Аннотация: Правдивая история про жизнь реально существующего ландскнехта панцирного боя, облеченная в легендарную форму
I
Бравый ландскнехт панцирного боя Вилли Клотцман возвращался домой. Десять лет отдал Вилли нелегкой ландскнехтской доле. Он участвовал во многих сечах и покрыл свое имя неувядающей славой. Молва о храбрости и доблести Клотцмана гремела по всему краю. Во время осады мюльменгенского замка он первым взобрался на стены бастиона. Эту небывалую удаль приметил сам пфальцграф. После баталии он лично облобызал Клотцмана в сахарные уста, преподнес ему в дар свой вечерний гульфик и тут же произвел героя в чин лейтенанта пафлагонских ландскнехтов.
Однако душа ветерана многочисленных битв, пропахшего едким дымом сражений, уже тосковала по спокойствию семейного очага. Отзвуки канонады еще не совсем утихли вдали, а Вилли, преклонив колено, смиренно попросил отставки у пфальцграфа Пафлагонии.
Нехитрые пожитки ландскнехта были быстро уложены в заплечный ранец и Вилли бодро зашагал по мощенной брусчаткой дороге, предвкушая скорую встречу с фрау Клотцман и сыном Андреасом. От нахлынувших ностальгических чувств Вилли не сдержался, забрел в засеянное житом поле и надрал для фрау букет васильков с корнем. Всё вокруг искрилось задорным восторгом и казалось, что даже чижи в поднебесье порхают в такт шагам ландскнехта.
Вилли был невысок и неказист. Угольный цвет черных волос, синий холод очей и волевой подбородок, набор черт который мог бы составить счастье любому несостоявшемуся киноактеру, не облагораживал чрезмерно вытянутой физиономии ландскнехта. Во внешности Вилли гармония весьма искусно замаскировалась, зато многочисленные дефекты настойчиво мозолили глаза. Худосочное колесико ножек изогнулось под треугольным, переразвитым торсом. Ладони длинных рук при ходьбе чиркали по коленям. Челюстной аппарат внушал уважение, массивные резцы как будто специально созданы Божьим провидением для разгрызания орехов, сухарей и прочей гадости. В облике Вилли было мало арийского, но сниженная волосатость все-таки выгодно отличала его от реликтового гоминида.
Меж тем окружающий мир блистал всеми красками жизни, а изнутри организм щедро наполнялся эндорфинами. Досаждал только гульфик. Он был явно не по размеру и от интенсивной ходьбы хозяйство Клотцмана изрядно сопрело. Вилли уже порывался извлечь гульфик из рейтузов и закинуть его в ранец, но слегка поразмыслив передумал.
Во-первых, в гульфике долгое время пребывало мужское достоинство пафлагонского пфальцграфа, а для обычного ландскнехта не малая честь держать свой стручок в месте освященном чреслами природного аристократа. Во-вторых, гульфик хоть и жал, но создавал в паховой области объемную и симметричную выпуклость, а без него корешок с бейцалами кособочило то на лево, то на право, в жутко негармоничный клубок. Но самое главное, визуальным воздействием гульфик наверняка растревожит отнюдь не вулканическое либидо фрау Клотцман. Любимая женушка Лизелотта, узрев такое роскошное благолепие, в клотцмановских рейтузах не устоит и возможно снизойдет до эректильных проблем ветерана.
Сброс излишней эрекционной энергии являлся одной из самых насущных потребностей Вилли, не менее важной чем сон и пища. Прекрасно зная эту особенность своего собрата по оружию, боевые товарищи не зря прозвали Вилли - "Торчком". Торчок, мучимый мощным зовом плоти часто пренебрегал краткими часами отдыха у походного бивака и бродил по окрестным полям в надежде на встречу с какой-нибудь запоздавшей крестьянкой. Робкие земледельцы побаивались ландскнехтов, а потому изловить крестьянку в полях было редкостной удачей. Так уж сложилось, что последней жертвой сексуальных домогательств Клотцмана был полковой коновод Франц, которому Вилли предлагал за ответное чувство три крейцера. Франц категорически отказался участвовать в акте мужской любви. Зато всего за два крейцера предложил попользовать ослепленную картечью мулицу Марту, которая возила за полком осадную мортиру. Тут уж отказался Клотцман, парнем он был однозначно положительным, а иногда даже брезгливым, да и два крейцера цена явно спекулятивная за несколько сомнительное удовольствие.
II
Вечерело, нежный полумрак сумерек изгнал прохладой дневной августовский зной. Вдали, за поворотом уже виден родимый дом, два светлых пятна окон и чернильный след печного дымка в темном вечереющем небе. Сто бодрых шагов в мановение ока доставили Вилли прямо к изъеденной древоточцем двери.
- Тук, тук. Открывай милая женушка. Лейтенант пафлагонских ландскнехтов уже на пороге.
В ответ на властный стук лейтенанта, в верхней части, окованной железом двери, распахнулся квадрат смотрового окошка и в нем возник синий и недовольный глаз фрау Клотцман, обрамленный белесыми ресницами и розовой кожицей, он однозначно очень напоминал свиной.
- Вот здорово. Лучшего подарка в светлое воскресенье и пожелать нельзя. Явился мой долбоеб. Может тебя еще и в дом пустить?
- Но я же твой муж Лизелотта. Беспощадный воин долгие годы гонявший в одиночестве кулачковую дуньку.
- Гонял бы ты Вилли и дальше дуньку кулачком в одиночестве. Маман сделала мне протеже в контору самого господина полицмейстера. Теперь у меня ежемесячное содержание и общественный статус. Свет осудит меня, если я опять начну якшаться с таким неотесанным солдафоном, как ты.
Тут Вилли пустил в ход свой единственный и главный козырь, нервно встряхнув ранцем.
- Слышишь ли ты дуреха этот металлический звон. Именно так звенят полновесные крейцеры....
Но фрау Клотцман не дала закончить предложение.
- Типа мне от них обломится. Все будет как в прошлый раз. Такой олух как ты может только жрать и бздеть, вонища будет стоять в дом не войдешь. Ладно бы еще бздел, как человек, а то навоняет, смрад идет такой будто бы тухлую капусту кто-то в доме гноит. Совсем иное дело господин полицмейстер, пукнет, а аромат фиалок так и идет.
В голосе фрау Клотцман появился налет романтизма, а страстно затрепетавшие ноздри видимо явственно ощутили упомянутый фиалковый запах.
- Немедленно открой дверь Лизелотта и возможно я не поступлю с тобой сурово!
Но Лизелотта как будто бы и не слышала угроз муженька, уносясь на крыльях мечты в пленительный мир фантазий.
- Была у меня намедни гадалка, женщина сведущая в амурных делах. Сказала бубейный валет это рыжеусый кавалер. Все складывается один к одному, ведь неспроста у господина полицмейстера такие милые рыженькие усики, ну прямо как у таракана. Вот к примеру в среду он глянул на меня, да так пронзительно, так пронзительно... А затем отложил перо, отвлекся от дел, да как щипнет за огузок больно. Тут и слепой узрит томится бедолага от любви. Эх Вилли, если бы ты только мог представить, какой у нас с господином полицмейстером будет славный адюльтер..
Вилли почему-то достаточно явственно представил основную пикантную подробность грядущего адюльтера Лизелотты и рыжеусого полицмейстера. Захлебываясь праведным возмущением он заорал:
- Постой-ка Лизелотта подлая тварь, сейчас я разнесу дверь и вразумлю тебя портупеей!
Истошные вопли Клотцмана не нарушили абсолютного спокойствия Лизелотты и она продолжала:
- Как пить дать быть мне госпожой полицмейстершей. Но даже если несравненный господин полицмейстер не соизволит развестись с нынешней госпожой полицмейстершей, все равно я теперь светская дама. Вот уже и бюргеры говорят "Ах какие у Вас алые губки фрау Лизелотта, словно майские розы в саду архивариуса"..
Тембр голоса фрау Клотцман вдруг резко изменился, мечтательные нотки исчезли и вместо них послышалась клокочущая злоба.
- А дверь можешь ломать, коль мозгов нет. Я лично попрошу городских стражников бить тебя только по почкам и по желчному пузырю, чтобы это все полопалось внутри к ебеням. Хотя такого козла как ты этим не доконаешь, будешь просто по утрам кровью сцаться. А сцаться кровью Вилли, ты будешь нигде-нибудь, а в тюре. Именно там мы сгноим тебя с господином полицмейстером и именно там тебя доконают вши с клопами. Они сейчас люто оголодавшие, последний каторжник ими еще весной сожран, так что твоей тушки насекомым хватит на неделю, может на две. Короче шуруй Вилли туда, откуда приперся, покуда я стражу не кликнула.
Смотровое окошко с треском захлопнулось, лишив ландскнехта возможности продолжать диалог. Вилли остался стоять у запертой двери, пугая роящихся комаров зубным скрежетом.
Стоять и скрежетать зубами от ярости это не выход, - подумал Клотцман, - так и эмаль повредить недолго. К сожалению из холодного оружия у него при себе был лишь огромный гвоздь, его мародерская добыча из Мюльменгена. Гвоздь Вилли предусмотрительно припас, мечтая по возвращении забить его в стены родного дома, дабы на нем висел, поблескивая металлическими боками, увесистый боевой панцирь. С помощью гвоздя можно нацарапать на дверях плохое слово. Настолько нехорошее, чтобы Лизелотта сразу поняла всю глубину собственной подлости.
Возмущенный разум Вилли кипел, и кипя рисовал красочные и кровавые картины расправы над Лизелоттой. Она на коленях умоляла о пощаде, но тщетно. Разве можно простить эту тварь после сегодняшней выходки.
В сердцах Вилли повернулся спиною к двери, спустил до колен рейтузы, присел на корточки и покряхтывая начал гадить. Куча удалась на диво объемной, а вонища была столь едка, что прошибала в глазах слезу.
Натягивая рейтузы Клотцман, с гордостью истинного ваятеля придирчиво осмотрел свое творение. Чувствовалось некоторая незавершенность шедевра. Тогда расстегнув ранец, Клотцман извлек оттуда заготовленный загодя васильковый букет и водрузил его в центр кучи. Выплеснув себя в творчестве, он застыл, удовлетворенно любуясь на испускающее пар детище. Из оцепенения Вилли вывел металлический лязг, послышавшийся из-за двери.
Клотцман вовсе не жаждал кормить собою вшей и клопов в затхлых подземельях тюрьмы, а потому вмиг подсел на пяту. Он быстро нёсся с окраины по направлению к злачным кварталам Мольденбурга и ветер задорно свистел в ушах ландскнехта. Вилли никому и никогда не прощает обид. Лейтенант Клотцман уйдет в подполье и оттуда, неуловимый для стражи и полицмейстера, будет наносить ужасные удары своей мести. Лизелотта ты горько пожалеешь о сегодняшнем дне.
Ночная мгла поглотила несуразный силуэт убегающего Вилли, а шум его шагов по-тихоньку растворился вдали.
III
Злачные кварталы Мольденбурга были воистину жутким местом, где ежегодно совершалось одно, а то и два убийства. Здесь перепившие подмастерья могли оскорбить слух добропорядочного бюргера бранным словцом, а нищие бурсаки орошали углы построек мочой не стесняясь присутствия дам. Вот в это горнило криминального порока привела судьба нашего бравого ландскнехта.
На отшибе, в стороне от основной массы заведений, бесстыже зазывала посетителей самая захудалая корчма, украшенная замшелой вывеской "Сивый Кабанчик". Не устояв перед креативностью шильды Вилли Клотцман устремился во внутрь.
В единственном питейном зале "Сивого Кабанчика" царил полумрак, созданный языками пламени, плясавшими в камине. Противоположная от камина стена казалась ржаво-красной в отблесках огня, а любые предметы отображались на ней устрашающими и причудливыми тенями. Над камином была приколочена поеденная молью голова вепря, одна из пуговиц, изображавших глаза кабана, выскочила из глазной орбиты и свисала на куске медной проволоки. Надо признаться, что "Сивый кабанчик" походил на потаенное логово мстителя.
Действительно в такую обстановку очень органично мог вписаться неуловимый мститель. В черной одежде, черной шляпе, черном плаще и черной матерчатой маске с прорезями для глаз. Мрачный облик мстителя можно смягчить кумачевой подкладкой плаща. В своем логове укрытый от полиции мститель, загадочно улыбаясь, будет точить длинный кинжал и неспешно разрабатывать гениальные комбинации мести.
Присутствие посетителей в корчме не наблюдалось, лишь у стойки сновала девица прислужница. Вилли присел на дубовую скамью отполированную до блеска тысячами задов его предшественников. Он удобно облокотился на громоздкую столешницу прокопченную временем, исцарапанную ножами и местами прожженную табаком.
- Любезная, шнапсу! - требовательно крикнул Вилли, для убедительности ударив кулаком по столу, - шнапсу и селедки!
Клотцман, один за одним, проглотил три штофа шнапса, закусывая кусками соленой сельди. Селедку он выхватывал из блюда голыми пальцами, отряхивал ее от обильно сочившегося масла и запихав кусок в рот, обтирал губы обшлагом рукава. Поглотив третий штоф шнапса Клотцман, удовлетворенно крякнул и решил попристальнее приглядеться к прислуживающей девице.
Она была невысокого роста, с острой как у крыски мордочкой. Будто бы повторяя повадки этого зверька девица старалась перемещаться вдоль стен и по возможности не выходить на центр питейного зала. Головка ее была испугано вжата в плечи, а сами плечики прижаты к ушам. Глядя на нее можно было подумать, что упившиеся посетители "Сивого Кабанчика" обычно развлекают себя метанием сапог, причем норовят попасть именно в голову девицы. Но Клотцман, знакомый с порывами джентльменства, не собирался метать по девице сапогами, наоборот выпитый шнапс теплыми волнами разливался по организму, и разливаясь принялся нежно тревожить либидо ландскнехта. Кровоток в паховой области Вилли значительно активизировался, вследствие чего девица начинала определенно нравиться.
В очередной раз, когда прислужница шурша юбками кралась вдоль стены, Вилли изловчился и схватил ее за руку.
- Любезная, присядь выпей с беспощадным воином рюмочку шнапса. Я дам тебе крейцер!
- Герр солдат, я бы не отказалась от чести пропустить по маленькой в кампании серьезного и состоятельного мужчины, но в данный миг я тоскую. - Ответила девица потупив взор.
- Кто же посмел опечалить такое невинное и прелестное создание?
- Никто не обижал меня, герр солдат, это злой рок довлеет надо мной и моим родом.
- Расскажи же мне дитя свою историю? - попросил Клотцман. В уме Вилли прикидывал, много ли нюней распустит девица, как долго придется слушать ее излияния и удастся ли всучить ей сломанный пополам крейцер в виде платы за предстоящий интим.
- О, это очень длинная и очень печальная история. - Произнесла девица заунывным голосом, начиная всхлипывать.
- Я сегодня никуда не спешу, а потому могу выслушать и утешить тебя дитя мое! - авторитетно заверил Клотцман девицу.
- В таком случае, герр солдат, я расскажу вам эту историю, - и девица присев на скамью подле Клотцмана принялась за рассказ.
Далеко, далеко от наших земель, на самом краю мира лежит благословенная земля Камшат. Зимой эту землю укрывают глубокие снега, а летом сочные травы и поля ярких цветов. В той земле обитает счастливый и бесхитростный народ камшаталов. Женщины этого племени необычайно красивы, а мужчины отважны и сильны.
Но красивее всех в земле Камшат была юная Хайрюза, а отважнее и сильнее других воинов сын вождя Воямпол. Молодые люди полюбили друг друга невиданной любовью и даже секунда проведенная порознь казалась им вечностью. Часто взявшись за руки они бродили по горам и полям, или сидели воркуя у излучины реки, но отношения их были чисты и невинны, как горный родник. Зимой должна была состояться свадьба влюбленных и только когда Хайрюза войдет в жилище Воямпола и станет ему женой.
Однажды Воямпол вместе с мужчинами племени отправился на охоту в дальние угодья, а беспечная Хайрюза не позвав подруг, побежала купаться в хрустальных струях водопада. Делать же этого было нельзя, ибо извечный закон племени строго запрещал девственницам купаться в первый месяц лета.
Подножие водопада было прекрасным местом, над которым даже в самый жаркий день стоял полог из рассеянных в воздухе капель влаги, а сам водопад венчал нимб разноцветной радуги. Разгоряченная бегом Хайрюза разделась и с наслаждением погрузилась в прохладные потоки воды.
Древнее табу племени камшаталов было установлено неспроста, именно в первый месяц лета самцы шестижаберной саламандры охотятся на юных дев, увлекают их в пучину вод и там глумятся над ними, потакая своей изощренной похоти. Не успела красавица Хайрюза заплыть на глубину, как тут же ее за ноги схватил самец шестижаберной саламандры и стал топить. Сильно испугалась Хайрюза и обратила молитву о спасении к верховной богине, охранительнице девственниц Кахтане. Дала Хайрюза зарок принять любую кару наложенную богиней, лишь бы та спасла ее от саламандры. Едва Хайрюза скрепила свой зарок тройной клятвой, лапы саламандры ослабли и девушка чуть живая и совсем обессиленная вынырнула на поверхность и устремилась к берегу.
На берегу, в ослепительном сиянии золотых молний, Хайрюзу поджидала Кахтана. Ее прекрасные брови были хмуро сведены у переносицы, богиня крепко серчала.
- Зачем ты глупая девчонка пренебрегла заветами предков. Зачем омыла нераспечатанное мужчиной тело в первый летний месяц. Прощенье нет тебе, и в гневе своем накладываю на тебя страшное заклятье. С этой минуты не сможешь отказать ты ни одному мужчине, из тех кто тебя возжелает, не смогут отказать никому и дочери вышедшие из лона твоего, и дочери твоих дочерей, и будет длиться мое заклятье вплоть до двенадцатого колена в роду твоем.
Произнеся заклятье Кахтана исчезла во вспышке невыносимо яркого света, сопровождавшейся раскатам грома, а несчастная Хайрюза осталась лежать на каменистом берегу, горько рыдая о своей судьбе.
А в это время все моря и океаны, без устали бороздил неутомимый немецкий естествоиспытатель Александр фон Гумбольдт. И надобно случиться, что именно в этот день, его бриг "Петер унд Пауль" бросил якорь у берегов страны Камшат. Изнуренные морской качкой матросы, высыпали на изумрудные травяные луга. В команде Гумбольдта, среди прочих, был молодой юнга, уроженец Леоффской епархии Штефан Пец.
Штефан был невзрачным и худосочным парнем, с бледной кожей и ярко рыжими волосами, чье лицо было щедро украшено янтарным бисером угрей. Его родители происходили из числа самых бедных земледельцев в епархии и не оставили сыну никакого наследства. Поэтому Штефан лишенный средств к существованию уже второй год маялся на жалкой скорлупке, которая официально именовалась бриг "Питер унд Пауль", питаясь тухлой солониной и размоченными в воде сухарями.
Срывая душистые цветы и млея от мелодичного щебета птиц, он забрел далековато от места стоянки корабля. Сам не заметив как Штефан вышел к рокочущей быстрым течением речке и наслаждаясь негой солнечного дня, не спеша направился вверх по течению. За очередным изгибом реки его ожидал нежданный сюрприз в виде лежащей ниц и содрогающейся в рыданиях, нагой Хайрюзы.
Увидев обнаженную и не лишенную грациозности дикарку, Штефан тут же возжелал ее. Естественно он не мог изъясняться по-камшатски, а потому выразил обуявшую его страсть радостным мычанием. Хайрюза сразу поняла, что в виде этого мычащего чужеземца к ней не замедлила явиться кара за совершенное прегрешение и она покорно встала на четвереньки, открывая взгляду Штефана поросшее волосом женское богатство.
Пока Штефан возбужденно фыркая, совершал позади Хайрюзы суетливые фрикции, она рыдая вспоминала бархатистые локоны Воямпола, его сильное бронзовое тело, нежный прищур карих глаз и прощалась с жизнью. Ведь после происходящего сейчас позора ей придется свести счеты с жизнью.
Однако в планы Штефана не входило бросать на произвол только что обретенную добычу. Под покровом ночи он провел Хайрюзу на корабль и укрыл ее среди такелажа в трюме. Утром "Петер унд Пауль" снялся с якоря и переваливаясь через пенистые гребни волн, устремился на встречу новым океанским далям, унося несчастную Хайрюзу прочь от родных берегов.
На второй день боцман обнаружил в трюме голую девицу. Окрыленная этой вестью команда зачастила в трюм, временами выстраиваясь в очередь. Хайрюза безропотно подчинялась наложенному богиней заклятью. Вскоре о происходящей вакханалии разврата дознался сам Гумбольдт, он было хотел высадить девицу на одном из необитаемых островов, но прочитав в глазах матросов угрюмую решимость, отступился от своего замысла, страшась мятежа.
Авторитетные члены команды не подпускали к дикарке париев и лишенных высокого статуса личностей, в числе коих числился Штефан. Поэтому все, что оставалось юнге, это снова и вновь возвращаться мечтами к тому восхитительному мигу, случившемуся с ним на далеких камшатских берегах. И чем больше предавался Штефан мечтам о былом, слушая сладострастное сопение своих товарищей, доносившееся из трюма, тем больше места в его сердце занимала красавица Хайрюза. К той поре, когда корабль приближался к фатерлянду все посторонние помыслы Штефана были мертвы, а мозг словно кислотой разъедали приступы наваждений, в которых бесстыжие дикарки предлагали свои тела юнге в душистой прибрежной траве. Он силой пытался прорваться в трюм, но встретил надежную преграду в лице громилы боцмана, и теперь на нем элегантно синел внушительный фингал очковидной формы.
Гамбургский порт встретил путешественников сырой и промозглой погодой, которая заставляла поеживаться под колючими порывами морского ветра. Участников экспедиции захлестнула радостная гурьба жен и детворы, которая поглотила и громилу-боцмана, и Гумбольдта и прочих членов экипажа. На пристани остались лишь никому ненужные Штефан и Хайрюза, завернутая в прохудившийся шерстяной плед. Не веря в свое счастье юнга, возбуждено схватил дикарку за руку и поволок в безлюдное место.
В конце концов Штефан и Хайрюза поселились здесь, в Мольденбурге и местный пастор обвенчал их по христианскому обряду. Они живут в нашем городе и сейчас, а в их семье родилось трое дочерей: Гермельда, Лорелай и Алейда. Три несчастных девушки несущие на себе проклятье злобной языческой богини.
Девушка закончила рассказ и посмотрела на беспощадного воина. Вилли Клотцман заливался слезами, которые ручьями сбегали прямо в блюдо с селедкой и уже наполнили его до краев. Желтые кружочки масла плавали по переполненной слезами тарелке, точно кувшинки по глади пруда.
- Герр солдат, не стоит так убиваться, вот у вас уже и глаза покраснели.
- Дитя мое, более печальной истории я никогда не слышал в моей богатой событиями жизни. Ты растрогала мое мужественное сердце. Но скажи юная дева в чем здесь сокрыта твоя тоска.
- Я средняя дочь Штефана, урожденная Лорелай Пец.
- Аххх! - воскликнул осененный догадкой Вилли, словно его поразил удар молнии, - И на тебе лежит заклятье языческой дьяволицы.
- А как же! С самых юных лет я была влюблена в одно парня, красавца, сына городского каменщика. В любую свободную минуту я грезила только о том, как возлюбленный Вольфганг ведет меня к алтарю, а дети подобно ангелочкам поддерживают позади белоснежный шлейф фаты. Казалось, все мои мечты вот-вот сбудутся, но неведомо откуда в наших краях появилось безродное подмастерье и устроилось на работу к отцу Вольфганга. Этот никчемный человек, которого все вокруг зовут не иначе как Малохольный Эвальд, подстерег меня. В тот злосчастный день, когда Малохольный Эвальд вслух захотел меня, я пришла к Вольфгангу подсобить на стройке, ибо в малярной работе мне не сыскать равных. Всякая приличная девушка влепила бы Эвальду Бюскелю пощечину и гордо удалилась, но я связанная родовым проклятьем покорно задрала юбки и дала. Во время этого позорного занятия нас с Эвальдом застиг Вольфганг. С тех пор всякие отношения с семьей моего возлюбленного были разорваны, а мое имя навек обесчещено. Вот уже пять лет я являюсь женой Малохольного Эвальда и откликаюсь на ненавистное имя фрау Бюскель. Вольфганг же женился на достойной девушке и теперь воспитывает полдюжины детей.
Потоки слез Клотцмана струились подобно ливню. Он настолько искренне проникся сочувствием к Лорелай, что на время даже забыл о сломанном пополам крейцере.
Герр солдат, вы плачете навзрыд? Пойдемте на кухню я промою вам глазки, они совершенно опухли от слез.
Зови меня Вилли! - сказал Клотцман, поднявшись из-за стола он безвольно повис на руках Лорелай, продолжая конвульсировать в рыданьях.
На кухне Лорелай нагнула Клотцмана над тазом с водой и начала ловко ополаскивать заплаканное лицо Вилли. Ее руки вращательными движениями пробегали вокруг глаз, касались ландскнехтового носа и эти прикосновения вызвали ответную реакцию в организме лейтенанта, один из его нижних придатков стал обретать упругую форму. В таких ситуациях непомерная длина рук всегда помогала Клотцману, его десница не спросясь у хозяина начала хамить и незаметно проникла под исподнее белье девушки. Сквозь ворох ткани ладонь нашла жаркое тепло вагины и властно стиснула ее, ощущая все особенности сокровенного рельефа.
- Мое нежное дитя, или мы сейчас сойдемся подобно жеребцу и кобылице на лугу, или я наложу на себя руки! - сдавленным голосом прохрипел Клотцман, развязывая постромки рейтуз и выпуская на свободу красноголовый эрегированный болт.
Через пять минут жертва клотцманового напора стала приходить в себя. Лорелай была похожа на распластанного лягушонка. Она неловко попыталась оправить задранные до лопаток юбки и возвратить обратно в декольте грудь. Ноги девицы пока пребывали в позиции латинского дабл вэ и их выпрямление являлось нелегкой задачей.
- Будет, молодица будет. Давай-ка опускай подол, да живенько принеси мне кварту шнапса. - По-отечески строгим тоном приказал Клотцман, ущипнув Лорелай за разрумянившуюся от секса щечку.
- Все вы мужики такие! Вызвал на откровенность, задурил бедной девушке голову, а потом обкончал с ног до головы и еще шнапсу ему подай. Вишь какой. - Отчитывала своего кавалера Лорелай, оправляя складки юбок, - А ты герр Вилли ничего, настоящий шалун.
Убегая за шнапсом, Лорелай чмокнула Клотцмана в легкую небритость и странно хихикнула. Вилли немного стыдился, произошедшей с ним сентиментальной истерики, а потому притих и больше этим вечером с ним ничего интересного не приключилось. Бравый ландскнехт надрался в сиську, после чего поздней ночью отправился на второй этаж "Сивого Кабанчика". Комнаты на втором этаже сдавались путникам для ночлега.
IV
- Сударь! - прозвучал в ночной тиши едва слышный оклик.
- Га? - сквозь сон буркнул Клотцман, выдохнув в атмосферу густое амбре перегара - Кто здесь?
Правый глаз Вилли был погружен в нежную мякоть подушки, но полуприоткрытым левым он быстро обшарил утонувшую во тьме постоялую комнату... И подскочил, подброшенный конвульсивным движением позвоночника, в комнате никого быть недолжно. Массивный медный ключ, провернутый на два оборота, тускло поблескивал в замочной скважине, надежно ограждая спящего от непрошеных гостей. Легкий приступ очкования начал охватывать нашего героя.
- Сударь могу ли я высказать Вам нижайшую просьбу досуха стряхивать с кончика урину. Видите ли, я склонен ржаветь. - Продолжал струиться во мраке, невесть откуда идущий глас.
От волнения Клотцман прихватил зубами угол шерстяного одеяла и начал его быстро, по-кроличьи, пережевывать.
- Да кто же здесь? Неужели белая горячка?
- Нет, это я, гульфик пфальцграфа. Я бы не посмел беспокоить Вас своими проблемами, уважаемый господин, но сквозь полироль уже отчетливо проступают два пятнышка ржавчины. Боюсь своим легкомысленным отношением к личной гигиене, Вы нанесете мне непоправимый вред. Поэтому смиренно прошу Вас, не ленитесь стряхивать с конца.
Обслюнявленное одеяло безвольно выпало изо рта Клотцмана, а сам он зажмурился и принялся неистово креститься, после чего выкинул перед собой зажатый в вытянутой руке нательный крестик.
- Кстись! Изыди Сатана! Я не торгую своей бессмертной душой.
- Господин Клотцман! Я не Сатана, я гульфик пфальцграфа. Мне не нужна Ваша душа, мне всего лишь нужно, чтобы Вы перестали на меня сцать!!!
- А почему ты разговариваешь, раз ты гульфик? - поинтересовался Клотцман переполненным подозрениями голосом.
- А что Вас удивляет господин Клотцман, Вам ли не знать, сколь образован и мудр пафлагонский пфальцграф. Маги и чародей, алхимики и астрологи завсегдатаи при его царственном дворе. Один из них неловко сотворил заклинание и с тех пор я веду сознательное бытие. Являясь вечерним гульфиком, я имел честь постоянно присутствовать при глубокомысленных беседах пфальцграфа с мудрецами и философами, и невольно постиг всю мудрость Востока и Запада. Я овладел сакральным знанием сущего, тайнами материального и потустороннего мира. Я также являюсь одним из основоположников концепции предсказаний и прорицаний, широко известной в определенных кругах. Извините господин Клотцман, я далее не могу расхваливать себя, ибо мне в отличие от большинства гульфиков присуща врожденная скромность.
Девственное сознание Вилли не озарилось пониманием монолога, произнесенного гульфиком, но приниженный тон оппонента свидетельствовал о том, что жестокая гибель ландскнехту пока не грозит. Почувствовав себя в безопасности, Клотцман стал гневаться, к лицу его прилила кровь, дыхание стало шумным, а щека задергалась тиком.
- Ах ты гнида! Ах ты многоречивый подонок. Чуть не обосрался из-за тебя.
Клотцман сграбастал гульфик в потную пятерню и начал возбужденно стучать им по столу.
- Утром куплю мешок орехов, я такую пакость как ты больше на конец цеплять не буду, судьба тебе у меня орехоколом работать. Наколешься всласть.
- Подождите господин Клотцман, - взмолился гульфик. - Я понимаю, что Вы имеете основание вспылить. Я выбрал не совсем корректное время, посмел прервать Ваш сон, чтобы привлечь Ваше внимание к собственным никчемным проблемам. Но я Вам еще пригожусь...
По тону гульфика, было слышно, что он не на шутку струхнул. Это обстоятельство пришлось Клотцману по душе. Он заржал, сверкнув в темноте лопатообразными резцами зубов.
- Да на фиг ты мне сдался, жестянка. Продам тебя за пол крейцера старьевщику и перекуют тебя из вечернего гульфика в ночной горшок. Гы, гы, гы!!! А писать в тебя будут не младенцы утренней росой, а старые девы будут елозить по тебе дряблой промежностью. Вмиг заржавеешь недоносок. Хе-хе-хе..
Гульфик сдрейфил и только металлическая природа помешала ему покрыться холодным потом.
- Герр Клотцман, Вы не хотите замечать очевидного, я могу изрядно поспособствовать Вашей карьере и Вашему благосостоянию. Вы будете богаты, удачливы и все Ваши заветные желания воплотятся в реальность...
- Жалко мне тебя, жестянка, как представлю огромную, жирную задницу, которая попердывая опускается сверху и застит дневной свет, - тут до Клотцмана стали доходить последняя фраза гульфика, - Постой, постой, что ты там вякаешь про богатство?
- Я уже упоминал о созданной мною концепции прорицаний и предсказаний. Так вот опираясь на нее, я в силах пронзить мыслью пространственно-временной континуум в заданной точке и предвидеть будущее. Мало того мощью своего дара я в состоянии влиять на грядущие события и направлять их в заданное русло. Скажите герр Клотцман чего Вы более всего жаждете в данный момент?
- Я хочу унизить Лизелотту. Втоптать эту мерзкую самку в землю. Мести я жажду, мести!
- Послушайте меня, герр Клотцман. Вы конечно очень мудры, но есть более конструктивный подход. Представьте на миг, что обратились Вы в знатного барина, ходите расфуфырившись по проспекту, парфюмом благоухаете за версту, а от крейцеров аж карманы рвутся. Не ужель не хотите? Да Лизелотта едва разок Вас узрит таким франтом, сама от зависти на себя руки наложит, да дурь свою несусветную будет до скончания века клясть.
Глаза Вилли округлились и вроде даже начали фосфорицировать, а челюсть отвисла образовав отверстие в которое при желании легко можно было всунуть кулак.
- Гульфик я хочу! Сделай же так, сделай - Клотцман бросился на колени и стал истово выцеловывать рифленые бока гульфика. Перестав себя контролировать он сорвался на вопль - Ну пожалуйста сделай меня барином, гульфичек родненький!!!
- Поменьше эмоций, герр Клотцман - удовлетворенный произведенным эффектом, важно распорядился гульфик, - Теперь Вы можете быть спокойны. Ваша судьба в руках профессионала! Да и поскольку я личность весьма неординарная, пусть у меня будет личное имя.
- Какое?
- Пожалуй остановимся на имени Уиторп. В юности, прежде чем меня перековали в вечерний гульфик, я исправно служил в качестве упомянутого Вами очень важного предмета домашнего обихода в семье благородных баронов Уиторпов из Саксби.
- Да, Вытрап очень хорошее имя - не сопротивляясь согласился Вилли, - хорошее и позитивное!
- Прекрасно, герр Клотцман, надо Вам подобрать хлебное место, на котором Вы станете влиятельной особой. Только заострю Ваше внимание, прошу произносить мое новое имя правильно, не искажая - Уиторп.
- Да брось Вытрап, никто из рода Клотцманов никогда не занимал важных должностей и я ни хрена не умею, только молотилом махать в чистом поле.
- Ваш низкий социальный статус и скудная профессиональная ценность явились бы преградой, но нам доступны магические методы достижения результата, а это все меняет. Приготовьтесь сейчас я буду пронзать континуум.
Тут гульфик загудел, воспарил на пятнадцать сантиметров ввысь (оказывается ему было подвластно таинство левитации) и воя начал вращаться вокруг своей оси.
- О чудо герр Клотцман, случилось истинное чудо. Пред мной разверзлась пелена грядущего и я узрел тайные знаки судьбы. Теперь я знаю, что мы можем предпринять. В цеху каменщиков из Истблау есть пустующая вакансия. Конечно, если все пустить на самотек вакансию займет кто-нибудь из знатных масонов, но мы их опередим и очаруем самого цехмейстера. Оклад неплохой рейхсталер и четыре крейцера.
- Целый рейхсталер? А как же мы очаруем цехмейстера?
- У меня есть план! В мою бытность при дворе пафлагонского пфальцграфа, мой хозяин страдал от неразделенной любви к брауншвейгской герцогине. По просьбе пфальцграфа, один индийский факир приготовил приворотный порошок, оказавший на герцогиню нужное действие и позволивший пфальцграфу добиться взаимности. Однако факир был не аккуратен и просыпал щепотку порошка на Вашего покорного слугу. Порошок глубоко впитался в мою плоть, но я подскажу как извлечь его оттуда.
Уиторп распорядился приготовить немного масла и кусочек ветоши, а затем заставил Клотцмана начистить себя до блеска. После чего они сожгли пропитанную маслом ветошь в пламени свечи, а получившийся на выходе пепел растворили в пузырьке с водой. Уиторп заявил, что мутная жидкость образовавшаяся в пузырьке и есть мощнейшее приворотное зелье. Стоит цехмейстеру проглотить хоть каплю раствора и Вилли Клотцман станет в его глазах эталоном совершенства.
Проблемой являлось также платье ландскнехта, состоявшее из заляпанных жиром солдатских рейтуз, весьма не чистых с внутренней стороны и пропахшей потом рубахи. В такой одежде его и близко не подпустят к цехмейстеру, чем лишат шанса опоить того волшебным порошком.
Уиторп задумался.
- Здесь нам может помочь Ваша новая пассия герр Клотцман. Фрау Лорелай. Ведь у любого подмастерья, даже у самого задрипанного, имеется выходной костюм в котором он ходит в кирху на воскресные мессы. Мы одолжим наряд у Эвальда Бюскеля.
V
Фрау Бюскель с энтузиазмом восприняла идею об облачении Вилли Клотцмана в выходное платье Малохольного Эвальда. И вот уже Вилли красовался перед зеркалом в единственном праздничном наряде Бюскеля.
Лакированные черные сабо с золотистыми пряжками, белые в красную полосу гольфы достигали колен, бархатные панталоны и жакет были нежно малахитового цвета. Голову Вилли венчал одноцветный с костюмом берет, украшенный пышным плюмажем из розовых перьев. Обветренное лицо ландскнехта немного диссонировало с ярким задором одежды, но он отринув сомнения сжал в кулаке пузырек с приворотным зельем и тронулся в путь.
Уиторп остался отдыхать в постоялой комнате "Сивого Кабанчика", заявив что начальствующие лица не очень любят, когда гульфики просителей красивее и наряднее их собственных, а надраенный старательным Клотцманом Уиторп сиял восхитительными бликами красоты.
Правление цеха каменщиков Истблау было построено с размахом и претензией, широкая лестница уводила в каменную арку входа, причем посетитель проходил меж двумя гранитными изваяниями, мрачными и пучеглазыми горгульями, которые казалось так и норовят сцапать непрошенного гостя. Суровая и гнетущая обстановка должна была давить на психику просителя.
Секретарша придирчиво осмотрела нарядного ландскнехта и к его удивлению не стала чинить препятствий, пропустив Вилли в кабинет. Цехмейстер Рюббе отсутствовал, но на его столе из орехового дерева, дымилась паром чаша с глинтвейном. Ликующий Клотцман понял, что это его шанс и влил приворотный порошок, который моментально с шипением растворился в напитке. Он едва успел отпрыгнуть от стола, как боковая дверь отворилась и в кабинет вошел Клаус Рюббе.
Рюббе был обмотан крест на крест шотландским пледом и сморкался. Было заметно, что его донимает простуда.
- Какая нужда привела Вас, ко мне уважаемый господин - спросил Рюббе, отхлебывая глоточек глинтвейна.
- О!!! - удивленно произнес цехмейстер Рюббе и в глазах его начала сверкать искорка умиления.
- Я был беспощадным воином, но теперь отошел от ратных дел и хочу посветить себя гражданскому служению. Нет ли у Вас ответственной вакансии, многоуважаемый цехмейстер.
Тут цехмейстер поменялся в лице и зычным голосом вызвал секретаршу.
- Что за пойло ты мне принесла? Оно смердит мочой. Немедля убери отсюда эту дрянь.
Напуганная секретарша поспешила убрать глинтвейн, пятясь к двери она кланялась и бормотала какие-то оправдания.
- У всех секретарш руки растут из жопы. Устал уже их увольнять. - В сердцах произнес цехмейстер. Он повернулся к Вилли и мимика его лица стала разглаживаться, подобно тому как бушующий океан утихает под воздействием штиля.
- Панцирный бой это так захватывающе. Расскажите мне все!
- Что, все? - Спросил Клотцман, а сам напряженно прикидывал достаточная доза порошка попала в организм цехмейстера или нет.
- Все о панцирном бое!
Клотцман немного опешил, но потом справился с собой и начал говорить, тем более, что повествовал он об единственном вопросе которым овладел в совершенстве.
- Мы панцирники народ консервативный. Всякие ухищрения и уловки не для нас, ведь панцирный бой это и есть средоточие обыкновенного мужества. Выходишь против недруга в чисто поле. В руках молотило...
- Что в руках?
- Оружие которым ведется панцирный бой называется молотило. Для его изготовления нужен ствол молоденького дуба толщиной с руку. Из этого ствола вытачивается держак, который длиной будет соразмерен росту бойца. К держаку крепится цепью било. Особенно хороши стальные било грушевидной формы, снабженные шипами и весом килограммов пять-шесть. Ландскнехты панцирного боя не хуже самураев, у них есть свой кодекс чести - "Церкляйне Кампф". Если заинтересуетесь дам почитать. Настоящий панцирник не знает страха, дрогнуть под напором врага величайший стыд. Принимать удар противника следует не шелохнувшись. Сначала он тебя шарахнет со всей дури, после ты его. Бывает шлем глубоко вомнется в череп, а ландскнехту панцирного боя хоть бы хны, стоит, улыбается и песню поет. Каждый из нас помнит кудесников панцирного боя, настоящих ассов своего ремесла, таких как Волосатый Фриц и Кудрявый Эрнст. Волосатый Фриц в боях под Мюльменгеном бился на смерть против трех вражеских ландскнехтов, от многочисленных ударов по голове, его мозг через ушные раковины начал вытекать на плечи, но он выстоял и одержал победу. В той же мюльменгенской сече Кудрявый Эрнст получил такой сокрушительный удар, что откусил сам себе язык, но Эрнст не потерял присутствия духа, он надменно плюнул языком в глаза противника и ударил в ответ. В ударе Эрнста было столько ярости, что голова врага вошла во внутрь панциря вместе с кирасой.
- Какая красота, - в восхищении произнес цехмейстер Рюббе, - а у меня с детства было слабое здоровье и мама строго настрого запретила мне записываться в ландскнехты. А еще меня бог не вразумил к учению, потому я окончил лишь три класса церковно-приходской школы. Бывший цехмейстер, Старый Зеф, выкрал всю цеховую кассу в десять тысяч рейхсталеров и бежал. А я теперь жду когда люди курфюрста обнаружат недостачу. Меня ведь не подвергнут аресту? Правда герр Клотцман?
- А я очень хорошо учился в начальной школе, - подхватил тему Вилли, - Был лучшим учеником в классе. Правда у меня были проблемы с буквами, как то они не запоминались, но я всегда безукоризненно различал цифру "ноль" от буквы "о" в любом тексте, за что учитель грамматики выделял меня среди других детей и никогда не порол розгами.
- А давайте-ка сыграем в прятки. - Неожиданно предложил цехмейстер Рюббе, - Только чур я буду водить.
- Ну давайте. - С большой неохотой согласился Вилли.
- Я пойду облегчусь, а Вы пока прячьтесь. Вернусь буду Вас искать. - Рюббе встал и направился к боковой дверце, ведшей в комнату для отдыха.
Вилли энергично подскочил и выбежал в приемную. Секретарши не было и Клотцман не долго думая затаился под ее столом. Вскоре раздались шаги. Вилли решил, что это цехмейстер Рюббе уже начал поиски. "Какой прыткий" - подумал ландскнехт и его уважение к цехмейстеру возросло.
Однако шаги принадлежали секретарше. Она вернулась на рабочее место и уселась на стул. Юбки ее слегка задрались и приоткрыли взору Клотцмана лодыжку и икру правой ноги. Это была не нога, а муза гармонии, полная и упругая, словно отлитая из алебастра вдохновением божественного ваятеля. Кроме того нога секретарши густо поросла черным, кучерявым волосом, а этого Вилли Клотцман уже выдержать не мог и возбудился. Дыхание ландскнехта стало шумным и он сцапал всей пятерней волосатую лодыжку, выпячивая вперед подернутые слюной губы, изготовленные для поцелуя.
- Цехмейстер Рюббе! Спасите меня цехмейстер Рюббе! - Истошно заорала перепуганная секретарша, вскакивая на стол.
Непонятый и обиженный Вилли смиренно затих в темном закутке под столом, а секретарша вооружившись тяжелым канделябром изготовилась к обороне сидя сверху и подобрав под себя ноги. Наконец под стол заглянула расплывшаяся в улыбке физиономия цехмейстера Рюббе.
- О герр Клотцман, как рад Вас видеть. А, что это Вы тут делаете? - спросил Рюббе.
- Прячусь.
- А зачем Вы прячетесь? Восхищаюсь Вами, Вы такой непосредственный и озорной. Ну да пойдемте ко мне в кабинет.
Вилли вылез из под стола, бросая злобные взгляды на дебильную секретаршу, не принявшую его романтического порыва и проследовал за цехмейстером.
- Тяжелое время перемен бросает нам вызов, - начал Рюббе, - И достойно ответить на эти вызовы времени, могут лишь такие закаленные бойцы как Вы, герр Клотцман. Преступно отсиживаться за спинами других, когда цех нуждается в Вашей помощи. Вы должны возглавить анлагенбау. Десять работников трудящихся там разболтались донельзя. Над ними нужна твердая рука, Ваша карающая десница герр Клотцман. С завтрашнего дня приступайте к обязанностям начальника анлагенбау. Месячный оклад рейхсталер и шесть крейцеров. И построже там, как можно построже!
VI
Душа Вилли пела, цунами счастья мощной волной захлестнула все потрепанное существо ландскнехта от пяток до макушки. Рейхсталер и шесть крейцеров. Как всё-таки здорово находится под протекцией высшего существа, особенно такого всемогущего как гульфик Уиторп.
Вилли покинул мрачноватое здание цеховой магистратуры, но теперь строение искрилось в бликах солнечного света и не казалось больше хмурым и угрожающим. А монстровидные горгульи у входа смиренно сложили крылышки за спиной, а их злобные хари будто бы расплылись в улыбке.
Мимо по мостовой прогромыхала пролетка, два мерина с зашоренными глазами резво тащили экипаж по направлению к городскому центру. Сейчас, когда Вилли был уже без трех минут барин с серьезным ежемесячным доходом, ему стала претить пешая ходьба. Поскольку возница не реагировал на громоподобные оклики Клотцмана, Вилли бегом настиг пролетку и вскочил на подножку.
Вдруг он понял почему возница не обращал внимания на его окрики, внутри находилась пассажирка. Едва бросив на нее беглый взгляд Вилли обмер. Перед его взором предстала феерия обольщения в образе женского создания лет около тридцати.
Розовые щечки круглого лица, выпученные маслинки синих глазок, парочка милых красноватых прыщиков и главное: тяжелые вымеобразные груди мерно вздымающиеся с каждым вздохом. Это зрелище было выше клотцмановских сил, а груди пассажирки казалось вот-вот прорвут своей массой лиф корсажа и выкатятся наружу двумя огромными дынями, заполнив собою весь экипаж.
Именно в этот миг незримый Купидон поразил сердце Вилли Клотцмана стрелою любви. К горлу ландскнехта подступил комок жара иссушивший нёбо и язык, а подмышечные впадины оросились струящимся потом. В необычайном волнении Клотцман присел рядом с незнакомкой.
- Мадам я должен с Вами объясниться! - с места в карьер начал Вилли.
- О чем Вы глубокоуважаемый герр? - прыснул глуповатым смешком объект клотцмановского вожделения.
- Я новый начальник анлагенбау, большой, нет даже великий человек. Я желанный гость в самых знатных домах Мольденбурга, однако не веду светской жизни и не хожу на приемы, поскольку не имею спутницы. Надеюсь Вы не состоите в браке?
- Что Вы, я творческая личность и не спешу связывать себя брачным обетом, с кем бы то ни было. Немного людей потенциально достойных моей любви.
- Отлично. - Сухо резюмировал Клотцман, - Делаю Вам предложение руки и сердца. Позвольте осведомиться, как Вас зовут?
- Мое имя Августина Ябст. Осмелюсь спросить, а как величать Вас?
- Вильгельм Клотцман. - С достоинством раздулся грудной клеткой новый начальник анлагенбау, - Где я могу встретиться с Вашим семейством, чтобы обсудить детали помолвки?
- Моя маман, фрау Ябст и два моих брата Вернер с Куртом проживают в приходе Кюренц, под Вильсдорфом. У нас большая ферма и мы весьма зажиточные бауэры.
- А Вы любезная Августина обитаете в Мольденбурге?
- Ну да! Я живу в пансионе. Видите ли я не могу жить в Кюренце, мне надо посещать литературный салон. Я начинающая поэтесса, подающая большие надежды. Сейчас я готовлю к изданию первый сборник своих поэтических рапсодий и как раз подбирала литературный псевдоним. Судьба не спроста послала нам эту нежданную встречу и я составлю его из частиц наших имен. Отчетливо представляю этот вензель на обложке моей книги - Вильтина Клобст. Правда очень оригинально и очаровательно?
Под режущий ухо цокот лошадиных копыт, пролётка незаметно домчалась до противоположной окраины Мольденбурга, где располагался пансион Августины. Она жила не одна, а делила комнату еще с двумя товарками. Строгая хозяйка не допускала присутствия в пансионе посторонних мужчин.
И хотя большое и светлое чувство настойчивой изжогой испепеляло нутро Клотцмана, он понимал, что овладеть Августиной прямо в пролётке среди бела дня нельзя. Впрочем нельзя и к ней. Тем более нельзя вести ее в "Сивый Кабанчик", где снимал номер сам Вилли и где живет с мужем Лорелай Бюскель. Неимоверным усилием Клотцман обуздал стучащееся наружу либидо и заставил себя отвлечься от похотливых идей.
- Моё возлюбленное создание, Вы так и не ответили согласием на мое предложение.
- Я должна подумать. Посоветоваться с моими подругами поэтессами.
- Дайте же мне, что-нибудь в знак нашей дружбы! Я буду ложиться и вставать с Вашим подарком и все мои мысли будут только о Вас и Вашей рвущейся на свободу груди.
Августина расстегнула ридикюль и извлекла оттуда листок бумаги, исписанный крупным подчерком.
- Возьмите Вилли! На этот лист излиты страдания и трепет моей души. Это одна из последних написанных мною рапсодий. Прочитайте ее и может мы станем чуточку ближе друг другу. Вилли обещайте мне, что Вы придете навестить меня завтра вечером. Я хочу, чтобы Вы сводили меня в кафештан и угостили лимонадом с лакрицей.
- Я обещаю моя дорогая Августина. Едва пробьет семь и я, понукаемый Амуром, буду ждать Вас на крыльце исполненный чувства и неги.
- До встречи милый Вилли, до встречи!!! - Произнесла Августина, посылая Клотцману воздушные поцелуи. Наконец она исчезла в дверях пансиона. Над пансионом красовалась вывеска "Оковы Нерушимой Верности".
Вилли развернул бумажку и стал с трудом читать по слогам.
Коли сука не захочет
Кобель на неё не вскочит
А если вдруг она захочет
То не только этот вскочит
Будет много кобелей
Станет жить ей веселей
Вилли недоуменно хмыкнул, скомкал бумажку и сунул ее в карман панталон. Пора возвращаться в "Сивый Кабанчик". Завтра непременно надо перебраться в личные апартаменты, желательно в престижном районе. Ведь теперь Вилли Клотцман, не пальцем пихан, он начальник анлагенбау.
VII
Утром Вилли Клотцман прибыл по месту несения своей новой службы и сразу же столкнулся с сюрпризом. Оказывается в анлагенбау уже был начальник, вернее начальница, Печальная Дама Хауфенкассер.
Любой человек отягощенный моральными нормами, навязанными цивилизацией, в такой ситуации скис бы и растерялся, но Вилли как настоящее дитя природы не утратил присутствия духа, а приступил к решению задачи опираясь на здоровые инстинкты.
Пара японских журавлей чуткие и заботливые родители, они вместе строят гнездо для своего будущего потомства. Самка всегда откладывает два яйца. Но за право превратиться из неуклюжего птенца в прекраснейшую и грациозную птицу надо бороться, а потому птенцы едва успев вылупиться на свет, вступают в смертельную схватку. Более сильный тут же набрасывается на своего собрата и жестоко уничтожает его, расклевывая тельце слабейшего и выталкивая его из гнезда. Родители спокойно наблюдают за происходящим. Выжить должен только один. Таков суровый закон жизни.
Ведомый этой извечной истиной Вилли Клотцман прямым ходом направился в кабинет Печальной Дамы Хауфенкассер для того чтобы вцепиться ей в горло. Сильные руки ландскнехта сжали тощую шею конкурента, перекрывая доступ кислорода в легкие, подобно губительным кольцам удава. Печальная Дама Хауфенкассер стала хрипеть, ее глаза вылезающие из орбит налились кровью, а посиневший, покрытый слизью язык вывалился наружу сквозь оскаленный прикус зубов. Когда трепыхания почти удушенной жертвы стихли, Вилли разомкнул руки. Все же абсолютно бессмысленная жестокость в борьбе за место под солнцем не нужна.
- Уберите отсюда эту падаль. Выкиньте ее во двор! - Уверенно отдал распоряжение Клотцман, собравшимся на шум предсмертных хрипов Печальной Дамы, сотрудникам анлагенбау.
- Позвольте полюбопытствовать, а Вы кем будете? - решился на робкий вопрос кто-то из сотрудников.
- Я ваш новый начальник. Вилли Клотцман!
Приказ Клотцмана тотчас исполнили, а взоры новых подчиненных лучились чудовищным уважением. Печальная Дама Хауфенкассер еще сутки лежала на мусорной куче, подавая едва различимые признаки жизни, а после исчезла неведомо куда, впрочем это уже никого не интересовало.
После обеда Вилли Клотцман не спеша, с подобающей моменту важностью, обошел весь анлагенбау. Анлагенбау состоял из отдельного здания на пять кабинетов и двух складов заполненных товарами. Удовлетворенный увиденным Вилли, приступил к знакомству с коллективом.
Женская часть коллектива интересовала Клотцмана больше. Среди сотрудников было две особы детородного возраста Ирма Шрайзен и Труди Федерваг. Брюнетка Ирма Шрайзен, казалось, живет в ритме проблескового маячка. Общалась она со скоростью десять слов в секунду, а перемещалась почти исключительно бегом. Тонкий нос и узкая полоска губ Ирмы, появлялись то тут, то там, мельтеша вместе с хозяйкой в беспрерывном броуновском движении.
Неспешная Труди Федерваг обладала мясистыми чертами лица, а зеленые глаза многократно увеличенные толстыми линзами очков не мигая взирали на мир. Цвет волос Труди можно обозначить как невнятный. Не блондинка, не брюнетка, да в общем то и не рыжая. Фройляйн Федерваг общалась с молодыми людьми конспиративно, а потому позиционировала себя в качестве серьезной личности, лишенной легкомыслия. Здоровье ее кожи оставляло желать лучшего.
Ни одна из девиц Клотцману не приглянулась. Здесь можно только позавидовать его предшественнице, которою в силу женской природы не терзали эректильные муки. Придется обзавестись толковым заместителем. У Вилли была на примете подходящая кандидатура, его новая знакомая Лорелай Бюскель. Девушке с такими познаниями в малярном деле и сервировке стола негоже прозябать во второсортном трактире.
Вскоре в анлагенбау появилась острая мордочка Лорелай Бюскель, а придаток шефа теперь находился в состоянии относительного покоя.
Вилли Клотцман зарекомендовал себя неугомонным руководителям. Он не уставал подвергать своих подчиненных жесточайшей критике.
- Мойте жопы! - Вскипел однажды Вилли и накинулся на сотрудниц с кулаками.
Обескураженные Ирма и Труди даже сходили на реку, мыли и терли речным песком до крови. Однако начальник не унимался и продолжал буйствовать. Оказалось, что Вилли не понравились грязные донышки питейных чашек на кухне. После того, как девушки стали до блеска отчищать посуду недоразумения прекратились.
Со временем очертилась и проблематика, связанная с нелегким несением службы в анлагенбау. Главной тревогой Клотцмана было охранение женской чести Лорелай Бюскель, ее заклятие в любой момент грозило отрастить на голове шефа ветвистые рога измены и подорвать с трудом заработанный авторитет в коллективе. Дело в том, что на анлагенбау время от времени наезжали мытари курфюрста для того чтобы взимать пошлины с товаров. Они плотоядно поглядывали в сторону Лорелай. Не приходилось сомневаться, что стоит им только проведать о древнем заклятии, как тут же, прямо на тюках с товарами произойдет самая непотребная оргия в истории Истблау. Фантазия Вилли услужливо рисовала подробные картины грехопадения Лорелай в компании похотливых мытарей, особенные обострения фантазии случались после того, как Клотцман прикладывался к бутылочке со шнапсом.
Творец и автор чудесного карьерного взлета бывшего ландскнехта, гульфик Уиторп, тоже перебрался в анлагенбау. Теперь он проживал в личном кабинете Вилли Клотцмана, нежно уложенный в оббитую бархатом коробку. Клотцман не забывал о своем покровителе и старательно втирал в бока гульфика килограммы полироли. Однако безоблачность их вербальных рандеву дала трещину. Уиторп категорически возражал против вступления в брак с Августиной Ябст и шумно проявлял свое неудовольствие. Стоило его только извлечь на божий свет, он тут же начинал едко критиковать Клотцмана, Впрочем ландскнехт, подобно мотыльку летящему во тьме на мерцание фонаря, влекомый объемным корсажем прелестницы Августины уверено лез в ярмо брака, а посему начал избегать излишних дискуссий с Уиторпом. От того гульфик все чаще мог наслаждаться одиночеством, дремля и размышляя о вечном, внутри бархатной коробки.
VIII
Не опохмелившийся пастор, с замызганным подворотничком, старательно пытался провести брачный обряд по всем канонам христианской церкви. Его пронизанные сизыми прожилками капилляров щеки, раздувались от потуг и топорщились седой порослью щетины. Наконец священник разрешил молодым поцеловаться.
Липкий язык Августины глубоко проник в ротовую полость Вилли Клотцмана, заполнив ее шероховатой, пульсирующей массой. Вилли уже неоднократно вкусил запретного плода с новобрачной в своих новых апартаментах, а посему оставался спокойным. Навязчивое шевеление августининого языка даже вызывало раздражение. Благо Клотцман, официально недооформивший разрыв с Лизелоттой, не мог позволить присутствия на свадьбе свидетелей, а потому никто кроме пастора не увидит непристойного поведения Августины.
Впереди Клотцмана подстерегало долгожданное знакомство с вновь обретенной родней, зажиточными бауэрами Ябстами из Кюренца. Множество обстоятельств озвученных Августиной не позволили Клотцману свести знакомство с родственничками до бракосочетания.
У церковной паперти молодых ждал конный экипаж. Клотцман специально заарендовал самый вместительный, чтобы было куда складывать обильное приданое Августины. Уж матушка Ябст наверняка не поскупится для единственной дочурки.
За кучера был сам Вилли, опять же в целях экономии места. До точки назначения ехали часов шесть по вполне сносной дороге. Однако после Кюренца дорога нырнула в лес, превратившись в угрожающую исправности повозки смесь рытвин и колдобин. Семейная ферма Ябстов была уже близко, а Вилли напряженно думал, что вывезти по такой отвратительной дороге приданное за один рейс будет весьма проблематично.
Наконец разлапистые ели вдруг расступились и на буйно поросшей травою поляне, глазам молодожена, предстало дощатое здание. Здание было продолговатым, но одноэтажным. Южная сторона дома основательно замшела и начала врастать в землю, отчего он утратил прямоугольную форму. Прохудившаяся соломенная крыша подернулась зеленоватой плесенью, а из всех хозяйственных построек в наличии имелся лишь покосившийся хлев. Меньше всего от этого барачного строения веяло достатком и преуспеванием.
По всей длине фасада к дому была пристроена открытая веранда и на ней скаля зубы топтались два амбала, братья новобрачной. С трудом можно было поверить, что эта парочка являлась детьми одного отца.
Один черноволосый и курчавый, как баран, обладал массивным и вислым семитическим носом, под которым стыдливо спряталась малюсенькая прорезь рта. Его огромные карие и пучеглазые очи, щедро опушенные ресницами, напоминали бычьи за миг до забоя.
Второй весь рябой от веснушек, отрастил роскошную рыжую шевелюру, топорщащуюся во все стороны наподобие проволоки. Парень постоянно улыбался и его рот, казалось, действительно растянулся от уха до уха. Меж передних зубов рыжего расположилась такая емкая щербина, что в ней при желании можно было спокойно елозить мизинцем туда-сюда.
Обоих природа наградила статью борцов тяжеловесов. Темноволосый это старший из братьев Ябстов Курт, а медноголовый это младший Вернер. Не изувеченные избыточным интеллектом лица братьев простодушно радовались солнечному дню.
Не успел Вилли толком надивиться на своих швагров, как на веранде появилась закутанная в тряпьё старуха. Ее безумные, водянистые глаза с ненавистью сверлили лесистые дали, а тонкие, обтянутые иссушенной старческой кожей ноги были обуты в бесформенные дырявые бахилы. Она бессвязно разговаривала сама с собой, шамкая ввалившейся пастью в которой сиротливо желтело три-четыре пенька от изъеденных кариесом зубов. Побрызгивая слюнями старушка с энтузиазмом изрыгала проклятья каким-то неведомым супостатам.
Братья в два счета заломили старухе руки и увлекли ее в сумрачный проем двери из которого тянуло сыростью и скверным запахом. На ходу кто-то из них успел спросить:
- Сеструха, а винца то вы хоть привезли?
- Знамо дело привезли. Всласть привезли! - успокоила братьев Августина.