Аннотация: Для тех, кто верит (или чувствует), что путешествие - неплохой способ познать себя
Зовет дорога...
Нет на трассе существа более презираемого и одновременно достойного большего восхищения, чем автостопщик. То же самое, по крайней мере насчет презрения, можно сказать и о придорожных путанах, но поскольку они движущимся элементом дороги не являются, то о них я не говорю. Нет человека, более подверженного неоправданным приливам надежды и лучше осознающего, как часто надежды дают осечку. Наконец, нет человека более смелого, и этим все сказано.
Мой путь лежал на восток. С начала моего путешествия прошло пять дней. Уже пять дней, почти неделю проскальзывает жизнь одинокой темно-серой лентой... Погоня или бегство? За собой или от себя? А ты, что ты? Ты меня не ждешь...
В тот день я проделала километров четыреста и сочла это, помнится, большой удачей, весь день я пребывала в состоянии, близком к восторгу и только под вечер вдруг осознала, что денег у меня почти нет, ночевать негде, в кармане - раскрошившееся печенье, а в рюкзаке - бутылка неотвратимо теплеющей минералки. Хуже того, дорога была абсолютно пустой. Нет, конечно, автостоп - не автостоп, если иногда не пройти пешком пару километров, всякое бывает, но этого всякого мне хватило вчера, когда вдруг совершенно неожиданно выяснилось, что в придорожной гостинице мест нет, и ночевать мне придется в тайге.
Чем дальше в лес, тем меньше тачек, - перефразировала я пословицу и пошла по пустой дороге вперед. Усталость, днем едва просачивающаяся сквозь стальные заслоны моей решимости, с наступлением темноты обрела силу. Иногда я оглядывалась назад, хотя и понимала, что это бесполезно. Попуток не было. Впрочем, вскоре я начала этому даже радоваться. Дорогу обрамляли странные леса, казавшиеся в наступающей темноте то ли сшитыми из зеленого меха, то ли выточенными из изумрудов. Из окна автомобиля можно наблюдать лишь красивую картинку, идя по дороге можно стать частью бескрайнего пахучего мира, полного добрых тайн и свежего воздуха. Неповоротливые жуки устроились спать в щербинках на краю дороги. На их блестящих панцирных спинах видны лунные дорожки. Божья коровка, очутившаяся на моей руке, недоуменно цепляется за волоски на коже. Сова пролетела над дорогой и почти сразу же скрылась в лесу, но тень ее огромных крыльев включилась в игру причудливых лунных отблесков и позволила мне полюбоваться ею несколько лишних секунд. Невинные игры лесных существ. Внезапно они прекратились. Свет, слишком мощный, чтобы быть естественным, ослепил их и меня. Зажмурившись, я тем не менее подняла руку, и машина остановилась.
- Прыгай.
В первую секунду после того, как я открыла глаза, перед ними оставались лилово-розовые разводы и тут... это невозможно объяснить, но...среди безмятежно танцующих разноцветных узоров я увидела неподвижную, темную, угрожающую фигуру мужчины за рулем. Я протерла глаза. Он даже не был одет в черное. Темно-серый костюм. Доброжелательное лицо. Не знаю, как объяснить это мимолетное ощущение... Лично я приписываю это тому безошибочному инстинкту автостопщицы, который живет внутри меня подобно маленькому божеству и позволяет определять характеры людей практически моментально. Одного взгляда на человека мне подчас бывает достаточно, чтобы прочувствовать его. Сейчас постараюсь объяснить. Я не воспринимаю людей в качестве людей. Я вижу легкие, неизъяснимо зыбкие образы. Большинство людей представляется мне мягкими серыми облаками, в которые можно запустить пятерню и прощупать. С такими людьми ехать не опасно. В данном случае не было даже намека на привычные мне облака.
- Ну, садись, - повторил мужчина.
Я знала, что садиться не следует. И я села.
Первые минут пять ехали молча, потом он заговорил:
- Не боишься так ездить?
- Автостопом-то? - я передернула плечами, - нет.
- Куда путь-дорогу держим? - пошутил он.
- На восток. В Сибирь.
- А откуда едешь-то?
- Из Питера.
Мне не хотелось с ним разговаривать. Единственное желание, которое у меня еще оставалось, это откинуться на сиденье и заснуть. Кажется, он это понял, потому что некоторое время молчал. Потом все-таки не выдержал:
- Как тебя зовут-то? Аня? Хорошее у тебя имя... Меня Юрий зовут. А я вот не так далеко еду, я к друзьям на дачу, шашлык есть.
- Понятно, - протянула я.
Сегодня подвозили хорошо. Кого ни останавливала - всем по пути. Так что у меня не было времени даже поесть, хотя возле трассы и много придорожных кафешек. Я сглотнула слюну.
- Поехали со мной.
- Поехали.
Мне таки удалось "прощупать" его душу, хотя и не совсем обычным способом. Я представила её как распил дерева, как пенек. У хороших людей этот распил солнечно-желтого, яичного цвета, а вокруг - сероватая, нежная, хотя, может, и довольно плотная кора - это говорит о внутренней силе. В данном случае распил был темно-коричневым, испещренным годичными кольцами. Максимум - я могла нарваться на мелкие неприятности, а уж к этому мне не привыкать.
Кому-то мое поведение может показаться безрассудным, а мои утверждения - туманными и расплывчатыми. Пусть так. Но я доверяю своему инстинкту.
К тому же меня есть одна особенность: ко мне невозможно применить действия хоть сколько-нибудь насильственного характера. Отсюда драмы в моей личной жизни: даже если я говорю "Да! Да! Да!", парень почему-то всегда считает, что думаю я прямо противоположное. Не знаю уж, почему даже самые опытные мужчины при общении со мной впадают в ступор, комплексов по поводу своей внешности у меня никогда не было. Но я приняла это как данность, и на автостопе это часто выручает.
Часа через полтора мы подъехали к трехэтажной кирпичной даче, окруженной деревянным резным забором, на столбиках которого высились головы то ли сфинксов, то ли чего-то очень их напоминающего. Компания из пяти человек расположилась на полянке перед домом, пикник был в самом разгаре, и я сразу же познакомилась со всеми. Хозяина дома звали Алекс. Как его звали на самом деле - Алексей или Александр - я так никогда и не узнала. Терпеть не могу, когда красивые русские имена умудряются переделать в простой американизированный слог. Я вела себя спокойно, сдержанно, рассказала, что добираюсь автостопом в Сибирь, на вопрос "зачем?" ответила хитроватым "а вот...", досыта наелась, уведомила Алекса, что хочу спать, он засуетился, провел меня в комнату на втором этаже, показал, где находится душ, и уже через час я видела десятый сон.
Разбудили меня чьи-то всхлипывания, настолько тихие, приглушенные, что я приняла их за свои, и даже успела увидеть какой-то сон на очень грустную тему. Окончательно проснувшись, я вскочила и подошла к окну. Я быстро поняла, что это мне всхлипывания казались такими тихими, а незнакомая девушка на поляне, окруженная Алексом и его компанией, плакала во весь голос. Я раскрыла окно и прислушалась.
- Автостопщица - это одна вторая шлюхи, - рассмеялся Алекс.
Кто-то, кажется Вадим, стараясь перещеголять его, возразил:
- Почему одна вторая? Две третьих!
Нет, это не обо мне... Значит, та девчонка - тоже стопщица... Я разозлилась - но не на тех подонков, а на девчонку. Не умеешь ездить - не езди! Катаются по дорогам всякие дуры, а потом их хладные трупешники выковыривают из-под вонючей осенней листвы...
На несколько секунд я, честно сказать, растерялась. Инстинкт не просто подсказывал, а прямо-таки орал, что мне самой ничего не грозит, а вот вмешиваться - не надо. Старушка-фея в разноцветном капюшоне, пропахшем лесными травами - так я представляю свою интуицию - всегда качественно выполняла свою работу и заслуживала премиальные в виде нескольких спокойных бездумных дней. Я замерла у окна. Потом схватила одежду и метнулась вниз. Джинсы застегивала уже на лестнице. У феи, наверное, капюшон слетел от такой наглости.
Я сказала:
- Ребята, не надо, ладно... Видите, девчонка разревелась.
Кажется, я произнесла еще что-то в этом роде, мне не ответили, и сначала я решила, что слова еще имеют на них какое-то влияние. Потом Алекс, бормоча что-то, придвинулся ко мне совсем близко, и, странное дело, в его глазах я увидела не себя, а трясущуюся от страха фею, закрывшую лицо беспомощными морщинистыми лапками. Видимо, я сделала какое-то испуганное движение, и они все набросились на меня.
Я подумала про ту девчонку и даже повернула голову, чтобы на нее посмотреть, но она скрючилась на земле и не переставая выла.
Пусть мне лучше это снится...
И вдруг я увидела, как - медленно-медленно, величаво, плавно, словно поднимаясь по невидимым ступеням, всходит солнце и освещает все потаенные уголки моего сознания. Приободренная фея зажгла от солнца свой синий жезл и протянула мне. Я перестала беспорядочно колотить по чьей-то мягкой жирной спине и просунула руку в карман неимоверно тесных джинсов. Достала зажигалку и провела ею по, видимо, синтетической одежде, обтянувшей тугие волнистые складки спины.
Внезапно я почувствовала себя легкой-легкой. Все звуки исчезли - даже вопли, которые издавал охваченный пламенем человек. Остались только мои ощущения, только эта легкость, которая подняла меня и понесла к дому - на веранду, вверх по лестнице, на второй этаж. Я подожгла занавески на окнах, постели, ковровое покрытие, уже, было, собралась уходить, и тут мой взгляд упал на икебану. Ее неподвижность так сочеталась с тишиной, обступившей меня, а ее изящество - с моей легкостью, что я не смогла пройти мимо.
Дверной проем был охвачен пламенем, я распахнула окно, закрыла глаза и спрыгнула.
Я лежала в траве. Я опять могла слышать. Изумрудный, переливающийся кузнечик издал свой недоумевающий стрекот, прыгнул мне на лицо и уставился на меня. Где-то высоко, в бездонном темном небе бушевало пламя. А я видела кузнечика близко-близко и четко-четко. Мне показалось, он пережевывает что-то. Я встала, и он исчез в густой влажной траве.
Забор рухнул, язык пламени вырвался из пасти поверженного сфинкса.
Я увидела ту девчонку совсем рядом и, сама не зная зачем, протянула ей руку. Потом мы бросились бежать, не оглядываясь. Я бежала, наклонив голову, чтобы ветви не хлестали по глазам. Собственные легкие казались двумя вулканами, из которых, подобно тяжелой раскаленной лаве, с болью вырываются струи дыхания. Наконец я остановилась. Девчонка прислонилась к дереву и обняла его изо всех сил.
- Они гонятся за нами? - задыхаясь, спросила она.
- Нет, конечно, они там поджариваются. Но от того места надо быть подальше. Сейчас выйдем на дорогу и попросим кого-нибудь подвезти нас... Как тебя зовут-то? Меня - Анна.
- Катя.
Я вытерла рубашкой лицо, пальцами расчесала волосы.
- Одна надежда, что в такой темноте нас не разглядят как следует.
Нам повезло. Какой-то дедуська, возвращавшийся, надо полагать, домой, подвез нас и даже не стал ни о чем спрашивать.
Мы снова углубились в лес - на этот раз уже на расстоянии шестидесяти километров от места трагедии. Я разожгла костер и легла на землю. Катя присела на корточки и протянула к огню руки. Я закрыла глаза.
- Как ты можешь спать после всего этого?
- Тебе тоже советую лечь, а то попадешься завтра в лапы какому-нибудь дальнобойщику, который соскучился по человеческой речи, а ты ему спросонья ни бе, ни ме.
- Я никогда больше не поеду автостопом! - выкрикнула она.
- А как же поедешь?
- Завтра дойду до какой-нибудь деревни, позвоню, и меня заберут отсюда!
Она расплакалась, я подсела к ней и обняла. Так мы сидели довольно долго. Я нарушила молчание только один раз.
- Мы же выбрались из всего этого, все ведь в порядке - так чего ревешь?
Выплакавшись, Катя достала кошелек, раскрыла его и вытащила фотографию.
- Вот ему позвоню!
Я взглянула.
То ощущение беспомощности, которое всем знакомо по сновидениям, обрушилось на меня в реальности. "Это мой парень, мы уже полгода вместе".
- Ладно, ложись спать. Утром я провожу тебя до деревни. Это километра два, не больше.
Она послушалась. Видимо, она преувеличивала свои страхи, потому что уже через полчаса засопела, как медвежонок. Я смотрела на неё. У меня никогда не получалось быть в чьем-нибудь сердце первой. Главной. Единственной. А хотелось больше всего именно этого. Даже в сердце собственной матери - и то не получалось. Сестру она всегда любила больше. Но с этим я смирилась и даже нашла это довольно справедливым. Действительно - она была мягче, нежнее, послушнее. Любовь получает тот, кого любить легче. На осознание этого у меня ушел не один год. Но ты, черт возьми, ты! Неужели и ты как все?!
На следующее утро я проводила Катю до ближайшей деревни. Мы никогда не виделись больше. Что до тех подонков с дачи - то они сгорели, все до единого. Я в этом не сомневалась - они были слишком пьяны даже для того, чтобы ползти. Совесть мучает меня не больше, чем если бы я раздавила тараканов...
Помню, как я шла по дороге, ветер расчесывал незаплетеные волосы. В обычной жизни мысли всегда вертятся вокруг каких-то стержней, с которых не удается спрыгнуть. Здесь, на дороге, они разматываются бесконечной серебряной лентой и не цепляются ни за что.
Я подняла руку, и машина остановилась. Дорога петляла, искрилась под солнцем, обманывала миражами и еще... она звала... О, как она звала!