Аннотация: О самой насущной проблеме - как улучшить погоду.
VII
На брачном ложе Иоганна просила прощенья за вздорный свой нрав и уверяла, что всему виной худые слухи обо мне, испугавшие её, и называла злой шуткой то майское древо, которого никогда и в помине не было. В последнем мне довелось убедиться.
Меж нами воцарился мир, и я нашёл жену вполне приятной. Она воистину явила чудо, полностью устранив из обхождения уколы и ужимки. Она играла мне на лютне, я тоже показал своё уменье. Она решилась называть меня по имени, что было для меня приятнейшей из перемен.
Отчего бы просто не приворожить её, спросит читатель. Признаться, мне непросто дать ответ. Но почему-то пожелал я обойтись без чар. Тем более что не хотелось их растрачивать, когда в них как нельзя нуждались мои земли.
То лето выдалось засушливым. Когда играли свадьбу, на Саарбрюккен пять недель как не излилось ни капли влаги. На пятый день счастливого супружества из окон потянуло гарью. Ветер принёс запах дыма с той пресловутой пустоши, что не могли мы отсудить у Церкви. Я знаю точно: ветер мне поведал. Пообещав в скорейшем времени приняться за поля. А это значит - голод, и хлеб придётся закупать у соседей, которые наверняка заломят цену - притом что дела наши начали наконец поправляться.
Нет, я осмелюсь попросить других соседей - тех, что изгнали некогда с небес и поселили в сумрачном подземье. Но то произошло в людских умах, на деле же всё мирно ладит меж собой - никто не обделён, ничто не ввергнуто в небытие. Нужно лишь иметь смелость признать это.
И лучше совершить это в четверг - а значит, у меня есть время до полуночи, чтоб подготовиться.
Сперва попробую вспомнить, где наши крестьяне зарывают домашнюю скотину... Вчера на ужин подали козлёнка, и кости до сих пор грызут собаки, но мне необходим череп с рогами, пролежавший самое меньшее два года...
Однако есть способ, чтоб никому не попадаться на глаза, рыская по пустырям и оврагам - в зверином ли обличье, в птичьем ли. Стаду достаточно слышать рожок пастуха.
В своё время я имел наглость выпросить у некого менестреля треснувшую флейту. И тот отдал ребёнку для игры не годный уже инструмент. Мне было, правда, десять лет, а в этом возрасте приличнее серьёзные занятия, когда игрушки сменяются настоящими вещами, как деревянный меч - стальным. Но я получил не игрушку, а мёртвую вещь, которая живёт и служит в мире мёртвых.
Послужила она и сейчас: безглазая, бескожая, бесшёрстная козлиная голова упала с подоконника мне под ноги, присыпав нос моего башмака бурой сухой землёй.
После смерти отца я предпочёл остаться в своих покоях, его же пока пустовали, кроме супружеской спальни. Привычнее, когда всё под рукой: котёл, огниво, угли.
Чернеет в огне кость, наполняя комнату запахом горелой земли и останков. На цветущие гобелены ложится копоть...
Он не потерпит этого - тот, кто ни разу не уничтожал кости своих козлов, сколько бы ни лакомился их мясом.
И с первым из двенадцати ударов его рука занесла надо мной молот.
- Что ты творишь, недостойный?!
- Жду тебя на трапезу, Защитник.
Увитый причудливой вязью молот поникает с досадой, как поникает голова в ореоле из рыжих кудрей. Его нельзя назвать исполином - каждый второй мой рыцарь превосходит его ростом.
- Угости меня хорошим мясом, молодой кёниг.
- Сперва выполни мою просьбу, Бог с Колесницей.
Гость шагнул ближе к источнику света, плащ его красен.
- Сперва подбрось дров в очаг.
- Берёзовые угли жарки, о Рыжебородый.
Он смотрит на меня через огонь, и лик его свиреп и дик - подобные ему, должно быть, обращали в ужас римских кайзеров.
- Добавь рябиновых ветвей.
- С рябины я взял лишь одну ветвь, без корней и ствола, рождённую без семени, подобную бечеве в юности и копью в старости, о Доннер, названный Бурей.
- Хитёр ты, кёниг, как родитель волка и змея, сегодня я пощажу тебя. Проси, чего желает твоё сердце.
Как не похожи его слова на те, коими тщимся мы не ранить слух друг друга, но и они несут боязнь истинного имени. Четырежды я обнаружил его - четырёхкратно моё преимущество. Но одолеть - ещё не значит получить согласие.
- Дай моим землям дождь, Хозяин Молота, чтоб не погибли хлеба и виноградники и не обмелели реки.
- Что дашь мне взамен, о даритель колец?
- Два года жизни я отдам тебе за дождь от полнолуния до новолуния каждую ночь, но без потопа.
Смех гостя подобен раскатам грозы: он с хохотом падает на скамью, роняя молот себе под ноги. Сапоги его не скроены, но кожа снята без единого надреза со звериных лап.
- Так мало? Разве не стремишься ты погибнуть молодым на поле боя? Я мог бы поторопить твою славную гибель.
- Увы, мой удел не война, - удерживаюсь, чтоб не поклониться: перед таким держаться нужно прямо и безбоязненно смотреть в глаза, тогда сочтут тебя за равного.
- Разве? Как измельчал род людской, если мужи хотят умирать на соломе!
- Не на соломе, но на троне, свершив как можно больше во благо ближним и во зло врагам.
- Не меньше семи. Я запросил бы и десять, но жаль твою молодость, ты даже не зачал наследника.
- Не думал, что тебе свойственно торговаться, Покровитель воинов.
- Торговец ты - не я! - вскричал мой гость, сокрушая скамью своим грубым оружием. - В наш век все брали что хотели - не унижались, не заискивались. Противно видеть таких потомков!
Я делаю вид, что ярость меня не пугает: молот не причинит вреда мне - это самое главное. Если вздрогнешь и остановишься - пёс вцепится в горло; проследуешь своей дорогой, не оборачиваясь - прекратит свой лай.
- Три года, Обитатель Гор. Три года. Это много.
- Ты знаешь ли, что просишь? - обходит он вокруг меня, словно пытаясь найти уязвимое место, обнаружить листок, заслонивший от крови дракона ничтожную часть спины наследника Нибелунгов.
- То, что просили все предки, что просят братья и будут просить потомки, покуда полям нужна влага, а людям - урожай.
- Пять лет.
- Три, - не нужно давать слабину.
- Я обещал тебе не гневаться, но несговорчивость твоя мне не по нраву. Мало кто из твоих братьев осмеливается говорить со мной напрямую. Отцы и деды - смели, но люди прежде были достойнее, а ты не стоишь и мизинца их.
- Каждый сам даёт себе цену, Доннер. Три года, и ни днём больше.
- Что ж, в прежние времена, когда говорили: с таким-то старшие не могли совладать, это была похвала. Теперь же это порицание. Но я не могу совладать с тобой! - он радостно подбросил молот к потолку и ухватил другой рукой - ни много ни мало над моим теменем. - Три года. По рукам.
Рукопожатие его сильнее тисков кузнеца, мне слышен хруст моих суставов, но это - последнее испытание.
Поднялся в спальню я по крику первых петухов. Постель была пуста - неужели супруга забыла сегодняшний договор? Но вот её шаги за дверью. Я притворяюсь, что мною давно овладел сон. Невесомая поступь несёт Иоганну к ложу. Стараясь не потревожить меня, она преклоняет голову рядом, но, забываясь, тянется к моей груди.
Под шум дождя мы смыкаем объятья.
---
Кёниг - конунг, правитель.
Берёза и рябина - священные деревья Тора, он же Доннер у германцев.
Лишь одну ветвь, без корней и ствола... - речь идёт об омеле.