Дегтярева Виктория : другие произведения.

Тридцатая неделя

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.80*14  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Наши женщины - самые стойкие в мире. И ничто их не сломит - ни неблагодарные мужики, ни бесплатная отечественная медицина... Не верите? Почитайте! :-)


   Тридцатая неделя. Давление 120 на 80. Пульс 78 ударов в минуту. Вес 67 килограммов (на 2 больше, чем на двадцать девятой неделе). Самочувствие прекрасное. Настроение на нуле. Почему на нуле? Да потому, что плетусь в консультацию и знаю, что мне сейчас скажет врачиха! "Что, опять два килограмма за неделю набрала? Опять следы белка в моче? А это что? Отеки! Ну, все, пишу направление - ложись-ка ты в больницу".
   Больница! Есть ли слово страшнее? Для меня - нет. Я никогда не лежала в больнице, и даже не представляю себе, что это такое. Точнее, смутно представляю, и легче от этого не делается. Впрочем, никогда - это слишком громко сказано; конечно, мама говорила, что когда мне было шесть месяцев, нам с ней довелось побывать в этом казенном заведении. Но я не помню, я ничего не помню, честное слово! А вот с тех пор - ни разу. Не доводилось как-то... Здоровье не подводило. Да оно и сейчас не подводит! Это все глупая врачиха. Преэклампсия, подозрение на пиелонефрит... Слова-то какие страшные. Не верю я в них, а все-таки боюсь - не за себя, за него, маленького, тридцатинедельного. Очень уж ответственность большая. Придется ложиться в эту проклятущую больницу!
   Прихожу домой, настроение падает еще на пару десятков градусов. Внутри все замораживается, как в хорошем морозильном шкафу Indesit. Звоню Дашке.
  -- Даш, меня в больницу кладут! Якобы подозрение на пиелонефрит.
  -- В больницу?!! Вот сволочи! Надолго?
  -- Ну откуда я знаю... Не меньше, чем на неделю - это точно.
  -- А как же фигурное катание? Мы ведь билеты на него уже взяли.
   Выражаюсь нецензурно про себя. Действительно! Как же фигурное катание? Неужели я пропущу Ягудина и Бонали из-за какой-то дурацкой врачихи?
  -- Да ладно, Даш, - говорю я неуверенно, - ты заранее-то не переживай, может, я еще и выберусь оттуда как-нибудь...
   Следующий звонок - в больницу.
  -- Алло, - гавкает в трубку страшно любезная женщина.
  -- Здравствуйте... Я...
  -- Ну, побыстрее, побыстрее говорите, что вы там разродиться никак не можете?
  -- Мне врач из женской консультации номер 15 выписал направление к вам, на дородовое отделение.
  -- Срок какой?
  -- Тридцатая неделя.
  -- Нет у нас сейчас мест. Звоните в отделение, где с маленькими сроками лежат. Плохо, конечно, что у вас тридцатая неделя - родить можете в любой момент, а там родилки нет... Ну, тут уж ничего не поделаешь. Обращайтесь туда.
   Дрожащими пальцами набираю номер отделения с маленькими сроками. Договариваюсь - в понедельник нужно будет подойти в приемное в десять утра. Мне задиктовывают список вещей, которые я должна взять с собой. В их числе десяток шприцов всевозможных калибров, ложка, вилка, тарелка, постельное белье. Все выходные нервно собираю сумку - не забыть бы чего! В итоге, конечно же, забываю - зубную пасту мне во вторник приносят родственники.
   В больницу еду с мамой. Муж проводить не смог - на работу пошел. Да и вообще, он всегда страшно занят - убедительная имитация бурной деятельности. Ну и ладно, черт с ним, стараюсь на этом не зацикливаться. У меня есть и поважнее темы для размышлений: "Будущее материнство и с чем его едят". Или: "Как себя вести на дородовом отделении". Причем последняя тема кажется мне значительно более актуальной, потому что боюсь я просто ужасно.
   В приемном отделении сижу и трясусь под музыку Бородина - радио безжалостно оглушает меня половецкими плясками. Мама, пытаясь перекричать музыку, утешает: ничего страшного, мол, все женщины через это проходят, и вообще - все будет нормально. Согласно киваю головой, не переставая трястись. Страааашно!
   Наконец муки ожидания позади, и я попадаю на осмотр лечащему врачу (тут подробности опускаем), а затем меня направляют в палату. Робко иду по длинному тускло освещенному коридору с обшарпанными стенами и захожу в свое новое обиталище. Лицо мое непроизвольно вытягивается - вот что значит впервые попасть в больницу: любые представления бледнеют перед лицом реальности. В палате стоит восемь коек (ну, это еще ничего, успокаиваю я себя, мама рассказывала, что со мной она лежала на дородовом в палате на тридцать человек), семь из них с панцирными сетками - они уютно прогибаются под тяжестью тел наподобие гамачков. Только представьте себе, как удобно - ложишься своей постоянно ноющей от неотъемлемого груза спиной на койку, а она - бац! - и проваливает тебя в ямку. Большие шутники придумали поставить такие кровати на дородовое отделение, не иначе! Коечки аккуратно и с любовью застелены поверх прожженных во многих местах матрацев бельем всевозможных цветов и узоров: тут и веселенькие ромашки, и строгие полосочки, и затейливые геометрические узоры. Я впоследствии добавляю ко всему этому неописуемому разнообразию свою простыню в мелкий сине-красный цветочек.
   Пол в палате не менее живописен. Когда-то он был застелен разноцветными квадратами линолеума, но было это, видимо, довольно-таки давно, и я уже не застала его лучших времен: передо мной простирается голая правда бетона, лишь в редких местах стыдливо прикрытая остатками прежней линолеумовой роскоши. Между жалкими ветхими тумбочками весело снует туда-сюда оживленное тараканье полчище. Но наибольшей популярностью среди рыжих усачей, безусловно, пользуется ржавая покосившаяся раковина, над которой мне предстоит на протяжении неизвестного периода времени чистить зубы и умываться - ясное дело, там у них водопой и место встречи для обсуждения последних тараканьих сплетен.
   К вечеру я уже знакома со всеми своими подругами по несчастью. На самом престижном месте в углу - на единственной в палате кровати с жесткой поверхностью! - лежит Света, худая мрачная темноволосая девушка с кругами под глазами и угрюмо сжатым ртом. Света запоем читает Маринину - один потрепанный томик сменяет другой с невообразимой скоростью. Изредка, отрываясь от любимых детективов, она берет в руки Библию и начинает проповедовать. Она говорит о том, что Бог прощает всех, простит и ее, сделавшую шесть абортов и страстно возмечтавшую после них о ребенке. Соседки слушают ее невнимательно и переглядываются с заметным скепсисом - Свету привезли в больницу на восьмой неделе с сильным кровотечением, и все считают, что шансов выносить ребенка у нее мало. Ей делают уколы (ах, простите, внутримышечные инъекции!) три раза в день, и ее худые ягодицы черны от синяков и кровоподтеков. Она прикладывает к ним капустные листья, мажет йодом, но эти народные средства помогают мало. Мужа своего Света остервенело ненавидит, каждый вечер звонит ему и орет: "Опять нажрался, сволочь? Расслабляешься без меня, гад? Не ври, я все знаю! Собака моя, небось, с голоду подыхает? Ну, дождешься - вернусь я домой, устрою тебе веселую жизнь!" Впрочем, может, я чего-то не понимаю, и на самом деле они с мужем нежно любят друг друга?.. Воистину, необыкновенно разнообразны проявления этого прекрасного и сложного чувства - любовь...
   Напротив меня, на ближайшей к двери койке, располагается Лена, некрасивая, крупная, широкоплечая, с большими, густо заросшими волосами ногами. Впрочем, в Лене, несмотря на невыгодную внешность, есть заменяющие ее качества - жизнерадостность, радушие, покладистость, и, наконец, философски-стоическое восприятие проблем и неприятностей. Лена как-то очень смутно рассказывает об отце будущего ребенка - он намного старше ее, женат (не на ней, естественно), но с женой, вроде бы, не живет, впрочем, и с Леной он тоже не живет. К тому, что Лена будет рожать, относится, похоже, совершенно равнодушно - во всяком случае, за все время моего пребывания в больнице он не заходил ее проведать ни разу. Все эти сложности в личной жизни Лена воспринимает совершенно спокойно и волнуется только о том, как себя чувствует маленький у нее в животе и чем нас будут кормить на обед. Да, надо еще сказать, что Лена приехала из провинции, родственников в Питере у нее нет, поэтому никто ее не навещает, и она целиком и полностью зависит от скудной больничной кормежки. Мы - те, кому больше повезло с родней, конечно, ее подкармливаем периодически, но ее молодому здоровому организму не хватает, так что она постоянно мучается от голода и несъедобности местной еды.
   Справа от меня стоит койка Юли. Юля - здешний долгожитель, она в больнице уже три недели. Ей тридцать лет, она довольна своей карьерой - работой следователя по уголовным делам. Собранная, энергичная, целеустремленная, она четко ставит перед собой задачи и последовательно выполняет их. На данный момент ее задача - рождение здорового ребенка. Ее Витьку двадцать два, они не женаты, но живут вместе, точнее, он живет у нее, так как всего год назад приехал с Украины и устроился работать в милицию, жил в общаге, но у Юли, конечно, удобнее, кто же спорит! Витек за все три недели тоже не заявился навестить Юлю ни разу, но она к этому относится нормально - равнодушно пожимает плечами и говорит: "Да, он у меня такой. Знает, где я, знает, что со мной все в порядке, и спокоен".
   Слева от меня лежит Наташка. Наташке девятнадцать, она уже делала аборт два года назад, и больше не хочет рисковать. Все ее мысли заняты предстоящим появлением на свет ребенка. "Эх, скорей бы! - мечтательно вздыхает она. - Когда же я наконец буду гулять по улице с коляской!" Наташкин парень старше ее на пять лет (Юля говорит по этому поводу: "Наташа, зачем тебе такой старый!"), он, по всей видимости, зарабатывает много денег - Наташка говорит, что у него хорошая иномарка и он обещал купить самые лучшие и дорогие коляску, кроватку и все остальное приданое для малыша. Они тоже не женаты и живут раздельно, но Наташка надеется, что в ближайшем будущем все переменится.
   Дальше к проходу стоит кровать Иры. Ира пользуется у нас в палате наибольшим уважением, да и неудивительно - у нее уже есть сын, ему целых шестнадцать лет! Впрочем, несмотря на такого большого ребенка, Ира не выглядит намного старше нас - внешность у нее совершенно девчачья и несерьезная - большие наивные глаза, вздернутый веснушчатый носик, задорная детская улыбка, и я бы ни за что не дала ей больше двадцати пяти. На самом деле ей тридцать четыре, первый раз замуж выскочила по молодости и глупости, а развелась после того, как муж заразил ее гонореей (ребенку было тогда четыре месяца). Зато нынешний ее муж основательный и заботливый, приходит к Ире каждый день, приносит цветы и увесистые пакеты с продуктами. Сына не приводит - ему пока решили ничего не говорить, боятся травмировать подростковую психику.
   А больше никого и нет - две койки пустуют. Правда, Наташка говорит, что со дня на день должна появиться ее ближайшая подруга Оля и ждет ее с нетерпением.
   Исследовав палату, я выхожу на освоение новых рубежей. Путь мой ведет в санузел, где я убеждаюсь в том, что неприятные сюрпризы этого дня еще, к сожалению, не закончились. В туалете воняет хлоркой и экскрементами, над одним из унитазов, прикрытым доской, вывешено красноречивое объявление: "Женщины! Убирайте за собой дерьмо сами!" Сокрушенно вздохнув, решаю посещать другой санузел, располагающийся этажом выше. В нем действительно почище - видимо, тамошние женщины успели внять призывам персонала. Забегая вперед, скажу, что наш туалет простоял, благоухая, до приезда СЭС, перед которым объявление спешно сняли и горшок почистили. Запах хлорки, правда, во много раз усилился, но это уже можно было пережить.
   Первый день проходит сумбурно. Хожу по всевозможным процедурам - кровь из вены, кровь из пальца, УЗИ. Мне прописывают таблетки - кучу всевозможных витаминов, средства от почек, печенок и еще черт знает чего - я их все выбрасываю в унитаз, не хочу травить ребенка химией. По результатам УЗИ назначают лечение - ежедневные капельницы и процедуру с загадочным названием "абдоминальная декомпрессия". Процедура оказывается платной, к тому же довольно-таки дорогостоящей, но врачи убеждают меня в том, что это действительно необходимо ребенку, и я соглашаюсь. Нужно ходить каждый день в кабинет, где располагается загадочный аппарат по нагнетанию вакуума. В этот аппарат помещается мой живот, и ребенок во время процедуры, как мне объясняют, находится в невесомости - ну просто заправский Юрий Гагарин!
   Абдоминальную декомпрессию я переношу довольно-таки спокойно, а вот с капельницей мне везет меньше. Не знаю, что мой организм имеет против самой тривиальной глюкозы, но воспринимать ее, вводимую внутривенно, он отказывается категорически. Ситуация выходит довольно-таки комичной: медсестра колет мне в руку иглу, и я буквально через несколько секунд начинаю ощущать знакомый звон в ушах и подступающую дурноту - верные признаки надвигающейся потери сознания. Падать в обморок мне, как истинной светской даме в кринолинах, случалось нередко, так что ощущения, предшествующие этому состоянию, я знаю прекрасно. "Ой! - восклицают девчонки, лежащие на соседних койках, - да ты позеленела вся!" "Вытащите иглу! - требую я у медсестры, - я сейчас сознание потеряю". Она неохотно повинуется и выходит из палаты минут на пять, затем возвращается, исполненная решимости выполнить свой медицинский долг до конца. Снова заносит над моей беспомощно раскрытой рукой иглу, но, заметив мое напряженное и испуганное выражение лица, раздраженно фыркает и швыряет ее в меня. Игла, крутанувшись на капельнице, описывает полукруг прямо перед моим носом. "Был бы провод подлиннее, не отделалась бы я легким испугом", - машинально замечаю я про себя и провожаю глазами удаляющуюся массивную спину медсестры, слыша сквозь гул в ушах ее прощальное: "Когда ты немножко успокоишься, я вернусь". "I'll be back", черт побери! Терминаторша в белом халате - в страшном сне ведь такое не привидится... Действительно возвращается, повторяет свой жуткий ритуал, я опять начинаю терять сознание, после чего заявляю, что больше себе ставить капельницу не дам - пошло все на фиг. Медсестра свирепеет окончательно и уходит, громко хлопнув дверью и пообещав напустить на меня лечащего врача.
   Девчонки хором выражают мне сочувствие. Я на какое-то время оказываюсь в центре всеобщего внимания, но вскоре передаю эстафету Ире - она с расстроенным видом пересказывает нам свой разговор с врачом. Ей прописали мазь, которую нужно вводить внутривагинально.
  -- Берешь ватку, засовываешь ее себе поглубже, мажешь как следует, затем вытаскиваешь, - инструктировала Иру врач.
  -- А может, лучше тампоном воспользоваться?
  -- Ты что, не знаешь, что тампоны вредны???
  -- Но ведь удобно зато, за веревочку-то тянуть... А то как же я буду эту ватку выковыривать?..
  -- Так тебе здесь все равно нечем заниматься. Вот лежи и выковыривай!
   Бурно обсуждаем последние события, склоняем на все лады бесплатную отечественную медицину вообще и акушерство-гинекологию в частности. Но обида и злость постепенно уходят под благотворным воздействием совместного поедания бутербродов с сырокопченой колбаской, которыми угощает Юля, и белого шоколада, которым угощаю я - муж принес аж две плитки, хотя должен был, по идее-то, знать, что белый шоколад я не люблю, предпочитаю молочный... Ну да ладно, зато девчонок порадовала - щедро раздала по палате. На сытый желудок хочется более пикантных разговоров, поэтому тема медицинского произвола уходит в тень, а ей на смену выступает значительно более животрепещущая - мы начинаем говорить об извращенцах. Глаза обитательниц палаты загораются, голос понижается до заговорщицкого шепота: "А вот у меня был случай...", "А я однажды ехала в электричке...", "А меня в вагоне метро..."
  -- А я шла поздно вечером по парку, - увлеченно рассказывает Лена, - и увязался за мной какой-то дядька лет сорока пяти в помятом плащике. Сначала шел молча, потом догнал, окликнул. Стал рассказывать мне про свою тяжелую жизнь - что негде ему и не с кем, никто его не любит, такой он весь из себя бедненький-несчастненький. Попросил над ним сжалиться - дойти с ним до ближайшего дома и зайти в подъезд. Сказал, что если я буду смотреть, он минуты за три управится. А если не буду, минут десять подождать нужно.
  -- Ну, а ты, а ты-то что?
  -- А что я? Отказалась, конечно.
   В общем, можно сказать, что день, столь неудачно начавшийся мучением с капельницей, все же завершается не без приятности смакованием столь любимой всеми женщинами мира темой.
   А на следующий день происходит сразу два события. Утром в нашей палате появляется наконец долгожданная Оля, Наташкина подружка. Оля похожа на ощипанного воробушка: худенькая, встрепанная, с тонкими ножками и остреньким носиком. Ей всего семнадцать лет, у нее повышенное содержание сахара в крови и опасность выкидыша, ее мама ждет-не дождется, когда же любимая дочка сделает аборт, а отец будущего ребенка совсем недавно, помахав ручкой, удалился из ее жизни, раздраженно бросив на прощание: "Мне что, нужно было дрочить в углу, чтобы ты не залетела?" Кажется, что Оля принципиально делает все наперекор окружающим. Она упорно курит, кладет в чай по три-четыре ложки сахара, не выполняет никаких врачебных предписаний и при этом наивно надеется, что у нее родится здоровый малыш и их будет ждать непременно счастливое будущее. Я осуждаю про себя ее упрямство и в то же время завидую оптимизму - эх, мне бы такой!
   А во второй половине дня Света является в палату после УЗИ вся в слезах. Ей сказали, что у нее замершая беременность и ее срочно направляют на операцию. Страшное слово "чистка" передается шепотом по палате. Свете сочувствуют, но не всем сердцем. Шесть абортов, шесть! - эта цифра все-таки вызывает молчаливое осуждение.
   Я же в тот день беседую с врачом, подтверждаю ей свой категорический отказ от капельницы, который она, в отличие от медсестры, воспринимает довольно-таки спокойно. Свету увозят на операцию, девчонки тяжко вздыхают и забывают о ней на время, уставившись в телевизор, который только что принесла Юлина мама. По телевизору как раз идет реклама памперсов. Маленькие детишки счастливо улыбаются с экрана, агукают и пускают пузыри. Будущие мамы начинают пускать пузыри в ответ, растаяв от умиления. "Ах, какая прелесть, девчонки! Поглядите, скоро и у нас такие будут! Боже, как здорово!"
   Ближе к ночи я принимаю неожиданное решение - а ну ее к черту, эту больницу! Что я здесь, собственно говоря, делаю? Спина уже разламывается от койки-гамака, я задыхаюсь от недостатка свежего воздуха, ложусь спать в носках, ногами к стене, опасаясь, что по мне ночью будут ползать тараканы - и надо мне все это? Иду на следующее утро к врачу и торжественно заявляю, что не хочу больше лежать в больнице. Она пожимает плечами равнодушно, говорит: "Ну, пиши заявление, что уходишь отсюда по собственному желанию, и завтра мы тебя выпишем".
  -- Почему завтра? - удивляюсь я, - почему я сегодня не могу уйти?
  -- Не положено! - непререкаемым тоном отвечает врачиха. - К завтрашнему утру только бумаги о выписке будут готовы.
   Я расстраиваюсь, ведь сегодня - пятница, как раз тот самый день, в который мы с Дашкой собирались идти на фигурное катание. Плетусь уныло в палату и делюсь своим горем с девчонками. Юля неожиданно дает мне здравый совет: "А ты сделай, как я - меня ведь тоже завтра выписывают, а я ночевать здесь последний раз не хочу, домой пойду. А завтра к девяти подъедем сюда, заберем все справки, и - вперед!" На моем лице расцветает улыбка - я готова расцеловать Юлю за такое замечательное предложение. Бегу звонить мужу: "Приезжай, срочно забирай меня отсюда! Я ухожу из больницы!" Потом направляюсь в кабинет, где мне делают абдоминальную декомпрессию, договориться, в какие дни мне приходить к ним, чтобы завершить цикл процедур. Медсестра, сидящая там, узнав о моей выписке, огорошивает меня фразой: "Ах, вы уходите из больницы... Жаль! Ну что ж, теперь сможете делать декомпрессию у себя в консультации, на дневном стационаре, бесплатно". Услышав слово "бесплатно" я теряю дар речи. И об этом я узнаю, выложив уже кучу денег за предыдущие сеансы!
   Впрочем, моя радость от предвкушения грядущего освобождения перевешивает сожаление о потраченных зря деньгах. Я скоро вырвусь из этих мрачных стен - ура! Пытаюсь дозвониться до Дашки, чтобы сообщить ей радостную новость, но ее нет дома. Впрочем, это не так уж страшно - билет на фигурное катание у меня с собой, так что встретиться мы сможем и прямо в СКК, где будут проходить соревнования.
   С девчонками прощаюсь впопыхах, совершенно забыв о том, что мы собирались обменяться телефонами. А ведь Лена мне чуть ли не каждый день говорила: "Надо будет тебе позвонить, узнать, кого родила - ты же у нас первая отстреляешься!" Так и расстаемся, не оставив друг другу никаких координат, и ни с кем из них судьба меня больше не сводит - а жаль...
   Муж страшно удивляется, когда я, выскочив из больницы на улицу, торжественно вручаю ему мою тяжелую сумку и говорю: "Ну, ты поезжай домой, а мне нужно в СКК". "Сумасшедшая! - ворчит он, - совсем свихнулась на почве своего катания..." А мне наплевать, сумасшедшая или нет - я чувствую себя такой счастливой и свободной! Ныряю в метро, распугивая пассажиров идиотской сияющей улыбкой, доезжаю до Парка Победы. Вот и СКК! Вот и Дашка! Вот и фигуристы! "Браво, Сурия!" - кричу я после выступления знаменитой черной жемчужины льда, неистово аплодируя, и чувствую при этом сильные толчки в животе - видимо, моему маленькому тоже нравится Бонали... А может, он просто так же, как и я, рад, что мы вырвались наконец на свободу?
Оценка: 7.80*14  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"