Сегодняшний рассвет в депо пока ничем не отличался от предыдущих иных рассветов. Зиявшее солнце, как всегда, подглядывало из-за горизонта, заставляя просыпаться местную фауну. А местная фауна, как всегда, приветливо подмигивала небесному светилу, приступая к выполнению своих повседневных дел.
Ранние дятлы перфорировали тополь, не дав белкам доспать последние минутки. Сонные собаки лаяли, не попадая в такт. Коррумпированные голуби, настырно бравшие у добрых бабушек сдобные крошки, с насмешкой наблюдали за неодомашненными воробьями, которые клевали несъедобные окурки. А сама природа так и шептала: будет жарко, жарко, очень жарко...
Недалеко от депо расположилась типичная остановка с нетипичными кандидатами в выжидательных позах на будущую роль терпеливых пассажиров, которые синхронно заглядывали в часы, и топтались друг другу по теням, пытаясь вспомнить недосмотренные сны.
Ближе к тротуару стала расфуфыренная легкомысленно одетая дама со щедро накрашенным лицом. При виде её все женщины старались втягивать животы и выпучивать грудь. Мисс-остановку заметил неизвестный поклонник подшофе, с радостным лицом выхухоля. От него за версту разило похмельем и вчерашним салатом 'Цезарь'.
А дальше, всё по делу...
Мужчина не теряется, сразу же даму комплиментами атакует, флиртовать пытается, толерантно рекламные зубы показывает. Дама не филонит, взаимностью отвечает, в комплементах купается, за буйки заплывает. Возле будущей ячейки общества дети вандализмом занимаются, асфальт мелом малюют. Ещё чуть дальше рыбаки воздухом меряются, у кого размах руки шире. И только одна женщина с драценой в охапке за остановкой томится. Ветер с её головы шляпу грабит, но скрыться не успевает, рядом стоящий дед головной убор ловко на лету перехватывает, владелице возвращает за сердечное спасибо и джокондовскую улыбку.
Внезапно материализовалась казённая маршрутка с двумя снобами на борту. Кондуктор-консерватор издалека калькулирует деньги, а водитель-прагматик умножает тоннаж. Проанализировав урон техники, сонный шофёр перевёл взгляд на бодрящий кофе в ларьке.
За автобусом старенький опостылевший троллейбус плетется, затяжную депрессию сулит. Никто на нем кататься не желает, опоздательно-работной скоростью брезгуют.
Оплакав последние минуты уединения, шофер нажал рычажок для открытия врат в духовку на колесах, без хлеба с солью и чайных церемоний. Двери с ржавым скрипом распахнулись и безвольная громада, предварительно принявшая пилюли 'нахализма', суматошно вломилась в середину. Кто по две пилюли съел, тот уже первым водрузил мягкое место на твердое кресло.
Только дед 'ловец шляп', мало себе позволяет, пилюли с детства не употребляет, побочных эффектов опасается, и просто вежливо женщин вперед пропускает, надеясь на чудо, что мест на всех хватит. Его манеры безнадежно устарели.
- Тише едешь, дальше будешь, - в голос успокоила себя капризная женщина с драценой, дожидаясь пустого троллейбуса, чтобы не испытывать цветок на прочность.
Укомплектованный, а точнее утрамбованный транспорт N-ным количеством пассажиров покинул порт.
Спустя минуту, маршрутные визитеры устроили балаган, игнорируя подтёртые правила на кабине водителя.
Стопудовая тётка острыми локтями орудует, поручень свободный штурмует. Сухощавый народ даже не пытается конкурировать, музыкальными пальцами за воздух хватается. В силу вступает закон джунглей, выживает крупнейший. В самой гуще тел, беззастенчивые мужики к застенчивым барышням притиснулись, аргументируя безысходностью. Старушки в толпе по-базарному ругаются. Кто-то, услышав нецензурную брань, пытается выразить своё призрение кашлем.
Деду-ловкачу сегодня повезло, он всё-таки втиснулся. Но какой-то инкогнито на ступеньках посягнул на его лакированную туфлю.
"Остепенитесь ироды!",- хотел сказать дед, но не сказал, в крови вместо 'нахализма' холестерин, а он не помогает.
Чтобы весь этот бардак привести в порядок, несомненно, нужен лидер. И создал Господь контролеров. По образу паспортистки ЖЭКА и подобию ушлого прапорщика.
Неизвестно откуда возникла контролер утреней смены со следами бывалой красоты на лице и инквизиторским взглядом именуемая - тётей Томой. С горсткой полномочий она легенда всех дорожных историй, она гроза неподконтрольных зайцев, она укротитель строптивых пенсионеров или просто гуру обрывания талончиков на скорость. Поговаривают, будто Тамара родилась прямо в этом же чреве агрегата.
У тёти Томы всё под линеечку. Кого надо скоординирует. Кому надо немного советов о жизни "подсыпит". Беременным, хромым и детям место без боя отвоюет. У каждого за проезд спросит, никто не скроется от её рентгеновского взора. Тамариными глазами флюорографию можно просвечивать. А как-то раз, она даже во сне у мужа за проезд требовала передать, который нарушил все семь заповедей неопытного зайца. Он тоже всегда 'нахализм' принимал, поэтому просто отвернулся от жены на другой бок. Но Тома не промах, ненаглядно нелегала прямо в постели оштрафовала.
Спустя одну остановку, образцовое поведение пассажиров начало подрывать Томину веру в глупости. Но спустя ещё одну остановку всё стало на свои места.
В передней резервации маршрутки пригрелось одно нетронутое место. На сакральное кресло посягать не рекомендовано. Тётя Тома порчу нашлет ни один экстрасенс не отшепчет. На спинке напечатаны заклинательные слова: 'МЕСТО КОНДУКТОРА'. Спинка у кресла широкая, целое полотно для шедевров. Тут тебе и чей-то номерочек, признание в любви, автограф восходящей звезды и даже интегральные уравнения Абеля. Ещё чуть ниже следы свежего маркера с импрессионистскими росписями. Рядом детишки-вандалы подозрительно хихикают, по ним давно школа искусств плачет, влажным носом шмыгает.
Ловелас подшофе решился выпросить нереализованное кресло для мисс-остановки. Он сразу же к кондуктору пристает, за рамки приличия выбраться пытается. Прицельно крылатыми фразами бросается, в правое ухо Томе попадает, занимая эфирные мысли. Через каждое слово по театральному лыбится, сквозняк через щель в зубах загоняет. Глаза по-собачьи грустные. Взгляд политический, честный. Но Тамара - кремень. Она такими уж двадцать лет жонглирует.
Мужчина тяжелую артиллерию подключает, харизму на волю выпускает. Тома его харизму назад в стойло загоняет, филологическими авангардистскими идиомами в тупик ставит. Дипломатичность по швам трещит. Мужчина из козырей пошел и просто закрыл глаза. Но от этого контролерша почему-то никуда не исчезла.
Признав поражение, мужчина решил причаститься и потянулся в карман за чекушкой. Тома не один десяток таких знает и, чтобы пресечь преступлению, выпулила вверх две предупредительных фразы:
- Спиртное в общественном транспорте не распивать, водитель слюной давится! И счастливыми билетиками не закусывать, возможен контроль на линии!
Мужчина поднял белый штопаный флаг, признав авторитет Тамары.
Далее начались настоящие издержки профессии, когда маршрутка пришвартовалась к очередному причалу. Время шло, шкала Фаренгейта зашкаливала, в отличие от шкалы Цельсия. Носы стали невольными участниками потного изваяния. Люд разделился на два конкурирующих фронта, тем, кому дует и на тех, кого сквозняком точно не выдует. Учуяв конфликт, Тома разбила народ на два лагеря. Не любителей пекла согнала в тыл автобуса, открыв им все шлюзы. А любителей африканской погоды, согнала на передовую, законсервировав все входы и выходы коварного сквозняка. Шаг в сторону попытка сбежать, прыжок на месте попытка улететь. Миссия выполнена!
- Когда мы уже поедем? Я на фитнес опаздываю, - высказалась мисс-остановка.
- Женщина, ми же вам не такси, - обозвав девушку женщиной, аргументировала Тома.
- Да, я тоже опаздываю,- конфиденциальным шепотом спопугайничал инкогнито.
- Сейчас у шофера кофейный ритуал закончится, и тут же мы все с вами тронемся. В хорошем смысле последнего слова, - сотряс затхлый воздух Тамарин голос.
И только Тома с настойчивостью свидетелей Иеговы, направилась в гущу пассажиров выдавать билетики, как тут же маршрутка отчалила. Всюду сущая Тамара добралась и к деду. А дед килограмм мелочи уже приготовил, в обе ладошки Тамаре высыпал. Тома по-честному лишнее полкило возвратила. Дед сдачу не пересчитывает, на математику жуткая аллергия, он ещё со школы гуманитарий.
Разминая затекшую шею, коренной обитатель ступенек повернул лицо на стекло заднего вида. А там ещё одна заклинательная надпись: 'В случае аварии - выдернуть шнур, выдавить стекло'. Рука деда уже почти потянулась за шнуром, он больше не мог выдержать все эти экзекуции, но его остановило одно забавное зрелище. Дед улыбнулся и в голос удивляется:
- Куда ты бежишь? Семеро одного не ждут. Всё равно не поместишься!
Люди взгляд по-сурикатски переводят, комическую картину наблюдают. Бежит какой-то спринтер и руками машет, 'Кузькину мать' показать обещает. Никто не знает, кто такой Кузька и кто его мать, но судя из того, что ею всех пугают, это очень серьезная женщина.
Проходит ещё минута, спортсмен не сдается, олимпийскими шагами мчит, на рекорд Гиннеса метит. Даже спустя пять минут, он калории килограммами сжигает, мозоли пудовые натирает, слова огненные взаперти не держит. Сдаваться нельзя. Позади уж семьсот метров тяжкого кросса.
А народ с него резвится, гомерический хохот увеличивает. Но бегун решителен, он бежит до конца, на третью скорость переключается, матёрые вьетнамки всё стерпят.
- Ну и хохма, - озвучил инкогнито, неправильно поставив ударение.
- Сегодня водитель расторопнее водит, все кочки объезжает, - подметили детишки, дорисовывая портрет спринтера на очередной спинке сидения.
А Тамара в этот миг на задней площадке мзду собирала. Интересно ей стало, кто там такой отчаянный карколомными трюками народ развлекает, на любопытство ещё никто налог не вводил.
Смотрит она на спортсмена в вегетативном состоянии и лицо знакомое признает. Спортсмен тоже понимал, что Тома понимала, что он понимает. И она понимала, что он понимал, что она понимает - попахивает прецедентом. Правый палец на левой ноге от стресса предательски поджался. Лицо Тамары оставалось невозмутимым, но в памяти всплыли все возможные неприличные взрослые словечки в особо изощрённой форме.
Бегун капитулировал, перед Гиннесом извинился. А в голове у тёти Томы тысячу человечек забегали, в панике суетятся, сединой угрожают.
- Угнали террористы, - мрачно пошутила Тамара и помчалась к кабине водителя любопытство укрощать.
Очное следствие показало, что за штурвалом орудовал пресловутый джентльмен подшофе, который просто никак не мог позволить, чтобы мисс-остановка хоть куда-либо опоздала.
В переломный момент маршрутка причалила к очередной гавани. Горе-шофер, глянув в салон на рыбаков, не выдержал сухого закона и тяпнул пятьдесят за рыбалку. А далее он вспомнил, что теперь ему за штурвал больше нельзя. Выбравшись из душной кабины, где его развезло ещё пуще, мужчина продемонстрировал пионерский салют и мигом прилег на свежеокрашенную лавочку цветом Тамариного лица.
Пассажиры неминуемо оторопели. Кто-то сквернословил, кто-то в рифму празднословил, а кто-то виновато безмолвствовал.
- Он жив? - заволновалась мисс-остановка.
- Его живот от вдохов и выдохов опускается и подымается, значит, подает признаки жизни. А ещё он храпит так, что в салоне ржавчина осыпается, - констатировала Тома.
- Не храпит, а громко дышит, - поправил инкогнито.
А мужчина и вправду уснул, утренний сон досматривает, храпит против своей воли и слюну в лавочку пускает.
Не успел ещё на спине у пассажиров сойти оттенок от спинки неуютного кресла, как мимо них проехали лица людей в окнах троллейбусного свободного салона, среди которых промелькнуло и знакомое лицо женщины с драценой. А там у них царила образцово-показательная идиллия.