, можно я ещё в аське полчасочка посижу, а? Такое дрочилово прёт...
   - Гиппоптам! - Прикрикнул одноглазый. - Не видишь? Человек за делом пришёл...
   Девушка вскинула на меня жёлтые змеиные глаза. Глаза прицепились, но потом быстро отвалились и уползли обратно на лицо хозяйки.
   - Ну, конечно же за делом, а как же! Да вы проходите, уважаемый, нечего на пороге стоять! - Тонко и слащаво затрещал неприятный тип с камерой, и ещё более вальяжно раскинулся на моей кровати. Я поднял голову и увидел свисающие с люстры трусы. Свои. Стало стыдно.
   - А вы кто?
   - Ну... Некоторые зовут меня Волан-де-Мортом. Хотя в разных переводах по-разному... - протянул он.
   - Нет-нет... - Кот опять развернулся и замахал лапами. - Это не Гаррик, мессир!
   - А... Молодой человек, я - ваш гость, очень признателен, но...
   - Мы рекламу снимаем. - Объяснил кот.
   - Да, и что за реклама? - недоверчиво спросил я, позвякивая наручниками.
   - Вы не знаете?! Он не знает! - Обратился ко всем тип с камерой.
   Девушка продолжала наносить крем, а тем временем мужик в повязке заговорил, словно текст начитывая.
   - На одну ногу мы нанесли крем "Veet", а другую оставим отрастать... Через две недели...
   - ОНИ ОБЕ БУДУТ ВОЛОСАТЫЕ, да, мессир?! - Радостно мяукнул кот и как следует приложился к канистре.
   - Гиппопотам! - взревел мужик.
   - Ладно, я понял... - У меня уже голова шла кругом. Выходя, я обратился к любителю моей литературы, к тому, что с рыбой в кармане.
   - Друг, а ты-то кто?
   - Эраст я. Фандорин. - Донеслось гулко, как из бочки. Фандорин жутко оскалился, и от одного вида его хари меня устойчиво замутило.
   - Эраст - педераст! - Исхитрился я крикнуть в щель двери и захлопнул её прежде, чем книжка Акунина могла раскроить мне череп.
  
  
   В комнате брата было сильно напукано. Среди дыма я увидел только давешних ящериц и моего брата - они, кажется, пили водку и играли в карты на раздевание, а лысый препод вдруг ни с того, ни с сего, одел панамку, солнечные очки в золотой оправе, и поверх пьяных криков и восклицаний, исторгал из себя постулаты гонзо-журналистики. Постулаты эти оформлялись в дымные буквы и цветастыми комиксовыми репликами скользили по комнате. Пахло эфиром. Я поспешил удалиться. От греха подальше.
  
   We all live in the yellow submarine, the yellow submarine
  
   Съёл ещё два ИкСайта.
  
   В родительской комнате творилось настоящее непотребство. Тот самый красный демон трахал привязанную к спинке кровати юную девушку, неуловимо напоминающую большими глазами и маленьким ртом типичную героиню хентай-анимэ. Всё вокруг было в крови, затянуто чёрным шёлком, горели зловещие чёрные свечи, а около кровати, где свершался трах, стояли три человека в красных балахонах, с намалёванными на груди, кровью, пентаграммами, и заунывно читали "Отче наш" наоборот. Голоса у них были посредственные, на дет-металл мало тянули. Но меня уже мало что удивляло.
   - Сатанисты? - Вздохнул я.
   Один из них повернул ко мне бледную тощую морду.
   - Истинно так, брат.
   - А чё он делает? - Я кивнул в сторону кровати, где демон уже просто выл от оргазма, и крылья у него за спиной колыхались от... того же оргазма. Девушка выглядела мёртвой и даже не орала. Только тряслась, но это понятно почему - я сам видел размеры демонического болта.
   - Истинно, зачинает Антихриста, вождя нашего...
   - Угу, бля! - Сказал демон и продолжил своё дело.
   - А ты, брат? - Спросил меня сатанист.
   - Я? Я так, мимоходом... А что он так долго-то?
   - Вот, брат. Сами заебались эту хуетень петь. И свечи гаснут, и, брат, поссать жуть как охота. А ему надо, чтобы всё строго по ритуалу. А он никак кончить не может. Урод. - Подытожил чувак в чёрном. Другие согласно закивали. - Косяк хочешь?
   Я взял, и, затянувшись, вышел из комнаты.
  
   В гостиной тоже ничего особенно интересного не творилось. Там расхаживал трансвестит (широкие скулы, золотой парик, накладные ресницы и красные ногти, сиреневые тени и розовые накачанные силиконом губы, плюс - силиконовые грудные импланты) на умопомрачительных шпильках и нудно диктовал в пустоту характеристики моей мебели - "Горка для сервиза, ДСП, 60-е годы. Красный лак, золотые витые ручки, сдвижные стёкла". Я отдал трансвеститу косяк, тот сказал спасибо.
   Вежливый какой...
  
   Заглянул в ванную. Футин, держа Гандоева за загривок, размеренно макал его головой в унитаз. Оба уже были просто по уши в дерьме - наверное, их вылазки нарушили что-то в канализации.
   Меня удивило следующее - в ванне каким-то неведомым мне образом очутилась куча льда. Маленькие ледяные островки окружали неподвижно лежащего в ванне парня. У парня были синие волосы. Собственно, это был труп - я заметил на краю бритвенные лезвия, и потёки крови в застывшей воде. Он вены себе перерезал.
   "Вот только этого мне не хватало".
   Как только я это подумал, он резко открыл глаза. Абсолютно чёрные. И заорал, глядя на меня:
   - Ты и мудак! Ой, мудак!!!! Ну хули ты меня убил, а? Нет, хули ты не закончил повесть, а? Я тебя, падла, спрашиваю - какого ХУЯ ты НЕ закончил ПОВЕСТЬ!!!!
   - Гм... но... - Начал было я левую отмазку. Нужно было правую, я так думаю.
   - Хуесос ты, вот кто! - отрезал он, брызгаясь слюной.
   - Да не знаю я тебя! И вообще, убирайся из моей ванной, бля! - рассердился и я, почувствовав, что претензии самоубийцы совершенно беспочвенны.
  
   Я закрыл глаза. Сглотнул. Открыл снова.
  
  
   На сей раз, в ванной плескался дельфин. Дельфин был светло-оливкового цвета, на его несчастную голову и плавники навесили кучу какой-то странной аппаратуры. Дельфин бил хвостом, и вода выплёскивалась на пол. Я с грустью думал о том, что наши соседи нас точно убьют, если мы зальём их второй раз за месяц. Просто придут и забьют насмерть. Вантузами.
   Тихо булькал Гандоев. Футин ему что-то втолковывал.
   На краешке ванной сидел парень в костюме и таращился в пустоту. Потом, подняв голову, он увидел меня, будто в первый раз, и взгляд его прояснился.
   - Дельфинчику-то... дурь нужна... Не подкинешь? Скотинку-то жа-алко...
   Я демонстративно плюнул на дельфина. Тот издал негодующий свист футбольного судьи.
   - Плевать я на него хотел. - Сказал я, и хлопнул дверью.
  
   Войдя на кухню, первым, что шибануло меня, был запах чего-то горелого. Помахав рукой и немного развеяв дым, на залитой солнцем кухне я обнаружил двух людей. За плитой суетилась пожилая негритянка в очках, в мамином переднике - что-то готовила. За столом сидел мужик в длинном чёрном плаще и таращился на ложку из нашего фамильного сервиза. Ложка под его взглядом охуительно, как пластилин, гнулась. Я перевёл взгляд на стол - на столе лежало по меньшей мере десять скрученных в клубки ложек из того же сервиза.
   Этого я уже стерпеть не мог.
   - Ах ты сучонок, это что ж ты делаешь? Чужое добро портишь, мразь? - Процедил я сквозь зубы, нависнув над уродом в плаще.
   Он посмотрел на меня полными дзыньбуддистской мудрости, глазами.
   - Ложки нет.
   - Ах, нет, значит? - спросил я преисполненным яда, голосом, и, схватив чувака за волосы, как следует приложил его головой об стол. - Нет, говоришь? - ещё удар. - Так нету, а, блядь? - Хрясь. Фейсом об тейбл.
   - Есть, есть ложка! - заверещал он.
   - Я же говорила, так оно и будет... - вздохнула негритянка.
   - Ещё бы... - Зло ответил парень, размазывая по ладони кровь из носа.. - Всё-то вы знаете, бля... Пифия...
   Я ещё раз посмотрел на гнутые ложки, и меня осеменила идея.
   - Слышь, может, наручников тоже нет? - Поднёс руки к лицу парня. Тот смахнул каплю крови с носа, пожал плечами и уставился на наручники. Те, будто расплавленные, деформировались. Вот и славно, трам-пам-пам. Жизнь определённо налаживалась. От слова - "лажа". Я вынул из наручников руки, отбросил бесполезный металл прочь.
   Присел на стул. Растёр запястья.
   - Мальчики, я знаю, для поднятия настроения вам нужно - ПЕЧЕНЬЕ! - негритянка поставила между нами большое красное блюдо. Я взял одно печенье, не думая, машинально сунул его в рот. Тут же закашлялся от отвращения и начал отплёвываться.
   - Бля, оно ж горелое!
   Бабуля расплылась в улыбке.
   - Я так и знала, что вы это скажете!
   Парень наклонился ко мне и заговорщицким тоном сказал:
   - Она меня заебала. Всё время говорит, что всё предопределено. И что всё мы - батарейки. Тварь я дрожащая, или право имею, а?
   Я не нашёлся, что ответить, но, заметив, как плотоядно смотрит парень то на бабулю-негритянку, то на висящий у раковины топорик для разделки мяса, я для страховки взял последний в собственные руки, дабы избежать возможные негативные последствия...
  
   Направился в ванную.
  
   И тут, возможны 3 варианта развития событий.
  
   По первому сценарию, я окидываю печальным затуманенным взором квартиру, и, не снимая формы, ухожу из дома, картинно сбегаю по лестнице и долго-долго бегу по Москве, по запутанным улицам, чтобы спасти некоего Манни. Хуй знает кто это, но мне надо будет спасти его за двадцать минут.
  
   По второму сценарию, я беру топор, и отрубаю голову сначала негритянке - при этом, отрубленная голова всё ещё орёт "я это предвидела", потом раскраиваю череп парную в длинном плаще, потому что топор - не пуля, он медленно не летает. Кушаю его мозги, как Ганнибал, и воображаю себя Избранным. Потом я иду в гостиную, кромсаю на куски трансвестита, дико хохоча, отрубаю ему член и засовываю его ему же в его тощую задницу, фактически исполняя его сакральное желание - быть женщиной, быть выебанной. Потом иду в комнату брата, выпускаю зелёные кишки ящерицам, убиваю препода, насилую своего брата, а потом зарубаю и его, как свинью. Оттуда иду к себе в комнату, но там народ благоразумный, смылся. Иду в родительскую, размахивая окровавленным топором, препарирую демона, делаю непрофессиональное кесарево той девушке, которую насиловали, а потом крошу в капусту обукренных сатанистов. Комната покрывается ещё более толстым слоем крови. И, как довершение - врываюсь в ванную, весь шальной, в заляпанной кровью эсэсовской форме, с топором наперевес - Postal2 отдыхает, ушлёпываю парня с пустым взглядом (который, кстати, мордой лица был очень похожим на парня в чёрном плаще), потом пластаю на суси-моривасэ мутанта-дельфина... Подкравшись сзади, отрубаю дурные головы Президента и чеченца, а потом, злобно хихикая, спускаю оные отрубленные части тела в канализацию. Потом меня тёпленького забирает "Скорая психическая".
   За сим история кончается, я сижу в психушке, в смирительной рубашке, писательская карьера окончательно загублена - что совершенно естественно, после изнасилования Русской-то Словесности. Кукушка, пролетая над гнездом, какает мне на голову...
  
   Третий сценарий наиболее интересен.
   Я оставляю топор в прихожей, и иду в ванную - проведать Президента. Тихо подойдя к двери, я открываю её - на ма-аленькую такую щелку, и слышу:
   - О, да, Будимирчик, ещё, ещё, давай, ох, я счас, бля... я..я... люблю Россию...
   - бульк-бульк... Асланчик, а я...бульк, Чечню...бульк...
   Приоткрываю дверь шире, и что я вижу? Какое геополитическое разложение, какая интрига! Аслан Гандоев стоит со спущенными штанами, а наш родимый, кровный, надёжный, умный, сильный, честный, принципиальный, справедливый, красивый, спортивный, умелый, начитанный, полиглотичный, дипломатичный, демократичный, либеральный, и вообще, самый лучший Президент Будимир Будимирович Футин, стоя на коленях, сосёт хуй немытого чеченского боевика, и признаётся ему в любви?!!!
   Дверь предательски скрипит, они поворачивают головы. У Президента на губах сохнет конча.
   - Ой, бля... - Говорю.
   - У нас тут... переговоры. - Немного раздражённо говорит Президент, отирая уголки рта.
   - А-а... А со мной не... переговорите? Я известный сетевой писатель, совсем не хуже его вон... - тыкаю пальцем в Гандоева. Решаю брать быка за рога.
   Президент переводит взгляды с меня на Гандоева, потом, закусив губу, принимает решение.
   - Асланчик... выйдите, пожалуйста.
   Террорист хмыкает, поглаживает свою чудовищную лиловую залупу, застёгивает штаны и, громко хлопая дверью. уходит. Мы остаёмся вдвоём. Вдвоем в царстве розового кафеля и белой снатехники. Глаза президента загораются нехорошим светом. Он буквально-таки сдёргивает с меня брюки... Хищно приникает ко мне. Ласкает языком мой член, подобострастно закатывая глаза и всем видом выражая подчинение.
   Я говорю:
   - Кажется, я уже писАл о чём-то подобном.
   Я говорю:
   - Мне нравится, когда вы говорите - "Добрый э... вечер".
   Я говорю:
   - Обезьяны, это очень сексуально. Вы похожи на обезьяну, немного.
   Nu, vot ti i dobilsia svoego. I kak? Mne lichno nravitsia...
   Рот у Президента явно натренирован политическими диспутами. Во всяком случае, он очень убедителен, и не по-диктаторски нежен. Я содрогаюсь в экстазе, а он умудряется одновременно и сосать, и шептать:
   - Я... всегда любил... Германию...любил... о дойчланд...ты прекрасен!
   Мягкие, пульсирующие движения сплетаются вокруг моего члена, точка экстаза, а потом он сглатывает...
   Я разухарился, мне уже мало. Говорю, чтоб стал на карачки, что он и выполняет. Галстук, покрытый уже засохшим дерьмом, усталым собачьим языком свешивается набок. Догги-стайл, оу йесс. Задница у Президента - узкая и белая, в мелких красноватых прыщиках. А брюки - очень дорогие. Без смазки, неудобно конечно, ну да ладно - будем надеятся, что он посрал недавно. Слава богу, что после минета встало надёжно.
   Мечта коммуниста - выебать оппозицию в очко.
   Что я и делаю, напяливаю по самую глотку. О, я жёстко его ебу.
   Ору:
   - Ты любишь своего фюрера, сука?!
   - Да! О, йа-а! Натюрлих!
   - Кто твой фюрер?
   - Ты, ты!
   - Ты ненавидишь черножопых уродов? - Туды-сюды. Прям как целка девственницы.
   - Да, ненавижу!!!
   Размерено вгоняю хуй в узкое, сухое неразработанное очко. Бля, ну и стояк.
   - Кто твой ФЮРЕР? Кто тебя ебёт? Нравится, как фюрер тебя выёбывает?!
   - Я люблю своего фюрера, o mein gott, sheisse... - он чуть не визжит от боли.
   - Ya-a... gutt...
   Эх, жалко, типа с камерой нет - Герхард вряд ли видел такое крутое фашистское порно.
   Я кончаю, одновременно извлекая обмякший хуй из высокопоставленной задницы. Президент наваливает кучу. Я морщусь - вот так всегда.
   Будимир Будимирович смотрит на меня преданно. Я улыбаюсь ему, поправляю форму.
   И тут заходит Гандоев. Его некрасивое лицо перекашивает от отвращения - а вот и Отелло пожаловал. У него в руках - калаш.
   Мир вокруг взрывается стреляными гильзами, криком и пулями. Пули прошивают наши тела, крошат кафель, ванную, всё. Я разлетаюсь в кровавые кусочки, меня отбрасывает к стене, и тело превращается в решето. Медленно сползая красными потоками на пол, я слышу, как боевик говорит:
   - Лыжи надо готовить летом.
  
   Гитлер капут, йа-а?
  
  
   Чёрт. Я перепутал коробки с ИкСайтом. В одной из них я храню мескалин.
   Бля-бля-бля.
   БляТь.
  
  
  
  
   - Туалетной бумаги, я сказал, КРЕТИН БЕЗМОЗГЛЫЙ!!!! - ору я из туалета. - Я не собираюсь тут с обосранной жопой ходить!
   На самом деле, я слукавил - меньше всего на свете меня волнует, в дерьме у меня задница или нет. То есть, она всегда в дерьме: не в буквальном, так в переносном смысле.
   И вот он я, сижу со спущенными штанами на унитазе, в то время как ноги покрываются цыпками от холода и жду, когда мой жирный тупой братец соизволит принести мне бумагу для подтирки. Кучу я уже наложил, смердит, мля.
   Вот он я, сижу на толчке в своей говённой домашней одежде, сру и печатаю на своём ноутбуке.
   Ноутбук, охуеть кстати. Проц 2. 4, мать 533, видуха 64 мега, 40 гиг хард, 17 дюймов экран и dvd-cd-rw. Браток всё время на него кидает завистливый взгляд, но хрен он что получит!
   Вот только тяжёлый ноут, сука - еле балансирую его на худых и острых коленях.
   Он орёт:
   - Где я тебе её счас достану, бля? У нас всё кончилось!
   Я ору в ответ:
   - Кретин! Я пытаюсь сосредоточиться!
   Говнюк.
   Я ору:
   - У меня творческий ПРОЦЕСС!
   Я ору:
   - И оставь в покое холодильник!
  
   Неожиданно, дверь в туалет распахивается. На пороге маячат две тёмные фигуры. Я смотрю вверх и вижу двух мужиков. Оба мужика одного роста, в чёрных костюмах, белых рубашках и с серыми галстуками. Почему-то в помещении эти двое нацепили солнцезащитные очки. Фу, глупо.
   - Пётр Иванов. - Представляется первый, который повыше и с джеймсбондовским квадратным подбородком.
   - Иван Петров. - Представляется второй, который пониже и с прыщавым носом.
   - Федеральная Служба Безопасности. - Они синхронно машут перед моим носом красными корочками.
  
   Вот же бля...
  
   та самая туалетная бумага:)) [с какого-то сайта]
  
Оценка: 4.40*10  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"