Аннотация: Сожалею, что не успел выложить к 9 мая.
Тайна поста Љ7
Начальник особого отдела, старший лейтенант государственной безопасности - Дымов Сергей Данилович, забегал по кабинету. Это была его обычная манера, только случалось НЕЧТО, так он сразу начинал метаться из стороны в сторону, словно старался убежать от проблемы. Это было нечто сродни условному рефлексу. Как у черепахи, когда она втягивает голову в панцирь, как у страуса, зарывающегося в песок. Дымов был человеком небольшого роста, слегка полноватый, с жиденькими волосиками неопределенного цвета. Его пухлые губы почти всегда были растянуты в улыбку. Либо подобострастную это если перед ним был начальник, либо в ехидную это если перед ним был подчиненный, коими он считал почти всех простых смертных. Портрет сего субъекта можно завершить водянистыми слегка выпученными глазами, словно он все время хотел заглянуть себе за спину. Особым умом старший лейтенант не отличался, но старался компенсировать отсутствие оного рвением и заискиванием перед начальством. Несмотря на то, что к своему 38-летию он все еще оставался старшим лейтенантом, он был уверен, что ему несказанное повезло. Так как за три года страшной войны он и дня не провел на фронте, и никак туда не стремился. За эти три года он вдоволь насмотрелся на фронтовиков или вернее на то, что от них осталось. Нет уж лучше в глубоком тылу с погонами лейтенанта, чем с генеральскими лампасами в могиле.
Командир учебного центра майор Фролов Сергей Иванович - высокий подтянутый боевой офицер, только с прошлого года, после тяжелого ранения, стал командиром тылового подразделения. До сих пор он чувствовал себя словно не в своей тарелке. Словно совершил какую-то подлость. Под Курском два вражеских осколка, в один миг, вычеркнули его из списка строевых офицеров. Левая рука уже не висела как плеть, но он все еще не мог сжать ее в кулак, а на правой ноге, словно бритвой, отрезало ступню. Протез ужасно натирал культю, но майор как мог, пытался сохранить хоть какое-то подобие строевого шага. Теперь он не просто командир, а учитель и это высокое звание ко многому обязывает. Майор тоже считал, что ему несказанно повезло. Что было бы, ели бы его ранило в правую руку и правую ногу? Как бы он тогда ходил? Ведь когда боль становилась невыносимой, он позволял себе опираться на трость, а так бы пришлось на четвереньках ползать.
Фролов не спеша достал папиросу, обстоятельно размял ее, прикурил, смачно затянулся, выпустил дым под потолок. А "особист" все еще бегал, бормоча себе под нос, нечто невразумительное.
- Сергей Данилович, хватит бегать, давай думать, что докладывать будем, сказал майор.
От этих слов Дымов подпрыгнул на месте. Он метнул на командира взгляд полный ненависти. "Сволочь. Обрубок. Семь лет назад, такие как ты, в моих руках уссыкались. Думаешь ты лучше всех? Нет, падло. Такое же говно, как и все. Ну, ничего, дай только срок. Ты у меня на одной ноге попляшешь", подумал старший лейтенант. Но вслух сказал, срываясь на крик:
- Что докладывать? А ты как думаешь?! Правду!
Фролов молча курил, ожидая продолжения, и оно не заставило себя ждать:
- Майор, да ты хоть понимаешь, какой разговор, с начальством, у меня был в прошлый раз.
- И мое руководство меня не халвой угощало, хмыкнул майор.
У Дымова даже глаз задергался, он спросил, стараясь придать своему голосу как можно более равнодушную интонацию:
- Политрук все еще пьет?
- Не трогай мужика!
В ответ рявкнул майор. Политрук Самойленко при обороне Сталинграда получил тяжелую контузию и осколочное ранение в область живота. Почти месяц он балансировал на грани смерти и с головой погрузился в океан боли. Но самое страшное ждало его впереди. Эшелон, в котором эвакуировалась вся его семья, попал под бомбежку и там никто не выжил. И вот неделю назад пришло известие о героической гибели родного брата. Оставшись совершенно один, политрук запил и уже неделю не выходил из запоя.
Дымов скрипнул зубами, но быстро взял себя в руки. "Эта сволочь меня презирает, но и пусть. Он же просто издевается орденоносец, долбанный. Надо с ним по-другому".
"Особист" сел за стол, не смотря на то, что был в кабинете командира, закурил сам. Рот его скривился в ехидную улыбку, и он заговорил, на этот раз, стараясь придать своему голосу товарищеский оттенок:
- Сергей Иванович, да ты садись. И давай вместе подумаем, что можно предпринять. Это ведь третий случай за месяц.
- За 37 дней.
Уточнил майор, присаживаясь на предложенный стул. Сейчас получалось, словно это он пришел на доклад к "особисту" и теперь тот сидя во главе стола, будет принимать решение. Но Фролов на такие мелочи не обращал внимание. В лютую зиму 41 года ему приходилось спать вместе с солдатами, чтобы не замерзнуть, тесно прижавшись, друг к другу и закутавшись в шинели.
- Совершенно верно, подхватил Дымов, третье исчезновение за 37 суток. Это не просто ЧП. Это катастрофа. Получается, что мы с тобой прозевали рядом с нашей воинской частью, группу немецких или японских диверсантов, орудующих в нашем тылу.
- Сергей Данилович, какие диверсанты? Да ты хоть на карту посмотри. Откуда им тут взяться?
- Белогвардейские недобитки, не унимался "особист".
- Ага, гнездо террористов и вредителей. Без устали охотится на бойцов красной армии и только на посту Љ7.
- Ты давай не ерничай. Поднимай учебный центр по тревоге. Будем прочесывать местность.
- Да в прошлый раз прочесывали. Все без толку.
- Значит надо глубже в тайгу забираться.
Фролов с силой хлопнул по столу здоровой ладонью. Дымов от такой наглости едва свой язык не проглотил. Ехидная улыбочка сползла с его лица, и оно сделалось словно булыжник.
- Товарищ старший лейтенант у меня всего три кадровых офицера. Двое, как и я, инвалиды. Третий старик, еще с прошлого века под ружьем. Тайги никто не знает. Вот ты таежник!
Последние слова майор буквально прокричал.
- Нет, проблеял Дымов.
- Вот сиди и молчи. Нам Родина доверила 650 пацанов. Некоторые из них еще задницу подтирать не научились. А мы из них за три месяца должны бойцов сделать. А ты хочешь, чтобы я погнал этих мальчишек в дальнюю тайгу без проводников? Как ты думаешь, сколько из них заблудиться, подвернет ногу, съест что-то не то и банально обосрется?
- А то, что где-то притаился враг...
- Да какой враг?!!!
Взорвался майор, не давая "особисту" договорить. "Да уж действительно простота хуже воровства".
- Да на сотни километров нет ни одного стратегического объекта. Что тут врагам делать?
Дымов поднялся, некоторое время просто пыхтел, по всей видимости, пытался обдумать последние слова оппонента. Затем сказал:
- Тогда что происходит?
Фролов всплеснул руками.
- Ну не знаю я! А знаю я одно, через сорок суток эти пацаны поедут на фронт. И я обязан научить их воевать. Так что всеми этими исчезновениями занимайся без меня. Я не имею права прерывать учебный процесс.
На следующий день Дымов стоял по стойке смирно перед своим непосредственным начальником подполковником Голодовым Владимиром Юрьевичем. В правой руке он крепко сжимал папку забитую разрозненными сведениями, из которых, если постараться, можно сделать вывод, что командир учебного центра, мягко говоря, недобросовестно выполняет свои обязанности. А если сказать грубо, но со всей откровенностью, я является саботажником.
- На мой приказ организовать прочесывание леса, майор Фролов ответил категорическим отказом. Утверждая, что никаких диверсантов в наших краях быть не может.
Затем Дымов склонился, словно для поклона, на лице его заиграла мерзкая улыбочка, и он доверительно сказал:
- Представляете, товарищ подполковник, говорит, мол, курсанты могут заблудиться или съесть что-то не то.
Голодов в это время читал сводки. К Дымову он уже привык и потому половину его слов пропускал мимо ушей. Он устало потянулся и сказал:
- Повезло тебе, Дымов, с командиром, толковый мужик. А за пацанами этими действительно глаз да глаз нужен.
Улыбка растворилась на лице старшего лейтенанта, глаза его устремились куда-то вдаль, и он вытянулся по стойке "смирно". Несмотря на свою природную глупость, он умел быстро ориентироваться в настроении начальства. Свою папочку он быстро спрятал за спину и сказал деловым тоном:
- Прошу выделить в мое распоряжение комендантский взвод и проводников из местных жителей.
- Ага, и эскадрилью истребителей. Вот тебе.
Подполковник бесхитростно скрутил "кукиш". Дымов нервно хихикнул. Голодов подумал некоторое время и сказал:
- Вот что Дымов. Разбирайся в этом деле сам. Срок тебе до выпуска. Разберешься, слово даю, к ордену представлю. Нет. С этим выпуском как раз на фронт и поедешь.
Кабинет подполковника, Дымов покидал на негнущихся ногах. В своих видениях он видел тысячи вражеских мин, снарядов и пуль и все они разрывают на куски его тщедушное, но такое родное и любимое тельце.
В это время еще один человек обливался холодным потом. И это был курсант Виктор Симашко. Был он мал ростом, худ, но имел длинный и хорошо подвешенный язык и просто взрывной характер. Ко всему прочему у него была бурная и просто необузданная фантазия, благодаря которой он регулярно попадал в различные неприятности. В детстве, еще до войны, отец порол его не реже двух раз в неделю. Но при этом он не был идейным хулиганом, просто буквально все к чему он прикасался либо разбивалось, либо взрывалось, либо загоралось. Во время оккупации он не являлся участником партизанского отряда или подпольщиком, но дважды, за свои глупые проделки, чудом избежал виселицы. Причем второй раз из тюрьмы его освободили Советские войска, стремительно ворвавшиеся в его родной город.
Но на следующий день он уже был арестован. За то, что хотел покататься на офицерском "Виллисе" и врезался в дерево. Слава богу, обошлось без серьезной поломки. Через неделю мать сама привела своего семнадцатилетнего шалопая к военному коменданту. На фронте среди других, взрослых солдат у него был хоть какой-то шанс выжить. Мало того - стать человеком.
Но Витя ничего не мог с собой поделать, даже в армии. Майор Фролов редкие разводы проводил без упоминания его фамилии. За пятьдесят дней он два раза был под арестом, а сколько он получил внеочередных нарядов, было сложно подсчитать. Однажды майор не выдержал, схватил мальчишку в охапку, прижал к столу и всыпал по первое число, своим широким офицерским ремнем. В казарме Витя с гордостью демонстрировал сослуживцам багровые полосы на спине и на заднице. И на какое-то время после экзекуции он даже затих.
И вот тебе на - "самоволка". Ночью он покинул расположение части и 15 километров пробежал до ближайшей деревеньки Михренька. И все ради того, что молодая повариха, работающая у них в столовой, в шутку, пригласила его в гости. На утренний развод Семашко опоздал. Все это тянуло на трибунал.
От крика Фролова содрогались стены:
- Ты хоть понимаешь, идиот, как тебе повезло?! "Особист" еще затемно в город уехал! В лучшем случае ты со штрафниками на фронт отправился бы. А в худшем, уже этой зимой, на Колыме, легкие на снег выплюнул! Все мое терпение лопнуло!
- Расстреляете?
С вызовом спросил мальчишка. Майору опять ужасно захотелось выпороть этого малолетнего паразита. Но может быть он скоро окажется на фронте. А что это за фронтовик, которого как школьника порют. Такие вот непоседы, как правило, погибают в первом бою или становятся на редкость хорошими воинами. Но у Вити были все шансы на фронт так и не попасть.
- Нет хуже!
Резюмировал майор.
На пост Љ7 приходилось уходить на два часа раньше, так как путь туда был неблизким. Когда-то там располагался полигон, где будущих бойцов отучали от боязни танков. Но старый танк Т-28 использовавшийся для этих целей, пришел в негодность. Да и механика-водителя призвали в действующую армию. Полигон зарастал кустарником, блиндажи и окопы осыпались. Но кое-какое оборудование, да и сам неисправный танк на полигоне оставались. Оставался и пост Љ7. И там кто-то должен был нести службу. И с этого дня курсант Семашко назначался вечным ночным постовым поста Љ7.
Едва разводящий и смененный курсант скрылись в кустах, на Виктора напала страшная тоска. Ему совсем не было страшно, несмотря на то, что про пост Љ7 ходили разные страшные слухи. Во всякую чертовщину он никогда не верил. Разве что в раннем детстве. Ему было просто скучно. Его натура требовала постоянных действий. Он напоминал миниатюрного зверька живущего под землей. У землеройки был просто бешеный обмен веществ, и потому ей надо было постоянно что-то есть. А так как это крохотное существо было хищником, оно постоянно находилось в движении, практически круглосуточно охотясь и являясь грозой насекомых, червей и прочих миниатюрных жителей подземного мира. Чтобы хоть как-то развлечься, Виктор приступил к ужину, который ему выдали сухим пайком. "Эхе-хе тяжелая моя доля, думал парень, за месяц на сухом пайке я тут в тень превращусь". И тут ему вспомнилась пышногрудая Катя, к которой он тайком бегал ночью. Тогда он только то и успел, что как следует ощупать девушку. А потрогать там было за что. От этих воспоминаний и Витьки даже слюни потекли. Он даже начал себе прикидывать: "От седьмого поста до части 5км. По тропинке в тайге за 1,5 часа добраться можно. Но от части до Михреньки все те же 15км". "За ночь туда и обратно. Это даже мне не по силам", с тоской подумал парень и решил пройтись по периметру.
Сложив остаток ужина в "сидор" он неторопливо пошел вдоль колючей проволоки. Хоть какое-то развлечение. "Все бы хорошо. Вот только винтовка мешает. Следующий раз оставлю ее под "грибком". Нет, нельзя. А вдруг за мной наблюдают". Витька приосанился и тут же расслабился. "Да кому я тут нужен. Вот интересно. Мне положено обходить периметр каждые два часа. Ну а как я пойму, что прошло два часа, у меня ведь часов нету. Вот то-то и оно. Вот вернусь под "грибок" и больше никуда не пойду. А утром доложу, как там у Ершова:
Всю я ноченьку не спал
К моему тому несчастью
Было жуткое ненастье".
Парень немного повеселел и зашагал бодрее. "Еще и курить нельзя", подумал Виктор и стал сворачивать самокрутку. А вот и два дерева ветром поваленных. Видать еще с прошлого года. Упали прямо на колючую проволоку, при этом, завалив три столба. Вот тебе и доступ для диверсантов: барсуков, зайцев и белок. Да и вообще "колючка" и вся ограда периметра вокруг полигона походила на решето. Да и сам полигон скоро тайга просто-напросто поглотит.
А упавшие деревья создавали такое соблазнительное кресло, что парень не смог его не примерять. "Ох и удобно". Повернувшись к лесу, он закурил и принялся дымом отпугивать обнаглевших комаров. "Ох и огромные они здесь, под ладонью хрустят. Зато ленивые и глупые. Наши пол ночи над ухом пищат, пока усядутся и шустрые ужас какие. А этих давить одно удовольствие". Вечерело. Парень расположил винтовку у себя между ног и незаметно начал дремать. Даже самокрутка у него во рту потухла. А чему удивляться, ночью у него был такой марш-бросок, что далеко не каждый осилит. Потом все эти переживания. Да и вообще, солдат спит - служба идет.
Сквозь дремоту, Виктор с трудом уловил какое-то движение впереди. Он еще не успел, как следует открыть глаза, как огромная тень метнулась в его сторону. Так ведь это ведьма из его детских кошмаров. Она была огромная и жуткая. В ее распахнутой пасти торчали острые, словно кавказские кинжалы зубы. Она живьем пожирает непослушных детей. А он всю жизнь был непослушным, и теперь ведьма пришла за ним, и нет спасения.
Удар чудовищной силы отбросил парня в сторону. Ужасные зубы вонзились в правый бок. Затем, словно благословение, черная пелена накрыла сознание Виктора.
В себя парень пришел очень быстро. Солнце еще не успело скрыться за горизонтом. Первым делом он посмотрел на свой правый бок, который болел ужасно. Никакой крови и никакой раны. И тут он увидел прямо перед собой оскаленную зловонную пасть. С диким воплем боец вскочил на ноги. Так ведь это тигр. Самый настоящий уссурийский тигр. Вот это да! Когда зверюга набросилась на постового из засады, тот только то и успел, как слегка приподнять винтовку. Но этого было достаточно. Трехгранный штык вошел в грудину, словно в масло и разорвал звериное сердце. Вот только приклад сильно ударил парня в бок. И от этого удара Виктор на миг потерял сознание. Парень задрал гимнастерку. На боку всеми цветами переливался огромный синяк. Может даже, ребра сломаны. Но это не беда, особенно если задуматься над тем, что могло случиться. Тигр поджидал свои жертвы в двух шагах от этого места. Добросовестный постовой, как и положено, регулярно обходил периметр. И напасть на него сзади не составляла для хищника труда. А тут зверь столкнулся с разгильдяем. И это был один из тех редких, можно сказать исключительных случаев, когда разгильдяйство спасло человеку жизнь.
На утро часть гудела, словно потревоженный улей. Всеобщего любимца Витьку Семашко, в буквальном смысле слова, носили на руках. Все радовались как дети. Да собственно, в большинстве своем, все они детьми и были. Из уст в уста передавалась только, что придуманная шутка о том, что едва "фрицы" узнают, что наши бойцы Тигра штыком заколоть могут, то разбегутся кто куда. И войне конец. Во всеобщей суете пришел в себя и политруки, и засел за написание юмористической статьи о том, как наши воины погонят немецких стальных кошек штыками. Майор Фролов, конечно, догадывался, что Витька заколол зверя, из положения полулежа, но решил по этому поводу не распространяться. Наоборот курсант Семашко был назначен командиром отделения. Честно говоря, Фролов давно подумывал о таком шаге. Вот только Витька никак не давал повода для своего повышения. А тут, как говорится, карта удачно легла. И парень преобразился. Какое-то время он хвостом ходил за поварихой Катей, всякий раз пытаясь прижать ее в темном углу. Но когда та заявила, что готова на все, но только после свадьбы, потерял к ней интерес и принялся прилежно грызть гранит воинской науки. Пытаясь восстановить все пробелы, какие у него были из-за нарядов и арестов.
Но больше всех ликовал "особист" Дымов. Словно заклинание старший лейтенант повторял: "орден", "орден", "орде", "орден" бегая по части не чувствуя земли под ногами. Он выпросил у командира взвод курсантов и лично повел их в тайгу. Теперь все знали, что надо искать и главное теперь без мамкиного присмотра голодные тигрята вели себя очень шумно. Без жалости курсанты закололи симпатичных больших котят штыками, потому как совсем рядом лежали останки их товарищей. Все знали, что зверя попробовавшего человечину в живых оставлять нельзя.
Пройдет еще немногим более месяца и вчерашние мальчишки погрузятся в длинные эшелоны и отправятся на фронт, где будут сражаться с двуногими людоедами. И, в конце концов, добьют фашистского зверя в его логове.