Это случилось летом 1988 года, в августе. Слава Сергеев, а для друзей - Фродо, ожидал друзей из Нижнего - Женю Злыдня с подругой Ирой и человека по прозвищу Пигмей. Приехать они должны были не просто так, а для посещения альтернативного, неформального и полуподпольного рок-фестиваля, на котором предполагалось выступление знаменитой, легендарной и культовой панк-группы "НИИ Косметики". Даже сейчас многие вспоминают этот модный в те дни ансамбль, сочетавший эстетику утрированной мерзотности с изысканной музыкальностью и мрачной романтичностью "новой волны". У группы был хит - завораживающая, небыстрая, но ритмичная песня "Оборотень-лис", обошедшая все московские дискотеки. Слов не помню, но в припеве была такая примерно строка: "О... о... о... оборотень-лис! Эй, остановись!". Вокалистом и лидером "НИИ Косметики" являлся одаренный молодой человек, - люди звали его Мефодий, - обладавший выразительным и насыщенным голосом, которым он умело управлял. Злыдень утверждал, что находится с Мефодием в коротких и практически приятельских отношениях. Ранней весной того же года Слава и он уже побывали вместе на сейшене "НИИ Косметики", и впрямь происходившем в актовом зале некоего НИИ, на верхнем этаже высокой кубической "стекляшки", где-то в районе Савеловского вокзала. Разогревала невнятная команда, запомнившаяся только тем, что ее участники, довольно-таки великовозрастные, были облачены в пионерскую парадную форму: красный галстук, белая рубашка, короткие штанишки. Но даже эта нарочитая антисоветчина не спасала глупых бездарей - публика шикала и свистела, пытаясь прогнать "пионэров" со сцены. Наконец, они спели все, что отрепетировали, и удалились с грустными лицами, выкрикнув напоследок что-то, видимо, обидное, но, увы, такое же невнятное, как и их песенки. Затем, после затянувшейся паузы, во время которой тусовка выкатилась на улицу, чтобы покурить сигарет и попить водки, пива и портвейна, принесенных с собой в потайных бутылях, на сцену выдвинулись участники основного состава. Их было много, одних гитаристов штуки три, выглядели все красочно и живописно, как настоящие подонки. Вышел Мефодий с красными, стоящими торчком волосами, и оркестр грянул! Ближе к концу действия на сцене появилась очень худая и практически раздетая шоу-вуман, прикрывавшая наготу огромным портретом Брежнева. Особую пикантность происходящему придавал тот факт, что срамные части тела девушки были обмотаны кумачовыми лентами-лозунгами, они тянулись по полу, как хвосты, и мелькали белые буквы пропагандистских воззваний. "Это - Юла, - шепнул Злыдень. - Мефодиевская герла!" Вскоре после появления Юлы концерт был прекращен - хозяева зала отключили электричество. Несмотря на проклятия и вопли собравшихся деклассированных элементов, трясших лохмотьями и волосами, продолжения не последовало. За прошедшие пару-тройку месяцев "НИИ Косметики" успело записать новый шокирующий магнитоальбом "Военно-половой роман".
Концерт намечался на вечер пятницы.
В пятницу рано-рано утром Славу разбудили продолжительные звонки в дверь. Он с трудом продрал глаза и обнаружил, что верные делу времени часы честно показывают семь тридцать. Распутав одеяло и всосавшись в штаны, Слава потек из комнаты в коридор, хлюпая об углы, невнятно булькая и клокоча. Щелкнул замком... Интересно, кстати, что в русском языке слово "за́мок" и слово "замо́к" пишутся одинаково, как и в немецком: das Schloss - das Schloss, только в последнем случае одинаковы еще и ударения. Весьма примечательное совпадение, и не уверен, имеет ли оно соответствия в других языках. Например, в английском это совершенно разные слова: castle и lock; в древней латыни тоже самое: castellum или turris с одной стороны - claustrum с другой. Других языков не учил. И хватит об этом.
- Гуд монинг! - сказал Пигмей. - Я тебя разбудил...
То ли фыркнув, то ли буркнув что-то неопределенно-утвердительное, Слава коротко кивнул - мол, заходи, давай.
- Вот, это тебе, - сказал Пигмей, одной рукой подхватив сине-красную спортивную сумку с треснувшим и грубо залатанным боком, а другой протягивая початую бутылку тепло-коричневой рябиновой настойки.
- А-а-а... - выразил свои чувства Слава. - О-о-о...
- Всю ночь бухали, - объяснил Пигмей, хлопнув свой багаж об пол и стягивая серую куртку с капюшоном. - Вешалка у тебя где? Ага... Бухали, значит, всю ночь с соседями по купе. Весело было! Они нефтяники какие-то, ехали куда-то через Москву. Ну, а это сунули мне на память. Я оттуда разок хлебнул, пока в метро трясся. Так что бери! Итс э гуд дринк!
Слава не спорил, а отнес бутылку и спрятал в большой комнате за занавеской у дальнего окна. Пигмей в это время успел снять полусапоги и с удивлением рассматривал большие пальцы обеих ног, торчащие из прорванных носков.
- Ну, дела! - сказал он. - Вчера дома с утра новые носки надел. К вечеру один порвался, но сегодня в поезде второй еще цел был, значит, щас порвался, пока сюда ехал. Вот, блин, совок! В этих сапогах все носки рвутся!
- А Злыдень чо? - спросил Слава. - Вы ж вместе хотели...
- Да это, они билеты на другой поезд взяли. В общем вагоне едут. Купе им в облом. Часов в двенадцать, кажется, прибывают. - Пигмей на секунду замолчал и вдруг двумя рывками снял носки. - Мусорка у тебя где? Ага...
Он прошел на кухню, шлепая босыми ступнями по холодному полу, и выкинул рваные носки в помойное ведро.
- Слушай, дай я душ приму, - сказал он. - Не обломает?
Смирившись с той мыслью, что поспать вряд ли уже удастся, Слава отправил Пигмея в ванную, выдав полотенце, а сам принялся готовить завтрак.
Они познакомились прошлой осенью, почти зимой. Слава зачем-то заявился в Нижний, скорее всего, просто так. У Злыдня на Автозаводе он жить не мог - мешала аллергия на кошек, а там в комнате царил на шкафу черный, жирный, ленивый кот, известный под кличкой Хендрикс. Интересно, что когда Слава в первый раз оказался у Злыдня дома, то этого кота не заметил. Обычно аллергия давала о себе знать в первые полчаса пребывания в кошачьем доме, исключения были настолько редки, что их не было. В тот раз они успели просидеть на ковре (полном ненавистной шерсти!) за чаем, печеньем, вином и разговорами часа два, прежде чем Слава краем глаза уловил отблеск движения на шкафу. Подняв глаза, обнаружил грозно облизывающегося Хендрикса.
- Так у тя чо, кот?!
- Ну!
Не прошло и десяти минут, как страшнейший аллергический вал накатил и захлестнул его с головой, заставив чихать, сморкаться, чесать глаза и плакать. Аллергия - мерзкая штука. Слава, между прочим, страдал ею с детства, но однажды ему удалось если не вылечить болезнь, то хотя бы сильно сократить свои муки - и помогла в этом йога! Но это история, связанная с другим временем, местом и людьми. Короче, когда он приехал в Нижний в конце ноября 1987 года, Злыдень сразу предупредил - открылась новая вписка. "Дембельнулся Пигмей, - сказал он. - Занайтуешь у него". Вечером двинули к Пигмею. Тот обитал в каком-то отдаленном районе: долго ехали на трамвае, потом долго шли, и вот оказались среди зданий, для которых самым точным определением было бы "саморазрушающиеся новостройки". Но в те годы Слава еще не был знаком с громыхающим творчеством Бликсы Баргельда и его группы Einstürzende Neubauten, поэтому культурологических параллелей не проводил, а просто вошел в облупленный подъезд, подивился частично отодранным, частично сожженным почтовым ящикам, а также тому, что тусклая лампочка в патроне без абажура все же горит, освещая пол, засыпанный битым бутылочным стеклом и горелыми обрывками газет. Они поднялись на лифте (вот в нем света уже не было) на шестой или восьмой этаж, позвонили в дверь, и им открыл Пигмей. Весьма невысокий человек, ниже Славы аж на добрую голову, он приветливо улыбнулся и раздал тапочки. Квартира была большая, трех- или четырехкомнатная, когда они шагнули в коридор, то открылась дверь одной из комнат и оттуда высунулся очень похожий на Пигмея мужчина лет пятидесяти. У него за спиной слышались отчаянные крики телевизора.
- Это мои друзья, папа, - сказал Пигмей. - Вот Слава, он у нас переночует.
- Здравствуйте, - сказал Слава.
- Здравствуйте, - рокотнул Злыдень над ухом.
- Здравствуйте, - ответил папа, улыбнувшись еще приветливее, чем сын. - Ты пельмени свари, что в морозилке. Вам хватит? Там полторы пачки...
- Хватит, хватит, - сказал Пигмей, нетерпеливо отмахиваясь. Папа засмущался и скрылся за дверью.
Сварили пельменей, потом Злыдень пошел домой, а Слава остался на новой вписке. Пигмей оказался очень интересным собеседником. Он притащил раскладушку, постелил на нее какой-то спальник, дал подушку и одеяло, и они проговорили полночи, обсуждая, чем Егор Летов отличается от Джелло Биафры, стоит ли читать роман Хулио Кортасара "62. Модель для сборки" обеими способами или хватает все-таки одного (Слава считал - хватает, Пигмей - нет), кончится ли перестройка массовыми репрессиями и видел ли кто-нибудь летающую тарелку. Он провел у Пигмея в гостях трое суток, умудрившись больше ни разу не встретить ни папу, ни маму - те уходили на работу утром, когда они еще спали, а ложились спать, когда их еще не было. Позднее Злыдень поведал, что Пигмей отслужил в армии четырнадцать месяцев, но деды отбили ему селезенку, и он был комиссован. Армейскую тему Пигмей не любил, а если вдруг об этом заходила речь, морщился и называл себя "ярым пацифистом". Ну вот. Слава вернулся в Москву, позже еще раз ездил в Нижний, где коротко видел Пигмея. А затем позвонил Злыдень и пророкотал в трубку: "Алло! Фродо! Послезавтра сейшен! Мы впишемся втроем у тебя!".
- Слушай, - сказал Слава, когда они сожрали яичницу с помидорами. - Надо бы за пивом сходить... В десять магазин открывается, если мы к девяти подойдем очередь занять, то есть шанс взять пару ящиков.
- Йес, - согласился Пигмей, и они пошли за пивом.
Идти надо было далеко, пешком по Юго-Западному проспекту, по левой стороне, если от центра, минуя два огромных квартала, до конца 80-х номеров. У винно-водочного уже толпилась бесформенная очередь. Они внедрились в народ, потерлись об отдельных его представителей, устроились и кое-как скоротали часок. Ровно в 10.05 с лязгом отодвинулся изнутри тяжеленный запор, и распахнулись врата адовы. Алчущие алкоголя мужчины втиснулись внутрь - так полная ванна воды втискивается в сливное отверстие. В этом магазине не спрашивали паспорт и без проблем давали пиво - ящик на рыло. Минут через сорок оба были прижаты к прилавку, сунули додону в сине-фиолетовом халате деньги, - наши советские деньги! - а потом, обняв заветные ящики с той же мягкой страстью, с какой артиллерист обнимает снаряд, протаранили бушующую толпу и вырвались на свет Божий. Отойдя в сторонку, перегрузили свои снаряды в подготовленные заранее рюкзак и сумку. Слава сбегал вернуть ящики, и они отправились обратно. Два раза останавливались передохнуть - первый раз на углу Панферова, второй - почти у самого дома. Когда наконец уселись на кухне, откупорив по законной бутылочке "Жигулевского", было почти двенадцать.
- Чо-то рубит, - сказал Пигмей. - Кровать-то где у тебя? Эти как приедут, ты меня не буди. А разбуди, когда уже собираться надо будет, если сам до того не проснусь.
Слава отвел Пигмея в свою комнату, стены которой были от пола до потолка исписаны и изрисованы ("Фак ю, мэн!" - восхитился Пигмей) и уложил спать. Раздеваться тот отказался, простынь отмел как нечто сугубо буржуйское, принял только подушку и плед. Достал из сумки, которую притащил из коридора, новые, еще прошитые магазинной ниткой светло-коричневые носки и положил их рядом на табуретку, а сумку ногой задвинул под кровать. Помахал Славе рукой:
- Не скучай, Фродо! Анекдот знаешь? Приходит заика в булочную и говорит: "Мне б-бат-татон б-бел-лого и б-буханку ч-ч-ч... чо-чо-чо... чер-чер-чер... а ч-черт с ним, еще б-бел-лого!".
- А такой слышал? - ответил Слава. - Заика звонит в милицию и говорит: "Т-там л-лошадь д-дохлая, на улице г-г-г... - Горького? - Н-нет, на ул-лице г-г-г... - Герцена? - Н-нет, на ул-лице г-г-г... - Гоголя? - Н-нет, на ул-лице г-г-г... - Вот когда сможете назвать улицу, тогда и перезвоните!". Через час заика перезванивает и говорит: "Т-там л-лошадь д-дохлая, на улице г-г-г... - Горького? - Д-да, я ее т-туда п-перетащил!".
- А панковский рассказать? - загорелся Пигмей. - Звонок в дверь. Чувиха такая раз - открывает, а там заика стоит, весь перекошенный, и спрашивает с порога: "Т-ты в ш-шестьдесят д-девятом году з-залетала?". Она: "А вам-то какое дело? - Н-нет, ну т-ты скажи, залетала или не залетала? - Ну, залетала. - А п-потом аборт д-делала? - Вы что себе позволяете, гражданин! - Н-нет, ну т-ты скажи, делала или не делала? - Ну, делала! - А п-потом в ун-нитаз с-сливала? - Да кто вы такой, в конце концов? - Н-нет, ну т-ты скажи, сливала или не сливала? - Ну, сливала! - М-мама, я в-вернулся!".
- Заика заходит в магазин, - подхватил Слава, - подходит к прилавку и говорит продавцу: "М-м-м... м-м-м... - Масла? - М-м-м... м-м-м... - Мяса? - М-м-м... м-м-м... - Может быть, молока? - М-мудак, кефиру!".
- Заика такой, весь перекошенный, заходит в магазин, - продолжил тему Пигмей, - подходит к прилавку, долго мнется, а потом делает руками в воздухе круг и кричит пронзительно: "Ку-и-ю!". Продавец спрашивает: "Вам что нужно?". Тот опять делает руками круг в воздухе и кричит: "Ку-и-ю!". Ничего от него не могут добиться, собирается весь магазин, каждый свой товар предлагает, а он знай завывает: "Ку-и-ю! Ку-и-ю! Ку-и-ю!". Тут вспоминают, что в подсобке есть грузчик Вася, тоже заика и весь перекошенный. Зовут Васю. Только тот вышел, этот первый ему кричит: "Ку-и-ю!". Вася тут же, в один момент - на склад и обратно, несет какой-то сверток. Отдает сверток этому первому, тот кивает и, хромая, уходит прочь. Все замолкают, пораженные. Потом кто-то спохватывается и спрашивает: "Вась, а чего ты ему дал-то?". Ну, Вася делает руками в воздухе круг и кричит: "Ку-и-ю!".
На этом дуэль завершилась. Слава оставил Пигмея на заслуженный отдых, а сам отправился на кухню допивать пиво и ждать прочих гостей.
Гости ждать себя особенно не заставили. Не прошло и часа, как раздался звонок, и в прихожую, чуть наклонившись, вступил худой рыжегривобородый Злыдень.
- Пигмей тут?! - загрохотал он с порога, но Слава прижал палец к губам:
- Тише, спит!
Следом, как маленький круглый кролик-нолик, вкатилась Ира с шарообразным рюкзаком. У Злыдня тоже был рюкзак - солдатский вещмешок, туго перевязанный у горла. Расположились на кухне. Злыдень, сославшись на зверский голод, произвел ее обыск. Извлек из угла мешок картошки и заставил Иру чистить, а сам размотал горло своего вещмешка, хитро подмигнул и достал оттуда еще сохраняющий конусовидную форму, довольно объемистый кулек из газеты "Гудок".
- Грибы - свежачок! - качнул бородой Злыдень. - Мужик хотел трешку, сторговал за два!
Он еще покопался в вещмешке и протянул Славе магнитофонную кассету:
- На-ка, поставь! Это "Бриллианты в слюнях" из Новочерноземска.
Где-то через полчаса позвонил один приятель по прозвищу Ворон.
- Ну, чего? - спросил он.
- На сейшен собрались, - ответил Слава, - хочешь, залетай.
Еще через полчаса Ворон залетел. К тому моменту был почти опустошен первый ящик, и он подоспел как раз вовремя, чтобы помочь приблизить победный конец. Еще через полчаса торжествующий Злыдень водрузил на стол огромную сковородку жареной картошки с грибами. Каждый получил по вилке и по куску хлеба. Тут Слава вспомнил про рябиновку, а потому каждый получил вдобавок по стопке. Еще через полчаса явились Эвита, у которой был папа-испанец, и Ринат, который терпеть не мог собственного имени и представлялся Федором. Они принесли бутылку "Сибирской", а Злыдень сказал:
- Ну, надо готовить добавку. Грибов-то много еще!
А Ринат сказал:
- Очень приятно, Федор!
А Слава сказал:
- А когда нам выходить-то?
А Злыдень сказал:
- Да где-то в пять.
А Ворон сказал:
- А когда концерт-то?
А Злыдень сказал:
- Да где-то в шесть начало.
А Федор, он же Ринат, сказал:
- А чо за концерт?
А Ира, которая опять чистила картошку, сказала:
- Да Мефодия концерт!
А Эвита сказала:
- Ой, а я пива хочу! Мне, конечно, и не предложит никто!
А Слава сказал:
- Да я вот только что хотел тебе предложить!
А Злыдень сказал:
- А самой взять и открыть трудно.
А Эвита сказала (она Славе нравилась):
- А вы хам!
А Ира сказала:
- И хам, и гад!
А Злыдень ощерился и сказал:
- И хам, и гад, и скот!
А Ворон сказал:
- "Сибирская", между прочим - сорок пять градусов!
А Ринат, он же Федор, сказал:
- А чо за музон у вас играет?
А Слава сказал:
- Группа "Прах шакала" из Макаровска, это Злыдень привез.
А Эвита сказала:
- Фу! Так я и думала, что он!
А Злыдень сказал:
- Думать - это трудно.
И вот в таком духе они проговорили примерно час.
Рябиновка закончилась одновременно со вторым ящиком. "Сибирскую" Слава пить не стал, опасаясь сорок пятого градуса. В голове уже гудели не только голоса гостей, но и другие, абсолютно нечленораздельные голоса, вполне готовые, однако, заглушить реальность своим потусторонним гоготанием.
- Ха! - крикнул Злыдень. - А вот и добавка!
И с этим возгласом он ловко опрокинул сковородку, вывалив ее масляное содержимое - картошка с грибами смачно плюхнулись на пол.
- Кто насрал, тот и чистит! - радостно сообщила свое мнение Ира.
- Чистит женщина! - весомо парировал Злыдень, но в результате за работу принялся почему-то Федор, он же Ринат.
Ворон открывал последнюю бутылку пива. Эвита курила, вздернув носик. Слава предпочитал ни во что не вмешиваться и ласково улыбался всем. Злыдень сосредоточенно взглянул на часы:
- Все, пора будить Пигмея!
- Я с тобой! - сказал Слава.
Переступив через Федора, ползающего по полу с мокрой тряпкой в руках, они промаршировали в комнату, где без задних ног дрых Пигмей.
- Пора, пора, труба зовет! Вперед, вперед, пока мы живы! - заворковал Злыдень утренним орудийным раскатом. - Мой друг, отчизне посвятим свои болячки и нарывы!
Пигмей шевельнулся, открыл глаза и улыбнулся.
- Найс ту си ю, гайз! - сказал он. - Что, уже идем?
- Еще не сейчас, но уже скоро, - ответил Слава. - Ну как, высыпался?
Пигмей потянулся, поворочался, помотал головой:
- Позасыпляюсь еще минут пятнадцать... Можно мне чего-нибудь холодненького попить принести? Где тут у тебя вода, а?
Они вернулись на кухню. Там уже было совсем чисто, только всюду валялись пустые бутылки, стол был загроможден тарелками, а в воздухе клубился сизый дым. Злыдень налил стакан холодной воды из-под крана и понес его Пигмею. Слава попросил:
- Дайте сигарету!
Ворон протянул ему пачку "Космоса". Вернулся Злыдень и изрек:
- Жалко добавки, но это карма! Как говорил Свами Банкабананда: приготовить обед и выкинуть, чтобы пообедали собаки - вот истинное сострадание.
Тут он залез в холодильник и вытащил завернутый в целофан недоокаменевший сыр. Взял нож и ловко настругал сыр тонкими пластинками. Потом налил в стопочку "Сибирской", поставил на блюдце, положил рядом кусочек хлеба, накрыл его пластинкой сыра и сказал:
- Пойду, помогу парню на ноги встать! Окажу классическое уважение!
И удалился. И возвратился через минуту с пустой рюмкой. И поменял очередную стереокассету в мономагнитофоне ВЭФ.
- Ну, чего? - осведомился Ворон.
- Собираемся потихоньку! - нахмурился Слава.
- А это чо за музон? - поинтересовался Ринат.
- Группа "Жандарм и Инопланетяне" из Красночуйска, - откликнулся Злыдень.
- Он, наверно, привез, - скривилась Эвита, кивнув на Злыдня.
- Он, - подтвердил Слава.
- Предлагаю по последней, - предложил Ворон. - По последней - и идем!
- Друзья! - провозгласил Федор, вставая. - Позвольте, я скажу. Некоторых из присутствующих здесь я знаю уже не первый год, других - не первый месяц, третьих - всего несколько часов. Но всех вас я сейчас люблю одинаково, друзья мои! Я люблю всех вас и хочу выпить за всех вас!
Ринат слегка покачнулся, но Ира помогла Федору удержаться на ногах. Слава, хоть и не хотел пить "Сибирскую", тут уж никак не мог отвертеться. Пьянство - оно многих сгубило. Наркомания, к слову, гораздо меньше.
Они выпили.
И тут раздался звонок.
В дверь.
Слава пожал плечами, - мол, никого не жду, - и пошел открывать.
- Кто там? - спросил он.
- Я это, я! - послышался знакомый голос соседки.
Слава открыл. За дверью и впрямь стояла тетя Клава. Она как-то искоса взглянула на него, потом через него, потом попыталась взглянуть сквозь него, а потом спокойно спросила:
- Это не у вас человек из окна выпал?
Слава пожал плечами и растерянно обернулся на выглядывавшего из кухни в коридор Злыдня.
- Человек из окна? - глупо переспросил он. - Нет, что вы, это не у нас.
- А ты посмотри... Сколько у тебя гостей-то там...
- Нет, ну я посмотрю, конечно, сейчас, одну минутку...
Прикрыв дверь, он вернулся к остальным.
- Ну, чего? - мрачно кивнул Ворон.
- Да чушь какая-то: соседка спрашивает, не выпал ли у нас кто-нибудь из окна.
- Да все вроде здесь... - развел руками Злыдень. - Плюс Пигмей там...
Слава почесал в затылке и, для очистки совести, пошел заглянуть в комнату к Пигмею. Открыл дверь. На кровати валялся скомканный плед. Рядом на табуретке стоял пустой стакан. Легкий ветерок шевелил страницами раскрытой на столе книги. Левая узкая створка окна была растворена. Никакого Пигмея в комнате не было. Без единой мысли, двигаясь, как автомат, Слава подошел к столу, вскарабкался на него, мельком взглянув на книгу (Владимир Набоков, "Защита Лужина"), на четвереньках аккуратно переполз на подоконник, уперся руками поплотнее и, насколько это было возможно, высунулся из окна, глянув вниз с высоты двенадцатого этажа.
То, что открылось его глазам, более всего напоминало сцену из кинофильма. Там, внизу, толпились люди, образовав плотное, дрожаще-вибрирующее кольцо. В центре кольца виднелось круглое, свободное от людей пространство, а в центре этого пространства находилась маленькая распластанная фигурка, похожая на бегущего человечка. Но человечек не бежал, человечек лежал. Он казался микроскопическим, как игрушечный солдатик, и совсем не двигался. С высоты птичьего полета Слава необыкновенно ясно различил светло-коричневые носки на неуклюже разбросанных в стороны маленьких ногах. Где-то сбоку медленно проехала "Скорая помощь", а может, это была просто случайная машина. Так же аккуратно и сосредоточенно, как забрался сюда, Слава задом отполз от окна, слез со стола, задев и уронив давешнюю книжку (она рухнула страницами вниз из солидарности с бутербродом), спокойно вышел из комнаты и обратился к притихшим друзьям:
- Да, это у нас.
Потом он снова вышел к соседке. Ее приглушенный голос доносился откуда-то со стороны лифтов, но заслышав скрип отворяемой двери, тетя Клава тут же показалась из-за угла.
- Да, это у нас, - сказал Слава.
- Ну вот, - кивнула она. -Ты тут это, смотри пока... Я вернусь, значит, сейчас, только вниз сбегаю и обратно.
Он захлопнул дверь и несколько секунд постоял так, ни о чем особенно не думая, просто постоял в тишине возле двери, и все.
- Я должен, - донесся вдруг рокочущий бас Злыдня. - Иду вниз... Где он... Там я...
Ира быстро и неразборчиво бормотала ему в ответ.
- Нет, - отвечал ей Злыдень. - Нет... Да... Нет... Я должен, я пойду!
Тряхнув головой, Слава решительно вошел в кухню. Злыдень стоял посреди, Ира держала его за рукав, он бунтовал и вырывался, но не слишком яростно. Эвита нервно курила, беспрерывно затягиваясь. Остальные ничего не делали.
- Лучше будет, если вы сейчас уйдете, - заявил Слава. - Надо тут все в порядок привести.
- Да, - кивнула Ира. - Правильно! Уходим!
- Пошли! - засобирался и Федор-Ринат, увлекая за собой Эвиту. - Пошли!
- Я иду, - угрожающе сопел Злыдень в коридоре. - Я иду!
- Идем, идем! - тараторила Ира.
- Пока! - коротко бросил Ворон.
И они ушли. Стало очень тихо. Донеслось тиканье часов. "Это большие часы на шкафу, - подумал Слава. - Но как же они громко идут!". Казалось, у него в голове раздаются попеременные удары нескольких молотов.
Первым делом Слава распахнул все окна - на кухне и во всех комнатах. Затем снес всю посуду в мойку. Когда принялся собирать бутылки, в дверь позвонили. Он был очень спокоен. Это вернулась тетя Клава. Она вошла на кухню, коротко огляделась.
- Пили? - спросила она.
- Пиво, - ответил Слава.
- А это? - показала она на "Сибирскую" - в бутылке оставалось еще чуть-чуть прозрачной жидкости.
- Было, - пожал он плечами.
- Та-ак, - она задумалась на мгновение, - бутылки все собирай в мешок и тащи ко мне! Вытри тут все, пол вымой! Быстро! Я сейчас!
Она исчезла. Слава со звоном покидал бутылки в большую дорожную сумку, однако приблизительно треть туда не помещалась. Сумку взвалил на плечо и отнес к тете Клаве -квартира через дверь. Она уже ждала его, держа в руках стакан с густо-малиновой жидкостью.
- Пей! - приказала она. - Ничего страшного - марганцовка! Вдруг будут на алкоголь проверять...
Слава хотел сказать, что никогда не слышал, чтобы раствор марганцовки помогал при проверке на алкоголь, но промолчал и выпил.
- Все бутылки собрал? И старые тоже? - подозрительно прищурилась тетя Клава.
- Не, еще много там, - ответил Слава.
Они вернулись в его квартиру.
- Эти я заберу, - сказала соседка, сложив бутылок десять в пластиковый пакет с надписью черной славянской вязью "Вперед - по золотому кольцу России!".
Еще там был изображен витязь на могучем коне. Витязь указывал рукой в неопределенную даль, конь спотыкался.
- Остальные спрячь куда-нибудь, да вот хотя бы в корзинку с обувью зарой, - прибавила она и опять исчезла.
Слава зарыл несколько бутылок между тапочек и сандалий, еще штук пять отнес в платяной шкаф. Затем принялся лихорадочно мыть посуду. Вернулась соседка.
- Посуду моешь - правильно, - одобрила она. - Смотри, я пшикалку принесла, попшикаешь тут, чтобы куревом не воняло, понял? Щас тебе еще воды в ведро налью, пол тут протри слегка на кухне, а больше не надо нигде...
- Да я сам налью, - сказал Слава. - Спасибо.
- Все, я пошла тогда, - и она ушла.
Дверь Слава запирать не стал - поставил замок на блокирующую защелку-"собачку". "На крыльце сидит собачка с маленькой бородкой", - всплыли вдруг слова грустной песенки.
- А что же там дальше было? - спросил Слава сам себя. - Что-то насчет какой-то Маруси, а потом еще "муж ушел за водкой"... Нет, не помню.
Он взял принесенную тетей Клавой "пшикалку" - дезодорант-аэрозоль "Сосновый бор" - и слегка попшикал на кухне, в коридоре и в той комнате, где не спал Пигмей. Потом наполнил красное пластиковое ведро горячей водой до половины, намочил тряпку, наклонился и резкими движениями протер на кухне пол. Вылил воду в туалет, тряпку отжал и бросил сверху на ведро. Это был порядок.
- Хорошо, - сказал он. - Нет, не хорошо.
И последним штрихом протер кухонный стол. Включил газ, наполнил чайник водой и установил его над конфоркой. Сел на табуретку и стал ждать. Минут через пять входная дверь тихонечко заскрипела.
- Хозяева дома? - раздался вкрадчивый мужской голос.
- Да, - ответил Слава и встал.
В коридоре слегка улыбался невысокий мужчина с аккуратными усами, в костюме с галстуком и коричневой пухлой папкой подмышкой.
Они прошли сначала в большую комнату, где пахло "Сосновым бором", а потом в маленькую, где спал Пигмей. Увидев покрытые письменами стены, Жариков присвистнул:
- Ух ты! Да у тебя тут наскальная живопись! "Я сяду на колеса, ты сядешь на иглу", - прочитал он фразу, крупными корявыми буквами выведенную под самым потолком. - Это в каком смысле?
- Цитата из песни, - ответил Слава.
- А-а... "Никогда ничего не проси у сильных, если будет нужно, сами дадут", - огласил следователь следующую надпись, оставленную здесь случайной гостьей из далекого Зеленодольска, почитательницей Булгакова и Кама-Сутры (она позвонила Славе и, сославшись на одного общего малознакомого, попросилась на ночлег; явившись, мигом сняла юбку и свитер и долго расхаживала в сетчатых колготках и тоненькой маечке; утром была сумрачна и неразговорчива, а уходя, попросила фломастер и написала вот это). - Глубоко! Сам-то что, музыкант?
- Да, - сказал Слава (косить под музыканта было легче всего, к тому же он и вправду еще совсем недавно играл на гитаре в школьном ансамбле).
- "Мама - Анархия, папа - стакан портвейна", - зачитал Жариков. - Тоже из песни?
- Это Виктор Цой, группа "Кино", - сказал Слава.
- Ну и песни у вас, - вздохнул Жариков. - Пошли на кухню, что ли.
Войдя на кухню, Слава обнаружил пыхтящий на плите позабытый чайник.
- Хотите чаю? - спросил он Жарикова.
- Давай, - согласился тот.
Они сели за стол друг напротив друга. Жариков раскрыл свою папку и достал оттуда несколько листков.
- Так, - сказал он. - Ну, диктуй, хозяин: имя, фамилия, год рождения...
- Сергеев Станислав, 1970-го года рождения. Прописан здесь.
- То есть улица Демьяна Дубова, дом 12, квартира 100, правильно?
- Да, правильно.
- Ну и что же, Сергеев Станислав, что тут у тебя в квартире номер 100 произошло?
- Не знаю... - Слава покачал головой и заглянул в чашку с чаем. - Ничего хорошего.
- Первая часть ответа неправильная, вторая - неточная, - Жариков ткнул пальцем в потолок. - Теперь я тебе скажу. Свидетели сообщают, - тут он покопался для виду у себя в папке. - Свидетели сообщают, что из твоего окна вывалился человек. Это так?
- Видимо, так.
- Ты его знал?
- Знал.
- Вы вдвоем тут были?
- Нет.
- Драки тут не было у вас?
- Нет.
- Так он сам вывалился или вы ему помогли?
Слава вскинул голову и взглянул Жарикову в глаза. Тот слегка улыбался в усы. Понять, что прячется за этой улыбочкой, не представлялось возможным.
В коридоре раздалось истошное телефонное верещание. Плоский синий аппарат стоял на темно-коричневом комоде перед поясным зеркалом.
- Возьми, - указал Жариков.
Слава взял трубку и сказал почему-то басом:
- Алло!
- Следователь Жариков уже там? - спросила трубка женским голосом.
- Да! - ответил Слава. - Это вас!
И он протянул трубку Жарикову.
- Жариков слушает! - сухо сказал следователь. - Да... Ясно. Трое? А, двоих оставили пока... Ну, лады. Да, я тут. Оперативники на месте, на месте. А судмедэксперт кто? А-а... Ну, лады, лады. Все, Леночка, все. Я занят.
Жариков положил трубку.
- Сколько, значит, тут вас было-то?
- Всего семь, но сначала Пигмей один приехал, так что первое время мы вдвоем были, а потом он спать лег, и тогда остальные подошли. Мы на концерт вообще-то собирались, вот он и приехал...
- Откуда? - перебил Жариков.
- Из Нижнего...
- Не москвич, значит. А другие?
- Трое москвичей, двое тоже из Нижнего.
- Рыжий бородатый - это ваш?
- Наш, - вздохнул Слава. - Они друзья были.
- Они не ссорились?
- Нет, что вы... Они хорошие друзья.
- Ну, бывает, что и хорошие друзья ссорятся. Вот что, Слава. Я сейчас тебя буду спрашивать, а ты мне будешь отвечать точно и коротко. Лады? Когда этот твой Пигмей приехал?
- Где-то в семь тридцать.
Жариков принялся записывать, скрипя шариковой ручкой по бумажке.
- И что вы делали?
- За пивом ходили...
- Что, сразу в семь тридцать за пивом пошли?
- Нет, ну мы посидели, позавтракали, а к девяти часам пошли.