Сегодняшнее пасмурное ненастное утро подсказало мне тему новой, очередной работы. После неё ещё несколько задумок - намного больше, чем смогу за ограниченное время воплотить. Но они уже не забудутся, подождут ещё, а пока о том, о чём напомнила погода.
Промозгло, уныло и безрадостно - на Урале затяжной, обложной, сплошной дождь не редкость, особенно в его горных районах или больших индустриально-производственных центрах. Они сами, как будто, притягивают дожди, непогоду, ненастье и слякоть. Мы едем на южный Урал к дедушке с бабушкой на летние каникулы с пересадкой в Челябинске - дождь хлещет стеной во все окна и стёкла, заливая, затмевая собой, казалось бы, всё, весь мир, затягивая, закрывая своей пеленой. От выхлопных газов города невозможно дышать - проплывающие мимо корабли в море дождя КАМАЗов, икарусов и грузовиков бороздят волны луж промышленного центра и сердца, кузницы Урала, Челябинска. В отличие от нашего маленького зауральского сельскохозяйственного Шадринска. Укачивает от угара, духоты и выхлопных газов всех проезжающих окружающих машин - в Челябинске вообще всегда тяжело дышать!..
Отец берёт нам с братом по мороженому - без него невозможно вынести, вытерпеть, выстоять и выдержать весь этот смрад вокруг и газовую атаку уральского гиганта тяжёлого машиностроения. Вкусное сладкое молоко проникает внутрь, тая и протекая вниз, внутрь, сохнет на губах белой сахарной сухой каёмкой. Соревнуемся с братом, кто дольше, медленнее съест. Неважно, автобусом или поездом едем, мороженое в Челябинске - это уже традиция. Этот город, областной центр, как предтеча всех своих городов Челябинской области, таких же заводских, промышленных, как сам, и теперь своим ненастьем он будет предрекать наш ранний подъём туманным летним утром Юрюзани.
Поезд прибывает в 4 - 5 утра, и вот ты сонный, весь такой парной, спускаешься с подножки поезда на платформу, садишься в автобус, из окон впериваешься в наступающее утро нового дня - солнце только начинает подниматься над горизонтом из-за гор сквозь окружающий сплошной, густой молочный туман, через, сквозь который не видно ничего. Непогода и дождливое настроение Челябинска продолжают и длятся и здесь. На остановке сходишь - от неё до дома ещё минут двадцать, не меньше! Ты с рюкзаком за плечами, брат с сумкой наперевес, отец больше всех увешанный, с остальным нашим скарбом и вещами.
Приходим, встречают уже поднявшиеся дедушка с бабушкой, им на работу и за скотиной - подоить, попоить, покормить, всех выгнать на выпас. Так влажно тут первое время - всё будто окутывает и обнимает тебя своей свежестью, запахами, подвешенными в воздухе, в каплях дождя. Непривычное после духоты и суховея Шадринской лесостепи ощущение и чувство. Челябинский дождь всё ещё идёт, не прекращаясь, в твоих мыслях, мозгах ещё несколько дней, пока не привыкнешь, не обживешься и не обустроешься тут. Три дня перед отъездом дома, как во сне, и три дня уже тут, отходя, приспосабливаясь, пытаясь вникнуть, подстроиться ко всему. В обратную сторону так же - три дня перед отправкой уже вся в думах и предвкушении и уже потом дома, по приезде, ещё столько же в воспоминаниях и укладывании всех летних впечатлений по полочкам в памяти и голове.
Дожди дома и летом у бабушки с дедушкой - две большие разницы. У нас они как бы приходят нехотя, по принуждению, а там готовы залить и затопить собой всё окружающее. У нас им безмерно радуются, таким редким свежим гостям, а там, где и так мягкий и сырой, влажный горный климат, кажется, дождь проникает внутрь тебя, полностью пронизывая и входя окружающим миром в твоё бытие, в каждую клеточку и оболочку организма. Лужи после стоят чуть не по колено! Становится ещё свежее и всё более влажно - чувствуешь себя как в Швейцарии, там так же, как и здесь, на Южном Урале, много гор, рек и озёр. Поэтому в семье называем нашу Юрюзань своей русской Швейцарией. До завтра излишняя влага уйдёт, пройдёт, впитается и выветрится. Земля возьмёт, примет воду, ветер развеет лишние капели, а пока греешься дома у печки. Когда подобные дни выпадают на выходные, это лучше всего - дома устраивается баня, и после неё идёшь весь горячечно-распаренный под приятными прохладными освежающими каплями моросящего дождя. Заходишь в дом и тут же забываешь про всю эту непогоду за просмотром телевизора, ужином, незаметно переходя ко сну. На следующий день, если такая же погода, корректируешь, меняешь планы в сторону времяпрепровождения дома за играми, чтением, общением с друзьями. Изредка выходите покататься по улицам на великах, покидать в речку и лужи камешки, посидеть, прячась от дождя, под мостом, укрываясь под навесами домов, в остановках или магазинах, если добрались так далеко. Дождь надоедает, но видя, как он напитывает землю, цветы, растения и деревья вокруг, смиряешься с его миссией и такой необузданностью, прощая ему все его эти капли воды - всё пойдёт по теплу в рост! Вскоре всё окружающее превращается в более или менее густые заросли и джунгли твоей летней Палестины.
После дождя при ясной погоде лужи сохнут от силы день-два. Стоя в ямках земляного тротуара улицы, они вывытриваются, оставаясь на дне небольшими блюдцами отражения неба и пейзажей вокруг. Ты склоняешься над маленькими зеркальцами воды и смотришь в них, прихватив кота или собаку, вдвоём вмещаясь в крохотное узкое отображение. Вскоре, не забегая и не попадая в скользкую и жирную грязь луж, ты уже не страшась гуляешь и бегаешь повсюду. Ветер, небо, солнце и вода - снова твои лучшие друзья, и ещё зады - задворки за домами сзади улицы, где огорожены высечкой огороды и дровянники поленниц. Вокруг высокая, по колено и даже по пояс, трава, через которую не пройти без щекотки, от этого почёсываешься и идёшь дальше. Проторенная тропинка, обросшая по краям, погружаясь в траву, ты ловишь в ней бабочек, стрекоз и божьих коровок, выпуская из рук с кричалкой в небо. Снимаешь верхушки травы, загадывая на "курочку" или "петушка". За мостками ручья и проложенной теплотрассы труб, по которым можно бегать, проходишь от самого цеха до сорока (многоквартирной частички заводчан). Звук скрипяще-прогибающегося железа под ногами. За ними луга голубых незабудок и жёлтых водяных лилий, купавок, то там, то там - их гамма созвучна солнцу и небу, и ты радуешься в безмерном восторге этого ощущения нахождения между двумя небесами...
Сиреневые цветы-барашки, отщипывая их головки, сосёшь из их длинных ножек-хоботков снизу сладкий нектар, пьешь воду из ручья. По топям болотца заливного луга, от кочки до кочки, переходишь, перепрыгиваешь до леса, перебираясь более или мене твёрдыми местами и заболоченностями. Кое-где ступая в воду, промакиваешь ноги в сандалиях - в носках или босые, они быстро сохнут на палящем солнце и продувающем ветерке. Сильно не переживаешь, просто немного неудобно и не комфортно, что одна нога сырее другой. На буграх и взгорьях леса, своего родного уральского соснового бора, ешь сладкую луговую клубнику, сочную землянику, мелкую лесную малину и скромную, укрывшуюся под тёмно-зелёной листвой чернику. От ягод грязная, моешься потом в ручье под горой.
Вот и кончился, прошёл дождь, как весь вылился, уже второй день стоит мягкое тепло, распространяясь и рассеиваясь по округе - горы отдают прохладу и свежесть, солнце согревает чистый и свежий, прозрачный до голубизны сосновый воздух. Начинает припекать голову, идёшь домой за кепкой или панамой. Трогаете воды реки, проверяя в запруде, достаточно ли прогрелась, отогрелась и отошла после дождей. Разводите костёр, чтоб погреться после купания, раздеваетесь и заходите. Под футболкой с шортами в жару всегда на мне купальник.
И вот уже в воде - сперва пробуете, осторожно шагая в прохладной воде. Ступнями по мелководью гладких круглых камней, и зайдя по колено, ныряете, окунаясь полностью в бодрящие воды стремнины, заводнённой вручную булыжниками и валунами. Свежая проточная вода надолго не покорится, не поддастся, и спустя некоторое время надо выходить, пока губы окончательно не посинели.
Греетесь у костра до своеобразной "крапивки" - покраснения кожи с пупырышками. Перекусываете жареным на костре хлебом и подкопанной в ближайшем огороде печёной картошкой. Соль у мальчиков в коробках, как и спички. Кто-то из них уже покуривает, отходя за бугор, садится в тени ольхи, подальше от нас. Это не общая на всех привычка, а лишь его одного.