Стрелки командирских часов отсчитали пятьдесят минут до того, как домчался до военного госпиталя в соседний город. Государственная лечебница напоминала пародию на хоспис, источающую запах медикаментов. Всё та же унылая картинка. Не знаю, где веселее, здесь или в том чокнутом магниллейбусе?
За свою жизнь полезных связей не нажил, но одна маленькая всё же есть. Нужно отыскать доктора Дамаскина. Честно признаться никогда не вникал в его имя, знаю только фамилию и позывной. Он был, пожалуй, единственным претендентом на статус моего настоящего друга. Он, как и я не доверял никому, особенно банкам после дематериалезации. Поэтому всё вкладывал в рот, то есть в карумпиловые коронки. На данный момент, нас связывал разве что взаимовыгодный эгоизм, но усомниться в нем как в специалисте, причин ещё пока не набралось. На самом деле Дамаскин был дантистом, но на этом он никогда не зацикливался, по наследию Дарвина эволюционировал дальше. Хотел доказать себе, что он, это клондайк современной медицины. А заодно, этот эрудит получал прекрасную возможность дополнительно подзаработать. После того, как курс карумпила вырос, Дамаскин перестал подтверждать свой старый позывной, он больше не был Филантропом. А что меня в нём забавляло? Так это его неумение манипулировать своим лицом, если он злился, он не мог сводить брови, если он радовался, он не мог прищуриваться. Кто бы с ним не говорил, он вроде бы смотрел на собеседника, а сам невзначай изучал у него симптомы. Также от Дамаскина круглосуточно разило микстурами, и он очень упивался громкой музыкой похожей на тяжелый рок. Вот и сейчас он закрылся в личном кабинете, тестируя динамики в рабочее время на сто ват, не меньше.
Недолго думая, я отключил узловое питание по всему западному крылу. Благо люди всё ещё зависят от тока. Во тьме началась волокита и возмущения. Пока возвращался к кабинету в потёмках, наступил на что-то пищащее, живое и мелкое. Видимо это была крыса, здесь они ходят пешком и чувствуют себя как дома. Черт возьми, хоть бы не заразиться тут чем-то новеньким.
Естественно, теперь я смог к нему достучаться в тотальной тишине. Сегодня его профиль был сердитый.
- Затворник! Ты чего хулиганишь?- спросил эскулап со жвачкой во рту и снова задал вопрос, не дав мне и рот раскрыть,- Твоё лицо, как место преступления. Как ты?
- Даш хмельного, буду как новенький.
- Где ты пропадал четыре месяца?
- Странно, что кто-то вообще заметил моё отсутствие. Я не привык сетовать, но мне пришлось немного приболеть. Чувствую себя каким-то недоношенным выкидышем.
- Будешь лечиться амбулаторно или стационарно?- попытался пошутить Дамаскин, справляясь с зевотой,- Ну, давай, жалуйся.
Не умалчивая даже мельчайших деталей, как на духу, утолил все его интересующие вопросы. Ведь скрывать важную информацию от личного врача, не рекомендую, себе дороже будет.
Хорошо, что в двадцать втором веке была пандемия новой чумы, и человечество изобрело анализатор, позволяющий дать результаты анализов за считанные минуты.
Пока я ждал, Дамаскин предложил таблетки на выбор, которые превращали стакан воды в любой сорт пива. Разрываясь между светлым и тёмным, моё внимание на столе завоевали пару квадратных яблок нового сорта, синий арбуз и тепличная клубника со сливками.
- Твоя клубничка? Можно?
- Ты действительно приболел. Ты же никогда не любил сладкое.
Дальше, уже его не слушал, а наслаждался блаженным вкусом ягод, съедая их ложку за ложкой, игнорируя оскомину. Голод не тётка, пирожка не подсунет.
- И ложкой ты никогда не пользовался,- констатировал шокированный товарищ.
Медицинская дребедень запищала, просигналив о завершении теста. Дамаскин внимательно изучил результаты и удивленно приподнял брови, посмотрев на меня сердобольными глазами.
- Вздор, иначе не скажешь!- воскликнул доктор и от удивления глотнул жвачку,- Если ты рассказал мне всю правду без эпитетов, то какой-то неизвестный науке фермент взаимодействует одновременно с фибринолизином, трансмиссивной инфекцией и фактором высоких температур. Весь этот комплекс разрушает твои клетки на молекулярном уровне. Сама температура тела в 26 градусов это уже нонсенс!
Такой..., как его там, это слово. ...Вспомнил! Силлогизм! Меня не устраивал. Как и моя нынешняя хромая память. Память уму больше не служит. В этот раз амнезия вежливо постучалась в черепную коробку и обволокла пьяные извилины со всех сторон. Голова напоминала бутылку с запиской, которую хотелось открыть и прочесть.
- Если бы те тупицы из министерства продолжали финансирование медицины, я бы сделал тебе анализы детальнее,- уточнил Дамаскин.
- Если бы они были тупицами, то в министерство не пробились бы. А вот с тем, что они отборные дегенераты, с этим я соглашусь.
- Мне нужно время.
- Это не заразно?- всё, что меня интересовало.
- Исключено!
- А можно подробнее?- переспросил и, облизывая металлическую ложечку, случайно сломал премолярный зуб, тут же сплюнув его в ладонь.
- Видимо, неизвестный фермент находился только в слюне Амока. Он стал прогрессировать благодаря малярии попавшей тебе в кровь. При высокой температуре эффект оккупации нервной системы увеличивался в разы, а ночная температура выполняла функцию затормаживания процесса, пока ты был в анабиозе. Самое интересное, что процесс замер. Скорее всего, что метаболизм длился ровно четыре месяца и его, скажем так, прервали. Теперь он будет продолжаться только тогда, когда в группу вступит новый фермент, адреналин на почве агрессии. Каждый раз, когда ты будешь злиться, ты неизбежно будешь ускорять собственную кончину. Мне очень жаль 'Затворник', ...но ты умираешь.
Я сидел молча. У меня не было причин усомниться в его словах, ему здесь нечего взыскать. Сердце стало разрываться пополам, не из-за того, что мне себя жаль, а из-за появившегося нестерпимого кашля. Болевой порог исчез, я больше не чувствовал осязания.
- Я сегодня сдохну?
- Моя принципиальная позиция такова. Если, даже, что-то не лечится, значит, его можно временно залечить.
- Давай смотреть правде в глаза и не моргать. За шесть тысяч лет человеческой истории, удалось полностью уничтожить только оспу. Вряд ли так быстро найдут панацею от моей недуги. Ты знаешь? Вдруг вспомнил. За четыре месяца проведенных на Антанте, мне снились лишь те моменты из жизни, в которых проявлял ярость. И ни одного сна, в котором бы я чувствовал покой, отдых и умиротворение.
- Ты говорил, что у тебя болит всё тело. А самые страшные болезни долго не беспокоят, так что лучше пусть болит,- пытаясь шутить и манипулировать лицом, ответил Дамаскин, и тут же со всей серьезностью продолжил,- Ты всегда гнушался чувством самосохранения, настала пора остепениться. Всё зависит от тебя 'Затворник'. Первое, что должен сделать человек, попавший в яму, это перестать копать дальше.
- Благодарю за утешение и напутствие. Если ты настаиваешь, я постараюсь не откинуться до завтра. В такой погожий день умирать не очень-то хочется. А, пожалуй, и в хмурый день, как-то тоже не очень хотелось бы.
Моя философия о смерти 'живи, пока жив' потеряла смысл. А слова комбата 'Если ты умер, то это надолго' больше не казались мне забавными. И всё же. Никогда не хотел, чтобы трусость управляла моей жизнью. Принял такую новость, как настоящий мужчина. Ни одна жилка моего лица не выдала огорчения. А что измениться, если я стану унывать или паниковать? Ничего! Кто-то в компании червей гниет в глубокой могиле, кто-то свеженький избавляется от длинной пуповины. Уж давно смерился с неизбежным уставом матушки природы, вопрос в том, что успею сделать за отведенный промежуток времени. Не имея возможности жить вечно, я хотя бы пытался прожить жизнь ярко. Хвала Зевсу, что и так дожил до своих лет. Я многое повидал в этой жизни, пора бы уже и реинкарнироваться в какого-нибудь бурундука.
- Спасибо тебе друг! Не поможешь напоследок вставить зуб обратно? Не хочу окочуриться, будучи беззубым стариком.
- Затворник, это не конец, тебе всего лишь нужно целенаправленно подавлять ненужные и неудобные эмоции.
- Ты сам-то веришь в свои слова?- ответил ему и выкинул гнилой зуб в урну.
Мой путь отныне эвентуальный. Чудно знать, когда именно сляжешь, пропадает весь азарт. Никак не возьму в толк, как меня так угораздило? Сам виноват, потерял бдительность, и меня съели. Я окончательно осознал уязвимость своего положения и решил, что пришло время стать призраком. Корабль, плывущий без цели, никогда не поймает попутного ветра. Всё, что мне оставалось это вернуться домой, найти дочь и попрощаться с ней, но сделать это так, чтобы она не узнала правды.
Когда добрел до вокзала, я учуял, как уличную вонь разогнал тонкий афродизиак женских духов. Поймав взором источник изваяния, меня будто окатило холодным душем. Мысль о смерти на время отошла на второй план. Сразу не поверил в мною увиденное. Затем понял, что смотрю на привидение в синем платье, пропавшее девятнадцать лет назад. Это была Октавия, моя жена.