С тех пор, как он объявил родителям о том, что любит девушку и они решили пожениться, дома с нетерпением ждали ее приезда. Для начала хотя бы ненадолго, просто погостить.
В желании родителей увидеть невесту не было того любопытства, которое возникает обычно при сватовстве людей прежде незнакомых и желающих получше узнать друг друга.
Девушку они знали давно: она им приходилась родственницей и, бывая в городе, не раз заезжала к ним.
Когда она гостила у них, он, будучи несколькими годами старше ее, брал над ней шефство — знакомил с достопримечательностями города, водил в музеи, театры и кино. Однажды она попала на вечеринку к ним прямо с дороги. От усталости и выпитого вина ей захотелось спать, и он уложил ее на диване в другой комнате, а сам вернулся к товарищам, которые конечно же ехидно осведомились, как спится малютке.
И вот теперь судьба предначертала этой "малютке" стать его женой, матерью его детей.
Он был единственный сын у родителей и был им дорог, как может быть дорог поздний и долгожданный ребенок.
С нетерпением ждали они приезда девушки, которую не видели несколько лет и помнили смешливой девчонкой с белобрысой челкой над глазами. Бывало, отправляя сына к родственникам на Украину, они намекали в шутку: вот, мол, тебе и невеста подрастает, не упусти... А он лишь фыркал в ответ. И вдруг на тебе... Жених и невеста! Пора свадьбу играть.
И вот наконец она приехала—на Октябрьские праздники, вошла в дом, молодая, стройная, вроде та самая девушка, которую они знали прежде, и, однако, уже не та. Она больше не смеялась, как раньше, исчезла ребяческая беспечность, но, как ни странно, она только выиграла от этого: прежняя девочка незаметно превратилась в девушку.
Она вошла и припала к родителям жениха, и было это так тепло и естественно, что они сразу решили: нет, что ни говори, а родная, своя, и чего еще им желать...
Родители засуетились, стараясь получше принять и приласкать гостью.
Отец и раз, и два бегал в магазин, возвращаясь нагруженный всякой снедью. Мать жарила и варила. В доме вкусно запахло печеньем.
Старики были довольны. С приездом девушки к ним словно бы вернулась их собственная юность, они будто помолодели.
Так, в радостной суете, в заботах, прошли эти несколько дней.
Пора было расставаться, наступил день отъезда. Девушка уезжала домой ненадолго, чтобы подготовиться к уже назначенной свадьбе, а потом вернуться к ним—теперь уж навсегда.
Молодые пошли пройтись, а родители, ожидая их, начали накрывать на стол. На этот раз накрывали на четверых. Им хотелось посидеть своей семьей, без гостей, поговорить...
Старики словно боялись, что им помешают всей душой отдаться покою и счастью, которого наконец дождались они, пережившие войну. Разве могли они думать тогда, в гетто, что вынесут все, выпавшее на их долю, и доживут до этой минуты...
Управившись с делами, родители переоделись и стали ждать.
Просторная комната, где был накрыт стол, сияла чистотой. Люстру еще не зажгли, горела только одна лампочка. Мать что-то читала, рядом с газетой в руках сидел отец. Оба молчали. Все было как в театре, перед началом действия, тихо и полно ожидания. Лишь слышно, как у соседей играет радио. На дворе шел первый снежок, мелкой крупой стучал по стеклу.
Так они сидели и ждали, а время между тем не стояло на месте, оно шло себе своим чередом, ничего не желая знать.
Вот прошло полчаса, вот и час прошел. Уже погасла вечерняя заря...
Напротив в окнах многоэтажного дома зажглось множество лампочек. Их огонь сливался с разноцветьем праздничных гирлянд, натянутых над городом. Они мигали, то вспыхивая красно-желто-зеленым светом, то угасая на долю секунды, чтобы вновь загореться еще ярче, ослепительнее.
Где-то играла музыка. Кто-то на улице смеялся. А их все нет.
Отец то и дело поглядывает на часы. Что случилось? Где они? Ведь уже пора на вокзал. Они же мечтали посидеть вместе. Хоть бы уж поужинать успели да собраться...
А может, что-то стряслось? Вряд ли... Сказали— погуляют возле дома... А вдруг они поехали в центр, да никак не выберутся— праздник все же... Нет, конечно же нет—ведь им на вокзал...
— Ну как тебе это нравится?—спрашивает отец.— Может, сядем поужинаем? Сколько их можно ждать?
— Погоди... Подождем...
Они стараются не смотреть друг на друга. Молчат.
Отец снова не выдерживает:
— Напрасно беспокоимся. Ты тут места себе не находишь, а им плевать, они, видите ли, гуляют! Все, нечего больше ждать... Убирай со стола— отпраздновали. Придут—поедят на кухне. Не больно велики баре.
Отец убирает вино. Мать нехотя уносит все со стола, дрожащими руками складывает скатерть.
Они молча и сиротливо садятся ужинать. Их маленькая кухонька, прежде такая теплая и светлая, кажется им теперь тесной и неуютной. Стены обступают их со всех сторон, и оттого они чувствуют себя еще более одиноко...
Но вот и дети. Им, оказывается, захотелось пельменей с уксусом, и они зашли в кафе перекусить.
— Ну зачем вам пельмени,— никак не может понять мать,— когда мы наготовили полный стол? — И глаза ее наполняются слезами.
— Мамочка... Да что случилось?— чуть-чуть виновато улыбается сын.— Опоздали мы немного, ну что тут такого?.. Вот сейчас сядем и все съедим. Верно ведь?
Девушке неловко. Она чувствует, что получилось все как-то не так.
— Говорила же— пойдем домой, говорила... Когда сын, проводив невесту, возвращается с вокзала, родители еще не спят. Он садится на край кровати и начинает мечтать, как они поженятся, как она, жена его, обязательно поступит в институт. Он говорит, говорит...
А родители лежат молча, слушают сына и думают, что, может, зря они переживали— видно, забыли, что и сами когда-то были молоды и точно так же, как их сын, не всегда понимали своих отца с матерью. И они готовы простить и сыну, и его невесте эти маленькие обиды—лишь бы у молодых было все хорошо и они были счастливы.