Тропинка вьётся между деревьями, ровная, с прокопанными краями, посыпанная опилками. Сколько сил, стараний и заботы вложено дачниками. Впереди идёт она со своей матерью. О чём-то разговаривают. Парень идёт позади. Кругом запахи леса, звуки леса, шум деревьев.
Вот и станция. Ох уж эти русские названия. Что они означают? Кто придумал? Может есть перевод с древних языков? Народу на платформе ещё не много. Дачники подходят группками, завтра опять рабочая неделя.
Женщины заходят внутрь здания. А парня что-то останавливает, и он остаётся на платформе. Может наступающий вечер. Может этот вечерний волшебный воздух. А может вот это небо, оно совсем рядом. Кажется, подпрыгни и рукой достанешь.
Проступают первые звёзды, ещё едва заметные. А ему вспоминается та самая звезда из детства.... И в сознании всплывает не стираемая временем картинка. Когда вокруг заснеженная равнина. Впереди огни небольшого провинциального городка. Тропинка переметённая снегом. Рядом идут огромные как деревья взрослые и так же как деревья раскачиваются при ходьбе. О чём-то говорят, и каждый о своём. А он смотрит на звезду впереди. Она самая яркая, такая огромная по сравнению с другими, такая завораживающая. Она здесь, с ним и видит его. И почему-то хочется верить, что она светит для него. И ему хочется крикнуть: 'Смотрите, какая звезда, такая яркая и чудесная!'. Но не может. Боится, что не поймут, посмотрят на него удивлённым взглядом. Ведь взрослые живут в своём мире, полном забот и проблем, пытаются что-то доказать другим. Но при этом не слышат друг друга. И, по своему, каждый несчастлив, своей нереализованностью и неосуществлённостью желаний. Кто-то пытается утопить это чувство на дне стакана, кто-то заглушить работой. И потом через много лет он поймёт, что это главная проблема их рода: невозможность услышать других и даже невозможность услышать себя.
Парень возвращается из воспоминания назад на станцию. Уже густые сумерки. Над головой бескрайная бездна звёзд. Млечного пути ещё не видно, но проявляются знакомые созвездия. Когда-то в юности с фонариком и картой он искал их на небе. И тот незабываемый восторг, кода нашёл созвездие 'Льва', такое огромное и такое величественное. Но теперь уже не найти.
Сердце наполняется беспричинной радостью. Каким-то восторгом. От чего? Почему? Да откуда он знает. И к чему такие вопросы в его возрасте, когда кажется, что всё ещё впереди, чистое, светлое. Хочется смеяться. Каждый вздох как огромная порция энергии врывается в грудь. Воздух даже пьянит немного, такая лёгкость во всём теле. Ноги не могут стоять на месте. Кажется, как будь то, небо зовёт. И если бы кто-то сейчас крикнул: 'Лети!'. Он бы взлетел, не задумываясь и не сомневаясь.
Надо рассказать, поделиться восторгом. И он заходит внутрь станции. Женщины сидят спиной к нему на стандартных вокзальных лавках, разговаривают между собой, не обращая внимания. Но непонятное чувство: словно её мать не глядя на него всё понимает. Её разговор кажется каким-то завораживающим бормотанием и звучит как древний заговор. И вот уже всё кажется ерундой. Ощущение восторга и счастья куда-то испаряется. Ничего и не было?
А потом переполненная электричка, маршрутный автобус. Помогают матери занести дачные припасы и принадлежности в квартиру.
И вот они уже идут по тихой ночной улочке. Она держит его под руку и что-то рассказывает: 'А мама им говорит.... А они.... Ты представляешь...?'. А ему хочется сказать: 'Знаешь? Я только что разговаривал с небом'. И опять он не может ничего сказать. Какой-то древний инстинкт самосохранения на подсознательном уровне останавливает. Нельзя такое рассказывать. Никогда и никому. Смотрит под ноги, боясь поднять глаза и увидеть, как небо отдаляется всё дальше и дальше. И он твердит: 'Потом, потом, обязательно потом. Только бы не забыть это состояние, только бы не забыть. Я обязательно вернусь'.
Через много лет, когда нахлынут воспоминания, и вспомнится тот вечер и то небо, я понимаю, что вот тогда тому парню отрезали крылья. Вот так просто, мимоходом, буднично и со словами: 'Ничего всё пройдёт, всё пройдёт. Сейчас помажем йодом, немного пощиплет, а потом всё заживёт'. Но не зажило, и тяжёлые фантомные боли где-то там за плечами. И всё нестерпимее болит сердце.
По вечерам, глядя в небо, я пытаюсь вспомнить то состояние и те ощущения. И хоть немного приблизиться к небу. Оно бывает тёплым и ласковым как летний вечер. Бывает холодным и колючим. Или плачет осенним дождём. Или о чём-то грустит, падая на землю пушистыми снежинками. Я даже пытаюсь с ним разговаривать. И иногда чувствую его ответ где-то в солнечном сплетении или даже его пьянящее дыхание в груди. И каждый вечер я приближаюсь к нему, совсем незаметно, может на миллиметр.
И каждый вечер я прислушиваюсь в надежде услышать где-то там за спиной звенящий звук ветра в ещё маленьком, но упрямом и гордом пёрышке!