Сонечка проснулся от Синатры в мобильном будильнике. Открыл правый глаз. Закрыл. Открыл снова. Солнце пробивалось через лазурного цвета шторы. От этого Сонечке было хорошо и казалось, что он стал наконец-то толстой ленивой рыбой и лежит на дне морском. Сонечка открыл оба глаза, сел ровно вертикально, растянул руки в стороны а губы в улыбку. Это Сонечка называл утренней гимнастикой. Сонечкино утро начиналось к обеду.
Сонечка еще раз растянулся, вылез из-под теплого одеяла на холодный пол и пошлепал в кухню.
Пока кипятилась вода для кофе (Сонечка мастерски варил двойной эспрессо, правда, об этом мастерстве никто, кроме него самого, не подозревал -- Сонечка был нелюбвеобилен), Сонечка усердно тер лицо, щеки и особенно глаза. Сколько раз говорил себе Сонечка - смывать косметику на ночь, никак не мог заставить. А ведь от этого портится кожа, и появляются морщины, мать их. Он еще слишком молод для морщин.
Сонечка и кофе приготовились одновременно. Прекрасный двойной эспрессо пил ничем особо не примечательный (кроме, разве что, когда-то рухнувшей пирамиды-аббревиатуры, ну да кто уж теперь об этом помнит, да и не во всех словоформах) среднеуниверситетский индивид Митя Михайлович Мармеладов.
Допив кофе, Митя застегнул до предпоследней пуговицы неопределенного с бежеватым оттенком цвета рубашку, вычистил до блеска зубы и шагнул в светлый мир.
Митя Мармеладов шел по улице, улыбался отражавшемуся ему в витринах Сонечке и своей никому не известной двойной жизни.
Началась она -- двойная, вернее, вторая, жизнь года полтора тому. Началась просто, банально и до зубной боли скучно.
В то невинное время он жил в обшарпанной общаге, и друзья его тогдашние были так же потерты, просты и обшарпаны и жили по инерции, заливая не выученные экзаменационные билеты и собственную изредка просыпавшуюся по этому поводу совесть дешевым пивом. Митя уже тогда эстетствовал: в отличие от друзей исправно учил билеты и заедал пиво хлебом с отрубями (его с детства приучали к здоровому образу жизни). И не подозревал, что жизнь готовит ему сомнительный сюрприз.
Однажды в общажном лифте Митю, тонувшего в людском потоке, прибило к Блондинке. Митя и Блондинка вцепились друг в друга и так не утонули. Таким образом к Мите пришла любоф. Любоф была немножко пережженная пергидролем, с немножко слезшим бордовым лаком и немножко нелитературным произношением. Но то была любоф, и Митя плевал.
Блондинке он читал на ночь газеты и сказки, готовил на общажной плите омлет с утра и сочинял рефераты.
Однажды вечером он явился с букетом ромашек, которые нервно искал полдня, и увидел, как Блондинка бесстыдно обжимается в его (!) обшарпанной комнате с его (!) обшарпанным другом. Неделю Митя был безутешен. Он чувствовал себя униженным и где-то даже оскорбленным и подсел на Достоевского FM. Оскара Уайльда. Потом уж и на глянец. Захотел увидеть мир с другой стороны. Решил: "Меняю жизнь на праздник!".
Так Митя Мармеладов незаметно для окружающих превратился в Сонечку.
Сначала было трудно. Тратить стипендию на всякие штуки. Вечером тайком выползать из общаги с большим пакетом. Тайком же перевоплощаться. Искать свое место под нейлоновым ночным солнцем. Митя - Сонечка был упорен, старателен и вскоре нашел.
Когда город укутывался в бархатную тьму, в уединенном углу прилежный студяга Митя накладывал грим, клеил ресницы и расчесывал парик. Ночью на земле не было больше Мити. На охоту выходила стройная рыжеволосая Сонечка. И никто, никто не знал, что эти двое -- всего-то Инь и всего-то Янь одного Мармеладового целого.
Сонечка скоро стал известен в определенном кругу, главным образом своей потрясной фигуркой и актерским талантом. Его пригласили в шоу. Он стал "Сладкой Сонечкой" (надо же фамилию оправдывать...). У Сонечки появился кэш, и он сразу же снял квартиру. Жить в общаге не оставалось никаких сил.
И вот теперь Сонечка наслаждался одиночеством и свободой. Веселился до истерики, когда представлял, что бы было, если бы он пришел в универ в своем ночном варианте. Хорошо учился, ни с кем особо не дружил и не старался. Обходил подальше любоф. Не то чтобы Сонечка перестал вестись на женское народонаселение. У него просто не было времени на всякие глупости.
Сонечка предпочитал тратить его на самосовершенствование. Он в этом преуспевал, иногда даже слишком. Когда к нему на сцене тянулись эти волосатые лапы (сам Сонечка исправно депилировался, профессионализм обязывает), Сонечку кривило и хотелось съездить владельцу лап в глаз каблуком. Однажды его даже попытались познакомить с его же одногруппником, но Сонечка вовремя заговорил басом.
На все эти мелочи Сонечка старался не обращать внимания. Недостатки троекратно окупались достоинствами. Кэш, свободный вход на любые закрытые тусы, общение с кем угодно. Ежедневный праздник. Митя мог о таком только мечтать. А главное, никто. Никто. Никогда. Не узнает. Даже не догадается. Сонечка соблюдал конспирацию. Хорошо, когда у тебя есть такая вот тайна.
Митя шел по весенней улице, подмигивал Сонечке в витринах. Мечтал. Вот его заметил дядька- продюсер или тетка из модельного агентства и он знаменит и желаем. Вот он получает Оскара за роль Оскара, кумира юных лет.
Митя шел по улице и представлял, что это -- улица в Бангкоке, и тайские трансвеститы завидуют его походке.
Митя шел по улице в свой универ. Митя накопит кэша и расстанется с Сонечкой. Скоро он закончит учебу и откроет свою кофейню. И всякие пафосные VIPы будут толкаться в очереди, чтобы купить ма-а-а-аленькую чашечку его прекрасного двойного эспрессо.
Незаметные для окружающих, его провожали два больших зеленых глаза.
***
Митя трясся, стиснутый меж двумя клунками (Сонечка всегда облизывался, когда всплывало это слово. Оно настраивало его на романтический лад своей тотальной неконцептуальностью в Сонечкином скрытом гламурном существовании) и большим бюстом. Повернуть голову или поднять глаз не представлялось возможным. Митя весело угадывал по толчкам в спину, что за субъект только что протиснулся мимо.
"Это, должно быть, рослая дама с волосами цвета "Х.. на" в псевдо-милитари пальто by "Made in China". Ах да, малиновый лак на ногтях. Содранный..." Мите было мерзко. Давили неизвестно откуда напрыгивавшие воспоминания. Сонечку перекашивало от тотального отсутствия вкуса.
"Здесь у нас стандартный экземпляр - щетина три дня -- серая тертая джинса -- не исключена мобила с рингтоном полушансонного характера. Агрессия не подавлена". Митя презрительно усмехался. Сонечка ухмылялся не совсем мэйнстримовым ассоциациям, возникавшим в его голове.
Мармеладов был тот еще антрополог.
Несмотря на изрядный доход, Сонечка не хотел позволить себе роскошь тачки. Он предпочитал культурно экспериментировать в самых маргинальных местах, как автобус номер 48 и тролик номер раз. Именно в этих суровых видах Мармеладов знакомился с незатейливыми жизнями большого, но сравнительно неразвитого центра цивилизации.
К тому же, если бы скромняга Митя прикатил в универ на не менее скромном нью-битле конфетного (все же он любил свою фамилию!!) окраса, о котором томно вздыхал Сонечка, это вызвало бы неприятное удивление и никому не нужные вопрошания. Сочинять дурацкие истории про никогда не виданных дядюшек - миллионеров из Мексики, сделавших состояние на самопальной текиле, вдруг решивших его осчастливить взятием в долю в связи с расширением рынка далеко на восток, или двоюродных бабушек - сингапурских куртизанок, неожиданно подавшихся в лоно церкви и выславших ему на сохранение даренные клиентурой брыльянты, которые Митя тут же успешно сбыл с рук, -- весело, но малоубедительно. Потому он предпочитал пешком или общетрансом.
Сегодня у Мити проснулось желание экспериментнуть. Что-то в солнечных лучах, тиснувшихся сквозь запыленные окна, будило его давно заснувшую жажду к пробам новых видов коммуникации. Да и Сонечка нахально щипал бок и требовал действия.
Митя, собравшись силами и гордо подняв голову (вот уж никто не ожидал от него тааакого перформанса), начал лезть к двери. Подходящий подопытный -- cредней мускулатуры и необщительного вида глумноватая особь -- оказался как раз возле заветного выхода.. Митя, мило улыбнувшись, собрал силу воли в локоть и, размахнувшись по хорошей амплитуде, изрядно ткнул особь в обтянутую курткой спину. Особь от полной неожиданности покачнулась и, придя в себя, начала поворачивать в сторону совсем уже разочаровавшегося в собственной идее Мите.
--
Э, ты че? -- обалдело заговорила особь, разглядев наконец неприметное создание в умышленно плохо сидевшем костюмчике. -- Ты тут бля не того, не этого!
Красноречие особи поразило Митю до глубины души, в которой очень вовремя спрятался Сонечка.
--
Извините... -- промямлил Митя, но было поздно.
Двери общетранса со скрежетом распахнулись, и особь весело вытолкнула Мареладова на остановку.
--
Ну? Че лез? -- грозно вопросила особь, сдвинув сросшиеся брови. Митя стоял и тупо молчал. Сонечка, который мог бы обуздать разъяренного зверя единственным метким словечком и который, собственно, и ввязал скромного студягу в эту неприятную аферу, предпочел отмолчаться.
--
Ты, мелкий, зря хамишь, -- продолжила особь, уверившись в сознании собственного физически - морального превосходства, -- у меня непробиваемый интерфейс. А вот у тебя, судя по всему, пробиваемый.
--
Не обращайтесь ко мне на ты! -- только и успел заявить собравший свою сущность в маленькую кучку Мармеладов. И в этот момент ощутил в левом глазу немытый кулак.
Особь отряхнула руки и с видом выполненного долга и направилась в нужную себе сторону, оставив жертву поставтобусной тирании удрученно потирать глаз.
"Никаких больше экспериментов" -- твердо сказал Сонечке Митя.
"Дурак, тебе в таком виде только дома сидеть, А у меня сегодня, между прочим, прибыльное шоу. Которое, судя по всему, придется пропустить. Так же, как и тебе -- тест по мать ее философии" -- разошелся в ответ Сонечка. Он был зол. Он предпочитал днем не привлекать внимание и не мог понять, зачем его дернуло предлагать Мите хоть малую долю активности.
Из окна остановившегося на светофоре распрекрасного, но не очень-то конфетного битла сцену наблюдало два больших зеленых глаза.
***
Сонечка присел в сквере на скамью и вдумчиво глянул на голубей. Он хотел быть таким же стильно серым, но не хотел быть привязан к съедобным людским подачкам, и потому считал голубей птицами хоть и дикими, но в высшей степени конформистскими. Сонечка не был чужд самопожертвованию. Конформизм же был совершенно неприемлемой для него жизненной философией, поэтому Сонечка принципиально не кормил голубей. А возможно, и потому просто, что в травянистой Сонечкиной диете не находилось хлеба. Мите на живность было глубоко плевать. Он только не любил, когда по тем или иным причинам пролетавшие мимо птицы удостаивали его одежду внимания самым неприятным способом. Но случалось такое крайне редко, поэтому в целом Митя был доволен своими отношениями с братьями нашими меньшими: отношений просто не существовало.
Мармеладов сидел на скамье, слизывал выкатывавшиеся из битого глаза слезы и невесело размышлял, че ж ему делать. В конце концов, ругнувшись про себя негромко, двуединое целое подняло себя со скамьи и поплелось домой. Из витрин на Митю обиженно поглядывал покореженный Сонечка. "Сам нарвался!" -- бурчал Митя, пытаясь как-то скрыть синяк за длинной, густой, чисто вымытой, прокондиционеренной, слегка распрямленной и очень, ну очень стильной челкой.
Чтобы хоть как-то скрасить унылость ситуации, Мармеладов включил любимый рингтон. Синатра грел душу, приводил к общему знаменателю мысли. Жизнь переставала казаться пустой и поверхностной. Синатра всегда знал, чем помочь.
"Ну и хрена, ну и не пойду. Ну и ладно. Залезу в ванну с пеной. Наварю кофе. Могут же у меня тоже быть каникулы!!" -- огрызался сам с собой Митя. Сонечка с философским скепсисом отмечал ироничность синего и несимпатичного повода для праздника.
***
Мсье Мармеладов барахтался в пенистой ванной. Дул бокал коктейля "Секс на пляже". Сонечкина богемная жизнь приучила его пафосить по поводу и без. Сонечка терпеть не мог вкус алкоголя с тех самых пор обгрызенных Любоф. Пиво даже не рассматривалось как вариант. Вино попахивало кислятиной. Шампунь, по причине отвращения к шипучей дряни, не перло. Мартини -- попсово. Виски -- не в струю. Алкопопы представлялись утонченному вкусу детски безобразным пойлом. Сонечка отдавал предпочтение дамским смесям с минимумом перегарного прикуса, и сам их неплохо мешал, подсмотрев козырные приемчики у модного бармена. И вообще считал, что нет ничего хуже в говно ужравшегося трансвестита со сползшим париком и поплывшим макияжем. Частенько случалось. С ним -- ни в коем случае. (Митя не пил. Он был примерный студяга)
Со стены напротив фотографически мило улыбалась Твигги.
Сонечка долго шел к ней. Сперва были простые и незамысловатые бабы. Попозже -- архетипичные секретарши и учительницы. Потом -- классические блондинки. Мэрилин. Для этой дамы Сонечка был слишком тонок. И вот он подобрался к своему любимому образу. Такой простоты и изящности Сонечка добивался долгими тренировками, неудачными косметическими пробами, журнальными вырезками, аутотренингами и многочасовыми репетициями перед громадным зеркалом, мечтой любой девушки -- первой покупкой с первой зарплаты. Вскоре Сонечка достиг известной степени совершенства. Идеальные стрелки, промодовские туалеты и наигранно наивный взгляд с завидной точностью перевоплощали его в секс-символ полувековой давности -- амплуа, выгодно отличавшее Сонечку от вульгарных полуголых пацанов в дурацких блестящих шмотках.
"Воля -- сила! -- порой самодовольно ухмылялся Твигги Сонечка, -- Без своего занудного перфекционизма где бы я сейчас был, а? Танцевал кадриль в среднего пошиба гей-клубе? Не дождетесь!"
Твигги в ответ загадочно морщила веснушчатый нос.
...Случалось, заглатывая вечерком перед очередным выходом в свет коктейли и отмокая в душистой дизайнерской пене, Мармеладов разглядывал свой сценический идеал и где-то в темной глубине его раздвоенной личности, на уровне изможденного подсознания, начинало неслышно бурлить и клокотать, и коктейль не лез в горло. "Эх, где делись достойные телки?!" -- проскакивала шальная мыслишка и обиженно удалялась, почти не задев...
Сонечка тщательно высушил волосы феном, выбрал рабочий прикид и уселся перед зеркалом думать, что бы изобразить на своем личике такое, что отвлекло бы публику от синеющего глаза. Не изобретя ничего лучше, Сонечка обильно подвел синим и второй глаз. Результат не впечатлил. Сонечка был похож на тощую облезлую панду-медведя. Тогда он извлек нечто из недр рабочего шкафа. (Шкафов у него было два: рабочий и "весь остальной". В первом находились экспонаты вроде веселых шляп в стразы, леопардовой расцветки чулок и фиолетовых блестящих сапог за колено a-la Britney. Во втором обитали галстуки-рубашки и прочая фигня, в которую любил облачаться Митя). Нечто оказалось сохранившейся с прошедшего Хэллоуина черной с зелеными перьями маской, которой Сонечка решил дополнить сегодняшний образ. Оглядев критически получившееся творение, Сонечка кокетливо помахал собственному отражению ручкой в ажурной перчатке и вызвал такси.
"Какой же я хитрюга!" -- тихо радовался Сонечка, глядя сквозь таксовые окна на лоснящийся ночными огнями город. Митя давно спал, как все прилежные студяги.
Сияя белыми зубами, Сладкая Сонечка вплыла в закрытый, пафосный, но такой родной клубец.
--
Здравствуй, дорогая! -- кинулась обниматься к Сонечке администраторша, ласково называемая завсегдатаями Котя -- длинноногая блондинка, к которой Сонечка относился с покровительственным пренебрежением, как и ко всем дамам с шевелюрой светлее золотой середины. И пусть корни у Коти всегда были аккуратно закрашены, волосы уложены, маникюр делался только в самых дорогих салонах, а стиль отличался вкусной простотой, Сонечка не мог отделаться от чувства, что под радужной улыбкой скрывается стандартная блондинистая беспородность, приправленная изрядной долей пошлости.
--
Что это у нас за дама сегодня такая загадочная? -- заигрывающе подмигнул Сонечке толстый и пуленепробиваемый охранник (как ни старался, Сонечка не мог запомнить ни имени его, ни отчества, хотя охранник постоянно строил ему глазки и в случае надобности отгонял назойливых кавалеров, а к концу ночи угощал Сонечку коктейлями и иногда даже, взвалив на плечо, доносил до такси, если Сонечка совсем уставал).
Полуночный хаус рвал душу проникновенным битом. Колбасило. Сонечка исполнял па на барной стойке, подсвечиваемый привычным голубым светом. Здесь он чувствовал себя вполне. Сонечка самозабвенно танцевал, изредка кидая взгляды сквозь прорези в маске на прикайфованную веселящуюся толпу мажоров. "Ах, мерзость!" -- думал Сонечка и зубоскалился. Сонечка любил работу. Труд, собака, превратил человека в обезьяну. Может и Сонечку в кого-нибудь превратит.
Сонечка рвал зал. Такого с ним давно не случалось. Конечно, его выходы всегда собирали поклонников у стойки (и так никогда не бывавшей особо пустой). Но сегодня рыжая бестия с особым тщанием рвалась наружу. Даже волосатые лапы, тянувшиеся к Сонечке, не так раздражали. Пару раз, конечно, он типа нечаянно лупанул шпилькой по особо неприятным пальцам, но владельцы пальцев того не замечали -- стрелки часов перешагнули черту трезвой восприимчивости.
Посетители радостно бросали на стол смятые банкноты, которые Сонечка резво пинал тонкой ногой. (Банкноты профессионально незаметно подбирала Котя, разглаживала их на своем красивом колене и к утру по честному -- две трети себе, треть Сонечке -- делила чаевые). Кто половчее пытался запихнуть купюру за голенище Сонечкиного сапога (к счастью, толстый охранник был тут как тут и пресекал поползновения на неприкосновенность звезды клуба).
--
Красотка, что ты там прячешь под маской?! -- кричал кто-то.
Сонечка зажигал не по-детски. Вдруг произошло нечто. Сонечка ошарашено сполз со стойки, оглянулся воровато и, распихивая острыми локтями бесчеловечное сборище, кинулся к служебному выходу. В ушах трепыхался хаус, и ровно дышать не было никакой возможности.
Откуда-то из темноты, из-за широкого бокала за происходящим скорбно и сочувственно наблюдали два больших зеленых глаза.
***
В кое-как напяленном парике, с размазанным макияжем, на шатающихся ногах ковылял по ночной улице Сонечка. В руке нервно мял отломавшийся правый каблук, шморгал носом и дрожал как вибромассажер.
Разбуженный Митя пытался добиться внятного рассказа о произошедшем, но Сонечка был невменяем. Наконец вырисовалась сцена трагедии.
В порыве танца Сонечка падает на колени... тянутся очередные и внеочередне лапы... Сонечка в эффектно машет головой в рыжем парике... парик летит в бармена, шикарная маска с порвавшейся завязочкой -- в собрание у стойки... неоновый свет слепит синеющий глаз... камуфляжную масочку ловит какой-то прыщавый хмырь... толпа веселится, глядя на разрисованную Сонечкину физиономию...
Митя выслушал события сквозь шлюпы и всхлипы и, сердечно пожелав Сонечке не лошиться в следующий раз, уснул крепче.
Сонечка же никак не мог прийти в себя. Как же так? Как же оно так? Он, такой профе, такой красотка, такой Сладкая Сонечка, любимый и известный так херякнулся? Что ж за жизнь наступила?
--
Эй, цаца, кто тебя так разделал? -- вопнули укуренные рожи из проехавшего мимо нового и сверкающего, стильного-автомобильного, -- Подвезти? А в лобик поцелуешь?
--
Пшли на!.. -- злобно как никогда огрызнулся Сонечка, швырнув в автомобильное каблуком.
Но все же как? Конечно, с работы не погонят, слишком уж он ценен, да и финал, в общем-то получился довольно эффектным, только не вписывалось подобное в прочерченную Сонечкину поведенческую модель. Сонечка ведь знал: выпендриваться -- чревато, а махать головой так и вообще не модно. Обычно бы никогда, ни за что!! В том-то ведь и проблема, стукнуло Сонечку, что не обычно. Что-то совершенно не так. И неудачный автобусный эксперимент, и трагедия на стойке, и позорное бегство сами собой вытекли из чего-то глубинного, онтологического. В любое время Сонечка бы изящно вывернулся из любой неудобоваримой ситуации, не дал бы себе выйти из берегов. Но... И тут Сонечку стукнуло еще раз. За ним следят! Следят же, паскуды! Так и есть, следят! Кому это надо? Заметался по улице Сонечка, забыв про сломанный каблук. Зачем? Если же его рассекретят? А паршивое подсознание только заставляет его творить фигню, привлекая внимание!.. Но раз следит, значит, зачем-то надо? Значит, не плевать? Неужели не плевать?
Сонечка был в смятении. Город смеялся над ним огнями, фастфудами, такси и еще не вполне закрытым метро. А он не вполне понимая случившееся открытие ковылял и не знал, что чувствовать. Не придумал лучшего, забрел в круглосуточный супермаркет, выгреб из-за голенища бабло, которое незапомнившийся поклонник все же умудрился запихнуть, и купил бутыль мартини.
"Да прояснится!" -- повелел Сонечка, налил полную чайную кружку мартини, включил монитор, чокнулся с окомпьютеренным своим отражением и отхлебнул. Крутящиеся мысли замедлили хаотичное вращение.
"У вас одно новое сообщение!" -- поделился радостью почтовый ящик. Неизвестный пользователь с именем- фамилией Freak Duke и адресом freak_duke2015@heygay.com ("Вот оригинально обозвался!" -- скептически хмыкнул Сонечка, даже не удивившись непонятно откуда взявшемуся знакомцу) приглашал срочняком идти в чат такой-то на форум "Эпизоды и случайности". В чате ник Ласковый Лай ("Дальше лучше" --громче хмыкнул Сонечка) тут же позвал в приват. Ну, попробую, сказал кружке мартини Сонечка и тиснул клавишу, оказавшись в чате любимым ником Twiglet.
"Ну что, повеселился сегодня ночью?" -- спросил Ласковый Лай
"сильно!!!!!! Сижу пью! :*[ " -- ответил Сонечка
"Сладкая ты моя Сонечка, с каких это пор ты пьешь, красавица? ; ))" -- удивился Ласковый Лай
"стоп, что за шутки дурацкие?" -- встревожился Сонечка
"или ты предпочитаешь обращение Митя?" -- козырнул Ласковый Лай
"так, бля, ты кто такой? И что это значит? Это ты за мной следишь??????? Я все знаю!" -- совсем перепугался уже и проснувшийся вновь Митя
"ой, какие мы нежные! Это, мила моя, я все знаю. Но ты не бойсь. Я никому ничего не расскажу" -- весело отвечал Ласковый Лай
"а я не верю" -- немного собрался силами Сонечка, подбадриваемый Митей
"как знаешь. А кто пару часов полз из клуба, махал париком? А кому сегодня на автобусной остановке дали в глаз? А кто каждое утро на 48 или первом едет в универ? И у кого это телефончик звонит Синатрой? А на ночь макияж снять забывает кто? И сейчас наверняка вся грязная, неумытая, побитая, сидит, боится?" -- принялся ерничать Ласковый Лай
Сонечка и Митя заодно глянул быстро в настольное зеркало, откуда показалась и правда не самая чистая и целая физиономия. Сонечка почувствовал пятками, как в нем растет холодная и совершенно некомфортная жуть.
"нафига тебе это?" -- долго выпечатывал он совершенно дрожащими пальцами.
Мармеладов не мог шевельнуться. Глубоко в себе к подобному он готовился, но такого не ожидал.
"ладно, пора срывать маски ; " ]]] " -- появилось очередное сообщение Ласкового Лая
"не ехидничай!!!!" -- стреагировал Сонечка
"я к тебе щаз в гости приду" -- попытался удивить Ласковый Лай, но Сонечка решил, что пожалуй хватит удивлений
"валяй!!!!! -- виртуально кивнул он -- а адрес-то знаешь??"
"киса, не забывай, я знаю все!!!!! Жди, вари кофе, профессиональчик мой ненаглядный ХХХ" -- чмокнул клавиатурно на прощанье Ласковый Лай и покинул чат.
Сонечка успокоил Митю, пообещав ему разобраться с непонятным гостем самостоятельно, и направился в кухню готовить двойной эспрессо. Пока он погружался в процесс с особым даже для себя тщанием, внутрь сочилось незамеченное и чем-то дурманящее ожидание. Первобытная надежда.
Дух эспрессо проплыл сквозь дверные щели совершенно вовремя. Кто-то неизвестный снаружи надавил на кнопку.
От звука звонка Сонечке чуть не сделалось дурно. С трудом он добрался до двери и глянул в глазок. Видимость закрыл пышный букет зеленых гвоздик. "Уау!" -- подумал о своем Сонечка и тут же открыл дверь.
--
Ну привет! Послышалось из-за букета, -- Впустишь?
--
Проходи...те -- неуверенно выдавил Сонечка и, пропустив гостя в прихожую, запер дверь.
Букет отодвинулся от лица вошедшего. Сонечка как стоял, так и застыл. На маленького, худенького, все еще грязного и запуганного него пристально и мечтательно смотрели два огромно глубоких переливающихся и зовущих, совершенно нечеловеческих зеленых глаза.
***
На диванчике в комнатке пили из чашечек кофе. Кофе был слишком хорош для беседы. Из толстого бокала на полу на картину глядели зеленые гвоздики. Их лепестки уже начинали неестественно скукоживаться.
Наконец кофе закончился. Настала пора приниматься за разговор. Сонечка был слишком потрясен и абсолютно не годился для роли глашатая. Он невежливо рассматривал пришедшего (для Сонечки он сразу стал "пришельцем"). Пришедший был облачен в узкие стильно потрепанные умеренно синие джинсы, заткнутые в высокие лохматые и безусловно писковые унты, майку сеткой и винтажный вельветовый пиджак. Но не на проскакивавшие там-сям кутюрьешные автографы зырил Сонечка. Он был поглощен тем, что находилось в одежде. Сонечка был изрядным ценителем прекрасного, но такой зверски душещипательной красоты не видел. Пришедший был немного выше Сонечки и почти так же худ. На один из великолепных глаз свисал черный чуб, по сравнению с которым Мармеладовая челка казалась парикмахерским экспериментом тринадцатилетней девочки. Лицо, если бы не цвет глаз-волос, могло бы принадлежать минимум Дориану Грею, Сонечкиному вечному восхищению. В ушах блестели капельки каких-то драгоценных камней (в них Сонечка никогда не был силен), ногти на тонких холеных пальцах точно таких же с точки зрения эпитетов рук были аккуратно покрашены в черный цвет. Когда пришедший поставил чашку на пол и улыбнулся, Сонечку удивили два изрядно вампирских клыка. "Повезло же кому-то с внешностью" --ощущал кончиками волос Сонечка, не в силах оторваться.
--
Ну, хватит уже! -- видимо довольно, слегка польщенно и совсем малость смущенно начал пришедший, -- Обратите сударь внимание на мою личность! Все равно, если совсем по-честному, экстерьер не мой, а заслуга пластических хирургов и косметических средств. Я, видишь ли, как и остальные присутствующие здесь, активно занимаюсь себятворчеством. Ну, да ведь это мелочи. Хотя какие приятные!
--
Ага... -- все еще немного не в себе бормотнул Сонечка, и тут же, вспомнив произошедшее, спросил, -- Так ты все-таки кто?
--
Считай меня Альтернативным Мессией, бесполым ангелом, спустившимся с голубых небес, чтобы наставлять на путь истинный заблудших трансвеститов, -- издевательски покачал головой пришедший,-- Ну, как ты думаешь, кто я?
--
Офигенно красивый чувак! -- честно сказал Сонечка.
--
Ценю искренность, в точности такой, как я и полагал, -- ухмыльнулся пришелец, -- На самом деле я тот, кто тебе, судя по последним событиям в мире, сейчас необходим как, например, ваниль для кофе. Можешь называть меня Ломтик.
Почему Ломтик, Сонечка вникать не стал. Он понял, что, видимо, у пришельца не все в порядке с псевдонимами. Ломтик так Ломтик. Прикольно.
--
Теперь объясняй, откуда ты все про меня знаешь? -- счел нужным спросить он.
--
Лапуся, я давно, как ты уже догадался, за тобой слежу. Считай, что я, допустим, из КГБ, -- ответствовал Ломтик.
--
Но мысли, мысли-то нигде не прописаны! -- искал лазейки Сонечка.
--
Кисуня, я тонкий психолог, -- загадочней улыбался Ломтик.
--
Но все-таки, зачем тебе я, я ведь совершенно не представляю ничего интересного! -- сокрушался Сонечка.
--
А вот в этом, милочка, ты сильно ошибаешься, -- нахмурился Ломтик, -- ординарность плоская мне ни к чему! Ты - персона колоритная. К тому же, если ты, дурашка, еще не понял, я без тебя который день уж не могу жить. Ночами рыдаю.
Ломтик что-то объяснял. Говорил и говорил. Сонечка сидел, слушал, ничего не понимал. От нереальности происходящего его начинало изрядно колбасить. В конце концов Сонечка просто начал засыпать.
Ломтик бережно смыл с Сонечкиного лица растекшийся грим, бережно переодел его в пижаму с медведями и бережно накрыл одеялом. Сидел рядом и ждал, когда Сонечка заснет окончательно. А потом читал сонечкины бессвязные полудневниковые записи в компе.
***
Ломтик в Сонечкиной квартире чувствовался великолепно. Сонечка не возражал. Он был умиротворен и спокоен. Пару дней, пока с глаза постепенно сползала синь, Ломтик приносил Мите из универа задания, рассказывал о событиях в наружном мире и развлекал танцами на кухонном столе.
Практически поселился в умеренном сонечкином жилище. Сонечке нравилось, что кто-то вот так просто о нем заботится, и он пользовался преимуществами своего нового статуса как только мог.
Ломтик вывозил его в своем клевом серебристом битле на ночные прогулки по городу, показывал неизвестные уголки и знакомил с полезными людьми. Искал Сонечке доходные местечки и пробивал шоу. Пиарил Сонечку вовсю, что существенно повышало материальное Сонечкино благосостояние. Возвращал уставшего после работы Сонечку домой. Таскал ему самые модные пластинки, самые стильные аксессуары, пропуски на самые закрытые вечеринки. Приучал к салонам красоты. Самолично стайлил Сонечку. Гладил рубашки. К утру, когда, изможденный барными танцами, Мармеладов укладывался спать, читал ему сказки на английском и французском. Если Сонечка плакал во сне (случалось это нередко благодаря посещавшим его с завидной периодичностью жутким и совершенно необъяснимым авангардным кошмарам с летающими стульями, старой обувью и тетками-контролершами), Ломтик заплетал его пряди в тонкие косички мягкими холеными руками, тихонько дул на лоб и мурлыкал что-то невнятно успокаивающее, от чего Сонечка мгновенно проваливался в сон. Сам Ломтик спал редко, на диване, а на предложения Сонечки пробрести для него удобную кровать отказывался.
Главная прелесть была в возможности хвастаться ежедневно своим превосходным двойным эспрессо (хотя Ломтик и предпочитал ванильный латте, исправно пил изготовленный Сонечкой напиток, дабы доставить ему удовольствие).
Мармеладов так и не понял, как это он мог позволить совершенно непонятному и незнакомому субъекту втоптаться в его жизнь, распоряжаться всем внаглую. Однако оно было приятно. Еще приятней было перестать самостоятельно решать все за двоих, предоставить прекрасноликому Ломтику распоряжаться Мармеладовыми поступками, мыслями, желаниями и даже гардеробом. Позволить себе капризничать и лениться. Мармеладовое целое единодушно блаженствовало, хотя и понимало прекрасно, что им манипулируют и по-свински пользуются, хотя и не могло посчитать, каким образом.
Ломтик взялся из места, известного исключительно ему, и кэш у него имелся мистическим образом, и весь жизненный уклад составлял жирный лоснящийся вопросительный знак. Недоброжелатели (в основном обделенные ломтиковым вниманием личности, никогда его лично не знавшие, или знавшие плохо, но вообще-то Ломтика никто не знал хотя бы удовлетворительно) утверждали, что Ломтик далеко не всегда был Ломтиком, а большую часть существования провел в виде непонятной жэнщчыны, и ему уже совершенно больше тридцати восьми с половиной, и на самом-то деле он -- среднестатистическое воплощение обезличенных комплексов и стереотипов. Однако Митя обращал внимание исключительно на то, что Ломтик может научить его замечательно новым выражениям на незнакомых языках. А Сонечка -- на безупречный вкус, по сравнению с которым его, Сонечкино (хотя он и считал себя ценителем, знатоком и эстетом в сравнении с ползавшей вокруг серостью) чувство стиля казалось глубоко и провинциально запущенным. С каждым днем Мармеладов все больше убеждался, что темнокудрый красавец и правда прибыл с другой планеты. Где живут исключительно красивые, стильные, отличающиеся и запредельно клевые. Мармеладов тщился попасть на эту планету. Но Ломтик отрицал существование оной, хотя ни имени его, ни адреса, никто так никогда и не узнал.
Ломтик потихоньку перекраивал Мармеладова.
--
Зачем раздваиваться? -- говорил он, -- Зачем ходить в универ в этих отвратительных тряпках? Ты прекрасен и так. Если они чего-то не понимают, им же хуже. Главный ценитель ведь я! Конечно, весело играть роли разные, еще веселее провоцировать. Ты уже дорос до того, чтобы показать всем... кузькину троюродную тетю...
Мармеладов спорил, не соглашался, и вскоре начал надевать даже на пары пижонские брючки, унисексные маечки и куртки с меховыми воротниками, делать останавливающие взгляд причехи, подкатывать к старому дешево отремонтированному зданию на шикарном Ломтиковом средстве передвижения с владельцем в роли водителя.
"Че-то не то..." -- неодобрительно качали головой вахтерши. "А парень-то зацвел!" -- подмигивали друг другу преподы. Девушки ни с того начинали порываться вешать себя на шею "этому Мармеладову, такому миленькому, симпатичненькому, и как это я, дура, раньше его не замечала". Парням почему-то Митины метаморфозы не нравились, и если бы не неизвестно из каких зерен выросшая в Мармеладове самоуверенная наглость, был бы он неоднократно прижат к стене и даже возможно неприятно бит. Встретив в коридоре как-то раз давно уж забытую облезшую Любоф, Митя ее даже (почти) не заметил, чем был бесконечно горд.
И вот как-то раз, засовывая в себя очередной кусок модного пирожного (с Ломтиком, жравшим сладости оптовыми париями и, разумеется, ни капли не увеличивавшемся в размерах, Сонечка даже подсел на торты и почти незаметно оброс мясом) в полунереальной затканной дымом тусовочной кофейне, куда они с Ломтиком заехали поторчать вместо ужина, Сонечка был сильно озадачен своим дружком. Ломтик, аккуратно отряхивая с Сонечкиного воротника крошки фиолетовым блестящим носовым платком (бережно собранная и сложенная в антикварную черную шкатулку коллекция этих преполезных вещиц -- единственная вещь, привнесенная Ломтиком в Сонечкину обитель -- составляла более 500 экземпляров), заявил:
--
Детка, а почему ты еще не открыл школу трансвеститов? Ты же - лучший профессионал в этом городе, желающих поучиться, или просто позырить, найдется немеряно. Вот и найдется область применения для твоих выдающихся способностей. Подумай, кисуня, а я пока займусь организацией.
Сонечка для виду подавился пирожным, но уже в следующую минуту решил, что лучшего предложения ему не делали. "Какой же я везучий гад!" -- расплылся он в улыбке, глядя на потрясающую, пусть и крашеную, черную челку. "Может, и мне перекроить себя слегка?" -- скользнуло где-то в задних мыслительных рядах.
"Да уж, милочка, вряд ли ты когда-либо будешь счастливей..." -- тайно и немножко издевательски упивался Ломтик.
***
--
Та-а-ак, мальчики! -- Сонечка похлопал руками в перчатках до локтя над головой, пощелкал пальцами -- Работаем бедрами. Аккуратно, четко, но плавно. Ну пошли! Вправо, влево, вправо... Отличненько, молодцы, молодцы.
Сонечка прошелся непринужденно и сексапильно от окна во всю стену до такого же зеркала из одного конца зала в другой, провожаемый восхищенными взглядами группки из человек семи с половиной начинающих трансвеститов.
Сонечка самозабвенно передавал им знания и умения своего высокооплачиваемого ремесла.
Контора процветала. Сначала запуганные желающие поучиться звонили с чужих телефонов, приходили в темных очках в пол-лица (что, впрочем, совершенно не очень скрывало их идентичности). Отказывались на первом же занятии натягивать колготки и становиться на шпильки. Жаловались, что задание "накрашенным по-клубному проехать до дома в общественном транспорте" -- негуманное, и они обязательно будут кем-то подцеплены.
Сонечка был, как всегда, целеустремлен и настойчив, порой даже диктаторствовал. Вскоре посетителей "Первой в городе трансвестийной школы, обучающей базовым навыкам искусства перевоплощения".
Ломтик организовал офигенную рекламную кампанию, запустил ролики по самым модным телеканалам и радио, собрал пресс-конференцию и заставил Сонечку появляться на публике исключительно в запоминающемся амплуа Твигги. От ночных клубных выездов даже не подумал отказаться. Сладкая Сонечка превратилась в бренд года и кумира юных. Частенько в Сонечкину школу забегали, желая записаться, женские особы, но Ломтик нарисовал на фанерке табличку "Телкам вход воспрещен", и категорически запретил им появляться в сакральном заведении. Мармеладова это слеготца огорчило, но он легко пережил. Он был холодный. Сам Ломтик еле-еле его растопил, и то не сильно заметно.
Единственное место, где Мармеладов выторговал себе возможность появляться не-Сонечкой, был универ. Митя никак не желал отказываться от хороших оценок и пропускать лекции и не особо восторгался Ломтиковой активностью в отношении жизни, частью которой он как-никак был (хотя и его таращило не по-детски от загадочной личности). Он почти уже расстался с мечтами расстаться с Сонечкой. Забил на одиночество и свободу. Приучился прятаться за красочным Сонечкиным фасадом. Стал потихоньку скукоживаться и прятаться. Иногда на него набегали приступы панического страха, что вот-вот, еще секунда -- и он окончательно откажется от изначальной своей сущи. Правда, они тут же проходили, когда Мармеладову приходило в голову, что вдруг когда-нибудь не надо будет больше двоиться в зеркале, расползаясь на самостоятельных и уже не очень симпатичных друг другу индивидов. Больше всего Митю угнетало, что с таким перенапряженным графиком он может вполне разучиться варить выдающийся двойной эспрессо. Но чаще всего ему казалось, что он просто ревнует Ломтика, который, разумеется, намного большую часть себя предпочитал предоставлять Сонечке.
Сонечка снимался в клипах, раздавал интервью и автографы, распивал коктейли и выплясывал на барной стойке. Митя тихо учился и завидовал. Но все же подозревал, что крашеные, хоть и не в блондов, особы непостоянные. Притаился и ждал. И вот в один прекрасный день дождался.
***
Вечером Мармеладов вернулся откуда-то, сейчас неважно, откуда, домой. Сегодня он попросил Ломтика не заезжать за ним -- иногда от переполнявшей благодарности Мармеладову становилось стыдно за собственное изредка пролезавшее ничтожество, и был вот такой день.
Сразу ощутилось отсутствие. Пустота прыгнула на него из открывшихся с легким скрипом дверей и начала давить. "Что это?" -- не разобрался он сразу. После понял. Но сделать ничего уже было нельзя.
Ломтик пропал. Растворился. Дематериализовался. Его просто не стало.
Коллекция носовых платков, такая полная и раритетная, понуро стояла в антикварной шкатулке на полу посреди кухни. Больше от Ломтика не осталось ничего. Даже запах дорогого по собственному рецепту изготовленного парфюма забрал с собой. "Почему?" -- удивился Митя. "За что?" -- тупо глядя на ошметки такого большого и вроде бы светлого, вопросил Сонечка и кинулся к ноутбуку отсылать мыло.
"Ты где?"-- писал Сонечка "Ломтик, куда пропал? Напиши хоть пару букв!! Ломтичек! Куда ж я без тебя? Мне здесь нечего делать! У меня нет больше места, только ты его для меня расчищал!!" -- писал Сонечка. "Пожалуйста, возвращайся! Хотя бы объясни, где ты и как!!!" -- писал Сонечка на адрес freak_duke2015@heygay.com. Послания уходили в никуда. Нет такого ящика, нет! Хватит насиловать клавиатуру! Да не ответят тебе! Да ты вообще уверен, что он на самом деле был? Да ты просто шизоид! Вали отсюдова! -- Сонечке виделась злая ухмылка монитора. Легче не становилось.
"Где Ломтик? Где?" -- кричал с балкона.
"Вы не видели Ломтика?" -- спрашивал у каких-то прохожих, изрядно пугая их бегающими глазами и трясущимися конечностями.
"Как это не знаете? Он такой... такой... самый клевый! Какие у него шмотки!" -- вопил изо всех легочных сил.
***
Сонечка кусал запястья. Бил изрезанными кулаками зеркала. Кромсал неточеными маникюрными ножницами ухоженную челку. Царапал накладными ногтями стены. Пил неразбавленное бырлище и старательно швырял бокалы в пол. Прыгал дизайнерскими носками по осколкам. Не ел. Колотил себя по костистым бедрам и обзывал "жирным чудовищем". Не учился. Не ходил на работу. Не отвечал на звонки. Рвал одежду. Писал на коже несмываемым маркером ругательства. Плевался в монитор. Заворачивался в теплое одеяло, садился у батареи и трясся от холода. Не выходил днями из дома. По ночам выбегал в одних трусах на улицу и прыгал головой в сырые стога прелых осенних листьев.
Сонечка уверенно и целенаправленно занимался саморазрушением. Митя вообще перестал проявлять активность. Жизнь вконец потеряла внятные очертания.
Эта осень прошла мимо Мармеладова. Он и так не особо жаловал смену времен года (не жарко и слегка туманно все дни в году -- самое то). А сейчас вообще ничего не видел, кроме расползающихся по городу из его шаткой ментальности авитаминоза и депрессняка.
Мармеладов застыл и закрылся, совершенно не разобравшись в произошедшем. Неожиданно его отпустило. Нервы взбунтовались против постоянной эксплуатации и заставили сесть на строгую эмоциональную диету. Единственное чувство, остававшееся в Мармеладове, представляло низкокалорийную, дремучую и вполне тошнотворную смесь опустошенности, грусти и слегка презрительной брезгливости по отношению к собственному "я-я".
Сонечка тупо днями варил кофе. Митя редко выползал в магазин за пожрать и безучастно пялился на похождения придуманных теликом людей. Друг с другом не общались. Только вечерами потихоньку дошивали из постиранных, выглаженных и надушенных носовых платков Ломтика пижаму. "Как будто бы он рядом" -- рассуждал Сонечка. "Давно пора уже сменить ночнушку" -- думал Митя.
Иголка мерно проткала ткань и покалывала хрупкие ухоженные пальцы с покрытыми черным лаком ногтями. Из колонок негромко звучал грустный норвежский трип-хоп. Сонечка постоянно покупал один и тот же диск. Слушал. Диск вышибал слезу. Сонечка доставал его, швырял на пол, давил каблуком. Снова покупал. В одном и том же магазине. Продавцы имели парочку в запасе. Они шустро просекли фишку. Потрескивала от огня сковородка на плите. За окном туманило. Дождь пробирался сквозь неплотно прикрытой балконной двери и забирался пронырливой сыростью в Мармеладовую сущь. Мармеладов шил пижаму. Старательно выстраивал ее по цветам и тканям, дизайнерским росчеркам.
Такой красивой пижамы и у кого никогда не было. По крайней мере из моих ипостасей, готовился Мармеладов.
Мармеладов закончил работу и ослаб. В пижаме родной и близкой сидел под одеялом. Чихал и кашлял в потолок. Жрал столовыми ложками малиновый джем -- единственную нашедшуюся в супермаркете альтернативу давно не еденному варенью. Листал пальцами ног выписанные еще давно когда-то, в совершенно прошлой жизни (ах черт, да сколько же их у него, этих жизней? Сам бедняжка сбился со счета. А калькулятор-то сломан...) Ломтиком глянцы из чужих миров, продолжавшие приходить по инерции. Изредка между страниц пробегала черноволосая зеленоглазая тень.
***
За белым окном пер белый снег. Густой как манная каша.
В мобильном будильнике задергался один из мало кому известных, но нежно любимых когда-то Ломтиком диджеев. (Синатру Мармеладов не хотел отменять, но так уж само получилось. Синатра обиделся и самоудалился. Пустота расползалась.) Сонечка оторвал было голову от подушки, но тут же кинул ее на прежнее место -- звонили Мите. Тот крепко дрых, напившись молока с медом. Телефон затих и через минуту всхрюкнул эсэмэской.
На этот раз Митя поднял то, что помещалось на костлявых плечах и отказывалось связывать мысли. Нажал кнопку.
"Мармеладов, что с тобой? Где ты? Срочно вызывают в деканат! Если завтра не появишься, подадут на отчисление!! ;))) " -- сообщала радостно староста, еще одно никак не запоминаемое Мармеладовым имя.
"Че лыбишься, дура?" -- огрызнулся Митя смайлику и резво подпрыгнул на кровати.
Вихрем принеслись мысли об учебе, клубе и школе трансвеститов ("А я ведь им даже аттестаты не вручил!!!"), об Оскаре Уайльде и Твигги, наконец, о прекрасном, мастерски сваренном двойном эспрессо.
--
Мармеладов, ну ты и херяк!!!!!! -- очень громко и дико весело сказал в манную белизну Сонечка. И пошлепал на кухню варить кофе.
Сонечка танцевал вокруг плиты, распевал что-то глупое и был весьма собой доволен. В конце концов, кому нужны все эти страдания? Сонечка доварил двойной эспрессо, аккуратненько налил в коллекционную чашечку и сделал долгий глоток. Открыл холодильник, добавил молока и немножко ванильного сиропа. "Н-да... не буду я уж прежним" -- деланно вздохнул.
...В изрядно зимние сумерки на крышу дома выполз тепло одетый Сонечка в самых непровых из своих старых шмоток, совершенно без прически, зато со средних размеров картонным ящиком в руках. Он вытер рукавом подратой куртяхи нос, опустил ящик у кучки грязных и местами даже битых бутылок и пачек из под чипсов, и подошел к краю крыши. "Эй, ты что надумал?!" -- забеспокоился было Митя. "Расслабься -- отрезал Сонечка, -- Ничего я этакого не сделаю, пацан..."
Перед Мармеладовым распростерся завораживающий вид среднеарифметического двора, где в присыпанной снегом песочнице стоял жирненький снеговик, чьей-то щедрой рукой подписанный на груди "Быча- лох!". На карусели юная банда второгодников-маргиналов выражала протест господствующей культуре вполне традиционными способами. Сонечка хмыкнул одобрительно, плюнул вниз, и, так и не попав ни на кого, повернулся было идти к своему ящику.
В урбанистической вышине было не только его тело.
Напротив... И снова Мармеладов (ну почему когда что-то начинает происходить, оно непременно повторяется?! -- пронеслось злобно), как и вроде бы недавно, но на самом-то деле неожиданно давно, застыл. На грязной крыше (ах, юность, юность!..), в снегу и осколках бутылок, между непонятного происхождения кусков арматуры на Мармеладова незамутненным взором глядела Твигги. Подведенные черным глазки, тончющие ноги в черных колготках, выглядывающие из-под очевидно чужой бесформенной куртки...
"Глюк!" -- с новоявленным скептицизмом констатировал Сонечка.
--
Привет! -- сказала Твигги, -- А ты тут че?
--
А ты? -- все еще считая Твигги трехмерным плодом больного воображения, спросил Сонечка.
--
Я первая спросила! Я люблю ходить по крыше, это так... непопсово. Мы с друзьями тут фотосессии устраиваем.
--
А ты... ты в роли модели, конечно? -- обрадовался Сонечка общительности глюка.
--
Не! Модели - дуры, я - фотограф и стилист! Не хочу быть моделью, хочу работать мозгами! -- сморщил лицо глюк.
"Ну, и чем же ты работать будешь с такими мыслями, дура? -- разозлился Сонечка, -- Да с такой красотой... на фиг мозги?!!!!!"
"Эй, придержи коня, -- вежливо попросил Митя, -- Девушка хороша!"
--
Тебе никто не говорил, что ты похожа на Твигги? -- кисло-сладко подкатил Мармеладов.
--
На кого-о-о? Ни на кого я не похожа!!!!! -- неожиданно ощетинился глюк.
--
Ой, ну не злись, -- попытался загладить рукав куртки Твигги Митя.
--
Что это? -- встрепенулась Твигги, схватив Мармеладова за руку в беспальцевых перчатках, -- Ты красишь ногти?
Ну вот, забыл, лак снять, как всегда...
--
Класс! -- расплылась Твигги, -- Ты, наверное, гей? Обожаю геев! Это так непопсово! Я хотела бы их фоткать! Можно я тебя сфоткаю?
"Тьфу, пустота! -- совсем разозлился Сонечка, -- Гей, ногти крашеные! Да вы все вообще хоть что-нибудь понимаете? Все глубже, глубже гораздо, и тебе, корове худой, и всем остальным тонуть и тонуть до такой глубины!.." Его партизанское молчание затрещало по швам и разлезлось:
--
Пшла! Никакой я тебе не гей! И нефиг лезть! Куда тебе до Твигги! Куда тебе до Ломтика! До меня даже! Иди, фотографируй своих безвкусных подружек! Вали-вали!
Твигги от неожиданности выпучила по всем правилам подведенные глаза, из которых начало капать.
--
Сам ты иди! -- крикнула она и рванулась было к двери. Мучимый совестью за Сонечку Митя схватил Твигги за рукав и попросил прощения.
--
Ладно. Забыли, -- хлюпнула Твигги и ушла с крыши.
"Чего ты?" -- удивлялся Митя. "Да не знаю" -- не шел на контакт Сонечка. Ему было противно за себя и за Твигги. Идеал оказался неподходящим. Единственный подходящий идеал исчез. Он не мог его удержать. Он даже не догадывался, что все будет так. Он был самостоятельная личность. Сам терял. Сам прогонял. Сам обижал. Сам убивал надежду свою и чужую. Ему было мерзко и изрядно приятно. Смотреть на собственный двойной, можно даже сказать квадратный, полураспад.
Мармеладов наконец-то был один. Он спокойно снял куртку и открыл картонный свой ящик.
Из ящика извлеклась черная антикварная шкатулка, самая прекрасная в мире пижама и небольшая бутылочка. Из кармана погрызенной куртки материализовался коробок спичек.
Сонечка вздохнул над пижамой, разложил ее аккуратно на кучке осколков, полил жидкостью из бутылочки и деловито поджег с краю. Пижама начала гореть тонкой полоской красивым зеленовато-голубым огоньком, изрядно воняя.
Сонечка уселся в снег перед шкатулкой, открыл ее и начал по одному доставать дизайнерские носовые платки. Подкладывать к пижаме.
"Горите-горите!" -- с радостным мазохизмом лыбился Сонечка. Митя грустно смотрел на пламя.
***
Сумеречную крышу огласил вопль отчаяния, боли и безысходности.
Полетели вороны. Забибикала сигнализация. Второгодники-маргиналы прервались на минуту.
Над кучкой осколков, пачек от чипсов и полусгоревшей ткани сидел симпатичный молодой человек с накрашенными ногтями в затасканной одежде и, разрезая руки, обжигая пальцы, пытался вытащить из огня остатки самой прекрасной в мире пижамы.
--
Идиот! Конченное ничтожество! -- бормотал молодой человек. Было поздно. Пижаму спасти не удалось.
... Мармеладов уже кинул в огонь все носовые платки. Хотел было для удобства сожжения отломать крышку от шкатулки, царапал ее и бил о крышу, но вместо крышки отлетело второе дно. Вместе с ним вылетело несколько кусочков ткани.