2. РОССИЙСКОЕ ОБЩЕСТВО НА МОМЕНТ НАЧАЛА ПРОЦЕССА СЕЛЕКЦИИ
В 1908 году Лев Николаевич Толстой опубликовал свою знаковую статью под названием "Не могу молчать", в которой обличал безнравственный обычай смертной казни в современной ему Российской империи. Вот несколько интересных отрывков из этой статьи.
"Знакомый мне живописец задумал картину "Смертная казнь", и ему нужно было для натуры лицо палача. Он узнал, что в то время в Москве дело палача исполнял сторож-дворник. Художник пошел на дом к сторожу. Это было на святой. Семейные разряженные сидели за чайным столом, хозяина не было: как потом оказалось, он спрятался, увидев незнакомца. Жена тоже смутилась и сказала, что мужа нет дома, но ребенок-девочка выдала его.
Она сказала: "Батя на чердаке". Она еще не знала, что ее отец знает, что он делает дурное дело и что ему поэтому надо бояться всех. Художник объяснил хозяйке, что нужен ему ее муж для "натуры", для того, чтобы списать с него портрет, так как лицо его подходит к задуманной картине. (Художник, разумеется, не сказал, для какой картины ему нужно лицо дворника.) Разговорившись с хозяйкой, художник предложил ей, чтобы задобрить ее, взять к себе на выучку мальчика-сына. Предложение это, очевидно, подкупило хозяйку. Она вышла, и через несколько времени вошел и глядящий исподлобья хозяин, мрачный, беспокойный и испуганный, он долго выпытывал художника, зачем и почему ему нужен именно он. Когда художник сказал ему, что он встретил его на улице и лицо его показалось ему подходящим к картине, дворник спрашивал, где он его видел? в какой час? в какой одежде? И, очевидно, боясь и подозревая худое, отказался от всего.
Да, этот непосредственный палач знает, что он палач и что то, что он делает, - дурно, и что его ненавидят за то, что он делает, и он боится людей, и я думаю, что это сознание и страх перед людьми выкупают хоть часть его вины". (Л.Н. Толстой, "Не могу молчать", Собрание сочинений, Том 16, М., Художественная литература, 1964)
Лев Николаевич не указывает хотя бы примерно, в какие годы в российском народе бытовало такое отношение к профессии палача и к смертной казни вообще. Но его рассуждения позволяют предположить, что речь идёт о конце XIX или самом начале XX века. Вот ещё один фрагмент этой статьи на ту же тему:
"Недавно еще не могли найти во всем русском народе двух палачей. Еще недавно, в 80-х годах, был только один палач во всей России. Помню, как тогда Соловьев Владимир с радостью рассказывал мне, как не могли по всей России найти другого палача, и одного возили с места на место. Теперь не то.
В Москве торговец-лавочник, расстроив свои дела, предложил свои услуги для исполнения убийств, совершаемых правительством, и, получая по 100 рублей с повешенного, в короткое время так поправил свои дела, что скоро перестал нуждаться в этом побочном промысле, и теперь ведет по-прежнему торговлю.
В Орле в прошлых месяцах, как и везде, понадобился палач, и тотчас же нашелся человек, который согласился исполнять это дело, срядившись с заведующим правительственными убийствами за 50 рублей с человека. Но, узнав уже после того, как он срядился в цене, о том, что в других местах платят дороже, добровольный палач во время совершения казни, надев на убиваемого саван-мешок, вместо того чтобы вести его на помост, остановился и, подойдя к начальнику, сказал: "Прибавьте, ваше превосходительство, четвертной билет, а то не стану". Ему прибавили, и он исполнил.
Следующая казнь предстояла пятерым. Накануне казни к распорядителю правительственных убийств пришел неизвестный человек, желающий переговорить по тайному делу. Распорядитель вышел. Неизвестный человек сказал:
"Надысь какой-то с вас три четвертных взял за одного. Нынче, слышно, пятеро назначены. Прикажите всех за мной оставить, я по пятнадцати целковых возьму и, будьте покойны, сделаю, как должно".
<...>
О казнях, повешениях, убийствах, бомбах пишут и говорят теперь, как прежде говорили о погоде. Дети играют в повешение. Почти дети, гимназисты идут с готовностью убить на экспроприации, как прежде шли на охоту.
<...>
Ведь вы, прежде чем быть палачами, генералами, прокурорами, судьями, премьерами, царями, прежде всего вы люди. Нынче выглянули на свет Божий, завтра вас не будет. (Вам-то, палачам всякого разряда, вызывавшим и вызывающим к себе особенную ненависть, вам-то особенно надо помнить это.) Неужели вам, выглянувшим на этот один короткий миг на свет Божий - ведь смерть, если вас и не убьют, всегда у всех нас за плечами, - неужели вам не видно в ваши светлые минуты, что ваше призвание в жизни не может быть в том, чтобы мучить, убивать людей, самим дрожать от страха быть убитыми, и лгать перед собою, перед людьми и перед Богом, уверяя себя и людей, что, принимая участие в этих делах, вы делаете важное, великое дело для блага миллионов?". (Л.Н. Толстой, "Не могу молчать", Собрание сочинений, Том 16, М., Художественная литература, 1964)
Нам, хорошо знакомым с историей России, остаётся только удивляться наивности великого писателя, старательно не замечавшего свойственную народу русскому природную жестокость и бессердечие, с которыми не смогло справиться тысячелетие христианства. Льву Николаевичу и в страшном сне не могло привидеться, что всего через несколько лет в России обнаружатся тысячи, десятки тысяч добровольных палачей, которые станут истязать и убивать соплеменников даром, просто так, "из любви к искусству".
Нередко в среде интеллектуалов можно услышать недоумения по поводу того, каким образом страна высочайшей культуры, давшей миру таких гениев, как Иоганн Вольфганг Гёте, Фридрих Шиллер, Генрих Гейне, Альбрехт Дюрер, Иоганн Себастьян Бах, Людвиг ван Бетховен, Эммануил Кант, Георг Гегель, Карл Фридрих Гаусс, Георг Кантор и сотни и тысячи других выдающихся имён, могла скатиться до национал-социализма и оказаться во власти таких моральных монстров, как Гитлер и его подручные?
Такое же рассуждение можно отнести и к русскому народу, давшему человечеству Пушкина, Лермонтова, Толстого, Достоевского, Чехова, композиторов Бородина, Римского-Корсакова, Чайковского, Мусоргского, художников Айвазовского, Васнецова, Левитана, Врубеля, всемирно известных учёных математика Лобачевского, химика Менделеева, физиолога Павлова и сотен других выдающихся мыслителей и деятелей культуры. Каким же образом вылезли на свет божий из этого талантливого народа такие кровавые монстры, как Ленин, Сталин, Ежов, Вышинский, Абакумов и сотни тысяч других живодёров и палачей?
Как это ни странно, на самом деле ничего удивительного в этом нет. Дело в том, что число великих деятелей культуры и науки в любой стране, нации, расе составляет исчезающие доли процента, влияние их на сознание масс незначительно и социальная структура общества от их достижений практически не зависит. Гораздо более важную роль играют политики, популисты, "харизматические" личности, их непосредственное окружение, зачастую готовое на любые преступления в процессе борьбы за власть, а также малообразованные массы, легко поддающиеся обману, лживым обещаниям и манипуляциям сознания.
Об этом прекрасно сказал японский писатель Акутагава Рюноскэ: "Слабость свободомыслящих состоит в том, что они свободомыслящие. Они не готовы, как фанатики, к жестоким сражениям". Добавим к тому же, что и нравственные принципы порядочных людей не позволяют им пытать и убивать себе подобных, поэтому всевозможные изуверы, психопаты и упыри обладают по сравнению с ними огромными преимуществами.
События 1917-1918 годов, предшествовавшие официально объявленному большевиками 5 сентября 1918 года Красному террору, говорят нам о том, что уже и к тому времени в российском народе было более чем достаточно экземпляров, не только готовых пытать и убивать, но совершавших подобные бесчеловечные действия с энтузиазмом и удовольствием. То есть - были клиническими психопатами или, в гораздо больших масштабах, социопатами. Ведь это значит, что все эти изуверы были частью народа России и раньше, просто не проявляли своей звериной сущности в страхе перед законом и справедливым наказанием. А как только почувствовали, что можно безнаказанно издеваться над людьми и убивать их, и что это даже поощряется новой властью, так сразу же их психопатические наклонности проявились во всей красе.