Дружинин Руслан Валерьевич : другие произведения.

Двоеверие (1-1)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Восемнадцать Зим подряд между Монастырём и диким племенем Нави поддерживался хрупкий мир. Договор на крови защищал христиан от набегов, а родовое логово двоедушцев от нападений надземников. Сходит снег, наступает весна и перемирие рушится. Люди начинают борьбу за власть над оттаявшим Краем. Белая Волчица объединяет подземные племена для большого набега, за стенами Монастыря Настоятель мечтает распространить веру креста по всем землям, всебожная Берегиня готовит Небесную Дружину к великим походам. Их наследники подросли и скоро столкнутся друг с другом, и узнают о тайных прегрешениях родителей. Двоеверие - роман в суровых постапокалиптических красках мира Короткого Лета. После страшных и долгих морозов выжившие люди вернулись к первобытным и средневековым порядкам, среди них есть и те, кого и вовсе людьми не назвать - полузвери. Двоеверие ‒ это противоборство науки и невежества, отчаянья и надежды, фактов и колдовства, это ледяное дыхание Зимы, не подпускающей весну к людям, это мир материальный против мира духовного. И не всё в этой борьбе окажется Правдой. Но и не всё, что выглядит призрачно, на деле не существует.
  - Ты помнишь, когда было тепло?
  - Да.
  - Но почему сейчас в нашем мире так холодно?
  - Взгляни на небо, и ты увидишь ответ.
  - Оно серое, как и всегда.
  - Нет, оно никогда не было серым. Солнце скрылось за хмарью многие годы назад, но прежде оно имело цвет твоих глаз.
  - Значит лето никогда не вернётся и наш мир не изменится?
  - Мир уже изменился.
  
  *************
  
   Лютая ночь. Морозный воздух изгнал с поверхности остатки тепла, повсюду царствовала черноокая смерть. Даже в подземном логове гибли. Навь пыталась спрятаться в толще никогда не промерзавшей земли, племя уходило в самые глубокие норы, но не каждому дано было выжить в Ночь Мора. Холода забирали спящие семьи, пока те, не учуяв угрозы, не успели покинуть верхние галереи.
   Страшная ночь. Среди её гиблого холода раздался отчаянный крик.
  - Напрягись! Он скоро появится, твой сын скоро родится!
  - Почему тако больну! - взвыла Влада, стискивая под собой вымокшую от пота горячую волчью шкуру. Её успели укрыть в глубине самых тёмных пещер, хотя ученица ведуньи до последнего приглядывала за спасением племени. Воды отошли неожиданно: ребёнок не стал дожидаться, пока каждый спасётся.
  - Человек начинает свой путь в мучениях, в мучениях он его и заканчивает, - пробормотала старуха-ведунья, готовая принимать роды.
   В последнее время силы медленно оставляли Девятитраву, но всё-таки она дожидалась заветного часа. Как только у её внучки начались схватки, из вялой развалины она вновь превратилась в ту прежнюю Девятитраву, которую боялось и почитало всё племя. Строгим взглядом она поторопила хлопотавших поблизости женщин. Умелые жёны охотников разожгли в мрачной пещере огонь, согрели воду и приготовили для ребёнка серебристую волчью шкуру. Каждое движение они сопровождали расслабляющим пением, но роженица не собиралась терпеть свои муки молча.
  - Буде проклят весь род мужской, ще заставляе тако мучиться-а! - закричала Влада сквозь острые зубы. Схватки изнурили ей тело.
  - Осторожней с проклятиями! Ты не оседлая девка и за зря не болтай. Твоё слово силу имеет, - предостерегла её Девятитрава. Из глаз Влады потекли слёзы. Она устала кричать, устала терпеть, ей думалось всё пройдет легче, быстрее, как у зверей.
  - Азмь любо́ зелье выпить готовая, то́кмо бы полегчало!
  - Нет, нельзя. Ребёнок должен появиться на свет в здравом уме, как полагается. Сегодня без того сгинуло много родичей, но в этот же срок ты подаришь Яви новую жизнь. Напрягись, и помоги же своему сыну родиться!
   Влада опять закричала. Пепельно-серые волосы слиплись от пота, на разгорячённой коже отражались блики огня. Протяжное пение вест слилось в монотонный гул. Роды шли тяжело - Девятитрава не говорила об этом, но никогда не рожавшая прежде Волчица страдала не зря. Ребёнок давно должен был появиться на свет, но словно не хотел выходить.
   Рядом заплакал младенец - другой, нелюбимый, оторванный от родителей, в простой колыбели из выдолбленного куска дерева.
  - Уймите её! - не своим голосом рявкнула Влада. Жёны охотников бросились к люльке и подхватили двухмесячную малышку на руки. Они как могли успокаивали её, но Влада больше не смотрела на них. Украденного у людей младенца унесли прочь. В сумраке подземного логова готовился появиться её собственный сын. Железный запах крови смешался с ароматом травяных зелий. Прошло ещё немало времени, прежде чем к сводам подземной норы поднялся резки плачь новорождённого.
  - Твой сын! Это мальчик! - спешила обрадовать Владу ведунья. Она так ослабела, что не могла даже ответить, только тяжко дышала. На лицах вест замер страх. Они окружили её и смотрели на младенца, как на злого духа, вторгшегося в Явий мир.
  - Десть мене его, десть! - с неожиданной силой потребовала Волчица. В голосе Влады послышалось рычание Зверя. Девятитрава скорее завернула новорожденного в серебряную шкуру и отдала его матери.
  - Да живой он, живой!
   Ребёнок залился плачем. Среди многих и многих смертей он вспыхнул новой искоркой жизни в гибельной зимней ночи. И первое, что мог увидеть младенец - это заточенные зубы матери. Навья Волчица улыбалась ему и плакала одновременно: от счастья, от ощущения маленького тепла на руках, от сокровенного чувства, что теперь она не одна в этом мире.
  - Дурны знаки, - сказал кто-то из вест. - Он народился в Ночь Мора. А в деснице...
   Влада откинула край серебряной шкуры и посмотрела на правый кулак новорождённого. Между пальчиков выступил сгусток крови - дурное предзнаменование.
  - Негодно ему давать имене. Ему надоть стать Неименным, не то не миновать одержимости, - продолжила веста. Волчица оскалилась на неё в грозном рыке.
  - Пасть затарь! Энтот род - его!.. Навье племя примет его, аки наследника. Ему проречено великое будущее, а не доля забитого вымеска. У моего сыне буде великое имене, пред очами Праведных Предков он буде ходить вольно! Имене энто со страхом повторят и под земью, и в Явьем надземье!
   Никто не смел возразить ей, и Влада поплотнее укутала сына в шкуру, чтобы холод моровой ночи не коснулся его. Прижав лобик младенца к губам, она прошептала.
  - Нарекаю тобя Яр - жаркое имене для жаркого сердца. Пущть от имене энтого сама Явь запылат.
  - Он похож на отца, - устало улыбнулась Девятитрава. Болезнь, немощь и прожитые годы разом навалились на её плечи, когда младенец родился. Она дождалась, дотерпела и теперь могла со спокойным сердцем уйти к Тёмной Матери. Но, стоило ей сказать про отца, как весты испуганного охнули. Влада вскинула пылающий голубой взгляд, и по щекам Белой Волчицы потекли слёзы.
  - Да, походит. Ано он буде гораздо сильней!
  
  Глава первая
  Грехи отцов
   Олесе выдали очень негодное оружие - однозарядную винтовку без магазина. Ствол погнут и даже при всём старании она не попадала. За это в стае Олесю сурово наказывали. Матёрые охотники не считали зазорным отлупить девчонку, даже если она - единственная охотница в племени. За каждым мальчишкой в стае Чертога стоял его живой или погибший во славу рода отец, а за ней - никого, кроме матери и десятизимней сестры. Имя её отца вычеркнуто из вед. Даже если и вспомнят, то только лишь, когда заговорят о позорном предательстве. На судьбе Олеси лежало клеймо. К презрению взрослых и младших охотников она привыкла.
   Некоторые из молодняка считали, что имеют право на большее, нежели только презрение. Но пара перебитых носов и проткнутая ножом рука главного заводилы быстро охладили пыл самых дерзких. Даже когда ей доводилось спать в одной куче, где-нибудь во время похода, Олеся засыпала последней. Хотя, ей всегда доставалось место на самом краю, где ночной холод пробирал до костей, и Олеся дрожала, покрытым синяками и порезами телом до полуночных звёзд, не смыкая глаз. На заре она вставала исполнять поручения Старших, делала всё быстрее и лучше мальчишек, но обязательно бывала наказана за какую-нибудь оплошность.
   Косой выстрел из негодной винтовки однажды довёл до того, что её раздели при всех и высекли на осеннем морозе. В ту минуту, когда берёзовый прут рассекал спину и плечи, Олеся представила, как всего через пару Зим её младшую сестру Риту ждёт такая же участь. Если только она сама не станет той, кто держит розги.
   С тех пор она научилась метко стрелять даже из самого плохого оружия, она бежала быстрее всех в стае, умела подкрадываться так тихо, что могла метнуть в дикого зверя нож. В круге Олеся дралась одна против шестерых сверстников. Но, несмотря на силу, наставники не оттаяли, наоборот, чем лучше старалась Олеся, тем жёстче назначались ей испытания.
  - Ще ты дёргаешьси! - рассмеялся вожак, когда однажды повалил её в схватке. - Не уж то удумала вожаком стать, Деянова дщерь? Да тобе, аки Неименной, дорога без славы, буде слугою для рода до краю дней!
  - Я ещё тобой командовать буду! - огрызнулась Олеся на оседлом наречии. Вожак ухмыльнулся и сильнее надавил ей на запястье, и стискивал до тех пор, пока она не закричала.
  - И толкуешь по-оседлому! Вот она, погана наука сказальцев на ще сгодилася! На кой ты слухала старика, дура, на кой ты у деда читкала книжки, егда надоть было охотиться, аки завещали нам пращуры, да блюсти Уклад!
   Под смех мальчишек, вожак повалил Олесю, да так и оставил лежать на земле. Стиснув зубы, она проглотила очередную обиду. Из-за учения скитальцев даже говор её отличался от навьего. С того дня Олеся взялась истреблять в себе привычку говорить по-людски и общалась только на навьем наречии. Но, как не старайся, вожаком ей не стать. Ведунья помнила про обиду отца и приглядывала, чтобы Деянова дщерь никогда не поднялась выше охотницы, и так поручила в Чертоге.
   Безымянные - вожак выдумал, будто они до конца дней обречены служить роду. Рождённые в ночь Зимнего Мора, они - призраки для соплеменников, но лишь до поры, пока не совершат подвиг и не обретут себе имя. Олеся, конечно, не хуже них.
   Однажды она прослышала про вылазку на неразведанный север и начала проситься у вожака в дозор. Тяжёлый поход к северному перевалу в племени называли блажью ведуньи и смертью охотникам. В северных землях редко встречалась добыча, а четырнадцатизимнюю соплячку из молодняка вовсе звать туда никто не собирался. Но Олеся донимала вожака снова и снова. Он злился, отмахивался от неё, даже лупил, но она спрашивала каждый день. В конце концов она пригрозила ему, что сама спустится на межень к ведунье. Матёрый охотник посмотрел на Олесю очень внимательно и с неясной тоской.
  - Ой, не ведашь ты, якая она... Но, тако и бысть, передам ще ты хоче. Крепися.
   И вожак сдержал слово. Прошёл день, и Олеся узнала, что её берут к перевалу. На севере её ждёт великий подвиг для рода, а это вернейший путь в вожаки!
   Олеся поспешила к клади оружия на срединной межени. Её должны были хорошо снарядить. Но каково же было её удивление, когда из всего накопленного запаса ей выдали три патрона и не заменили кривую винтовку.
  - Это что? - показала она патрон ложнику.
  - А? - пробурчал косматый как медведь оружейник и оторвался от ящика, полного боеприпасов.
  - Энто ще тако? - поправила свою речь Олеся на навий манер. - Мене треба огнепал со снарягою и дюжий нож на стезю, а ты мене отри пули ссудил? Волчица тобя за тако ухайдакат!
  - Ще велено, то и выдано. Тако Первый Охотец прорёк, мол Олеське три пули, - проворчал кладовщик. Олеся застыла как вкопанная с винтовкой, не зная, что делать. Ложник с раздражением прогнал её. Сама не своя, она решила спуститься к матери и сестре, раз уж выпало сойти в логово и отлучиться из стаи. Когда она проходила по тоннелям с жилыми норами, то услышала сдавленный плачь. Олеся бросилась на материнский голос, но тут же за шкурой, занавесившей вход в нору, заговорил кто-то другой.
  - Не бедуй, а мя слухай. Олеську твову снаряжают с пятью матёрыми. Кажный из них в брани с Виичами отца потерял али брата, и за то лютое зло на Деяна и на всю вашу се́мью затаил. Бела Шкура Олеську с ними на смерть посылат, и с севера твова дщерь ни вертается - энто и буде местью ведуньи за род.
   Мать всхлипнула, кажется, зажимая себе рот ладонью. Кто же с ней сейчас говорил? Олеся прислушалась и скоро узнала голос Гойко - вожака стаи Колготы. Гойко давно подозревали в мятеже вместе с отцом. Он никогда не приближался к семье Деяна, как и остальные охотники, и не разговаривал с её матерью. Но всё-таки в племени оставались враги ведуньи. Как бы тяжело Олесе, Рите и их матери не приходилось, им тайком передавали еду: остатки с охоты или какие-нибудь вещи для мена. Олеся не желала задумываться, что предатели не дают умереть жене и дочерям своего убитого главаря. Сама она отреклась от отца на глазах у всего племени. Но, когда тайная помощь не приходила, должно быть в ту пору за семьёй особенно пристально наблюдали, им становилось совсем тяжело.
   Мать Олеси вкалывала в племени хуже чернушки, помогала другим вестам с самой тяжёлой работой, но приносила в нору сущие крохи. Ритка плакала, пусть кормили её больше всех. Мать ела мало, только чтобы не умереть с голоду. Ненавистнее всего для Олеси были те ночи, когда, уверенная, что обе дочери спят, мать вставала с распущенными волосами и уходила на верхние межени, где караулила Навья Стража. Маленькая и вечно голодная Ритка уплетала принесённую к утру снедь за обе щеки. Олесе же кусок не лез в горло. Она смотрела на мать исподлобья и терзала два своих негнущихся пальца на правой руке. Мать покачивала растрёпанной головой, глядела мимо неё покраснелыми после бессонной ночи глазами и на её глубоко впавших щеках залегли тени.
   На двенадцатый год Олеся сама пошла в стаю. Как охотница из молодняка она имела право на свою, пусть и невеликую долю добычи. И лишь тогда их семья вздохнула свободнее. И вот новый удар: дурные новости Гойко. Охотник старался говорить шёпотом, многие из его слов гасли в гомоне соседских жилых нор.
  - Уходят с первым светом. Матёрых избирал Сивер, но на сих ему указала ведунья, и сама наставляла дщерь твову погубить, а опосля проречь, ще Олеська сама в пути сгинула. И в роду все поверят. А ежели кто не поверит - смолчит.
   Мать что-то горячо зашептала, но голос её перекрыл детский плач из соседней норы, затем визг чернушки, видимо, та недоглядела за ребёнком и попала под хозяйскую руку.
  - Нет, - тихо ответил Гойко. - Никоего вместе с ними послать не могу. Токмо пятеро избранных Сивером пойдут к перевалу. Ежели захочу снарядить кого-то в дозор от собя, так они очас же смекнут: сие охотники в оберег Деяновой дщери. Могу токмо десть ей в дорогу вот энто, да испросить силы для Олеськи у Вия.
   В норе зашуршало, охотник что-то достал из мешка и передал матери. Она поблагодарила его через всхлипы, после чего полог внезапно откинулся. Гойко вышел из норы и тут же столкнулся с Олесей. Конечно, он понял, что она всё подслушала. Прятаться молодая Волчица и не собиралась. Он задержался всего на секунду и с кивком прошёл мимо.
   Вот так. Всё её желание прославиться ради рода обернулось верным самоубийством. Ведунья расставила Олесе ловушку из собственных соплеменников. Пятеро озлобленных охотников станут её попутчиками на неизведанный север: без снаряжения, без запасов и почти без оружия. Вот тебе и помощь от ведущей род, терпеливой на месть и злопамятной Влады.
   Горло Олеси душили слёзы, но она хорошо научилась себя сдерживать. Олеся подождала у порога, пока всхлипы матери и лихорадочная беготня в норе стихнут. Только однажды ей захотелось войти, когда Ритке влетело за какой-то проступок, или попросту путалась под ногами. Сестра залилась рёвом. Уже десять Зим, а растёт такой бестолочью! Ничего на уме нет, кроме еды и игр с другой малышнёй. Благо, за озорной нрав Волчата принимали Ритку в свои шуточные стайки и не попрекали её отцом, которого она всё равно толком не помнила.
   Наконец, Олеся откинула полог и переступила через порог, словно только что вернулась с поверхности. Мать подшивала что-то у очага, но как только она вошла, оторвала голову от работы и молча обшарила её испуганными глазами. В руках у неё лежала новая куртка, которую шили Олесе ещё с прошлой весны. Неизвестно откуда она смогла достать кожу и мех, но даже ещё недошитая куртка очень нравилась Олесе. Она часто просила примерить обновку, оглаживала её по бокам, мать торопливо подправляла полы, чтобы получилось с запасом, на вырост, прикидывала, стоит ли добавить новый карман или перекроить воротник. Оставалось пришить застёжки. Руки весты подрагивали, пока она судорожно заканчивала работу.
   Ритка пряталась на лежанке, зарёванная. Сестрёнка тискала в руках страшную куклу, которую скрутила себе из бечёвки и вехоти.
   Олеся подошла к матери, взяла свою куртку и скинула старую, прожжённую у костра. Мать смотрела, как она одевается, и рука её бессознательно поглаживала по запястью Олеси, повязанному белой нитью.
  - Почто Ритка ревёт?
  - Се так... - отмахнулась мать в сторону Риты. - Ясти хоче, а свово ужо съела и к твому потянулася. Азмь её по рукам отхлестала - не сильно, не больну, за неё не тревожьси.
   Олеся провела ладонью по влажной щеке матери и постаралась улыбнуться без страха. Не очень-то получилось.
  - Не плачь, азмь всё подслухала. Пусть худое пророчат, азмь справлюся. Не зря одва года в стае ходила, училася, дабы не уразуметь, ще родичи вздумали.
  - Отрекись от пути! - горячо зашептала ей мать и схватила за руки. - Отрекись, Олеська! Худо не буде, а коли позор - так и пущть, зато в живе!
   Олеся поджала губы, понимая прекрасно, что отказаться нельзя. Если на этот раз не пойти, то ведунья изведёт её в стае, опозоренную, обвинённую в трусости, а следом и матери с Риткой несдобровать.
   Олеся заметила на столе тёмный свёрток, а на лавке свой заплечный мешок. Она подошла развязать свёрток, мать торопливо шепнула, что его принёс Гойко. Внутри промасленной ткани лежал пистолет и запасной магазин. Про это оружие не знали ни вожак, ни ведунья, ни ложник; не знал никто в племени. Хороший подарок, пригодится в дороге.
   Но другая вещь её озадачила - рядом с пистолетом лежало узкое гибкое лезвие.
  - Сие отай заштопать в одёжу надоть, - прошептала мать и забрала его.
  - В куртку? - спросила Олеся, но мать несогласно повела головой. Не годились для тайного лезвия и штаны. Мать сдёрнула с неё куртку и потянула через голову нательную рубашку. Полуголая Олеся с любопытством смотрела, как мать вспарывает шов на вороте и зашивает туда узкий клинок. Остался виден лишь краешек, чтобы подцепить пальцами и вытянуть лезвие.
   Пока мать зашивала, Олеся развязала горловину мешка и голова закружилась от запахов. Столько еды Олеся никогда в жизни не видела! Здесь и орехи в меду, и полоски сушёного мяса, и кулёк сухарей, и жир в банке, и запечённая тушка зайца, и бутыль брусничного кваса, и мелкие варёные яйца, и вяленая рыба, и много чего ещё. Неудивительно, что у маленькой Риты от стольких яств потекли слюнки. Однако припасы мать откладывала и готовила для Олеси с того самого дня, как услышала про её желание идти на север.
  - Сие в дорогу, - пробормотала веста и покосилась на младшую дочь. Ритка буравила мать обиженными глазами. Олеся кивнула и, напоказ, нарочито туго завязала мешок. Вдруг мать вспомнила про что-то важное, да так, что подскочила с места и в волнении посмотрела сначала на дочь, а потом на рубашку в руках, будто сделала нечто скверное. Бросив шитьё, она куда-то засобиралась.
  - Обожди, я очас! Я очас! - выскочила она вон из норы. Пропитанный дымом полог колыхнулся следом за матерью и тяжело замер. В норе остались только Олеся с сестрёнкой. Недолго думая, она развязала мешок, нашарила внутри засахаренные орешки и подсела к Ритке на лёжку.
  - На, - протянула она орешки на раскрытой ладони. Но даже тогда Ритка не посмела забрать. Видимо, мать хорошенько пришибла её за воровство. - Да на, никто не узрет! Держи!
   Ритка бросила куклу, сгребла орешки с ладони, затолкала их в рот и проглотила, почти не жуя, как самые голодные из Волчат. Олеся со строгим видом потрепала сестрицу по пышным каштановым волосам. Ритка здорова и хорошо подрастает. Тонкая белая нить на её детском запястье напоминала Олесе, что и её ждёт такая же поганая участь. С самого их рождения старая ведунья Девятитрава повязывала им на руки красные нити вест и наставляла расти сильными и красивыми для навьего рода. Но, когда Олесе исполнилось семь, отец сговорился с Виичами против Старшей Волчицы и предал их племя, но не рассчитал и погиб при мятеже. Семью Олеси ждал позор, не за многим и голодная смерть. Старшая Волчица заступилась за них, но теперь Олеся и Рита - охотницы. Красные нити им срезали, а белые затянули: нет горше судьбы для навьей Волчицы, чем встать на мужскую стезю.
  - Кажи куклу, - велела Олеся. Ритка бросила облизывать липкие пальцы, схватила свою растрёпу и спрятала за спиной. Матери до её замарашки и дела не было, а вот Олеся приметила: больно кукла увесистая для тряпья. Значит Ритка в ней что-то спрятала.
  - Нет! - замотала малышка нечёсаной головой. - Маля мова! А коль надоть, тако сама собе сдеяй!
   Олеся тяжко вздохнула, сестра совершенно забыла оседлый язык и некому было её научить. Старый скиталец скончался, его сын давно ушёл. У Олеси не оставалось времени заниматься с Ритой, хотя она пыталась возиться с ней, когда возвращалась из стаи. Но все вложенные в голову сестры знания на следующий же день вылетали в шумных играх и пустой беготне. Олеся потянулась в угол лёжки и отрыла под шкурами и тряпьём последний подарок, оставшийся после уроков скитальца.
   Углы книги загнулись, корешок оборвался, на обложке остались отпечатки мелких Риткиных зубов. Присев поближе к сестре, Олеся раскрыла книгу на своей любимой странице. Она повела пальцем по поблёкшим строчкам и начала громко и чётко читать.
  "Я узнал, что у меня
  Есть огромная семья
  И тропинка и лесок
  В поле каждый колосок..."
  - Азмь оведал, ще у мене, есмь веляя се́мья, - начала переиначивать Ритка на навий манер, но Олеся одёрнула её за руку и потребовала повторить правильно. Пока сестрица не повторила, как надо, дальше она не читала.
  Речка, небо голубое -
  Это всё мое родное
  - Речка, небо голубо... Речка, небо голубо... е. Энто... Это всё мово... Это всё моё, родно... е.
  Это Родина моя,
  Всех люблю на свете я!
  - Всех в любе на раде азмь! - протараторила Ритака так быстро, чтобы сестра не услышала, где она сжульничала. Но Олесю было не провести, особенно на той строчке, которую она ценила больше всего.
  - Всех люблю на свете я! - повторила она, разделяя каждое слово. В стихах скрывались тёплые воспоминания, когда жизнь была легче, когда ещё оставалось место для чтения перед светильником и разговорам со старым скитальцем. Старик не только учил её читать и считать, но и многое рассказывал ей о жизни до Обледенения. Теперь даже не верилось, что раньше люди могли жить в домах, высотой до небес, быстро ездили на машинах, летали на кораблях, ходили по океану, и что стояла жара по три месяца - всё это звучало как сказка. Иногда Олеся пересказывала веды скитальца своей младшей сестрёнке. Но для Ритки они казались всего лишь красивыми байками. Ничего из историй скитальца она своими глазами не видела и своими ушами не слышала и не могла укусить.
   Корабли давно не летали по небу и не ходили по океанам.
   Пока Ритка разглядывала картинки, Олеся незаметно нащупала её куклу. В Мальке и правда лежало что-то увесистое, скорее всего из металла, и... острое. Но лучше прощупать она не смогла, мать вернулась в нору. С покрасневшим от спешки лицом, она схватила куртку и велела Олесе идти за собой.
  - А у мене худа куртка, вся в дырах, срамна́! Почто я за Олеськой донашиваю? - закапризничала Ритка. Мать шикнула на неё и накинула куртку на голые плечи Олеси. Они вышли из норы и быстрым шагом прошли по жилой межени к нижним тоннелям, и лишь тут Олеся вспомнила, что забыла завязать горловину мешка. Вот Ритка поживится, пока старшие не вернулись! Но вскоре мысли о еде выскочили у неё из головы. Вместе с матерью они спустились на глубину логова. Олеся заподозрила, что мать ведёт её нарочно к ведунье, чтобы просить не отправлять свою дочь на север. Но, не доходя до ведуньего логова, мать свернула в пустынный тоннель. Свет здесь горел в единственной норе. Когда Олеся зашла внутрь, она увидела трёх старух, трёх старших вест.
   В молодости каждая из них подарила роду немало детей и именно к этим старухам прислушивались, когда племени требовался важный совет. Сама Ведунья звала их и расспрашивала, что думают жёны охотников, как с детьми на меженях, как ведут хозяйство чернушки, и, расспросив обо всём, почтительно отпускала. Непонятно, почему мать пришла именно к этим трём старым вестам и, главное, зачем привела к ним Олесю?
   Нора была нежилой, костёр разожгли здесь только по случаю. На дощатом полу лежали упругая подушка и шкура. Мать, ничего не объясняя, скорее начала раздевать Олесю.
  - На кой энто? - забеспокоилась та, нарочно спросив по-подземному, чтобы и весты услышали, но старухи обсуждали между собой какое-то дело. Олеся заволновалась и вспомнила, что мать иногда говорила о них, как о самых честных и справедливых женщинах в племени.
  - На кой?! - ещё громче повторила Олеся и не далась матери, когда та хотела уложить её на подушку. Мать скорее приложила палец к губам.
  - Сие надоть тако! Пущай поглядят. Ежели ты чиста перед родом, тако запомнят о сем и опосля прорекут.
   Олеся остолбенела. Она вдруг догадалась, для чего могло понадобится ей зашитое в нательную рубашку лезвие. К ней подступила одна из старух и показала в морщинистой руке оберег с руной в виде столбца, к острию руны была примкнута половина стрелы - метка Лели для тех, кто поклялся перед родом сохранить целомудрие до замужества. Тронуть отмеченных Лелей вест для любого охотника считалось поступком против Уклада. Мать хотела сберечь Олесю, ведь она отправлялась в дозор вместе с врагами их семьи. Пока Олеся ложилась на шкуру, она вспомнила ещё кое-что: избранница Лели могла убить любого охотника, который покусится на её честь и оправдаться тем перед родом. И этот подарок мог оказаться ценнее любой защиты.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"