Дубович Наташа : другие произведения.

Два пенса

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Однажды Стивену Кингу явился образ человека, сыплющего монетки в сточную канаву. Этот образ лег в основу рассказа о парне с паранормальными способностями. Меня захватил этот образ, но в то же время возникло ощущение, что Кинг неправильно (хе-хе) его истолковал. В конце концов, именно эта несправедливость заставила меня сесть за стол и написать свой первый рассказ. Спустя два месяца он занял призовое третье место на IV конкурсе журнала "Млечный путь".
  
   Два пенса
  - Сегодня заедет Марк, - сказал Виктор, не отрывая глаз от книги.
  Фарфоровая тарелка с остатками желтка вернулась в мойку. Вытирая руки полотенцем, Ирина смотрела на мужа.
  Виктор. Подтянутый, еще привлекательный мужчина с терпким коньячным привкусом зрелости и стойким ароматом власти, который так манит молодых девушек и холуев всех рангов. Это днем. Но сейчас, серый, как кожа покойника, утренний свет равнодушно освещал торчащие, раньше времени поседевшие волосы, врезанные в кожу морщины и мешки под глазами.
  Утром Виктор был стариком.
  Восседая за столом, он держал перед собой на вытянутой руке потрепанную книгу. Шекспир, 'Макбет', в оригинале на английском языке. В другой руке он забыл вилку с куском яичницы, однако осанка его своей прямотой могла спорить с осанкой лучших выпускниц Уайкомбской высшей школы.
  Ирина, прикрыв глаза от неожиданного отвращения к этой пошлой самоуверенности, к этому безмерному цинизму с легким налетом эрудиции, покачала головой. Восемь лет семейной жизни затерли остроту взгляда, но сейчас тошнотворная, тщательно загоняемая вглубь, правда всплывала из мутных глубин подсознания и била наотмашь своей очевидностью - этот человек ей чужой.
  Не услышав ответа, Виктор оторвался от неудобоваримой фонетики староанглийского.
  - Очередная монета? - Ирина снова отвернулась к мойке, малодушно сбежав от внимательного взгляда мужа: дальнозоркость Виктора создавала и его жене, и его алчным агентам много неудобств.
  Кустики седых бровей сошлись на переносице. Виктор поверх очков для чтения пару секунд следил за тем, как жена с остервенением намывает фарфор. Затем взгляд снова обратился к узурпаторским мечтам Гдамисского тана.
  - Да, я говорил тебе месяц назад, что Марк нашел два ирландских пенса 1874 года в отличном состоянии. Знаешь, в этом году княжна Мария венчалась с британским принцем.
  За окном деревья устало сеяли листвой. Лужайка, беседка. Два куста роз - белые и красные - отцветали у высокой стены. Ветер, наигравшись лепестками, швырял их в бассейн.
  Бассейн. Тупая боль ежом заворочалась где-то внизу живота. Ирина торопливо отвела взгляд. Этого увлечения историей дома Романовых она тоже не понимала. Не в ущерб семье.
  - Я знаю, он тебе противен, - сказал Виктор, отправляя, наконец, в рот вилку с куском остывшей яичницы. - Но он лучший из моих агентов. Если не хочешь видеть его в нашем доме, я могу встретиться с ним в офисе.
  Разве грех ей жаловаться? Виктор, по крайней мере, верен жене. Так казалось окружающим. Мало кто подозревал, как далеко способен зайти Виктор в потакании своим 'маленьким невинным слабостям'. Ирина вытерла мойку, отжала мочалку и закрыла кран.
  - Дорогая, ты в порядке?
  Ирина нарисовала улыбку.
  - Да, конечно, дорогой. Немного голова болит. Наверное, на погоду.
  - Принести таблетку?
  О Боже, да оставишь ты меня в покое сегодня?
  - Нет, не хочу глотать таблетки по первой тревоге.
  - Так как? - Что, как?
  - Мне перенести встречу с Марком в офис?
  - Нет, не обязательно. Я все равно днем в центр собиралась.
  Виктор внимательно посмотрел на жену, и, видимо, что-то решив, снова вернулся к чтению.
  - Возьми кредитку в бумажнике.
  Ирина чмокнула мужа в проседь. От Виктора шел запах старых книг, ветоши. Запах старика. Пустая тарелка с пятнами застывшего желтка на расписном фарфоре отправилась в мойку. Снова зашумела вода.
  ***
  К полудню тучи рассеялись. Нагие стволы деревьев, окруженные последним танцем порхающей истонченной листвы, особенно отчетливо проступали в лучах нежного солнца. Прозрачный воздух подрагивал. Сама осень склонила здесь свою пшеничнозолотую, краснорябиновую голову, и дремотно шептала этим смешным человечкам о грядущих холодах. Ирина прогуливалась по парку, поддевая носками туфель упавшие каштаны. Багряно-желтый ковер приглушал шаги.
  И вдруг худые, жилистые руки схватили, закружили ее, и все: и парк, и солнце, и далекие черные провалы окон нового офисного здания, все закружилось вместе с ней и исчезло, растворилось в потоке внезапного, сокрушительного счастья.
  ***
  Спустя два часа Ирина возвращалась домой. Ветер рвал на ней пальто. Тяжелые, напитанные дождем тучи угрожающе клубились над городом, цеплялись за крыши. Надежда и отчаяние - гремучая смесь. Ирина словно опьянела. Она брела по усыпанной гравием дорожке к дому, желая счастья и опасаясь последствий. Дом смотрел на нее слепыми окнами. Тихо звякнула связка ключей, щелкнул замок.
  Из углов прихожей сочились сумерки. С ними отчаянно боролся и проигрывал тусклый свет маленького окошка второго этажа, увенчанного витражом кроваво-красной розы. На лестнице лежал отраженный образ цветка, вытянутый и изломанный ступенями. Ирина любила розы - этот витраж сделан по ее эскизу. На глаза навернулись слезы. Два года назад этот дом был самым уютным местом в мире, а по этим дубовым ступеням шагали дорогие ее сердцу ножки.
  Сейчас Ирине казалось, что мертвеющий дом полон невнятных угроз и ловушек. Длинные костяные пальцы перил тянутся, готовые утащить ее - куда? Лестница вела вверх, Ирине казалось, что вниз.
  В гостиной гулко ударили часы. Четыре раза. Ирина покачала головой. Лишиться всего будет ошибкой. Но что для нее - все? Сейчас она хотела только ясности.
  От волнения скрутило живот. Не снимая пальто и не сдаваясь, Ирина карабкалась вверх по лестнице. Руки дрожали, хватаясь за спасительные перила. Дверь в кабинет была открыта.
  Виктор, вооруженный лупой, склонился над столом, зажав дрожащими от волнения пальцами монету. Услышав шаги жены, старый паук поднял голову, и к ней вернулось воспоминание: жаркий август, и потное лицо мужа лежит меж ее раскинутых бледных ног. Горячие ладони сжали ее бедра. Плотоядная радость старика, дорвавшегося до молодого тела и теперь причмокивающего от солоноватого вкуса скрытой плоти.
  Кислый комок подступил к горлу. Вязкая слюна заполнила рот. Ирина отчаянно сглотнула.
  - Дорогая, ты в порядке?
  - В полном. - На столе стоял графин с водой. Только бы добраться.
  Виктор снова засветился как дешевая стоваттная лампочка. Видимо, радость новой покупки на время выключила в нем надзирателя.
  - Дорогая, я дождался.
  - Чего? - Ей было не до мужа. Она, давясь, глотала воду из стакана.
  - Монету. Два пенса. Марк привез. Ну, я же говорил тебе, - Виктор обиженно засопел от такого невнимания к своей особе.
  - Монета? - Ирина поставила стакан на поднос и внезапно, не ожидая от самой себя, смахнула со стола все - пресс-папье, папки, сухой чернильный набор (господи, зачем он ему нужен?). Брызнув влагой, разорвался графин.
  - Монета? Я ненавижу монеты, - Теперь она карабкалась по столу, словно желая достать и вытрясти его жалкую душу. Мокрая лаковая туфля, не удержавшись, свалилась с ноги. - Я ненавижу Шекспира в оригинале, я ненавижу Романовых и этот мертвый дом.
  Монеты сыпались со стола и тонули в мягком ворсе ковра. Ирина дотянулась до Виктора. Длинные пальцы хватали и рвали пуговицы на дорогом пиджаке.
  - Я устала от твоих жадных и беспринципных агентов, я устала от похотливых взглядов твоего шофера и от своих завистливых подруг, - руки намертво вцепились в лацканы его пиджака. Упираясь коленом в столешницу, Ирина пыталась приподнять его грузное тело, но ничего не вышло. Слезы бессилия хлынули из глаз. Она сидела на краю стола, закрыв лицо руками, и рыдала. Серая юбка задралась, оголяя худые бедра.
   - Они мне завидуют! Завидуют, что у меня есть деньги, а я завидую им. Потому что у них есть дети.
  Виктор встал и мягко взял ее за плечи, но она оттолкнула его.
  - Нет. Я больше так не могу. Я больше не могу делать вид, что ничего не случилось. И не хочу, - Ирина подняла на мужа глаза. Серый свет окна упал на измученное, в пятнах косметики, лицо. Сейчас она казалась старше своих лет.
  - У меня есть другой.
  Виктор отвернулся. Из окна на него смотрел лоскут замусоренного листвой двора. Ирина встала рядом и обессилено прислонилась горевшим лбом к холодному стеклу. Грязный пустой бассейн лежал во дворе, словно отпечаток туши гнилой акулы. На дне скопилась лужица ржавой воды и горка потемневших листьев. Бассейн не наполняли два года. С тех пор, как погиб Никита.
  - Ты уходишь?
  Ирина удивленно посмотрела на Виктора. Примирение ценой унижения? Виктор разглядывал пятно бассейна.
  - Мы столько всего пережили...
  - Нет, Виктор. Ты бросил меня и сына пять лет назад, когда купил свою первую контрабандную монету. Когда Никита тонул, - Ирина прикрыла глаза, - ты сидел в этом кабинете и возился со своими проклятыми монетами. Я все переживала сама.
  Ее голос окреп и теперь под большим напором вкручивался, толкая свою боль в него.
  - И когда на поминах я принимала соболезнования от твоих родственников там, внизу, на первом этаже, - Ирина ткнула пальцем в пол, - хотя мне хотелось спрятаться на краю света и выть от боли, ты заперся здесь, со своими ненаглядными рублями, пенсами, дукатами, и что там у тебя еще?
  Комок в горле мешал говорить дальше. Худая рука схватилась за горло, сдерживая рыдания. Ирина сглотнула.
  - Да, я ухожу.
  Она выпрямилась и вышла в дверь. Виктор слушал, как ее каблуки гулко чеканят паркет, рассеивая тишину дома. Подойдя к столу, включил настольную лампу. Настоящая темнота еще не наступила, и искусственный свет, мешаясь с дневным, казался блеклым. Кружки на полу тускло поблескивали. Виктор опустился на колени.
  ***
  Через два часа Ирина вышла из своей комнаты, неся два чемодана.
  И замерла. Дверь в дальнюю комнату, запретную комнату, в которой давно поселились призраки, была приоткрыта. Она вошла, ступая осторожно, боясь и желая в последний раз потревожить прошлое. На стенах сражались рыцари, на полках громоздились игрушки, в углу стоял недостроенный замок из конструктора 'Лего'. Уютная комнатка для маленького человечка.
  На кровати сидел, согнувшись, Виктор. Монеты позвякивали в его крупных руках. Услышав ее шаги, он спросил:
  - Это моя вина?
  Жалость шевельнулась и умерла в ней.
  - Да.
  - Тебе вызвать такси?
  - Не надо. Меня заберут.
  Виктор кивнул, перебирая монеты. Слепой взгляд уперся в стену. Ирина подошла к кровати. Виктор выпрямился, ожидая ее ласки. Ее рука протянулась и забрала плюшевого медведя.
  - Ты не возражаешь?
  Он мотнул головой, отгоняя назойливо жужжащее одиночество. Попрощавшись с комнатой, она было вышла, но замешкалась.
  - Ты... не будешь мстить? Он не так богат, как... как мы, - она нахмурилась, произнося нежеланное 'мы'.
  Виктор обернулся. Слегка припухшие от слез глаза жены беспокойно перебирали предметы в комнатке.
  - Нет. Я не буду блокировать кредитки. И ты можешь забрать, что хочешь. Здесь все - твое.
  Ирина покраснела, закусила губу. До Виктора донеслось тихое 'спасибо' и ее каблуки последний раз застучали по коридору... лестнице... небольшая возня на первом этаже... Дверь громко захлопнулась, выпуская ее в мягкий осенний вечер. Запирая его в опустевшем доме. Темнота подступила вплотную.
  Виктор встал и, зажав скарб в руке, вышел из дома.
  ***
  Холодным ноябрьским вечером у дороги на корточках сидел человек и сыпал монеты в сточную канаву. Маленькие блестящие кружки падали в черный провал ямы. Дзенькая, отскакивали от ржавеющей решетки, рассыпались вокруг, катились по дороге прочь.
  И под этот бледный звон перед человеком вставали призраки прошлого и рассказывали истории.
  Человек в белом - его лица он вспомнить не мог - терпеливо объяснял ему, что у его сына, его маленького сына, неоперабельная аневризма головного мозга... редкость... неблагоприятная геометрия... извитость... эмболизация невозможна... как правило, много лет... высокие шансы...
  Он сам, в слезах (папа, почему ты плачешь?), перед витриной антикварной лавки...
  Старый торгаш - змея, забывшая скинуть кожу, - нет, не говорите жене, вы убьете ее, лучше коньячку...
  И сын, с восторгом рассматривающий сокровища, притаившиеся на красном, как сгусток крови, бархате... Пап, гляди, монета царского двора...
  Человек у сточной канавы поднес руку к лицу. На ладони лежала единственная оставшаяся монета, последняя покупка. Два ирландских пенса.
  Доктор ошибся. Истошно жарким летом, спустя три долгих года, выжегших его нутро подспудным ожиданием несчастья, когда сын игрался у бассейна, аневризма разорвалась. Он умер, не успев коснуться воды.
  Должен он был все рассказать жене? Должен он был позволить сыну задохнуться от ее бесполезной, суетливой заботы; позволить Ирине пройти ад госпитализаций, бессонных ночей, и, в конце концов, соскользнуть в сумрачный мир алкоголя и антидепрессантов? Смог бы он смотреть в голубые, широко раскрытые глаза сына, с детской непосредственностью изучающие бесчувственное тело матери, распростертое на белоснежношелковых простынях? Купить молчание врачей было несложно.
  А после... поверила бы она? Человек горько усмехнулся. В своей ненависти она нашла куда более прочную опору, нежели в нем.
  Человек поднял глаза. Небо распадалось на куски. Она будет жить дальше.
  Последняя монета соскользнула с ладони и упала во влажную темноту. У дороги на корточках сидел человек, который не имел ничего. На востоке сумеречная тень пожирала город, ощетинившийся огнями на последнем рубеже обороны. И лишь на западе багровела узкая полоска умирающего дня.
  24.10.2009г.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"