Холодный ветер с Босфора развевал подол траурного платья, бьющегося о старенькие сапожки, купленные у петербургского обувщика Баева еще до ужасных революционных событий. В первых солнечных лучах мрамор Собора Святого Георгия был почти розовым. Дама торопливо вошла внутрь. Запах ладана окутал её, от голоса певчих сжалось сердце... Так она и простояла у иконы Божьей матери - не молясь, только нервно сжимая длинный и узкий предмет, завернутый в платок.
- Ирина Николаевна, утреню-то уж отслужили, - сказал священник, подойдя к прихожанке.
- Благословите, отче.
- Бог благословит.
Она склонила голову над его рукой, прикоснулась лбом к коже, пахнущей ладаном.
- Я в отчаянье, отец Иоанн, - тихо произнесла дама. - Здесь, в Константинополе, у меня нет дома, нет семьи...
- Да, нелегко в тяжелую годину и патриотам и воинству русскому, - подтвердил духовник.
- Муж погиб, я совсем одна...
- Храбрым офицером был Алексей Дмитрич, равно, как и батюшка ваш, светлая им память.
- Денег нет, из ценностей остался один лишь кинжал. Бог отвернулся от меня!
- Чадо мое, что за речи богохульные? - нахмурил брови священник. - Господь не оставляет нас, лишь дает испытания...
- Знаю, знаю! Но в иные минуты так и хочется избавить себя от страданий! - воскликнула она, крепче сжимая стальную рукоять в шелке платка.
- Мысли сии не богоугодны и грешны для человека верующего, - убежденно проговорил священник. - Бойтесь попасть в тенеты бесовские!
- Помогите мне, батюшка! - истово попросила она.
- Только словом, дщерь моя. Молитесь, и Господь явит Перст Указующий, и станет темень окружающая благой и светлой.
- Это правда? - с надеждой спросила она.
- Истину говорю, - сказал отец Иоанн и положил крепкую, как у крестьянина руку на Священную книгу.
- Аминь, - прошептала дама.
В сполохе свечей тускло блеснула сталь, с легким стуком посыпались срезанные острым лезвием пальцы, на красном сафьяне переплета расплывалась тёмная лужица.
- Мне нужен лишь указательный, - пробормотала она, бросив взгляд на осевшего на пол священника.
Дама торопливо шла по узкой константинопольской улочке. Холодный ветер с Босфора мгновенно высушил кровавые капли на стареньких сапожках, купленных у петербургского обувщика Баева еще до ужасных революционных событий.