Цыгане, ромы-романтики... Кто они и откуда? Да ниоткуда! С неба, из параллельного мира пришли. Сами необычные, и всё для них у нас необычно-непривычно. Вот и бродят, колесят по вселенной, ищут ту заветную дверь, пропустившую их. Душа цыганская не в силах успокоиться.
Вспомнилось мне несколько ярких встреч с ними, задержавшихся в закоулках памяти.
За хлебом
Было это в послевоенный год, когда в Советском Союзе только-только отменили продовольственные карточки. Истосковавшиеся по "вольному" хлебу люди ночами простаивали за ним у магазинов.
Жил я тогда у бабушки в Джанкое. Бабушка с вечера занимала очередь, а в три часа ночи приходила за мной. В это время очередь пересчитывалась поголовно. Каждому присваивался номер, и он старался запомнить, за кем стоит, чтобы кто "безномерной" не влез (такое до сих пор сохранилось - времена меняются, а люди нет). За очерёдностью строго следили "смотрящие" из наиболее активных.
Вместе со всеми за хлебом стояла цыганка. Тогда Джанкой негласно считался цыганской столицей Крыма, и этого народа в нем было довольно много. Отпускали хлеб по одной буханке в руки, так как ни одна пекарня не в силах была обеспечить всех желающих взять его прозапас. Все стояли спокойно и терпеливо ждали открытия окошечка в двери магазина. Но когда это произошло, случилось невообразимое: откуда ни возьмись нагрянула орава (именно так) галдящих цыганок и цыганчат и стала продираться сквозь сомкнувшуюся было очередь. "Наша" цыганка принялась энергично отталкивать задом стоящих за ней, пропуская впереди себя соплеменников. Опомнившаяся очередь возмущенно зашумела, "смотрящая" попыталась выдернуть из очереди наглую цыганку, на что та сделала неожиданный ход: задрала подол своей яркой шикарной юбки и, глядя невинными глазами, ласково предложила: "На кушай, кушай".
Ошарашенная женщина сконфузилась и отступила. Со всех сторон слышалось: "Тьфу! Бессовестная!!", но это нисколько не помешало цыганскому табору благополучно отовариться и исчезнуть так же внезапно, как и появиться.
По дороге домой бабушка повозмущалась, но потом, вздохнув, заключила: "Все хотят есть".
Гадалка
В нашем студенческом общежитии, длинной одноэтажной постройке, типичном бараке, которая осталась ещё от немецких колонистов, проживали, в основном, ребята из сел и ближайшего города Джанкоя, несколько керчан и даже, к слову сказать, "заблудившиеся" москвичи... Когда в его длинном коридоре раздался топот ног и голос: "Гадалка! Гадалка!" ,это никого не удивило - до Джанкоя езды поездом всего ничего, к томе же недавно неподалёку объявился цыганский табор.
Мы выскочили из своей "восьмиместки" и гурьбой вломились в самую большую дальнюю комнату. Там уже было битком набито жаждущих развлечений. За большим столом сидел Вовчик, невысокого роста симпатичный студентик. В его кулаке был зажат бумажный рубль, а перед ним цыганка раскладывала колоду карт.
- Всю правду скажу, яхонтовый ты мой, что было, что будет, что сердце приголубит, - она долго вглядывалась в одну из карт и затем уверенно выдала: - Имя твоё - Володя.
Все ахнули и теснее сгрудились вокруг стола.
- Позолоти ручку, кучерявенький, - Вовчик выложил свой рубль, гадание продолжилось. - Голубка бела под окном села, думала, гадала, суженого поджидала. Вольна карта ложилась, в ней имя таилось - Люда, - Вовчик зарделся и кивнул головой, верно мол. - Не вей суховей с четырёх дверей, пятой не бывать, дай правду узнать.
Она долго всматривалась в очередную карту и загадочно молчала. Напряжение возрастало, все ждали.
- Голубка бела тосковала, белу пару поджидала, красный голубь прилетал, про любовь ей ворковал.
- Не печалься, соколик, всё поправимо. Горе, беду - всё отведу. Не скупись, брилиантовый, ещё денежку дай.
Вовчик похлопал себя по карманам и беспомощно огляделся. Многие смущенно отводили глаза.
- На хлеб. На хлеб детям дай, - не отступала гадалка.
Наконец кто-то бросил на стол мятую, наверняка припрятаную на черный день рублевку. В те времена рубль имел большой вес, на него бедный студент мог довольно сносно пообедать в студенческой столовой, на хлеб с солью и пустой чай хватило бы.
Чем бы это всё закончилось, не ясно, но тут в комнату заглянул Надёжкин, разбитной джанкойский парень, студент из параллельной группы.
-О! Зара, привет, - кивнул он цыганке.
- Я вас не знаю, - она поднялась из-за стола.
- Да ты что! Уж мне-то лапшу на уши не вешай, я тебя, как облупленную, знаю. У тебя пятеро детей. Да я с твоим братом Сашко дружу!
- Я вас не знаю, - повторила цыганка, сгребла всё со стола и прошмыгнула в дверь.
Надёжкин восхищенно покрутил головой и рассмеялся:
- Эх вы, фраеришки лопоухие! Да она в нашем городе знает всё - кто, что и с кем. Первоклассная разведчица, да и прибрехать мастерица, хлебом не корми.
Кулика
Был жаркий день. До железнодорожной станции оставалось хода минут двадцать, и я не спешил. Путь мой пролегал мимо артезианской скважины, увенчанной водоразборной колонкой. Из неё непрерывно лилась вода, образуя у своего подножия небольшое озерцо.
Я наклонился было к прохладной струе, и тут за спиной услышал голосок:
- Сынок отойди, я коня напою.
Оглянулся - девчушка стоит, цыганочка, ну, лет десяти, не более. Коня в поводу держит, в зубах папироса дымится. Как подошла, не заметил. Огляделся. Подле железнодорожной насыпи (по ней на станцию ходили, дорога-то крюк делала) приютился цыганский табор - костры горят, кибитки расставлены.
Откуда-то возникли двое чумазых цыганчат.
- Дай закурить.
С важным видом, не спеша (самому тогда лет шестнадцать было), я не достал, а извлёк из кармана портсигар, полный дешёвеньких папирос. Тотчас к нему протянулись четыре руки, и двадцать грязных пальцев разом сгребли всё его содержимое. Я запоздало щёлкнул крышкой, но под ней оказалась зажатой лишь единственная покалеченная папироска. "Грабители" тут же исчезли.
Укоряя себя за глупое бахвальство, я взобрался на насыпь и столкнулся с молодой цыганкой. Она держала на руках удивительно белобрысого ребёнка.
- Ой! - невольно воскликнул я. - Откуда он у тебя такой взялся?
- Оттуда, откуда и ты, - отрезала она и решительно двинулась на меня.
Я мысленно развёл руками - вопросов нет, отступил и вынужден был скатиться с насыпи под откос.
Жара притянула тучи, и первые крупные капли дождя уже сворачивали катышки пыли на перроне, когда я туда добрался. В маленьком накуренном станционном домике народу битком. Подвыпившие мужики (неподалёку находился "Голубой Дунай",ларёк со спиртным на розлив, прозванный так за голубую окраску),пристали к маленькому цыганчонку:
- Спляши "кулика", рупь дадим.
Цыганчонок охотно принялся притопывать босыми ногами по заплёванному полу, хлопал в ладошки впереди и сзади себя и припевал:
- Кулика, кулика в теба ж... велика. Арбуз, дыня... - дальше следовала ну очень "грубая латынь".
Мужики довольно загоготали, но со стороны женщин понеслись возмущенные голоса:
- Замолчи! Пошел вон отсюда!
Мальчонка остановился, его глаза округлились. Он растерянно оглядывался, как бы спрашивая: "Что случилось? Сами же просили... И где же теперь мой честно заработанный рубль?"
Цыганский барон
Это было в захолустном в те времена городе Джанкое, где улицы возле водоразборных колонок вечно утопали в непросыхающих лужах, а в канавах у железной дороги в черте города в мутной воде, среди ряски и тины, водились огромные лягушки, которых все называли скракули. Страна отмечала День Победы, и мы со школьным приятелем решили сходить в городской парк отдыха, всё равно податься было некуда.
На зацементированном, размером с гулькин нос, танцевальном пятачке нестройно громыхал духовой оркестр из подростков. Среди них с важным видом стучал колотушкой по барабану наш великовозрастный одноклассник Коля. Он упорно стремился не замечать нас.
Мы уже было заскучали, но тут кто-то сказал, что неподалёку находится настоящий цыганский барон со своей старшей женой. Мы немедленно бросились на поиски и обнаружили супружескую пару на окрашенной к празднику дальней скамейке. Он - холёный красавец с маленькими усиками. Жгучий взгляд его глаз заставил бы ёкнуть сердце даже самой осторожной дамочки. При каждом движении на груди красавца позвякивали награды. Повоевал, значит, и это был его день.Он был одет в дорогой, голубоватого цвета костюм. Из-под пиджака, небрежно накинутого на плечи, виднелась белая парашютного шелка рубашка.
Яркая цветастая шаль покрывала голову его супруги. Выглядела она гораздо старше его. А может, так казалось.
Оба были изрядно навеселе. Брюки цыган заправил в сапоги и похлопывал по их начищенным до блеска голенищам рукояткой витой плётки. Баронесса положила голову на грудь мужу и закрыла глаза. Так они молча сидели некоторое время. Внезапно её вырвало прямо ему на грудь. Напрасно она старалась снять платком следы своего конфуза. Он вскочил, выругался и принялся хлестать жену плёткой. Она молча сносила побои, только её худенькие плечи вздрагивали при каждом ударе.
- Что ты делаешь, гад! - закричали мы и схватились за камни.
Барон оскалил зубы и сделал шаг в нашу сторону. Мы бросились наутёк. Разве могли два дохленьких пацанёнка противостоять здоровенному мужику даже с помощью пары камней. Позади слышались проклятия.
Парк уже наполнялся празднично разодетыми парами. Женщины с цветами в руках доверчиво прижимались к своим спутникам и счастливо смеялись. Они шли навстречу музыке, туда, где стояла окрашенная к празднику скамейка.