Аннотация: Рождественский рассказ с конкурса Фристайл
- ...Нет, Лёнь, мы не будем печатать рождественский рассказ про замерзающего в снегу щеночка, которого чудесным образом спасает Дед Мороз!
Лёня обиженно дует губы и сует мне под нос другой листок.
- И про замерзающего в снегу котика! - еще один листок. - И про замерзающую в снегу девочку! - я начинаю звереть. - И мальчика. И старушку. Леня, у тебя есть хоть один рассказ про кого-то, не замерзающего в сугробе на Рождество?!
Лёня молча сгребает со стола увесистую стопку бумаги и отправляет ее в корзину.
Надо срочно что-то предпринять. Если до полуночи мы не напечатаем чистый и светлый рождественский рассказ, не разбросаем его по почтовым ящикам жителей нашего родного Великого Усть-Ужопинска, вселив в них хоть каплю любви и сострадания - они, озверев от разочарования и прокисшего оливье, снова придут и подожгут нашу редакцию. Они каждый год так делают. Но если мы напечатаем рассказ - наверняка они нас пожалеют. Только рассказ должен быть очень-очень хорошим, добрым и талантливым - только так, и никак иначе.
А всё эта чертова статья, напечатанная пять лет назад, будь она неладна. В ней наш тогда еще стажер Лёня Заднестровский, под псевдонимом "Летописец Днестор" заявил, что настоящая родина Деда Мороза - не Великий Устюг, а наш родной город, Великий Усть-Ужопинск. Просто первопечатник Иван Федоров был пьян, и при наборе перепутал ижицу с глаголом, а остальные литеры вообще забыл вставить в свой деревянный линотип, отчего и произошла путаница.
Заднеприводный он, а не Заднестровский, стажер этот. Такую бучу учудил. Столько мужиков полегло в кулачных боях между Велико-Устюжанами и Велико-Устюжопцами!
А те, кто выжили, теперь каждый год поджигают нашу редакцию.
Лёня суетливо роется в ящике стола и достает замусоленный и испещренный многочисленными правками лист. Сразу видны плоды титанических литературных усилий. Снеговик, замерзающий в снегу? Твою ж мать.
Когда в редакции творческий кризис, вся надежда - на внештатных графоманов.
Звонок телефона.
- Да, алло. Хотите опубликовать рассказ?
На другом конце хриплый старческий голос и завывания ветра.
- Да. Рассказ. Автобиографический. Любовный треугольник. Вы ведь в курсе, что Мартин Лютер придумал использовать елку на Новый Год, чтобы примирить христианство и язычество? И ель, своей треугольной формой, символизирует триединство Святой Троицы.
- Простите, так ваш рассказ про елку или про Святую Троицу?
- Ни про то, ни про другое. Он про любовный треугольник. Представьте себе пожилого, но еще, - он откашливается, - очень даже ого-го какого мужчину, влюбленного в молодую девушку по вызову. Он соглашается ездить с ней на вызовы вместе. К детям, вручать подарки на Новый Год, от "Службы Проведения Праздников и Ритуальных Мероприятий N2 города Усть-Ужопинска". Дети его любят, вот только он не любит детей. Он любит свою напарницу, которая ему годится во внучки, но на самом деле внучкой не является, что бы не твердили злые языки...
- Извините, но это отвратительный рассказ.
- Но в нем вся моя жизнь! Как вы можете вот так вот взять и...
Кладу трубку.
Снова звонок.
- Да, алло. Редакция "Усть-Ужопского Буревестника".
Женский голос.
- Здравствуйте. У меня есть рассказ для вашего журнала. Автобиографический. С элементами хардкора и девиаций.
- Но, надеюсь, без пропаганды гомосексуализма и суицидов?
- Без. Я в курсе правил. Рассказ о любовном треугольнике. Вы знаете, что Мартин Лютер...
- Изобрел елку. Знаю.
- Какой начитанный редактор! Так вот, представьте себе молодую девушку по вызову, которая согласилась на эту работу только из-за большой и чистой любви. Но в напарники ей достался постоянно клеящийся к ней старпёр - мерзкий вонючий козел, а ее истинная любовь - олени - намертво впряжены в сани, где к ним даже не подобраться с нужного ракурса. Если вы понимаете, о чем я.
- Никогда не звоните мне больше!
- Но в этом рассказе вся моя...
Лишь только трубка с грохотом упала на рычаг - новый звонок.
- Алло. "Усть-Ужопский Буревестник". Дайте-ка угадаю. Вы - олень?
- Здравствуйте. Вы очень проницательны. У меня для вас рассказ. Даже не знаю, с чего бы начать. Вы знаете, что Мартин Лютер...
- Изобрел елку. Какой начитанный олень!
- Да. Но мой рассказ не об этом. Он об олене, который очень любил детей. Настолько сильно, что согласился работать менеджером по логистике, впрягшись в новогодние сани. Но к оленю проявляет назойливое внимание девушка, чья должность официально именуется "ассистент массовика-затейника". И это не просто внимание, это порочная страсть, с приступами дикой ревности, из-за которой она, зная о моей истинной любви, даже близко не подпускает меня к детям, постоянно оставляя мои сани за дверью и не позволяя мне войти.
- Подари свой рассказ Гринпису. Аста ла виста, Бэмби!
- Подождите же! Не бросайте трубку! В этом рассказе... И я не Бэмби, я Рудольф!
Снова звонит телефон. Детский голос.
- Алло, это Служба Ювенальной Юстиции?
- Нет, это "Усть-Ужопский Буревестник". Во всяком случае, пока еще. Я не знаю, кому отдадут наш номер после того, как сожгут редакцию.
- Понимаете, меня никто не любит, даже мама с папой! Я попросил у них на Новый Год летающий ховерборд, как у Мартина Лютера...
- Мартин Лютер не изобретал ховерборд. Он изобрел елку. Какой глупый ребенок.
- Правильно, он не изобретал ховерборд, но он на нем летал! Мартин Лютер МакФлай. Из "Назад в Будущее 2". И я хочу такой же. Скейт с антигравом. Но вместо этого мне подарили сраный Сегвэй.
- Думаю, мама с папой тебя и правда не любят. Зато тебя любит олень.
- Не напоминайте мне про оленя! Он таращился на меня через окно своими огромными красными глазами, пока я стоял на табуретке и рассказывал стишок. А еще у него что-то не то с задними ногами. У него их три.
- А сам-то ты кого любишь, мальчик?
- Я же сказал, я люблю подарки! Если конкретнее, то ховерборд.
Уже без пяти полночь. Под окнами замечаю небольшое факельное шествие. В кабинет вламывается владелец издания, Аркадий Заднестровский - в маске Жанны д'Арк. Папа Лёни, тудыть их обоих.
- Ты в курсе, что Мартин Лютер...
- Изобрел елку. Какой начитанный медиа-магнат!
- Да нет же, тупица! Мартин Лютер Кинг был застрелен. За что? За то, что не был достаточно белым и пушистым. Вот и нас с тобой тоже сейчас порешат, потому что мы так и не напечатали белый и пушистый рассказ к Новому Году!
Я лихорадочно стучу пальцами по клавишам, пытаясь превратить эту странную цепочку незамкнутых любовных треугольников в дьявольскую Пентаграмму Неразделенной Любви. Неразделенная любовь - воистину жестокое, беспросветное чувство. Как только я напишу этот рассказ, разверзнется сатанинский портал, и весь гребаный Усть-Ужопинск провалится в ад. Но мне не хватает последнего, замыкающего звена.
Бьют куранты. Факельщики, не чокаясь, залпом выпивают шампанское и поджигают редакцию. Заднестровский грубо и суетливо, боясь опоздать, нахлобучивает мне на лицо маску Джордано Бруно.
...Из огня меня выхватывает чья-то морщинистая, но на удивление крепкая рука и бросает на дно саней. В подпаленных ушах свистит ледяной ветер.
- Ну, как тебе такое Новогоднее Чудо, добрый молодец? - хохочет бородатый старик и хлещет вожжами по спине пятиногого оленя. Я с ужасом узнаю его голос. Не оленя, старика.
- Аль не ждал уже спасенья, горемыка? Звать-то тебя как? - это уже олень. Его голос я тоже сразу узнал.
- Ваня... - имя выскакивает из меня механически, я не успеваю прикусить язык. Все трое хмурятся. Я понимаю, что они тоже узнали мой голос. И я знаю, как отвергнутые авторы относятся к редакторам.
Порыв ветра срывает с меня маску Джордано Бруно. Теперь мне уже совсем нечем крыть.
- А не из Усть-Ужопского ли Буревестника ты будешь, борзописушка? - ласково так интересуется Снегурка.
- А не зажрались ли вы там в своей редакции? - это уже дед. - Шедевры им подавай! Блестящие, лощеные. А как простой, значится, и безыскусный, но такой сокровенно-пронзительный мемуар - так носом воротите? - от избытка чувств он срывается на дребезжащий старческий фальцет.
- Своими лакированными офисными копытами ты растоптал мою ранимую душу, - с суровой горечью произнес пятиногий олень и резко рванул вправо. Сани накренились, и я выпал в черную бездну - где-то внизу горела редакция, огонь был всё ближе и ближе.
Что-то больно ударило в грудь - как будто меня с размаху огрели бейсбольной битой по ребрам. Доска! Летающий ховерборд!
- Да, это я, - сказал ховерборд. - Ты не ошибся. Не злись на него, он хороший старик. Хотя, возможно, я лишь в силу своей влюбленности не замечаю его плохих качеств.
- Ты любишь этого старикашку?!
- Что я могу поделать, если мне нравятся зрелые мужчины? - патетически воскликнул ховерборд и затрясся в рыданиях. - Я любил Дока, но оседлал меня Марти МакФлай. Боже, какая несправедливость! Мне пришлось пройти курс психологической реабилитации. Казалось, всё в прошлом. Я полюбил другого. А он? Он должен был подарить меня этому мальчику-мажору! Я и улизнул из мешка. Деду пришлось срочно покупать Сегвэй для маленького выродка за собственный счет. Теперь летаю за его санями, будто шарик на веревочке. Униженный и отвергнутый. Что мне делать, Иван, что мне делать?!
Я не знал, что делать несчастному влюбленному ховерборду-гею. Но в голове моей наконец-то замкнулась и загорелась кроваво-красным огнем Пентаграмма Неразделенной Любви. Я начал громко и мстительно выкрикивать названия ее вершин утробным басом.
Как только я произнес это заклинание, сначала по порядку, а потом задом наперед, земля под Усть-Ужопинском нервно затряслась и осела. Город рухнул в гигантскую воронку, на дне которой клокотала кипящая лава. Будут знать, как поджигать редакцию.
Отныне родиной Деда Мороза будет считаться Великий Устюг. Без вариантов.