Тонкие костяшки пальцев остро просвечивают через бледную кожу. Худая, увитая венами, рука сжимает муляж германского корта 'Комбат' 72-го года. Девятимиллиметровый, шесть патронов, деревянные щелки рукояти. Револьвер плотно лежит в ладони. Щелчок курка.
- Кто кончил жизнь трагически, тот - истинный поэт. Поэты ходят пятками по лезвию ножа и режут в кровь свои босые души. - Марина замолкает, обводя взглядом публику. Воздух застывает, слышен свист протяжных выдохов сквозь зубы. Достигнута предельная точка накала драматизма. Марина зависает на мне стеклянными глазами цвета застиранных гардин. По тонким губам проскальзывает ироничная ухмылка.
- Рвусь из сил. Из всех сухожилий. Но сегодня, опять, как вчера, обложили меня, обложили... - нервными перебоями звучит гитара, и девчонка затягивает рычащий рассказ охоты на волков не своим прокуренным голосом. Она замолкает также внезапно, как и начала петь, под металлический всхлип оборвавшейся струны. Пока до конца зала еще не успело долететь звонкое эхо, девчонка молниеносно вскидывает руку с револьвером к виску и спускает курок. БАХ. Оглушительно громкий выстрел. Марина замертво падает на сцену. Звенящая тишина. Занавес. Пауза. Аплодисменты.
- Может быть я и не понимаю ни черта в современном искусстве, но это было правда красиво. - Марина рассеянно хлопает длиннющими ресницами, сводит кучерявые брови на переносице, и мне хочется ткнуть ее пальцем в очаровательную морщинку, образовавшуюся на лбу. Я вижу, как крошечная блестящая капля пота скатывается по виску из-под самых корней густых иссиня-черных волос, собранных в нарочито-небрежный пучок. Она прозрачным длинным следом обрисовывает острую высокую скулу. Спускается по болезненно-красной впалой щеке к тонкому подбородку. Марина чуть задирает голову и капля срывается по длинной шее - за плотный ворот темно-синей рубашки.
- Ты опоздал. - она вырывает у меня из рук маки с презрительным смешком.
- Пробки. - пожимаю плечами.
- Я, когда услышала идею, тут же вспомнила инсталляцию Свиридова. Он, к слову, рассказывал нам с тобой, что проводил ее под эгидой 'в посвящение вечерам Высоцкого'. Работа правда вышла у него совершенно никудышной, согласись.
- Нет-нет, не впутывай меня в это. Ты знаешь - я далек от всего вашего высокого.
Девчонка смерила меня строгим взглядом, сжав в нитку и без того тонкие губы. Видимо, я выбрал наиболее небрежный тон для своей фразы. Она тихо вздохнула, устало расслабляя колючую линию плеч. И я внезапно поймал темные синяки под глазами, будто на нижние веки прилеплены фиалки, испещренные тонкими сосудами. Она в секунду постарела до состояния выедающего отчаянья. Будто там - на сцене - обрисовав парой сигарет и низким голосом чью-то другую жизнь сама успела ее пережить. Прочитала все эмоции, каждую мысль и действительно застрелилась.
- Знаешь, есть своего рода ирония в волчьей жизни поэта. - Марина опиралась костлявым бедром на холодный подоконник. Ореховые лучи заливали ее ломаную, почти подростковую, фигурку, отбрасывая на голый кафель длинную тень. Девчонка щурила светлые глаза на горячие блики и выдыхала густые полосы дыма носом.
- Ты видишь немного больше прочих. Пытаешься в этом разобраться. Пишешь о том. Зарываешься только глубже. Пишешь и топишь самого себя. Вниз - по спирали. Из этого чертового колеса сансары не вырваться. Ты начинаешь искать пути отступления, но уже слишком поздно. Ты ищешь то, что сможет тебя утешить. Ищешь то, что сможет послужить хоть ненадолго обезболивающим. Но становится лишь хуже. И однажды... это тебя убьет.
Марина припечатывает каждым словом к стулу. Как забивая гвозди в крышку гроба. С глухими ударами молотка. С хрустом податливого дерева. Таким голосом патологоанатом устанавливает причину и время смерти. Таким взглядом поэт смиренно принимает свою незавидную долю. С этим отчаяньем он смотрит на тебя со дна колодца, понимая, что ты не в силах помочь. С долей горечи, уже даже без злости. Она говорила тем отстраненным тоном на философские темы, с нечеткой линией сути разговора, от которого холод липким языком проезжался по позвоночнику. Словно решилась на что-то.
- Ты же не о себе сейчас?
- Кто его знает. - девчонка задумчиво простучала старый мотив по подоконнику. Тук-тук-тук. Тук-тук. Длинные ногти - пластиковым клацаньем.
- Быть истинным поэтом - совсем не значит вовремя пустить пулю в висок.
- А что такое - быть истинным поэтом? - Марина ссыпала длинную пепельную трубку на пол, не поведя ни одной мышцей на лице. - Иногда только это и есть ответ.