Высоко задрав голову в направлении огромной величины фаллоса австралийского истукана, молодые лётчики застыли каменными изваяниями. Казалось, что неведомые силы загипнотизировали их, и им не суждено освободиться от невиданных пут сковавших их, казалось, что стены этого музея навсегда стали для них застенками лабиринта Минотавра. Меня они не замечали, поглощённые собой или этим деревянным истуканом, друг друга в принципе тоже. Время потеряло свои границы. И я, наконец, окончательно понял, воины никогда не будут преклоняться пред вагинальными образами. Только на фаллос, символ стремления ввысь в бездонные дали для всех ВВС. И не один из этих молодых орлов не хочет очутиться в воздушной яме, там в небесах.
Я не стал нарушать их благоверный трепет перед языческими изваяниями. И мои губы совершенно автоматически шептали "Летите голуби, летите!".
P.S потрясение автора в следствии этого события прослеживаются окружающими и по сей день
Пишется это на довольно таки новом издании Библии, взятой в подсобке. Это было событие тысячелетия, выпуск фильма "Золотой Иерусалим", или "Иерусалим сквозь века", что впрочем, к этому повествованию никакого отношения не имеет. Сколько можно эпатировать публику кадилами и биением головой об стенку религиозных деятелей. Каждый удар о стену, каждый взмах кадила оплачивается им соответственно.
Меня взял на презентацию мой старый знакомый, проездом из Голландии, толмач, впрочем, сегодня эта древнейшая профессия носит название - журналист. Для него это событие было тогда актуально. По ходу дела светски намекнул о выставке Василия, звать Кандинский. Презентация фильма проходила всё в том же здании национального музея тринадцати колен Израилевых, в городе под небом голубым. О чём идёт речь, вы наверняка догадались, по тому, что в других городах небо, какое угодно только не голубое, и города те совсем не небесные, а довольно приземлённые, иногда стоят на каналах, что впрочем, сути их не меняет, и небеса тоже. После такого уведомления естественно пришлось запастись козьей ножкой елейного запаха травы. И вот вооружённый до не своих зубов, как говориться у некоторых народов, попал я впросак, козни поджидали меня ещё до того, как успел ваш преданный пилигрим переступить стены музейного заведения. Так, я дорогой читатель, серьезно подготовленный попал вовсе не на ту выставку, притом чёрных иерусалимских котов бегемотов в районе пяти километров не наблюдалось. Обычно об этом мне сообщают, если таковые имеются, мои старые друзья по сотовой связи. Работники музея, десять чертей им в.., вовсе не предупредили что за два зала до того самого отца всех абстрактных отцов, Василия, проводиться, я бы сказал, происходит выставка аборигенов Полинезии и Океании, невиданного размаха. Посетитель прямо с порога попадает в океан идолов, а в сочетании с коварством индийского канабиса, выйти из зала практически невозможно. Тут были и улыбающиеся уродцы с енным количеством детородных органов и сисястые истуканши матриархальных племён, молчаливо взирающие в полумрак музейной тишины. Но больше всего запомнилась группа лётчиков израильской авиации, по началу я даже принял их за истуканов, сходство не столь поразительное, особенно когда каждый день живёшь в среде израильтян истуканов. Они застыли перед изваянием какого-то папуасского вундеркинда с неизмеримым орудием плодородия.
Воистину язычество живо даже у семитских народов, - подумал в тот момент я про себя. - Хотя вопрос причастности к этому авиации очень долгое время оставался не ясным.
Пока я был поглощен сиим раздумьем, несчастные изваяния фетишей аборигенов безучастно продолжали на меня взирать как бы исподтишка.
- Неужто мы настолько жестоки, думалось непрерывно, что, вырывая их из дебрей Океании, чтобы удивляться здесь, среди кафельных полов и усохших мумий музейных смотрителей. Не понимая всю магическую живость их патриархально-матриархального культа, живя среди вымершего идеалогически-догматического искусства наших городов, где фаллосы заменяют протуберанцами стальных конструкций, в крайнем случае, на использованные армотизаторы фирмы "Джонсон по дороге в Африку". Жестоко, но продуманно, была сделана выставка тысячелетия, ведь экспозиция вела к Кандинскому, и завершалась презентацией фильма. Но насколько показался мне мой современник - Василий. Где тут намёк на томагавки и бумеранги, где ускользающий образ аборигенской Нефертити. У него всё концептуально, но не живо настолько как у них людоедов и островных первобытных негодяев. Не хватает гримас, вычурных поз - ведь его работы не служили никогда культом поклонения, т.е. фетиша. А зря. Художник должен изначально осознавать себя шаманом, а иначе на мыло, а скальпель соседнему племени. Всё стало ясно, шедевры находились залом раньше в экспозициях шаманского зодчества. И вовсе не зря молодые будущие виртуозы пикирования ближневосточных объектов так почтенно застыли перед этими изваяниями. Им и так ясно, что командир - шаман, а если полёт не удался, то достанется уже не на земле, а в воздухе, шаман, то есть командир тут уж совсем ни причём. И здесь, в залах Иерусалимского музея, эти деревянные идолы были грозным напоминанием молодым солдатам. "Зри в корень" - кривлялись и гримасничали они. Мне кажется, что в зал Кандинского молодые пилоты вовсе не заглядывали!