|
|
||
Фамилия Доломанов - редкая и красноречивая. Доломан - это короткий гусарский мундир, к которому пристегивался ментик. Гусары - легкая кавалерия. Принято считать, что гусары эдакие бравые, привилегированные легкомысленные, скорее гуляки, чем вояки. Красавцы - сердцееды. Однако, именно с ними связаны понятия воинской чести, слова, безупречности поступков. Гордости Отечества Российского. Армейской аристократии. Наверняка кто-то из наших предков был именно гусаром. Доломановы - представители древнейшего дворянского рода с собственным фамильным гербом. Владели землями в Тульской и Воронежской губерниях. ################### Великая отечественная война. Берлин. Аксай. Курилы. Казахстан. Балаклава. В этой части я разместила стихи своего отца - Виктора Доломанова, которые он начал писать во время войны. ################### Впереди сырой траншеи На краю живой земли Мы заметили, синеет Что-то нежное вдали. Что ж то, думаем такое Тут осмелилось расти? Только ясно, что живое, Значит надо то, живое Обязательно спасти. А над самой головою Смерть холодная свистит. И решили всей гурьбою, Всей солдатскою братвою "Усик" к немцу подвести. Как кроты, мы рылись в глине И когда светлел восток, Над траншеей вспыхнул синий Изумительный цветок. Так отбили у войны Мы разведчика весны. (Под Керчью, 1944г.) |
Мои дедушка и бабушка по папиной линии жили на Дону. Дед был настоящим донским казаком станицы Аксайской.
Николай Саввич Доломанов родился 14 октября 1886 года. В семье были братья. Семья тогда жила в Ростове-на-Дону.
15 ноября 1908 года молодой смуглый красавец обвенчался со стройной миниатюрной и миловидной Элей. Евлампией Морсковой. Была она круглой сиротой и воспитывалась у родственников. Родная сестра Мария - по мужу - Горанько проживала в Ростове.
В семье бабушкиной дочери Любочки сохранилась свадебная фотография. Видимо, сделанная после венчания.
Молодым по 22 года. Эля в красивом длинном до пят светлом платье с широкими рукавами ниже локтя. Матовую шелковую ткань украшают продольные блестящие узкие полоски. Под грудью бант из этой же ткани. Молодая жена сидит в резном деревянном кресле.
У нее прическа из длинных темных густых волос, подобранных кверху корзинкой. На шее - модный в то время крупный медальон. На правой руке - дамские часики на браслете. Овал лица нежный. В маленьких ушках - серьги. Взгляд спокойный приветливый.
Рядом, заложив руки за спину, стоит высокий красивый стройный с классическими чертами лица, Николай. У него вьющаяся шевелюра черных густых волос. Один непокорный завиток упал на высокий чистый лоб. Под густыми бровями цыганские обольстительные, влажные, черные как маслины глаза. Недлинные, но густые "гусарские" усы. Лицо продолговатое, как принято говорить, породистое.
На нем костюм-тройка с белой сорочкой и галстуком. Блестят новые начищенные кожаные темные туфли.
Фото наклеено на твердое картонное паспорту. Внизу над вереницей десятка царских знаков отличия золотыми буквами вытеснено "Придворная фотографiя" В.Мищешина. Ростовъ н/д.
Судя по внешним атрибутам относились Доломановы к зажиточным слоям казачества.
Кто были их родители? Как они жили? Кто наши предки? Откуда они? Ответов на эти вопросы у меня нет. Архивы или отсутствуют, или безмолвствуют. На все мои запросы.
Выводы будем делать сами.
Фамилии - ключ к разгадке. Кто были наши предки, какими профессиями владели, какой род занятий был им присущ? Многое можно почерпнуть, именно исследуя корни и происхождения фамилий. Кому-то достались они непосредственно благодаря принадлежности к сословию, кому-то по месту жительства, кому-то по мастерству в избранной профессии. Или даже по прозвищам, по производным от имени родителей или покровителей.
Фамилия - Доломанов редкая. И сама по себе весьма красноречива.
Доломан - в дореволюционной России это короткий гусарский мундир, к которому пристегивался ментик. А также сам ментик. Ментик - короткая накидка с меховой опушкой.
Эта трактовка из толкового словаря профессора Ушакова. В четырех томах выпуска 1938 года. Словарь отца. На этом толковом словаре русского языка я выросла. С "младых ногтей" все непонятные слова я искала именно в нем. Я любила его читать, искать объяснения пословицам. Уточняла свои представления о каких-то выражениях. Редких, метких, уже выходящих из обиходной разговорной речи.
В Советском энциклопедическом словаре 1982 года (кстати, купленном мной с большими трудностями по лотереи, разыгранной среди так называемых "книголюбов", на работе в Гипромезе), доломан трактуется уже проще. Как гусарский мундир, расшитый шнурами.
Впервые гусарские части появились в Венгрии в 15 веке. В русской армии гусары - это легкая кавалерия для ведения разведки, действий в тылу и т.д.
Почему-то принято считать, что гусары эдакие бравые, привилегированные легкомысленные, скорее гуляки, чем вояки. Красавцы - сердцееды.
Однако, именно с ними связаны понятия воинской чести, слова, безупречности поступков. Гордости Отечества Российского. Армейской аристократии.
Хотелось бы думать, что именно оттуда "растут ноги" и кто-то из наших далеких предков был именно гусаром. И это пока единственное мое объяснение такого происхождения фамилии.
Благодаря знакомству со своими однофамильцами в социальном интернет - проекте "Одноклассники" и специально созданной Вовой группе "Доломановы", стала известна ещё одна версия возникновения нашей фамилии.
Якобы, Петр 1 своим Указом объявил конкурс на лучший пошив верхней одежды для кавалерийских частей армии - доломана. Победителям - портным из Калужской губернии в награду были выданы "вольные" и присвоена новая фамилия - Доломанов. Где-то в недрах архивов существует даже копия упомянутого Указа.
По другой информации наших однофамильцев, род Доломановых владел землями в Тульской губернии, а затем в Воронежской. И существуют архивные документы о том, что Доломановы - представители древнейшего дворянского рода с собственным фамильным гербом.
А в Ростове-на-Дону есть административная единица - Доломановский переулок. Когда-то на его месте было поселение Доломановых.
В отцовском архиве хранится фотография молоденькой Евлампии Доломановой. На обороте её рукой выведено: "О тяжело мне. Помоги мне Боже"
ЕВЛАМПИЯ ДОЛОМАНОВА
Спустя три года после свадьбы в семье родился первенец - Виктор. Наш отец.
В 1914 году началась первая мировая, или как ее называли, империалистическая война. Оставив молодую жену с маленьким сыном на руках, Николай ушел на фронт. В составе Донского казачьего войска.
Казаки уходили со своим оружием, конем и амуницией.
У нас хранится фотография Николая Саввича в казачьей боевой форме с драгунской шашкой образца 1882 года. Шашка это холодное оружие. Рубяще-колющее. Состоит из длинного, слегка изогнутого, клинка. И рукояти, или эфеса. Носится в ножнах. В футляре. Драгунская, это значит кавалерийская. Так на французский манер до революции 1917 года называли царские кавалерийские полки. Эскадрон драгун. Летучих...
За участие в боевых сражениях в первой мировой войне Николай Саввич Доломанов был награжден царским Георгиевским крестом. Лет ему было тогда около 30.
Георгиевский крест, или орден святого Георгия, был учрежден в России с 1769 года для награждения офицеров и генералов за военные отличия. С 1807 года им стали награждать солдат и унтер-офицеров. До 1913 года назывался орденом, с 1913 - Георгиевским крестом.
КАЗАК НИКОЛАЙ ДОЛОМАНОВ
Многим награжденным после боев донским казакам даровались с царского плеча дворянские звания и офицерские погоны.
Но, увы... На пороге, была революция большевиков. Она на 70 лет изменила ход истории в России и перевернула все вверх дном.
Вторым сыном в семье был Александр. Младшей и любимой всеми, дочка Любочка.
Виктор, наш отец, после окончания школы, в 1931 году поступил в Ростовский Политехникум Водного Транспорта на дневное отделение. Изучал устройство, теорию вождения и ремонт корабля. Корабли тогда были на основе паровых котлов и турбин. Слушатели, молодые парни, кроме судоустройства учили общественные науки - обязательный в то время ленинизм, историю ВКП(б) - Всесоюзной коммунистической партии большевиков. Политэкономию, немецкий язык, общеобразовательные предметы (физику, математику, химию, биологию и пр.) А так же ряд специальных курсов - сопротивление материалов (славно всем известный сопромат), теоретическую механику - теормех, теорию металлов, термодинамику. В техникуме обязательным курсом было военное дело.
Практику курсанты проходили в кузнечном, слесарном, токарном, медницком и котельном цехах судоремонтного завода.
В навигационное время - практическое плаванье на судах. Вначале на земснаряде Д-3. А потом были посудины и посерьезней. В, частности, пароход с таким воинственным названием "Грозящий". Плавали, вернее, "ходили" в течение 10-ти с половиной месяцев. Почти год!
Практику проходили в Астрахани. Там же в местном фотоателье запечатлели себя на память однокурсники Вергун Андрей, Пещеруков Анатолий и Доломанов Виктор. Молодые красивые перспективные. На фото они все в костюмах, при галстуках.
В 1935 году отец получил СВИДЕТЕЛЬСТВО об окончании Политехникума. Квалификационная комиссия Наркомвода присвоила "Доломанову В.Н. звание техника водного транспорта по речной, озерной и местной морской судомеханической специальности паро-механического уклона".
В последствии, в 1944 году, Ростовский Политехникум Водного Транспорта был реорганизован в Мореходное училище им. Г.Я. Седова.
На фотографии, вклеенной в СВИДЕТЕЛЬСТВО об окончании техникума от 15 мая 1935 года, у молодого 24-х летнего Виктора экзотическая, яркая запоминающаяся внешность. И это вовсе не потому, что он мой отец.
Он слишком выделяется своей кудрявой шевелюрой, которая не разваливается по сторонам, а возвышается над высоким и чистым лбом, такой объемной непокорной копной, устремленной ввысь. Лицо смуглое. "Очи страстные, очи жгучие" - это про его влажные черные миндалевидные глаза. С поволокой и белками цвета беж. Сочные мягкие губы.
ВЫПУСКНИК ПОЛИТЕХНИКУМА ВИКТОР ДОЛОМАНОВ
Сейчас его лицо непременно назвали бы сексуальным. Тогда в лексиконе подобные слова отсутствовали. Они бы только дискредитировали молодого человека. Затеряться в толпе с такой внешностью практически невозможно. Даже при большом желании. Что можно констатировать однозначно и с большой долей уверенности, так это то, что с такой броской внешностью в чекисты не берут. Cлавянским такое лицо то же не назовешь.
Сохранилось несколько фотографий, сделанных в период обучения.
КУРСАНТЫ ТЕХНИКУМА ВОДНОГО ХОЗЯЙСТВА
(Второй слева - Виктор Доломанов)
В учебной аудитории чуть больше десятка слушателей с конспектами. Среди них Виктор Доломанов. Молодой яркий. На голове такой небрежный "творческий беспорядок".
Еще уцелели фотографии того периода - в ростовском доме отдыха в 1933 году.
Фото дома отдыха достаточно колоритные. Снимка два. Один групповой. Видимо, на парадном крыльце. Группа людей, человек 80, расположилась в 5-6 ярусов на ступенях и два десятка человек на полукруглом деревянном балконе. Резное деревянное ограждение завешено транспарантом "Революционный привет коммунистам, комсомольцам и Красной армии Китая!". Ни много, ни мало.
Отец на балконе, в самом центре живописной группы. Он раскрепощен и улыбчив. Молод и оптимистичен.
Осень. Многие уже одеты в пальто, (даже в зимние, с меховыми воротниками - народ приехал "на юга" издалека, из необъятной Родины моей) или в кожанки. На головах у барышень модные вязаные шапочки по голове - "минингитки". Мужики сплошь в картузах. По моде - больших, с какими-то гипертрофированными козырьками. Кое - кто в папахе. Меховой. Или ушанке. Есть и "буденовки" с красной звездочкой по центру.
Люд простой - рабоче-крестьянский.
И еще одна фотография. Компания из шеcти человек. Четверо парней и две барышни. Отец держит в руках семиструнную гитару, присев на одно колено. Улыбается не натянуто, для моментальной фото-показухи, а открыто и искренне. Он явно в прекрасном расположении духа и по всему - душа компании.
На голове светлый картуз с огромным козырьком. Он в темном костюме и белой рубашке. Воротник рубашки выложен поверх воротника костюма. Такой же белый платочек - в нагрудном кармане. Ворот рубашки расстегнут и слегка схвачен галстуком-платком. Галстук не классический. Он шелковый, блестящий однотонный, темный. Почему-то, мне кажется, что зеленый. Светлые носки и темные кожаные туфли. Одним словом, ростовский пижон.
У отца цыганская внешность. Слишком яркая. Кожа смуглая, загорелая. По - южному горячая, темпераментная душа, которую не спрятать. Ему и в костюме не холодно.
На обороте фотографии девичьей рукой выведено " Память о красивых днях дома отдыха. Туся."
В голодные 30-е годы старшие братья, Витя и Саша, с большой нежностью и заботой относились к своей сестричке Любочке. Была она хрупкая, красивая. От недоедания - слабая, и братья в прямом смысле носили её на руках.
В 1939 году отец снялся со своим товарищем в ростовском фотоателье. Свежий, молодой, с коротко стриженными, уложенными и приглаженными, может даже бриолином, волосами. Он в белой сорочке с коротким рукавом и темным галстуком, белых брюках. Почти Рио - де - Жанейро. В те годы ходила расхожая формулировка: Одесса-мама, Ростов-папа.
ВИКТОР ОТМЕЧЕН ПЕРВОЙ НАГРАДОЙ
После окончания Политехникума у отца на груди появляется небольшого размера медаль. Она висит на металлической планочке с одноцветной орденской ленточкой.
На знак отличия учащегося мореходки это не похоже.
Окончание ВУЗов сопровождалось вручением "поплавков". Таких значков-ромбиков с соответствующим обозначением на них аббревиатуры учебного заведения. Касалось ли это техникумов, я не знаю.
Но на одной из фотографий того времени, у отца на лацкане пиджака пришпилен похожий на "поплавок" значок, который больше нигде не встречался.
А с небольшой по размеру круглой медалькой отец никогда больше не расстанется. Он приколет ее слева на свою новую гимнастерку, когда уйдет на фронт. И уже не снимет, а только будут прибавляться к ней боевые ордена и медали. По всему этот знак отличия очень важен и дорог ему. Эта медаль похожа на награду победителей и лауреатов. Может, он связан с какими-то заслугами на литературном поприще? Может, отец стал лауреатом какого нибудь поэтического или литературного конкурса, или успешным выпускником журналистских или литературных курсов?
Никаких документов или самой медали не сохранилось.
В семье Доломановых Виктор оказался единственным среди детей, кого притягивала магия слова. Мелодия стихосложения. Он был на удивление одаренным, очарованным поэзией и она сама собой складывалась и рвалась наружу. Искала выхода.
Натура Виктора чувствительная, ранимая и добрая. Впечатлительная.
Стихи он начал писать рано.
22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война. Германия внезапно напала на СССР. В 4 часа утра. Мужчины были призваны в действующую армию.
На фронт Виктор ушел бойцом-артиллеристом. Имея за плечами после изучения в техникуме курс военного дела, он прошел краткосрочную школу подготовки офицеров.
Воевал отец в составе 242 горнострелковой дивизии 44 минометного полка.
Зимой 1941-1942 года отец принимал участие в обороне столицы нашей Родины. Немцы тогда подошли близко к Москве и нужно было любой ценой защитить самый главный город страны.
На фотографии для документов он в светлом овчинном тулупе с меховым воротником и меховой ушанке с красной звездочкой.
ПОД МОСКВОЙ, ЗИМА 1941-1942г.
Тогда же родились первые фронтовые строчки:
В то утро горы ледяные
Нам засверкали на пути
И каждый понял, что отныне
Нам дальше некуда идти.
Мы молча рыли аппарели
Как нам сказал тогда комбат:
Чтобы весь день, чтоб всю неделю,
Чтобы навеки устоять.
Под Москвой, зима 1941-1942г
26 апреля 1942 года, стихотворение "Клятва у знамени" старший лейтенант Виктор Доломанов прочтет перед строем бойцов при вручении 44 минометному полку Гвардейского знамени. Это событие произошло в Покровско-Страшневом. Под Москвой.
Над нами весеннее солнце горит,
Птичья проносится стая.
И улыбаясь, с портрета глядит
Нарком и отец наш - СТАЛИН!
В шеренгах повеяло юностью пламенной,
Будто мы вновь родились,
Будто под ленинским трепетным Знаменем
Мы начали новую жизнь.
Огнем опаленный суровою новью
Мир предстал перед нами.
Прими же клятву нашу сыновью,
Победное Красное знамя.
Клянемся грозным русским оружьем,
Мы с честью исполним свой долг.
Лютую смерть на фашистов обрушит
Сорок четвертый полк.
Порох и ярость в каждом патроне -
Гвардеец к врагу жесток.
Чести гвардейской в бою не уронит
Сорок четвертый полк.
Нам солнца милее, нам жизни дороже
Знамени рдеющий шелк.
Армии Красной славу умножит
Сорок четвертый полк.
Вперед на Запад, за нашим вождем,
Страха в бою не зная,
Вместе с весной по земле пронесем
Сталинской Гвардии Знамя.
До конца войны еще было тяжелых три года, но вера в Победу была стойкой и непреклонной. Как вера и поклонение Вождю. С именем Сталина шли в атаку. С именем Сталина бросались на амбразуры. С его именем на устах умирали.
За Родину! За Сталина!
На освобождение Москвы отец написал еще одно стихотворение.
Сереют рыхлые снега,
Повей, апрель, повей!
И хоть Москва еще строга,
На сердце веселей.
И хоть на улицах лежат
Балластные мешки,
Мы знаем, будет враг зажат
В железные тиски.
Мы знаем, в капельках дождя
Весна войдет в аллеи
И вновь увидим мы вождя
На главном мавзолее.
В такой же, как у нас
Шинели серой,
С такой же, как у нас
Звездой,
С такой же. как у нас
Солдатской верой,
С отцовскою душой.
И полководцу отсалютовав.
Его бесстрашьем загораясь,
Мы на врага обрушим лютого
Всю нашу ненависть
И ярость.
Мы солнцем Родину зальем,
Все пустыри опять засеем,
И вновь покроет чернозем
Всепобеждающая зелень.
Москва, апрель 1942г.
В том же 42 году было написано стихотворение
Я не забуду той станицы
И куреня, где пахло сеном,
Куда внесли нашу сестрицу,
Как мы зовем их неизменно.
В матросской, вылинялой робе,
С повязкой влажной на челе
Она жила полдня в окопе -
Семнадцать весен на земле.
Фронтовые дороги отца я с легкостью проследила по написанным им стихам. Свои эмоции после тяжелых боев и болезненных для него потерь товарищей по оружию, выливались в зарифмованные строки. Может, это была не всегда "высокая поэзия", но это были искренние переживания ранимого и чуткого человека. Личности творческой и несомненно талантливой.
Осенью-зимой 1942 года шли тяжелые бои в Предкавказье.
Горный проход по долине реки Терек через Сунженский хребет называется Татарпутское ущелье. Сунженский хребет считается низкогорным - высота до 926 метров.
Само ущелье носит еще такое красивое название - Эльхотовские ворота. Через ворота проходит железная дорога Ростов- на-Дону - Баку. И Военно-Грузинская шоссейная дорога.
Эльхотовские ворота шириной 2-3 км и длиной около 10 км.
Летом 1942 года в этом районе местное население и советские войска укрепили вход в ущелье оборонительными рубежами. Были вырыты лабиринты траншей, установлены мощные противотанковые заграждения. Нашпигованы взрывчаткой километры минных полей.
В сентябре 1942 года немцы штурмовали ущелье и заняли село Ольхотово. Превосходство немецкой артиллерии было более чем в 6 раз. А танков в 4 раза.
До конца декабря 1942 года наши войска ценой огромных потерь удерживали тут оборону.
Тяжелейшие бои вошли в военные энциклопедии под разделами: Битва за Кавказ. Моздок-Малгобекская операция. Ольхотовские ворота.
В октябре 1942 года здесь воевал отец.
Документальное подтверждение - это фотография, сделанная в сентябре 1942 года в селении Хумалаг под Орджоникидзе, что в Северной Осетии.
Отец в звании старшего лейтенанта. Коротко стриженный, почти "под ноль". Офицерские знаки различия еще располагались на петлицах и рукавах гимнастерок. Офицерские погоны введут с января 1943 года.
Отец в гимнастерке с нагрудным знаком "Гвардия" на правой стороне груди. На левой - к верхнему клапану нагрудного кармана пришпилена небольшая круглая медаль, о которой я уже упоминала, неизвестного мне происхождения и достоинства. Но по всему, значимая для отца и ценимая им не меньше Гвардейского знака.
Знак "Гвардейский" был учрежден 21 мая 1942 года. А части, соединения, корабли Советских Вооруженных Сил, которые отличались высоким воинским мастерством, массовым героизмом и мужеством преобразовывались в Гвардейские. Им вручались Гвардейские Знамена, а бойцам - Гвардейские звания и нагрудные знаки.
Ему посчастливилось выжить. После очередного боя появились такие строчки:
Памяти Марка Езерского, гвардии лейтенанта.
В ущелье, у Эльхотовских ворот
Подбили немцы гвардейский миномет.
Враг долго караулил цель такую...
Пошли фашисты, атакуя
Расчет. И в нем юнец остался жив
А в батарее он электриком служил.
Тихоня, с золотым пушком.
Все звали его "маминым сынком".
В последний миг "сынок" нашел
В машине припасенный тол.
И благородное, большое сердце
Исполнило закон Гвардейца...
Мы залп давали всем полком,
Прощаясь с "маминым сынком".
Из Ленинграда все шли письма,
Мы с сообщением тянули:
Ведь был у мамы он
"Единственный сынуля".
В начале января 1943 года войска Закавказского фронта перешли в контрнаступление и отбили у немцев и Моздок, и Эльхотовские ворота, и Терек.
Я часто читала и видела в кино лозунги "Все для фронта!". Как в тылу на эвакуированных заводах собирали танки. В цехах точили на станках снаряды. Отправляли на фронт теплые вещи. И нашла у отца документальное подтверждение в стихотворении
Ты какою шла дорогой,
Ты в каком была порту,
Что Абхазии далёкой,
Сохранила теплоту.
Мы на воздухе морозном
Тесаком срезали нить.
Бережно и осторожно,
Чтобы адрес сохранить.
То ли с гор, то ли с долины,
Чья -то щедрая рука
Уложила мандарины,
Два сатиновых платка.
Табачок сухумский, сладкий,
"Золотой весны" флакон.
Даже школьные тетрадки,
Даже в банке молоко.
И товарищи по службе,
Покуривши хорошо,
Разговор вели о дружбе,
Нерушимой и большой.
И когда комбат наш строгий
Перешел опять к письму,
Каждый думал: эти строки
Адресованы ему.
Каждый думал: отвоюю
И в каком-нибудь году
Эту девушку родную
Обязательно найду.
1942год.
В феврале освобождена родная отцовская земля - Ростов-на -Дону.
В начале 1943 года отец воюет уже на Кубани в составе все той же 242 горно - стрелковой Краснознаменной дивизии. В документах на печати можно рассмотреть ее старое название - Туркестанская.
К апрелю 43 года наши войска освобождают Ставрополь, Армавир, Краснодар.
И все это пройдено отцом пешком под пулями. Под снегом и дождем. И только сейчас до меня доходит весь ужас этой смертоносной войны. Не абстрактной. "Они сражались за Родину". А именно жуткой, страшной. Несущей смерть каждую секунду. В холоде, в раскисшем глинистом бездорожье. При отсутствии каких- либо минимальных санитарных условий. Не говоря уже о минимуме удобств. Кое-как есть, кое-как спать. Днями не снимая потных, мокрых гимнастерок, которые высыхали от тепла человеческого тела. В тяжелых сапогах. Не давая отдыха ногам в прелых портянках. Как это можно было все вынести?
Какие дни у вас теперь?
У нас - дождь нескончаемый
И вспоминаем о тепле
За черной кружкой чая мы.
Мой друг, задумчивый солдат
Пыхтит цыгаркой дымною,
Все ищет он своих ребят,
А я - свою любимую.
Мы столько верст прошли вдвоем,
Что им и счет потерян,
Мы думою одной живем,
В нее, как в правду верим.
Что скоро громы отгремят
И ливни землю вымоют
Старик найдет своих ребят,
А я - свою любимую.
И вновь повеет от земли
И теплотой и лаской
Всем тем, что жадно берегли
В простой душе солдатской.
В апреле 1943 года в Краснодаре отец некоторое время был в "учебке". Повышал боевую квалификацию на краткосрочных офицерских курсах. По окончании молодые офицеры сфотографировались на память. Отцовской рукой на обороте перечислены "действующие лица".
КРАСНОДАР, апрель 1943г
1-ряд, слева на право,
гв. л-т Скублов Сеня,
гв.капитан (неразборчиво)
гв.капитан Швец Тимоша,
гв.капитан Батогов,
гв.ст. л-т. Илья Селиверстов.
2- ряд гв.л-т Касатуров Женька,
гв.л-т Левандо Борис,
гв.л-т Сиваев,
гв.л-т.Павлюков,
гв.ст.л-т Доломанов,
гв.ст.л-т Сметанников,
гв.л-т Жарков Евгений.
Некоторых отец называет с явной симпатией - Сеня, Тимоша, Женька. Видимо, были они "душой компании, группы". И так их зовут "товарищи по оружию".
Гимнастерки выстираны и отглажены. Знаки отличия на петлицах еще не сменили на погоны. На груди у всех знак "Гвардеец". Только капитан Батогов уже орденоносец. Все с новыми портупеями. Свежевыбриты и пострижены. Отдохнувшие, после небольшой передышки. У отца на левой стороне груди все та же неизвестная медаль, которая для него, видимо "дорогого стоит".
Как разбросает их жизнь и новые назначения? Все ли выйдут живыми из предстоящих боев? Или для кого-то это, может последний снимок?
Лица у всех открытые, спокойные. С фотографии смотрят уверенные молодые мужественные бойцы. Как у Ремарка - "молодые львы".
Жаль, что их дальнейшая судьба не известна.
В 43 году отец воевал на Кубани. Близь хутора Гречаная балка. Не смогла я найти этот затерявшийся хутор ни на каких картах. Ни на картах боевых действий в энциклопедии Великой Отечественной войны, ни на географических картах СССР. Ни одной строчки об этом селении в Энциклопедическом словаре.
Об этом, забытом богом хуторе, написал отец после очередных боев:
Третьи сутки идет перепалка,
А четвертые - дождь и снег,
Проклинаем Гречаную балку,
Видим "гречневую" во сне.
И клянем почем зря нач прома,
Хоть и ясно - он не при чем:
С медикаментами подводу
Еле вытащили тягачом.
А под вечер пришла сестрица,
На руке почерневший жгут.
-Как бы, милые, потесниться,
Две подружки еще придут,
А на фронте такое правило,
Всем без рангов оно велит,
И тепло, и табак, и славу -
Все с товарищами делить.
И когда тебе станет трудно,
Что не выдержишь. Ты крепись,
Помни, в плавнях горящей Кубани
Бьются девушки наши за жизнь.
Хутор Гречаная Балка,1943г.
ГВАРДИИ СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ ВИКТОР ДОЛОМАНОВ
В книге 'Воспоминания ветеранов-энергетиков о Великой Отечественной войне', выпущенной в 2005г. издательством Энергоатом, Москва, есть статья Дмитрия Кирилловича Жеребко. Гвардии сержанту 3-ей батареи 263 дивизии 44 Гвардейского полка Дмитрию Жеребко шел в то время 22-й год. Назначен он был командиром 3-его расчета нового секретного минометного орудия - БМ-13, впоследствии славноизвестной 'катюши'.
Вот как он вспоминает о своем однополчанине старшем лейтенанте Викторе Доломанове:
'Пока не поступила команда переправляться в Крым, гвардейцы отдыхали. Постоянно слушали сводки Информбюро и радовались успешному наступлению на всех фронтах. Хорошо было слушать, как играл на баяне Федя Кравцов и пели солдаты.
Однажды к нам зашел пропагандист полка Виктор Доломанов и сказал: "Федя, ты хорошо играешь на баяне, а я сочинил полковую песню, вот ее содержание:
То ни гром, ни молнии вспышки,То от наших грозных батарей,
То громить врагов заклятых вышли
Мы с "Катюшей-Катенькой" своей.
Припев: Бей покрепче фашистов "катюша",
Задание Родины выполним в срок.
Лютую смерть на фашистов обрушит
Сорок четвертый гвардейский полк."
Виктор попросил Федю переложить слова на музыку. Федя это сделал, и песня стала нашей полковой'.
Из этих воспоминаний мы узнали, что 44 Гвардейский полк был награжден орденом Красного Знамени. А все гвардейцы полка - медалью "За оборону Кавказа". Так были оценены действия каждого бойца и полка в целом за успешное выполнение заданий Ставки Верховного Главнокомандующего и командования фронта, за участие в освобождении кавказской земли
Эту ценную информацию о боевых буднях 44 минометного полка, об участии отца в боях на Кавказе отыскала на несметных просторах интернета моя внучатая племянница Оля Доломанова - внучка боевого мичмана Черноморского флота Александра Николаевича - родного брата Виктора Доломанова.
Осенью 43 года отец участвует в оборонительных боях под Керчью. Они продлятся вплоть до весны следующего года. В этих утомительных боях отец напишет стихотворение о человеческих, таких земных и казалось бы несовместимых с войной, чувствах. О нежности, жажде любви.
Им бы только любить, таким молодым, сильным, красивым. Ухаживать за девушками, баловать их. Растить сыновей.
Неотступная, неистовая
Ты толкаешь меня туда.
Где каленая сталь не выстоит,
Где, как порох, сгорают года,
Где с холодною глиной смешанный,
Бьется в судоргах виноград,
Где над братской могилой свежею
Не проронит слезы солдат.
По воронкам, что оспою черной
Земляную изъели корку,
Задыхаясь, тебе покорный,
Шел глотая слюну прогорклую
И когда в затемненных спальнях,
Повторялись вчерашние истины,
Я в овраге лежал, взрывом сваленный,
Во всей ночи один единственный.
Здесь не место, тебе, романтика
Здесь войны сумасшедшая явь
Поднимает упавшего ратника,
Посиневшей рукою обняв.
Если б знать ты могла, если б поняла,
Как холодную ночь тесня,
Ты солдатское сердце полнила
Теплотою целительной дня.
И губами еле ворочая,
Славя имя твое в бреду,
Осязал он тебя, и отсрочила
Ты в пятнадцатый раз беду.
Если б знать ты могла, если б поняла
Его душу огнем испытанную.
Он под грубой шинелью воина
Прячет нежность в мире невиданную.
Строчки писем твоих заучивая,
Поднимается, движется вновь.
До чего же она живучая,
Человеческая любовь.
Под Керчью,1943г.
Где-то к концу 43 года отец попадает в госпиталь. Насколько тяжело его состояние можно судить только из того, что отправлен он был в стационарный эвакуационный госпиталь глубоко в тылу. За Кавказ. В Армению, в город Кировакан.
Здесь немного передышки. Хоть и тяжелые было ранения, и оперировали часто раненых не без боли, не "под общим наркозом". Часто весь наркоз заменял стакан водки и боль была нестерпимая. Но все же это не линия фронта. Не свистят над головой пули. И можно немного перевести дух.
А тишина здесь стояла непривычная. Оглушительная тишина. И край - теплый благодатный, душистый, ласковый.
Я уже писала, что госпиталь располагался в помещении средней школы номер 1. В самом центре Кировакана.
Старший лейтенант Доломанов лечился в инфекционно-терапевтическом отделении. Начальником отделения и ведущим терапевтом в нем была Спиридонова Лидия Порфирьевна. Наша бабушка.
Тут шла своя жизнь. Привозили раненных. На носилках заносили тяжелых и, поддерживая, приводили ходячих. Заведующая отделением требовала от медперсонала, и в частности, от санитарочек порядка и идеальной чистоты в палатах, перевязочных и коридорах, невзирая на экстремальные условия. Пахло карболкой. Утром и вечером мылись полы до блеска, открывались окна, отделение шумело, как улей и жило размеренной упорядоченной жизнью.
Молоденькие сестрички перевязывали раны, делали уколы, разносили лекарства. Каждое утро - обязательный обход всех больных. Строжайшая дисциплина. В это время все должны были находиться на своих местах. Никаких перекуров и прогулок.
Вольнонаемные девушки после обеда приходили помогать написать письма домой, почитать раненным весточки от родных, газеты и книги.
Возникали взаимные симпатии. И даже романы. Часто они не имели продолжения. Вылечившийся боец уезжал из госпиталя - или в короткий отпуск домой, или прямо на фронт. На том часто и заканчивались романтические свидания. Иногда короткое время шли в госпиталь фронтовые трехугольнички.
Здесь отец и встретил 17-летнюю Нонночку Спиридонову. Дочь главврача отделения. Была она тоненькая как тростиночка, симпатичная, улыбчивая, ускользающая. Шеренга воздыхателей мечтала пригласить ее в кино, на танцы, на свидание. От излишне настойчивых ухажеров оберегал сестру и старший брат Шурик.
Уезжая на фронт, отец увез маленькую 2 на 3 см. фотографию Нонночки, вырванную "с мясом" из какого-то документа. На снимке она совсем юная, в темной вязаной кофточке, с по-взрослому модно подобранными наверх пышными волосами. На губах ни грамма помады. И никаких украшений, никаких сережек.
Эту малюсенькую фотографию он вставил в обложку Военного билета, под полосочку прозрачного пластика на развороте. Там она хранится до сих пор. Уже нет документа. Одна бежевая клеенчатая обложка, с вытертыми и потускневшими тесненными золотыми буквами ВОЕННЫЙ БИЛЕТ, с пятиконечной звездочкой на лицевой стороне. Внутри выдавленной золоченой звездочки остались еле видимые очертания серпа и молота. Фотография пожелтела и чуть примялась с того уголка, где она была оторвана с основанием, и остался лишь тоненький, как папиросная бумага, внешний слой.
Уже нет ни бравого, красивого офицера, ни молоденькой, еще не искушенной, мечтательной девушки. Остались лишь материальные подтверждения. Их быстротечного пребывания на земле, их любви, радости, огорчений, разочарований и потерь.
После госпиталя отец вернулся все в ту же 242 горнострелковую краснознаменную дивизию, в район боевых действий за Керчь.
На пути в Керчь на самом краю Керченского полуострова, есть селение Маяк. На берегу пролива отец увидел могилу с надписью:
"Здесь похоронен старшина 1-й статьи Федор Фиалка и неизвестный пехотинец
8 ноября 1943г."
Один мигает огонек,
Один на всю окрестность.
Тот огонек моряк зажег
И пехотинец неизвестный.
Через пристрелянный пролив,
На огонечек робкий
Всю ночь ползут с Большой земли
Железные коробки.
Они разгрузятся к рассвету
На берегу крутом,
где как заветная примета
Со звездочкою холм.
Где в первых числах ноября
За пятачок, за тесный
Вел бой парнишка с корабля
И пехотинец неизвестный
Осточертевший, злой снаряд
Свистит над переправою
Спит пехотинец, спит моряк...
Но до утра горит маяк
И ты идешь по гравию.
Селение Маяк,1944г.
В предместье города Керчь находятся подземные каменоломни. По названию поселка Аджимушкай они зовутся Аджимушкайскими. Рядом Камыш-Бурунский порт. Здесь с мая 1942 года вели оборонительные бои части Крымского фронта. После отступления и вынужденной эвакуации на Таманский полуостров основных войск, в каменоломнях долгое время укрывались местные жители и часть военных, оказавшихся отрезанными от линии фронта. В лабиринтах подземных коридоров с многочисленными ходами и выходами, известными лишь керченцам, партизаны устроили свою крепость.
Гитлеровцы забаррикадировали каменоломни рядами проволочных заграждений. Все входы и выходы были взорваны и завалены. В штольни нагнетали удушающий дым и газ. В подземелье не хватало воды, лекарств, еды, боеприпасов. По ночам партизаны совершали дерзкие вылазки, подрывали немецкие посты и танки. В каменоломнях скрывалось около 10 тысяч человек. Многие из них погибли. От удушья, голода, обвалов, ран.
Освобождены обитатели Аджимушкайских каменоломней были только спустя полтора года. В конце 1943.
По следам боев были написаны стихи
С разбитых стен Аджимушкая
Видны сгоревшие причалы.
Давным, давно волна морская
Суда с рудою не качала.
И на залитый солнцем берег
По трапу люди не сходили.
Солдат и тот с трудом поверит,
Что это - вотчина флотилий.
Что в этом доме, где вчера
Мы поселились в норах лисьих,
Далеких странствий шкипера
Курили трубки, пили рислинг.
Сержант жестянкою из лужи
Черпает мокрый снег со щебнем,
Что бы дополнить скудный ужин
Водицей горькою, целебной.
А завтра снова бой повторим.
/Опять мы фляжки не долили/
Каким он будет дом, в котором
Мы воду каплями делили?
Под Керчью, 1944г.
Очерк о керченских каменоломнях в газете "Краснофлотец" напечатал известный фронтовой корреспондент Константин Симонов в 1942 году.
Первую весточку с фронта, которая прилетит в далекую теплую Армению, отец отправил 23 апреля 1944г.
Это был ни простой фронтовой треугольничек из листочка школьной тетрадки, какие в основном доставляла полевая воинская почта.
Это была открытка. Черно-белая фотография. В центре - снимок скульптуры "Русалка". На высоком камне, выступающем из морской воды, русалка держит в руке спасенного малыша. Сверху надпись "Привет из Крыма". Автор скульптуры -"Легенда о русалке" эстонский скульптор А.Г.Адамсон. Установлена эта композиция в районе Мисхора - самого теплого места на южном берегу Крыма.
А основное поле открытки занимает - фонтан в скале "Девушка Арзы и разбойник Али-баба". Вся композиция высечена из камня и вписана в углубление между острыми неправильной формы глыбами.
Тоненькая молоденькая девушка Арзы в длинном, по - восточному закрытом, облегающем платье с узкими рукавами набирает воду в высокий кувшин с тонкой ручкой сбоку. Вода из источника, скрытого в скале, льется прямо в узкое горло кувшина. Девушка стоит среди камней на узкой крутой тропинке.
Сверху, притаившись в укрытии из нависающих сверху каменных глыб, за ней наблюдает хитрющий разбойник Али-баба. Он одет в восточный халат, на голове тюрбан из платка. Бородатый и усатый Али-баба лежит среди острых камней. Слегка приподняв голову, он внимательно следит за каждым движением красавицы.
Внизу надпись Фонтан Арзы. Кореиз.
Почтовая карточка. Выпущена Крымгосиздатторгом в 1938 году. г.Симферополь.
То есть открытка довоенная. Где отец раздобыл ее? Как надо было постараться, что бы найти ее в самый разгар войны? Это сколько нужно было приложить стараний, изобретательности, нежности, чтобы порадовать любимую девушку?
У отца мелкий-мелкий, убористый почерк. На малюсеньком кусочке в пол-открытки так много хотелось сказать. Привожу письмо почти дословно.
"Нонночка, бесценная моя капризуля!
Только сейчас получил возможность черкануть тебе пару строк. Великую радость ты разделишь с гвардейцем - красные воины вырвали из грязных лап гитлеровских людоедов нашу жемчужину. Завтра - послезавтра забросаю тебя, маленькую мисс длинными письмами, в которых рассажу о величайшем разгроме гитлеровских захватчиков и о легендарной доблести наших бойцов и офицеров, прошедших с весной по легендарному краю.
А сейчас хочу успокоить тебя. После девушки из госпиталя у меня не может быть никаких валь, никого. Пойми же меня, наконец, Нонночка! Фотограф угадал. Угадали и тогда на вокзале. Помнишь? Если бы этого не случилось, думаешь не дал бы волю в тот памятный вечер своему сердцу? Но ведь я сдавил его собственными руками и приказал: ты должно быть таким, как это маленькое, робкое, чистое. А если бы случилось невозможное и ты снова щебетала возле меня, они бы слились оба. А знаешь, как этого хочется? До помрачения. Береги себя....Сообщи скорее на всякий случай твой адрес в Днепропетровске. Может быть там я встречу тебя. Когда думаешь быть там? Целую горячо. Твой Виктор. 23.4.44."
Так отец во всех своих письмах будет обращаться к Нонночке - "моя мисс". Это вежливое обращение к незамужней девушке в англоязычных странах. В него, мне кажется, отец вложил все свою нежность, очарование, отмечая незаурядность и утонченность своей возлюбленной. Ну, другая она, непохожая на всех, необычная, непростая. Тем и хороша.
Открытка с адресом: Армения. Кировакан. Главпочтамт. До востребования. Нонночке Спиридоновой.
Обратный адрес: Полевая почта 04401-р.В.Н.Доломанову.
Речь в письме шла об освобождении Керчи. Жемчужиной назвал отец этот город.
За эти бои отец получит благодарность от Главного Маршала Советского Союза - Сталина.
На небольшом листочке, размером в четверть школьного листа, в обрамлении лавровых гирлянд розового цвета со звездами по краям, типографским способом отпечатано
Участнику боев за
КЕРЧЬ
Доломанову В.Н.
Приказом от 11апреля
1944 года Верховный Глав-
нокомандующий Маршал СО-
ветского Союза товарищ СТАЛИН
объявил ВАМ БЛАГОДАРНОСТЬ за
отличные боевые действия в
боях за освобождение города
и крепости КЕРЧЬ.
Командир 242 ГСТК дивизии
Генерал-майор ЛИСИНОВ
Гербовая печать и подпись.
Внизу силуэт Кремля и Храма Василия Блаженного в лучах восходящего солнца. Имя награжденного вписывалось от руки.
Далее фронтовые дороги отца легко отслеживаются и синхронизируются по письмам и боевым наградам.
В коротких перерывах между тяжелыми изматывающими боями, отец пишет такое непритязательное, не пафосное стихотворение
Впереди сырой траншеи
На краю живой земли
Мы заметили, синеет
Что-то нежное вдали.
Что ж то, думаем такое
Тут осмелилось расти?
Только ясно, что живое,
Значит надо то, живое
Обязательно спасти.
А над самой головою
Смерть холодная свистит.
И решили всей гурьбою,
Всей солдатскою братвою
"Усик" к немцу подвести.
Как кроты, мы рылись в глине
И когда светлел восток,
Над траншеей вспыхнул синий
Изумительный цветок.
Так отбили у войны
Мы разведчика весны.
Под Керчью, 1944г.
После взятия Керчи отец написал
Как в паводок реки смывают
Все на своем пути,
Так хлынули мы,
чтоб цветение мая
По крымской земле пронести.
И грянули залпом
сотни орудий,
Громом Победы
ухо лаская,
Непокоренные
выходят люди
Из катакомб Аджимушкая.
И, щурясь от света,
которого столько,
Что кажется даль золотой,
Машет приветливо
хрупкий мальчонка
Дяденьке с красной звездой.
Машет малыш,
а звезд не счесть,
Звездами все расцвечено.
Мы вступили в страдалицу Керчь,
Вступили, отныне,
навечно!
Керчь, 1944г.
А дальше шли бои за Крым.С апреля по май тут воевал 4-й Украинский фронт, Черноморский флот, Отдельная Азовская флотилия.
Перед советскими бойцами была поставлена задача уничтожить немецкие части, захватившие и удерживающие Крым, и не дать возможности им эвакуироваться с полуострова.
В этой кровавой мясорубке воевали два брата. Доломанов Виктор и Доломанов Александр.
Александр сражался на Черноморском флоте. На боевой подводной лодке. За отвагу и мужество был награжден орденами и медалями.
АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ ДОЛОМАНОВ,
Этот снимок был сделан уже после войны и отправлен "На память родителям от их сына. г. Поти, 14 февраля 1949г., воинская часть 53 174".
Крымский военный период запечатлен стихами и наградами.
Вот он в пыли,
с разбитой мордой,
Ганс или Фриц,
или как его там,
И по военной дороге разметан
мира его
загаженный хлам.
Танком раздавленный
шлем стальной,
Порнографические картинки,
Марки да франки,
да бог костяной,
Игральные карты да финка.
Он и мертвый
оскалился волком
На все, что шумит,
что живет кругом.
Мы мотылька
не проткнем иголкой,
А этот -
младенцев
давил
сапогом.
А этот в помеченном
смертью френче
С накрахмаленным
воротничком
Стрелял как в мишень,
в перепуганных женщин
У ног его
павших ничком.
Тот, что на фото,
науськанный немкой-
Волчицей намазанной
и завитой,
Он брата отнял
у меня навеки
И осквернил край
мой святой.
Да буду я проклят
землею и небом,
Если в каком-нибудь
их нем Эссене
Пальцем притронусь
к ихнему хлебу,
К ихней соли,
к ихней песне.
И не видеть мне
света белого,
Если своей
огрубевшей рукой.
Не выдерну семя,
которое сделало
Меня
прежде времени
стариком.
И только тогда мне
перо поэтово
Я песню сложу,
и не одну,
Когда вот так,
как через этого,
Через
Гитлерию
перешагну.
Мыс Херсонес, май 1944г.
10 мая 1944 года Доломанову В.Н. очередным приказом Верховный Главнокомандующий Маршал Советского Союза СТАЛИН объявил БЛАГОДАРОНОСТЬ за отличные боевые действия в боях за освобождение города СЕВАСТОПОЛЬ.
Ты нас встретил
величавый
Разгулявшейся волной,
Здравствуй город русской славы,
Сталинграда
брат родной.
Вновь вернулись
и обнимем
Мы друг друга горячо
Мы твое хранили имя
На покрытом льдом Бечо.
Без дневного
жили света,
Твою славу сохраняя,
Чтоб залить твои проспекты
Первозданным
солнцем
мая.
Мы пробились путем
горьким,
Богатырь, наш светлолицый,
Видишь Дашу
в гимнастерке,
Внучку той
твоей сестрицы.
Под Лесистою горою,
Где сгорел расцветший персик
Мы оставили героя,
кто нас вел
от древней Керчи.
Кто как ты
не умирает,
А встает,
врагов осилив...
Здравствуй, город адмиралов,
Сын
недрогнувшей России.
У твоих святых развалин
Чарку счастья люди пьют.
Твоим именем назвали
Часть Гвардейскую мою!
Май 1944г.
После освобождения Крыма за мужество и героизм многим частям и соединениям были присвоены почетные наименования - Керченские, Перекопские, Сивашские, Феодосийские, Ялтинские, Симферопольские.
Вот так спустя пол века я узнала, что освобождать Европу отец отправился в составе 242 горнострелковой Гвардейской СЕВАСТОПОЛЬСКОЙ дивизии.
А вот и первое стихотворение, которое он посвятил своей возлюбленной:
Приказ пришел. И в полночь.
Начнется наступление.
Затянешься и вспомнишь
Далекую Армению.
Там небо не такое,
Спокойнее, светлее.
Над горною рекою
Мохнатый персик зреет.
Забыв про все, от зноя
Скрывались мы под грушею.
-Побудь еще со мною,
Пощебечи, послушаю.
Спешила порой позднею
Дорожкой не укатанной,
Чтоб не была опознана,
Чтоб не была угадана.
Уже быть может полночь,
Сколько сейчас времени?
А ты меня помнишь?
Девушка, в Армении?
1944г.
По сохранившимся в домашнем архиве документам одна из первых медалей, полученных отцом, была "За оборону Кавказа".
К медали полагалось Удостоверение. Привожу его полностью.
ЗА НАШУ СОВЕТСКУЮ РОДИНУ!
СС (герб) СР
"УДОСТОВЕРЕНИЕ"
За участие в героической обороне
КАВКАЗА
Гвардии капитан ДОЛОМАНОВ
ВИКТОР НИКОЛАЕВИЧ
УКАЗОМ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО
СОВЕТА СССР ОТ 1 МАЯ 1944 ГОДА
НАГРАЖДЕН МЕДАЛЬЮ
"ЗА ОБОРОНУ КАВКАЗА"
От имени Президиума Верховного
Совета СССР медаль "За оборону Кавказа"
вручена 31 августа 1944г
М ? 003185
Командир 242 ГСТКД
Генерал-майор
Лисинов Подпись и гербовая печать
Итак, одну из первых боевых наград отец получил уже в звании гвардии капитана.
После освобождения Крыма фронтовые дороги вели отца на запад. В составе 4-го Украинского фронта он все лето, вплоть до октября 44 года сражался, освобождая от фашистов западную Украину.
Письма Нонночке Спиридоновой он отправлял уже в освобожденный Днепропетровск. По адресу Кронштадская 33. Это были красочные открытки.
В документах хранился небольшой обрывок листочка, похоже из записной книжки. Он пожелтел от времени, слегка поистрепался по краям. Сложен вдвое и подписан карандашом наискосок:
Товарищам!
Внутри тоже карандашом мелким убористым почерком отцовской рукой наскоро:
"Дорогие товарищи!
Если погибну, то только так как подобает члену партии Ленина-Сталина, делу которой посвятил всю свою жизнь. Отошлите медали и гвардейский значок матери Доломановой Евлампии Акимовне, а также все мои стихи, записки, письма.
7.10.44.В.Доломанов."
Впоследствии, 20.12.44 было дописано:
"Р.S.
А также погоны с артиллерийской эмблемой.
Это я заработал в Кр. Армии.
В. Доломанов".
Первая запись была сделана перед серьезным боем за Карпаты. А спустя пару месяцев, уже в канун Нового 1945 года бои за освобождение Европы стали еще ожесточенней, еще смертельней и еще опасней.
Здесь в это же время воевал и погиб Николай Дегтярев, письмо которого сестре Лидии Порфирьевне Спиридоновой, я привела ранее.
Не прерывалась переписка и с Днепропетровском. Сохранилась красочная открытка, похоже немецкая, в этностиле.
"Нонночка!
Ничего не понимаю, дорогая.
Чем вызван этот гнев? Не получила до сих пор писем? Но ведь я больше трех недель был в дороге и писать не мог. На днях послал тебе "гуся на блюде", получила? Как идет учеба? Крепко целую тв. Виктор.20.09.44г."
В конце октября отцу предоставилась совершенно фантастическая возможность на несколько часов съездить в Днепропетровск. Лидия Порфирьевна в это время находилась с госпиталем ещё в Смоленске.
После поездки в Днепр отец пишет несколько слов своей будущей теще. На красочной немецкой открытке изображена чайная роза с нежными розовыми цветками.
В октябре отец отправляет эту поздравительную открытку в Смоленск.
"Карпаты.
Дорогая Лидия Порфирьевна! Сердечно поздравляю с Великим праздником и желаю Вам и Вашим коллегам творческих успехов, дубового здоровья и солнечного счастья. Как жалко, что заехав к Нонночке, я не увидел Вас. Да и мой приезд был как снег на голову. Будучи в Крыму, я очень много приготовил для студентки и её брата. Но передать не удалось и все это добро пропало. Будем надеяться, что это не последняя встреча. С Нонночкой был все тем же выдержанным "почечником". Напишите ей, что бы берегла свое здоровье. Слыхали? Она стала донором - это хрупкое существо.
Жму Вашу руку. Ц. Вас. Виктор. 27.10.44г."
С Новым 1945 годом отец поздравил Нонночку цветной праздничной открыткой
Зима. Заснеженный берег реки. Вода еще не замерзла. На переднем плане у берега одинокая пустая лодка. Высокие корабельные сосны густо засыпаны снегом от самой верхушки до кончиков колючих лап. На опушку леса выбежал любопытный олененок. Он с тревогой всматривается вглубь рощи. Может, поджидает свою мамашу? А может, прислушивается не грозит ли ему опасность? И подписано, толи по-чешски, толи по-польски, "Счастливого Нового года".
"С новым победным годом родная, дорогая моя мисс!
Пусть он принесет Нонночке много радости и счастья. От всего сердца желаю тебе творческих успехов в учебе и тысячу солнечных дней в жизни. Если доживу до этого дня и буду пить, главную чарку подниму за девушку из Кронштадта. Будь здорова и счастлива, милая. Горячо целую. Твой Виктор. 12.12.44. Карпаты".
Героическому гарнизону горы Кичера: командиру пулеметного расчета сержанту Михаилу Сиякаеву, наводчику пулемета комсомольцу рядовому Николаю Андрющенко, подносчику патронов комсомольцу рядовому Семену Достовалову, отстоявшим высоту и уничтожившим при этом более сотни фашистов.
В лесу поют не соловьи-
Немецкие снаряды.
Не спят соратники мои
Шестые сутки кряду.
Тут окопались мы вчера,
От боя каждый черен,
Дымит гора, в огне гора
по имени Кичёра.
А немцы бьют да бьют сюда.
И каждый шаг пристрелян.
И кровью черная вода
Сочится из расщелин.
И падает столетний граб,
Подорванный под корень,
Ты выдержишь, скажи гора?
Ответь, гора Кичёра.
А что услышит за грозой,
За этой страшной музыкой,
Неустрашимый гарнизон,
Украинец, мордвин и русский.
Три верных друга, три солдата,
Царицы-матушки полей,
Принесших в темные Карпаты
Свет доброй Родины моей.
Патронов им не доставало,
(Комбат о том не знал)
По одному их Достовалов
Среди убитых собирал.
Израненный, он не пустым,
Тащил вперед, как мог
Через коряги и кусты
Свой вещевой мешок.
В окоп сержанту опустил
И прошептал, - Браток,
Войну кончайте без меня...
-Возьми назад свои слова,
Мой побратим, Семен.
Взгляни, еще живет трава,
Шумит червонный клен,
Еще нам вместе пировать,
Московский слушать звон...
...Никто салюты не давал
И не склонял знамен.
Лишь губы, закусив до боли,
Легли, ничем не сдвинешь,
За пулеметом только двое:
Мордвин и украинец.
На них шел взвод
И рота шла,
И отступала свора.
Глаза слепила,
Ноги жгла
Врагам гора Кичёра.
И немец бросил батальон
Андрющенко, держись!
Со знаменем стоит Семен,
Командует: - За жизнь!
И вражьи корчатся тела
В грязи за косогором.
В теснине грянуло : - Ур-ра!
Весенним первым громом.
Сама Россия-мать взошла
На высоту Кичёра.
И услыхал тот гром Дунай,
И гром дошел до Влтавы
Со всех концов земли видна
Вершина русской Славы!
Ноябрь, 1944, Михальовце.
"За отличные боевые действия в боях за преодоление Карпат 18 октября 1944 года Доломанову В.Н. Верховный Главнокомандующий Маршал Советского Союза Сталин объявил благодарность" и отцу выдали документальное тому подтверждение в виде небольшого листочка с изображением гвардейского знака, лавровых веточек по бокам, силуэтов Кремля и гербовой печати. Это была одна из форм поощрения за мужество в боях. Их выдавали многим бойцам. У нас эти, в общем-то недолговечные, реликвии сохранились спустя более полувека. Только бумага пожелтела, слегка обветшала и потрепалась на сгибах и по краям. Но теперь я сложила их в пластиковые файлы и подшила в удобную папку для лучшей сохранности.
4-й Украинский фронт освобождал Словакию. Этому я нашла подтверждение не в сухих казенных строчках описания военных операций в энциклопедиях, а непосредственно в стихах отца. Участника и собственно одного из творцов этих исторических событий. Может и пафосно звучит, но это неопровержимый факт. И мы гордимся своим отцом.
Огромно счастье то солдатское,
Желаний давних исполнение.
Мы с боем заняли словацкое,
Нам незнакомое селение.
Еще у церкви бьют из пушек,
Врага разбитого преследуя.
А возле выживших избушек
Уже приветствуют с победою.
Крестьяне ласку и обновы
Для этой встречи берегли
И за чертой родной земли
Мы слышим дорогое слово:
-Браты, товарищи пришли!
1944г.
Или вот такая небольшая зарисовка.
Я видел в Хусте за оградой
Могилу неизвестную,
на ней
встает суровою громадой
простая пирамида из камней.
Мне говорили старожилы,
Свидетели далекой старины,
что были здесь и памятник сложили
солдаты русские,
моей земли сыны.
Иногда, видимо, в минуты затишья, складывались и лирические строчки.
Что тебе в час этот грезится...
Думы какие пришли?
Дни пролетели и месяцы
Между нами легли.
Белой забило порошею,
Стежки-дорожки войны.
Может тебе хорошие
В час этот снятся сны.
Спи, я покоя не трону,
Я знаю, как дорог покой.
Я набиваю патроны
В диск посиневшей рукой.
Завтра страна мне прикажет
Новый рубеж отбить.
И от тебя ещё дальше
Уйду, чтобы ближе быть.
Или вот эти...
Он ураганом грохот боя,
Ушел на запад. Надо мной
Слезою небо голубое,
Слегка задетое сосною.
Здесь лес по-прежнему живет,
Как может жил он в веке каменном.
Вон крестовик в тени плывет,
Вон мухомор залился пламенем.
И луч скрипичною струной
Дрожит на золотистых иглах.
От этой прелести лесной
Давно душа моя отвыкла.
Я сбросил потную шинель
И тишина вокруг лежала
И в той спокойной тишине
Одной тебя мне не хватало.
В боях за Чехословакию отец написал небольшое стихотворение с посвящением.
Памяти лихого разведчика капитана Ив. Я Яснова, погибшего под Чехословацким городом Чертыжне.
Величают лучшим словом
Люди нашего полка
Автоматчика Яснова.
Офицера-туляка.
На войне, где только не был,
Это надо же суметь
Появляться с моря, с неба,
Сея в стане вражьем смерть.
Цель всегда находят пули,
Зря не тратится заряд
Пули, вылитые в Туле.
Где сработан автомат.
Где родился этот русский
С бронзой солнца на лице
Оружейник бывший тульский
Наш товарищ офицер.
Автомат на сильной шее.
Смерть железная в карманах.
-Хлопцы, фрицевы траншеи -
на земле на нашей раны...
словно пламень это слово
и его не вложишь в стих.
Зажигает это слово
Автоматчиков лихих.
Он уходит в поиск снова
Бросив краткое: - Пока!
Что-то долго нет Яснова
Не встречали туляка?
1944г.
Очередную благодарность от Верховного Главнокомандующего Маршала Сталина отец получил 26 ноября 1944 года за боевые действия в боях за овладение городами МИХАЛЬОВЦЕ и ГУМЕННЕ.
Над платформой истые
Завыванья вьюги
Ну, и машинисты.
Ну и отчаюги!
Словно карусель они
С ветром под уклон,
Завертели в зелени
Красный эшелон.
Потянуло тиной
С голубых озер
Замелькали синие
Капелюхи гор.
Рядом ходят новости,
Рядом напевают: -
Из какой вы области,
Из какого края?
Лейтенант консервы
Пополам, на глаз:
-Мы, брат, из "резерва".
Не слыхал, "Миасс"?
Мы на фронт не в первый,
Но в последний раз...
То пшеница, жито ли
Хлебороба ждет.
Обступили жители,
Каждый руку жмет.
И стоит у будок
радостный галдеж.
что же оно будет,
как домой придешь?
1944г.
Зимой 1944-45 годов были проведены Восточно-Карпатские и Западно-Карпатские операции с участием 4-го Украинского фронта. За мужество, проявленное в боях, отцу как участнику боев за города ПРЕШОВ и КОШИЦЕ была объявлена очередная благодарность
Всю весну, вплоть до победного мая отец "прошагал пол-Европы". Летели открытки и письма в Днепропетровск и из Украины на фронт. В своих коротких письмах отец все так же обращался: "Дорогая, добрая моя мисс!".
Мисс капризничала. По детски. Хотела постоянных заверений в любви и верности. И непосредственного присутствия рядом. У её ног.
На красочной немецкой репродукции картины "Магдолина", где героиня страдальчески закатывала глаза, прижимая к груди нежную ручку, отец на обороте написал:
"Нонночка!
Он все - таки когда - нибудь приедет.
Целую тебя, забияка! Виктор".
В мае 1945 года, будучи в Чехии отец отправил свою фотографию. Он в полный рост. Рукой взялся за ствол деревца, похоже, груши. За спиной весенний сад.
В гимнастерке, галифе, начищенных сапогах. На отросших кудрявых, чуть поседевших волосах, лихо, сдвинутая набок фуражка. На груди справа рядом с Гвардейским знаком уже приколот Орден Красной Звезды. Слева боевая медаль и маленькая довоенная медалька. Погоны. Отец худющий. Подпоясанный широким кожаным армейским ремнем.
Он улыбается открыто. Радостно.
На обороте фото надпись: "Нонночке - мечте моей, весне моей. Виктор".
На другом, противоположном конце: "Той, которая отвергла. Май 1945г. Чехия".
У них там шла своя любовная игра. С горячими признаниями и расставаниями.
Как любая мисс, Нонночка. хотела ярких, бурных проявлений чувств. И неоспоримой несгибаемой верности. Горячей любви. Всего и сразу. Немедленно и сейчас. И постоянно. Как в кино. Или в романах. На меньшее не согласна!.
Как у Серовой с Симоновым, за которыми следила вся страна. Вот такие они романтические девушки. Мисс, то есть. Так что придется постараться, чтоб окончательно их завоевать. Это вам не рейхстаг брать! Напористо и брутально.
Еще одна маленькая фотография для документов улетела на Украину. Отец все в той же гимнастерке, в армейской фуражке. С орденом Красной Звезды и капитанскими погонами. Подписал мелкими буковками: " Моей мисс. Правда, он большой чудило?" Эту фотографию мама носила с собой в каких - то своих документах. Она слегка потрепалась, пожелтела от времени. Слегка надорвана и примята. Её часто доставали. Нонночка мечтала. Любовалась. Показывала подругам. Хвасталась.
Сохранилась фотография группы советских бойцов возле Бранденбургских ворот в Берлине. Внизу снимка фотограф написал поверх отпечатка "Берлин 15 мая 1945 года".
Колонны Бранденбургских ворот испещрены выбоинами, следами от пуль. Частично разрушена скульптурная композиция, расположенная на самом верху ворот. Над колоннами ниже прямоугольного фронтона с изображением исторических персонажей и сцен с их участием прикреплен кумачовый транспарант "СЛАВА СОВЕТСКИМ ВОЙСКАМ, ВОДРУЗИВШИМ ЗНАМЯ ПОБЕДЫ НАД БЕРЛИНОМ!"
Фотограф старался запечатлеть всю некогда величественную колоннаду. И как символ поверженного врага - группу советских солдат-победителей на фоне главной достопримечательности Берлина. Поэтому фигурки бойцов оказались маленькими, лица различить не возможно. Всего 19 человек. На обороте размашисто начертано - Виктору. Этот экземпляр снимка предназначался отцу.
ПОВЕРЖЕННЫЙ БЕРЛИН
Фото само по себе маленькое, пожелтевшее от времени. Настоящий фронтовой снимок. Фотография долгое время висела на стене над письменным столом. Пришпиленная кнопкой или гвоздичком. С дырочками от них вверху снимка.
Спустя несколько лет, я, сидя за столом рядом с пишущим какие-то свои заметки отцом, на полях снимка вывела красным карандашом детскими каракулями "берлин наш". Это то, что папа объяснил мне на многочисленные - "что?" да "почему?". А на обороте нарисовала цветы. И каракули.
Еще несколько снимков одной серии, сделанные в Чехословакии в июне 1945 года. На обороте одного из них надпись "Капитану Доломанову. В память о совместной службе в действующей Армии. Майор А. Сегаль (впрочем, фамилия неразборчиво).
С этим же майором отец, как написано на обороте " на ближних подступах к неприступному дворцу печати". Отсюда началась его работа военного корреспондента.
C ДРУЗЬЯМИ ОДНОПОЛЧАНАМИ
Закончил войну отец, награжденный:
Благодарностями как участник боев
за Керчь, Севастополь, Карпаты, Михальовце и Гуменне, Прешов и Кошице.
Медалями
за героическую оборону Кавказа - 31 августа 1944г.
за победу над Германией - 6 сентября 1945г.
Орденами
Красной Звезды
Великой Отечественной войны
А впоследствии, спустя почти год ему вручили чехословацкую награду. Документ, сопровождающий ее выглядит так:
" ПРЕЗИДЕНТ
РЕСПУБЛИКИ ЧЕХОСЛОВАКИЯ
награжден
За освобождение Республики Чехословакия
капитан Доломанов Виктор Николаевич
военнослужащий 4-го Украинского Фронта
ЧЕХОСЛОВАЦКОЙ МЕДАЛЬЮ
ЗА ХРАБРОСТЬ
Прага 25 апреля 1946г."
Сохранилась еще одна знаковая фотография
ФРОНТОВОЙ ТОРАРИЩ
На обороте надпись: 'На долгую и добрую память седому капитану В.Н.Доломанову. В знак фронтовой дружбы 44-1945-7. Свято храни традиции фронтовиков. Оставайся и впредь таким, каким я знаю тебя. Кн. (подпись неразборчиво)'
Отчетливо видно, как капитан пытается походить на Главнокомандующего - Сталина. Тут все внешние атрибуты: френч, усы, трубка.
И подвел черту войне отец стихотворением
Сияет солнце.
Черным теням
Не омрачать теперь поля.
И разразилася цветеньем
Еще невиданным земля.
Солдаты правды и весны
Мы этот праздник ждали годы.
Такой спокойной тишины
Давно не слышала природа.
И в городах сегодня тесно.
Ликуют все: и млад и стар
Из края в край несутся песни
Из края в край Наздар! Наздар!
Враг ненавистный обезглавлен,
Сполна свершилася расплата.
И старый чех цветами Славы
Венчает русского солдата.
Так вот какая в тебе сила
Непобедимая Россия,
Отчизна светлая моя
Пришла сюда
И воскресила
Ты братские славянские края.
На всех языках и наречьях
Тебя поем
Тебя мы славим
Большой, как мир
Большой, как вечность
Великий Вождь народа - Сталин!
В победные майские дни отец снят на фоне празднично украшенного цветами эшелона, поезда с возвращающимися на Родину победителями. На перроне улыбающиеся радостные военные. Блеск новеньких орденов и медалей. Охапки майской сирени. И слышатся неотъемлемым сопровождением победные мелодии духового оркестра.
Почти весь1945 год он служит в городе Хуст. Высылает на Украину открытку с видами города - гимназия, реки Тиса, Рика, Карпаты и панорама небольшого уютного ухоженного городка. На обороте : "Милая! В этом городе я живу. Еще целую тебя много раз. Тв. Виктор. 3. 08.45."
Кое-что из истории вопроса. Для того, чтобы было понятно, что собой представляло послевоенное Закарпатье и непосредсвенно город Хуст.
Эта территория Закарпатья входила в состав Великой Моравии, Киевской Руси, Венгрии, Трансильвании. В 1918 -1919 годах (период Первой мировой войны) территория была оккупирована чехословацкой и румынской армией. В мае 1919 года собрание в Ужгороде выразило желание войти в состав Чехословакии.
4 июня 1920 года по Трианонскому договору территория вошла в состав Чехословакии под названием "Подкарпатская Русь". Чтобы лучше понять, что входило в это образование, приведу данные из свободной энциклопедии - Википедии.
Подкарпатская Русь или Карпатская Украина - одна из пяти земель, входивших в состав первого чехословацкого государства в 1920 - 1939 годов.
Автономия Подкарпатской Руси в составе Чехословакии (наравне с автономией Словакии) была разделена на 14 районов: Берегово, Великий Березный, Виноградов, Иршава, Межгорье, Мукачево, Мукачево-село, Перечин, Рахов, Свалява, Тячев, Ужгород, Ужгород-село, Хуст.
18 марта 1939 года Закарпатье было оккупировано Венгрией.
Освобождена территория в конце Великой Отечественной войны советскими войсками в 1944 году.
29 июня 1945 года в Москве было подписано соглашение о вхождении Подкарпатской Руси в состав Украинской Советской Социалистической Республики (УССР). Окончательно ратифицировано это соглашение чехословацким парламентом было 22 ноября 1945 года.
Кроме того Чехословакия передала СССР около 250 квадратных км. территории в окрестностях Чопа. Эти земли входили в состав словацкого Земплина.
1 января 1946 года на присоединенных землях была утверждена Закарпатская область УССР.
Это я к тому, что служить, жить в этих краях в послевоенное время - было не просто. Территория только что присоединенная к СССР. Со своими уже устоявшимися привычками и обычаями.
В августе 45 Виктор присылает в Днепропетровск вместе с письмом свою фотографию, сделанную в ателье г. Хуст.
ВИКТОР ДОЛОМАНОВ
На обороте надпись: "Маленькой мисс, милой Нонночке в память о дружбе суровых лет. В.Доломанов август 45"
Служит в это время Доломанов Виктор Николаевич в редакции газеты "Сталинское знамя".
Военнослужащие-орденоносцы после окончания войны имели право бесплатного проезда по железной дороге в мягких вагонах курьерских и скорых поездов. И в каютах 1-го класса пароходов.
Военный корреспондент офицер-орденоносец Виктор Доломанов летом 1947 года использует проездной разовый билет к орденской книжке для проезда в отпуск от станции Ужгород до станции Поти. Через Львов, Киев, Одессу и Днепропетровск. Он отправляется к родителям в станицу Аксай. И к любимой девушке Нонночке. Своей маленькой мисс.
Спиридонова Нонна уже в Верховцево, куда перевели Лидию Порфирьевну. И куда переехала вся семья с бабушкой Женей. Шурик в это время учится в Харькове в техникуме.
В августе 1947 года Нонна выходит замуж за Виктора и он увозит молодую жену в Западную Украину на место службы.
НОННОЧКА ДОЛОМАНОВА
Жили в Ужгороде, Стрые, Львове.
Львовская область (или Галиция), как я выяснила для себя сейчас, воссоединилась с Украинской Народной Республикой после Первой мировой войны. Но ненадолго. На основании решения послов Антанты и по вынужденному договору 1921 года Галиция - Западная Украина отошла в состав Польши.
С началом Второй мировой войны, после нападения Германии на Польшу, на территорию Западной Украины были введены советские войска. В соответствии с пактом Молотова-Риббентропа Восточная Галиция и Западная Волынь были присоединены к СССР и вошли в состав Украинской СССР. В 1939-41 годах здесь проводилась политика коллективизации и раскулачивания. Тысячи зажиточных крестьян были репрессированы и высланы. Кто в Сибирь, кто поближе, в среднюю полосу.
В 1941-1944 годах территория Западной Украины была оккупирована немецко-фашистскими войсками. Освобождена Красной Армией.
Современную историю нашей страны, в то время когда я училась, читали нам как-то невнятно. И некоторые особенно чувствительные исторические моменты остались за скобками.
После Победы в мае 1945 года Доломанов Виктор Николаевич был откомандирован на службу в Западную Украину.
Местное население после войны советские войска воспринимало, в основном, как освободителей. Но были и такие, кто видел в них оккупантов. Служба была тяжелой. Напряженной.
Здесь в Прикарпатском военном округе в редакции военных газет "Сталинское Знамя" и "За Советскую Родину" отец прослужил около 8 лет.
Первая печатная книжка стихов отца вышла в 1948 году. Выпустило ее "Книжково-газетне видавництво. Ужгород". Имела она формат записной книжки 10 на 15см. Размер обычной открытки. Обложка картонная. На титульном листе заголовок большими буквами.
ДРУЖБА.
Ниже фамилии авторов.
ВIКТОР ДОЛОМАНОВ
ПЕТРО ГОРЕЦЬКИЙ
ПОЕЗII
В этом томике стихов 62 страницы. Половина на русском языке. Отцовские. И вторая половина - на украинском.
Почти все, написанные в период войны и уже приведенные мной здесь. Дополненны еще некоторыми, написанными после Победы.
По Теребле плывут плоты,
По реке бешенной быстроты.
На изгибе в кипящей пене
Валуны лежат, как тюлени.
Ты попробуй их обойди -
Сто опасностей на пути.
Там, как сваленный пулей с ног,
Диким зверем ревет порог.
Но уверены и сильны
На плотах вольных гор сыны.
Стал им сладок опасный труд
Бокорашами их зовут.
На стремнину, вперед весло.
-Эге, гей, пронесло? Пронесло.
Сколько радости и теплоты
С Верховины несут те плоты
Он отсюда идет, с этих мест,
Для Донбасса крепежный лес.
Станет рамою для окна,
Клеем пахнущая сосна.
И граненный взяв карандаш,
Школьник вспомнит тебя, бокораш.
Книжечка вся зачитанная. Вернее сказать затертая, истерзанная обложка. Отец носил ее с собой. Это была его гордость. Его труд. Его творчество.
Был он в семье Доломановых такой, Богом отмеченный. Талантливый. Тонкий, ранимый, как любая творческая натура.
В августе 1948 года родилась я.
Первые годы отец часто отправлял нас в Верховцево, к маминой маме, так как жизнь в послевоенной Западной Украине была сложной.
Воинские части располагались в лесу. В так называемых лагерях (пока не были оборудованы стационарные их места размещения). Бойцы жили в воинских палатках. Командование в наскоро срубленных деревянных домиках. Редакция газеты занимала небольшую комнатушку с маленьким оконцем в одном из таких домиков в лесу.
Семьи с детьми снимали комнату в городе. В последствии старшим офицерам удавалось улучшить бытовые условия в капитальных кирпичных довоенных домах. По типу "коммуналок". По несколько семей в квартире. Удобств не было.
Там находиться с маленьким ребенком было тяжело. Часто холодно, сыро, дождливо даже летом.
Продукты в воинских пайках выдавались в ограниченном количестве. Сказывались голодные послевоенные годы.
Военные обедали в офицерских столовых.
Отец любил шахматы. Они часто играли вместе с мамой. Потом научилась и я. Совсем маленькой. Вовка тоже освоил шахматную науку еще малышней.
Отец умел и любил играть на бильярде. Когда мы с мамой были в Верховцево, он часто вечера проводил в доме офицеров. Именно за бильярдом. Или шахматами
Жили мы небогато. Часто приходилось "перехватывать" у сослуживцев до получки. Обязательна была подписки на, так называемый, заем. Государственные облигации. Когда государство, якобы занимало у своих граждан деньги с обязательством их неукоснительного возврата. Размер заема колебался в зависимости от получаемого оклада. Чем он был выше, тем на большую сумму необходимо было подписаться.
Предполагалось, что по мере восстановления страны, разрушенной войной, государство будет возвращать своим гражданам взятые в долг деньги. Люди наши доверчивые и искренние, свято верили своим правителям. И в своей основной массе с готовностью отдавали свои кровно заработанные деньги на восстановление промышленности и другие благие цели. У нас дома скопились стопки облигаций. Их перевязывали бечевками и складывали в глубине платяного шкафа. На его дне.
Впоследствии, уже восстановив и промышленность, и города, и села, государство занялось гонкой вооружений, опять отсрочив выплату долгов. Прошла Хрущевская реформа, в 1961 году, обесценив деньги и вклады, а облигации все лежали мертвым грузом. И ненужными бумажками.
Возвращать долги стали спустя более 30 лет. Медленно. По "чайной ложке". Это были уже другие деньги. И получали их, в лучшем случае, еще оставшиеся в живых старики, большую часть своей жизни, прожившие далеко не в роскоши. А чаще в нужде. Или их дети.
Отец подписывался на 230 руб.
Выписывал обязательные общественно-политические газеты. Журнал "Огонек".
Сохранился отпускной билет, выданный Политическим управлением Прикарпатского военного округа.
"Капитану Доломанову Виктору Николаевичу разрешен краткосрочный отпуск с 21 марта по 6 апреля 1949 года с правом выезда в Днепропетровскую область станция Верховцево и в гор. Запорожье для устройства семьи.
По окончании срока отпуска капитан Доломанов обязан убыть к новому месту службы согласно предписания.
С ним следуют: жена Доломанова Н.А. и дочь Светлана 7 месяцев".
Тут же штамп железнодорожной кассы ?5 с указанием поезда 65, вагона 7, место7.
Может кому-то покажется эта пожелтевшая бумага незначительным и малоинтересным документом, а для меня этот билет, как ниточка, связывающая с отцом.
ПАПА И Я В ВЕРХОВЦЕВО
В детстве была я плаксой. Чуть что - сразу в слезы. Тогда папа говорил, что сейчас "возьмет бутылочку и будет собирать Светкины слезки". Я тут же прекращала плач. Как- то магически на меня действовали эти слова.
В Запорожье жила папина младшая и любимая сестра. Её он всегда называл ласково Любочка. Так звала её и наша мама. Любочка нежная, красивая. Я всегда любовалась, глядя на это фото и сожалела, что я на неё не похожа.
ПАПИНА СЕСТРА И МОЯ ТЕТЯ - ЛЮБОЧКА.
В начале 1949 года, а точнее в феврале, отец получил предложение от "Львiвськоi органiзацii Спiлки радянських письменникiв" принять участие в составлении юбилейного литературно-художественного альманаха. Там среди украино-язычной прозы и поэзии уживались его стихи на русском языке.
Таких альманахов во Львове было выдано несколько. Два из них полвека хранились у нас дома.
Отец часто выступал с чтением своих стихов в воинских частях перед бойцами. И на разных торжественных собраниях среди цивильного населения.
В. ДОЛОМАНОВ ЧИТАЕТ СВОИ СТИХИ БОЙЦАМ
Закарпатские художники подарили отцу редкой красоты большую керамическую вазу. В знак признания его поэзии.
Это скорее кувшин. Высокий. Объемный. С пузатыми боками и узким горлом. Ручная работа мастера гончарного искусства. Поверхность кувшина расписана замысловатым цветным узором. По полю шоколадного цвета - три ряда разного по рисунку густого орнамента в гуцульском стиле. Поверхность глазурована. Спустя пол века сохранился блеск и яркость красок. Бежевой, голубой, салатной, белой. Мы бережем вазу как семейную реликвию. И память об отце.
Из Ужгорода отца переводили в Яворов, Стрый, Львов. И мы ехали вместе с ним.
С продуктами в то время было плохо везде.
Когда родился Вовчик, маме стало и вовсе трудно одной управляться с двумя детьми. При постоянном отсутствии продуктов, приходилось самой делать домашнюю лапшу, клецки, лепить вареники, печь оладьи, выдумывать какие-то "блюда из ничего".
Отец неоднократно предлагал взять нам няньку. Мама сопротивлялась. Летом отец отвозил нас в Верховцево к бабе Лиде. Тут было тепло, мы могли спокойно гулять во дворе. Здесь была масса всяких "нянек", легче с продуктами.
Конечно, отцу одному оставаться было не очень весело и комфортно, но он старался, что бы хорошо, в первую очередь, было детям и жене. В письмах к маме он писал:
..."Рад, что Светлана, как пишешь ты "стала атаманом". Значит в ее жилах течет казачья кровь. Только вот не рановато ли ей "возиться с пудрой". Чего доброго, вырастет кокеткой, такой как мама...
Позавчера был в Доме офицеров и играл с Селиватиным на бильярде. Обыграл его. Он удивился: "Здорово, брат, ты!" Вспомнили, конечно, Ужгород. Кстати, Тульчинским не пиши. Еще чего не хватало! Не отвечают? Все! Точка!...
Обязательно достань журнал ?1 "Новый мир" и прочти замечательный роман Вл. Добровольского "Женя Маслова"
Обнимаю. Целую. Ваш Виктор.
10.02.50.".
И отец, и мама следили за литературными новинками. Впоследствии, как это только стало возможно, выписывали множество литературных "толстых" журналов. А журнал "Огонек" сопровождал меня с самых первых дней. Его обложки вначале были шершавыми, рисованными, цветными. Потом появились фотоснимки. Внутри два листа с разворотом - цветные иллюстрации. И яркие обложки стали глянцевыми. Подписку по годам, стопками, складывали в ящик дивана.
До сих пор помню одну из его обложек журнала за 50 годы. Это была, пожалуй, одна из первых реклам. Розовощекая очень симпатичная девчушка, держит в руках стакан с томатным соком. И большими буквами призыв: "Пейте томатный сок!" Казалось для того, чтобы быть такой же красивой, здоровой и жизнерадостной, срочно необходимо было именно так и делать. Призывов было множество. Разнообразных. Но этот запомнился мне больше всего.
Вот еще пару слов из отцовских писем:
"Нонночка, родная моя мисс!
...Ты думаешь мне приятно расставаться с семьей и жить все лето бирюком? Ведь я все это делаю для того, что бы облегчить твое положение, что бы дети хоть не страдали тут от холода и сырости, что бы росли крепышами....
В лагере сегодня до вечера шел снова дождь. Сыро и холодно. Ходим в шинелях...Вчера купил килограмм сахару. Масла мне не хватило.
Значит, Вовочка уже ходит. Очень скучаю за ним да и Светланкой, всеми вами
Целую вас всех крепко, крепко.
Ваш "неисправимый" папка.
Яворов.12.05.55"
..."Сегодня сдавал зачет по стрельбе. Как ты думаешь, какую оценку заслужил? Хоро-шо!!! Во!...
...Мила уже в Стрые. Вообще, в лагере почти никого из женщин нет. Разъехались и разъезжаются... Как будто к концу месяца должны покинуть эти места и мы.
Дорогая мисс! Итак, до скорой встречи, отпразднуем ее, как все праздники, что прошли без тебя. Светочку тоже ждет папин подарок. Поцелуй ее.
Обнимаю тебя, капризуля. Твой Виктор 20. 09.52.".
..."...Опять мы в большом долгу перед мамой (Бабой Лидой). Но оставаться в Стрыю тебе тоже не было смысла. А о том, чтобы ехать сюда не может быть и речи. Почти каждый день идет дождь. Холодно, сыро, грязно. Ходим в шинелях. С продуктами плохо. Женщины ездят в Яворов, но там та же картина....
...Я тут узнал, что подбирают газетчиков на Дальний Восток. Очень боюсь, чтобы не пал выбор на меня. Причин то никаких уважительных нет".
"...Сильно скучаю по Вовче, да и Светланке. Они, конечно, как пташки, выпущенные из клетки. Пусть только Баба Лида меньше ее балует, построже относится к ней.
...Так Вовчик уже бегает! Хотелось бы хоть одним глазом взглянуть на карапуза. Ты же взяла фотоаппарат. Ну и сфотографируй сама.
Мой самый сердечный привет маме, бабушке. Целую вас всех. Виктор.
21.05.55.
Яворов в.ч. 377555 "С"
Львовская обл."
В ОДНОЙ ИЗ КОМАНДИРОВОК В ГЕРМАНИЮ
Из кулинарных пристрастий помню, что отец очень любил сырые куриные яйца. На верху яйца он делал небольшой отверстие, солил яйцо внутри и выпивал его залпом.
А яичницу глазунью делал из десятка, а то и дюжины яиц сразу. Меньше не стоило и затевать. И все это моментально съедалось. В еде был неприхотлив. Видимо, все это приметы долгой холостяцкой жизни. Как все донские казаки любил очень раков, рыбу.
Когда мне было года четыре - пять, мы с мамой и папой поехали в гости к папиным родителям. Папа повез показать свою молодую жену и доченьку. Миниатюрную как кукла. Любимую и балуемую им.
Папину маму, мою бабушку звали Евлампия. Так необыкновенно, величественно и красиво. Евлампия Акимовна Доломанова.
Дома ее звали Эля или Еля. Была она небольшого роста, смуглая, темноволосая. Неполная, подвижная, улыбчивая, приветливая. Спокойная, не крикливая. Характером мягкая, покладистая. Глаза шоколадные, добрые, проникновенные. В простых деревенских одеждах, Не простоволосая, а с повязанным на голове платочком. Как и заведено у замужних казачек.
Папин отец - Николай Саввич Доломанов.
Донской казак. Высокий, стройный, подтянутый - даже уже будучи не очень молодым. С воинской выправкой. С кудрявыми темными волосами и густыми казачьими усами. Лицом смуглый. Красивый, "видный".
Жили они на Дону в станице Аксай Ростовской области. Станица, что ни есть, настоящая казачья.
Было жаркое сухое лето.
Родитель cкий дом стоял на возвышенности, на крутом берегу реки. Никакой скученности подворий не наблюдалось. Между дворами были большие расстояния. Осталось ощущение степного простора. Мало растительности. Полное отсутствие тенистых украинских вишневых садочков и разнокалиберных посадок. Единичные молодые низкорослые деревца у дома и донская бескрайняя равнина вокруг. И такая серовато-песочная цветовая гамма. Дороги грунтовые, с пыльной дымкой от налетевшего ветра.
Дом был большой, светлый. Видимо, недавно построенный.
Когда мы приехали, в доме только - только убрали. Еще домывалась деревянная веранда и крыльцо на несколько ступенек. Не помню, кто это был, но какая-то молодуха, подоткнув за пояс полы длинной светлой в цветочек ситцевой юбки, оголив плотные икры и округлые влажные от воды колени, выжимала тряпку. Она улыбалась, сдувая, упавшие на лоб и глаза пряди волос.
В самой большой парадной комнате пахло вымытыми некрашеными деревянными полами. Они были выскоблены до белизны. Металлической щеткой. В центре комнаты на столе стояли перевернутые ножками к верху стулья. Сох пол. Были открыты окна и на легком ветру развевались светлые занавески.
Мы приехали с большими чемоданами. Привезли подарки. Бабушке Эле. Дедушке Коле. И еще кому-то. Разным родственникам и друзьям. Папа никогда никого не забывал. И всех любил радовать.
С открытой веранды во всей красе была видна река. Дон раскинулся широкий и спокойный. Серо - желтого цвета. Что называется, тихий Дон.
Вечером папа с дедушкой Колей с лодки ловили раков. Наверное собирали садки, специальные раколовки. Ловили до темна. Я помню силуэт лодки с двумя рыбаками на фоне темнеющего неба. Мы ждали их на веранде за большим накрытым к ужину столом.
Вернулись они с полными ведрами темно-зеленых большущих шевелящихся раков. На веранде уже зажгли яркий свет. На него летела мошкара и кружилась вокруг большого фонаря.
Часть раков папа высыпал на пол, чтобы показать нам улов. Мы с мамой визжали, когда раки расползались, шевеля усами и клешнями. Они угрожающе воинственно шипели, пятились назад, шелестели. Наползали друг на друга. Куча шевелилась. Раки ползли в разные стороны, задирая острые зубчатые клешни, неуклюже становясь на гибкий кольцеватый хвост. Их опять возвращали в кучу, чтоб они не разбрелись по всему дому.
Раков варили. Они становились ярко красными. Пахло укропом, рекой, тиной.
На столе сразу образовывались красные горы пустых панцирей и большущих клешней. Мне папа чистил раковые шейки. Хвосты. Сочные, большие, розовые. Сладкие. Нежные.
Маму учили есть раков, а не только раковые шейки. Снимать шершавый панцирь, высасывать сок из внутренностей. Разламывать клешни. Две большие и много маленьких. Очищать раковый хвост от кольцеобразной скорлупы. Вынимать из мякоти раковой шейки темную тонкую кишку, разделяя шейку на две неравные части. Одну большую, толстую, мясистую, сочную и другую - более тонкую, но такую же вкусную и сладкую.
Раков ели обстоятельно. Много. Долго. До отвала.
Я наевшись, сонная, с закрывающимися от усталости и впечатлений глазами, отправилась спать. А взрослые еще долго уничтожали улов. Ужинали.
Мы пробыли там несколько дней. Помню, бегала мимо дома ватага цыганчат. Детвора. Черноглазые смуглые девочки с развевающимися длинными спутанными волосами. Босоногие. В длинных цветастых широких юбках. И курчавые крепенькие малыши. Почти голышом. Пробегали с гортанным криком, подымая и оставляя за собой клубы теплой желтой пыли.
Я все рвалась в их компанию, но меня не выпускали.
Почему-то мы с бабушкой Элей купались в бане. И меня очень поразил ее пуп. Что-то было с ним не то. Я, малая, сразу это заметила. То ли он был большой, то ли не совсем изящный и незаметный, как у большинства людей. Я уперлась в него взглядом и даже испугалась. Так это и врезалось в память. Сейчас я объясняю это тем, что тогда детей рожали в походных условиях, а не в стерильных палатах роддомов. Случалось и в поле. Пуповину обрезали подручными средствами, как-то ее заживляли. И уж как зарастет, так и будет. У кого красиво и незаметно, а у кого - не очень. Так этот детский страх и изумление остались со мной на долгие годы.
Больше ничего из этой поездки не запомнилось.
Говорят, жизнь - это не те дни, что прошли, а те, что запомнились.
До конца своей жизни бабушка Еля жила в семье дочери Любочки.
Каждое утро бабушка начинала с чашки черного кофе и весь дом наполнялся его насыщенным ароматом. Заваривала в коричневом эмалированном кофейнике, который всегда стоял на плите. Кофе в зернах присылал сын Саша. У бабушки была ручная кофемолка, внуки, бывало, мололи в ней зерна. По рассказам Наташи и Веры, пила бабушка Еля кофе без сахара и молока.
Так как в семье росли шестеро детей, а учились все в разные смены, ей приходилось много времени проводить на кухне. Всех накормить, убрать.
Никогда ни на что не жаловалась. Не болела. Не пользовалась очками и писала много писем без посторонней помощи.
Вот так никому не докучая, однажды, проснувшись утром, вышла во двор. Вернулась, присела на свою кровать и ее не стало.
В декабре 1968-го на 82 году жизни. Тихо, спокойно отошла в Вечность.
В начале 1955 года отец отправил некоторые свои стихи в журнал "Огонек". С надеждой их опубликования. Среди них был, в частности
Где его любовно создавали-
На Урале?
Может быть в Сибири?
Он стоит на Русском перевале
Горделивый "Т-34".
На борту рукою твердой
"За Победу"
Кто-то начертал
В памятном году
Сорок четвертом
Он взошел
На Русский перевал.
Первым он сумел сюда пробиться.
И остался,
Службу сослужив,
Мужественным
Русским пехотинцам
Путь на Закарпатье
Проложив.
Еще "Гость с целины", "Солдат".
Пришел ответ, подписанный литературным консультантом редакции Павловичем.
"Стихи Ваши привлекают своей конкретностью отдельных образов и нестандартностью письма, но они еще не доработаны.
...Сейчас стихи Ваши для печати не подходят, но они говорят о том, что Вам стоит писать стихи, что материал для поэтической работы есть. Стихотворной техникой Вы уже владеете, но это только первая ступень. Мастерства еще нет. Отсюда художественная неровность и композиционная неустойчивость...
...данные для литературной работы у Вас есть, а дальнейшее зависит от Вашей воли, трудолюбия, жажды знаний. Если хотите, покажите нам через год новые свои произведения".
Общеизвестно, что печатали в то время в солидных изданиях исключительно членов Союза писателей. Такую себе "касту" литераторов.
Белла Ахмадулина, Евгений Симонов, Юрий Нагибин - ученики известного советского поэта Павла Антокольского, впоследствии рассказывали, что Антокольский после войны брал стихи молодых поэтов и ходил с ними по редакциям. Он требовал, чтобы "печатали молодежь". Но редакторы боялись брать на себя ответственность и пробиться молодому неизвестному поэту без чьей-либо помощи, было просто невозможно. Не реально, будь ты "хоть семи пядей во лбу". Нужны были рекомендации известных влиятельных литераторов. Но не каждый из этих маститых горел желанием втягиваться в подобные игры. Спокойней было "не высовываться".
Летом 1955 года отца откомандировали на Курильские острова. На остров Кунашир уехали папа, мама и годовалый Вовчик. Ехали они поездом суток 10, с пересадкой в Москве. Через всю огромную страну.
В Москве родители купили чайный сервиз на шесть персон. Был он то тем временам очень редкий и изысканный. На шоколадном фоне густой рисунок из небольших светло-бежевых цветочков. Чашки расписаны снаружи и также украшено все поле блюдца. Фарфор тонкий. Такой сервиз купить можно было только в столице.
Он стал памятью о поездке на Дальний Восток. Всю мою сознательную жизнь его вынимали из серванта только в особо торжественных случаях для самых редких и дорогих гостей. Но как ни берегли, часть чашек все же разбилась. Те, которые треснули, не выбрасывали, а старательно подклеивали. И опять они парадно сверкали за стеклом.
Мама ехала на Курилы с энтузиазмом. Во - первых, она была любознательна. Ей всегда хотелось путешествовать, нравилось открывать новые для себя края. Она любила читать очерки очевидцев из серии путешествий и приключений по разным странам и незнакомым местам. А тут такая удача - через весь Союз! Поездом! 10 суток.
В то время был очень популярен детский писатель Аркадий Гайдар. Это его псевдоним. Настоящая фамилия Голиков. Я помню, папа читал мне рассказ про Чука и Гека. Эти два маленьких брата, вместе с мамой тоже ехали через весь Советский Союз куда-то очень далеко к отцу военному в гости. Потом сняли кинофильм про их путешествие и все приключения.
Так вот, воспоминания об отъезде родителей с Вовчиком на Курилы, ассоциируются у меня именно с этими героями. Аркадий Петрович Гайдар еще до войны написал много интересных книг для детей. И "РВС", и "Школа", но самая известная повесть "Тимур и его команда".
Тимуровцы стали именем нарицательным. Организовывались целые тимуровские движения. Это были такие передовые пионеры, которые помогали сначала семьям военнослужащих, а потом и всем пожилым, беспомощным, больным и одиноким старикам. Тимуровцы восстанавливали справедливость, были образцом для подражания.
Сам Аркадий Гайдар с войны не вернулся, погиб на фронте в1941 году. Его внук - Егор Гайдар, спустя пол века станет премьер-министром России.
Местом предписания отца был Южно-Курильск. До 1946 года городок назывался Фурукамаппу, принадлежал Японии. Как и остров Кунашир на берегу Южно-Курильского пролива.
Курилы это вообще цепь вулканических островов. Вернее две параллельные гряды островов - Большая Курильская и Малая Курильская. На островах около 40 действующих вулканов. Ещё горячие минеральные источники - гейзеры бьют прямо из-под земли. Место сейсмически неспокойное, нестабильное и самое географически отдаленное от столицы Москвы.
Население занималось рыболовством. Ловилась здесь кета, крабы и морские звери - нерпа, тюлени.
Кое-что из истории вопроса.
К примеру, население острова Сахалин первоначально было сформировано исключительно из каторжан, ссыльных и надзирателей. Это все живописно поведал в своем исследовательском труде Антон Павлович Чехов. Еще в 1890 году тридцатилетний писатель совершил путешествие "на остров ужасов, место каторги и ссылки". По договору 1867 года Сахалин принадлежал Российской империи и Японии на правах общего владения. В 1875 году единоличным хозяином острова стала Россия, взамен Япония получила все Курильские острова. А это ни много, ни мало 22 острова!
В 1905 года Южный Сахалин был отторгнут Японией.
После Победы в 1945 году решением Крымской конференции Япония вернула Советскому Союзу Южный Сахалин. Одновременно были освобождены и Курилы.
Остров, Кунашир самый южный, здесь проходила государственная граница СССР. До Японии - рукой подать. Через Южно-Курильский пролив виден "берег японский".
Южно-Курильск небольшой поселок на Кунашире.
Дислоцировалась тут воинская часть. Солдаты, офицеры, обслуживающий персонал, их семьи и были основным населением. Отца откомандировали туда налаживать редакционную деятельность воинской газеты. Подобные длительные командировки в такие "богом забытые места" рассматривались сродни ссылке.
Деревянные хибары барачного типа формировали местный ландшафт. Центральная улица как бы делила остров пополам и простиралась вдоль всего поселка. Растительности, как таковой, в поселке не было. Остров скалистый. Сырость, ветры, холод.
В одном из деревянных неприглядных домиков и жили папа, мама и Вовчик. Мама, как могла, создавала домашний уют.
За окнами, совсем рядом, и днем, и ночью шумел Тихий океан.
ОТЕЦ (слева) С СОСЛУЖИВЦЕМ НА БЕРЕГУ ТИХОГО ОКЕАНА
Печь топили дровами. Иногда присылали молодых солдатиков. Они кололи дрова на зиму. Сажали Вовку на руки и играли с ним. Мама угощала солдат чем-нибудь вкусным, домашним.
В выходной папа брал Вову на руки и они втроем ходили на берег. Берега высокие - метров 15. Папа держал Вовчика на руках, они присаживались на каменистый берег. Внизу грохотал океан и набегали пенистые белые кружевные волны. А чуть левее по берегу дремал вулкан Менделеева и самый большой действующий вулкан Тятя - Яма.
Мама фотографировала папу с сыном. Вовчик тогда даже не понимал, что он на краю земли и чувствовал себя вполне защищено и спокойно.
С другой стороны острова возвышалась одиноко в океане высоченная скала Палец.
Я в это время в Верховцево пошла в первый класс. Повела меня в школу баба Лида. В конце года по адресу: Южно-Курильск, ул. Новая 4, Доломанову полетела телеграмма : "Поздравляем отличницей Целуем Мама Светлана". Мы отрапортовали.
Спустя год родители с Вовой вернулись на материк.
Через некоторое время отец уехал в Среднюю Азию.
Больше живым мы его не видели. О смерти отца дома никогда не говорили вслух. На этой теме было наложено табу. Понятно, что естественной смерть "от старости" в 46 лет не умирают. Мы знали, что что-то случилось, что отец погиб. Понимая, что для мамы это тяжелая, трагическая тема, разговоры мы не затевали.
Мне было известно следующее. Папа уехал в Казахстан устраиваться на работу в солидную газету. Подразумевалась, само собой, столица Алма-Ата. Когда он там закончит все организационные дела, решит вопросы с жильем, то заберет все семейство к себе. Я входила в положение, понимала, что подобные проблемы требуют времени. Терпеливо ждала и, конечно же, как обычно, мечтала.
О солнечном, шумном, разноголосом столичном городе. Об экзотических фруктах, восточных сладостях и необыкновенных пейзажах. В этой связи мне представлялись обязательные продолговатые пахучие медовые дыни, жаркие пески и караван верблюдов. Как на фантиках шоколадных конфет Кара-Кум.
Все это я видела только на картинках или в кино. Еще замысловатая архитектура мечетей и высоких голубых дворцов с арками. И с арабской вязью на фасадах.
Длинные светлые полосатые халаты на мужчинах. Красиво повязанная чалма на голове. Как у старика Хоттабыча. Их неторопливые беседы. Обязательный Омар Хайям. С глубоким философским смыслом, еще скрытым для меня.
Пиалы с горячим чаем и горы сладких сочных фруктов. Виноград, гранаты, инжир. А еще любимая мною рассыпчатая сахарная душистая халва, слоистый тяжелый щербет и рахат- лукум - желеподобный, плотный, чуть резиновый. Слегка местами влажный, от кое - где растаявшей, осыпающейся сахарной пудры.
Щебечут красивые кареглазые девушки с длинными черными косами. Такие - птички певчие. И все это на ярком ковре под раскидистым многолетним платаном.
Такой себе достархан. Магнетически притягательное обозначение сладкого восточного угощения. На персидский манер. Как скатерть - самобранка.
Папа очень часто присылал нам посылки. В фанерных почтовых ящиках. Обязательные книги и детские журналы. Еще маленькие детские пластиночки, которые проигрывали на патефоне. Они были наклеены внутри яркой двойной открытки. Внутри на левой странице текст песни, а на правой сама пластиночка. С обратной стороны рисунок в тему и место для письма.
Сохранились такие открытки с папиными подписями.
На одной пластинке детская песенка "Слон".
"Спать пора. Уснул бычок,
Лег в кроватку на бочок.
Сонный мишка лег в кровать,
Только слон не хочет спать.
Головой кивает слон,
Он слонихе шлет поклон".
Рукой отца сделана приписка: "Вовочка! А как ты спишь? Какие сны смотришь? Папа целует своего бесценного забияку Вовчика. Папа".
На другой говорящей открытке такое маленькое письмецо.
"Дорогой сыночек Вовчик!
Папа поздравляет тебя с четвертой весной под тихим большим солнечным небом. Расти хорошим, послушным мальчиком. Выучи эту песенку и спой ее Светланочке.
Поздравь маму, бабу Лиду ( или Лилу, как называешь ты), старенькую бабушку с Первомаем.
Папа нежно целует Вовчика".
Эта посылка была отправлена к Вовиному дню рождения. К 1 мая 1957 года.
В одном из своих писем мама написала, что я, как и другие мои одноклассники, принесла в школу какой - то комнатный цветок. Ими украшались подоконники в классе и мы за ними ухаживали.
Папа тут же прислал большую фундаментальную книгу "Комнатное садоводство", изданную в 1956 году в Москве в государственном издательстве сельскохозяйственной литературы. Книга большого формата, в твердом темно зеленом переплете на 500 страниц. Тяжелая. Стоила она 19 руб.85 коп. Это скорее энциклопедия домашнего комнатного садоводства с большим количеством иллюстраций. Черно белых и цветных. С большим справочным материалом и латинско-русским указателем названий растений.
Книгу папа подписал: " Дорогой Светлане от любящего папы. Приобрел в Алма-Ате 27.06.57." Отправлял 5.07.57 года. Торопился к моему дню рождения. Мне должно было исполниться 9 лет. Это был солидный и слишком роскошный подарок для такой малышни. Книга простояла невостребованной несколько десятков лет.
Как память об отце. Она стояла в книжном шкафу рядом с другими энциклопедиями и словарями. Я оказалась абсолютно равнодушной к подобному садоводству. Но как в классическом чеховском изречении о том, что если в первом акте на стене висит ружье, то в последнем - оно обязательно выстрелит, так и произошло.
Неожиданно полученный мной в подарок цветок от близкой подруги пробудил интерес. И после 50 лет я ощутила неизведанную до той поры радость от появления маленьких беспомощных ростков, новых побегов, запаха свеже политой земли. Пригодилась книга, как нельзя кстати. Своим фундаментальным исследованием, она превосходит многие сиюминутные печатные издания с красивыми глянцевыми снимками и минимумом информации.
Так отец опять заботился обо мне. Спустя пол века.
В посылках кроме книг были разные игрушки. Какие - то мелкие подарки маме и бабушкам. Все это пересыпалось конфетами и орехами, чтоб ничего из свертков и книг не болталось и не громыхало. Папа знал, какие мы сластёны.
Особенно запомнились шоколадные конфеты в ярких фантиках "Тузик" и "А ну-ка, отними!". На первой обертке, ясное дело, мордочка симпатичного пса. То ли терьер, то ли дворняга. И конфета была шоколадно-вафельная.
На второй, - девочка, держит высоко в руке конфетку. А игривый щенок виляет рядом хвостом. Начинка у этой шоколадной конфеты была светлая, ореховая. Подобно, как у "Петушок-золотой гребешок".
Одна из последних фотографий отца сделана в сентябре 1957года. Он сфотографирован, сидящим на берегу реки. Река неширокая. Берега пологие, заросшие высокой травой. Вдали по обеим сторонам - невысокие кустарники.
Отец в темных брюках, светлой шведке, соломенной шляпе с небольшими полями и темной неширокой репсовой лентой вокруг тульи. Спокойный доброжелательный взгляд.
На обороте надпись:
"Дорогие!
Это - казахстанский пейзаж.
А кто сидит на берегу Тентеки? В переводе на русский река Тентек, значит, "строптивая".
Вчера ночью здесь забили первую сваю под самый большой мост (под опору) на стройке дороги Дружбы.
Папа целует вас и посылает свой скромный подарок. 15.09.57"
Лишенный бахвальства и показухи, отец преуменьшает достоинства своих даров.
Потому, что всегда был щедрым. Сердечным. Открытым. Любящим и заботливым.
А через шесть дней его не стало.
.
В этот день я задержалась в школе. Кажется, нас принимали в пионеры. Была осень. Я пришла, когда на улице уже стемнело. В квартире не зажигали свет. Мама плакала в голос, где-то в дальней комнате. В темноте. Баба Лида взяла меня за плечи, включила свет на кухне и показала телеграмму. Она была короткая. О том, что отец умер. И сообщалась дата похорон. Баба Лида вытирала заплаканное лицо и сморкалась в мокрый измятый платок.
Наутро мама вылетела в Казахстан.
В Талды-Кургане отца и похоронили.
От туда мама привезла какие-то папины документы и фотографию похорон.
Только спустя полвека, сопоставив факты и документы, узнав некоторые подробности у своей двоюродной сестры Наташи Беловой, стала понятна история отрезка жизни отца, проведенного в Средней Азии.
В пятидесятые годы прошло массовое сокращение вооруженных сил.
Во время, так называемого хрущевского "сокращения", было уволено в запас большое количество военнослужащих. Множество боевых офицеров оказалось "не удел".
Это был для многих крах. Жизненный крах. Если человек больше ничего не умел, не владел никакой другой специальностью, оказаться "за бортом" в самом расцвете сил, после того, как лучшие годы были отданы служению Родине. Победы над врагом. Война у многих забрала здоровье, семью. Выброшенные за ненадобностью, неприкаянные, многие не справлялись с подобной ситуацией.
Родина, вообще вела себя всегда, как злая мачеха. Как любит повторять Виталий Коротич : "Краiна дбала не про нас...". Многие спивались.
Отца демобилизовали по инвалидности. Инвалидность первой группы.
"Получено в период прохождения в/ службы". Так указано в справке ВТЭК, выданной 25 июля 1956 года. Переосвидетельсвование назначено через год.
С таким приговором на работу не берут. Никуда. Надо было содержать семью. Молодую жену и двоих малолетних детей. Маме был 31 год, мне 9 лет, Вовчику - 3 года.
Отцу на тот момент исполнилось 45 лет.
Мама не работает. И с момента замужества не работала ни дня.
Отцу, как кормильцу, нужно что-то предпринимать. Жить на содержании тещи и воинской пенсии он считает недопустимым.
Отец уезжает в Казахстан.
И начинает все с нуля.
В это время муж папиной младшей сестры Любочки, Володя работал инженером на очередной стройке века - дороге Дружбы. Видимо, он подсказал разрешение проблемы.
Дорога Дружбы - Туркестано-сибирская железная дорога. Еще ее именовали Турксиб. Это часть Алма-Атинской дороги. Она соединила республики Средней Азии с районами Сибири. Общая протяженность железной дороги около полутора тысяч километров.
ТУРКСИБ. СТРОИТЕЛЬСТВО
Дорога строилась в 1957-59 годах в голой степи. Железнодорожный путь прокладывался от станции Актогай до государственной границы СССР с Китаем. За два года вдоль железнодорожного пути необходимо было построить сопутствующие технические сооружения и мосты.
Строительно-монтажный трест издавал свой печатный орган "Новостройка". Редакция его находилась в столице Казахстана городе Алма-Ате.
В воздухе витал вопрос о региональных небольших мобильных редакциях, которые двигались бы вместе с мостостроителями. Однако, не было специалистов, журналистов, творческих людей, которые могли бы взять на себя труд организовать и воплотить эту идею.
Не хватало элементарно рабочих рук, как - то строителей, разнорабочих, шоферов, плотников. Как всегда на таких отдаленных "стройках века" использовался труд ссыльных. А начиналось строительство в 30 годы исключительно силами заключенных и ссыльных за разные провинности по отношению к власти. Желающих "по зову сердца" приехать сюда не наблюдалось. Встречались здесь, правда, инженеры, отрабатывающие обязательные послевузовские госповинности. Требовалось отдать Родине как минимум 3 года работы по распределению по окончании института. В обмен на бесплатное обучение. "Открепиться", то есть получить открепление с места работы, которое выпускник получал по окончании Вуза вместе с дипломом, было чрезвычайно трудно.
В одном из подразделений стройки - Мостотряде ?5 было принято решение издавать печатный орган партийной организации постройкома.
Имея многолетний опыт журналистской работы, будучи орденоносцем, прошедшим войну, ответственным коммунистом и добросовестным человеком, отец взял на себя труд организовать небольшую газету.
Создавалась она на "пустом месте". Размером в обычный печатный лист для пишущей машинки. Первоначальный тираж составлял 400 экземпляров. Потом он был увеличен до 550.
Назвали многотиражку "Мостовик". Печатать газету договорились в областном издательстве Талды-Курганского управления культуры.
Отец возглавил газету, став ее редактором и одним из ведущих корреспондентов.
Многотиражка была одним из основных источников информации для многотысячного коллектива строителей, разбросанных на 300 километров вдоль строящегося железнодорожного полотна. Газету ждали, читали с интересом, потому, что только в ней можно было прочесть про людей, работающих, плечо к плечу. Встретить на страницах знакомые имена. Узнать последние новости об ушедших вперед шпалоукладчиках.
В газете "Новостройка" ? 364 за 18 августа 1957 года была помещена статья, посвященная, редактируемой отцу многотиражке. Оценивалась очень положительно ее и информационная, и пропагандистская стороны. Отцу, в частности были посвящены несколько абзацев:
"...Выход в свет многотиражной газеты - это радостное событие для коллектива мостоотряда ?5....Выходившая сначала тиражом 400, а теперь 550 экземпляров говорит о том, что газета пользуется авторитетом среди строителей. Душой газеты "Мостовик" является редактор Виктор Николаевич Доломанов. Он с любовью относится к порученному делу. Газета всегда выходит вовремя и своевременно отзывается на злобу дня... следует сказать, что такую газету вполне могут выпускать на 4 стороительном участке, где строители разбросаны на расстоянии до 600 километров".
В этой, редактируемой отцом газете "Мостовик" ?19 и был напечатан некролог.
" В ночь на 21 сентября трагический случай оборвал жизнь Виктора Николаевича Доломанова - редактора многотиражной газеты "Мостовик". Безвременная смерть вырвала из наших рядов талантливого журналиста и активного работника печати. Память о его обаятельной личности и плодотворной деятельности навсегда сохранится среди нас.
Партийная, профсоюзная. Комсомольская организации и администрация Мостотряда ?5 выражают глубокое соболезнование семье и родным покойного по поводу постигшей их утраты".
Спустя полвека, двоюродная сестра Наташа, живущая в Узбекистане, напишет мне, что у отца случился сердечный приступ и он захлебнулся, упав в арык.
Через месяц нам назначили пенсию. Жене и двум детям за умершего майора запаса Доломанова В.Н финотделом Днепропетровского облвоенкомата была назначена пенсия в размере 45% от оклада содержания. Составляла она 877 рублей в месяц. После хрущевской реформы в 1961 году это было 87 руб. 70 коп.
Мне кажется, что это было лето 1958 года. Вове было 4 года, мне 10 лет. Мы уже остались без отца.
Мама меня и Вовчика повезла к Черному морю в гости к родному папиному брату дяде Саше Доломанову.
Служил он мичманом на подводной лодке. На Черноморском флоте. Порт Балаклава был в то время закрытым для посещений. Попасть в город могли только его жители. Как и в Севастополь. Такая секретность объяснялась припиской к порту множества военных кораблей, крейсеров, подводных лодок. Все, что касалось подводных лодок было военной тайной.
Мама заранее отправила куда-то приглашение дяди Саши и свои документы с просьбой разрешить поездку к родственникам. Спустя месяц пришло разрешение на посещение Балаклавы с ограниченным сроком. Кажется, не более 2-х недель.
До Симферополя мы ехали на поезде. В мягком купейном вагоне. Вовка весь вечер разгуливал по красной ковровой дорожке вагона. Знакомился с пассажирами и вступал с ними в беседы. Заходил в другие купе и рассказывал, что едет в секретный город в гости.
Я уже вышла из детского возраста. И вела себя чинно и степенно. Кругом была чистота, белые занавески на окнах и цветочки в коридоре. Проводница приносила горячий чай с лимоном в стаканах с резными мельхиоровыми подстаканниками. Отдельно полагался сахар рафинад, по два кусочка в упаковке. К каждому стакану чая давали по две упаковки сахара. Стакан болтался в подстаканнике. А горячий чай почему-то все время выливался из ободка на дне подстаканника, обжигал руки и обливал платье.
Рано утром мы приехали в Симферополь. Солнце только вставало. Было свежо, еще не жарко. Дальше мы поехали на такси. Тогда это были исключительно автомобили "Волга" с шашечками на боку. Громоздкие, разболтанные и пыльные, но самые по тому времени, высококлассные машины в Союзе.
Ехали через пропускные посты в Севастополе и Балаклаве. Помню серпантин шоссе. С одной стороны дороги близко подступали горы, поросшие южными деревьями и кустарником, с другой - крутой обрыв. А на горизонте синее-синее море. И морской солоноватый теплый ветер залетал в окно. Несколько раз нас останавливали и проверяли мамины документы.
ДЯДЯ САША ДОЛОМАНОВ
В то лето в Балаклаве дядя Саша был красивый, смуглый, кареглазый. С густыми черными усами. Спокойный, радушный. Очень ему шла форма мичмана с красивой фуражкой с золотым "крабом". Увешанный орденами и медалями он имел очень представительный вид. Но, как мне казалось, даже стеснялся парадности и излишнего блеска. Теперь я уже понимаю, что его молодые годы тоже отобрала и исковеркала война. Он был ранен, потом болел профессиональной болезнью подводников - злокачественной гипертонией и рано умер.
У дяди Саши была жена Лида и сын Женя. Тетя Лида запомнилась мне приветливой, громкоголосой, энергичной. Черноволосая, черноглазая, очень похожая на донскую казачку.
Женя, как мне помнится, собирался тогда жениться и привел невесту познакомить с родителями. Компания приятелей Жени казалась мне недосягаемой. Взрослые, яркие, изысканные, смелые. Женя в новомодном, многим недоступном тогда шуршащем тонком заморском плаще "болонья". Это был шик!
ТЕТЯ ЛИДА, ЖЕНЯ, ДЯДЯ САША ДОЛОМАНОВЫ
Днем мы ходили на море. Купались и загорали.
Завтракали мы дома, а днем на пляже мама покупала нам горячие чебуреки. Мама объяснила, что это такие пирожки с мясом, и это их тюркское название. Я поняла, что кавказское. Классические чебуреки делаются с бараниной.
Они были большие, золотистые, сочные. Я все время обжигалась огненным мясным соком, который брызгал и выливался на меня. Чтобы не пачкать жиром руки, бумажной салфеткой оборачивали край чебурека. Держала я его двумя руками, иначе он складывался вдвое.
Чебурек был большой, плоский, горячий. Формой полукруга. Размером с пол тарелки. На одну половину круглой тонко раскатанной лепешки закладывался фарш. Он накрывался второй половиной теста. Специальным резцом обрезался край чебурека и жарился в большом количестве жира. Тесто мягкое тонкое, с зубчатым краем по кругу. Внутри острое вкусное сочное перченое мясо. И много выливающегося на руки сока. Мне хватало одного такого пирожка.
Пили мы какао, которое мама предусмотрительно брала с собой в термосе. Или газировку. Ее с разными сиропами продавали на каждом углу. Можно было взять с двойным сиропом. Это было особенно вкусно. Чистая газировка стоила 1 копейку, с одинарным сиропом 3 коп. Сиропы были вишневый, дюшес (по названию сорта груш), крем-сода.
Завтракали и ужинали мы дома. Тетя Лида, как все жители приморских городов, на пляж почти никогда не ходила. Дядя Саша утром уходил на службу. Но пару раз с нами за компанию они на море пошли. Купались, играли на берегу в карты.
Фотографировались. Я красовалась под модным китайским зонтиком от солнца. Он был из тончайшего светлого шелка, расписанного яркими причудливыми цветами и птицами. Прочная ткань была натянута на частые тонкие и плоские деревянные прутья. Ручка - светлая, бамбуковая. Гладкая и блестящая. Будь - то полированная. Открытый он напоминал большое плоское блюдо из парадного сервиза тончайшего фарфора. Зонтик был нарядный и служил скорей украшением, нежели защитой.
Потом появился откуда-то ослик. Хотели посадить верхом на него Вовку, но мама не решилась. Держала сыночка на руках, а на осла надели мою соломенную шляпку. Мама гладила ослика рукой, чтоб он не сбежал, а он никуда и не собирался. Его вообще трудно было заставить куда - либо шагать.
ВОВА, МАМА И Я В БАЛАКЛАВЕ
Лет 20 спустя, на набережной Судака на берегу этого же Черного моря мы с Гариком сфотографируем маленького Алешу верхом на таком же ослике.
Однажды утром мы завтракали. За столом сидели Вова, я, мама и тетя Лида. Ели, кажется, поджаренные тётей Лидой, сырники. Горячие, сладкие, сочные, только что со сковороды. Вдруг малый Вовчик с детской непосредственностью спросил тетю Лиду: - "А чего это вы чавкаете?"
Мама чуть сквозь землю не провалилась. Так ей стало неудобно. Тетя Лида только и ответила с укоризной: "Ну и дети, у тебя, Нонна!"
Надо сказать, что Вовка был у нас "эстетом" с детства. Ел всегда аккуратно и бесшумно. Не "чавкал", не причмокивал, не втягивал в себя со свистом горячий чай или молоко. Никогда не размазывал по лицу кашу. Не ронял ничего с ложки. На столе вокруг тарелки и вокруг стола никаких крошек, комьев холодной застывшей манки, пролитого молока, никогда не было. Салфетка, которую вешают всем детям на грудь, у него тоже была сухая и чистая. Как и рот, оставался чистым. Так впоследствии аккуратно ела в детстве и Настя.
В один из дней мы пришли не на пляж, а в порт. Туда, где швартуются военные корабли. Дядя Саша взял Вову на руки и понес на, стоящую рядом с причалом, подводную лодку. Он считал, что парню это будет интересно и запомнится на всю жизнь. Мне он сказал, что женщина на корабле - плохая примета. Не к добру. Поэтому меня он с собой не возьмет. Мы с мамой остались ожидать их на берегу. Я не обижалась, понимала, раз у моряков такие законы, нарушать их нельзя. Матросы, те, что стояли на вахте у трапа и те, что чистили какие-то люки, улыбались нам доброжелательно.
Теперь я понимаю, что дядя Саша жалел нас, оставшихся без отца и хотел, хоть чем - то поддержать и как - то восполнить отсутствие мужского сильного плеча. Хоть на миг.
Вернулся Вовка весь перепачканный маслом и мазутом с черными ладошками. Но довольный и полный впечатлений, оставшихся на всю жизнь.
ДЯДЯ САША С МОРЯКАМИ НА ПИРСЕ, ВОЗЛЕ ПОДЛОДКИ
Следующий раз я увиделась с тетей Лидой в 1981 году. У меня был очень тяжелый период в жизни. В мае, после 8 лет замужества, где меня "поедом ела" свекровь, я развелась с Алешиным папой. Вынужденно оставаясь жить еще несколько лет в общей квартире и психологически жуткой атмосфере.
Тетя Лида жила к тому времени в Севастополе, в новостройке. Она уже вышла на пенсию. Жила одна. Дяди Саши уже не было. Сын Женя с семьей жил в Андижане. А въезд в Севастополь был свободный. Балаклава все еще оставалась закрытой зоной.
Тетя Лида со свойственными ей оптимизмом и энергией, уговорила маму прислать меня в Крым, так как по Севастополю ходят "толпы непуганых капитанов дальнего плаванья, мечтают со мной познакомиться" и "разогнать мою тоску". По их взаимному "сговору" я поехала со своей студенческой подругой Людой. Тетя Лида подыскала нам удобное жилье - у неё было много знакомых, и одна из них сдала нам, кажется, однокомнатную квартиру. По тем временам это было роскошно. Пробыли мы в Севастополе дней 10.
Мама мне рассказывала, что существует такое поверье, когда в жизни наступает "черная" полоса, нужно сходить в фотоателье, сделать снимок и фортуна обязательно опять повернется к тебе лицом. "...Ты сними, сними, меня фотограф..." Профессиональный фотограф запечатлел меня на фоне грандиозного памятника освободителям Севастополя в крымской войне. Мина у меня там на лице кислая, вовсе не соответствующая южному отпускному настроению. С таким лицом я и проходила по морскому побережью.
Я В СЕВАСТОПОЛЕ
Самой запоминающейся из всего отдыха была премьера музыкального фильма шведской группы "АББА". Фильм был цветной, широкоформатный. Праздничный.
Широкоформатных кинотеатров тогда было мало. Ажиотаж вокруг этого события был колоссальный, билеты доставались в очередях с боем. Но событие того стоило!
Севастополь запомнился солнечным, с морским солоноватым ветерком и большим количеством красивых офицеров и моряков в белоснежных одеждах.
На прощанье тетя Лида сказала, что отпуск мой был слишком кратковременным для осуществления задуманных планов. Вспоминала я ее всегда с благодарностью.
Наш отец прожил короткую жизнь. Всего 46 лет. Но несомненно яркую. Насыщенную и достойную.
Он как и миллионы соотечественников, воевал за свободу нашей Родины.
И в числе других победителей, остался жив в той безжалостной мясорубке войны. Домой он вернулся героем, орденоносцем. Уважаемым и достойным почестей.
Это ли не удача?
Несомненно именно война, ее звериное лицо, оставила тяжелый след в его тонкой и ранимой душе. Что со временем и сказалось на психологическом состоянии.
Отмеченный Богом, талантливый. По сути, самородок, не обучавшийся литературному ремеслу, ставший журналистом и поэтом. Ощутивший радость творчества. Это дается только избранным. И дорогого стоит.
Он любил и был любим. А умением любить похвалиться может далеко не каждый. Можно жизнь прожить, так и не познав настоящей, полноценной любви.
Умение делать окружающих, близких людей счастливыми - это тоже дар свыше. И он тоже делает человека счастливым. Стремление родных людей (разной степени родства) радовать, баловать, приносить тепло и заботу. Все ли это умеют? Все близкие ощущали его любовь.
Сохранить друзей и товарищей даже после смерти, чтобы они не забыли жену и детей многие годы. Тульчинские, Михайловы, Левины, Розенбаумы, Файны - это все сослуживцы отца. Помогали морально, звонили, вели переписку с мамой, уже живя в самых разных уголках Советского Союза.
Это ли не наилучшая характеристика именно товарищеских отношений между людьми. Их открытости. Умения дружить. А значит, и делиться душевной теплотой и человеческой любовью. И не каждому дано умение строить такие взаимоотношения. Наш отец это смог.
Отец, писавший детские стишки двухлетней крохе, с малых лет, растивший нас в ауре любви, обожания, и красоты. Лучшего и достойнешего отца я не представляю.
Всю свою жизнь: и взрослую и юношеские годы я остро ощущала, как мне его не хватает. Не доставало его похвалы, его участия. Просто посидел бы рядом...
А уже выросший Вова как-то признался мне, что будучи совсем малышней часто, утыкался носом в подушку, сожалея сквозь детские горючие слезы: " Что же ты так рано оставил нас, папочка?"....
...Именно отцу я обязана своим стремлением к литературному творчеству.
У меня была давняя мечта собрать стихи отца и опубликовать их для внуков, племянников, правнуков. Кажется, с этим я справилась.
Несгибаемая воля к преодолению любых жизненных невзгод. Черта настоящего мужчины, истинного бойца. Не "плыть по воле волн", а начинать каждый раз новый бой. За себя, за судьбу, за свое место на земле. И это отец передал нам по наследству.
Наш отец мог бы гордиться своим сыном, ставшим продолжателем воинских традиций, офицерской чести. Не перепутавшим ее с лизоблюдством, угодничеством и таким распространенным явлением сегодняшних дней, как продажность.
Не опозорил его и внук. Получив ученую степень, унаследовал тягу к литературному творчеству. Опубликовал уже не только научные статьи, но и литературные эссе.
А уж как бы он любовался яркой красотой своей внучки Анастасии.
Пока писала этот раздел, поймала себя на том, что повторяю про себя одно отцовское стихотворение. Оно очень легко "легло на душу". Им я и хочу закончить. Ничего более жизнеутверждающего я не напишу. И это говорит о том, что отец в нашей памяти. А пока мы его помним - он жив!
Как мы ждали,
Как мы ждали теплый дождик,
Так, пожалуй, праздника не ждешь.
Под листвой склонялись
Винограда гроздья,
До земли клонилась молодая рожь.
Он спустился с гор синеголовых,
И на цыпочках
По полю пробежал.
Лепестки и листья - все живое
Влагой животворной освежив.
А потом он переходит в ливень,
Будоражит яблони в саду,
До костей промокший,
Но счастливый
По земле воспрянувшей иду.
1948г.
|
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души"
М.Николаев "Вторжение на Землю"