Сердолик: другие произведения.

Возвращение Метеора

Журнал "Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
 Ваша оценка:
  Глава I Землевладелец Этеокл
  
   * Железные деньги не ходили в других греческих государствах; за них ничего не давали и смеялись над ними, вследствие чего на них нельзя было купить себе ни заграничных товаров, ни предметов роскоши. По той же причине чужеземные корабли не заходили в спартанские гавани. В Спарту не являлись ни ораторы, ни содержатели гетер, ни мастера золотых или серебряных дел, - там не было денег. Таким образом, роскошь, не имея больше того, что могло поддерживать ее, давать ей средства к существованию, постепенно исчезла сама собой.
  
   Из Плутарха *
  
  
  
  До чего же сделался грузным, неверным танец у теней!
  Утренние лучи пробили дорожки к топчану на полу шалаша, и по этим дорожкам бежали, раскачивались долговязые тени. Так колебались свинцовые грузики, формирующие складки у двух парадных хитонов, висящих на верёвке. Это от их неуклюжего ритма юного костоправа Харилая влекло возвратиться в сон.
  Так на чём он проснулся? Под уханье сов? Три совёнка поселились в кожаном мешочке с треугольной заплатой возле шнурка. Сквозь сон юноша ещё слышал разговор илотов про ночных птиц. Кажется, в полудрёме он видел сквозь прутья шалаша ту самую заплату наяву. А потом совята устлали дно пёрышками, возились в нём и сопели, только костоправа Харилая не пустили в мешок погреться, затянули шнурок клювами к себе внутрь.
  Окончательно проснулся юноша от холода. Слева от него храпел друг Сфордий. Во сне он стянул на себя плащи и одеяла, а когда Харилай потянул краешек одного из них, Сфордий рявкнул, не просыпаясь:
  - Тпру, нежить! Тпру, тебе говорят! Тпру тебя в пасть Аида!
  Харилай тихонечко сел, обхватив себя за плечи и поджав ноги.
  Спросонья немного знобило. Не сумев в своё время перейти в отроческую агелу, где учат военному делу, Харилай не был привычен спать не укутавшись.
  Свою коморку Сфордий уступил кому-то из престарелых гостей. Но главное, в собранном им шалаше никто не помешает друзьям насладиться беседой либо просто помолчать об агеле. Оба они в ней учились, но так и не вошли в один из отрядов Равных, не сели, Равными, за обеденный стол.
  Костоправ и конник. Один примчался с детского праздника, куда нынешний наставник Теллид отправил его пользовать ссадины и шишки, а заодно попрактиковаться на играх в разворачивании полевого лазарета. Другой который год уже, вместо муштры в спартанских казармах растит в чужом поместье лошадей. Поведёт завтра Метеора, одного из своих воспитанников, в Олимпию. Покажет на гипподроме прыть коня Аргилеониды.
  Харилай покинул ещё детский отряд, Сфордий ушёл в юности. Разорившийся старший брат не смог выделить ему ни средств для жизни в Спарте, ни ячменя, ни мяса, ни вина и масла, обязательных для сисситий с товарищами.
  Так случилось, что семь лет назад Этеокл, брат Сфордия, пренебрёг лаконской умеренностью. Он вообразил себе, что поход на Афины станет для него ещё более удачным, чем оказалось для его отца освобождение Дельф. Тогда, погнав фокейцев из Священного города, воины на какое-то время оказались в городской казне.
  Собираясь в поход на Афины, Этеокл, прикрывал дома двери и ставни и шептал, что уже не раз слышал на сисситиях и про медвежью берлогу и про волчье логово, где нынче селятся совы.
  Не те ли это совята из сна?
  А может быть, только приснились? На праздник обещал прийти старик Демарат, прозванный Остроносом. Вряд ли, кто-то рискнул бы знаться с совами при нём. Но с другой стороны, на проводах Метеора также обещался быть и Ксуфий-Остроглаз, прежний глава разведчиков. А у разведки всегда были свои секреты.
  Под "совами" сотрапезники имели в виду серебряные драхмы, на аверсах которых вычеканена птица Афины Паллады. Под "медвежьей берлогой" понимался храм Артемиды Прекрасной в Аркадии, выстроенный над могилой её спутницы Каллисто-Медведицы. А под "волчьим логовом" - храм почитаемого в Аркадии Зевса Ликейского, волка-оборотня. О берлоге сотрапезники Этеокла говорили с почтительной улыбкой, мол, не всем же везти дары в Дельфы, а о волчьем логове до сипоты понизив голос. Там за их драхмами станет присматривать тень заклятого врага Спарты - в храме Зевса Ликийского стоит стела в честь последнего мессенского царя Аристомена, вся исписанная проклятиями в адрес предателей, чья измена помогла в прадедовские времена получить спартанцам плодородные долины Мессении.
  Драхмы, запрещённые для ввоза в Спарту, хранились в сокровищницах аркадских храмов. При их посредничестве покупались в окрестных странах те вещи, которые не приобретёшь на железные деньги.
  Этеокл оставался храбрым, юным и неопытным Равным. Двадцатипятилетний, он ещё ни разу не покупал сам на рынке еду, это делали за него старшие друзья, хотя после гибели отца Этеокл сам сделался уже владельцем клера, и подобное отступление от юношеского добронравия было бы для него простительным.
  Будучи воспитанным в простоте спартанской жизни, Этеокл боялся серебра, подлого металла, несущего смуты и раздоры. Только одновременно он грезил о вещах, которые можно за серебро приобрести: красивую упряжь для коня; стойкую красную краску для шерсти на походную одежду, не выцветающую за лето и не оставляющую следов на потном теле. Новый доспех со шлемом, а потом - сработанные коринфскими мастерами картины о подвигах Геракла, которые он прикрепил бы на внутреннюю сторону щита, а потом - тонкое полупрозрачное покрывало для матери, новый треножник для домашнего алтаря. А ещё - хиосское вино и фиги, которые он приносил бы товарищам на сисситии.
  Этеокл заложил годовой доход с поместья и с вырученными деньгами, - товарищи дали ему серебряных драхм, - подошёл с подношением к брату командира. Он договорился о том, чтобы в первых рядах войти в открывающий им ворота и казну городок, а ещё, чтобы ему среди первых встать в карауле внутри здания сдавшейся им казны.
  Этеокл, как прежде и отец, никогда не рассказывал, что пережил, что чувствовал в сокровищнице. Впрочем, рядом с ним были старшие товарищи по оружию, и он не должен был сильно стыдиться делать то же самое, что и они.
  По пути домой, под лавкой на триере, - благо держал весло ближним к борту, - брат вёз мешочек с запрещёнными "совами", часть - отдать долг, часть - передать аккадскому храму. Этеокл планировал ехать к Артемиде Прекрасной уже из Спарты, а сначала посоветоваться с опытными людьми, как бы ему при посредничестве храма получить заветные вещи.
  В Миртосском море корабль догнали слухи, будто бы в Спарте сбросили со скалы двоих солдат, не сдавших государству иностранную валюту. Слухи эти принесли афинские торговцы рыбой, им не следовало верить, - афиняне всегда склонны приукрашивать лаконскую действительность. Но чуть позже уже от разведчиков Остроглаза Этеокл верно узнал, что в осаждённых Афинах чума. А тут, - как горько Сфордий смеялся! - брат говорил, что даже слепому становится видно, как уберегала Артемида от мора спартанцев, брезгающих серебром, и как направила свои смертоносные стрелы в лагерь их сребролюбивых врагов.
  Этеокл понял, что драхмы заразны. Если даже его не казнят за них, то скоро он сам по себе умрёт, в бреду и в жару, истощённый рвотой.
  Однажды море разволновалось и Этеокла стошнило. Он, как и прежде в подобных дорожных недомоганиях, постарался шутить и не показывать виду. Только в этот раз, после того как морская болезнь отступила, юноша с неделю заикался.
  Приближаясь к Спарте и вытащив триеру на берег в последнюю ночёвку перед прибытием домой, солдаты обнаружили на валуне возле знакомого костровища надпись, сделанную мелом:
  
  "птица ночная силков избежала, заслышав зов рога"
  
  Облава!
  Облава и чума!
  Этеокл сказал командиру, что забыл выложить сушиться весло и поспешил вернуться на триеру.
  Тот только головой вслед покачал:
  - Что же вас всех сегодня друг за другом на корабль-то потянуло?
  Измученный страхом перед серебром, Этеокл не перепрятал мешочек с драхмами на берегу, как это сделали другие, а утопил его в море.
  Теперь он был спасён.
  Облава явилась утром в лице Демарата, уже тогда прозванного Остроносом. В тот год Остронос служил помощником у эфоров. В лагере не осталось солдата, который бы не вспотел от страха при его появлении. Казнь путём сбрасывания со скалы была всё-таки надуманной опасностью - никто в реальности не углядел бы заговора против государства в мешочке серебра. Злые же насмешки Остроноса угрожали реально. Причём, в отличие от казни, длились бы они до самой его кончины.
  Опираясь на походный посох, Остронос внимательно оглядел меловые разводы на скале, оставшиеся от стёртой надписи, прошёлся по берегу и столь же внимательно осмотрел многочисленные следы на песке, ведущие к триере и от неё. Не всё подлизал прилив. Обернулся к стою притихших солдат. Резко наклонился, что-то поднял с песка и подбросил в руке. Строй дрогнул.
  - Кто подскажет мне, - обратился Остроглаз к воинам и, оглядев их и наклонив на пару мгновений нос к маленькому поднятому предмету, - Как могла оказаться на берегу Лаконии серебряная монетка?
  Все молчали, понурив головы, и только Этеокл, освобождённый от груза запретных денег, легко отвечал старику:
  - Верно море её принесло, либо ночевал в нашем месте чужеземный корабль.
  Остронос снова оглядел ряд понуренных голов:
  - Даже один из вас, не забывший добронравия юности - это богатство Спарты. Большее сокровище, чем вся казна Афин.
  Корабль и укрытия на берегу Демрат-Остронос обыскивать не стал.
  Этеокл вернулся домой должником, он нуждался в средствах, чтобы починить шлем и щит, а ещё поправить обветшавшие хозяйственные постройки. И долги требовалось отдать. Брал он у соратников серебром, значит и отдать не мог остававшимися дома спартанскими деньгами - железными прутьями, вымоченными в горячем уксусе для большей хрупкости и бесполезности. Этеокл продал рыжих лошадок, о дорогой сбруе для которых мечтал и заложил соседям теперь уже трёхгодичные доходы с клера с правом выкупить их досрочно за счёт того, что добудет в бою.
  В походы спартанцы идут не за добычей, а ради мощи державы. Но ведь могли же боги подать ему на благом пути толику презренного серебра!
  Как шутил потом Сфордий, не досталось брату ни халька презрения, добыл он в бою только славу.
  Доходы с клера так и не были выкуплены, припасы проедены, красивые вещи распроданы.
  В двадцать лет, едва выйдя из отроческой агелы, Сфордий принял участие в одном из походов на Аттику. Как говорил потом, добычи не обрёл, но и опасности особой не подвергался, так как по малолетству был поставлен в третьем ряду, вступающем в бой с афинянами, только если враг порушит два предстоящих.
  Вернувшись домой, он ожидаемо обнаружил, что в поместье нет средств на его взносы в сисситии.
  Мать собиралась голодать, только бы выделить Сфордию еды и денег из своей женской доли, чтобы он жил в Спарте и обедал Равным среди Равных.
  Сфордий не посмел принять подобный дар.
  Он ушёл из Спарты и пока не призывали на войну, учился растить лошадей. Его воспитанники жили в конюшнях, которые стояли в поместье Ксуфия Леонтида. Табун принадлежал жене Ксуфия, Аргилеониде.
  Торжественные выступления в строю, под флейту, с обитым медью щитом на плече, сменились недолгими призывами в разведку. Выручил знаменитый тёзка Леонтида - командир разведчиков Ксуфий, прозванный "Остроглазом". Это он убедил царя, что Сфордий принесёт больше пользы Спарте не на равнине, в строю, а в его маленьком отряде. Что верхом по горным тропинкам, что в укрытиях с лошадьми, припасёнными для гонцов.
  
  
  
  
  
  
  Глава I I Старик Остронос
  
   * К своим молитвам спартанцы присоединяют также просьбу даровать им силы переносить несправедливость
  
   Из Плутарха *
  
  
  
  Позавчера у Харилая был тяжёлый день.
  Во дворе царского поместья сделалось тесно и путано от шалашей, которые ставили мальчики, от вязанок тростника, собранных ими для топчанов. Беспокойно в такой суете сооружать навес для лазарета, а тем более его украшать.
  Завязав в качестве последнего штриха ещё две пурпурные ленточки на верёвке, мрачный, усталый, Харилай уселся ждать, пока кто-нибудь из детей, вопящих в лагере или проносившихся мимо, захромает либо разобьёт себе голову.
  Украшение навеса далось нелегко.
  Натягивать верёвку между столбами было бы сподручнее вдвоём. Только девочка, которая принесла ему корзинку с лентами, не доставала до нужной высоты даже с поставленных на стол двух табуреток.
  Харилай попробовал делать пометки на столбах, чтобы натянуть верёвку самому, но земля, в которую он врыл столбы, оказалась с уклоном и ленточки повисли криво. Это нехорошо. На праздниках в его детстве ленточки и флажки висели на верёвках ровно и не норовили сбиться от ветра в один угол.
  Сняв со столбов верёвку, Харилай переложил топчан для сна и массажа с учётом уклона земли, так, чтобы голова массажируемого, оказалась бы выше его ног.
  Мимо шёл старик Остронос. Застав Харилая что-то исправляющим и наверняка разглядев неточные пометки на столбах и верёвку с ленточками в траве у кустов, Остронос конечно же остановился. Опершись на посох, он принялся наблюдать за приготовлениями. Харилай боялся, как бы не собрались сюда ещё и приятели старика. Остронос, опираясь на посох, стоял себе да покачивал концом гиматия, переброшенного через руку. У Харилая, вспотевшего от старания, уже тростник лез наружу из-под покрывал.
  - Дай-ка, пригоню к тебе малышей посмышлёнее, - предложил Остронос-Демарат.
  - Благодарю тебя, старче! Не нужно уже. Всех-то дел осталось: топчан уложить, да ленточки развесить.
  Следом проходил мимо долговязый Ксуфий, тот самый хозяин поместья, где растил лошадей его друг. Мерно кивая головой в такт каждому аккуратному шагу.
  Его-то как раз можно позвать на помощь. И ростом вышел, и не стар, и следы неудачных попыток не заметит. И поклон бы ему от наставника передать.
  У Теллида имелись свои важные дела с Аргилеонидой, супругой Ксуфия Леонтида, но будучи по натуре человеком обходительным, Теллид искал добрых отношений и с её мужем. Один раз даже выручил его - расследовал обвинения, выдвинутые стариками против его старшего сына. Там он убедительно доказал, что оболганный завистниками юноша - не владелец контрабандного пурпура; он не шёл против вольной лаконской простоты. Он наоборот, будучи даже всем обеспеченным богатыми родителями, сохранил и пытается очистить свой старый дорожный хитон. А хитон этот вовсе не пурпуром был окрашен, а просто лежал, потерянный, у них в казарме, в амфоре с дешёвым вином.
  После детского праздника Харилай как раз собирался быть на проводах друга в поместье Ксуфия Леонтида.
  Сфордия, как и других коневодов своей жены, Леонтид тихо недолюбливал, а молодому костоправу он всегда бывал сердечно рад: "родился не бойцом, да остаётся при войске":
  - Радуйся, Ксуфий!
  - Радуйся и ты!
  Вот только не мог же Харилай позвать на помощь Ксуфия сразу после того, как отказал старику Остроносу собрать для украшения навеса детей. Тем более, пока старик ушёл недалеко.
  Чуть спустя к навесу подошёл царевич вместе с хозяйкой дома. Остронос к тому времени уже отошёл далеко. Вот только маленький сероглазый мальчик не достал бы до нужной высоты, а попросить царскую невестку, чтоб подержала верёвку, Харилай не решился. Это у Теллида, прибудь он на праздник, царевна Лампито ловко лазила бы вместе с сыном по столам и столбам, обсуждая попутно с бродячим лекарем, от каких упражнений лучше правится царственная осанка.
  Царский наследник притащил Харилаю корзинку с хлебом, сыром, кусочками печёной гусятины и солёными оливками. Царевна Лампито передала небольшой кувшин с уже разбавленным вином. Несмотря на скудость её движений: подошла, обернулась пару раз на сына, сняла кувшин с плеча, - костоправ привычно отследил, как прячется под покрывалом, в нарочитых складках и напусках ткани, худой, как тростиночка, стан. Неудачно, на его вкус, царевна пыталась сделать вид, будто бы раздобрела к тридцати годам после двух родов.
  Лампито спросила, не скучает ли Харилай, не нуждается ли в чём, хорошо ли выспался?
  Харилай благодарил царевну за участие. Тазами, кувшинами и родниковой водой он разжился ещё утром, послав на их поиск пару юношей. А то ходили тут, глазели по сторонам, бездельничали. Приехали на праздник, чтобы болеть за мальчиков, которым покровительствовали, а соревнования только завтра. Тут Харилай и попросил парней присмотреть ему детского командира потолковее. Не найдёт всего нужного в доме у слуг, так украдёт где-нибудь в окрестностях.
  Только кто же из детей станет искать тазы в доме?
  Нужда в тазе - причина для похода на илотов!
  Вечером, возвращаясь в лагерь из обобранной илотской деревни, мальчики встретили вредную козу, чёрную-пречёрную, со сломанным рогом и медным колокольчиком на шее, - на нём была изображена страшная Медуза Горгона. Коза увязалась за ними, но дети совершили несколько хитрых манёвров и унесли добытые тазы от козы.
  - Молодцы какие! С такой звонкой посудой и не попались, - одобрила взятие трофеев Лампито, - Будут теперь гордиться добычей из игрушечного похода.
  - Ловкие ребята! Думаю, что и моё задание на празднике ограничится лишь наблюдением за движениями спортсменов. Боги уберегут таких ловких ребят от всякого вреда.
  - Будь по твоим словам! - зардевшись, в порыве нежности и гордости, Лампито растрепала волосы у стоящего рядышком сына.
  На прощание царевна пожелала костоправу развеяться в праздники и набраться сил для учёбы. И обязательно послушать хор из девичей агелы, потому что сам Демарат ставил им голоса. А юный царевич добавил, что если вопреки всем знамениям и пожеланиям боги судят Харилаю много практики, то он пошлёт ему на помощь коновала.
  
  Детский праздник в поместье был приурочен к получению добрых предзнаменований на отправление в Олимпию царских коней. А по его окончанию Харилай ехал в поместье Ксуфия Леонтида на проводы туда же, на Олимпиаду, красавца Метеора.
  Выращенные в табуне у Агрилеониды маленькие рыжие лошадки понесут по кругам гипподрома колесницу. Брат царя будет участвовать в скачках на Тритоне. А Тритон - это первый конь, которого объездил Сфордий. В тот год он ещё учился в отроческой агеле, и у Аргилеониды бывал только в гостях, приезжал к её лошадям и к дочери, Хилониде.
  У Метеора, на котором поедет Сфордий, больше всех шансов прийти к финишу первым: конь крупный и длинноногий - на такого не вскарабкаешься, держась за гриву между ушами, по-другому же мало кто умеет. А копыта у Метеора маленькие. Аргилеонида говорит, что чем меньше копыта, тем быстрее конь, и ни у какого другого коня нет таких длинных ног и таких крошечных копыт.
  Никто, кроме Сфордия, не смог бы вывести Метеора на состязание, в котором всадник попеременно едет на коне и бежит рядом с ним, держа за удила.
  
  Тем временем, неспешно отобедав, Харилай придумал привязать верёвку с лентами не сразу к столбам, а сперва к тонким прутьям. Так, поднимая и опуская вдоль столба привязанный прут, положение верёвки с ленточками можно было бы отрегулировать. Харилай заготовил прутья, вымерил расстояние, привязал между ними верёвку, поправил ленточки.
  Оглядел конструкцию. Вытер пот. Вздохнул.
  Солнце прошло зенит.
  Найдено решение. Можно прилечь на пару часиков под навес, отдохнуть от жары.
  Подремать...
  Только разве поспишь в таком шуме? Мальчишки, прибывшие на соревнования, всё ближе и громче свистели, а ещё они завизжали, а ещё стали спорить о ком-то, ноги у него мохнатые или кентавр?
  Вскорости Харилай услышал конский топот и увидел сам причину детского трепета. К навесу подъезжали всадники во фригийских колпаках и... С мохнатыми ногами!
  Зря Теллид остался дома!
  Всадник плотного телосложения был, не считая шапки, гол. Только среди зарослей волос на груди блестело огромное медное украшение. На его тощем товарище было одето что-то вроде короткого хитона с рукавами.
  Позже Харилай разглядел, что ноги у них не мохнатые, а лишь обёрнутые - каждая по отдельности - в холст с нашитыми на него полосками кожи. Это потом, а в тот момент он замер, разглядывая наездников получеловечьего - полузвериного облика и прозевал нападение.
  Хохоча и улюлюкая всадники показали друг другу на лежащие на земле прутья с натянутой между ними верёвкой. А потом, прорычав хором: "Раз-два, взяли!" разом нагнулись с сёдел и подхватили с земли шесты.
  Ступня тощего всадника на мгновение отделилась от конского бока.
  Харилай выдохнул. Не кентавры! Скрытые бёдра и икры сжимают бока коней.
  Захохотав, кентавроподобные поскакали по полю, - симметрично! - натянув промеж собою его верёвку с ленточками.
  Харилай вернулся к себе на топчан. Не маленькие - покатаются и вернут.
  А если не вернут? Это Теллид знал бы об этом заранее или вычислил бы им перспективы после происшествия.
  Смех и крики кентавровроподобных стихли вдалеке и не думали приближаться снова.
  Не получится, выходит, выручить украшение без помощи?
  Мальчики в лагере уже распевались перед тем, как обнажаться и строиться на исполнение гимнов. Кентавроподобные не возвращались.
  Мохнолапые варвары!
  Харилай поправил одежду и отправился искать старика Остроноса. Юноша наметил для себя сначала заглянуть к поющим детям, а затем в круг под навесом, где собрались старики. Он пошёл попросить, чтобы Остронос-Демарат послал бы кого-нибудь из детей разыскать среди гостей праздника мохноногих наездников, а может даже - самих кентавров, укравших у него из лазарета верёвку с пурпурными украшениями.
  В детском лагере старика не нашлось, и Харилай спустился к тенистым зарослям кипариса.
  Остронос возлежал под навесом, в компании других стариков, рядышком с костром, на котором булькал ячменной похлёбкой медный котёл.
  Выскобленные миски были расставлены на доске, положенной на два чурбана. А над доской с мисками, между воткнутыми в землю шестами была натянута его верёвка с дрожащими под ветерком пурпурными ленточками.
  Хорошо натянута!
  Харилай замялся. Ленточки уже украшали обед почтенных мужей.
  Тем более, под ними прилёг самый дорогой ему старик - Ксуфий Остроглаз, старый друг отца и добрый командир Сфордия. Оправляясь сейчас от второго ранения, Остроглаз сделался любимцем молодух, навещающих в Спарте супругов. "Я уж за мальком догляжу?" - улыбался он, и женщины оставляли с ним малышей. Будто бы совсем недавно мальчик Харилай разбавлял в кратере водою вино ему и отцу, разливал его по киликам, пока мужчины толковали о кораблях, зашедших в гавани Гифия.
   Остроглаз заезжал нередко к его новому наставнику, Теллиду. Он и утром, когда только увиделись, первым делом спросил, как заживает лапка у пёсика, чем сильно Харилая смутил. Во-первых, тот и не знал, что лапа была повреждена, а во-вторых, стеснялся того, что прямо в доме у его нынешнего учителя живёт такая мелкая и бесполезная собачонка. Зато старый разведчик остановился среди прохода и долго громко рассуждал о том, как найдёт пёсику подходящую карлицу, хоть в Египте, да найдёт и для внуков своих возьмёт у Теллида пару щенков, когда те народятся.
  Остроглаз дремал под ленточками.
  Зато Остронос тут же заметил Харилая, хитро улыбнулся, подманил жестом мальчика при мисках и что-то тихо ему сказал. Ближние к ним старики, слышавшие его поручение, захихикали. Мальчик убежал. Остроглаз открыл на их смех глаза, кивнул Харилаю и снова задремал.
  - Радуйтесь, достойные! - поприветствовал собрание Харилай.
  - Радуйся и ты, - поприветствовал его старик Остронос, - Обедал ли сегодня?
  - Да, старче. Царевна Лампито принесла мне корзину разной снеди.
  - Корзина со снедью это хорошо, но надо бы осчастливить живот и ячменной похлёбкой.
  - Спасибо, я сыт. Мне ещё навес украшать...
  - Тяжело это будет с полным животом, - поддержал Харилая другой старик, и его соседи снова захихикали.
  - А ты не тужи об украшении навеса, присядь к огню, - велел Остронос.
  Так старик указал ему место в стороне от стола, за которым будут обедать Равные. Только сделал он это необидно, позвав сесть поближе к костру и рядом с собой.
  - Ты предлагаешь мне поменять ленты на миску ячменной похлёбки?
  Старики одобрительно засмеялись, а Остронос важно сказал:
  - Эта похлёбка, сварена на воде, почерпнутой из Эврота, с корешками и травками, собранными по его берегам.
  - Хотел бы я разделить эту похлёбку по заслугам своим в учёбе или в бою, - парировал Харилай.
  Старики довольно закивали головами.
  - Нет уж, малый, - решил Остронос, - сначала поешь, а потом заслужи.
  - Будь по твоему, - Харилай принудил ноги согнуться и сел напротив ленточек.
  Принял из рук Демарата миску с лепёшкой и едва не опрокинул её себе на колени, когда услышал из темноты те же выкрики, с которыми мохноногие всадники подхватывали с земли шесты с верёвкой.
  Старики смеялись, уловив его испуг.
  Только Остронос одобрительно покачал головой: Харилай уберёг при внезапном звуке и лепёшку, и горячую, полную до краёв посуду.
  К огню вышли двое чужих, одетые в короткие хитоны, слишком тонкие по местным меркам. За ними ступали три варвара в шерстистой ножной одежде.
  - Кефисион и Адимант - наши гости из Афин, - представил их Демарат-Остронос, - А ваши прозвища? - обратился он к мохнолапым.
  - Траспий, это "Гиппий" будет по-гречески, - сказал тощий.
  - Архи-Гиппий, - назвался крупный варвар с волосатой грудью и поблескивающим из неё медным украшением.
  - Ну а я по-вашему буду Эпи-Гиппий, - представился третий, не уносивший у Харилая ленточек.
  - Узнаёте, у кого увезли шесты с украшением? - показал на Харилая старик Остронос.
  - Он! - широко улыбнулся Архи-Гиппий.
  - Нет, тот вроде как пониже.
  - Это ты, Гиппий, с коня на него смотрел. Он! Тот же экзомий.
  Мохноногие варвары были обучены говорить на неплохом ионийском наречии. И, судя по тому, что узнали экзомий, понимали что-то в греческой одежде.
  - А правда ли говорят, - прищурился Остронос, что вы способны натянуть верёвку между столбами даже не слезая с коней?
  Гиппий и Архи-Гиппий переглянулись.
  - Обманули меня, - вздохнул старик, - Не кентавры!
  - Не так-то оно и сложно, старче, хочешь, утром вкопаем столбы, примеряемся к ним с верёвкой и начнём? - предложил Эпи-Гиппий.
  - А зачем ждать утра? Столбы вкопаны. Верёвка отмеряна точь-в-точь. Зрители скоро пообедают. Не послать ли мне мальчика за вашими лошадьми?
  - Будь по-твоему, старче!
  Значит, на лошадях.
  К лекарскому навесу, где стоят в горшочках да склянках мази и кремы хитроумного Теллида.
  Нет!
  Харилай решил, что у него уже не хватит сил, чтобы лазить самому по столбам навеса.
  Ему с утра кого-нибудь мять предстоит. Чуткими и ненатруженными руками.
  А сундук с мазями и бинтами он от варваров спрячет.
  Только сначала похлёбки поест.
  
  
  Глава III Конник Сфордий
  
   * На древнегреческих олимпиадах не было состязаний, где бы соревновались женщины и девушки. Замужним гречанкам, кроме жриц Деметры, было запрещено даже присутствовать на Олимпийских играх под страхом смертной казни. Однако, среди победителей олимпиад нам известны два женских имени. Правила игр не менялись, победительницы их не нарушали. Как такое оказалось возможным?
  
   Загадка *
  
  
  Загорелый кудрявый мальчик из хозяйской челяди занёс в шалаш кувшин с водой. Недолго Харилаю беречь сон любимого друга. Вона как Сфордий вытянулся под одеялами и плащами.
  В шалаш залетела муха. Села. Поползла по одеялу.
  Светлеет. В шалаше скоро станет тепло и душно.
  Проблеял баран, предназначенный в жертву.
  Сфордий повернулся на бок, сполз к шуршащей стене.
  Хрустнули стебли рогоза. В просвете показалась стройная нога в обрамлении складок пеплоса и прыснул задорный девичий смех:
  - Ах ты засоня-Сфордий! Проспишь свой венок, и его съест баран. Что же ты не будишь друга, Харилай? Может быть, хочешь уехать в Олимпию вместо него?
  Сфордий сел резко, ещё не открывая глаз:
  - Тпру, Хилонида!
  Девушка чуть наклонила кувшин и метнула в садящегося водой.
  Сфордий не увернулся.
  Открыл глаза на вдохе:
  - Родная!
  - Примеряй венок от родной.
  Хилонида набрала ещё воды в ладошку, но промахнулась мимо Сфордия на его хитон.
  - Не досталось мне.
  - А получай! А ещё!
  Расшвыряв пригоршни воды, девушка убежала.
  Друзья хохотали, стряхивая капельки с хитонов. Умылись, побрились, помогли завить друг другу волосы и распределить складки одежды.
  К своду шалаша были прислонены венки, которые сплела для них Хилонида.
  Сфордий ушёл собирать вещи.
  Снова блеял баран.
  Во дворе уже был установлен треножник.
   На пороге дома загорелый кудрявый мальчик из илотов чистил над корзиной морковь, с которой будет испечена баранина.
  Солнце ушло за гору и снова выкарабкалось из-за неё. Двор поместья наполнялся гостями.
  Старик Остронос, только-только приехавший, ещё в пыльной шляпе и плаще, уже нашёл себе пацанят и строго расспрашивал их, чем они тут занимались и куда идут.
  Беотиец Мураш, раб Аргилеониды, нёс из кладовой рогожу для навеса.
  Харилай недолюбливал Мураша. Во-первых, не раз имея возможность, заслужить свободу, Мураш не спешил это сделать. Во-вторых, он был родом из Фив, вечно поддерживающих смуту у илотов. В народное собрание Беотии входили земледельцы простолюдины, вот и поддерживали они врагов Спарты, во всём подобных себе эллинов, только во много раз худших. В-третьих, Мураш постоянно находил какие-то оказии, чтобы переслать семье в недружественные Фивы то свёрток, то мешок, то шкатулку. Глядя на него, Харилай невольно вспомнил свой сон, - или не сон? - про совят в кожаном мешочке. Не слышал ли он тогда голос Мураша? Можно ли в тихом голосе, спросонья, узнать беотийский говор?
  У других хозяев такой подозрительный раб прожил бы недолго. Только Ксуфия работник его поместья не интересовал, а Аргилеонида была родом из Мессении. Клер её отца обрабатывали незамирённые, неверные Спарте илоты, и она с детства умела управлять смутьянами и разбойниками.
  Уже нагрелся бортик у бочки для сбора ливневой воды. Ещё три-четыре часа и жаворонки попрячутся от подступающей жары.
  Проходя по двору, Харилай слышал, как Аргилеонида велит дочери идти в конюшню, заплести гриву Метеора и украсить её цветами перед тем, как выводить коня на благословение к треножнику.
  Прошёл, прихрамывая и опираясь на посох Ксуфий Остроглаз. На плечах у него сидела чья-то дочка или внучка и, похоже, строила на голове у ездового разведчика гнездо из его волос и соломы. Ухватив подол гиматия, за стариком Остроглазом бежал мальчик с деревянным львёнком в руке:
  - Вот молодец! Успел на проводы друга. Ты ему скажи, пускай вернётся с победой. Пора ему уже оседлать не Метеора, но Хилониду.
  Вот Теллид нашёл бы что ответить старику, и они бы оба посмеялись. А Харилай сумел только серьёзно сказать:
  - Я думаю, что в состязании, где попеременно будут скачки и бег рядом с конём Метеору со Сфордием нет равных. Другие наездники выведут низеньких и тихих лошадок.
  - Ну, помогай Зевс! - ответил Остроглаз.
  Неподалёку тёзка разведчика, долговязый Ксуфий, хозяин поместья, тихим голосом, отчётливо произнося каждый слог, здоровался с Аркесилаем и спрашивал, хорошо ли тому спалось под его кровом, не скучает ли он уже за праздниками по казарме?
  Ни для кого не являлось секретом, что добряк Аркесилай был отцом Хилониды. Сам Ксуфий очень редко приезжал в поместье, куда рано удалилась его жена, променяв вольный досуг в Спарте на разведение лошадей. Сосед оказался ей ближе мужа.
  Из-за этой неверности и соседка Перкала, супруга Аркесилая, на жертвоприношение не пришла. Но зато и не стала передавать пожеланий, чтоб Метеор сломал себе все четыре ноги. Уже чуточку извинила любовницу.
  Давным-давно муж Перкалы выручил Аргилеониду работниками, когда та ложила дубовый, для укрепления копыт, пол в конюшне. Потом, побывав по службе в Коринфе, он привёз для неё выделанной кожи и ремней на сбрую. А после Аркесилаю вздумалось показать, будто бы он и в седле держится не хуже отважной женщины, а тем более , что он не слабее и ловчей тех илотов-коневодов, что приезжают к ней из поместья отца. Он взялся помочь соседке объездить рыжую кобылу.
  А дальше, стиснув зубы, бодрился и насмехался над своей самоуверенностью, пока заботливая Аргилеонида вместе с одним из тех отцовских коневодов стягивала ему бинтами рёбра и укрепляла сломанную ногу в лубок. Руки у наездницы лёгкие, а Аркесилай был ещё достаточно молод, чтобы пролежав три месяца, возобновить гимнастические упражнения, а после вернуться в строй. Аргилеонида же тем временем объездила недавшуюся тому Рыжуху и даже отучила её кусать своих. На Рыжухе она теперь наезжала присмотреть за поместьем соседа. Вовремя вывести илотов на прополку и сенокос, привет соседской жене передать от мужа, который остался лечиться у неё в доме и очень страдал, как там хозяйство без него.
  Весной у Аргилеониды родилась дочь. Ксуфий, вернувшись с Киферы, где прослужил год, поднял девочку на руки. Достойное общество не позволило бы ему не признать ребёнка у супруги, которая столь кропотливо печётся о порядке и достатке в его доме, родила ему пять лет назад наследника и растит для Спарты прекрасных лошадей.
  Перкала не прощала измену, а Аркесилай продолжал навещать соседку. Часто находил поводы, чтобы остаться у неё ночевать, никогда не оставлял дочь вниманием и подарками. В поместье у Аргилеониды собирался всяческий конелюбивый сброд, к ней приезжали илоты из тех самых мессенских деревень, где сорок лет назад укрылись поджигатели и прятались разбойники и выходили потом с мечами и вилами на дороги, искорёженные землетрясением. Перкала, не боясь прослыть склочной бабой, громко желала, чтобы сброд этот когда-нибудь воткнул своей госпоже вилы в живот, и очень боялась, как бы в этот момент в гостях у неё не оказался её супруг.
  Ксуфий не сторожил жену. Приезжать в поместье почаще он стал только в тот год, когда готовился передать для воспитания в агелу старшего сына. Хотя и младший, - он родился после Хилониды, - по всеобщему мнению тоже был от него. Сейчас младший завершал обучение в отроческой агеле, а старший, Лихас, служил в отряде царя Агиса.
  Проводя время на службе и за трапезами с соратниками, Ксуфий не был знаком со всеми своими домашними. Так уж он женился, что в его поместье стекались теперь нужные для табуна люди. Проморгав появление у себя коневодов мессенцев, искусника беотийца Мураша и лекаря беглеца Теллида, - тот через пару лет переехал в свою хижину и открыл лавку в пригороде, - Ксуфий только флегматично кивнул, когда в его доме поселился юноша Сфордий. Лучше бы конечно жил при войске. Но война от такого молодца никуда не уйдёт, придёт срок - будет призван. Пусть пока упражняет своё тело на скачках. Не возражал Ксуфий ни против внимания, которое оказывал Сфордий его приёмной Хилониде, ни против того, что девушка много времени проводила с ним в конюшне и на пастбищах. Парень хорошего рода, достойно учился в детстве и юности, ходил с царём Агисом на Афины, сейчас при разведчиках Остроглаза с лошадьми. Не по его вине судьба не задалась. Сам Ксуфий на его месте взял бы деньги на сисситии у матери. Соседи не дали бы ей ходить раздетой или совсем голодать, а Спарта сохранила бы такого хорошего солдата.
  Пусть заслужит Хилониду на Играх, показав силу и стать Метеора.
  Стройная и быстрая, как молодая кобыла будет призом ловкому наезднику. Будто в старые времена.
  Не пройдёт и года, как Хилонида станет ждать Сфордия на супружеском ложе и прислушиваться к каждому шороху за окном.
  Не пройдёт и двух лет, как тот поцелует первенца.
  Ох, зря мать Сфордия не приехала на праздник, скоро ей не надо будет стыдиться за него.
  Долг старшего будет выплачен из приданого. Около пяти лет Сфордий будет видеть жену изредка, по ночам, потому что, получив доход, сможет, наконец, переехать в Спарту, войти в отряд и, внеся свою долю, Равным сесть за стол с Равными.
  Только бы конь не испугался демонического Тараксиппа, когда сузится после стартового участка беговая дорожка.
  Только бы не накликать беды своей уверенностью в грядущем счастье Сфордия.
  Глядя вслед Хилониде, - девушка несла на голове корзину с лентами и гребнями в конюшню, - Харилай вспоминал, как могут быть завистливы боги. И это не беотийские или афинские суеверия! Сто с лишним лет назад спартанцы пошли войной на аркадскую Тегею, и они сразу же взяли с собою для тегейцев кандалы. Вот только оказались в привезённых кандалах после битвы они сами. Не зарекайся!
  А не будет так!
  Пусть бессмертные боги наградят достойного, пусть пошлют ему сегодня добрый знак!
  Что-то падает у конюшни. Знак? Камень ударился деревянный предмет, теперь - медный.
  Вскрик.
  Баран рвётся на привязи.
  Люди бегут прочь от конюшни. Впереди всех - тот кудрявый мальчик, что приносил утром воду.
  Аргилеонида выходит навстречу:
  - Ну-ка, что у вас там стряслось?
  - Метеора! Нет! В конюшне! - вопит мальчик.
  - Хилонида?
  - Мама, там дверь не заперта. Нет только Метеора.
  - Он! Куда-то! Ушёл!
  - Поглядим-ка следы. На пастбище ведут или к реке?
  Вокруг хозяйки поместья собирался народ.
  - Погодите вы переживать за коня. Сам вернётся, - подаёт голос беотиец Мураш.
  - Гости собрались. Незачем их лишний день кормить в ожидании перенесённого праздника, - решает хозяйка, - Сфордий, разбивай людей по направлениям. Все в погоню за конём!
  Сфордий тяжело дышит, обводя столпившихся взглядом:
  - Харилай, спустись на водопой, особенно в илистых местах следы посмотри. Хилонида, поднимись на пастбище, покличь его. Ксуфий Остроглаз, буду рад любой твоей помощи, хотя бы советом.
  - Ты ступай, Сфордий, а я помогу Аргилеониде пристройки и двор осмотреть. Вдруг гости не всё ещё затоптали.
   - Спасибо, Ксуфий!
  - Прости, что не пойду вместе с тобой. Не угонюсь. Нога распухла.
  - Тпрууу! Что ты, Ксуфий? Ты, ты и ты, со мной вдоль ограды.
  Выходя из шалаша, куда он зашёл сменить сандалии на кожаные башмаки, Харилай видит, что люди бегут. Сначала к воротам поместья, потом от ворот, видимо тоже за удобной на поисках обувью. Хиланида падает, ткань под красным поясом сминается к боку, обнажая правую грудь и ягодицы.
  - Тпру-у-у! Расступись! - Сфордий рывком ставит её на ноги.
  Не ушиблась?
  Не захромает. Сфордий встретился с ним взглядом, кивнул, но не позвал. Показал головой к выходу.
  Что там у них? Просто ткань не ложится обратно в складки или девушка дрожит и готова разрыдаться?
  За оградой кличут Метеора.
  Только при приближении к реке крики становятся тише.
  
  
  Глава IV Подозреваемая Перкала
  
   * - Это действительно в высшей степени любопытный рисунок, - сказал Холмс. - С первого взгляда его можно принять за детскую шалость. Кто, казалось бы, кроме детей, мог нарисовать этих крошечных танцующих человечков? Почему вы придали столь важное значение такому пустяку?
  
   Артур Конан Дойл *
  
  
  На спуске, за поворотом, у перекрёстка стоит старинная замшелая герма.
  Местные знают, что в нескольких шагах от неё начинается удобная тропинка с берега.
  Лишайники мокнут в складках мраморной бороды, из них взошли росточки осоки.
  Десятилетия назад указатель, вытесанный внизу мускулистого живота, показывал направление на Амиклы.
  С тех пор прежняя дорожка обвалилась, новая была обустроена чуть выше. Только герму никто не стал переставлять, потому что все и так видят, где поворачивать. За прошедшие годы её поднятый конец мало того, что стал похож на сучок, пустивший зелёные отростки, так ещё и направление показывал теперь не на Амиклы, к храму в пригороде Спарты, а в яму с чёрной тёплой водой, скрытую в зарослях кипариса.
  Пройдя за спиной гермы, Харилай стал аккуратно спускаться к реке.
  Вот найдём коня, надо будет порасспрашивать заезжих афинян, знают ли какого умельца отполировать статую.
  Гермес в помощники! След в придорожной грязи!
  Решётка из прутьев. Копыта коня защищали гиппосандалии.
  Раз, два... Всего три плотных переплетения отпечатались в иле. След Метеора! Другому коню такие гиппосандалии были бы малы.
  Ещё след. Похожий.
  Тростник впереди, это около пяти шагов до воды.
  Ничего себе запруда! И в тростнике вода? С чего бы ей?
  Ива рухнула в реку! Нет, не рухнула.
  Спилена.
  Пилой. Вот опилки.
  А это что же такое?
  Знак!
  Харилай замер перед изображением на ивовом пне безголового человечка.
  Знак был нарисован в одну линию, хотя рука художника и срывалась в черкотины при его написании.
  Безголовый человечек, - нет, скорее человечек с совсем крошечной головой по сравнению с выпуклостями, обозначавшими руки и ноги, - будто бы спотыкался и бежал. Орган человечка, который, видимо, как и у гермы, служил указателем направления, был у него огромный, больше любых других членов тела.
  Орган указывал идти вверх по течению, Сфордий же послал его осмотреть берег у водопоя, то есть - вниз по течению от ручья. Туда же вёл след. За ручей Сфордий должен был послать других помощников, и не стоило им топтать на ещё неосмотренном месте.
  Харилай вернулся к запрудившей поток иве и принюхался к срезу.
  Свежий!
  Было дерево спилено до или после пропажи коня?
  Верно, позже, чтоб уничтожить улики - чтоб подтопившая прибрежный луг вода скрыла следы.
  Сняв башмаки, Харилай обошёл новый "залив", по щиколотку, обогнул его, прошёлся по окрестностям.
   Осмотрено. Харилай поднялся до гермы и направился в поместье.
  Верно, Метеора найдёт сегодня кто-то более удачливый.
   На правое плечо гермы-Гермеса села ворона.
  Добрый знак.
  За ручьём стали слышатся шаги и голоса поисковиков.
  Потоптавшись на плече, птица перебралась на шляпу к вестнику богов.
  Да, какой головастый Гермес у нас и какой безголовый человечек!
  Харилай присел в тени гермы, чтобы обдумать замеченное.
  Похититель коня должен был быть настолько суеверен, чтобы остановиться вблизи места преступления и нарисовать магический знак.
  У перекрёстка трёх дорог, вблизи текущей воды, на срубе свежеспиленного дерева.
  Кто бы это мог быть? В голову приходила только одна история, рассказанная давным-давно Хилонидой в ночном выпасе лошадей.
  Когда девушка была маленькая, то под крышей конюшни у неё был спрятан дворец Критского царя.
  В тот вечер девочка поймала в ручье тритона, и в гости к Критскому царю должен был прибыть в горшочке с водой царь Морской. Хилонида собиралась показать ему, как танцуют все дочери Критского царя, - у неё было много кукол, - и не дать увезти с собой на дно ни одну.
  В самый разгар кукольного пиршества внизу послышались шаги. Девочка поклонилась царям и поползла по стропилам посмотреть, кто пришёл.
  По конюшне ходил Мураш. Аргилеонида всего пару месяцев назад привезла его в поместье, и раба тогда ещё не прозвали прозвали "Мурашем" за тёмные, тонкие, ни минуты не лежащие в покое руки. Раб собирал сено и складывал его в корзину. Зачем? Свежее сено в конюшне раздавали лошадям, а не забирали у них. Что он будет с ним делать? Дальше Мураш наклонился к мешку, достал оттуда змею и уложил её в корзину! А после, - ужас! - отрезанную змеиную голову. Та змея, оказывается, была уже без головы.
  Хилонида испугалась, что это глупый или мятежный раб. Как бы он не накормил змеёй лошадей, но Мураш и не думал этого делать. Склонившись над корзиной, он украшал змею цветами, часть из которых принёс с собой в мешке, а другие, маленькие, вытаскивал из запасов сена.
  Хилонида вернулась в игрушечный дворец, слезла на землю по наружной стене и бегом кинулась к маме.
  Мураш не успел уйти с места происшествия и был строго расспрошен Аргилеонидой. Раб, не таясь, рассказал, что подкуплен соседкой, чьё поместье стояло вниз по течению речки. Перкала та прознала где-то, что он - беотиец, да ещё и с фессалийской кровью по матери. Вот и подошла к нему спросить, понимает ли он в колдовстве и может ли помочь ей навести порчу на коней. Не устоял Мураш, чтобы не заработать на чужом суеверии. Аргилеониде, к слову, он обещал передать треть заплаченной суммы. По его замыслу, половину сена Перкала должна была съесть сама, а половину скормить лошади. Голову гадюки положить в полнолуние под подушку и продержать там месяц. А про туловище змеи он ещё не думал.
  - Пусть привяжет его сзади и месяц носит под хитоном, будто бы это её хвост! - предложила Хилонида.
  - Да, тяжёлая это болезнь - загниение хвоста у соседки! - отсмеявшись, Аригилеонида разрешила Мурашу, если дело с Перкалой выгорит, весь полученный от него доход оставить себе.
  Соседка за прошедшие годы не стала добрее.
  Дело ясное.
  Тут и знак, который суеверная женщина могла бы считать волшебным и следы, ведущие в сторону её дома.
  Солнце клонилось к закату.
  Когда Харилай вернулся в поместье, там, во дворе, в полукруге гостей и челяди стояли Ксуфий Леонтид и Аргилеонида.
  Сфордия пока не было.
  Поисковики обсуждали находки:
  - Говори ты, - распоряжалась Аргилеонида.
  - Следы вниз по реке. Четыре следа. Гиппосандалии. Крошечные. Глубокие. Метеоровские. Прервались видно потому, что конь вошёл в воду.
  - У ограды след. Гиппосандалия. Мог идти к реке.
  - На пастбище следов нет.
  - След на дороге, но нечёткий уже, верно вчерашний.
  - След на берегу напротив гермы, гиппосандалия, тоже в направлении вниз по течению.
  - Спасибо вам, мои зоркие и внимательные. Мураш, отвяжи барана, пусть идёт пасётся.
  - Аргилеонида, я смогу утром уехать в казарму? - спросил муж коневладелицы.
  - Разумеется. Пусть домашние тревоги не беспокоят тебя, Ксуфий.
  - Есть ещё время. Вернётся конь, - попробовал он утешить жену.
  - Затоскует по ячменю и вернётся, - поддержал его кто-то из гостей.
  - Непременно вернётся, ты даже не переживай, тёзка - "поддержал" Ксуфия разведчик Остроглаз, - как только гиппосандалии у него истреплются, так сразу сплетёт себе новые и - домой.
  - Харилай, удружи, выгляни за ворота, не идёт ли он? - позвала юношу Аргилеонида.
  - Метеор? Сфордий?
  - Брадобрей! Мы так шумно искали коня, что я удивлена, почему он до сих пор не здесь.
  - Опечалила грива, утешит коса? - попробовал пошутить Харилай.
  - А острословить мне будешь, когда подойдёшь ко мне через час, с Теллидом или без него, - велела Аргилеонида.
  - Думаю, что без него, - сказал Остроглаз, - к Теллиду столько молодцев между праздниками заезжало, побриться да завиться. Дрыхнет теперь без задних ног.
  - Ты правильно говоришь, Ксуфий. Но всё же, Харилай, дойди до дороги, посмотри там своего наставника.
  По дороге к воротам Харилаю вдруг подумалось, что окажись сейчас у них в поместье афинский сочинитель трагедий или бард, прибывший с Крита, им бы и в голову не пришло, жертвой какой нелепой пропажи или какого кощунственного воровства стала Аргилеонида. Тихий голос, спокойные жесты. Харилай и шутить-то пытался оттого, что иначе комок подступал к горлу, как только он замечал, как топорщатся у неё туго завитые к празднику волосы под небелёным домашним платком. Он не видел ещё вечером Сфордия и Хилониду - каково сейчас им?
  Теллид, как и предположил сразу Ксуфий-Остроглаз к поместью не приближался.
  По возвращению, Аргилеонида приняла Харилая в летнем портике, плетёном из ивы.
  Там же, на земле над корзиной с кусками кожи ссутулился с ножом в руке Мураш.
  - Присаживайся. Моя просьба к тебе потребует расторопности и сообразительности. Раз твой наставник не догадался ко мне заглянуть, нужно отнести ему письмо. Я не могу просить его, беглеца и пришлеца, вмешаться в беду, которая случилась в доме у одного из Равных. Но я думаю, что узнав о том, как я страдаю, он сам догадается, чем нужно помочь мне вернуть Метеора.
  - Пробраться в поместье Аркесилая?
  - Зачем туда?
  Харилай рассказал Аргилеониде про обнаруженный им магический знак в виде безголового человечка с огромным фаллосом и свои выводы о том, почему знак этот являлся уликой против жены Аркесилая, Перкалы.
  - Критский дворец? - улыбнулась Аргилеонида, - Помнит, оказывается, доча! А Перкала тогда и правда месяц ходила с хвостиком под одеждой. А я её всё звала искупаться с нами. Жара стояла.
  - Вот. И конь у неё!
  - Нет, Харилай. Перкалы сейчас нет в поместье. У неё через пару месяцев старшая дочь рожает, и она уехала к ней.
  - Но Метеор заявлен на игры почти год назад. За это время несложно подобрать сообщников.
  - Помощников, чтобы отравить или заколоть коня - да. Если бы она могла решиться сейчас на такое. Но Перкала готовится принимать роды у дочери. Ни одна мать, как бы она не желала отомстить сопернице, не свяжет себя в такой ситуации с вредоносными силами.
  - Это всё женские суеверия, а следы ведут вниз по течению.
  - Правильно, - кивнула Аргилеонида.
  - Там дальше уже один из царских дворов, а потом речка впадает в Эврот и там уже слишком людно, чтобы суметь спрятать такого известного коня.
  - Слушай, Харилай. Твой наставник очень хорошо образован. Отвези ему черновик моего письма царевне Лампито. Расскажи, что следы коня ведут в сторону поместья, где она живёт. Ты ведь и сам нашёл один из них. В письме - вызов на бой. Я прошу, чтобы Теллид переложил мои слова в гекзаметр.
  
  
  
  Глава V Костоправ Харилай
  
   * Македонский полководец Антипатр разбил царя Агиса в битве при Мегалополе, после чего потребовал у Спарты прислать ему пятьдесят мальчиков заложниками.
  Эфор Этеокл отказался дать мальчиков, чтобы не оставить их без принятого у спартанцев с прадедовских времен образования: ведь тогда они не смогут стать гражданами. "Если Антипатр хочет, - предложил он, - Спарта может дать взамен вдвое больше старцев или женщин". Когда же Антипатр стал угрожать ужасными карами, если не получит мальчиков, спартанцы по общему решению ответили: "Если твои приказы будут для нас тяжелее смерти, предпочтем умереть"
  
   исторический анекдот *
  
  
  Около четверти века назад горшечник Эмфанес из Гифия, приморского города периэков, проложил путь мечом к раненому другу, спартатиату Ксуфию Остроглазу. Отбил клинок афинского гоплита, направленный тому в горло, сбил врага с ног и уже сам, получив стрелу в плечо, сумел вынести друга с поля боя.
  Старейшины постановили наградить Эмфанеса лучшим, что есть в Спарте - дать его сыновьям воспитание Равных, а народное собрание поддержало их решение оглушительным криком.
  Учиться в агеле, если только отец не посчитает нужным передать им гончарное ремесло, могли и старший сын Эмфанеса, к тому времени уже десятилетний, и младший, когда достигнет семилетнего возраста и другие сыновья, если родятся у него.
  Харилай переехал жить в Спарту в возрасте семи лет. Его брату, занимающемуся в отроческой агеле, прочили будущее умелого и отважного воина: такого же ловкого разведчика, как Ксуфий Остроглаз либо всадника из священного отряда царя.
  Разомлев за чашей вина, Ксуфий грозился, что сам добудет эпиклеру для отпрыска своего друга. Пусть женится на наследнице клера - станет через то спартатиатом, в собрание войдёт.
  Оглядев прибывшего в Спарту Харилая, Ксуфий заметил его отцу, что старшему останется лишь иногда делиться супругой с братом, а уж эпиклера у них будет в самом соку.
  Мальчик не грустил по глиняным карьерам у побережья и говорил, что не посрамит в учёбе ни отца, ни старшего брата.
  Годы спустя он ещё не простил себя, что не оправдал их надежд.
  Сколько над ним смеялись!
  Когда старики, - самым коварным из них был старик Остронос, - старались подзадорить поссорившихся мальчиков, чтобы посмотреть, кто из них в драке бойчее, Харилай хватал товарищей за руки и умолял их простить обиды друг другу ради мира и согласия в отряде.
  Бессмысленно.
  Старики умели подобрать для драчунов обидные слова. И голоса у них были громче и твёрже, чем крики Харилая.
  Единственный, кого ему всегда удавалось остановить, был Сфордий.
  А если его противник не соглашался прекратить драку, то Сфордий возвращал мир и согласие в отряд, отправив соперника на землю одним броском. Благо, соперник в это время как правило отвлекался, передразнивая Харилая.
  А если не первым броском, так вторым.
  Только Сфордий от воплей Харилая успокаивался и собирался. Все его противники начинали нервничать и пропускали удары.
  Когда девушки дразнили брата за неопрятный по возвращению с охоты вид, Харилай не умел рассмеяться с ним за компанию:
  - Вымокший заяц, говоришь? Коли сможешь добыть меня, львица, то сама скоро узнаешь, что ценность моя не в мокрой шубке.
  - Не выросло у тебя ещё ничего ценного!
  - Хочешь испытать?
  - Уже испытала. Разве вырос ум у того, кто не переодевшись, отправился в лес?
  - А у тебя живот от прокисшего молока вздулся! Станешь диск метать - начнётся понос, - заступался за старшего брата Харилай.
  Брат смущался, а девушки смеялись. Девушка с животом и поносом тоже смеялась.
  Пару лет спустя, когда брат стал уже объектом насмешек у красавиц на выданье, Харилай выбегал на улицу и кричал:
  - А у тебя грудь маленькая!
  - Зато у тебя, щенок, вырастет большая и волосатая! - находились девушки.
  - Красивая у тебя грудь. Не слушай этого малолетнего, - пытался поправить ситуацию старший брат.
  - А не в тебя ли он пошёл?
  - Что же у вас в семье малолетний заступается за большого, а не наоборот?
  - Так большой-то он только по росту.
  - Главное ты - такая большая стала, что даже живот под поясом сложился в складочку, - встревал Харилай.
  - И тебе не оголодать!
  - Не обращай на него внимания, - стонал брат, - Хорошая у тебя фигура, статная.
  - А у тебя... а у тебя... А у тебя пудра свалилась с растяжек на спине и теперь от неё вся попа в больших пупырышках! - кричал Харилай.
  - Да не оборачивайся ты, - успокаивал девушку брат, - Не свалилось там ничего. В смысле, ничего там нет. Ямочки...
  - Убери руки!
  - А у тебя... - начинал Харилай.
  - Уйди прочь! - кричал брат, - Сейчас как сделаю больно!
  - Вот так ты бережёшь младшего брата и так же защитишь жену, - корили старшего брата девушки.
  - Лучший способ беречь его - это драть почаще, - вздыхал старший брат.
  Как обидно было ему за своё бессилие!
  Старики думали, что Харилай подсматривает за девушками и, поскольку он ни разу не был на этом пойман, говорили, что вырастет разведчиком.
  А мальчик за девушками не подсматривал. Очень надо! Он и о приезжих знал, кто пользуется контрабандными румянами, а кто подвязывает под одежду маленькие подушечки.
  И когда старики подошли к нему с расспросами, где он всё это видел, Харилай честно сказал:
  - Походка не держит секретов хозяйки.
  Старики похвалили его за лаконичную мысль.
  Хулить девушек ему не запретили. Наоборот, иногда приходили послушать.
  Харилай не мог вспомнить, когда в девичьей агеле появилась маленькая Хилонида. Вроде бы, девочку приметил Сфордий. Нет, наверно, не девочку, а её лошадь. Многим подросткам даже из старшей, отроческой агелы запрещалось и близко подходить к коню. Женщины Спарты, сами могучие атлетки, ездили в телегах и повозках. А крошечная Хилонида могла приехать в школу верхом!
  - Мать говорит, Рыжуха смирная, дорогу знает, детей не укусит, - оправдывался перед стариками Ксуфий Леонтид.
  Сфордию, хотя он и плохо умел тогда, очень хотелось проехаться верхом, вот он и позвал Харилая сделать для всадницы и её подруг качели, а ещё просил друга не обижать девочку. Но её и не за что было обижать!
  Позже девушка призналась им, что в перепалки с парнями она вступала редко, потому что, если в школе не было соревнований, праздников или командных игр, - а тут какие перепалки, к ним нужно готовиться, - торопилась поскорее выучить все уроки и отпроситься домой, хоть на пару дней, к лошадкам. А дома Аргилеонида учила её, как обойтись "честными" ухищрениями: складки уложить, когда надо пришить кайму на подол, когда надо - отпороть кайму от подола. Очень скоро она, а не старшие девушки, помогала подругам завиться и заколоть волосы и всегда могла подсказать, какой пояс одеть с коротким хитоном, какой с пеплосом и как охватить им фигуру.
  Школа жила от торжества до торжества.
  В четырнадцать лет, то есть при первом же участии в диамастигосис - ежегодной порке юношей на алтаре Артемиды Орфии, старший брат Харилая стал победителем в состязании.
  Лихас, его ближайший соперник, уже отстающий на шесть ударов бичом, изгрыз себе руку, дожидаясь окончания жертвоприношения и разрешения вернуться в казарму. Брат заметил это и спросил:
  - Что, завидуешь? - и ещё добавил между ударами, - Не свезло тебе просеивать в детстве глину да масла жечь для Прометея Гончара.
  Выдержав без стона больше ударов, чем остальные участники соревнования брат ещё сам смог подняться и твёрдым шагом обойти забрызганный кровью алтарь Артемиды, насвистывая её гимн.
  Зрители и те соперники, что нашли в себе силы приподняться, аплодировали герою. И Харилай хлопал в ладоши, покорившись общему ликованию.
  После такой блистательной победы у детей из младших отрядов началась игра, кто из мальчиков выдержит больше ударов розгами.
  Сначала дети состязались, получая наказание за плохое усердие в учёбе и другие провинности. Но так как возможность отличиться доставалась не всегда и не всем, то Харилай со Сфордием предложили товарищам встречаться в кустах на берегу Эврота командами трое на трое. Приносить с собой розги. А кому бить соперника из соперничающей команды, кому быть битому, а кому вести счёт, пусть решит жребий.
  Старики, - каждый из детей клялся, что никому не проговорился о состязании! - сочли игру полезной и даже благочестивой, только поставили условие, чтобы избиваемый пел стоя гимн Артемиде, а порка прекращалась бы, как только он существенно собьётся с ритма или упадёт.
  Харилай взялся вымочить розги потоньше и разобрать вместе со Сфордием гимн - когда и куда лучше бить, чтобы помешать сопернику набрать в грудь воздуха для пения.
  Первое соревнование по новым правилам прошло с разгромным счётом: Харилай, - жребий быть битому выпал ему, - спел гимн два раза, команда соперников не осилила и двух строчек.
  Понятно, что к следующим соревнованиям противники догадаются, что бить нужно по-умному. Но так и их отряд лучше натренируется держать осанку, чтобы запасать в груди больше воздуха. При новой встрече мальчики рассчитывали закрепить и развить успех. Благо соперники так и не научились срезать ветви потоньше и вымачивать розги, удар их пучком мало отличался от шлепка веником.
  Посмотреть на второе состязание пришёл старик Остронос.
  Бросили жребий.
  Сняли хитоны.
  Харилай в этот раз не только розги подготовил, но и настоял на том, чтобы его команда хорошо размялась.
  Похихикали над бледной немочью соперников и над их "вениками".
  Сам старик Остронос похвалил за разминку. А потом торжественно опёрся на посох, улыбнулся во все отсутствующие зубы и приказал:
  - А теперь поменяйтесь розгами!
  Как старательно выбирал Харилай ветки с неровностями, чтобы саднили кожу!
  Жребий быть битому в этот раз выпал Сфордию, а бить - ему.
  Мальчик был уверен, что Сфордий удержит осанку под ударами, запасёт в груди нужное количество воздуха и вытянет гимн. Он знал, что и Сфордий уверен в нём.
  Только розги у него в руках были короткие и негибкие. Видимо, срезали впопыхах первые попавшиеся ветви ивы.
  Харилай тоскливо осмотрел на острые лопатки Никомеда, чуть вздымающиеся на вдохе. По хлопку о начале состязания он поспешит выручать Сфордия.
  Ещё есть немного времени, чтобы изучить, как дышит тело, где у него не зажившие ссадины, по ним будет больно и "веником". Они так часто вместе бегали и боролись с Никомедом, что совсем нетрудно станет войти в ритм его дыхания, соединиться с ним и подсечь гимн Артемиде ещё на вдохе.
  Хлопок.
  Сфордий поёт.
  Мальчик, который его бьёт, уже нервничает и неточно кладёт удары, ведь участник его команды ещё не запел.
  Имеет право собраться за первые пять ударов, хотя догонять соперника будет сложнее.
  Только не соберётся.
  Харилай, стоя в шаге от соперника, слышит сердце Никомеда отчётливее, чем своё. Он сторожит. Каждый глубокий вдох будет пресечён и обращён в судорожный всхлип, а на выдохе выйдет не гимн, а взвой.
  Только бы старик Остронос не вздумал давать советы проигрывающим.
  Сфордий исполнил гимн два раза, Никомед сумел выдавить из себя две корявые строчки.
  Это разгром!
  Даже Остронос сказал им тогда, чтоб подрастали скорее, и что вырастут они лучшими и более сильными, чем были в свои лучшие годы его товарищи старики.
  Как они были горды!
  По дороге в город у Харилая случился жар.
  Старик Остронос больше был обеспокоен самочувствием Сфордия и Никомеда, а потому не сразу заметил, как ребёнок спотыкается о камни и натыкается на спутников.
  Когда мальчик признался, что не разбирает дороги, потому что слишком темно, - это среди бела дня! - старик понёс его на руках. Сфордий потом показывал ему, как тот свесил голову и бормотал про благозаконие, равенство и кровь товарищей по оружию.
  Выздоровев, Харилай почти перестал драться. Разрешать споры без насилия оказалось несложно, потому что лучшим другом у него был Сфордий, ударить которого никто не хотел. На занятиях боксом или борьбой Харилай теперь непрестанно спрашивал соперника, не сделал ли он ему больно, не повредил ли нечаянно руку или ногу.
  На выездных праздниках в его шалаше всегда можно было разжиться бадягой от синяков, полосками из льняной ткани для перевязки и, конечно, стриглями - почиститься от песка и масла после борьбы, а ещё - новыми ремнями обмотать кисти рук для занятий боксом.
  Ксуфий Остроглаз сказал ему, что чуткость и предусмотрительность - полезные качества для разведчика и несколько раз брал с собой в лес на охоту.
  Через год на жертвоприношении Артемиде Орфии, когда первая кровь, - даже не брата! - потекла на алтарь, мальчик потерял сознание.
  Неделю Харилай провёл в постели, то метаясь в жару, то трясясь от озноба под несколькими одеялами. Примчался из Гифия отец. По болезни Харилай гостил в доме Ксуфия Остроглаза и слышал из-за стены, как тот просил прощение у его отца за то, что не вышло дать мальчику воспитание Равных. А уже и невесту ему разведал.
  Отец расспрашивал друга, был ли его сын замечен хоть в чём-то достойном или же только падал в обморок при виде крови.
  - Поначалу думали, что разведчик мне на смену растёт, - вздохнул Остроглаз, - только оказалось, что он тело человеческое разведывает, а не расположение врага.
  И рассказал Эмфанесу про заготовки розог и про ловкие ответы хитрым девчатам.
  - Может быть, его тогда в ученики хирургу отдать? Всё же, как выучится, будет при войске?
  Так, выздоровев, Харилай стал помощником и учеником лекаря Феогена, а тренировки с друзьями посещал теперь только в часы досуга.
  Прошлой осенью учитель вместе с командой наварха убыл служить на Киферу, а ученика с собою на остров не взял.
  Чему он его там научит? Присматривать за самочувствием здоровых парней? А может быть практиковаться, как головную боль им унять по возвращении с дружеской попойки? Или как взбодриться перед дежурством с ночи, проведённой у гетеры? У кого дешевле купить масла и льняное полотно на местном рынке? Тем паче, на рынке, стоящем себе нечестиво прямиком в городской черте.
  Толи дело, практика у костоправа-брадобрея, к которому многие достойные люди обращались за советом в самых запутанных ситуациях. И не всегда приходили за советом целыми.
  Толи дело, жить рядом с поместьем, где растят лошадей. И расшибаются, и ломаются в этом опасном ремесле.
  Да и приятель его перебрался жить в то же поместье.
  Для воспитания юноши будет полезен досуг с другом по обучению в агеле, пусть даже с другом, не ставшим Равным. К чему ему поездка за море, пусть и на ближайший остров, замиренный и подчинённый Спарте?
  Харилай просил Артемиду Орфию помочь ему пережить несправедливость. Разрываясь между больницей и тренировками, он уже начинал тосковать по морю и от похода на Киферу ждал плаванья каждый день. Да и брадобрея побаивался.
  Благо, нового его наставника побаивался не он один.
  Бродячий лекарь и брадобрей Теллид был выходцем с острова Кос из старинного рода врачей. Рассказывали, что в юности он два года путешествовал с группой мимов, массируя их тела перед выступлениями. Говорили, будто бы Теллид объехал весь свет, прошёл тайные посвящения подземным богам, а по дороге домой был захвачен пиратами и продан в рабство в Афины. Но не прошло и года, как он сумел выкупить себя, оказав хозяину тайную услугу, после чего по его поручительству, - род хозяина был связан узами гостеприимства с родом отца Аргилеониды, - переехал или же бежал в Спарту.
  Прошло десять лет. Теллид обзавёлся лавкой в пригороде, которую открывал перед праздниками и небольшим домом. На расспросы Харилая, как живётся ему в стране, где нет мимов, куда не везут дорогие его сердцу свитки? - Какова бы ни была та услуга, в Афинах за неё не будут преследовать вечно! Да и Спарта с Афинами восьмой год уже ведёт войну, - Теллид сам спрашивал ученика в ответ:
  - А где ему проще разбогатеть? Куда никто не поедет на заработки? Где ещё деньгами служат железные прутья, хрупкие от того, что для пущей бесполезности их окунали в горячий уксус? В какой стране предметы роскоши запрещены, а границы закрыты? И согласен ли с ним Харилай, что всё, чем может разжиться чужеземец в Спарте, достанется одному Теллиду?
  Харилай считал, что брадобрей лукавит. А ещё хвалится тем, чем не стоит хвалиться. Просто в детстве и юности для него не стала примером жизнь Равных, ценящих прежде всего свободу и общую простоту быта.
  Вот только судя по тому, как наполнялся его дом, выстроенный недавно на пустыре, брадобрей действительно богател. И, не смотря на то, что сам он не ценил простоту и бедность спартанской жизни, спартанцы уважали брадобрея и доверяли ему.
  Неслучайно Аргилеонида только от него ждала сейчас помощи и совета.
  
  
  Глава VI Гости-афиняне и их служивые скифы
  
   * Мужики, что злы и грубы,
  На дворянство точат зубы,
  Только нищими мне любы!
  
   Рыцарь и трубадур, Бертран де Борн *
  
  
  Выходя из поместья, Харилай решил, что раз уж он всё равно бежит к брадобрею Теллиду с черновиком письма Аргилеониды, то ему обязательно нужно завернуть к спиленному дереву, запрудившему речку и рассмотреть обнаруженный там знак.
  Безголового человечка, обладателя непомерно огромного указателя направления, можно было бы перерисовать углём на изнанку хитона или выцарапать на куске молодой коры.
  Во время занятий бегом Харилаю часто приходили в голову полезные мысли. Вот и сейчас он считал:
  Во-первых, кража коня, подготовленного к скачкам на гипподроме в Олимпии, была бессмысленна. Не продать его. Приметный конь.
  Во-вторых, тихо вывести коня из поместья мог только кто-то из своих.
  В-третьих, Харилаю не давал покоя услышанный в полусне разговор про сов. В дремоте ему грезились совята, сидящие в мешке. А наяву теперь он силился вспомнить, не издавал ли тот мешок приглушённого звона.
  В-четвёртых, любимый раб Аргилеониды по кличке Мураш был родом из враждебной Беотии. Последние годы, правда, всё шло к тому, что Фивы становились союзником Спарты против Афин, но это же не повод доверять одному конкретному беотийцу.
  С каждой оказией, а оказии Мураш находил даже зимой, раб отправлял в Беотию посылки. Правда ли, что он слал их только своей семье? Фивы ещё в стародавние времена, помогали илотам вооружаться. А в поместье Аргилеониды как раз съезжались илоты-коневоды с её родины, с плохо замиренных земель. Даже дорийский говор их греческого языка был очень правильным дорийским говором, почти утраченным у спартанцев. Не каждый жрец или поэт говорил так безукоризненно в собрании или храме, как эти гордые коневоды в быту.
  Это в-пятых.
  А в-шестых, из всех греков, как раз у землероев беотийцев был в чести культ Кабиров - демонов плодородия. Как знать, может быть, безголовый человечек с огромным фаллосом, он же, похожий на дождевую тучу, готовую напоить поля, как раз их знак?
  Что это? Благословение Кабиров на войну илотов со спартанцами?
  Если Фивы сейчас передают илотам оружие, то по тем же тайным тропам, где его везут, можно и коня увезти. Обменять его на мечи далеко за границами Спарты, где этого коня не видели.
  А если возить мечи на нём?
  В-седьмых, конь сам знает многие малоприметные тропки в горах. Такие, где пройдёт коза или конь, либо проедет умелый всадник. Даже Ксуфий Остроглаз не осилил бы те склоны пешим в лучшие свои годы.
  В-восьмых, конь слушается Мураша. Уезжая на тренировки, праздники или военные сборы, Сфордий часто оставлял своих воспитанников на него.
  Бывало даже, что Мураш уходил с табуном в горы на недели.
  А если поездка в Олимпию срывала планы Мураша? Ушёл бы так из поместья вместе с лошадьми для своих тайных дел в самые глухие места.
  Нужно только внимательнее рассмотреть знак, срисовать его и расспросить Теллида.
  В-девятых, как раз у этого бука можно срезать коры.
  Гермес в помощники!
  Вблизи замшелой гермы Харилай перешёл на шаг и, обойдя дорожный указатель, стал осторожно спускаться по склону.
  Новых конских следов не появилось, зато знак ничуть не поистёрся, и Харилай аккуратно перенёс безголового человечка на кусок коры. Повторил рисунок одной линией, не отрывая руки, а затем расставил на нём черкотины: вдруг это не рука срывалась у художника, а тоже имеющая значение деталь.
  Выбравшись наверх, Харилай услышал громкий храп из зарослей кипариса.
  Вошёл туда.
  В двух шагах от ямы с водой спал на земле его друг.
  Сфордий свернулся калачиком и дрожал. Верно, обморок перешёл у него в сон.
  Харилай пощупал пульс на шее и, убедившись, что тот ровный, решил не оставаться с пострадавшим, а продолжить путь по поручению Аргилеониды. Он только снял плащ и укутал им Сфордия, а ещё оставил тому флягу с водой и лепёшку с сыром, которыми снабдил его в дорогу Мураш.
  Безлошадному не увезти деву.
  Солнце шло на закат.
  Едва вернувшись на дорогу и уже повернув обратно в сторону поместья, чтобы затем свернуть на тропку, ведущую к дому Теллида, Харилай услышал звон медного колокольчика. Звук этот, как оказалось, возвестил о встрече за ручьём с двумя илотами-дровосеками. Сгорбленный старик, одетый в размохрившийся экзомий, нёс на плече пилу. За ним шёл мальчик лет двенадцати с топором в руке. А вслед за мальчиком брела на провисшей верёвке чёрная однорогая коза. Это на её шее бренчал колокольчик - оберег с ликом косматой Медузы Горгоны.
  Харилай велел илотам остановиться и отвечать, не видели ли они саврасого коня, приметного, огромного, с сияющим взором.
  - С сияющим взором? - переспросил мальчик и прислонил к дереву топор.
  Коза потянулась обгладывать куст.
  - С сияющим, - подтвердил Харилай, - ход его лёгок, а очи, что звёзды.
  Вряд ли этим крестьянам стоило пересказывать особые приметы животного. Ведь их ничем не мог бы заинтересовать дорогой конь.
  Илоты переглянулись.
  Старик вздохнул и прищурил глаза:
  - Видели!
  - Так скажите мне скорее, где же тот конь!
  - Видели мы двух афинян и трёх их спутников - чужеземцев в безобразной одежде. Столь безобразной, что и носят её на ногах. Коль увидишь, не ошибёшься - это могут быть только они. Ехали по тому берегу, вверх по течению, - Харилай понял, что выехали они из царского поместья! - Пятеро верхом и твой красивый конь за ними на поводу. Очи как звёзды! На козу нашу как глянул, с час не бодливая - милая, смиренная козочка.
  В-десятых.
  Права оказалась многоопытная Аргилеонида, а он тут время теряет на подозрение её раба.
  Нужно бежать выручать Метеора, а если не получится спасти его одному, то завернуть потом к хижине Теллида - крюк выйдет не самый большой.
  - Доброго пути, дровосеки!
   Харилай хорошо знал местные тропинки. Ему несложно было так продумать маршрут, чтобы оставаясь на более удобном для бега, пологом берегу, догнать всадников, которые ехали по высокому.
  Как ладно вышло, что плащ и припасы он оставил Сфордию. Так легче бежать.
  Ветер нагнал тучи. В лесу темнело.
  Чуть в стороне от дороги, где по его расчётам ехали похитители, Харилай услышал звуки флейты. Только то не был привычный ему, ясный, повелительный, могучий лад. Сердце не затрепетало, ноги не сделали ритмичных шагов. Между музыкальными фразами он издали различал неловкие вдохи. Да и сами музыкальные фразы строились как-то легкомысленно, а порою сливались в разнузданный свист, и тогда голос флейты словно бы вторил ветру, срывающему ветви с деревьев.
  Помогает погода!
  Затаившись за выступом, Харилай оглядел лагерь врагов на противоположном берегу. За камышами и зарослями кипариса горел костёр. У костра танцевали.
  Харилай берёг дыхание для предстоящей схватки. Они-то сейчас напляшутся, наскачутся, накружатся, потеряют ориентацию. Только вскочить на коня и - попробуй, слови.
  Эх, надо было перед тем, как бросаться догонять афинян, вернуться за Сфордием - он бы увёл Метеора беззвучно.
  Поднявшись на возвышение и выглянув осторожно из зарослей, Харилай разглядел, что происходило рядом с клубами чёрного дыма.
  Неподалёку от костра стояли привязанные к соснам кони, а возле огня, действительно, веселились позавчерашние гости из царского поместья. Двое в хитонах сидели, один из них играл на флейте. Трое в ножной одежде и фригийских колпаках скакали в бешеном танце.
  Пусть пируют.
  Харилай рассчитывал, что его не обнаружат до того, как он вскочит на коня. Если повезёт, то не заметят даже тогда, когда уведёт Метеора. Речку по илистому дну они перейдут бесшумно. А благодаря собирающейся непогоде, это ему хорошо видно, что делают противники у костра. Они же не должны заметить движение выходящего из темноты человека. Тем более, что пламя бьётся по ветру, и тени мечутся возле пламени.
  Харилай бесшумно сошёл вниз и, зайдя от похитителей ниже по течению, чтобы вода не принесла им звуки его движения, перешёл речку по илистому дну.
  Из прибрежных кустов он уже различал детали и запахи печёного мяса.
  Подгорело.
   В ногах у афинянина, что сидел, облокотившись на ствол сосны, и играл на флейте, лежала его синяя хламида, на край которой была нашита полоска с меандром. Кефисион? Его друг полулежал на плащах, придвинувшись поближе к огню, и отбивал такт ладонями. Намечающаяся непогода не мешала гостям веселиться.
  Знакомцы!
  Гиппий, Траспий по-скифски, ходил колесом вокруг костра, а то вскакивал на ноги, вздевал руки к небу и перекрикивал флейту:
  - Виноград! Каравай! Кола-кола-кола-ксай!
  Эпи-Гиппий пытался жонглировать тремя костяными ножами, только они то и дело выпадали у него из рук.
  Трудное это упражнение, да и стоящий рядом с ним кратер с вином не оставлял надежд на то, что оно у него получится.
  Архи-Гиппий скакал на полусогнутых, широко расставленных ногах и вращал над головою мечом. Он снова был с голым торсом, из зарослей волос у него на груди поблёскивала медь.
  На "Кола-кола-кола-ксай!" меч приходил в особенно быстрое движение.
  Ловко машет.
  Харилай не предвидел, что его противники могут быть вооружены. Меч в руках у Архи-Гиппия, мечи и ножи, поблёскивающие в траве. С чего бы им? В Спарте, пусть и не заключившей ещё мира с Афинами, они гостили у людей, связанных с их семьями узами гостеприимства. Да и в канун Олимпиады дороги становились безопаснее не только для спортсменов.
  Какой напасти стерегутся?
  Харилай всматривался в движения, оглядывал уже слёгшие на бок кувшины из под вина.
  Не соперники.
  Даже для одинокого костоправа.
  Юноша прикидывал, как, выйдя из воды, ему будет лучше подкрасться к коням. Чем помогут укрыться ветер, дым от костра и звуки вражеской флейты. Пусть же вознаградит Артемида Орфия старика Остроглаза за всё, чему он успел научить его, покуда считал одним из своих приемников!
  Остановиться. Присмотреться.
  Узнает ли он, поднявшись вблизи лошадей, Метеора? Узнает ли он его мгновенно?
  Тогда, с того берега, он разглядел шестерых лошадей и среди них было двое саврасых.
  Сейчас, вблизи, он насчитал только пятерых.
  А здесь левее? Вот, прямо в ветвях у сосны. Коня то скрывает, то обнажает дым.
  Или это сумка такая, а не укрытый дымом и ветвями конь?
  Нет!
  Неправда!
  Лошадиная голова!
  В ветвях не видно туловища.
  Осиротевший Сфордий!
  Дикие скифы принесли в жертву будущего олимпийского чемпиона и угощали покровителей-афинян кониной!
  Поиски завершены.
  Верно, илоты знали о готовящейся измене, только не поспешили предупредить в поместье. Может даже скифы пожирали коня на их глазах. А вернее всего те поделились с илотами шкурой и остатками конины.
  Вот и всё. Довезёт он брадобрею письмо, в котором Аргилеонида набросала свой вызов царевне, только Сфордию уже никто не вернёт ни Метеора, ни невесту.
  Харилай тихо уплыл на свой берег. Униженный невозможностью помочь Сфордию или хотя бы отомстить за него. Ветер застудил его до крупной дрожи и этим немного унял отчаяние. Продрогший, торопясь поскорее добраться до брадобрея, юноша решил срезать путь и заплутал.
  Харилай хорошо знал местные тропинки, только в сгущающихся сумерках не мог в этот раз их узнать. Не потому, что плохо видел в темноте. Он просто переставал различать местность, когда ветер доносил до него буйную мелодию флейты, громкий смех и лошадиное ржание.
  Аргилеонида ждёт помощи.
  Неожиданно среди страшных ночных звуков Харилай вычленил меканье козы и бренчание колокольчика. Коза значит хлев. Хлев значит деревня. Деревня - это выход на дорогу.
  Поспешив на звон, он упёрся в скалу. Вспышка далёкой молнии высветила чёрную мокрую однорогую козу с медным колокольчиком на шее.
  Тьфу ты, пропасть!
  Поздно ночью музыка стихла, и тогда Харилай сообразил, что он несколько часов ходил кругами там, где её было слышно хорошо. Ветер разогнал тучи, так и не разродившиеся дождём. Явились звёзды. По знакомому ручью Харилай вышел на ближайшую деревню илотов, постучал в первый же дом и попросил сонного крестьянина срочно отвести себя к брадобрею.
  
  
  Глава VII Брадобрей Теллид
  
  * На глазах у детей съели коня
  Злые татары в шапках киргизских
  
  
   "Дети хоронят коня..."
   Александр Лаэртский *
  
  
  Сонный илот, - едва не начинал храпеть всякий раз, когда останавливался и опирался на посох, - довёл Харилая до пригорка. Дорога с него к дому брадобрея была очевидна.
  Небо уже светлело, когда юный костоправ постучал в дверь, и маленькая собачка наставника громко и настойчиво облаяла его из-за неё.
  Будкой собаке служил сам дом бродячего лекаря и брадобрея. А когда Теллид открывал свою лавку в пригороде Спарты, то дом оставался ей на двоих с рабом-огородником.
  Уже в дверях слышался запах благовоний. Только это были не изгнанные из Спарты благовония роскоши, а полезные масла и травы, возвращавшие силы телам. Правда Лихас, старший брат Хилониды, побывавший и у гетер на Кифере и в гостях у Теллида, утверждал, что по запаху эти масла ничем не отличаются. Не разнюхал, наверное.
  Отворили не сразу, но Харилай не сомневался, что найдёт наставника дома. Во-первых, он должен был отдыхать после того, как между двумя праздниками к нему приезжала толпа клиентов, желающих побриться и завиться. А во-вторых, по лаю собаки. Так громко пёс лаял только при хозяине, оставшись с рабом, вёл себя вдвое тише, а находясь в доме один, мог вообще не подавать голоса.
  Уважение, которое спартанцы оказывали Теллиду, выражалось и в том, что никто не смеялся над ним за такую бесполезную псину.
  - Иду, иду.
  Теллид распахнул дверь, не спрашивая, кто пришёл.
  Встав с постели, он был гол.
  - Заходи, Харилай! Что за спешность не дала тебе дождаться утра? Кобыла не может разродиться али кто из домашних?
  - Съели.
  - Что съели?
  - Беззаконные скифы...
  - Закоченел?
  - Беззаконные скифы вместе со своими афинянами...
  - Хитон снимешь? На вот, вытрись.
  - Беззаконные скифы вместе со своими афинянами и нашими илотами съели Метеора.
  - Ты бы лёг, - Теллид указал Харилаю на кровать, с которой только что встал сам и отошёл подложить поленьев в огонь и взять с полки одну из склянок с массажным маслом.
  Харилай застыл посреди комнаты с полотенцем в руке:
  - У илотов ещё можно найти шкуру коня и его останки.
  Теллид не верил пока случившейся трагедии. Он видел перед собой только продрогшего юношу, ученика, с которым должен был быть строг:
  - Неужели хочешь слечь вместо того, чтобы тренировать руки?
  - Выслушай меня!
  - Может быть, сперва согреешься?
  Харилай мрачно скинул с себя хитон и, давно уже зная, где в доме губки, полотенце и вода, быстренько помылся.
  Теллид ничего не желал слушать про скифов, пока кипятил в горшочке воду, пока растирал ученика согревающим маслом. Харилай различил ароматы базилика и можжевельника, а также оттенок мяты. В массажной смеси она не холодила тело, только придавала ему лёгкость.
  Теллид смешал в кратере горячую воду, мёд и вино. Перейти к подробному рассказу юноша смог уже только укутанным в серое ворсистое покрывало, держа чашу в руке.
  В поместье беда, украден конь Метеор.
  Вывести его мог только кто-то из своих.
  Немного конских следов видно вблизи поместья и на берегу речки, вниз по течению. Потом следы обрываются, видно конь зашёл в воду.
  Вниз по течению, ближе к впадению речки в Эврот, царское поместье. Там сейчас гостят афиняне со своими спутниками скифами.
  Аргилеонида уверена, что кражу коня устроила царевна Лампито, чтобы Метеор не составил на скачках конкуренцию тем лошадям, которых посылает в Олимпию её муж, и она желает поединка с царевной.
  Харилай принёс на восковой дощечке черновик письма, в нём Аргелионида вызывает царевну на бой. Женщина просит, чтобы брадобрей переложил её слова в гекзаметр.
  А ещё в поместье заговор.
  На этих словах маленький пёс звонко подал голос из под стола, а раб-огородник у себя в углу зарылся головой в покрывала, чтобы заткнуть уши.
  На спиленном дереве, запрудившем ручей, нарисован углём знак Кабиров. А коня как раз мог вывести ночью раб беотиец Мураш.
  Коня уже съели. Его искать больше не надо.
  Теллид налил немного вина себе и прямо в чаше развёл его горячей водой:
  - Ты сам видел следы Метеора?
  - Конечно!
  - Где и какие они были?
  - Отпечаток гиппосандалии на водопое. Другие видели отпечатки гиппосандалий вниз по течению, пока конь не вошёл в воду.
  - Нашли место, где он вышел из воды?
  - Нет.
  - Это могли быть следы другого коня?
  - Нет. Слишком маленькие - такие копыта как раз у Метеора. И слишком глубокие следы отпечатались под тяжестью его веса, это особенно хорошо в иле видно.
  - Пойду-ка и я посмотрю ваши следы. Может быть, вернём Аргилеониде коня, а твоему другу невесту.
  - Ты говоришь про шкуру коня и его голову?
  - Я говорю про коня целиком. Как ты думаешь, сколько времени нужно, чтобы разделать коня, охладить мясо, а главное вымочить жёсткую конину? Метеора откармливали к скачкам.
  - Кто знает возможности скифов.
  - А намордник коня остался в конюшне?
  - Я не обратил внимания.
  - А ты бы поспрашивал, когда доберёшься до поместья. И ещё. Кто станет прямо перед закланием надевать на коня гиппосандалии, чтобы уберечь его копыта?
  - Ты найдёшь нам Метеора? Живого?
  - Может быть, ты накроешься одеялом? Я тебе согрею ещё немного вина, даже разводить не буду. Положу под голову корень валерианы. Попробуешь восстановить силы к моему возвращению?
  Обнадёженный Харилай выпил вино и уронил голову на подушку. Он не слышал, как Теллид закрывал дверь, а проснулся от запаха рыбного супа.
  Ставни были распахнуты, солнце залило комнату, от него розовели резные полки, заиграли красками свитки, шкатулки и сундучки, сверкнули стеклянные флаконы, блеснули медные крючки и глиняные сосуды.
  Харилай сел на кровати:
  - Рыба?
  - Разве ты не рассказывал мне про запруду?
  - Ты брал с собой сеть?
  - Разве на мелководье трудно поймать рыбу руками? Вода по щиколотку.
  - Ты видел знак?
  - Ты думаешь, что я разгляжу демона плодородия в каждом детском рисунке?
  - Метеор жив? Он отыщется?
  - Харилай, ты не хочешь переадресовать свой вопрос бессмертным богам?
  - Мы идём в поместье?
  - Ты полагаешь, что нас заждались в другом месте?
  - Ты переложишь вызов Аргилеониды в гекзаметр?
  - Ты думаешь, что она всё ещё не справилась с этим сама? Слазай-ка в погреб за солёными оливками и хлеба нарежь нам к завтраку.
  Погреб в доме у Теллида представлял собой землянку, вырытую во дворе, над окатом которой была прикреплёна овальная доска, считающаяся летним столом, а всё это сооружение было заключено в плетёный портик, за ивовые прутья которого цеплялась виноградная лоза.
  В этот раз в портике что-то звенело.
  На овальном столе стояла чёрная однорогая коза и общипывала листья. На землю свисал с её шеи обрывок верёвки. Коза на мгновение обернулась к Харилаю, оглядела его и, видно признав в юноше старого знакомого, неспешно вернулась к обеду.
  Колокольчик. С косматым ликом Горгоны.
  Коза на пару мгновений оторвалась от винограда и испуганно вытаращилась на Харилая:
  - След!
  У входа в землянку.
  Свежий след от копыта Метеора, обутого в гиппосандалию!
  Бросив миску, взятую под оливки, юноша влетел в дом:
  - Там след!
  Раб застонал и зарылся в покрывала.
  - Где?
  - Возле погреба! Свежий!
  - А... Это я его поставил.
  - Ты?
  - Вот, нашёл, - Теллид взял с одной из своих полок гиппосандалию, поднёс к окну, держа двумя пальцами за порванный ремешок, - Подобрал выше от вас по течению.
  - Я думал, ты подкрался к царскому поместью.
  - Что мне там было делать? Я рассчитывал найти что-нибудь интересное как раз в противоположной стороне. А ты бы нёс в дом оливки уже.
  Смешав в кратере вино с водой, разлив его по киликам и сделав пару глотков, Теллид встал, вернулся к столу с гиппосандалией и понюхал её. Сделал ещё пару глотков и снова ею занюхал:
  - Не хочешь?
  Харилай энергично помотал головой.
  - Ну, раз не хочешь обонять лошадиную сандалию, дай подам тебе херсонесского соуса. Он из рыбы, томлённой под солнцем. Потренируешь нюх на нём?
  По дороге в поместье, - всё равно их там вчера не дождались, - брадобрей попросил Харилая показать то место, где его друг тренировал Метеора, и они сделали крюк, поднявшись в холмы.
  Харилая самого несли туда ноги. Словно бы на выпасе всё по-прежнему оставалось спокойно и весело, это только в поместье беда.
  Нет. Осиротела даже пустошь на террасе, окружённая лёгкой изгородью из прутиков.
  У скалы пустовало два шалаша: большой - укрытие от непогоды для нескольких лошадей и простой - для конника. Угли от костра рядом с брёвнами-сиденьями отсырели за ночь от росы.
  - А это что? - спросил Теллид, указав на кучу соломы посреди поля.
  Куча всё ещё была примята и растрёпана.
  - Тут Сфордий играл со своим любимцем. Будто бы падал с него на всём скаку, сначала - кувырком в солому, а последнее время мог уже и просто на землю. Метеор как будто бы убегал от него. Тихонечко удирал и всё оглядывался.
  - Он так готовил коня к соревнованиям?
  - Просто играл. Он и на прогулках цветы для Хилониды срывал, наклонившись на скаку. А ещё мог приказать коню остановиться, встать ногами на седло и дотянуться с него до ягод на склоне или до гнезда с яйцами.
  - Можешь показать, что хранил твой друг в шалаше?
  - Пойдём. Всё здесь на виду.
  Конечно, у Сфордия могло быть припрятано что-то секретное.
  Мать у него выезжала теперь в город в новой одежде. Раньше её женская доля с земли большей частью уходила на то, чтобы старший сын мог бы в походе хорошо покушать с друзьями, и чтобы были у него в порядке доспехи и щит. Теперь же она наняла двух мастериц из Гифия, соткать да вышить погребальное покрывало впрок и новые скатерти в дом. Верно, жизнь у друга налаживалась.
  А про своего старшего брата Сфордий зимой дразнилку сочинил:
  
  не кандалами гремя, но вязанкой железной
  за город воин спартанский бредёт на базар,
  не завлекают в собранье его или в бой преопасный,
  манят его только запахи фиг да вина перегар
  
  Только Этеокл ничего не понял и обиделся. Мол, пьёт в меру. Что с того, что домой кувшин кифарского принёс? Первый раз в жизни сам покупал всё самое необходимое на рынке. Угощает.
  А как мечтал он угощать фигами и хиосским вином своих соратников на сисситиях!
  Каким-то способом, ещё до сватовства к Хилониде, Сфордий был намерен вернуть брату утерянные доходы с клера. Необязательно это был благонравный способ. Только Теллид хранил множество подобных секретов достойных людей. Сейчас главное отыскать коня. Злоумышлять против Аргилеониды или её мужа Сфордий не мог. Замыслить что-то против Ксуфия невозможно. У мужа Аргилеониды не было личных интересов за пределами расположения его отряда. А храни Сфордий на пастбище хоть контрабандный пурпур, хоть мешочек с "совами", уже неважно.
  И всё же Харилай вздохнул с облегчением, когда понял, что в шалаше брадобрея больше всего заинтересовал сундук с лошадиным приданым. В нём точно не могло обнаружиться никаких позорных тайн. Горький выбор Сфордия не уезжать за почётом и крохами жалования в дальний гарнизон, а оставаться жить до призыва среди коней был широко известен. Печати от лошадиного сундука были и у Аргилеониды, и у Хилониды, и у двух илотов-конников, и у Мураша.
  - Подсобишь мне?
  Вытащив сундук на солнечный свет, Теллид долго рассматривал путы, уздечки, скребки, кожи, попоны, лошадиные щётки, гребни и заготовки для гиппосандалий. Несколько вещей: две разных по размеру гиппосандалии, заготовки для их плетения, ремешки, флакон, - он положил к себе в сумку.
  Закрыл крышку и к изумлению Харилая, растёр в руках округлый камешек, подправил им, разогретым от трения, воск и приделал, как оказалось, снятую невредимой с засова печать на прежнее место. Словно бы и не открывали сундук.
  - Э-э-э... Ааа? Э...
  - Ты, верно, переживаешь, что я поступаю неправедно? Мы не делали на выпасе ничего тайного. Просто не изжилась ещё у меня старая афинская привычка, - пояснил Теллид.
  - Привычка аккуратно срезать печати и возвращать их на место?
  - Ты же видел!
  Харилай мысленно призвал Артемиду Орфию наградить достойного и дать полное исцеление от тревоги, остающийся в душе у наставника. Это десять-то лет спустя после одного лишь года рабства в Афинах!
  В дорогу!
  Кажется, Теллид был доволен находками. Он благодарно погладил крышку сундука, когда они внесли его обратно в шалаш, а спускаясь с холмов, тихо насвистывал.
  Бодрость бродячего лекаря и в Харилая вселяла надежду. Единственно, ему не давал покоя унесённый с выпаса флакон. Во флаконе был всего лишь масляный настой на травах, он приятно пах. Выходцу с острова Кос вполне могла бы прийти в голову мысль умастить им голову Метеора перед тем, как её закопать. С другой стороны, наставник уже хорошо осведомлён о простых обычаях Спарты, где и людей хоронили без излишней роскоши. А в-третьих, конь-то - не человек. Распространяются ли на него законы Ликурга?
  Харилай осторожно завёл разговор о флакончике:
  - Скажи мне, Теллид, ты хочешь вылить это снадобье на отрезанную голову коня?
  - Зачем мне отрезанная голова? - брадобрей едва не споткнулся.
  - Ты говорил, что попробуешь найти Метеора. Я про его голову.
  - Ты допускаешь, что я хочу найти всего коня, целиком? - спросил Теллид.
  - Ты уверен, что это возможно? - тревожился Харилай, - Ведь я видел вчера в ветвях конскую голову!
  - А почему ты решил, что это - голова коня?
  - Илоты насчитали шесть коней, а на привязи их стояло пятеро.
  - И что из этого следует? - спросил Теллид.
  - Но она была похожа на конскую голову! - настаивал Харилай.
  - А ты мог бы её перепутать с чем-то? Ведь смотрел издалека, в сумерках и в дыму?
  - С кем можно перепутать саврасого коня?
  - Может быть с чёрной козой?
  - С медным колокольчиком на котором вылита Медуза Горгона? - с надеждою спросил Харилай.
  - Ты полагаешь, что я и это могу прочитать по следам, оставшимся на месте пирушки?
  - Что этой скотине понадобилось на сосне?
  - А ты не хотел бы добежать до деревни и спросить о том у её хозяев?
  
  
  
  
  
  Глава VIII Хозяйка Аргилеонида
  
  * Когда какая-то афинянка спросила ее: "Почему вы, спартанки, единственные из женщин командуете мужами", - Горго ответила: "Потому что мы единственные и рожаем мужей".
  
   из Плутарха, "Изречения спартанских женщин",
   Горго, жена царя Леонида *
  
  
  День назад убежал за подмогой быстроногий гонец...
  Когда Теллид и Харилай подходили к поместью, солнце уже клонилось к закату.
  Ксуфий ещё не вернулся в казармы. Он сидел в плетёном портике в окружении гостей, а те по очереди выходили во двор и метали диск. Загорелый кудрявый мальчик из илотов выбежал к ним навстречу и, радостно размахивая руками, затараторил о том, куда им не надо ходить:
  - А то, как прибьёт!
  Старик Остроглаз промывал ячмень для чёрной похлёбки.
  Старик Остронос сидел в стороне с младшим сыном Аргилеониды. Он показывал ему, как нужно правильно вдохнуть, чтобы не сипеть при пении, а выпускать из груди ровный ясный звук.
  Однажды на состязании детских хоров купленный судья, расставлял участников полукругом и поставил мальчиков Остроноса против ветра. Так, чтобы его порывы уносили бы звуки от зрителей. А дети прослышали где-то, что судья куплен и решили, что это его купил Остронос, ведь ветер поднесёт им воздуха. Не такой он сильный, чтобы захлебнуться. А что до силы звучания, так они всегда готовы спеть так, чтобы их услышали и в соседней деревне.
  Глупые они были - и он, и Сфордий, вот и подумали, будто бы Остронос мог подкупить им судью. Не понимали, как чувствовал Остронос справедливость. А дело было в том, что раз отец Демарата погиб на Фермопилах в отряде царя Леонида, то Дамарат, прозванный соратниками Остроносом, и в семьдесят лет всё ещё хотел прожить ту достойную жизнь, которая не досталась его отцу.
  Но на состязаниях в тот раз они вышли лучшими. Даже илоты напевали их гимны, когда их агела маршировала в венках победителей.
  Только бы у друга появился ещё один шанс возвратиться!
  Сфордий обнаружился в зале, где он беседовал с Аргилеонидой. В холмы ускакали другие конники. В той же зале сидела за пяльцами Хилонида, и что-то резал на полу из кожи Мураш.
  - Вернулся! - услышал девушку Харилай, только-только подав голос из-за двери, что хочет войти.
  - Входите, - позвала Аргилеонида, - Друг твой пришёл, Сфордий. Можешь сбегать вернуть ему плащ, а заодно присмотри, чтобы овса дали.
  Сфордий, поднявшись с кресла, порывисто обнял Харилая:
  - Как же мы заждались тебя! - и убежал за плащом.
  - Радуйся, Аргилеонида!
  - Радуйся, Теллид!
  Хилонида воткнула иглу в ткань и уставилась на его наставника.
  - Прости, что мы задержались. Твой посланец переусердствовал, напав, как ему показалось, на след Метеора.
  - И такое бывает. Садитесь в кресла, я пододвину вам скамеечки для ног. Мурашек, погрей для гостей молока и принеси им печенья.
  - Ты просила моего совета в том, как уложить письмо царевне в ритм гекзаметра.
  - Сфордий уже привёз мне ответ. Прочти его.
  Аргилеонида ещё не вернулась в кресло, устраивая гостей. Теперь она открыла массивную шкатулку, стоящую на полке и извлекла из неё покрытую воском дощечку.
  - Сфордий знал, какое письмо он отвёз? - спросил Теллид, едва глянув текст.
  - Нет. Это оставалось тайной между мною, тобой и твоим подопечным. Ты читай вслух.
  - "Радуйся, Аргилеонида!
  Пишу тебе простым слогом, не пытаясь доверить мысли и переживания ритму стиха.
  Узнай же моя достопочтимая соседка, что если покой и уверенность в нашем добрососедстве может вернуть тебе только поединок со мной, то для него нет препятствий. Я готова сойтись и в борьбе, и на кулаках и, если пожелаешь, взять в руки копья", - последнюю фразу Теллид прочитал с особенным выражением, оглядывая в паузах статную фигуру Аргилеониды и явно мысленно ставя рядом с ней тонюсенькую царевну.
   - "Только рассуди сама, послужит ли наш бой миру и согласию в Лаконии? Прошу тебя, поразмысли, будешь ли ты довольна, если я поклянусь водами Стикса в том, что не брала и не желала твоего коня?"
  Вот как!
  - Пожелать коню сгинуть неравнозначно желанию обретения коня, в отсутствии которого она хочет поклясться, - заметил Харилай.
  - "Если хочешь, то я по афинскому обычаю отдам тебе на пытку любого раба. Спроси у него, велись в доме приготовления к краже. Возьми хоть Гилиппа. Он вырос в нашем доме, трижды был в походах вместе с моим мужем, из последнего вернулся израненным, и я выхаживала его. Даже у него ты можешь проверить честность моих слов. Даже его мне не жаль отдать ради тебя".
  - А мы бы никому не отдали на пытку Мураша. Правда, мама? - подняла глаза над пяльцами Хилонида.
  - Правда, доча. Такой Мурашек нам нужен самим.
  - "Жду твой ответ, письмом либо на словах с посыльным.
  С тем остаюсь, недостойная, молить Артемиду Орфию, чтобы она наградила тебя, благороднейшую, возвращением Метеора".
  - Царевна хочет сохранить мир.
  - Что ты мне посоветуешь, Теллид?
  - Раз Лампито пишет о том, как она беспокоится о согласии в государстве, то, может быть, тебе стоит принести жертву за успешное выступление лошадей её мужа и братьев? А также всех других лошадей, выращенных спартанцами, если они там есть. И написать ей об этом.
  - Лампито передала мне на словах, с посыльным, что они готовы взять в Олимпию Сфордия, если только он сумеет подготовиться по дороге к скачкам, чередующимися с бегом на малознакомом для него коне.
  - Как на это отозвался Сфордий? - спросил Теллид.
  - Смущён, - ответила Аргилеонида.
  - Красный, как варёный рак, - хихикнула Хилонида.
  - Готов рискнуть?
  - Пока говорит мне, что скорбь о любимом коне не даст ему решиться на поездку. Но у него ещё есть день, чтобы подумать.
  - А если ему дадут такого коня, что и к финишу сможет прийти только последним? - спросил Харилай.
  - Наш воспитанник последним к финишу? - возмутилась Хилонида.
  - Пусть любым придёт, пусть любой владелец получит венок - вздохнула Аргилеонида, - Соревнуются лошади, а не люди. Сфордию нужно только показать, на что способен конь.
  - А кто поверит, что он сделал всё возможное, если Сфордий сам будет расстроен исходом состязания? - спросил Харилай.
  - Есть судьи, - подсказала ему Хилонида.
  - Харилай, царица, не раздумывая, предложила мне всё, что у неё было. Решать Сфордию. Меня убедили её слова. Лампито с детства прямодушна. Одно дело из зависти или страха поражения дорогих ей мужчин подослать ко мне похитителей или спрятать коня, другое дело приглашать уже опытного конника к себе в дом, в конюшню, в неблизкое путешествие. Туда, где он мог бы обнаружить следы преступления.
  - Кого ты подозреваешь теперь? - спросил Теллид.
  - Аркесилая, соседа. Он бывает, заглядывает ко мне, когда вил или ещё чего не хватает. Все собаки и лошади его знают.
  - Метеор позволил бы ему тихо вывести себя из конюшни и надеть гиппосандалии?
  - Не знаю. Он бывал на пастбищах у Сфордия, приглядывался к жениху своей дочери. Мог и с конём подружиться. А мог и среди местных конников найти сообщников. Выучили мы молодёжь на свою голову.
  - Папа в прошлом году хотел меня за Поликла отдать. Бестолковый и бесстыжий такой, зато лучше всех бегает. Дом построить в приданое обещал.
  - А ты?
  - А куда я без лошадок? Мама отдаёт мне пол табуна.
  - А Ксуфий?
  - Ксуфию Поликл тоже нравится больше, чем Сфордий, но он уступил маме.
  - Ксуфий мог бы стать сообщником Аркесилая?
  - Мог бы. Поликл представлялся ему лучшим женихом. Говорит, что солдат. Но он тут не при чём.
  - Почему?
  - Муж позволил мне решить судьбу Хилониды. И при её браке со Сфордием за всё плачу я. А выдавая дочь за Поликла, ему пришлось бы давать приданное. Мои лошади только разорили бы или молодого супруга - нелошадника или его отца.
  А отказать в приданом, став за годы, прожитые в браке, богатым человеком и отдавая дочь за благородного и достойного солдата, но из куда более бедной семьи, муж бы не смог.
  - Нет признаков, чтобы он схитрил?
  - Сам Ксуфий не выводил коня. Метеор не подпустил бы его к себе, а если бы укусил, то я бы об этом знала.
  - Ты позволишь мне осмотреть конюшню и двор?
  - Я провожу тебя и всё покажу.
  - Ты покажешь мне лошадиные намордники?
  - Покажу. Только они все в паутине. Мы давно уже никого не продавали, а мои конники и домашние намордник на коня не оденут.
  Что нового могло появиться в конюшне за прошедший день?
  Харилай не пошёл за наставником. Он остался с Хилонидой и Мурашем поджидать в зале друга и оставленный на берегу плащ.
  
  
  Глава IX Конь Метеор и невеста Хилонида
  
  * Как он, ударивши ногой,
  Отбрасываем был землей,
  И я в чудесном забытьи
  Движенья сковывал свои,
  И с ним себя желал я слить,
  Чтоб этим бег наш ускори́ть.
  И долго так мой конь летел...
  
  М.Ю. Лермонтов *
  
  
  Сфордий рассеянно расставлял на столике крошки печенья. Хилонида не сводила глаз с жениха. Игла оставалась воткнутой в вышивку. Харилай, чтобы подбодрить друзей, попытался пересказать им посмешнее свои ночные приключения.
  - Это не скифы, - поднял голову над кожей Мураш, когда Харилай стал насвистывать мелодию флейты и размахивать руками, силясь передать дикий танец "пожирателей лошадей".
  - А кто это был по-твоему? Сами Кабиры? Я их в царском поместье три дня назад видел. И Архи-Гиппия с медной бляхой на цепочке, и тощего Гиппия, и Эпи-Гиппия.
  - А ты бы спросил у своего многомудрого брадобрея, кто это.
  - Спросил? Теллид никогда не ответит прямо ни на один вопрос.
  - И про Метеора он ничего не говорит? - повернулась к ним Хилонида.
  - Прямо не говорит, но я вижу, что у него есть надежда.
  - Так почему они не скифы? - спросил Сфордий.
  - Если бы это на самом деле был скифский танец, его показали бы на празднике, - пояснил Мураш.
  - Чтобы мальчики видели пример неподобающего обращения с оружием? - возмутился Харилай.
  - Мальчики увидели бы пример согласия тел и душ у соратников. Ты вот засмотрелся даже на поддельных скифов, - продолжил беотиец.
  - А Мураш прав, - сказал Сфордий, - у скифов на севере наверняка есть свои мелодии. А то, что ты насвистел, больше похоже на ионийские мотивы, только странные ионийские, разнузданные какие-то.
  - И кто это мог быть?
  - Афинская молодёжь, - Мураш отложил кожу и потянулся, - Охмелела в гостях, только не от вина, а от вольностей.
  - Афиняне такие забавные, когда приезжают в Спарту.
  - Почему "забавные", Хилонида?
  - Сначала такими важными ходят. Вот так. А потом много дурачатся и смеются. У них словно бы раньше жала и когти были наготове. Всегда, даже когда "спасибо" говорят. А день-два-три побегают по горам, искупаются в Эвроте, покушают вместе с Равными, и убираются когти, и жало прячется до реальной опасности, а не первого колкого слова. Подкалывать друг-друга начинают, чтобы посмеяться, а не уязвить. Сначала неуклюже, а потом набираются уверенности. Вот ещё немного пошумят, выплеснут пыл, поуспокоятся и похожи становятся на простых свободных людей.
  - Всё так, - поддержал девушку Мураш, - гостеприимная страна с просторными долинами и простыми нравами. До тревог о чужой им частной жизни не допускают, свои остались за границей, которую никто не пересечёт без приглашения. А ещё надежда воскресает на скорый мир.
  - Не афиняне это, - возразил Харилай, - У них же и ноги были в нечеловеческой одежде!
  - Скифские штаны.
  - На свободных людях?
  - Слышал я, что у афинян есть забава, когда приятели юношей из знатных семей, сами небогатые, переодеваются в скифов. До войны такой досуг был весьма популярен. А тут, похоже, и повод возник переодеться - в семье их гостеприимцев давно интересовались одеждой, в которой скифские наездники объезжают лошадей.
  - Они думают, что секрет воспитания лошади спрятан у скифа в штанах? - рассмеялся Сфордий.
  - А может и в штанах, - громко поддержала его Хилонида, на что Сфордий опустил глаза, а девушка бесстыдно продолжила, - Ты смотри! Необъезженная лошадь как увидит такое на греке - так удивится. А как удивится - остолбенеет и даст на себя забраться и немного проехать.
  - Ага, а потом как разберёт, что на её бок давит что-то отличное от знакомой человеческой ноги...
  - А зато им потом в кусты приземляться будет помягче! Ой, брадобрей!
  - Это мы! - Аргилеонида отворила перед гостем двери.
  Теллид вывалил на стол свои находки в конюшне: заготовки для гиппосандалий, лошадиную мазь, гиппосандалии Метеора.
  Продолжая старый разговор, он обернулся к хозяйке:
  - Ты принесёшь нам кратер и лепёшку?
  - Есть ещё немного печенья, - возразил Мураш.
  - Я думаю, печенье нам не подойдёт.
  - Не подойдёт, - подтвердила Аригилеонида.
  - Почему? - спросила Хилонида.
  - Вы согласились бы запереть двери и по старинному спартанскому обычаю обсудить возвращение коня?
  - О, да!
  Стоит ли нам взять пример с Равных и тоже дать клятву, что ни одно слово, произнесённое здесь, не выйдет за эту дверь?
  - Конечно!
  - Ты имеешь в виду всех без исключения присутствующих? - спросил Харилай.
  - Разве я недостаточно ясно объяснил, кого имею в виду?
  - Я против, - сказал ученик бродячего лекаря, - Мураш должен уйти. Он - раб, а главное - беотиец.
  - И что с того? - заступилась за раба Хилонида, - Ведь он наш Мураш! А ещё он нужен Теллиду для расследования.
  - Хорошо. Я не буду против, - кивнул Харилай.
  - Приступаем к делу? - спросил Теллид, - С лепёшкой и кратером мы тоже поступим по обычаю Равных, если вы согласны. Не каждый из нас может так прямо высказаться против присутствующих...
  - И отсутствующих, - хихикнула Хилонида.
  - Да, не каждый из нас может так прямо высказаться, а потому... О, спасибо за приготовления, Аргилеонида! Сейчас каждый отломит кусочек лепёшки, скатает шарик из мякиша и опустит в кратер. Если кто-то в этом собрании не угоден ему, то пусть незаметно оставит пальцем на шарике вмятину. Далее, если все шарики окажутся округлыми, то мы дадим клятву о сохранении тайны нашего расследования и начнём обсуждение.
  - А если на шариках будут вмятины? - спросил Сфордий.
  - Позволь, я посоветуюсь с хозяйкой дома. Аргилеонида, ты не против, если мы с тобой в таком случае выступим основателями союза Метеора, а остальных будем потом принимать за наш стол? Будут подходить по одному, и каждый принятый станет голосовать хлебным шариком за новоприбывшего. С тем, кого наше собрание не примет, я мог бы поговорить отдельно.
  - Действуй!
  - А если у каждого в этом зале окажется свой нежелательный присутствующий?
  - Сфордий, ты же не думаешь, что ваш спартанский обычай это единственный известный мне приём, который поможет установить истину?
  - Неплохо задумано, - оценил Мураш.
  - Подай кратер сюда. Поломаешь лепёшку? Ты согласна начать голосование, госпожа?
  Тихо-тихо стало в зале, когда первый шарик лёг на дно.
  - Сфордий? Харилай? Хилонида? Мураш? Мой ход.
  Ты покажешь нам хлебные шарики, госпожа?
  Аргилеонида приосанилась. Когда её правая рука вошла внутрь кратера, левая, смыкая большой и средний пальцы, невольно взлетела вверх, чтобы поднять с плеч к затылку несуществующее торжественное покрывало.
  Первый. Округлый.
  Второй. Без вмятины. Лёг на стол рядом с первым.
  Третий. Такой ровный. Верно, Мураш его лепил.
  Четвёртый.
   Пятый.
  Шестой.
  - Не задвинешь ли ты засовы, Мураш? Спасибо. Готовы повторять за мной? "Клянусь, что ни одно слово, произнесённое здесь, не выйдет за эту дверь".
  Сфордий, Хилонида, Аргилеонида, Мураш и Харилай повторили обещание.
  Шарики остались лежать на столе.
  Хозяйка дома пригласила всех вернуться туда, где они прежде сидели.
  - Нет ли у кого возражений, чтобы первым рассказал про пропажу коня я? - спросил Теллид и сам же счёл безмолвие за согласие, - Нет? Замечательно, тем более, за меня многое скажут вещи.
  Вот гиппосандалия, которую я нашёл у ручья, а вот гиппосандалия, которую я взял на пастбище в сундуке у Сфордия. Тут и там очень похожие переплетения одинаково зачищенных и вымоченных прутьев. Одинаковым способом крепятся к верхней части очень похожие ремешки. Смотрите, какие похожие петельки. Если знать приём, помогают мгновенно обуть лошадиную ногу, а если приёма не знать, то напутаешься с "лишними" завязками, тем более, ночью, когда был украден конь. Вот такие же гиппосандалии из конюшни, они ждут возвращения Метеора. А вот заготовки для того, чтобы сплести защиту на его небольшое копытце.
  - Я и Мураш плетём гиппосандалии для всего табуна, - сказал Сфордий.
  - Под гиппосандалию на ногу Метеора была наложена мазь, - Теллид выставил на стол флакон с настойкой из которой её делали, взятый на выпасе и баночку с готовым снадобьем из конюшни. Мазь жирная, и вода её не всю смыла. Я нюхал гиппосандалию, которую нашёл в речке и мазь во флакончике, который я взял в сундуке. Это одно и то же средство. Кто накладывал мазь перед тем, как обуть копыто? Не каждый сможет быстро сделать подобное.
  - Я ей пользовалась, - сказала Хилонида, - а ещё Сфордий, мама и Мураш. Метеор не каждому даст не только себя обуть, но ещё и мазь втереть перед этим во все четыре ноги.
  - Спасибо, Хилонида! А теперь ответь мне, могла ли твоя мать успеть похитить и спрятать коня, если до полуночи она устраивала на ночлег гостей, потом разделила с мужем ложе, а ещё до рассвета её видели в хлопотах о приготовлении жертвоприношения и отъезда?
  - А я сразу говорил, что он - беотиец!
  - Он беотиец из нашего дома! - заступилась за раба Хилонида.
  - Скажи-ка мне, Харилай, мог ли Мураш, будучи до поздней ночи и с раннего утра на виду у гостей, зная, что его и ночью могут поднять, отлучиться на достаточное время, чтобы вывести коня?
  - У него могли быть сообщники. Я, кажется, в полудрёме слышал, как ночью во дворе, кто-то говорил про сов в мешочке с треугольной заплатой.
  - Когда в поместье приезжает столько народу, среди них обязательно у кого-то будет дело до "сов", причём, не обязательно к Мурашу, - возразила Аргилеонида.
  - И кто же тогда? - спросила девушка.
  - На первый взгляд всё указывает на Хилониду, - брадобрей не рассчитал широкого жеста и едва не коснулся обвиняемой.
  - Вот как? - брови у обвиняемой взлетели так, что сморщился лоб.
  - Не лапай спартанку, пришлый, - рявкнул Сфордий.
  Аргилеонида замерла с открытым ртом, не успев сделать замечание рассвирепевшему жениху.
  Брадобрей молча показал Сфордию руки и демонстративно спрятал их за спину:
   - Будет ли интересно нашему собранию, почему на первый взгляд, повторю: "на первый взгляд", подозрения в краже падают на девушку?
  - Не кричи на него, Сфордий! Пускай славит меня. Мне интересно.
  - Но-о-о! Тьфу ты. Ну?
  - Хилонида одна из немногих, кто имел возможность незаметно увести из поместья коня. Её уединение поздно вечером, тем более, в ту пору, когда в поместье съехалось много мужчин, не вызвало бы подозрений ни у кого. Конь знает Хилониду, послушен ей. Она - ловкая и отважная наездница. И разве не ей было бы проще всего, вернувшись под утро в поместье, отмыться от конского пота? У неё добрые отношения с мессенскими илотами из земель деда - есть кому помочь увести и спрятать Метеора.
  - Только для чего мне красть коня у моей матери?
  - Ты не станешь возражать, что мать по договорённости с мужем пообещала тебя Сфордию, если только конь под его уздой достойно пробежит по гипподрому в Олимпии?
  - Ты ничего не понял, Теллид! Я сама мечтала о муже, который будет лучше меня во всём, а не о мальчике, которого норовистый конь сбросит на первом повороте, а пока не сбросит, я обгоню его, что верхом, что бегом.
  - Ты не будешь возражать, Хилонида, что мать пообещала тебя жениху без клера? Что если даже старший брат его умрёт бездетным, а к этому всё пока и идёт, то вместе с землёю Сфордий унаследует огромные долги? Согласна ли ты, что тебя пообещали мужчине, который только родился Равным, но так и не смог сесть с Равными в Спарте за общий стол?
  - И что с того? Он лучше меня.
  Сфордий застонал и спрятал лицо в ладони.
  - Ты так стройна, сильна, красива, свежа и остроумна, Хилонида. Что легче представить: твоё послушание матери или наличие у тебя тайного, лучшего жениха, который уже почти сговорился с Ксуфием?
  Хилонида порозовела, но глаз не отвела:
  - Складно хвалишь меня, брадобрей, только забыл о том, что я по матери, происхожу из Клеонидов, клер моему деду нарезан в Мессении. Я не умею изменять, потому что у нас там верность семье - это возможность выжить. Это вы здесь после землетрясения и во время смуты могли рассчитывать на защиту царя. Мама много рассказывала, как это было.
  - Ты не возражаешь, если мы продолжим расследование?
  - Нет.
  - Тогда ответь мне: разве выбирая лучшего мужа, ты изменяешь кому-то? Ты только обещана при выполнении условия, но ещё не отдана.
  - И что делать, если я верна моей семье и я не крала коня?
  - А ты помнишь, я начал речь с того, что обвинение тебя выглядит наиболее логичным, но лишь только на первый взгляд?
  - И кто тогда похитил Метеора?
  - Кто, как и ты, мог позволить себе бездельничать, пока в поместье съезжались гости? Кому ещё Метеор доверял настолько, что дал себя тихо вывести ночью, быстро и бесшумно смазать ноги мазью и обуть их в гиппосандалии? И кто так сильно любил коня, чтобы тщательно защищать его ноги, когда при похищении дорога каждая минута? Кто ещё смог бы так аккуратно провести коня сперва вниз по течению, пол пути до впадения речки в Эврот, чтобы запутать следы, а затем вернуться уже вверх по течению, ступая только по дну? Я думаю, что на самых каменистых участках он сам шёл по колено в бурливой холодной воде, присматривая для копыт Метеора самую безопасную дорогу. Кому могла прийти в голову идея спилить дерево, чтобы притопить пологий спуск к воде и избавить коня от необходимости идти вдоль берега по брюхо? Кто после похищения Метеора пол дня дрых в кустах? И, наконец, кто готовился к состязаниям, тренируясь падать с Метеора и давая тому знак, чтобы конь скакал дальше?
  - Вот тебе и жених, - выдохнула Аргилеонида.
  - Как же так? - Мураш выронил из рук что-то звонкое.
  - Сфордий? - закричал Харилай.
  Разоблачённый вор поднялся из-за стола:
  - Госпожа, велите отпереть засов! Я помню место, где можно удобно и надёжно броситься со скалы.
  - Ты хочешь прервать свои страдания, но ничем не утолить наших? - спросила Аргилеонида.
  - Я расскажу вам, где Метеор и напишу письмо к пастухам, которые заботятся о нём.
  - Почему, Сфордий? - Хилонида не кричала, не плакала, не упрекала разоблачённого конника.
  - Я понял, Хилонида, что не смогу умышленно проиграть состязание, - ответил ей Сфордий, - Мой брат лишил семью дохода с земли. Я не мог утяжелить наш позор. Возможно, я последний в роду.
  - Я, кажется, знаю, где это место. Давай возьмёмся за руки и прыгнем вместе.
  - Доча!
  - Тпррру! Ты хочешь броситься в пропасть вместе с предавшим тебя мужчиной?
  - А что ты можешь сказать такого, чтобы мне стало нестыдно жить?
  - Я совершил преступление, потому что не нашёл в себе сил расстаться с тобою и с нашим любимым конём.
  - Меня отдавали тебе!
  - Свадьба и приданное значили для меня возвращение в казарму.
  - Надо было тебе всего-то тихонечко подойти к Остроглазу, - шепнула Аргилеонида, но Сфордий её не услышал.
  - Внести свой взнос на сисситии и сесть за стол с Равными, снова делить все радости и тяготы вместе с товарищами по агеле! Не об этом ли тосковали мы?
  - Тпру! О казарме в Спарте тосковал ты, Харилай. Я никогда не мечтал уезжать в город, - ладно бы ещё на войну, - от Хилониды и лошадей. Никогда не желал оставить жену и наезжать к ней изредка, украдкой, по ночам. Я потерял себя в агеле и нашёл в табуне. Я никогда не хотел расставаться с лошадьми. Ещё пара лет и, имея долю с каждого объезженного и воспитанного коня, я бы выплатил долги брата и вернул семье урожаи с нашего клера! Когда сюда приезжали критяне, я переторговал их командира. Пусть мама меня избегает на людях, но дома у неё теперь есть и мясо, и масло, и вино, и полотно припасено на новую одежду. Что же мне снова глядеть, как она копит крохи, чтобы дать денег Этеоклу на поход? И это мне теперь отложить до тридцати лет любые попытки возвратить доходы с клера семье? Не сметь самому даже на рынок выйти, а просить того же братца, который сам не знает, почём нынче куль овса?
  - Как я не разглядел тебя? Даже царевну обвинить было проще. Но ведь мы в ту ночь спали рядом!
  - Позволь, я не буду выдавать, кто лежал у тебя под боком, спрятавшись с головой под одеяло.
  - Милый, бедный мой милый!
  - Я сроднился с тобой, Хилонида! Я был слеп и не знал, как я с тобой сроднился. Старейшины уже дали мне разрешение на выезд в Олимпию, я уже оставил все дела, чтобы только тренироваться с Метеором, а потом выпал день, когда я отлучился в город на праздники. Мы смотрели на бег и хороводы девушек. Раскрасневшихся. Задорных. Только одну из них я желал бы спрятать от чужих глаз. Скрыть её наготу, обрубить руки всякому, кто потянется даже к краю её покрывала.
  - Я редко одеваю что-то, кроме простого и не длинного хитона.
  - То дома. Это мне можно плавать вместе с тобой в озёрах, но никто больше не должен был видеть твоей наготы.
  - Я на праздники выхожу в пеплосе или без ничего.
  - А...
  - Тпру, Харилай! Не повторяй мне больше про Ликурга. Он говорил об одежде и поведении наших девушек сам будучи уже в том возрасте, когда сердце у него волновалось от стройности придуманных законов, а не от девичьей красы. Есть у тебя младшая сестра. Вот пускай она и водит хороводы голышом!
  - Сфордий, ты хочешь, чтобы я закутывалась на людях, словно фиванка?
  - Нет. Красуйся, родная! Ищи себе лучшего мужа.
  - А ты?
  - А я бы не посмел снять брачное покрывало. С тебя, единственной. За четыре года жизни в поместье ты мне стала ближе сестры. Как мне внести в брачный чертог девушку, с которой мы купали коней? Уже сестрёнку, у которой я ночь выл на плече, когда Астерис сломал ногу?
  - Ищи выход, Сфордий. Братом, маминым конником или мужем, победителем или побеждённым, ты будешь мой.
  
  
  Глава X Завершение истории о потерянной гиппосандалии и возвращении коня Метеора.
  
   * А мир доймёт.
  
   народная мудрость *
  
  
  Засовы отворены.
  Молодёжь ускакала в горы за Метеором.
  Аргилеонида, Теллид и Мураш передавали по кругу килик с неразбавленным вином. Среди них не было Равных, а потому никому из них законы Ликурга не запрещали пускать чашу по кругу, и не предписывали, - особенно строго на сисситиях, - отмерять каждому его порцию во избежание опьянения.
  - Пользуясь праздником, мне в поместье подвезли "сов" за лошадок. Мурашек припас их в подсобке - кожаный мешок, небольшой, с пол хеника.
  - Неужели с треугольной заплатой?
  - А как же! Ты возьмёшься перевезти их в Аркадию до храма Прекрасной?
  - Как в прошлый раз?
  - Нет, половина "совят" пусть ищут себе дупла там, где пожелаешь. Ты вернул мне коня, сына и дочь.
  - Сфордия я тебе ещё не вернул. Но, может быть, ты поразмыслишь над моим советом? Царевна Лампито, предлагая тебе другого коня для Сфордия, предложила таким способом помощь в сватовстве. Правильно? Так попроси её, пусть Хилонида едет в Олимпию вместе с братьями Лампито, а не со своим женихом. Погуляет на Играх. А Сфордия накажи тем, чтобы год без твоего позволения не приближался к дочери.
  - Добрый план. Пусть ставит себе силки на сов и вздыхает издалека, как он не будет снимать с неё покрывало, - поднял килик Мураш.
  - Как думаешь, Теллид, какого сообщника он нашёл в поместье?
  - Разве в поместье? Я подозреваю Ксуфия Остроглаза. Он мог выручить своего бойца, не спрашивая для чего нужно было подменять его ночью в шалаше. А когда сообразил, что Сфордий натворил, всё равно не стал выдавать. И если я правильно догадался, значит Сфордию теперь ещё проще подойти к старому разведчику за советом, как остаться при лошадях.
  - И при деньгах. Дочь не должна голодать и беспокоиться, где ей добыть новую упряжь.
  - Остроглаз придумает что-нибудь. Лошади полезнее для Спарты, чем обеды Сфордия в столице.
  
  2014 - 2015 год
  • Комментарии: 4, последний от 27/01/2016.
  • © Copyright Сердолик
  • Обновлено: 28/10/2015. 132k. Статистика.
  • Повесть: Детектив
    •  Ваша оценка:
    Все вопросы и предложения по работе журнала присылайте Петриенко Павлу.

    Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
    О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

    Как попасть в этoт список