Долженко Сергей Геннадьевич : другие произведения.

Девочка в красном. Роман

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Симпатичный молодой человек Иван Шмыга меняет прокурорский мундир на странную, необычную профессию толкователя снов. По снам и знакам он вычисляет будущую опасность. В книге первой Шмыге предстоит выяснить источник негативной энергии в судьбе молодого парня, все несчастья которого начались после его решения сыграть свадьбу с любимой. Расследование сразу же ввергает Ивана в такие передряги, из которых он только чудом выходит живым.
  Сны, знаки, ночные видения...
  Что стоит за житейскими драмами, уголовными преступлениями, несчастными случаями? Преступная воля человека, стечение обстоятельств, вина перед Богом или есть нечто иное, едва видимое, скрытое за грубой материальной оболочкой мира?
  Такие вопросы задает себе каждый раз Иван Петрович Шмыга, бывший следователь прокуратуры, а ныне детектив по предотвращению несчастных случаев или "дознаватель небесной канцелярии", как он себя в шутку называет, берясь за новое дело в своей практике.
  По множеству примет и на основании расшифровки снов клиентов Иван Петрович прогнозирует несчастные случаи и дает рекомендации по их предотвращению.
  Его хлопоты сопряжены с таким смертельный риском, что он только чудом выходит живым из передряг, в которых оказывается, едва только занявшись обычным на первый взгляд делом.
  Романы написаны в жанре детектива-расследования. Анализ происходящего и рассуждения о возможных "энергетических" причинах перемежаются все новыми неожиданными событиями, и появлением новых жертв. Все романы имеют эффект паззла, когда прихотливо разбросанные детали, эпизоды, образы в конце выстраиваются в стройную картину, где все взаимосвязано и взаимообусловлено не столько каузально-внешними причинами, сколько глубинно, на загадочном уровне Судьбы.
  Уникальность серии "Небесный дознаватель" еще и в том, что напряженный детективный сюжет книга за книгой вводит читателя в таинственный мир сновидений, знаков (примет) и ночных видений.
  
  
  
  Книга первая. Девочка в красном.
  
  Глава первая. Бойня на Моховой
  
  На окраине города Нижневолжска, распростертого на двух берегах реки, на пересечении улиц Моховой и Зеленской стоял невзрачный магазинчик "Продмаг". В его узких арочных окнах тускло отражался пустынный перекресток, который обступали двухэтажные каменные дома.
  Серая кошка, заломив обкусанные уши, торопливо перебегала дорогу. Треснула в кронах тополей сухая ветка - кошка мгновенно прижалась к чугунной втертой в дорогу крышке сточного колодца, но тут же взвыла, точно коснулась горячей плиты, и опрометью бросилась в придорожные кусты.
  Стоявшая возле окна старушка с измятым от бессонницы лицом перекрестилась, шаркнула спичкой по коробку и подожгла окоченевший фитилек лампадки, погасшей внезапно за час до рассвета.
  Больше никаких происшествий, если эти мелочи можно назвать происшествиями, не случилось на Моховой вплоть до 8.45 утра по московскому времени.
  А в 8.40 к перекрестку приближался груженный связками стальных трехметровых труб потрепанный "ЗИЛ-130", за рулем которого трясся на каждой выбоине пожилой водитель в сетчатой безрукавке. Баруздин Андрей Матвеевич, как значилось в его документах. Несмотря на ранний час в кабине было жарко, душно, при толчках из-под рваных напольных ковриков взвивалась мелкая пыль, вызывая мучительный кашель. Андрей Матвеевич то и дело оттирал ветошью пот с лица. Крышка бардачка закрывалась плохо и при каждом толчке вываливалась наружу, что крайне его раздражало. Сегодня в первый раз за неделю механик пустил его в рейс. Последние дни Матвеич никак не мог выбраться из запоя. Пил по-черному, пытаясь забыть недавний кошмарный сон, который заставил вскочить его среди ночи с дурным криком. Смысл его был забыт при пробуждении, но должно быть виновата жена - на днях сошлись в шестой раз, да снова разлаялись и разбежались.
  "Сука, неймется ей, пилит и пилит по живому", - озлобленно думал Матвеич, нашаривая в полупустой пачке сигарету. - "Как ножовка, все время должна быть в работе, иначе зубья ржавеют".
  Подвешенный на скрученной проволоке к потолку кабины красный чертик - подарок зоновского друга - бился, как живой, в хитрой улыбке скаля свои ослепительно белые зубы.
  Впереди шла бежевая "девятка". Шла неторопливо, не реагируя на сигналы, по-хозяйски занимая серединную часть дороги. Матвеич бесился, поскольку в его больной голове горело только одно желание - быстрее разгрузиться, получить отметку в путевой лист, и загнать машину в гараж. На сегодня одного рейса хватит. Резко впрягаться нельзя - хомут шею натрет. И поэтому, когда "девятка" замигала подфарником, уходя на пустынном перекрестке вправо, освобождая главную дорогу, он повеселел и приготовился выжать газ.
  
  Фаина Маратовна с утра находилась в раздраженном состоянии. Вчера до одиннадцати принимала от сменщицы магазин, таскала ящики с товаром, подсчитывала калькуляцию, пока хозяин сидел у прилавка и благодушно попивал холодненькое пивцо. Ночью выспаться не удалось: томила жара и все четыре стены однокомнатной "хрущевки", доставшейся ей после развода, давили темным душным жаром. Утром не могла добудиться до пьянчуги-сторожа, и поэтому открылись минут двадцать девятого, когда при входе уже толпился недовольный народ.
  - Мне свининки на полкило, нежирной, - заискивающе попросила пенсионерка в непомерно больших для худенького личика очках, бывшая учительница.
  - Какая есть, - буркнула Фаина Маратовна.
  Холодильник ночью внезапно потек, мясо подтаяло, и неприятный душок стоял в помещении, несмотря на распахнутые настежь дверь и окна.
  Другая покупательница, Тамара Прокофьевна, тоже на пенсии, стояла сразу за бывшей учительницей, и когда продавец хлопнула на весы кусок мяса, заплывший желтым жиром, капельки крови брызнули прямо на ее беленькую отглаженную кофточку.
  - Ой, что же вы делаете! - охнула она и беспомощно посмотрела на свою грудь.
  Фаина Маратовна глянула, поспешно отвела взгляд и с ожесточением стала нажимать кнопки калькулятора.
  Учительница сняла очки, на которые тоже попала кровь, и молча стала оттирать их носовым платочком, моргая слезящимися глазами. Тамара Прокофьевна в растерянности отошла от прилавка, посыпались советы, как лучше отстирать кровь, но скандал не получился, помешал высокий долговязый парень, который вбежал в магазин и через головы сунул продавцу мятую десятку.
  - Пачку "Бонд", без сдачи.
  Очередь отреагировала мгновенно, словно была единым живым организмом. Спины стоящих враз окаменели, сдвинулись и развернулись ровно настолько, чтобы протянутая рука с десяткой зависла немного дальше, чем могла дотянуться продавец. Впрочем, умная Фаина Маратовна не обратила внимания. Сигареты "Бонд" стояли девять семьдесят. Из-за тридцати копеек не стоило поднимать бурю.
  - В очередь, молодой человек, - с наслаждением отрезала она.
  Тому ничего не оставалось сделать, как встать за неопрятно одетой пожилой теткой, от которой несло ужасным запахом, словно ее платье обгадили кошки. Она это вовсе не чувствовала. Стояла, томительно переминаясь с ноги на ногу. В пластиковом пакете, который она держала, булькали пакеты с молоком, наверное, сюда она зашла из молочного, который открывался часом раньше.
  
  За рулем бежевых роскошных "жигулей" девятой модели сидел в белой полотняной кепке Виктор Григорьевич Баранкин, владелец небольшого магазинчика инструментов "Bosh". Он слышал, конечно, как позади какой-то трудяга в грузовике давил на клаксон.
  "Подожди, милый, все спешим", - пробормотал он, мельком глянув в зеркало заднего вида. Гнать по разбитой дороге машину, в которую он вбухал столько денег, доработав салон у знакомых в автосервисе до класса "люкс", не имело смысла. Проблем и без этого гонщика от совка хватало. Давили конкуренты. Давили круто, на выживание. Или зубы покажи, или отойди от стола со своей алюминиевой ложкой. Откуда они пронюхали, что договор с городской администрацией на аренду участка у него закончился? Так бы тихо мирно переоформил его, дав на лапу кому надо. Нет же, влезли, собаки, видать, крупно переплатили, что даже Сергеич, лицо ответственное, не раз им кормленное, руками разводит и косит глазом в потолок - мол, крупнее меня люди есть.
  Все продано и перепродано, как им не стыдно в глаза своим детям смотреть!
  Ночами плохо спать стал, одна дурь в голову лезет. Похудел так, что штаны болтаются. Выкинут на улицу, как он в глаза Иринке посмотрит? Девчонке двадцать лет, думала замуж за обеспеченного мужика вышла, а он сам вскоре работу по найму искать начнет... Хотя машина есть, прокормит двоих.
  Виктор Григорьевич едва поворот на Зеленскую не пропустил. Взглянул на упрямо тащившийся за ним "зилок", и, хотя особой нужды в соблюдении дорожных правил на пустынном перекрестке не было, все же предупредительно включил правый поворотник. и вывернул руль.
  Светофоров за малолюдностью пешеходного потока здесь не устанавливали, впереди по Моховой чисто, "девятка" стала уходить вправо на Зеленскую, и водитель "ЗИЛа" смело выжал газ.
  Но тут произошло нечто такое, чего в принципе не могло случиться - на перекрестке "девятка" вдруг передним правым колесом глубоко нырнула в землю, ее задок подкинуло, снежными брызгами полетело на асфальт лобовое стекло... В магазине очередь остолбенела, поворотилась к окнам. Матвеич, перед тем, как отключилось его сознание, видел только девочку в красном платьице, которую подбросило на заднем сидении "жигулей". Он бешено завертел рулевое колесо, выворачивая на деревья перед "Продмагом"... многотонная махина, черня асфальт горящими шинами, срубила молоденькие посадки, развернулась, ударилась о фасад магазина и сбросила взбесившиеся трубы в его распахнутые окна.
  Пронзительный, режущий душу визг тормозов, и сразу крик бывшей учительницы, отошедшей от прилавка. Она почему-то закричала первой, и так страшно, так громко, что Фаина Маратовна, перед тем как стальная труба размозжила ей череп, слышала только этот крик и видела в эти последние секунды лишь ее черный рот с крупными красными зубами. Стальной дротик проткнул учительнице остатки сморщенных легких и вздел тщедушное тельце к потолку.
  Старик-толстячок в рубахе защитного цвета, метнувшийся к двери, встал, как вкопанный - труба, выбив челюсть, развернула его, другая ударила в поясницу, и он, легко взмахнув руками, словно тряпичная кукла, упал, переломленный надвое.
  Молодой парень взвыл и присел, приняв на плечо страшную тяжесть, раздробившую ему кость. Другая стальная тварь подхватила стоявшую перед ним тетку с молоком, пронесла несколько метров до стены и пригвоздила к осыпавшейся штукатурке.
  Тамара Прокофьевна в белой кофточке, залитая уже не свиной, а человеческой кровью, не сделала ни одного движения. Стояла невредимая, с распахнутым ртом, и видела перед собой не это крошево из стали и обезображенных тел, а роскошный зеленый сад, солнце, мягко и нежно освещающее молодую листву, и чей-то далекий красивый голос, певший ей нечто до боли знакомое и родное.
  Она так и простояла минут двадцать, слушая внеземное пение, пока ее не увели приехавшие врачи "скорой помощи".
  
  Следователь городской прокуратуры в прошлом, а с недавних пор детектив по расследованию несчастных случаев Иван Петрович Шмыга прибыл на Моховую спустя час после трагедии.
  Местные жители оживленно толпились вокруг места происшествия и лезли на автоматы сержантов ППС, норовя заглянуть в "Продмаг", из разбитых окон которого торчали тонкие стальные трубы. Возле грузовика с откинутой смятой крышкой капота сидел на свежевывороченном дерне пожилой водитель и тряс неряшливо забинтованной головой. Владелец "девятки" с исцарапанным лицом лез к своей изувеченной красавице с домкратом, но высокий гаишник жезлом отгонял его от машины:
  - Тебе говорят, позже...
  Оперативники лениво шныряли в толпе, выискивая свидетелей. Охотнее всего давал показания глухонемой мальчик двенадцати лет, но разговаривать с ним без сурдопереводчика не представлялось возможным.
  Следственного народа было немного и все знакомые. За дознавателем с рулеткой ходил по пятам бывший коллега и лучший друг Шмыги, следователь по особо важным делам городской прокуратуры Александр Анатольевич Зосимов и заполнял протокол осмотра, озабоченно повторяя:
  - ...здание расположено в пяти метрах двадцати сантиметрах от проезжей части...
  Детектив зашел за милицейскую "газель", перегораживающую вход в магазин и глянул внутрь. Недалеко от выхода между настенными стеллажами стояла тучная женщина в темном, лопнувшем под мышками ситцевом платье. Двумя руками она обхватила конец трубы, упиравшейся ей в живот, и все никак не могла отвести взгляд от хищно сверкающей полоски стали. Под ее ногами растеклась темная розовая лужа.
  - В шоке? - кивнул Иван Петрович начальнику районного ГАИ Азаряну.
  - Труп, - отозвался тот. - Пришпилило к стене, как бабочку.
  - Не баба, а кровь с молоком, - засмеялся стоящий рядом начальник убойного отдела Карпов. - Ты посмотри внутри! Там весело, как в цирке, где кувыркались пьяные акробаты.
  Иван Петрович, ступая по осколкам стекла и кускам битой штукатурки, взошел на крыльцо. Он глянул только мельком, поверхностно, но ему, вроде бы ко всему привыкшему, на минуту стало не по себе. В разгромленном магазине находилось довольно много людей, но они вели себя так тихо, как ведут себя обычно только мертвецы.
  За прилавком на смятых картонных ящиках сидело полное тело в фартуке, покойно опустив натруженные руки на колени, откинув назад сморщенное безглазое крошечное лицо... присыпанный известкой дедок лежал недалеко от входа, прижавшись изуродованной частью черепа к полу, как будто внимательно слушал, что сейчас происходило под землей. Под потолком, нанизанная на трубу, висела босая старушка. От проезжавших машин железяка вздрагивала, старушка оживала на мгновение и кивала головой со спутанными седыми волосами.
  - Да... работенки навалом, - прокряхтел побледневший Шмыга, выходя.
  - В живых кто-нибудь остался? - спросил он Карпова, расстегивая свою кожаную папку и вынимая бумаги.
  - Есть, конечно. Парень один, да тетка. Прикинь, на ней даже ни одного пореза. Приехали, она стоит посреди этого цирка и улыбается. Ну, ее под руки и в психушку.
  Подошел Зосимов, тряся онемелыми от писанины пальцами.
  - Курить хочу. Застряну тут до вечера. Тебе что надо? - спросил он Шмыгу.
  - Мой клиент травму здесь получил. Павел Бурцев, девятнадцать лет. Перелом ключицы.
  - Дешево отделался, - равнодушно сказал он. - Где медики?
  Обстоятельства происшествия на 9. 45 выглядели так:
  "Девятка" на повороте наехала передним колесом на крышку сточного колодца, которая неожиданно провалилась, и ее развернуло поперек движения. "ЗИЛ", который шел за ней, вырулил вправо, проломил молоденькие тополя и врезался в здание "Продмага". Проволочная связка, скреплявшая трубы, лопнула, и они, как дротики, полетели в окна и дверь.
  - Давил бы "девятку", - укоризненно выговаривал гаишник водителю грузовика.
  Тот монотонно тряс головой и шептал:
  - Девочка у него на заднем сидении была, в красном платье.
  - Опять двадцать пять, - досадливо вздыхал лейтенант. - Тебе сколько раз повторять - не было в салоне никакой девочки.
  На Моховую Ивана Петровича вызвала мать пострадавшего юноши, Надежда Сергеевна Бурцева. Звонила из приемного покоя дежурной больницы, здорово напуганная тем, что ее сын чудом избежал гибели и тяжелого увечья.
  - Моя вина. Я хотела обратиться к вам раньше, - рыдала она в трубку. - Палец сломал, потом разбил ногу, и вот... едва не убило! Когда же это кончится?! Вы сможете что-нибудь сделать? Я знаю, вы сможете, у вас в объявлении так написано.
  Иван Петрович хорошо помнил рекламу своего агентства, которую он раз в месяц печатал в городской газете. Начиналась она так:
  "Если несчастья преследуют вас, если неприятности с необъяснимым упрямством следуют одна за другой... обращайтесь к нам - опытные детективы агентства по несчастным случая отведут от вас происшествия, которые мешают жить. Мы всегда подскажем выход из положения!".
  - Да, мы специализируемся на расследовании и предотвращении несчастных случаев, - подтвердил Иван Петрович. - Но мы вообще-то не занимаемся делами, пока не подписан договор...
  - Я не могу сейчас к вам подъехать, Павлику делают операцию. Пожалуйста. Я чувствую, что в следующий раз его просто убьет!
  "Завтра она отойдет от шока и подумает, что погорячилась, приглашая детектива", - с неудовольствием подумал Иван Петрович. Такие вещи бывали. Однако дела агентства, в котором он числился и директором, и единственным сотрудником, шли неважно. Поэтому приниматься стоило за любую работу, какие бы сомнительные перспективы она не имела.
  - Выезжаю. Давайте адрес...
  
  Под жадными взглядами зевак, которых не разгоняло даже палящее солнце, Шмыга добросовестно отработал место происшествия. Прежде всего, его интересовала техническая сторона. Часто бывало, что сам случай ею и исчерпывался.
  В данном случае причин ДТП, на первый взгляд, несколько. Не выдержав давления "девятки", три из четырех выступов (!), на которых держалась крышка сточного колодца, обломились, крышка рухнула вниз, и колесо машины угодило в образовавшуюся дыру; водитель "ЗИЛ-130" неправильно оценил аварийную обстановку: ему померещилось, что в салоне перегородившей дорогу машины находится девочка, и он вывернул на пустынный в тот момент тротуар, полагая, что растущие вдоль дороги деревья остановят грузовик... ну и, конечно, вина мастера, который организовал погрузку труб. Скрепил их ржавой проволокой, которая не выдержала возникшего напряжения и лопнула, как нитка.
  Все факты, необходимые и важные для экспертов, Иван Петрович собирал только для того, чтобы затем хладнокровно отбросить в сторону. Каждая из этих причин, сама по себе мало что значила. Была другая причина, сейчас абсолютно невидимая, которая разом, за долю секунды объединила все вышеназванные обстоятельства и вызвала столь масштабную катастрофу. Вот она и беспокоила сейчас детектива.
  "Девятку" оттащили в сторону, ее владельца, толстяка с домкратом все-таки увезли на "скорой" - у него оказалось закрытая черепно-мозговая травма. В колодце сейчас копался криминалист, подбирая обломки выступов. Он тоже шел по правильному следу.
  Иван Петрович нашел в распахнутом багажнике легковушки кувалду и подошел к колодцу.
  - Семеныч, вылезай. Следственный эксперимент проводить буду, - крикнул он в полутьму, пахнущую прелыми листьями.
  В глубине проворчал недовольный голос:
  - Иду.
  Из колодца показалась седая коротко стриженая голова в толстых роговых очках. Семеныч, эксперт-криминалист следственного управления ГУВД, вылез, с отвращением оглядывая перепачканный костюм.
  - На старости лет, как пацан, по выгребным ямам лазаю... А кто за материал платить будет?
  - Нашел?
  - Нашел, - равнодушно сказал он, показывая железки, похожие на ржавые осколки снаряда.
  - Тогда отойди!
  Шмыга замахнулся и врезал кувалдой по уцелевшему выступу, торчащему из железного кольца к центру. Ручка кувалды больно дернулась в ладони, тяжелый мелодичный звон поплыл к верхушкам деревьев, выступ прогнулся, но и только.
  - Эй, ухнем! - воскликнул Иван Петрович и, крякнув, с еще большей силой обрушил кувалду. Выступ опять прогнулся немного, но выстоял.
  - И что? - с недоумением посмотрел Семеныч, ковыряя в ухе, в котором звенело после ударов. - Что это доказывает?
  - Пока ничего.
  Подскочил Зосимов.
  - Иван, тебе лучше слинять потихоньку. Начальство приехало. Не поймет.
  - Толич, хотя бы одну потерпевшую опознали?
  - Ну.
  - Дай спишу. Ага. Воротынцева Анна Михайловна. Зеленская, дом 19. С меня причитается.
  - Да я столько не выпью, сколько с тебя уже причитается, - засмеялся важняк.
  - Выпьешь, - успокоил его Иван Петрович, пряча бумаги в свою кожаную, такую же, как у Зосимова папку. - Ладно, я на Зеленскую, выразить соболезнование.
  
  "Плюй в железо, пока горячо", - очень любил это выражение основатель агентства, полковник юстиции в отставке Арсений Павлович Сибирев. Как и Шмыга, Сибирев работал раньше в городской прокуратуре. Потом его забрали в Генеральную, а затем он ушел в бизнес, учредив "Российское агентство по несчастным случаям". В составе следственных бригад Шмыге приходилось работать под его началом. Когда заявление Ивана Петровича по уходу в связи с собственным желанием подписали, и он заканчивал передавать дела новому следователю, раздался звонок из Москвы. Сибирев неожиданно предложил ему возглавить Нижневолжский филиал. Идея показалась необычной, интересной, да и собственные перспективы на тот момент Шмыга различал неясно, так что решил попробовать. Сибирев считался асом не только в следственных действиях, но и в оперативно-розыскной работе.
  Два месяца Иван Петрович прожил в Москве, переквалифицируясь из обычного следователя по уголовным делам в детектива по расследованию причин несчастных случаев. Несколько странная наука для выпускника знаменитой Саратовской юридической академии. Однако в этой работе нашлось столько общего со следственной практикой, что новое дело давалось Шмыге легко, особенно в теоретической части.
  Впрочем, теории было немного. Еще одно любимое сибиревское изречение золотом сияло на эмалевой табличке, стоявшей на его столе - "Кирпич зря на голову никому не падает". И подпись - М. Булгаков. Хотя Булгаков так не писал. Это была всего лишь перефразировка, которая подводила главную теоретическую базу под основу деятельности агентства по расследованию несчастных случаев.
  - Ничего не надо выдумывать, - назидательно говорил на совещании Арсений Павлович. - Обо всем написано в газетах. Возьмем статью в "Комсомольской правде". Геолог с Дальнего Востока. Приехал в столицу поднабраться, так сказать, светских впечатлений. Гуляет по Новому Арбату, архитектура, интуристы... Вдруг - хлоп! хлоп! - выстрелы. Одна из пуль едва его не задела. Оказывается, в то же время и в том же месте киллер валил магаданского губернатора, почти земляка, так сказать. Оправился от испуга, решил перекусить. Забрел в "Макдоналдс", только в гамбургер зубами впился, - бабах! - взрыв, дым, осколки стекол. Это террористы автомобиль взорвали. Ну, думает, куда от войны спрятаться, где она не достанет, где, наконец, отдохнуть сможет. "Сходи в театр", - друзья советуют. Пошел. Мюзикл "Норд-Ост" посмотреть.
  Здесь присутствующие начинали осторожно посмеиваться. Осторожно потому, что все-таки при захвате театра чеченскими смертниками много народу погибло, а вот совсем не смеяться над недогадливым мужичком было нельзя.
  - А нет бы задуматься, - Сибирев вскидывал указательный палец с перстнем. - еще когда первая пулька у виска свистнула. Может, где-то наверху стукнул судейский молоток под смертным приговором ему, и черный ангел уже летит вниз к грешной земле, вытянув свои когтистые лапы!
  Морозом жгло спину от таких слов, хотя Иван Петрович тогда мало что понимал, только начиная проходить теорию и практику расследования несчастных случаев.
  Кому из потерпевших на Моховой надо задуматься? Четверо убиты, один в больнице, вторая в психушке...
  "Этот мальчишка с переломанной ключицей быть может совсем не причем, - ходко рассуждал Шмыга. - Дом двенадцать... надо перейти на нечетную сторону... Кирпич угодил точно в тетку. Юнца зацепило между прочим, задело осколочком. И если Воротынцева окажется объектом, то зря я сюда приперся. С нее уже ни рубля не получишь, да и на хрен ей теперь мои рекомендации".
  Зеленская, девятнадцать. Желтенький двухэтажный домик, обнесенный жиденькой изгородью, за которой чахли два куста сирени. Иван Петрович прошел во двор. На низко подвешенных веревках сохло мокрое белье; вокруг деревянного столика с лавками смятые пластиковые стаканчики... Перед подъездом сидели на корточках мальчуган в синих трико и девочка лет семи в розовом платье, перепоясанном белым лакированным ремешком. Они сосредоточенно тыкали прутиком в серый комочек.
  - Помер, - сказал мальчуган, приподнимая безвольное крыло.
  - А я тебе говорю - нет! - обидчиво возражала девочка. - Смотри, дрожит.
  Ветерок изредка шевелил пух на мертвом тельце воробья и, казалось, он вот-вот перестанет притворяться и легко вспорхнет с избитой, растоптанной земли.
  - Молодые люди, где у вас тут бабушка живет, Анна Михайловна?
  Дети нехотя оторвались от волнующего зрелища.
  - А, кошатница, - помедлив, ответил мальчик, подтянул трико и по-взрослому сплюнул. - Там, - кивнул в сторону подъезда.
  Шмыга улыбнулся.
  - Спасибо.
  - Пойдемте, я провожу вас, - сказала девочка и пошла в дом, с явным осуждением посмотрев на грубияна. Однако тот бросил прутик и заспешил прочь. Видимо, его ждали интересные и чрезвычайно важные дела.
  Девочка поднялась по широкой деревянной лестнице на второй этаж и забарабанила по оббитой плохоньким дерматином двери.
  - Мама, тут к бабе Ане пришли!
  Выглянула худенькая женщина в черных узких брюках, с пучком крашенных волос, перетянутых на затылке детской резинкой.
  - Вы к Анне Михайловне? Вам напротив, в семнадцатую. Только ее нет дома. Пошла за молоком и куда-то запропастилась.
  - C ней кто-нибудь проживает?
  - Нет. Подождите, может, вернулась?
  Она подскочила к противоположной двери и забарабанила:
  - Теть Аня, теть Аня!
  В ответ семнадцатая квартира тяжело вздохнула, засопела, издала тихий утробный вой, затем послышался нарастающий топот множества легких ног, дверь изнутри задергали, стали царапать, грызть, и вдруг ударил истошный леденящий душу вопль, словно из ада на миг вырвался жуткий крик обоженных грешников.
  Шмыга оторопел.
  - Да вы не пугайтесь, - засмеялась женщина. - Кошатница у нас Анна Михайловна. Живет одна, развела целый питомник. Что-то я беспокоюсь за нее. Обычно она надолго своих кошек не оставляет. Помрет, куда мы всех этих зверей денем? Они от голода нас всех сожрут.
  - Почему вы думаете, что помрет?
  Детектив помнил, что Воротынцева была довольно молодая - 52-года рождения.
  - Сердцем мается. На днях "скорую" вызывали. А вчера она брату в Таганрог телеграмму давала, чтобы приехал. Говорит, вдруг не увижу больше.
  - Дети есть?
  - Сын был. Помер в тюрьме. А вы, собственно, откуда?
  - Из агентства по несчастным случаям, - ответил неохотно Иван Петрович.
  - По страховкам, что ли?
  Он как-то неопределенно кивнул головой. Иногда возникали вопросы и по страховкам.
  Здесь ему делать нечего. Кирпич бросили в кого-то другого. А Воротынцеву задело осколком, который оборвал и так на нитке болтающуюся жизнь.
  Объяснять, что случилось с соседкой, Иван Петрович не стал. Зеваки разойдутся, улица наполнится слухами, которые черными траурными лентами вползут по деревянным ступеням и в этот дом.
  "Только куда девать кошек?", - подумал Шмыга, с содроганием вспоминая ужасный рев в квартире под таким хорошим номером семнадцать.
  
  К четырем часам Иван Петрович вошел, наконец, в свой офис на улице Советской Армии. До конца рабочего дня следовало составить отчет и отправить его по электронной почте в Москву, как того требовала внутренняя инструкция.
  Офисом убогую комнатку в девять квадратных метров на втором этаже малосемейного общежития называть можно было лишь в отчетах для Сибирева, который, как надеялся Шмыга, никогда в жизни не увидит свой нижневолжский филиал. На аренду помещения Москва слала ежемесячно четыреста долларов. На эти деньги оплачивались счета за электричество, телефон, интернет и коммунальные услуги. Впрочем, за последние Шмыга платил неохотно, поскольку все они скопом размещались в конце коридора за разбитой фанерной дверцей. И туда иногда было трудно прорваться сквозь строй мамаш с орущими детьми.
  Ну, да ладно! Главная прелесть нынешнего положения, в отличие от службы в нищей горпрокуратуре, где месяцами приходилось бродить в полутемных коридорах, поскольку у начальства не находилось трех рублей на лампочку, состояло в том, что все заработанные деньги шли целиком Ивану Петровичу. Москва требовала за свои четыреста баксов лишь подробный отчет о заявлениях граждан и обстоятельствах расследуемых дел. Видимо, в них для Сибирева и находилась главная ценность.
  Кроме дешевизны арендной платы, Шмыга имел еще одно преимущество - вахту. На входе денно и нощно дежурили свирепые, как бультерьеры, бабульки, пускавшие всех посторонних строго по паспорту и до одиннадцати часов, если посторонний не являлся прямым родственником проживающих. Очень солидно было поднять трубку внутреннего телефона и небрежно уронить: "Прошу!" Да и на редких гостей такая строгость, безусловно, производила впечатление. "Вы к Ивану Петровичу? Я сейчас доложу. Подождите минуточку. Ага, свободен. Вверх по лестнице и направо, второй кабинет".
  После такой встречи гость уже не обращал внимание на скудность обстановки в самом "офисе": расшатанные стулья, письменный стол темной полировки с побитыми ножками, рассохшийся платяной шкаф, который в присутствии посторонних детектив боялся трогать, ибо тот начинал так ужасно скрипеть и вздыхать, что страх проникал в самое закаленное сердце...
  Зато радовал глаз новенький компьютер, тихо шелестевший на столе, и громоздкий, в человеческий рост, железный сейф, сбоку которого чернела надпись "При пожаре выносить первым". Махина досталась Шмыге после одного уголовного дела. Его взломали налетчики, и для владельца, который отказался забирать его, не представлял никакой ценности. Запирать его приходилось на огромный амбарный замок, лежала в нем лишь тоненькая коричневая папочка с полугодовым балансовым отчетом. Но, возвышаясь в углу, этот массивный страж давал понять вошедшему, что многие тайны покоятся в его холодном чреве, и гость может быть вполне уверен, что и его исповедь будет надежно скрыта от посторонних глаз.
  Вернувшись в офис, Шмыга взял в буфете на первом этаже стакан горячего чаю, - баночку с нарезанными засахаренными дольками лимона он принес из дома еще утром, - достал новенький коричневый скоросшиватель и на нем крупно написал: "Дело Љ41, Бурцевы, Воротынцева. Начато: 26 июля 2003 года. Окончено..."
  Изложил детали, известные читателю, и клавиатурным щелчком отправил отчет в Москву по адресу [email protected].
  Не прошло и пяти минут, как зазвенел телефон.
  - Привет, Иван Петрович! - сказал своим покровительственным тоном Сибирев. - Прочитал. Очень интересное дельце у тебя намечается. Почему ты совсем сбросил со счетов Воротынцеву? Согласен, выглядит она как трава, но не прячется что-либо интересного в ее прошлом? Родных опросил?
  - Арсений Палыч, из родни только брат в Таганроге.
  - На похороны он приедет, вот и поговори с ним. Потом ты пишешь: "свой уход она предчувствовала". Каким образом?
  - Сердце у нее болело, сны нехорошие снились, соседям жаловалась, что умрет скоро.
  - Ни хрена себе предчувствие! - возмутился Сибирев. - Даже телеграммой брата вызвала, и соседям объявила о наступающей кончине. Вот только что день похорон не назначила. Займись серьезно этой теткой. Выясни, что за сны ей снились, что дало ей основание подозревать свою скорую смерть. Важны любые мелочи. Опиши все события, даже самые незначительные, случившиеся за неделю до аварии. Ничего не пропускай, ничего, даже пустяк. Помни, в нашем деле иной пустяк может играть больше значения, чем самый громкий эпизод. Жду отчета.
  - Арсений Палыч, там еще пятеро потерпевших. Если заниматься каждым, то я потеряю больше месяца!
  - Все нам не нужны. Одной этой тетки будет достаточно.
  - Есть, - обескуражено отозвался детектив и аккуратно положил трубку на аппарат.
  С мрачным независимым видом уставился в зарешеченное окно. За кого его держат? Ему двадцать семь лет. Он две банды в суд направил, не считая десятка бытовых убийц. И теперь он должен бабушкины сказки записывать? Что за глупости! Чем они в Москве занимаются? В России ежегодно двести с лишним тысяч молодых мужчин и женщин умирают внезапно. Не страна, а сплошной несчастный случай. Вот над чем работать надо! А они там снами увлеклись...
  "И как я народу буду объяснять? Здрасьте, а не припомните, гражданочка, сон, явленный вам с четверга на пятницу. Подробнее, пожалуйста... Что вы говорите, соседский кот полночи душил вас, затем нагадил в ваши тапочки и ушел? Как любопытно..."
  Иван Петрович долго язвил, внутренне остывая. Он понимал, что через два дня опять потащится на Зеленскую узнавать, не рассказывала ли Анна Михайловна перед своей нелепой и трагической кончиной вещий сон. На его работе есть приказы, в которые лучше не вникать. Иначе с ума сойти можно.
  Глава вторая. Пустяковое дельце
  Молнии резали клубящуюся серую массу над городом, от бешеных порывов ветра стонало и дергалось в пазах оконное стекло. Иван Петрович, наконец, справился с непокорной форточкой, почти вбив ее в раму. И тут грохнуло последний раз. Ударило так, что из дождевой тьмы выхватило всю заречную часть - на долю секунду даже показалась далекая отсюда река, словно темный влажный горб подводного чудовища. В розетке затрещало, и настольная лампа погасла. Однако тут же засветилась снова.
  Шмыга вернулся к столу.
  - Продолжайте, Надежда Сергеевна!
  - С тех пор, как Павлик познакомился с Алиной, он совсем от дома отбился. Стал чужим, неразговорчивым. Несколько раз я видела, как он читал газеты, обводя ручкой объявления о сдаче квартир внаем. Помирились мы с ним, когда он получил вторую травму. Посадил свою кралю в такси, хлопнул дверцей, да так неловко, что сломал палец на правой руке. Я тогда с ним две ночи сидела, мы о многом говорили, и мне показалось, что он ко мне вернулся. Но... едва выздоровел, как снова - Алина, Алина... только Алина на уме.
  - Что тут плохого? - улыбнулся Иван Петрович. - Любовь, она ведь облагораживает, - махнул он широко рукой, показывая, что предмет разговора ему хорошо известен, и уж он то в любви собаку съел. И не одну.
  Жест получился чересчур залихватским, Надежда Сергеевна взглянула с осуждением.
  - Моего сына эта любовь до добра не доведет, - ответила она. - Еле-еле защитил диплом бакалавра, хотя экзамены всегда сдавал на отлично. Затем отказался ехать в Москву, хотя его ждало оплаченное место студента Баумановской академии... Теперь говорит, если не дадите денег на свадьбу, то пойду в бандиты. В этом, по-вашему, благородное влияние любви?
  - Надежда Сергеевна, давайте вернемся к несчастным случаям, - попросил обеспокоенный детектив. Ему вовсе не улыбалось слушать переживания мамаши, которая так безумно ревнует сына к будущей невестке. Пока в том, что она рассказывала, ничего интересного не было.
  Однако Бурцева продолжала, и Шмыге ничего не оставалось делать, как покорно слушать и делать для серьезности пометки в блокноте.
  - И вот вчерашний случай. Я чуть инфаркт не получила, когда мне позвонили из приемного покоя дежурной больницы и сообщили, что с Павликом произошло несчастье... Бедный мальчишка, и за что ему выпала такая судьба! Боже, как я корила себя, что раньше не обратилась к вам...
  - Я берусь за ваше дело, - сказал детектив поспешно, боясь, как бы ему не пришлось выслушать ревнивые излияния по второму кругу. - С вас небольшой аванс, сегодня же выпишу Павлу некоторые рекомендации, которые следует выполнять, пока не закончится расследование и не станет ясно, в чем причина его повышенной травмоопасности.
  - И сколько это будет мне стоить? - спросила она.
  - Вообще, подобные расследования - довольно дорогостоящие мероприятия... Приходится много ездить, работать с соответствующей литературой, привлекать для анализа сторонних специалистов, - начал мучительно изворачиваться Шмыга, проклиная коммерческий век, в котором приходилось торговаться на каждом шагу.
  - Сколько?
  - Пятьсот рублей. А вообще мой день стоит двести рублей. Думаю, за неделю мы управимся.
  Бурцева расплатилась сотенными купюрами и отказалась от квитанции.
  "Надо было больше просить", - мгновенно пожалел Иван Петрович.
  Когда за посетительницей закрылась дверь, он подергал розетку, но контакт был надежным, и настольная лампа продолжала ровно излучать свет. Впрочем, надобность в ней отпала - тучи разошлись, и горячие солнечные плиты лежали на полу.
  "Дельце, скорее всего, пустяковое, - решил удовлетворенно Иван Петрович. - Надо лишь выяснить, от кого идет постоянная агрессия. Не исключено, что она может происходить от самой Надежды Сергеевны. Иная мать так упрется, что готова своего ребенка инвалидом сделать, лишь бы не отпустить от себя".
  
  Старенькие серого кирпича четырехэтажные корпуса дежурной больницы Иван Петрович не раз посещал по долгу своей прежней службы. Часами высиживал в реанимации с черной потертой папочкой на коленях, выжидая момент, когда потерпевший придет в себя и заговорит. Бывал там одно время чаще, чем дома. Но еще ни разу дорога туда не отняла у него так много времени, и не обошлась ему так дорого, как в этот день.
  Во-первых, сразу же пошли глупые непредвиденные задержки. Брюками зацепился за край стола так, что карман вывернулся наизнанку, и вся мелочь разлетелась по полу. Можно изорвать с десяток штанин, экспериментируя, но подобного результата не добьешься! Во-вторых, уже готовый к выходу, полчаса простоял с телефонной трубкой, выдумывая один предлог весомей другого, чтобы отказаться от встречи с Зосимовым. У того горело сердце от очередной обиды, понесенной от начальства, которое в довесок к его девяти делам всучило еще и ДТП на Моховой, и он требовал немедленной встречи "у Бахуса" (так выспренне называлась заурядная попойка в его холостяцкой квартире).
  Еще, Иван Петрович долго прождал транспорт на остановке, но прежде оживленный маршрут вдруг затих, и ему пришлось пойти пешком с проспекта Октября до Дворца культуры. Но и там, перед его носом красный вагон трамвая вильнул и скрылся за поворотом. Поэтому, чтобы окончательно не опоздать, он решил сократить путь и свернул в оживленный и, казалось, совершенно безопасный в этот час городской парк.
  Пока довольно складно получается. Как в известном анекдоте: круиз, теплое море, на палубах теплохода отдыхающие. Вдруг корабль натыкается на старую мину, взрыв, все тонут, один пассажир, захлебываясь, вопрошает: "Господи, за что?" А в ответ седенькая бородка из-за облаков выглядывает: "Я вас, гадов, десять лет на этот пароход собирал!"
  Так и на улице Моховой. Превысило в "Продмаге" число грешников критическую величину, сработала разрядка - мгновенный процесс самоочищения. Кто убит, кто надолго выведен из строя, и сейчас они опасности ни для самих себя, ни для окружающих не представляют.
  "Если Воротынцева знала за собой что-то, недаром, старая клюшка, смерть предчувствовала, то как мой клиент туда забрел - случайно или не случайно? Сам пошел или его туда послали? Одной беседы будет достаточно. Уложусь в два-три дня, но потяну неделю - такие пустяковые дела не каждый раз перепадают. Семь дней на двести - 1400. Пятьсот получил. Значит, еще 900 причитается".
  Погруженный в финансовые расчеты, Иван Петрович не заметил, да и не мог заметить, как мир вокруг него дрогнул и начал меняться. И совсем не в лучшую сторону. Словно некто один за другим начал гасить вокруг него светильники, и в образующиеся сумерки, крадучись, вошли низкие уродливые тени, пока принюхиваясь, пока еще туго соображая своим невещественным мозгом...
  Ничего не заметил Иван Петрович, проходя в раздумии парковыми дорожками. За ржавым чертовым колесом шел небольшой участок густого запущенного ельника. Он решил спрямить дорогу и направился в зеленую чащу по едва заметной тропинке, надеясь выскочить через пару минут к западным парковым воротам, от которых больница находилась всего лишь в двух кварталах.
  Вначале детектив услышал негромкие голоса, затем под зелеными разлапистыми елочками увидел мужчин, сидевших на корточках вокруг мятой газеты с остатками неприхотливой закуски. Две пустые бутылки водки блестели поодаль. Немного дальше из-под куста можжевельника торчали ноги в дешевых синих спортивных штанах. И потому как они торчали, Иван Петрович понял, что принадлежат они совсем неподвижному человеку.
  - Опаньки! - Вырвалось у него. - Я не помешал?
  - Проходи! - зло отозвался худой, взвинченный мужик в синей майке и закатанных до колен трико.
  - Можешь присоединиться, - засмеялся другой, рыхлый беловолосый парень.
  Был еще и третий, полуголый до пояса. Он ничего не говорил. Он сидел молча, на корточках, и чистил пучком травы лезвие длинного кухонного ножа с черной пластмассовой рукояткой.
  - Понял, - торопливо сказал Иван Петрович и обогнул компашку.
  - Что ты понял... понял он, - услышал вслед себе. - Понятливый какой...
  С бьющимся сердцем, живой и невредимый Шмыга выскочил туда, куда и намеревался - к западным воротам.
  Неподвижное тело в сочетании с ножом, чье лезвие чистили, еще ничего не означало. Один из товарищей перепил - попробуй, попей водочку при такой жаре и влажности. Сморило, прилег отдохнуть. А трава прекрасно счищает с металла запах рыбных консервов, например. Он сам всегда чистил травой лезвие своего "золлингера", когда на пикнике открывал консервы. Нож длинный, кухонный - так гуляли сначала на квартире, взяли какой под руку подвернулся, и переместились в парк, под елочки.
  "Не надо ничего выдумывать, - убеждал он себя. - Прекрасный летний вечер. Люди сидят, выпивают и закусывают, делятся планами на дальнейшую трудовую жизнь".
  Хорошее объяснение. Несмотря на некоторые противоречия, скажем, спать на мокрой после дождя траве не совсем уютно, да и выглядели граждане довольно трезво... объяснение казалось простым, логичным, и, главное, разрешало ему спокойно продолжать заниматься своим делом, за которое ему выдали аванс и неплохо заплатят по завершении. А совать свой нос в чужие дела, да еще задарма... нет, это не его стиль!
  Так решила его голова, однако ноги распорядились по-другому и понесли его к ближайшему телефону-автомату.
  - Привет, Толич. Я на секунду отвлеку тебя.
  - Передумал? - обрадовано воскликнул Зосимов.
  - Нет, извини. В дворцовом парке какая-то неточная компания. Один в кустах лежит, другой нож вытирает. Кажется, криминал. Кто сегодня дежурный следователь?
  - Ну, я, - кисло сказал Зосимов. - И что ты хочешь?
  - Пошли кого-нибудь из ментов проверить.
  - Оно тебе надо? Раз в неделю администрация парка субботники проводит. Найдут, пошлют телефонограмму.
  - И потом "из-за выраженных гнилостных изменений причину смерти установить не удалось", да?
  - Да... но это не в мое дежурство.
  - А распишут дело тебе, помяни мое слово. Ладно, петух прокукарекал, а солнце может не вставать. Я гражданский долг исполнил: просигнализировал в правоохранительные органы. Пока, тороплюсь.
  - Может, все-таки зайдешь? Обещал расплатиться...
  - Не сейчас. Проблемку одну решить надо.
  - Давай, решай, - разочарованно отозвался Толич.
  "Я дойду когда-нибудь до больницы?" - спросил себя Иван Петрович, вешая трубку.
  Как оказалось впоследствии, это был вовсе не риторический вопрос. Тонкие черные пальцы стиснули язычок пламени последнего светильника, и тот погас, выбросив струйку дыма. Вокруг Шмыги окончательно стемнело, и голодные тени увидели его.
  - Иван Петрович! - окликнул детектива пьяный женский голос. - Вы меня не узнаете?
  Дорогу перегородила тонкая в талии высокая девица с коротко стрижеными волосами. От нее несло водкой вперемешку с острым запахом мятной жвачки.
  - Бабаян? - остановился удивленный Иван Петрович.
  Ирина Бабаян в прошлом году проходила у него по уголовному делу свидетелем. К сожалению, свидетелем. Ее сожитель зарезал хозяйку квартиры, где они снимали комнату. Шмыга копал под Ирину, будучи уверен в том, что она помогала возлюбленному, однако доказательств на нее собрать не смог. Когда-то он очень хотел ее видеть, но на шконке следственного изолятора.
  Если утверждать, что пьяному море по колено, то она была пьяна настолько, что даже Марианская впадина была бы сейчас ниже ее смуглых, исцарапанных, как у девчонки, коленок. Лицо от непонятного возбуждения горело красными пятнами.
  - Иван Петрович, - подмигнула она ему. - А ведь тогда у вас не получилось?
  - Мне некогда, - брезгливо отозвался Шмыга и попытался пройти мимо. Но в самый последний момент Бабаян сделала шаг назад и вновь встала у него на пути рядом с подъездом, перед которым на лавочках сидели какие-то ребята в синих тренировочных штанах с белыми лампасами, совсем молоденькие, лет по шестнадцать-семнадцать.
  Говорила она громко и отчетливо.
  - Хотел, мусор, чтобы я прицепом пошла, да?
  Иван Петрович опешил:
  - Ты что такая смелая?
  - Я знаю, тебя уволили, следак поганый...
  Она набрала в грудь воздуху, и вот-вот разразилась бы откровенной и циничной бранью, как это не раз проделывала в его кабинете, но Иван Петрович цепко и больно схватил ее за локоть и грубо переставил на другое место. Она взвизгнула, и Шмыга даже не заметил, как рядом оказался высокий молодой паренек с красными опухшими губами.
  - Ты что, козел, женщину обижаешь?
  Шмыга не успел возразить, как получил первый удар по лицу. Бил маленький чернявый, невесть как оказавшийся с правой стороны. Потом удар обрушился ему уже спереди, в нос... и через очень короткий промежуток времени он обнаружил себя сидящим в кустах у стенки дома, а благородные заступники довольно проворно обшаривали его карманы.
  - Стас, у него только два червонца!
  Сильный болезненный пинок под ребра показал, что Стасу не нравится финансовое положение Ивана Петровича. Детективу тоже не нравилось, что некоторые его знакомые перебиваются от зарплаты к зарплате, но он никогда не пинал их по этому поводу под ребра.
  Шмыга вскочил на ноги и с криком "Убью!" бросился мимо хулиганов к тротуару. Они отпрыгнули от него, как отпрыгнули бы молодые коты, увидев, что, казавшаяся дохлой, мышь вдруг шевельнулась. Он выскочил к бетонной ограде пришкольной территории, перескочил через нее, преодолел небольшое футбольное поле, выбежал сквозь узкие ворота и остановился у заброшенной трансформаторной будки.
  Кажется, его не преследовали. Иван Петрович оглядел себя. Крови вытекло из носа немного, но рубашка на груди цвела алыми пятнами, да и костюмчик выглядел неважно - мальчишки пинали его грязными ботинками... Это обстоятельство разозлило вконец, точно, если бы его пинали в чистой обуви, было бы намного легче.
  О том, чтобы идти в таком виде в больницу и речи не могло быть. Оскорбленный детектив присел рядом с лужей, стал отмываться... И едва он задумался над интереснейшим вопросом "Так кто ж такой Павлик Бурцев, если мне даже поговорить с ним не дают?", как вновь увидел тех мерзавцев во главе с красногубастым. Человек пять или шесть. Они шли скорым шагом, настороженно озираясь, вытянувшись в цепочку. Шмыга оглянулся. Слева от него тянулась глухая кирпичная стена гаражей. Впереди, в метрах двухстах шла перпендикулярно улочка, которая выводила в оживленное место. Но эти двести метров он не пробежит быстрее, чем эти чертовы спортсмены. "Догонят и забьют у гаражей", - торопливо подумал Иван Петрович. Справа - здание школы. Лето. Вряд ли там сейчас даже сторож есть. Ему ничего не оставалось делать, как скользнуть внутрь трансформаторной будки. В ней было темно, прохладно, под ногами заскрипело кирпичное крошево. В щели проржавленной двери он хорошо видел приближавшихся преследователей.
  - Здесь пробегал, - сказал один мальчишка и поддел носком кроссовки заляпанный кровью и грязью носовой платок. - Стас, ты его здорово зацепил.
  "Ах ты, маленькая сволочь, и не сидится тебе за книжками", - с неудовольствием подумал детектив. Дрожь в коленях прошла, и бывшего следователя стала раздражать роль гонимого. Шмыга присел и нащупал рядом с собой обломок кирпича. Хороший такой увесистый обломок.
  - Может он сюда залез? - отозвался чей-то голос с повелительными нотками. - Отойди, я гляну.
  Бить следовало крепко. Так, чтобы смельчак вылетел из будки с размазанным лицом. Просто ударить, даже очень больно, означало вызвать на себя лишь всплеск лютой злобы. Потерпевших от рук подростков иногда находили в таком неприглядном виде, что судмедэксперты несколько часов вносили в протокол переломы. Шмыга привстал, отвел руку...
  Ему повезло. Заглянул тот самый красногубастый, главный волчонок. Вначале осторожно, но поскольку ничего не увидел за железной станиной трансформатора, да еще со свету, то шагнул дальше и даже руку не успел выставить в свою защиту, как в лицо ему полетел кирпич.
  Заорал он страшно. Перепугал не только своих, но и самого Ивана Петровича, который не догадывался, что хулиганы очень нежный и чувствительный народ. Подхватив еще один обломок кирпича, детектив выскочил наружу. Солнечный свет ослепил его, он размахнулся и дико закричал:
  - Убью! Всех положу!
  Шмыга помахал в разные стороны кирпичом, и оглянулся. Никого. Лишь быстрый топот за углом школы показал, в каком направлении скрылись "физкультурники". Он бросил оружие и посмотрел на худенького пенсионера, который от неуемного любопытства даже влез на ограду, придерживая обеими руками широкополую пляжную шляпу.
  - А тебе чего надо? Пошел отсюда.
  Дедка смыло с ограды, как волной.
  - Кино бесплатное нашел... Милицию вызывать надо! - раздраженно крикнул ему вслед Иван Петрович, и сам незамедлительно покинул место происшествия.
  В агентство он вернулся поздно, пробираясь переулками, взъерошенный, как еж, но продолжения атаки не последовало. Прошмыгнул мимо конторки дежурной. К счастью, сегодня не было Варвары Федоровны, его доброй знакомой и покровительницы, иначе бы ему не избежать дотошных расспросов. И лишь когда оказался у себя в кабинете, смог окончательно перевести дух.
  - Мерзавцы! - выругался детектив, осторожно трогая перед небольшим зеркальцем распухший нос, - распустились, сопленыши. И наши из ментуры тоже хороши. Куда смотрят тетки из инспекции по делам несовершеннолетних? Действует готовая организованная преступная группа и практически безнаказанно.
  Но все это были риторические вопросы, годные лишь для газетных статей. Кирпич, а он мог выглядеть как угодно - и металлическим кастетом, и кухонным ножом, и кулаком распоясавшегося хулигана, просто так по голове не бьет. Как правило, удар направляет чья-то умелая рука. Если смотреть с этой точки зрения, то не очень-то умелая, да и удар вышел вскользь, едва задел.
  И поэтому специалист по несчастным случаям, несколько успокоившись, даже с высокомерием подумал:
  - Это все? Слабовато, однако...
  Однако, едва он это произнес, как ему почудился чей-то сдавленный смешок. Иван Петрович даже оглянулся, хотя, конечно же, понимал, что никого не увидит, и нездешний холодок вдруг коснулся его сердца.
  Глава третья. Дознаватель небесной канцелярии
  На следующее утро тщательно выбритый и перемазанный тональным кремом Иван Петрович сидел за своим столом и трудился. Еще в восемь утра он позвонил Бурцевой и попросил срочно зайти к нему. За вчерашний день у него накопилось много вопросов.
  Крепкий чай отсвечивал холодной медью в стакане, обе стрелки часов перевалили за двенадцать, несколько бумажек были изрисованы вдоль и поперек красным и черным фломастерами, однако ясности в деле Бурцева не прибавилось. Ясность могла внести Надежда Сергеевна, но она все не шла, и домашний телефон ее не отвечал. К городу вновь стягивались дождевые тучи, темнело, изредка в комнату залетал холодный ветер, и большой лист настенного календаря вздрагивал и силился приоткрыть глянцевое фото следующего месяца.
  Зато ясность была в красиво и четко организованном нападении. Довольно многоступенчатая операция, но выполненная тщательно и с абсолютной достоверностью. Где-то устроили аварию, небольшую, но достаточную для того, чтобы перекрыть на некоторое время уличное движение по нужному маршруту. Затем поторопили вагоновожатого в депо. И вот объект послушно топает пешком в нужном направлении, туда, где стоит, покачиваясь, пьяная вдрызг Бабаян, туда, где сидят юные спортсмены без гроша в кармане, томясь в ожидании легкой добычи...
  Убить, быть может, не убили, но на месяц вывели бы из строя. Выходит, он одним ударом кирпича разрушил чей-то хитроумный план? А если был план, то для чего? Какому плану мог помешать Шмыга? И был ли план? Не есть ли все эти события - нелепое стечение случайностей?
  - Ничего не выдумывай: если это есть, это есть всегда и везде. Это можно потрогать и пощупать, - выговаривал ему назидательно вчера поздним вечером Арсений Палыч. - У тебя два икса - происшествие в магазине и нападение. Вначале необходимо выяснить, случайность ли это, да, та самая случайность, которая все еще бытует в нашем загроможденном мире, или эти действия ведут к враждебным человеку целям... Ты не возражай. Я и без тебя знаю, что всему есть физическая причина, в советском институте учился. В нашем материальном мире без материи никуда. А теперь запиши и повторяй перед сном, пока в мозги навечно не врежется: нас не интересуют случайности, которые исчерпывают сами себя, и проявление этих случайностей ограничено самой случайностью. Разжевывать не буду. Подумай над этим как следует. Этими случайностями занимаются инженеры по технике безопасности. А мы с тобой все-таки не техники, а, так сказать, дознаватели небесной канцелярии. Завтра жду отчета.
  Разжевывать не надо. Вся техника дознания построена на этом. В свое время Сибирев приводил пример с книжной полкой. "На стене висит полка. Полка валится со стены. Причины - гвоздь прогнулся или цемент треснул. Случайность! Досадная, глупая случайность. Упала и Бог с ней, сейчас приколотим обратно. Иное дело - полка валится со стены в тот момент, когда вы под ней проходите. И немножко ломает вам голову. М-м? Стоит задуматься? Пока нет. Это все еще случайность. Теперь: вы собираетесь на важную встречу, которая возможно изменит вам жизнь, и тут бабах! полка на голову. Какая тут случайность, это уже криминал! Хотя материальные причины все те же - гвоздь прогнулся или цемент треснул".
  Шмыга набрал номер знакомой девчонки из штаба ГУВД.
  Чтобы ответить на вопрос - есть ли криминал во вчерашнем нападении, достаточно знать всего две вещи - было ли вчера ДТП в Заводском районе в промежутке между 16.00 и 16.30... и не обращалась ли сегодня в трамвпункт Надежда Сергеевна Бурцева, 42-х лет, проживающая по адресу: улица Мончегорская, 43-20.
  Ответ получил довольно быстро. Две легковушки столкнулись в 16.10 на перекрестке проспекта Октября и улицы Кирова. Никто не пострадал. Уличное движение перекрывалось на пятнадцать минут. Бурцева Надежда в травмпункт за помощью не обращалась, в приемные отделения горбольниц не поступала.
  "Хм, какой-то криминал проглядывает, но так слабо... Во всяком случае, есть время заняться снами покойной Воротынцевой", - вздохнул с облегчением Шмыга.
  Откуда он мог знать, что Надежду Бурцеву доставили сегодня в девять утра с автобусной остановки в городской токсикологический центр с признаками острого отравления. Свою фамилию она назовет врачам лишь к вечеру.
  
  Шмыга был почти готов выйти, как задребезжал телефон внутренней связи.
  - Ваня, к тебе посетитель, - пробасила дежурная вахтерша, Варвара Федоровна.
  - Кто, женщина? - встрепенулся он.
  - Мужик.
  - Просите.
  Дверь отворил невысокий мужичок в костюмчике, который сидел на нем так, будто был сделан из жести; пригладил редкие волосенки, назвался Гаврилиным Сергеем Георгиевичем, и сел перед детективом на один из шатких скрипучих стульев.
  - Слушаю, - вежливо пригласил его к разговору Иван Петрович.
  - Тут такое дело, - нерешительно сказал мужик. - Жене моей черти надоели.
  - Черти? - недовольно спросил детектив.
  - Ну, да... как в темноте окажется, так, говорит, целым роем вокруг нее вертятся.
  - Пьем? - брезгливо спросил Шмыга.
  - Я иногда балуюсь вином, но моя баба ни-ни. Я думаю, с головой у нее плохо...
  - Почему?
  - Как сына похоронили в прошлом году, так крыша поехала. После сорокового дня стала видеть чертенышей. Ну, так она говорит. Сам-то не видел, не знаю, кто там около нее крутится.
  Он даже выдавил из себя скрипучий смешок. Однако видно было, что ему не до смеха.
  - К врачам ходили?
  - Выгнали ее с диспансера. Говорят, настоящих больных хватает, чтоб еще с фальшивыми возится... Выписали снотворного разного, пьет... Не помогает, ночами не спит, сидит при свете и дрожит. Говорит, они из темных углов к ней лезут.
  - Мда-а, - прокряхтел Шмыга. - Я советую вам все-таки сводить жену к психиатру. У меня есть телефончик хорошего врача. Примет в частном порядке... У нас понимаете, агентство по несчастным случаям, вот если бы она упала и ногу сломала, или обварилась, или машиной ее задело, тогда да, помогли бы...
  Гаврилин помялся, ему явно не хотелось уходить с пустыми руками.
  - Может, зашли бы к нам, я заплачу... Экстрасенса вызывали, с рамкой походил, так две недели спокойно спала. Нормальная ведь баба, не психованная, на стены не лезет, по хозяйству управляется.
  Шмыга решил попробовать последнее средство.
  - Аванс - четыреста... четыреста пятьдесят рублей. Плюс стоимость билетов на электричку.
  Сергей Георгиевич суетливо полез в пиджак, достал мятый целлофановый пакет, долго шуршал им.
  - Картошку возил на рынок, - объяснил он, - заодно к вам решил зайти...
  Отсчитал несколько мятых бумажек и положил на стол, разгладив ребром ладони.
  "М-да, действительно баба допекла", - подумал детектив, убирая деньги в стол
  - Отчего сынок умер?
  - Как раз по вашему профилю, несчастный случай, - повеселел Гаврилин, - с велосипеда упал и головой о бордюру. Видели, что с кем-то стоял, вроде как его толкнули, но участковый криминала не нашел. Побоев не было, да и кто мог обидеть его в нашей Гордеевке... Квитанции выписываете?
  - Да, конечно, - Иван Петрович достал заранее пропечатанные приходные ордера, вписал сумму и по линейке оторвал корешок. - Возьмите.
  - Галине Васильевне покажу, а то наезжает, мол, равнодушный, плевать тебе на меня... Вы все-таки думаете, болезнь, да?
  - Поговорить с вашей супругой надо, - уклончиво ответил Иван Петрович. - Адресок оставьте, завтра к обеду зайду. А сейчас, извините, - широко улыбнулся он, - мне пора.
  Часы показывали четверть одиннацатого. Если вынос тела кошатницы в двенадцать, то нужно выдвигаться.
  - Понял, понял, - вскочил Сергей Георгиевич. - До свиданья, спасибо вам.
  - Не за что пока. Минутку! Вы когда сюда шли, ничего особенного не заметили? Может, долго на остановке стояли, может, пьяный прицепился, какая-нибудь неприятность вдруг появилась...
  - Ничего не было, - остановился в дверях Гаврилин, - нормально доехал, правда, на вахте у вас баба не пускала, к кому, да к кому... Она у вас всегда такая вредная?
  - Нет, - ответил задумчиво Шмыга, - не всегда.
  
  Санитарка возила по рваному линолеуму реанимационной мокрой тряпкой так, словно хотела собрать и выплеснуть вместе с грязной водой всех больных, находящихся в этой палате.
  - Бабуля, ты осторожнее, - не выдержал Шмыга, когда та задела стойку капельницы и бутылочка с темной жидкостью качнулась в держателе. Все же это его кровь. Когда он вошел в токсикологический центр и отрекомендовался младшим братом Надежды Сергеевны, заведующая тут же спросила его, какой группы у него кровь. Она оказалось той же, что у Бурцевой. И сейчас Иван Петрович с перевязанным локтем сидел у постели Надежды Сергеевны, терпеливо ожидая, когда санитарка отойдет и можно продолжить шептаться.
  - Как вы меня нашли? - пошевелила она бледными губами.
  - Павлик сказал. Его выписали, он дома. А вы как сюда попали?
  - На сердце с утра такая тяжесть повисла, решила выпить успокоительное, и таблетки перепутала, старая корова. Ничего страшного, говорят, завтра к вечеру выпишут в отделение.
  Шмыга помялся:
  - Я прошу вас, Надежда Сергеевна, отрекомендовать меня Павлику как вашего .... скажем, младшего брата. Как человеку совсем постороннему мне будет трудно завершить следствие по вашему делу, а вот как ближайшему родственнику.... Тут я могу в некоторые вопросы вмешаться прямо, лично... разумеется, с полного вашего одобрения.
  - У меня есть младший брат. Он живет в Москве. Скоро должен приехать по делам.
  - Ну, а я буду двоюродным братом. Например, из Хабаровска. Далеко, поэтому не вспоминали. Сам объявился.
  - Хорошо, - улыбнулась она. Розовый цвет стал приливать к ее лицу. - Вы мне и так теперь, как брат, - показала глазами на капельницу.
  - Значит, мы даже не солжем, - улыбнулся Шмыга.
  Он хотел еще поговорить о том, что сумму аванса придется увеличить, но с прискорбием осознал, что сейчас не время и не место. Подвергаться побоям малолетних хулиганов можно, но не за пятьсот рублей!
  Приподнялся, и в ту же секунду Бурцева поманила к себе пальцем.
  - Пожалуйста, сделайте так, чтобы третьего несчастья не было. Мне страшно за него.
  - Я думаю, что он в последний раз попадает в неприятность, - бодро сказал Иван Петрович. - В молодости все еще можно исправить. Заживут до свадьбы его раны.
  - Не хочу, чтобы Павлуша на ней женился, - напряглась Бурцева, и темные круги резче проступили под ее глазами. Шмыга тут же пожалел о своих последних словах. - Вы думаете, я ревную. Нет, это другое... Порченная она, сглаз на ней. Когда Павлуша ее первый раз в дом привел, у меня молоко с плиты убежало...
  Она запнулась, понимая, что сбежавшее молоко не самый сильный аргумент против будущей невестки. И поэтому только добавила:
  - Пожалуйста, проверьте, здесь что-то не так, чует мое сердце.
  - Успокойтесь, выздоравливайте. Разберемся.
  Когда детектив отдал белый халат и вышел на залитое солнцем широкое крыльцо, жалости к несчастной женщине в нем было много меньше, чем минуту назад. В том, что она сама себя довела до койки в реанимационной палате, он уже не сомневался, хотя с полной уверенностью не мог пока это утверждать. И раньше возникала мысль, что в бедах сына виновна мать. Но рабочей версией эта догадка стала после вчерашнего опроса соседей погибшей кошатницы.
  Ничего любопытного не снилось безграмотной тетке с Зеленской. Соседка рассказала сон, под впечатлением которого Анна Михайловна ходила два дня. Являлась ей во сне некая Полина, горячо любимая тетка, умершая много лет назад. Приходила и гладила по головке. Ничего любопытного и в прошлом. Свадьба, рождение сына, развод. Много лет надрывалась на стройке, заработала трехкомнатную квартиру, которую тут же разменяла на две однокомнатных - одну в "щитках" для себя, вторую в новом микрорайоне для сына. Тот спился, попал в тюрьму, умер. Из рода Воротынцевых остался один брат покойной, Андрей Михайлович. Крепкий мужик, но бездетен. Живет в Таганроге с женщиной моложе его, которой обещал отписать свой дом.
  Отчет вышел на треть странички.
  Предположение о том, что Воротынцева в этом деле проходит случайным свидетелем, превратилось в доказанный факт, и обстоятельства дела сейчас недвусмысленно указывали на треугольник Бурцева-Бурцев-Алина. Тем самым круг подозреваемых сузился, и, опросив Алину и неудачника Бурцева, можно смело писать заключение!
  Глава четвертая. Искушение
  - К реке на двух машинах подъехали. Палатки поставили. Я пошел раков ловить, пока пацаны костер разводили, шашлыки делали... Ничего не поймал, сижу на берегу, курю. Тут она подходит. Увидишь - обалдеешь. Я тебя обязательно с ней познакомлю. Куколка. Я часто ей говорю - одену в самое красивое платье и под стекло, чтобы ни одна пылинка на тебя не упала!
  - Сидишь ты, куришь, - напомнил Шмыга, поддевая мельхиоровой вилкой дольку маринованного чеснока.
  - Луна такая огромная над водой висит, едва воды не касается. И в ее свете Алина кажется такой неземной, такой... - тут Паша задохнулся от восторга. - Как будто тронь ее пальцем - заколеблется и растает.
  - Не растает, - возразил Шмыга, принимаясь за ветчину, пересыпанную мелко рубленым укропом.
  - Она подошла, оперлась на мое плечо, будто мы с ней давно знакомы, и говорит, как здесь холодно. Я, не будь дураком, руки раскинул и говорю - зато на моей груди всегда жарко. Круто я?
  "Идиот", - подумал Шмыга, но вслух сказал:
  - Мужчина! - и разлил по маленьким хрустальным стопкам водку. - Ну, за встречу!
  - Да, за встречу, - сморщился Паша, выплескивая себе в горло холодную обжигающую жидкость. Взялся за хлеб, но не откусил, а только помял его сильными пальцами здоровой руки. - Она улыбнулась, погладила меня по голове, точно маленького ребенка, и говорит, какой ты скорый...
  - А ты что?
  - Я говорю - у нас с тобой всего лишь десять часов. Это я по ходу придумал. Мол, примета есть такая, если в течение первых десяти часов знакомства парень с девушкой не поцелуются, тот каждый из них теряет год своей жизни.
  - А она что?
  - Ниче. Засмеялась, взяла меня за руку и повела к палаткам.
  - Дальше, - попросил Иван Петрович, вгрызаясь в сочный кроваво-красный бок копченого ребрышка.
  - Дальше я пропускаю. В общем, подружились мы с ней.
  - Ты был мужчиной?
  - Да, - протянул, не поняв, Паша. - Держишь ее в руках...
  - Тогда еще по пятьдесят. За тебя! - Оттирая губы бумажной салфеткой с розами, сказал Иван Петрович, и опять сдвинул две стопки вместе, подставляя под горлышко пузатого графинчика.
  - Держишь ее в руках... мм-м... Сам себе завидуешь. Она такая легкая. Она...
  Паша запнулся. Слезы блестели в его глазах. Однако он не плакал, а смеялся.
  - А дальше был такой прикол. Утром полез в воду, думал, освежусь, чтобы с похмелья перед ней опухшим лицом не маячить. Недалеко от берега в яму попал. Она вышла из палатки, меня не видит. Стоит, руками себя обхватила. Я барахтаюсь, силы кончаются, а позвать не могу. Стыдно. Еще увидит, какой из меня пловец. И тут, веришь или нет, когда руки совсем онемели, вдруг с низа живота такая теплая волна пошла, что сразу боль из тела исчезла, видеть я стал отчетливо, одновременно близко и очень далеко - и листья деревьев, крохотные дрожащие от холода, и машины на дальнем мосту, так крупно, будто они в нескольких метрах... Алина посмотрела на меня, развернулась и стала взбираться наверх. Помню, кричу: "Оглянись, пожалуйста, оглянись!". Но она меня не слышит, уходит, уходит...
  Как меня вытащили, не помню. Плохо было, водой рвало. Отошел, сразу спрашиваю: "Где моя?" Уехала, говорят, еще в пять утра с Новосельцевыми. "Только что ее видел!", - кричу. Тут такой ржак пошел, что я понял - крыша моя съехала конкретно.
  Они выпили еще по пятьдесят, а потом сразу по сто граммов. Затем Паша включил какую-то заунывную музыку, обнял здоровой рукой диванную подушку, и совсем ушел в себя. Сытый Иван Петрович вышел на балкон. Черные листья шелестели внизу, над тонкими стрелами телевизионных антенн летели звезды, на заречном берегу перемещались огни, неожиданно хорошо и покойно было на душе.
  Маленькая авантюра удалась. Дома упаковал дорожную сумку синего цвета, с которой ездил когда-то на военные сборы, и на такси подъехал к подъезду дома новообретенного племянника. Павел встретил нового дядюшку неожиданно горячо. Показал комнату, где можно разместиться. Шмыга достал две баночки черной икры и копченого лосося. Якобы гостинцы с Дальнего Востока. Павел в ответ вынул из холодильника квадратную бутылку "Кристалла". Знакомство двух родственников состоялось.
  - Ты извини, у меня нет времени ходить по городу, монастыри показывать. Да и не могу, - сказал Паша, с облегчением показывая на загипсованное плечо.
  - Да я к монастырям не очень, - сознался Иван Петрович. Завтра он собирался в Гордеевку к безумной тетке, к которой повадились ходить чертеныши, и поэтому маскарад с экскурсией в его планы не входил.
  Жили Бурцевы небедно. Сказывалась солидная помощь московского братца, Дмитрия Крылова, председателя правления известного столичного МВК-банка. Шмыга видел пару раз рекламу в художественных фильмах, которые он спонсировал.
  Ему б такого дядю. Тогда поднял бы он из архива Генеральной прокуратуры какой-нибудь знаменитый глухарь и копал бы его лет десять. Пару строчек в истории криминалистики удостоился бы. А тут практически за копейки шныряешь по всем углам...
  - Вань, помоги!
  Детектив вошел в комнату. Помог снять рубашку.
  - Страшно было в магазине?
  - Нет. Будто кино смотрел. Стекло летит, люди падают в крови, как будто краской перепачканные. И потом сразу тьма. Блин, как чешется под гипсом...
  И перед тем как заснуть, пробормотал:
  - Вань, забыл спросить, как там у вас в Хабаровске?
  "Да кто его знает, как там в Хабаровске. Так же как в Нижневолжске - рождаются, живут и умирают", - подумал про себя детектив. Ответа вслух не требовалось. Травмированный влюбленный спал.
  
  Дождь прекращался. Тяжелые мокрые листья смородины вздрагивали от редких ударов капели. По незаасфальтированной улочке проехал велосипедист в черной полиэтиленовой накидке, петляя по скользкой глине. Дом, перед палисадником которого стоял Иван Петрович, был низким, серого кирпича с невысокой двухскатной крышей, с маленькими оконцами, завешанными шторами неприметного цвета. Крохотный двор, в углу которого лежала ржавая проволочная сетка от панцирной кровати.
  Сбросил с калитки проволочный крючок, вошел и нажал под жестяным козырьком кнопку звонка. В сторону города тяжело прогрохотал последний раскат грома, и Шмыга еле различил, как к двери приблизились мягкие тяжелые шаги с подшаркиванием.
  Открыла ему высокая полная женщина в халате с опухшим от сна лицом.
  - Вам кого? - хрипло спросила она и неприязненно посмотрела на детектива.
  - По вызову, - холодно ответил тот, - Агентство по несчастным случаям.
  - Для страховки, что ли?
  Не дожидаясь ответа, развернулась и ушла в комнаты.
  Пришлось подождать, пока не вышел сам Гаврилин в мокрых до колена брезентовых штанах.
  - Здравствуйте, Иван Петрович, проходите, пожалуйста, заждались мы вас... Как дождь, так подвал подтапливает, приходится ведрышками черпать - у нас, в деревне, не забалуешь.
  Проводил на кухню, досадливо морщась, снес в раковину тарелки, протер столешницу махровым полотенцем...
  - Располагайтесь, сейчас Галочку позову. Таблетки странные ей выписали, выпьет на ночь, а спит днем, - хохотнул он, и тут же его лицом овладело тоскливое напряженное выражение, которое Шмыга подметил еще в первую встречу.
  - Пойду, позову, - как-то нерешительно повторил он. - Может быть, чайку хотите?
  - Нет, спасибо.
  Иван Петрович, достал пару чистых листов бумаги из кожаной потертой папки и положил их перед собой. Действительно, ни дать, ни взять страховой агент.
  - Галина Васильевна, - начал он степенно, когда появилась Гаврилина и села напротив. - Наше агентство занимается проблемами, которые не могут решить другие службы - медицина, правоохранительные органы... Когда неладное происходит с человеком, а с этим неладным и обратиться не к кому.
  Она молчала и как-то тяжело, испытующе смотрела на него. На человека, пораженного психическим заболеванием, она не была похожа - у тех есть в глазах чье-то тайное присутствие...
  - Или, как в вашем случае: что-то видите, что-то вас беспокоит, а врачи признают здоровой, участковому не пожалуешься... я правильно понимаю?
  Лицо ее дрогнуло, она кивнула.
  - Наше агентство может помочь определить это "что-то" и подсказать, как избежать повторения неприятностей. Вы сейчас немного расскажете о себе, где, когда родились, кем работали... а потом перейдем к делу.
  Покончив с процедурными вопросами, он посмотрел мимо нее и спросил:
  - Так какие они?
  - Кто? - не поняла Галина Васильевна.
  - Черти, которых вы видите.
  И резко, в упор глянул на нее. В его взгляде не было ни насмешки, ни сердобольности врача-психиатра. Одно спокойное внимание.
  У Гаврилиной задергалось веко, она подняла руку, как бы защищаясь от внезапно появившейся перед ней тени.
  "Реакция на уровне мышечного напряжения, - отметил Шмыга. - А ведь баба не врет, что-то она действительно видела..."
  - Говорите, не пугайтесь. Мир вокруг нас не так мертв, как кажется господам материалистам. Бывает, что сталкиваемся с чем-то неизвестным, пугаемся, а ответ может быть самым простым. В Бога веруете?
  - В Бога, - усмехнулась она, - чем он мне помог, ваш Бог, чтоб я в него верила?
  - Ну, и ладно, - легко согласился Иван Петрович и сделал пометку в своих бумагах. - И что же мы все-таки видим?
  И едва она начала рассказывать, как Шмыга понял, что в этом доме он появился не зря.
  Те, кого Гаврилина называла чертями, приходили к ней в ту минуту, когда она начинала засыпать. Огромные, окровавленные, изуродованные человеческие фигуры склонялись над ней, и видела она их отчетливо, особенно одну, с полуразвалившимся черепом.
  - Запаха, холода или тепла не чувствовали в тот момент?
  Нет, не чувствовала. Она в диком ужасе вскакивала и всю ночь сидела на краешке кровати. И засыпала, когда падала без сил. Началось это, когда, однажды, вешая белье на чердаке, в темном углу она увидела страшную фигуру, которая шла к ней как будто издалека.
  - Что значит издалека?
  - Будто угол проваливается и появляется темный длинный коридор, откуда они ко мне идут, - говорила она, с беспокойством поглядывая по сторонам.
  - Кого-нибудь эта фигура вам напоминала, было ли в ней что-то знакомое?
  - Нет. Я думаю, Сатана выбрал меня, чтобы взять мою душу, - зло сказала она.
  - Ну, вы сейчас нагородите! - засмеялся Шмыга. - Давайте с вами договоримся, Галина Васильевна. Пока я не разберусь, кто там у вас шляется, выводов делать никаких не будем. И кого бы вы ни видели, твердо запомните одно - ничего плохого с вами не произойдет, если вы сами того не захотите. Даже если предположить, что к вам является, так сказать, нечистый, то слишком мы в разных мирах находимся, чтобы с ним столкнуться лоб в лоб. Понимаете?
  - И что я буду иметь от вашей помощи? Как это вы будете разбираться? - усмехнулась Гаврилина и уже твердой рукой стала наливать себе чаю.
  - Вот об этом я сейчас расскажу.
  Шмыга вынул из папки бланк и протянул Галина Васильевне.
  - Ознакомьтесь, пожалуйста.
  Ниже крупного фиолетового штампа "Агентство по несчастным случаям" было напечатано: "В целях проведения точного расследования обязуюсь отвечать правдиво и без утайки на все вопросы представителя агентства, какого бы характера они не были. Также обязуюсь предоставлять всю требуемую информацию в устном или письменном виде. В случае дачи ложных показаний всю ответственность и последствия, какими бы тяжелыми они не были, принимаю на себя".
  Формулировку Иван Петрович сочинял сам и чрезвычайно был ею доволен - действовала безотказно.
  - Если вы подписываете, Галина Васильевна, я начинаю работать.
  Гаврилина несколько раз перечитала бумагу с крепко поджатыми губами. Иван Петрович видел, что смысл обязательства дошел до нее сразу, и держит она листок перед глазами, потому что какая-то мысль ей мешает сразу же согласиться.
  - Прям на все вопросы... а вдруг вы будете спрашивать, сколько мужиков у меня было?
  - На все вопросы, - мягко и непреклонно ответил Шмыга. - Иначе мне здесь нечего делать.
  Он был уверен, что она согласится. Ей, может быть, и страшно ответить на кой-какие вопросы, но еще страшнее остаться со своим видением один на один.
  - И сколько это будет мне стоить? - спросила она.
  "Может быть - ничего, может - всей жизни", - холодно подумал детектив, вспомнив Бурцеву. Всякий раз, когда брался за дело, он никогда не знал, чем оно может обернуться. Безобидные на первый взгляд проступки его клиента могли означать, что он делает последние шаги по эшафоту, и вот-вот его голову пригнут к окровавленной плахе; а страшные, изъедающие душу и тело болезни и несчастья - оказаться ничем иным, как последними ударами бури, за которыми по его жизни распространится тихое солнечное сияние. И кем станет сам клиент - подсудимым, или незаметно пройдет по делу случайным свидетелем... Божий суд вершится над каждым из нас ежедневно, и не всякий раз удается заглянуть в последний лист приговора.
  - Сто рублей в день. Накладные расходы за ваш счет. Думаю, дней за десять мы управимся. А поскольку Сергей Георгиевич аванс выдал, давайте начнем. Разрешите осмотреть ваши комнаты.
  - Смотрите, - не поднимаясь, проговорила она и отвернулась.
  По всем трем комнатам дома Гаврилиных Иван Петрович прошелся медленно, не торопясь... Потолки низковаты, воздух затхлый, будто помещения давно не проветривались. В зале стандартный набор мебели советских времен - дешевенькая "стенка", черно-белый телевизор на ножках, диван, два кресла и журнальный столик.
  Шмыга включил свет, под потолком неярко загорелась плохонькая люстра.
  - Вы на нее не сердитесь, - шепотом объяснял сопровождавший его Сергей Георгиевич. - Как непогода, так она себя плохо чувствует. А вообще она добрая, приветливая...
  Во второй комнатке, узкой, без окон, помещалась односпальная деревянная кровать, самодельная тумбочка, в углу стоял торшер с выгоревшим абажуром.
  - Сынок тут жил, - пояснил Гаврилин, закрывая дверь. - Потом он в зал перебрался, а Галочка здесь комнату отдыха сделала для себя.
  В спальной тоже на первый огляд Иван Петрович не обнаружил что-либо интересного. Обои здесь светлее, на подоконнике даже разместились горшки с цветочками. Но стебли бледные и подсыхающие.
  Бесцеремонно сел на мягкую двуспальную кровать, застланную толстым плюшевым покрывалом. У изголовья на стуле лежала газета и плюсовые очки роговой оправы. По странице тянулся жирный черный заголовок - "Нелепая смерть".
  - Вы позволите? - Не дожидаясь ответа, Шмыга потянул газетку к себе. В краткой заметке рассказывалось о мужчине, который решил на выходных поработать в своем гараже. В погребе сделал деревянный настил и стал красить его ацетоновой краской. Задохнулся и умер.
  - Это чья газетка? - спросил детектив.
  - Его, - ответила Галина Васильевна, вдруг появившаяся в дверях со скрещенными руками, и кивнула в сторону мужа. - Я газет не читаю, в них все врут. Подождите, я не понимаю, целый час смотрю за вами...
  - Пока вам не надо ничего понимать, - сказал Шмыга, подходя к дверям.
  Наклонившись к ней, прошептал:
  - Сегодня они к вам не придут. Обещаю.
  - Сергей Георгич, вы меня не проводите к платформе? А то я к вам такими закоулками добирался...
  Тот кивнул и тут же в растерянности посмотрел на жену. Но Гаврилина уже выходила из комнаты.
  
  Они шли к железной дороге небольшим лесом, шли в сыром зеленом полумраке, по песчаной дорожке, сплошь усыпанной желтой хвоей. Иван Петрович с большой осторожностью обходил лужи, а Гаврилин, в детской болоньевой курточке с накинутым капюшоном шагал в резиновых сапогах, не разбирая дороги, и жаловался:
  - Никак с ней сладить не могу. Галочка и раньше бой-бабой была, чуть что - в крик, а то и кулаком в морду сунуть норовила. А теперь и подавно.
  Внезапно до Шмыги дошло, почему он идет словно с пустыми руками. Он даже приостановился.
  - Сергей Георгиевич, а комнату сына мы так и не посмотрели!
  - В зале спал он, постоянного места у него не было, после того, как Галочка его комнату заняла. Все время на улице, с друзяками... И вот мается она теперь, мается. Кассиром работала на станции, - ушла. Сидеть, говорит, не могу в душном помещении, голова болит.
  "Интересно, так в зал покойный мальчишка сам перебрался, или его матушка согнала?"
  Пока они шли к платформе, пока ждали электричку, Гаврилин по простоте душевной много чего полезного рассказал детективу. И когда поезд тронулся, он все еще стоял, худенький, нахохлившийся, засунув руки глубоко в карманы, и, наверное, все еще продолжал говорить и говорить, только про себя.
  Вернувшись в агентство, Шмыга взял в буфете на первом этаже стакан горячего чаю. Достал новенький коричневый скоросшиватель и на нем крупно написал: "Дело Љ42, Гаврилины. Начато: 29 июля 2003 года. Окончено..." И, довольный, подколол подписанное обязательство. Получалось неплохо: завтра он завершит одно дельце, и тут же займется другим. Так вполне можно заработать не только на хлеб, но и на бутерброд с маслом и даже колбасой.
  "Чертеныши", - усмехнулся он, и вспомнил давешних спортсменов. - "Вот где чертеныши...".
  
  Паша открыл дверь с таким идиотски расслабленным лицом, какое обычно бывает у щенят, которым только что начесали за ушами.
  - Проходи, - сказал он торжественным шепотом. - С ней познакомлю.
  "С ней" прозвучало так, будто Шмыге предстояла аудиенция у испанской королевы.
  - Дай я хотя бы руки помою!
  Детективу казалось, что от него все еще исходит затхлый запашок гаврилинского дома. К тому же, ему требовалось несколько минут, чтобы настроиться перед разговором с Алиной Белохвостиковой, выпускницей финансово-экономического колледжа, роковой красавицей, которая развела любящих мать и сына по разные стороны.
  Приняв душ, - Иван Петрович c удовольствием начинал привыкать к образу беспечного дальневосточного дядюшки, - он вышел в гостиную, где в углу под брызжущим светом хрустальных бра сидели в креслах влюбленные.
  Паша привстал и здоровой рукой помог подняться невысокой смуглой девушке в синих обтягивающих джинсах.
  - Иван Петрович, - церемонно представился детектив по несчастным случаям. - Из Хабаровска.
  - Алина, - ответила девушка. - Из Нижневолжска.
  В первый момент Шмыге показалось, что его надули самым наглым и бесцеремонным образом. Обманула Надежда Сергеевна, уверяя, что демон в женском обличье разрушил ее материнское счастье; врал Паша, в телячьем восторге описывая, какую встретил на своем пути Божественную красоту... Или, быть может, о том, что невеста ослепительно красивая ему никто не говорил, а это впечатление сложилось в нем в силу тех мрачных и грозных обстоятельств, непрерывно возникающих во все время существования этой пары? Ведь привыкли по книгам и киноэкрану считать, что нести бурю может только сильная, властная и, разумеется, безумно красивая женщина.
  Ни одним из вышеперечисленных качеств не обладала невеста Бурцева. Как на первый взгляд, так и на второй, и на третий... Каре темных волос, серо-зеленые глаза бросают неяркий взгляд из-под густых коротких ресничек, маленькие, тонкого рисунка губы. Немного бледна, слабые тени под глазами. Все по отдельности хорошо, но вместе создавало впечатление заурядной вчерашней школьницы, еще не успевшей вином и сигаретами сжечь кожу лица.
  "Из-за такой пигалицы я, взрослый матерый волчище, трачу свое золотое время?" - уныло спросил себя детектив, продолжая улыбаться. "Надежда Сергеевна, хотя теперь в ваших жилах течет моя кровь, я вас не люблю. И предупреждаю - не в девятьсот, а в тысячу девятьсот рублей обойдется вам моя работа". Отъевшийся Шмыга забыл, что еще неделю назад он был готов всего за пятьсот рублей предотвратить не то что несчастный случай, а даже техногенную катастрофу регионального масштаба.
  - Ты говорил дядя, - повернулась Алина к жениху, - а он почти твой ровесник.
  - Где же ровесник? - торопливо сказал Паша, и недобрая тень вдруг промелькнула в его глазах. - Сколько тебе, Иван? Лет двадцать семь, тридцать?
  - Тридцать, - согласился Иван Петрович, - почти тридцать.
  Похоже, Паша ревновал свою красавицу ко всему на свете. "Надо бы шепнуть ему, что я не считаю его невесту красавицей. Чтобы в будущем не возникало коллизий... Хотя какое будущее, завтра же закончу это дело".
  - Как там у вас в Хабаровске? - спросила девушка.
  - Ничего, жить можно. Лососи, китайцы, тайга - приморье одним словом, - беззаботно ответил Шмыга. Единственное, что знал он об этом городе, это то, что по карте он находится с правой стороны от Уральского хребта.
  - Вы такую вкусную икру привезли. Паша угощал меня. Она у вас, наверное, копейки стоит?
  Икру и лосося детектив купил в супермаркете на площади Горького. Он с подозрением посмотрел на Алину. Ему показалось, правда, только на мгновение, что лукавая усмешка тронула ее губы. Нет. Она серьезно ждала ответа на свой вопрос.
  - Да. Во время нереста.
  Иван Петрович быстро и с неожиданным для себя юмором пересказал недавно виденный по РТР сюжет о приморских браконьерах. Паша о Дальнем Востоке ничего не знал и нетерпеливо ерзал в кресле.
  - Вань, ты, может быть, устал? - вмешался он. - Можно телевизор в твою комнату отнести...
  - Иван, а вы что оканчивали? - спросила Алина, не обращая внимания на Пашино предложение.
  - Университет, юрфак.
  - Вау! - с восхищением воскликнула она. - Тяжело учиться?
  Иван Петрович вспомнил общагу в Саратове, холодные комья пшенки по утрам, ночной клуб в бывшей конюшне на окраине, где он на втором курсе подрабатывал охранником, позор, с которым он провалил на первой сессии административное право... еще какие-то юношеские обиды полезли в душу.
  Он с плохо скрытой горечью сказал:
  - Не просто... - И вздохнул. - Зато библиотека там хорошая.
  - А сейчас кем работаете? По специальности?
  "Стоп!" - некий трезвый и холодный голос произнес в его мозгу. Он помедлил с ответом.
  - В частной конторке. Гражданские дела. Скука.
  - Ждете, как и все мы, больших дел и больших денег? - как-то просто спросила она.
  Иван Петрович изумленно посмотрел на Алину. То ли освещение изменилось, то ли она переменила позу, но он увидел ее совсем другой - взрослой умной женщиной, в зеленых глазах которой дрожали золотые искры от настенных светильников.
  - Хотелось бы, - сказал Шмыга, невольно подбирая живот и распрямляя плечи. Против загипсованного Паши он выглядел, наверняка, красавцем корнетом.
  - Вы способный, вы своего добьетесь, по вам видно, - мягко сказала она.
  - Да, мог бы, - неожиданно для себя согласился детектив, и внезапно со злобой подумал о Сибиреве. "Крутит старикан, крутит, держит в Нижневолжске на мелочевке. Вполне мог бы позвать к себе в Москву и привлечь к большим проектам".
  - Вам надо в центр выбираться, в провинции вас не оценят. Моей маме предлагали Москву и работу, но она выбрала Нижневолжск и мужа.
  "Я не говорил о Москве вслух!" Мимолетный испуг коснулся его, однако тут же испарился. Павел как-то резко встрепенулся.
  - Линочка, мы сразу после свадьбы едем в Москву. Я еще не говорил с Димой, но он может нам на свадьбу квартиру подарить. Ему раз плюнуть. Не самую крутую, где-нибудь за кольцевой, но в Москве! Увидишь, он классный парень.
  - Не откажет. Ему раз плюнуть, - еще раз с ожесточением повторил он.
  - Надеюсь, - зябко передернула плечиком невеста.
  - Вот только мамаша уперлась колом и стоит, - чуть не выругался Бурцев. - Знает, старая, что мы уедем, боится остаться одна, вот и долбит нас, долбит - молодые, без диплома институтского, без профессии...
  - Ты бы навестил маму, - посоветовал детектив.
  - Ее скоро выпишут, - отмахнулся Павел, и, враз обессилев, откинулся на спинку кресла. Он явно был еще слаб.
  - Постель тебе приготовлю, - сказала Алина, поднимаясь. - И домой позвоню, что буду завтра.
  - Ну, как? - прошептал "племянник", наклонившись к Шмыге со своего кресла, когда невеста вышла.
  - Ты знаешь, не в моем вкусе, - небрежно отозвался детектив. - А так ничего, симпатичная, - добавил он, заметив, как помрачнел Бурцев.
  - Симпатичная, - угрюмо повторил он, и еще раз наклонился к нему. - Иван, я за нее жизнь отдам, и любому глотку перегрызу, кто дорогу мне пересечет.
  - Успокойся ты, сумасшедший! - засмеялся Иван Петрович. - У тебя свадьба скоро, а ты глотки грызть собрался! Расслабься.
  Но Паша не отвечал, наверное, продолжая мысленно грозить неведомым врагам, собиравшимся покуситься на его невесту. Так и молчал, пока его не увела Алина. Она переоделась, и теперь на ней был короткий халатик, невзрачный, из хлопчатобумажной ткани, небрежно перехваченный тоненьким пояском. Да, и ноги ее далеко не безупречны, как теперь мог убедиться в этом детектив.
  "Хороши, но коротковаты, пожалуй", - решил он, все же задержав на них больше внимания, чем положено для того, чтобы их просто оценить мужским взглядом.
  На журнальном столике темно-синего стекла плоская коричневая бутылочка на двести пятьдесят граммов, две хрустальные рюмки, похожие на крохотные бочонки, раскрытая коробка шоколадных конфет...
  - Коньяк "Дербент", - прочитал Иван Петрович. Прислушался. Из спальни, куда удалились влюбленные, доносился звук приглушенно работающего телевизора. "Коньяк покупал Паша на свои деньги, карманные, поэтому на хороший не хватило", - подумал детектив, и украдкой налил в один из бочонков немного жидкости светло-чайного цвета. Попробовал, причмокнув губами, и выпил разом, словно водку. Впрочем, по вкусу напиток ничем от водки не отличался.
  "Да еще паленый", - поморщился Шмыга, отправляя в рот конфетку. Вытянул ноги.
  "Осторожнее надо с любовью сына, Надежда Сергеевна - расслабленно подумал он. "Температура и скорость протекания этой биохимической реакции довольно велики. Сначала вы загнали в больницу Пашу, затем и сами в ней оказались. Не трогай чужой котелок, обожжешься!"
  Основная мысль ясна, оставалось снабдить ее соответствующей аргументацией. Но все завтра... завтра. Этот вечер он хочет провести здесь, в чужом комфорте и в чужом уюте, который ненадолго стал ему родным.
  "Что-то Алина слишком долго укладывает женишка", - подумал он с нетерпением. Выключил свет и подошел к окну, слегка отдернув штору.
  На подоконнике с той стороны сидел черный кот с небрежно прорисованным белым галстуком на шее и смотрел на него круглыми желтыми глазами. Потом зевнул, обнажив розовую пасть с острым язычком, и вновь уставился на Ивана Петровича.
  Легкие шаги скользнули за спиной, маленькие теплые ладони прикрыли глаза, и горячие губы щекотно коснулись затылка... Алина с едва уловимой насмешкой произнесла:
  - Дядя Ваня, вас тоже спать уложить? Не получается без меня?
  Он сжал эти ладошки, торопливо поцеловал одну за другой, не соображая, что делает, и не он ли несколько минут назад с высокомерием говорил что-то насчет чужого котелка... Затем повернулся и обнял юную девушку за плечи.
  И в третий раз Алина поразила его своим превращением. Сейчас перед ним стояла маленькая беззащитная девочка с прижатыми к груди руками; девочка, которая только что совершила дерзость и теперь спокойно, даже с интересом наблюдала, какое же наказание она за это понесет. Стояла тихо, запрокинув голову, и в глазах ее, прежде цвета весенней зелени, сейчас тревожно шелестела темная осенняя ночь.
  Казалось, самое естественное - это подхватить девушку на руки и, нежно целуя, отнести в постель... Но Шмыга медлил, ровное дыхание Алины касалось его груди, разжигая в сердце безобразное пламя, от которого начинал плавиться рассудок. Вот-вот и... но вдруг некто посторонний ответил его голосом, холодным и мерзки-равнодушным:
  - Спасибо, я попробую уснуть сам.
  Иван Петрович хотел обернуться, чтобы найти наглеца, сказавшего эти невозможные слова, и немедленно убить его, но в следующую секунду догадался, что это был он сам.
  И все то непонятное, безумное, страстное, желанное, что рождалось между ним и чужой невестой, вроде бы должно разлететься в клочья от этих слов, но... Алина взяла "дядюшку" за руку и повела в комнату:
  - Я помогу тебе постелить.
  И добавила фразу, расхожую, обыденную, словно клеенка на кухонном столе, которая вмиг сняла с него возникшее напряжение:
  - Куда вы без нас, мужчины!
  В комнате окна были распахнуты настежь, белые тюлевые занавеси выгибались от ночного сквозняка, холодившего кожу. Алина наклонилась над широкой двуспальной кроватью, собирая покрывало. Иван Петрович стоял позади, мир дробился и плыл в его глазах.
  Расправляя простыни, она склонилась ниже над кроватью, поставив на матрац одну коленку. В каждом ее движении простом, ловком, по-кошачьи грациозном не было и тени намека на непристойный провокационный подтекст, но... эта стянутая тонким пояском гибкая талия, смуглые бедра, эта маленькая розовая пяточка босой ступни - все вместе являлось величайшим из всех искушений, которые когда-либо приходилось переживать Шмыге.
  Она села, взяла вторую подушку, обхватила ее руками и прерывистым шепотом сказала, отводя прядь волос, сбившуюся на глаза:
  - Ложись.
  Иван Петрович медленно, как загипнотизированный, подчинился.
  - Мне нравятся сильные мужики, - призналась она. - Нравится смотреть на них, нравится, когда они меня сжимают...
  - Любишь читать женские романы? - спросил Шмыга, стараясь придать голосу твердость и даже насмешливость.
  - Я вообще не люблю читать, - она двинула от себя подушку и легла головой на его колени. Легла так просто, естественно, и так неожиданно, что Иван Петрович ничего не смог предпринять. Даже не отодвинулся. Лишь безвольно подумал "Вот будет весело, если войдет жених!"
  - Паша спит, - сказала она задумчиво. - Он слишком рано выписался из больницы.
  Шмыга нисколько не удивился, что Алина способна читать его мысли. Ему казалось, что он сейчас весь, как открытая книга, которую можно пролистать от начала и до конца, если, конечно, того ей захочется.
  - Ты его любишь? - осторожно спросил он, надеясь услышать единственно приемлемый для него ответ "нет".
  - Конечно, иначе бы замуж не собиралась - сказала она, потерлась щекой о его бедро, и неожиданно пожаловалась:
  - От тебя так хорошо пахнет, а от моего Паши только лекарствами.
  И затихла, перебирая пальцами складку простыни.
  На подоконнике стоял высокий ленточный кактус, и в ярком пронзительном свете полной луны его черная тень с иглами на макушке упрямо карабкалась к ним на кровать.
  - Спать хочу! - Лениво поднялась, склонилась над ним, коснулась его щеки нежными прохладными губами:
  - Спокойной ночи, дядя Ваня.
  - Спокойной ночи, - ответил измученный Шмыга, проклиная службу, свое знакомство с чертовым "племянником", проклиная эту идиотскую жизнь, ставящую его в тягчайшее унизительное положение, а заодно моральные принципы, вбитые ему в голову добродетельной матушкой.
  "Если бы Алина сказала мне одно слово, одно слово..."
  Спустя час, ворочаясь на простыне, как на раскаленной сковороде, он повторял про себя:
  - Три. Положено три искушения...
  Но как Иван Петрович не прислушивался, надеясь вновь услышать легкие волшебные шаги, которым был намерен немедленно покориться, - во всех комнатах стояла мертвая тишина.
  Время третьего искушения еще не пришло.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"