Ренко Джордж : другие произведения.

В38. Большой Террор

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  38. БОЛЬШОЙ ТЕРРОР
  
  38.1. Что это было?
  
  История России-СССР под властью большевиков-коммунистов насквозь пропитана насилием и беззаконием. Иногда давление на население несколько ослабевало, но затем неизменно снова усиливалось. Террор начался сразу же после Октябрьского переворота. Поначалу он был довольно хаотичным, почти неуправляемым. Постепенно большевики подмяли его под свой контроль. Красный террор, гражданская война. Население бывшей империи уничтожалось слоями - "классами": "буржуи", церковники, интеллигенция, белогвардейцы, казаки, члены иных политических партий. Были потоплены в крови многочисленные крестьянские восстания, восстание моряков Кронштадта. Срочно создавались истребительные концентрационные лагеря для белогвардейцев и крестьянских заложников: в Пертоминске, Холмогорах, Архангельске и так далее. Началась разруха и голод. Ленину пришлось срочно отступить и объявить НЭП - новую экономическую политику.
  
  Частичное разрешение на торговлю и частное предпринимательство довольно быстро позволило стране подняться из руин, хотя массовый голод 1921-1922 годов предотвратить уже не удалось - было слишком поздно. Вымерло от 5 до 6 миллионов человек. Репрессии временно смягчились, но, конечно, не прекратились. В это время с известного Соловецкого лагеря начинает формироваться система ГУЛАГа.
  
  НЭП фактически был свёрнут в конце 1928 - середине 1929 года. Первая пятилетка в промышленности, насильственная коллективизация, "ликвидация кулачества как класса" породили новую волну сопротивления крестьянства и ответную волну насилия со стороны большевистской власти. Точное число "кулаков", репрессированных "по 1-й категории" (расстрел), неизвестно. Историки оценивают общее число раскулаченных, включая членов семей, в два с лишним миллиона. Из них более 1,8 миллиона были сосланы в гиблые необжитые места, где они массово вымирали.
  
  После этого был Беломорканал, размножившиеся лагеря ГУЛАГа, массовый голодомор 1932-1933 годов, унёсший жизни около 7 миллионов. В результате двадцатилетней репрессивной политики была проведена жёсткая негативная селекция населения, реальные и фиктивные противники большевистского режима были уничтожены, численность населения лагерей и мест ссылки стала исчисляться миллионами, обыватели превратились в запуганное стадо. Казалось бы, цель большевиков достигнута и пора бы уже немножко успокоиться. В действительности эра репрессий только начиналась.
  
  "Террор действительно был Большим. По городам и весям сверху были разосланы квоты: сколько человек следует расстрелять и сколько посадить. Стахановцы заплечных дел тут же наперебой бросились умолять московское начальство эти лимиты увеличить, что во всех случаях и было милостиво разрешено.
  
  Процесс пошёл. В среднем примерно одна тысяча человек в день после чудовищных пыток и истязаний получала свою законную пулю в затылок. Менее, чем за два года было расстреляно почти 700 тысяч, не считая запытанных до смерти, да ещё порядка миллиона отправились подыхать в лагеря ГУЛАГа. При этом бóльшая часть репрессированных состояла из простых рабочих, крестьян и служащих.
  
  В пыточных следственных отделах НКВД арестованных подвергали изощрённым пыткам, заставляя назвать имена "соучастников" вымышленных заговоров. Пытаясь остановить невыносимые мучения, люди оговаривали своих знакомых и даже родственников, после чего новые волны арестов накатывали на страну.
  
  Нравственные и физические мучения коснулись не только самих репрессированных, но и их родных и близких - отцов, матерей, жён, детей. Жён "врагов народа" заключали в лагеря на срок не менее 5-8 лет. Наиболее известным из таких лагерей был АЛЖИР (Акмолинский лагерь для жён изменников родины в Казахстане).
  
  Детей "врагов народа" либо отправляли в лагеря-колонии НКВД, либо водворяли в детские дома особого режима. И обычные-то детские дома в СССР были заведениями не радостными - голодными, нищенскими. Дети в них были лишены родительской заботы и ласки, часто их били воспитатели, заедали клопы, было множество и других каждодневных неприятностей. Но жаловаться было некому.
  
  Сталин закрепостил не только мужчин и женщин, но и детей. Несовершеннолетних подростков, к возрасту которых к тому же могли приписать два-три года, отправляли работать на заводы, нередко на тяжёлую мужскую работу, в горячие цеха, в железнодорожные депо и т.п. Особенно широко использовался детский труд в годы войны.
  
  Прекратился Большой Террор в один день, 17 ноября 1938 года, постановлением ЦК и СНК "Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия". Это говорит о том, что закончился террор, так же как и начался, по приказу одного человека.
  
  Штатные пропагандисты пытаются снять вину Большого Террора со Сталина, обвинив во всех "перегибах" кровавого карлика Николая Ежова. Не получится, господа. Ежов был назначен на должность наркома внутренних дел СССР Сталиным, на протяжении всего процесса чуть ли не ежедневно да по несколько часов проводил в кабинете Сталина, получая от него детальные инструкции, а после завершения операции был снят Хозяином с должности и в скором времени расстрелян. Ни Ежов, и никакой другой представитель высших эшелонов власти не смел принимать самостоятельные решения без отмашки вождя.
  
  Почти всех своих подручных, а палачей - в первую очередь, Сталин нещадно уничтожал. Сначала партийных соратников Ленина, помнивших Сталина не первым лицом во власти, а посредственностью, служившего на подхвате у более высокопоставленных вельмож. Свидетелей сталинских неприглядных поступков и провалов следовало ликвидировать.
  
  Не мог Хозяин терпеть и соучастников собственных преступлений, которые могли когда-нибудь в будущем проболтаться, ляпнуть по глупости что-нибудь не то, бросить тень на его белоснежные одежды. Так были расстреляны нарком Ягода со всеми своими подручными, а затем и Ежов, разумеется со своей командой. Следов своих зверств опытный урка старался не оставлять". (Дж. Ренко, "Империя лжи. Страшная правда", https://proza.ru/2021/05/05/1493)
  
  38.2. Первые сфабрикованные политические процессы
  
  "21 марта 1923 г. в Москве начался суд по делу католического духовенства Петрограда. Священников обвинили в создании антисоветской контрреволюционной организации, цель которой - противодействия декрету об отделении церкви от государства и инструкции о порядке проведения в жизнь этого декрета. Само обвинение - полный бред, потому что католическая церковь никогда не была единой с государством в царское время. Но кого смущали такие "мелочи"?
  
  Через 5 дней суда архиепископ Ян Цепляк и прелат К. Р. Будкевич были приговорены к смерти. Цепляку Президиум ВЦИК заменил смертный приговор десятью годами тюремного заключения. А приговор Будкевичу был утвержден: он, оказывается, был государственным изменником в пользу "иностранного буржуазного правительства". В чем состояла "измена" Будкевича? В том, что он общался с польскими дипломатами? Никто никогда не предъявлял никаких доказательств подрывной работы Будкевича: ни шпионажа, ни диверсий. Ни-че-го. Тем не менее он был расстрелян". (А.М. Буровский, "1937 год без вранья", М., Яуза-Пресс, 2013)
  
  "В 1925 году ОГПУ сфабрикует так называемое "дело лицеистов", по которому будет осуждён 81 человек. Обвинения всевозможные: монархический заговор, помощь международной буржуазии, попытки убить Сталина и Троцкого.
  Искусствовед Николай Пунин, муж Ахматовой, пишет в дневнике: "Расстреляны лицеисты. Говорят, 52 человека, остальные сосланы. Имущество, вплоть до детских игрушек и зимних вещей, конфисковано".
  Среди приговорённых к расстрелу бывший директор Лицея 70-летний Владимир Александрович Шильдер. Он умрёт в тюрьме, узнав, что его жене и сыну также вынесен смертный приговор.
  Расстрелы по делу лицеистов происходят ровно через 100 лет после написания знаменитого пушкинского стихотворения "19 октября":
  
  Друзья мои, прекрасен наш союз!
  Он, как душа, неразделим и вечен". ( "1937 г. "Дети террора", Исторические хроники", https://www.youtube.com/watch?v=fQuJdsU8h2U )
  
  "Дело фокстротистов" прогремело в 1927-1928 гг. "Фокстротисты" были виновны в том, что не участвовали в "культурной революции", собирались и танцевали фокстрот. Все они получили крупные сроки". (А.М. Буровский, "1937 год без вранья", М., Яуза-Пресс, 2013)
  
  С 18 мая по 6 июля 1928 года в московском Доме Союзов проходил громкий политический процесс, получивший название "Шахтинское дело" (официально: "Дело об экономической контрреволюции в Донбассе"). В рамках процесса группа из 53-х руководителей и специалистов угольной промышленности СССР, входившая как в ВСНХ и трест "Донуголь", так и в управляющие органы ряда шахт Донбасса, обвинялась во вредительстве и саботаже. Кроме того, участников процесса, являвшихся преимущественно представителями старой (дореволюционной) технической интеллигенции, обвиняли в создании подпольной контрреволюционной организации, связанной с зарубежными антисоветскими центрами, в частности, с "парижским центром". <...> После того, как Политбюро ЦК приняло версию о "заговоре", дело стало политическим.
  <...>
  Сталин выступил против расстрела шахтинских "вредителей", но Бухарин настоял на расстреле. 6 июля 1928 года было вынесено решение суда, согласно которому одиннадцать обвиняемых были приговорены к "высшей мере социальной защиты" - расстрелу; через три дня, 9 июля, пять человек были расстреляны. Для шести остальных расстрел быд заменён десятью годами заключения. <...> Остальные фигуранты дела получили различные сроки лишения свободы, составлявшие от одного года до десяти лет". ( "Шахтинское дело", статья из Википедии)
  
  "К осени 1930 года, то есть к концу третьего года коллективизации и второго года пятилетки индустриализации, страна была доведена до такого недостатка финансов, рабочей силы, продовольствия, всех предметов потребления и всего необходимого, что не только нельзя было развивать строительство, но и вообще сколько-нибудь нормально жить и работать. Страна существовала на полуголодном пайке, в состоянии, близком к периоду Гражданской войны. Тогда-то власть и начала борьбу с интеллигенцией, на "вредительство" которой отныне списывала все свои просчеты и преступления.
  
  22 сентября газеты вышли с заголовками: "Раскрыта контрреволюционная организация вредителей рабочего снабжения: "Союзмясо", "Союзрыба", "Союзплодоовощ" и соответствующие звенья аппарата Наркомторга. Участники контрреволюционной организации были в большинстве своем дворяне, бывшие царские офицеры, интенданты, бывшие рыбопромышленники, фабриканты и меньшевики. Контрреволюционная вредительская организация имела тесную связь с белогвардейской эмиграцией и представителями иностранного капитала, получая от них денежные средства и директивы".
  
  Тогда же были опубликованы показания членов организации "вредителей рабочего снабжения". Им предъявлялись немыслимые обвинения, например, в "изготовлении консервов из голья вместо мяса", в получении средств "на вредительство" из Англии и Германии, в попытках "возбуждать недовольство масс", "задерживать в Англии постройку судов для лова сельди на Дальнем Востоке", "организовать порчу советских судов в японских портах" и т.п.
  
  25 сентября в газетах появилось сообщение, что коллегия ОГПУ приговорила 48 "вредителей рабочего снабжения" к расстрелу, и приговор приведен в исполнение". ( "20 сентября 1930 года политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление "О вредителях по мясу и др."", https://von-hoffmann.livejournal.com/1591830.html)
  
  "В газетах "Известия", "Правда" 11 декабря 1930 года Максим Горький опубликовал статью под заголовком "Гуманистам", где оправдывал "казнь 48 преступников-организаторов пищевого голода в СССР" как законное "возмездие трудового народа". Приговор по делу 48 широко обсуждался на заводах и в школах. У детей спрашивали: "Что надо сделать с этими людьми?" "Расстрелять", - отвечали дети". ( "Исторические хроники с Николаем Сванидзе. 1913-1933", электронная библиотека Royallib.com)
  
  25 ноября - 7 декабря 1930 года состоялся крупный судебный процесс по сфабрикованным материалам по делу о вредительстве в 1925-1930 годах в промышленности и на транспорте - "Дело Промпартии" (Дело контрреволюционной организации Союза инженерных организаций). Результатом данного процесса стал удар по русской технической интеллигенции: высококлассным специалистам и инженерам. При этом обвинения во "вредительстве" и "заговоре" позволили оправдать просчёты партийного руководства в управлении промышленностью, хищения и бесхозяйственность. Хотя в обвинительном заключении было указано, что в подпольной Промпартии состояло 2 тыс. человек, перед судом предстали всего восемь её членов.
  
  Один из обвиняпмых, С.А. Хренников, умер во время следствия. Остальные восемь обвиняемых признали свою вину; пятеро из них были приговорены Верховным судом СССР к расстрелу с конфискацией имущества, а трое - к 10 годам лишения свободы и поражению в правах на 5 лет, также с конфискацией имущества. Президиум ЦИК СССР по ходатайству осуждённых заменил расстрел 10-летним тюремным заключением с поражением в правах на 5 лет (оставив в силе конфискацию имущества) и снизил срок наказания другим осуждённым с 10 до 8 лет (оставив в силе конфискацию имущества и 5 лет поражения в правах). ( "Дело Промпартии", статья из Википедии)
  
  "В 1936-1937 годах было сфабриковано так называемое Пулковское дело. По существу, с Пулковской обсерватории все только началось...
  
  С 1934 года вся мировая астрономическая наука готовилась изучать солнечное затмение 19 июня 1936 года. Наблюдать его должны были в основном с территории СССР. Расширившаяся переписка с зарубежными коллегами и послужила первым поводом. Ученых обвинили в "участии в фашистской троцкистско-зиновьевской террористической организации, возникшей в 1932 году по инициативе германских разведывательных органов и ставившей своей целью свержение Советской власти и установление на территории СССР фашистской диктатуры". Члены "контрреволюционной" группы якобы в 1936 году задумали убить Сталина, а до этого, с 1929, скрывали найденные месторождения и саботировали наблюдения затмений.
  
  Само название Пулковское дело возникло позже и в материалах дел не употреблялось. Арестованы были сотрудники многих научных организаций - астрономы, геологи, геофизики, геодезисты, математики ряда научных и учебных заведений в разных городах. Арестованные под пытками оговаривали себя и коллег, число арестованных множилось и достигло более чем 100. В том числе около 30 астрономов, что составляло примерно 10-20 процентов общего числа активно работающих в то время в СССР астрономов.
  
  "Сотрудники НКВД широко использовали такие компрометирующие, по их разумению, особенности представителей ученого сословия, как "сомнительное" происхождение (из дворянских или буржуазных семей) и нерусские фамилии, владение языками и обучение и (или) работа за границей (обычно в Германии), одновременная работа в трех и более учреждениях, личное знакомство и участие в совместных работах, зарубежные контакты, беспартийность".
  
  По крайней мере 8 человек были приговорены к смерти, остальные приговорены к 10 и 5 годам заключения. Жены и дети ссылались и сажались как "члены семей изменников Родины", родственники ссылались из столиц.
  
  Почти все осужденные были реабилитированы в конце 1950-х годов за отсутствием состава преступления". (А.М. Буровский, "1937 год без вранья", М., Яуза-Пресс, 2013)
  
  В своём выступлении 17 ноября 1935 года на Первом всесоюзном совещании рабочих и работниц-стахановцев товарищ Сталин произнёс историческую фразу: "Жить стало лучше, жить стало веселей!" Но большевики, как и комсомольцы, - беспокойные сердца. Беспокойство главного сердца огромной страны передалось из Кремля на нижние уровни властной пирамиды и наполнило энтузиазмом горячие сердца и холодные головы опричников, простите, чекистов.
  
  26 сентября 1936 года Сталин отстраняет от должности оказавшегося не на высоте наркома внутренних дел Генриха Ягоду и назначает вместо него Николая Ивановича Ежова. Далее, на Пленуме ЦК ВКП(б), проходившем с 23 февраля по 5 марта 1937 года, Сталин во всеуслышание объявил, что враги советской власти ещё не искоренены и настоящая борьба с ними только начинается:
  
  "По сталинской логике следовало, что поскольку "троцкисты" и иные политические противники превратились в "оголтелую и беспринципную банду вредителей, диверсантов, шпионов и убийц, действующую по заданиям разведывательных органов иностранных государств", в борьбе с ними нужны не "старые методы дискуссий, а новые методы, методы выкорчёвывания и разгрома".
  
  (На Пленуме выступили 73 человека; 56 из них в 1937-1940 годах расстреляны, двое покончили жизнь самоубийством)". (В. Бердинских, В. Веремьев, "Краткая история ГУЛАГа", М., "Ломоносов", 2019)
  
  38.3. Стахановское движение
  
  "В Доме правительства, где еще недавно жила в квартире командарма Корка семья Осинских-Оболенских, в 1937 году проживает Алексей Стаханов, чьим именем Сталин нарек движение ударничества. Стахановское движение, возникшее в 1935 году, на самом деле имеет мало общего с экономикой. Ударничество - явление по сути политическое. Рабочим в зависимости от выработки гарантируется прогрессивное увеличение заработной платы.
  
  В 1936 году стахановцы на многих предприятиях составляют 20-30 процентов коллективов. В условиях провалов в сельском хозяйстве и очередного введения карточек на хлеб эта часть рабочих сохраняет лояльность власти. Кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б) Постышев называет стахановцев "самой сокрушительной силой в борьбе с контрреволюцией" и ставит их в один ряд с армией и НКВД. На самом деле ударничество - это санкционированный властью переход на авральную систему работы, что раньше допускалось в исключительных случаях. Технические нормы, техника безопасности, качество продукции при этом никого не интересуют.
  
  Ударничество тем самым провоцирует неизбежные производственные конфликты между рабочими-стахановцами, стремящимися к высокой зарплате, с одной стороны, и квалифицированным инженерным составом, с другой. Стахановцы в этих конфликтах ощущают сталинскую поддержку. Сталин на съезде стахановцев еще в 1935 году сказал: "Если инженеры и хозяйственники не захотят поучиться у стахановцев, то стахановцам придется в крайнем случае дать этим уважаемым людям слегка в зубы".
  
  К 1937 году предприятия становятся ареной политической борьбы. По одну сторону - инженеры всех уровней, ученые, квалифицированные рабочие. По другую - стахановцы. Один из них прямо говорит "Сейчас масса сама рвется в бой. Люди готовы идти на кулаки".
  
  К 1937 году становится очевидной вся экономическая безграмотность и опасность стахановского движения. Инженерная мысль, технология беспощадно гробится. Рекорды не способны поднять промышленность - таково мнение специалистов. Нарком тяжелой промышленности СССР Орджоникидзе отмечает: "На пути стахановского движения стоят бюрократы. Таких надо сметать с пути героического стахановского движения". Еще до 1937 года только в Донбассе за год стахановства за мнимый саботаж осужден 131 инженерно-технический работник.
  
  Штучные рекорды, полученные при авральной работе, берутся за основу плана на следующий год. В угольной, а также в других отраслях повсеместно в качестве базовых вводятся ударнические нормы выработки. Предприятия с фантастическим планом не справляются и не могут справиться. В 1937 году из 292 шахт Донбасса план с трудом выполняют 33. Первый секретарь Донецкого обкома партии, пропагандист стахановского движения Саркис Саркисов, за срыв плана назван "подлым шпионом и предателем". Газета "Правда" пишет: "Ничем не брезгует фашистская агентура". Саркисов расстрелян.
  
  Сталинский поиск вредителей, шпионов, врагов народа неотделим от его, Сталина, незнания, что делать с экономикой.
  
  Через 20 лет, прошедших после октябрьского переворота 1917 года, наступает сильнейший за все это время кризис в управлении государством. Отсутствие и невозможность свежих идей, экономическая и управленческая бездарность на самом верху - главные причины страшного террора. В 1937 году окончательно выясняется, что сталинская власть просто не умеет ничего кроме террора.
  <...>
  В 1937 году рядовые рабочие-стахановцы уже лишаются больших заработков из-за общего кризиса в системе выплаты зарплат и на производстве в целом. Первые политические процессы стахановцы воспринимают как сигнал к мести всем тем, кто, по их мнению, обманул их и лишил радужных надежд на обеспеченное будущее.
  
  Моментально налаживается сотрудничество стахановцев с НКВД. Это серьезно: стахановцев несколько миллионов. Они есть даже среди водолазов и зубных врачей. Теперь это целая армия, занятая поиском и разоблачением врагов народа. Поводы для разоблачения любые - негодность техники, необходимость сверхурочной работы, несъедобная еда в столовых, отвратительные жилищные условия. 1937 год - это второе, политическое рождение стахановского движения.
  
  Сам Алексей Стаханов в 1937-м говорит: "Если бы не вредители, стахановское движение развивалось бы еще лучше. Надо, чтобы партийные организации защищали стахановцев от вредителей. Если бы эти гады попались к нам в руки, каждый из нас растерзал бы их". Из Дома правительства, где живет Стаханов, в это время уже вовсю днём и ночью увозят жильцов. Целыми семьями. В этом доме арестовано 700 человек.
  
  Жертвы из Дома правительства - особый случай. Главы этих семейств убежденные и до 1937-го успешные партийные, советские и хозяйственные работники высшего звена. Они плоть от плоти режима, они работали на него. Они до последнего уверены, что режим отвечает им взаимностью, потому что он давал им материальные привилегии". ( "1937 г. "Дети террора", Исторические хроники", https://www.youtube.com/watch?v=fQuJdsU8h2U )
  
  38.4. Второй Московский процесс
  
  К 1937-му году население СССР уже было доведено всеми средствами негативной селекции до нужной кондиции. С одной стороны непрекращающийся террор, коллективизация, ликвидация кулачества, голодоморы, нищета, а с другой - непрерывная пропагандистская ложь в печати, по радио, в искусстве, довели обывателя до состояния мучительного когнитивного диссонанса. Стремление выжить в таких сложных условиях заставило подсоветских рабов приложить немалые усилия для того, чтобы убедить самих себя в правильности внутренней политики их хозяев - партийных рабовладельцев. Народонаселение настолько успешно справилось с этой непростой задачей, что к 23-му января 1937 года, моменту начала Второго Московского процесса (с официальным названием - процесс "Параллельного антисоветского троцкистского центра"), находилось в состоянии настоящей массовой истерии. Настолько, что на все нелепости и явную абсурдность приводимых обвинением доказательств никто не обращал ни малейшего внимания. Зато толпы митингующих заходились в раже, исступлённо требуя смерти обвиняемым.
  
  Среди 17 обвиняемых на этом политическом процессе были такие крупнейшие политические деятели , как Юрий (Георгий) Пятаков, Григорий Сокольников, Карл Радек, Леонид Серебряков. Резолюции митингов, проходивших на предприятиях крупных городов, и открытые письма коллективов научных работников и деятелей искусств публиковались в центральных газетах:
  
  26 января 1937 года. Газета "Правда".
  "Великий патриотизм и великая ненависть" (фабрика Ява, Мрсква)
  "Давно на Яве не было такого бурного, многолюдного собрания. Речь шла о самом святом и драгоценном - о счастье и чести родины. Тем временем в трёх километрах от фабрики, в зале Дома Союзов, шло другое заседание: Верховный суд судил банду гнусных предателей...
  - Я задушила бы этих троцкистских зверей собственными руками, - говорила сортировщица Грибова. - Мы горячо любим свою родину, свой народ, свою партию, своего Сталина. Это самое святое, что есть у нас. Пусть знают подлые изменники: рабочие и весь трудовой народ ненавидят их лютой ненавистью.
  <...>
  Механик гильзового цеха Жуков сказал:
  - Троцкий и его приказчики отдавали немцам Украину, японцам - Приморье. Им разве жаль? Они продались капиталистам-фашистам и готовы всей душой служить им. Ну что же! Ответ может быть один: за измену родине - смерть!
  Старая работница Любкина говорила, задыхаясь и негодуя:
  - Нельзя спокойно говорить. Ведь какая же сволочь!.. 19 лет назад мы свалили кровопийц-хозяев... А они... Опять их нам на шею...
  <...>
  Когда рабочий Вимбрадзе зачитал резолюцию и произнёс гневные слова: "расстрелять предателей всех до одного!", - зал ответил громом аплодисментов".
  
  Смерть подлецам!
  
  И вот они стоят перед судом,
  Как воплощенье подлости и злости.
  Бесславной банды мерзкое охвостье,
  Изгои в нашем мире молодом.
  
  Вот все они: - лакеи генералов,
  Шпики по крови и друзья шпиков -
  Серебряков, Сокольников, Муралов,
  Двуличный Радек, подлый Пятаков.
  
  Семнадцать их... Как полночь на погосте
  Черна их совесть и в крови рука.
  Семнадцать их... И каждый - кость от кости
  Блудливого Иуды-вожака.
  
  Доверье, совесть, честь поставив на кон,
  Они вершили гнусные дела.
  Со всех помоек мира, как в клоаку,
  Грязь вероломства в их сердца стекла.
  <...>
  Их слово - ложь. Их клятва - лицемерье.
  Их сердце пусто, помыслы черны.
  Смерть подлецам, втоптавшим в грязь доверье
  Овеянной победами страны!
   (Алексей Сурков)
  
  27 января 1937 года.
  Газета "Известия":
  
  Предатели
  
  Как?! Распродать страну?! Чтоб под сапог германский
  Всё то, что создано работою гигантской,
  Всем напряженьем сил, всей волею труда, -
  Колхозы, шахты, стройки, города, -
  Всё бросит, всё продать?! Чтоб на народном теле
  Опять они, как вороны, сидели!
  Чтобы нагайка снова по спине
  Пошла гулять! Чтобы по всей стране
  Застенки выросли! Чтоб фабрики, заводы,
  Колхозы, шахты, пашни, пароходы -
  Всё снова им, на выбор, с молотка!
  Нет, руки коротки. Здесь мы живём пока.
  Здесь мы живём. Здесь, в этой части света
  Ударил гром, чтоб потряслась планета -
  Наш первый гром, предшественник громов.
  Сквозь бедствия войны, переполох умов,
  Сквозь горе человеческое, муку
  Мы пронесли великую науку -
  Науку побеждать, чтоб был у власти Труд,
  Науку строить так, как в песнях лишь поют,
  Науку веровать в людей, и если это надо, -
  Уменье заклеймить и уничтожить гада.
   (Н. Заболоцкий)
  
  "Мы требуем беспощадной расправы с подлыми предателями нашей великой родины"
  
  "Научные работники Советского Союза с чувством возмущения и великого гнева узнали о чудовищных преступлениях презренных троцкистов - гнусных изменников родины, предательская деятельность которых распутывается сейчас советским судом.
  Продавшись фашистам, сговорившись с дипломатами и генеральными штабами некоторых агрессивных империалистических государств, презренная кучка человеческих выродков, прислужников фашистских людоедов, руководимая агентом Гестапо - бандитом Троцким, продавала нашу социалистическую родину и её богатства злейшим врагам человеческого прогресса.
  <...>
  Научные работники вместе со всем советским народом ещё теснее сплотятся вокруг коммунистической партии, её центрального комитета и любимого вождя и друга товарища Сталина!
  
  Президент Академии наук - академик В. КОМАРОВ.
  Председатель ЦК ВАРНИТСО - академик А. БАХ.
  Председатель ЦК союза работников высшей школы и научных учреждений - проф. П. ВАЛЕСКАЛН.
  Председатель Центрального совета секции научных работников - академик Б. КЕЛЛЕР.
  Академики: А. АРХАНГЕЛЬСКИЙ, Н. ВАВИЛОВ, Н. ГОРБУНОВ, И. ГУБКИН, Г. КРЖИЖАНОВСКИЙ, А. ТЕРПИГОРЕВ.
  Заслуженные деятели науки: профессор Н. ОБРАЗЦОВ, профессор-орденоносеу Е. ПАВЛОВСКИЙ, профессор А. СПЕРАНСКИЙ.
  Профессора В. ВЕГЕР, В. ВЫСОЦКИЙ, П. ЗДРИДОВСКИЙ, Б. ЛАВРЕНТЬЕВ, И. РАЗЕНКОВ, Г. ФЁДОРОВ.
  
  Среди подписавших письмо учёных мы видим имя Николая Вавилова. Думал ли он, что почти ровно через шесть лет он сам, став "врагом народа", будет умирать на тюремной койке?
  <...>
  
  Газета "Правда":
  
  "Расстрелять озверевших троцкистских бандитов"
  (из резолюции митинга работников московского машиностроительного завода "Борец")
  
  "По прямым указаниям обер-предателя Троцкого антисоветский троцкистский центр организовал диверсионные и террористические акты на предприятиях, имеющих исключительно оборонное значение, и подготовлял террористические акты против руководителей партии и советского правительства.
  Презренные наймиты фашизма по прямым указаниям Троцкого осуществляли шпионаж в пользу фашистских государств и готовили военный разгром нашего государства.
  Нельзя передать словами гнусность представших перед судом негодяев.
  <...>
  Каждый, кто осмелится стать нам поперёк дороги, будет, подобно троцкистско-зиновьевским бандитам, стёрт с лица земли.
  Мы требуем расстрела фашистской своры".
  
  28 января 1937 года.
  Газета "Известия":
  
  "Гнусные подонки"
  
  "День за днём советский суд всё шире развёртывает чёрный свиток чудовищных преступлений этих взбестившихся псов фашизма.
  Худшие из уголовных преступников, у которых руки всегда в человеческой крови, - это только бледные тени в сравнении с теми, кто сидит сейчас на скамье подсудимых.
  Организация террористических актов против любимых вождей народа, измена родине, гнуснейшее вредительство, шпионаж, массовые убийства лучших представителей рабочего класса, казнокрадство, распродажа страны оптом и в розницу, взрывы на шахтах и рудниках, двурушничество, возведённое в систему, бесконечная цепь провокаций и зловонного предательства - это далеко неполный список тех чудовищных подлостей, о которых сеейчас на суде с таким гнусным цинизмом и откровенностью повествуют озверевшие мерзавцы.
  Нет таких слов на человеческом языке, чтобы полностью выразить чувство негодования и презрения к этим подонкам человеческого общества.
  Но есть сейчас единое требование у всех советских людей, любящих свою родину и свободу, это - требование раз и навсегда беспощадно раздавить фашистскую гадину, очистить советскую землю от троцкистской нечисти.
  Но есть сейчас один призыв, который объединяет миллионы сердец всех советских народов. Это - призыв ещё больше сплотиться вокруг руководителей партии и правительства, вокруг любимого и родного вождя народов - товарища Сталина!
  
  Заслуженные деятели искусств: А. Герасимов, С. Герасимов, К. Юон, Д. Меер, Лансере, Е. Кацман, И. Павлов, И. Машков, И. Грабарь, М. черемных, Д. Штеренберг.
  Художники: Фаворский, Перельман, Мадоров, Соколов-Скаля, Суворов, Вольтер, Каневский, Баншеев, Иогансон, Малаев, Крайнев, Веселовский, Осипов, Радимов, Ряжский.
  Скульпторы: И. Шадр, С. Тавасиев, И. Чайков, В. Мухина, И. Менделеев, И. Ефимов, С. Лебедева, С. Меркуров, Г. Мотовилов, Г. Нерода, Б. Домогацкий, С. Алешин, В. Ватагин, А. Зеленский, Д. Шварц, Л. Белашов, А. Тенета".
  
  Наверное не все учёные и деятели искусств подписывали эти письма с чувством праведного гнева, понимая лживость и театральность показательного судилища. Но кто бы из них осмелился отказаться поставить свою подпись под предлагаемым клеветническим коллективным письмом?
  
  М. Пришвин. Дневник. 28 января 1937 г.:
  
  "...Приумолкли дикторы счастья и радости, с утра до ночи дикторы народного гнева вещают по радио: псы, гадюки, подлецы, и даже из Украины было: подлюка Троцкий. У нас на фабрике постановили, чтобы не расстреливать, а четвертовать, и т. п.". (А.В. Сульдин, "1937. Большой террор. Хроника одного года", М., АСТ, 2022)
  
  Проще всего сталинской пропаганде было обрабатывать незрелое сознание детей и подростков. Свидетельствует писательница Тамара Петкевич:
  
  "Радио и газеты были непререкеаемым авторитетом. Вера в газету равнялась безоговорочной вере в Правду и Справедливость, а ими - и только ими - вымерялась жизнь. Дело Промпартии, скажем, представлялось поучительным романом или повестью. Рамзин, Хрусталёв и другие, верила я, действительно виновны. Их наказали, разъяснили ошибки, они сожалеют о своих заблуждениях и теперь делом доказывают, что впредь готовы служить народу. Примерно так же поверхностно судила и об оппозиции: "левая" ли, "правая" - было несущественно". (Т.В. Петкевич, "Жизнь - сапожок непарный", М., КоЛибри, 2023)
  
  Вбить человеку, особенно ребёнку, в голову некие иллюзорные представления о жизни, обществе, справедливости и так далее, намного проще, чем потом выбить из него эти заблуждения, в которые бедолага успел искренне уверовать. Известны случаи, когда фанатичного коммуниста не могли излечить даже два десятка лет, проведённые в сталинском ГУЛАГе. Примером может служить югославский коммунист Карл Штайнер, описавший свой лагерный опыт в книге "7000 дней в ГУЛАГе". В одном из своих поздних интервью он заявил:
  
  "Моя книга вышла не сразу. Её могли бы издать до Солженицына, ведь я написал её в 1958 году, сразу после возвращения в Югославию. Но я, как коммунист, считал, что надо спросить разрешения у партии на её печать. Один крупный немецкий издатель пришёл ко мне и просил разрешения на её всемирное издание. Но я ему ответил: "Без согласия моей партии я не могу подписать договор".
  
  К "Архипелагу ГУЛАГ" Солженицына у этого фанатика коммунизма отношение отрицательное, несмотря на то, что сам лишь чудом выжил в сталинских лагерях:
  
  "Я уже давно прочитал "Архипелаг ГУЛАГ" Солженицына на русском языке. И сразу сам себе сказал: этот текст не антисталинский, а антикоммунистический и однозначно - контрреволюционный. Поэтому для меня он неприемлим. К сожалению, всё то, о чём пишет Солженицын, я не могу опровергнуть. Всё это было.
  <...>
  В нескольких местах он говорит, что он - антикоммунист. И в его тексте нет ни одной страницы, где он не высказывается против социализма. Он поставил себе цель показать идею коммунизма неким страшилищем. <...> Поэтому и эта книга направлена против партии. А я, как коммунист, не могу этого принять". (Карл Штайнер, "7000 дней в ГУЛАГе", М., АСТ, 2023)
  
  На момент этого интервью железобетонному коммунисту Штайнеру было уже 85 лет. По русски это называется - хоть кол на голове теши. Однако давайте вернёмся от литературного отступления в кошмар 1937-го года.
  
  "Истерии, охватившей весь Союз, поддались даже отнюдь не глупые люди. Через месяц после окончания процесса Мария Анисимовна Сванидзе, жена брата первой жены Сталина, интеллигентная женщина, хорошо знакомая с основными обвиняемыми, записала в дневнике: "Душа пылает гневом и ненавистью, их казнь не удовлетворяет меня. Хотелось бы их пытать, колесовать, сжигать за все мерзости, содеянные ими. Торговцы родиной, присосавшийся к партии сброд. И сколько их. Ах, они готовили жуткий конец нашему строю, они хотели уничтожить все завоевания революции, они хотели умертвить наших мужей и сыновей. Они убили Кирова, и они убили Серго. Серго умер 18 февраля, убитый низостью Пятакова и его приспешников"". (А.В. Сульдин, "1937. Большой террор. Хроника одного года", М., АСТ, 2022)
  
  Справка: Сванидзе (Корона) Мария Анисимовна, арестована 23 декабря 1937 года, осуждена 29 декабря 1939 года постановлением Особого совещания при НКВД СССР к восьми годам лишения свободы. 3 марта 1942 года по тем же материалам Особое совещание при НКВД СССР вынесло постановление о расстреле М.А. Сванидзе, которое было приведено в исполнение в тот же день. (https://timenote.info/lv/person/view?id=11599144&l=ru)
  
  Муж М.А. Сванидзе, Александр Семёнович Сванидзе, 4 декабря 1940 года приговорён Военной коллегией Верховного суда СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 20 августа 1941 года.
  Сестра Мария (Марико) Семёновна Сванидзе расстреляна 3 марта 1942 года.
  Сын Сванидзе, Джонрид (Иван) Александрович, с 1945 года находился под следствием и принудительно содержался в тюремной больнице как психически неполноценный, затем 4 августа 1948 года по постановлению Особого совещания при МГБ СССР был осуждён на 5 лет ссылки, из которой вернулся в 1956 году. ( "Сванидзе, Александр Семёнович", статья из Википедии)
  
  Случаи массовой истерии повторялись в истории СССР-РФии неоднократно и в дальнейшем. Последний раз - совсем недавно, после 24 февраля 2022 года. Но об этом и о причинах подобных явлений мы поговорим позже.
  
  38.5. Судьбы немецких антифашистов
  
  Несмотря на анти-гитлеровскую пропаганду в советских СМИ, между Германией и СССР сохранялись неафишируемые конструктивные контакты. Так, например, НКВД неоднократно передавал Германии находившихся в Советском Союзе немецких антифашистов:
  
  "Решением Особого совещания к высылке приговорены первые 10 немецких антифашистов. Аресты немцев-антифашистов, проживавших в СССР, начались в сентябре 1936 года. Всего было арестовано 1136 человек. Точно известно, что 82 человека были казнены, 197 умерли в тюрьмах или лагерях, 150 выжившим осужденным удалось после истечения срока покинуть СССР. Судьба 666 человек неизвестна вообще; полагают, что они умерли в заключении. Одним из идеологических мотивов для оправдания их ареста было обвинение в том, что они не смогли помешать Гитлеру прийти к власти. Судьба некоторых из этой первой десятки высланных известна (их при аресте, между прочим, обвинили в шпионаже и фашистской деятельности): Вильгельм Пфейфер, зная, что как коммунист он будет арестован тотчас по возвращении в Германию, старался добиться, чтобы его выслали в Великобританию. В августе 1938 года Пфейфера отвезли на польскую границу, и там его следы теряются. Артуру Тило удалось попасть в британское посольство в Варшаве. Отто Вальтер приехал в Берлин 4 марта 1937 года и на следующий день, не дожидаясь ареста гестапо, выбросился из окна.
  
  Если эту первую высылку можно считать "либеральной", то остальные происходили так: посол Германии в СССР фон Шуленбург вручал советским властям списки арестованных немцев (а позже и австрийцев, чья высылка объявлялась желательной), и советские конвоиры на границе передавали конвоирам немецким антифашистов по списку. Таким образом, в 1937-1938 годах было передано 693 человека. После заключения в 1939 году советско-германского договора советская сторона выдала от 550 до 650 немецких и австрийских коммунистов. Практически все они погибли в гестапо или в гитлеровских концлагерях". (А.В. Сульдин, "1937. Большой террор. Хроника одного года", М., АСТ, 2022)
  
  38.6. Начало Большого террора
  
  В 1936 году по данным НКВД было расстреляно 1118 человек. В следующем, 1937-м, число расстрелянных возросло более, чем в 300 раз. 1938-й по числу убиенных не уступал предыдущему году. Чем объясняется такой взрывообразный рост числа "врагов народа" - шпионов, диверсантов, вредителей и так далее?
  
  "Чекисты никогда не сидели сложа руки. С самого основания этой организации, состоящей из людей с "горячими сердцами, чистыми руками и холодными мозгами", она была заточена на уничтожение противников большевистской власти. Работали "рыцари революции" интенсивно, искореняли врагов реальных и потенциальных, а также и просто ни в чём не виноватых, случайно подвернувшихся под горячую (но чистую!) руку граждан.
  
  И вдруг совершенно неожиданно настал такой момент, когда выяснилось, что, несмотря на все усилия "рыцарей", врагов расплодилось столько, что необходимо срочно принимать чрезвычайные меры. А масштабы всех предыдущие убийств, истреблений в лагерях, голодоморов и тому подобных мер оказались явно недостаточными. Вот тут-то и началось!
  
  Огромное число исследователей, изучающих события 1937-38 годов, концентрируют своё внимание на громких московских процессах того времени, жертвами которых стали известные партийные лидеры и военачальники: Зиновьев, Каменев, Радек, Пятаков, Сокольников, Бухарин, Рыков, Ягода, Тухачевский, Якир, Уборевич и десятки других "выдающихся деятелей". Тогда как это только верхушка айсберга - расстреляно-то было почти 700 тысяч, и это не считая запытанных до смерти во время "следствия", да ещё почти 900 тысяч отправлены в лагеря. И это меньше чем за полтора года! Вот оказывается в какой страшной опасности находилось социалистическое отечество! Страшно подумать, что могло произойти, если бы мудрый вождь не провёл эту грандиозную чистку!" (Дж. Ренко, "Империя лжи. Массовые убийства", https://proza.ru/2021/04/10/753)
  
  "27 февраля 1937 года в передовице "Правды", центрального органа ЦК ВКП(б), говорилось: "Коммунист-молчальник, знающий о происках врага и не ставящий об этом в известность свою организацию, уже не коммунист, а пособник врага". Посыпалось бессчётное число доносов - за подписью и анонимных.
  <...>
  2 июня 1937 года в Кремле на расширенном заседании Военного Совета при Наркоме Обороны с участием членов Политбюро ЦК ВКП(б) выступил И.В. Сталин, сообщивший, что в стране раскрыт "военно-политический заговор против Советской власти, стимулировавшийся и финансировавшийся германскими фашистами". Вождь утверждал, что руководтелями этого заговора были Лев Троцкий, Алексей Рыков, Николай Бухарин, Ян Рудзутак, Лев Карахан, Авель Енукидзе, Генрих Ягода, а по военной линии - Михаил Тухачевский, Иона Якир, Иероним Уборевич, Август Корк, Роберт Эйдеман и Ян Гамарник. Заявление это он проиллюстрировал цитатами из протоколов допросов. Сталин не мог не знать, что эти показания выбивались угрозами и пытками. <...> Сталин также сообщил, что по военной линии уже арестованы 300-400 человек, выразил недовольство отсутствием разоблачающих сигналов с мест, потребовал, чтобы впредь подобные сигналы (доносы) поступали, и в целях ободрения ещё колеблющихся сформулировал такой страшный тезис: "Если будет правда хотя бы на 5 процентов, и то хлеб".
  
  Выступление тяжёлым прессом легло на психику присутствовавших там высших командиров и начальников РККА. Одни поспешили откреститься от своих старых товарищей, объявленных врагами народа. <...> Других обуял зуд доносительства, и они начали излагать свои подозрения по поводу как уже арестованных, так и тех, кто ещё гулял на свободе". (А.В. Сульдин, "1937. Большой террор. Хроника одного года", М., АСТ, 2022)
  
  "16 июня 1937 года. В этот день в Москве Политбюро утверждает очередной репрессивный список. Фамильные списки готовило для членов Политбюро чекистское руководство. В архиве президента России за 1936-1938 годы сохранилось 383 списка более чем на 44 тысячи имён. Для лиц, включённых в список, не допускалось ни обжалования приговоров, ни апелляции, ни просьб о помиловании - расстрельные приговоры приводились в исполнение немедленно, в первую же ночь после приговора. Ни о каком судебном процессе речь не идёт: списки предварительно просматривал Сталини ставил словечко "за" и расписывался, равно как и другие члены Политбюро. На списках утверждающие подписи Молотова, Калинина, Жданова, Кагановича, Ворошилова, Микояна. После этого никто уже ничего не мог изменить, да ни у кого желания такого не возникало.
  
  Вначале списки предоставлялись разбитыми по 3 категориям: 1-я категория - расстрел, 2-я - 10 лет заключения, 3-я - от 5 до 8 лет заключения. Затем 3-ю категорию из списков исключили: сроки до 8 лет считались незначительными, и судьбу людей решали чиновники на более низком уровне, но зато по 2-й категории стал появляться срок в 25 лет. Сталин списки просматривал внимательно и иногда менял меру наказания, ставя пометы "10 лет", "25 лет" или "ВМН" - высшая мера наказания, то есть расстрел. Есть также его редкие пометы напротив некоторых фамилий - "подождать / отложить / вызвать в Москву". А для тех, кто не признался, но, по мнению вождя, должен признаться, Сталин писал - "бить, бить". И люди или признавались, или умирали". (С. Грачёв, "Чёрная книга СССР 1922 - 1991", М., Москва, 2021)
  
  "Первые полгода пребывания Ежова в должности наркома внутренних дел пытки, если и применялись, то в виде исключения, чтобы добиться очень быстрого результата. Так называемые активные методы начали широко использоваться с апреля 37-го на основе устного распоряжения Ежова.
  
  Из выступления Ежова на совещании руководящих работников НКВД: "Вы не смотрите, что я маленького роста, руки у меня крепкие, сталинские. Предупреждаю, что буду сажать и расстреливать всех, не взирая на чины и ранги, кто посмеет тормозить дело борьбы с врагами народа".
  
  На этом совещании в июле 37-го года Ежов впервые сказал, сколько предполагаемых врагов народа подлежит аресту и уничтожению. Один из старых чекистов заявил, что недопустимо заранее планировать расстрелы. Ежов приказал арестовать его прямо в зале. И больше ни у кого возражений не нашлось.
  
  К сотрудникам НКВД применяли не только кнут, но и давали пряники. 139 чекистов в июле того же 37-го стали орденоносцами. Свой орден за выдающиеся успехи в руководстве органами НКВД получил Ежов.
  
  Массовые аресты по всей стране начались 5 августа. Ежов лично принимал участие в допросах и пытках, составлении списков расстреливаемых. Приказы он писал, естественно, с санкции Сталина и других членов Политбюро, но черновую работу делал сам. Каллиграфическим почерком визировал инструкции и директивы, призванные раз и навсегда покончить с подрывной работой против основ советского государства.
  
  Контролировать ход событий Ежов не хотел и не мог. К осени 37-го террор вырвался из плановых рамок. Миллионы доносов инициировали всё новые и новые волны арестов. Начальники местных управлений НКВД в раболепном страхе умоляли увеличить им разнарядки на отлов врагов народа". ( "Власть факта. Как террор стал большим", https://www.youtube.com/watch?v=Z1bHPp8kSkA)
  
  "Приказываю с 5 августа 1937 года во всех республиках, краях и областях начать операцию по репрессированию бывших кулаков, активных антисоветских элементов и уголовников".
  
  Это цитата из приказа наркома внутренних дел Ежова за номером 00447 от 30 июля 1937 года под грифом "Сов. секретно"". ( "Исторические хроники с Николаем Сванидзе. 1934-1953", электронная библиотека Royallib.com)
  
  ""Бывший кулак" - это уже однажды пострадавший крестьянин, у которого отобрали всё (дом, утварь, хозяйство, скотину) и которого выслали в северные районы. "Социально опасные элементы" - такой ярлык можно было навесить на любого и рассрелять не только без суда, но и до совершения им какого-либо преступления". (А.В. Сульдин, "1937. Большой террор. Хроника одного года", М., АСТ, 2022)
  
  "В соответствии с приказом номер 00447 операция, начатая 5 августа 1937 года, должна закончиться в четырехмесячный срок.
  
  В приказе дается готовая разнарядка: сколько людей должно быть расстреляно и сколько должно быть отправлено в лагеря. В первую, то есть расстрельную, категорию по приказу попадает 75 950 человек. Цифры разложены по регионам в соответствии с численностью населения. Все цифры круглые. Это означает, что они не базируются ни на каких реальных оперативных сведениях. Эти цифры имеют чисто политический смысл.
  
  По второй категории проходят те, кто подлежит отправке в лагеря, 193 тысячи человек. Это по приказу номер 00447. Вслед за ним появляется серия приказов, ориентированных против лиц конкретных национальностей, проживающих на территории СССР. Под них подпадают: немцы, поляки, харбинцы, греки, китайцы, афганцы, латыши, иранцы и иранские армяне. Отдельная статья - иностранцы в СССР, проходящие как граждане враждебных государств. По национальным приказам норм на аресты и расстрелы нет. Предоставляется свобода действий.
  
  Представителей советских этнических меньшинств и иностранцев осуждают двойки. Двойка - то же самое, что и тройка, но без представителя от партии. Через двойки проходят также арестованные квалифицированные специалисты, партийные работники и старые большевики, которые не принадлежат к высшей элите страны. Документы собираются в так называемые альбомы и направляются к Высшей двойке в составе прокурора СССР Вышинского и наркома внутренних дел Ежова.
  
  Дела высших советских, партийных, комсомольских, профсоюзных деятелей, а также народных комиссаров и их замов, высших военных чинов, деятелей культуры и искусства рассматриваются Военной коллегией Верховного суда.
  
  Дела рядовых граждан СССР идут через тройки.
  
  Система вынесения приговоров четкая, простая в эксплуатации и не обремененная процедурными сложностями.
  По приказу номер 00447 соотношение расстрел-лагерь 1 к 2,5. В реальности тройка выносит около 50 процентов смертных приговоров.
  Высшая двойка выдает 73 процента смертных приговоров.
  Военная коллегия Верховного суда - 85 процентов.
  
  Чем выше инстанция, тем больше ответственность, тем больше крови. В четырехмесячный план репрессии в 1937-м не укладываются. Не могут уложиться. В 1937-м сотрудники НКВД снизу требуют увеличения плана. Высшее партийное руководство встречает эти требования с пониманием. Главный технологический термин 1937 года - "лимит". Лимит - это разрешенное сверху количество подлежащих репрессиям - расстрелу и отправке в лагерь. Две области - Омская и Смоленская - просят увеличить лимит еще до официального начала террора. По разнарядке в приказе номер 00447 Омской области разрешено взять 1000 человек, подлежащих расстрелу. Еще до начала операции арестовано 3000. Председатель Омской тройки Григорий Горбач рапортует в Москву, что Омское НКВД работает "стахановскими методами". Через две недели уже 5000 в ожидании расстрела. Горбач просит Москву о повышении лимита до 8000. На письме Горбача Сталин ставит резолюцию: "Товарищу Ежову. За увеличение лимита до 9000. И. Сталин". В Красноярском крае лимит на расстрел по указанию Сталина и Молотова увеличен в 8,8 раз.
  
  Под новый, 1938 год ударная работа НКВД достигает рекордных темпов Сотрудники органов еще не знают, что операция будет продлена до января 1938 года, а потом и на весь 1938 год. Они торопятся, они хотят максимальный результат. Работают даже 20 декабря, в праздник, в День чекиста. Под Новый год интервал между приговором и расстрелом сокращен до минимума". ( "Исторические хроники с Николаем Сванидзе. 1934-1953", электронная библиотека Royallib.com)
  
  Фотокопия документа:
  
  "Секретарю ЦК ВКП(б) тов. СТАЛИНУ
  
  Тов. МИКОЯН просит, в целях очистки Армении от антисоветских элементов, разрешить дополнительно расстрелять 700 человек из дашнаков и прочих антисоветских элементов.
  
  Предлагаю дополнительно расстрелять 1500 человек, а всего с ранее утверждённой цифрой 2200 человек.
  
  НАРОДНЫЙ КОМИССАР ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СССР
  ГЕНЕРАЛЬНЫЙ КОМИССАР ГОС БЕЗОПАСНОСТИ
  ЕЖОВ
  
  22 сентября 1937 года
  N 60349
  
  На документе резолюция "За" и подпись: И. Ст." (А.В. Сульдин, "1937. Большой террор. Хроника одного года", М., АСТ, 2022)
  
  "22 сентября 1937 года.
  По примеру "старшего брата" репрессии начались и в Монголии. "Инструктором" в проведении репрессий был специально приехавший в Улан-Батор заместитель Ежова - М.П. Фриновский. Жертвами произвола стали многие видные деятели партии и государства; из 11 членов политбюро ЦК МНРП к 1940 году было уничтожено 10, остался жив один Чойбалсан, монгольский Сталин. Репрессии коснулись каждого десятого жителя республики.
  <...>
  26 сентября 1937 года:
  Дагестанский обком ВКП(б) отправил Сталину шифровку, в которой просил увеличить лимит на арест "кулаков" с 600 до 1200 человек. Сталин одобрил инициативу местных товарищей". (Там же)
  
  38.7. Отходы террора
  
  "Террор как технологический процесс оставляет отходы. Отходы террора - дети.
  
  15 августа 1937-го появляется приказ Ежова N 00486. Он охватывает жен и детей врагов народа. Аресту подлежат жены, состоящие в юридическом или фактическом браке с осужденным. Аресту подлежат также и жены, состоящие с осужденным в разводе, но не сообщавшие органам власти о контрреволюционной деятельности осужденного. Жены изменников родины, имеющие грудных детей, после вынесения приговора без завоза в тюрьму направляются непосредственно в лагерь. Грудные дети направляются вместе с осужденными матерями в лагеря. По достижении годовалого возраста дети передаются в детдома. Детей в возрасте от 3 до 15 лет содержат в детдомах вне Москвы, Ленинграда, Киева, Тбилиси, Минска, приморских и пограничных городов. Дети старше 15 лет подлежат заключению в лагеря или исправительно-трудовые колонии НКВД.
  <...>
  Детдомовцы совершенно беззащитны. Поэтому они самый подходящий материал для идеологической обработки. Чем голоднее дети, тем меньше их сопротивляемость. Детдома обязываются организовывать кружки по истории партии и революции, политсуды над Папой Римским, политбои между детьми. Директор детдома на методической конференции делится опытом. Силами детей и педагогов воссоздан шалаш Ленина в Разливе. Головешки в костре у шалаша натуральные. Каждый вечер дети сидят по полчаса молча перед шалашом. При этом в актах медико-санитарного обследования этого детдома указано: среди детей - двое больных костным туберкулезом, два случая сифилиса третичной стадии, четыре случая глубокой умственной отсталости, десять больных трахомой, у шести человек чахотка, все малокровные.
  С детьми регулярно проводятся беседы о жизни детей раньше и теперь, у нас и за границей.
  <...>
  Наташа Носкова попадает во второй в её жизни детдом в 1937-м, как раз перед празднованием 100-летия смерти Пушкина.
  
  Наталья Кирилловна Носкова:
  "Перед первомайской демонстрацией 37-го года нам выдали приличное платье (я по себе сужу) и даже демисезонное пальто из сукна. Мы прошли по этой демонстрации, а 3-го мая нам было велено всё это снять, отнести в общую комнату и положить в общую кучу. А затем нам было воспитателями сказано, что заведующий Свердловским облоно, фамилия его, кажется, Перель, я не могу сказать точно, - он растратил деньги на нас, детей раскулаченных, и он поступил как враг народа, он проявил сочувствие, соболезнование этим детям раскулаченных. И у нас отобрали не только вещи, но и самого заведующего расстреляли".
  <...>
  Дети, пережившие раскулачивание и его последствия, в 1937-м к своим 10-13 годам имеют огромный опыт выживания. Правда, таких выживших детей очень немного. В 1937-м появляется второе поколение детей, которых советская власть целенаправленно и технологично превращает в сирот. У них жизненного опыта еще нет.
  
  Вспоминает бывший детдомовец Владимир Блок: "Мою мать увезли в Бутырскую тюрьму ночью 5 сентября 1937 года. Через час после её ареста те же энкавэдисты приехали за мной. Мне еще не исполнилось 12, я плакал, кричал, они улыбались и говорили: "Сейчас поедем к маме". Меня отвезли в Даниловский детский приемник. Это была детская пересыльная тюрьма в монастыре. В камере, куда меня втолкнули, я увидел хорошо одетых детей. Многие плакали. Вскоре пришел начальник детприемника и объявил: "Вы все - дети врагов народа". Через два месяца меня разбудили ночью и повели в кабинет человека, который предложил мне письменно отказаться от родителей. Я стал кричать, что ничего писать не буду. Позже я узнал, что такое предложение делалось многим детям и кое-кто согласился". ( "Исторические хроники с Николаем Сванидзе. 1934-1953", электронная библиотека Royallib.com)
  
  "Многие из осиротевших детей не ждали, когда их вышлют из Москвы. Столкнувшись в домах друзей своих родителей с равнодушием и страхом, они присоединились к тем, кто принял их в свою среду как равных - к бездомным подросткам, жертвам более ранней "жатвы", которую принесла сталинская коллективизация. Банда беспризорных обычно забирала у новичка, в качестве вступительного взноса, часть его одежды, часы и другие ценные вещи и быстро обучала его своему ремеслу - воровству". (А. Орлов, "Тайная история сталинских преступлений", М., Всемирное слово, 1991)
  
  "5 сентября 1937 года:
  В Астрахани арестованы жены Тухачевского, Уборевича, Корка, сосланные туда с детьми после "процесса над военными" 11 июня. В члены семей изменников родины (ЧСИР) попала и старуха-латышка, домработница холостяка Рудзутака. Детей отправили в детприемник НКВД, а затем в детский дом за Уралом. Когда они подросли, арестовали и их". (А.В. Сульдин, "1937. Большой террор. Хроника одного года", М., АСТ, 2022)
  
  38.8. Большой террор в разгаре
  
  "За неполные два года, 1937 и 1938, по официальным данным было арестовано 1 575 259 человек и расстреляно 681 692. Нормы подлежащих аресту спускались местным органам НКВД в плановом порядке, и основную тяжесть репрессий несли простые рабочие, крестьяне и служащие.
  
  Особую группу, достигавшую четверти миллиона человек, составили жертвы так называемых "национальных списков". Корейцы, поляки, латыши, финны, немцы, румыны, китайцы и представители многих иных народов, которые имели свои национальные государства, обвинялись в шпионаже в пользу исторической родины, арестовывались и убивались. Массовый террор в отношении поляков регулировался специальным приказом НКВД номер 00485 от 11 августа 1937 г. Во исполнение этого приказа были убиты около 110 тыс. поляков, проживавших в СССР. Это были типичные акты массового геноцида, проведенные большевиками до "Хрустальной ночи" и начала массового уничтожения евреев нацистами.
  <...>
  ... от каждого арестованного требовали "назвать сообщников". Людей жестоко пытали, если они не "раскалывались". Нередко на их глазах садистически пытали их жен и даже маленьких детей. И те, кто не выдерживали пыток или страданий своих близких (а таких, естественно, было подавляющее большинство), оклеветывали массу невинных людей - своих родственников, друзей, сослуживцев, случайных знакомых - только бы прекратить пытки. И так раскручивался маховик массовых арестов. Застенки НКВД, тюрьмы были переполнены, несмотря на уничтожение множества подследственных и осужденных.
  
  С первого по последний день Большого Террора Сталин полностью контролировал ситуацию.
  <...>
  После полутора лет беспримерного по своей массовости уничтожения людей вождь вдруг объявил очередное "головокружение от успехов". Большой Террор был прекращен в один день постановлением ЦК и СНК "Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия", утвержденном на Политбюро 17 ноября 1938 г.
  <...>
  Братские могилы после ежовщины остались под каждым городом: кладбище Донского монастыря в Москве, Бутово и "Коммунарка" под Москвой, Ковалево, Левашево, Ржевский полигон под Петербургом, Куропаты под Минском, 12-й километр под Екатеринбургом, шахты под Челябинском, Каштачная гора в Томске и множество других. У многих погибших и вовсе нет могил. В Краснодаре в здании НКВД стояла мясорубка, которая молола трупы расстрелянных и спускала их в канализацию. При немецкой оккупации ее показывали иностранным журналистам, и о ней прекрасно знала вся русская эмиграция. О подобных же "труподробильных" машинах и о находках массы измельченных человеческих останков имеются свидетельства из Свято-Екатерининского монастыря под Москвой (Сухановская тюрьма) и Новоспасского монастыря в Москве, превращенных в застенки НКВД.
  <...>
  Даже в советском посольстве в Париже имелись пыточные камеры, где работники ОГПУ истязали и убивали похищенных во Франции людей. Об этом еще в 1940 г. рассказывал в интервью Вальтер Кривицкий. Когда немцы, после нападения на СССР, опечатали здание посольства, оно было обследовано сотрудниками управления разведки и контрразведки Верховного главнокомандования Вермахта. В июле 1941 г. начальник управления - адмирал Канарис представил секретный доклад об осмотре здания советского посольства в Париже (PAAA, Handakten Ritter 29, Rußland, 20.7.1941). Согласно докладу, "один боковой флигель советского посольства был оборудован под центр ГПУ с приспособлениями для пыток, экзекуций и для устранения трупов".
  <...>
  В архивах сохранилось 383 "расстрельных списка", одобренных Сталиным и его сообщниками - Молотовым, Кагановичем и др. Они включают 44,5 тыс. имен, некоторые из них озаглавлены "жены врагов народа", "дети врагов народа". На списках Сталин своей рукой делал пометки и замечания, словно бы он с сорока тысячами своих жертв был лично знаком. Возможная оппозиция в партийном аппарате была полностью подавлена.
  
  Убивали или мучили в застенках не только самих "врагов", но и их близких. 20 мая 1938 г. специальный приказ НКВД требовал устрожения режима в детских домах для детей казненных родителей. Многих из них, как, например, Юрия Каменева (сына Льва Каменева) по достижении 16, а то и 14 лет, убивали. Юрий Каменев был убит 30 января 1938 г.
  
  В 1937-1938 гг. по приказу Сталина и с согласия Димитрова и Исполкома Коминтерна были убиты или заморены в лагерях многие видные деятели Коминтерна, в том числе и иностранного происхождения.
  <...>
  Было немало случаев, когда оговорившие себя под пытками на допросах, потом на суде от своих показаний отказывались и жаловались Сталину на приемы НКВД. Но это их от расстрела не спасало. Чтобы не доводить дело до отказа от признаний, многих убивали и без суда, часто еще во время следствия - скручивая колесом и ломая позвоночник (т. н. "коза") или добивая табуретками. К услугам нагана прибегали далеко не всегда. Некоторые садисты-следователи растягивали убийство тех, кого было приказано "ликвидировать" без суда и следственного дела, на многие месяцы. Особенно мстили тем сотрудникам НКВД, которые жаловались начальству о пыточном кошмаре, творимом в застенках (такие наивные правдолюбцы изредка находились). Тела убитых никогда не выдавали родственникам, а везли на "помойку" - так на жаргоне НКВД назывались рвы, в которые бросались тела замученных. Порой вместе с трупами закапывали и еще живых - разбираться было некогда.
  <...>
  К 1937 г. места расстрелов заключенных и трудпоселенцев Белбалткомбината (ББК) постепенно отдалялись от Медвежьей Горы. Расстреливали обычно в лесу вдоль Повенецкого тракта... С началом репрессивной операции в 1937 г. расстреливать возили за 16 километров... Медвежьегорская (Медвежьегорско-БелБалтлаговская) опербригада для проведения массовых расстрелов была создана в августе 1937 г. - всего около 30 человек из 3-го отдела ББК, включая некоторых бывших заключенных и даже заключенных с неотбытым сроком. Одни отвечали за подготовительные работы в лесу (рытье ям, костры), другие за вывод обреченных из камер изолятора и связывание веревками, третьи - за конвоирование, четвертые - за приведение приговоров в исполнение. Еще были шоферы и проводники служебных собак. У всех отобрали дополнительные подписки об обеспечении строжайшей секретности. В распоряжении опербригады были две грузовые машины для перевозки заключенных к месту расстрела (трёхтонки, видимо, ЗИС-5) и одна легковая. Приговоры в Медвежьей Горе в это время чаще других приводили в исполнение начальник 5-го отделения (по борьбе с побегами) И. А. Бондаренко и зам. начальника 3-го отдела А.Ф. Шондыш. На легковой машине обычно ездил старший из начальников, принимающих участие в расстрелах. Спецработы шли за дополнительную оплату, от 180 рублей за лесные работы, до 240 рублей шоферам и конвоирам. Исполнители приговоров, видимо, получали больше...
  
  В число обычных средств, которые использовались в Медвежьей Горе для операций по приведению приговоров в исполнение, входили верёвки для связывания, веревочные петли и тряпки (полотенца) - для придушивания или удушения сопротивлявшихся или кричавших. Избивали руками, ногами, оружием, чем придётся. При Бондаренко всегда находилась, в виде "личного холодного оружия", - железная трость длиной около метра, толщиной около сантиметра, остроконечная с одного конца и с молотком и топориком с другого, нечто вроде ледоруба, эту трость подарили Бондаренке при открытии Туломской ГРЭС, которая строилась руками заключенных, на трости была памятная надпись "Тулома".
  
  А.Р. Матвеев (зам. начальника АХУ) привнес в обычную процедуру ленинградский опыт. По его указанию и эскизу были изготовлены две березовые круглые дубинки, длиной 42 см, толщиной 7 см и ручкой длиной 12 см. Эти дубинки в Медвежьей Горе называли "колотушками", "вальками", "деревянными палками" и использовали для "успокоения", "усмирения" связываемых или уже связанных заключенных при малейшем поводе и без повода. Крикнул - удар, задал вопрос - удар, повернулся - удар. Колотушками наносили удары по голове, плечам, в грудь, живот, по коленям. От удара по голове двухкилограммовой колотушкой человек чаще всего терял сознание. Голову разбивали до крови, иногда проламывали черепную коробку и убивали. Еще страшнее были удары железными тростями (по образцу первой была изготовлена вторая - граненая, остроконечная с одного конца, с приваренным молотком с другого). От удара железной тростью молоток или лезвие топорика входили в тело, легко перебивались ключицы. Особым приёмом стало протыкание тела острым концом трости.
  
  Колотушки и трости использовались в изоляторе, по пути от изолятора в лес (конвою на каждой грузовой машине выдавалось по колотушке и трости) и, наконец, у расстрельной ямы.
  
  Почему избивали заключенных? Избивали от страха, от боязни бунта, нападения и побега. В большинстве своем изнеможенные заключенные не могли оказывать серьезного сопротивления. Тем более женщины, старики и больные (двоих из Соловков доставили в парализованном состоянии). Но отчаянные смельчаки всегда найдутся, кто-то из соловчан в первый же день расстрелов смог освободиться от веревок в машине, напасть на конвоира и нанести рану при помощи утаенного ножа. Избивали, потому что была установка: бить врага на каждом шагу, применение "мер физического воздействия" разрешил ЦК ВКП(б). Избивали, потому что входили в раж, находясь в неврастеническом состоянии. Ведь каждый раз предстояло убивать десятки и сотни людей, которым даже не объявляли о бессудном приговоре. В предчувствии смерти обреченные требовали прокурора, заявляли о пытках и лживых обвинениях во время следствия, обзывали палачей гитлеровцами. Наконец, избивали ("глушили кадров") просто, чтобы к могильным ямам привезти тех, кто был жив, "чуть тепленькими". Так, в Москве для доставки на Бутовский полигон использовали автозаки с заглушками, пуская газ в кузов, а в Петрозаводске применяли "галстуки" - то есть удавки, придушивали петлей на шее. В общем, при приведении приговоров в исполнение не всегда уже было необходимо расстреливать.
  
  В изоляторе ББК можно было разместить 200-300 или более человек для подготовки к расстрелу. Процедуру хорошо отработали. Основные действия совершались в трех помещениях: комнате опроса и "установления самоличностей" (она же "комната вязки рук", вероятно - канцелярия изолятора), "комнате вязки ног" и в "ожидальне".
  
  Из дежурной комнаты изолятора вызывали заключенного с вещами, спрашивали о профессии и говорили, что ведут на осмотр врачебной комиссии. Так легче было успокоить, раздеть и осмотреть человека. В "комнате вязки рук" за столом сидели начальники операции и задавали обычные вопросы по "установочным данным". После сверки данных опрашивающий произносил условную фразу: "На этап годен". Тут же двое хватали заключенного за руки и резко выворачивали их назад. Третий немедленно начинал жестко связывать руки. Поскольку никакой медосмотр и этап не предполагал выкручивания и связывания рук, люди кричали не только от боли, но и просили объяснений, спрашивали: "Зачем вяжете?". Сидящий за столом доставал колотушку, просил подвести заключенного поближе и со всей силы ударял по голове. В случае крика один из чекистов хватал заключенного за горло и душил до прекращения крика. В случае попыток сопротивления при связывании на заключенного набрасывались все, кто был в комнате, и избивали до потери сознания чем попало. Забитых насмерть выносили в уборную (разбитые головы обвязывали тряпками). В этой же "комнате вязки рук" отбирались деньги, часы, другие ценные вещи и складывались в ящик начальственного стола. Затем заключенного выводили или тащили в следующую комнату. Здесь снимали оставшуюся верхнюю одежду, то есть раздевали до нижнего белья, и связывали ноги. Ноги связывались, очевидно, настолько, чтобы можно было делать крохотные шажки. Подготовленных таким образом усаживали или укладывали в "ожидальне". Когда набиралось 50-60 человек, конвоиры начинали грузить (носить на плечах) в кузов каждой грузовой машины по 25-30 человек. В кузове были скамейки, но усаживали на них редко - на тряской ухабистой дороге связанным сидеть было трудно, они сползали, что крайне раздражало конвоиров. Обычно в кузове всех укладывали. В каждую машину усаживался конвой - по четыре человека и проводник с собакой. Перед выездом заключенным демонстрировали колотушки и железные трости для острастки. Хотя обычно они молчали даже при избиениях, кто от потери сознания, кто от страха. Караван из грузовых и замыкавшей их легковой машины выезжал из ворот изолятора. Никого из заключенных не имели права вернуть обратно в изолятор.
  
  Команда, работавшая в лесу, загодя выкапывала большие глубокие ямы в легком песчаном грунте. Подле ям разводили костры - для обогрева конвоя и освещения места в ночное время. Приезжали машины, их подавали к ямам.
  
  Расстреливали непосредственно в яме. В ямах работали Матвеев, Алафер, Бондаренко и Шондыш. "Культурное" объяснение Матвеевым процедуры расстрела выглядит так: "В указанной яме приказывали арестованному ложиться вниз лицом, после чего в упор из револьвера в арестованного стреляли". Но так можно было бы поступить со здоровыми и загипнотизированными людьми. На деле было не так. Заключенных подносили или подтаскивали к яме. В это время не все из них даже подавали признаки жизни. Тех, кто казался еще бодрым или что-то говорил, били по голове колотушкой. Особо ненавистных избивали чем попало и сколько хватало сил. Подавали на дно ямы. Там укладывали половчее и стреляли в упор в голову.
  
  По завершении расстрелов машины отправлялись обратно. И так за ночь делали несколько рейсов. С последним рейсом отвозили убитых в изоляторе. Женщин возили отдельно (иногда или часто - на легковой машине). К четырем утра операцию заканчивали.
  
  Вещи расстрелянных хранились без всякого учета в кладовой изолятора, оттуда вывозились на чердак опердивизиона и в кладовую 5-го отделения, которым руководил Бондаренко. Из вещей, оставшихся после расстрела соловчан, были сшиты два пальто и особые тужурки, в которых начальственные участники операции ездили на расстрелы... Весной 1938 г. начались аресты сотрудников 3-го отдела ББК, через год в Ленинграде арестовали Матвеева. Произвели учет вещей расстрелянных и отметили - нерасхищенное: чей-то микроскоп, чью-то готовальню, чью-то гармонь, чьи-то шинели, чьи-то ситцевые дамские платья, чей-то детский пиджачок...; выданное сотрудникам 5-го отделения (где хранились вещи): костюм, брюки, джемперы, шапки, сапоги, платье, патефон, бильярд...; сданное в финотдел ББК НКВД: деньги, кольца жёлтого и белого металла, зубы и коронки желтого и белого металла, икону, образок, кресты, царские монеты...
  
  Это место, в 16 километрах от бывшего изолятора, близ старого песчаного карьера на 19-м километре дороги Медвежьегорск - Повенец, нашла 1 июля 1997 г. совместная карельско-петербургская экспедиция общества "Мемориал". По просадкам почвы насчитали на поверхности более 200 ям размытых прямоугольных очертаний. Две ямы вскрыли до обнаружения останков расстрелянных. Место назвали по близкому урочищу: Сандармох.
  
  В сентябре 1997 г. под надзором прокуратуры были полностью вскрыты еще три ямы. На глубине более двух метров находились останки расстрелянных, расположенные упорядоченно в несколько слоев. В одной яме насчитали 36 человек, в другой - 85... Нашли также пистолетные гильзы и пули, несколько предметов обихода. Не все черепа имели пулевые отверстия". (Коллектив авторов под редакцией А.Б. Зубова, "История России ХХ век. Эпоха сталинизма (1923-1953), Том II", М., Издательство "Э", 2017)
  
  "Перековка" обывателей в покорных и необременённых нравственными принципами подсоветских рабов идёт полным ходом:
  
  "Это было особое время, когда худшие уничтожали лучших. И дело не в классовой принадлежности худших и лучших, хотя среди худших оказалось больше рабочих, чем инженеров и врачей, больше бедных крестьян, чем кулаков и земских деятелей. Дело в том, что у худших хуже обстояли дела с моральными и умственными качествами.
  
  Ослепленные бредово утопической идеей о равенстве не равных по природе своей людей, о мировой революции, перешедшей на рельсы имперского сознания и подсознания, худшие в огромных количествах перебили качественных людей и, по сути дела, переломали хребет нации. Став палачами-исполнителями, выходцы из неимущих сословий превратились в реальных хозяев чужих жизней и разбудили в себе зверя, который спит в каждом. Многие из них стреляли с удовольствием, добровольно превращаясь в стахановцев смерти..." (В. Ерофеев, "Список Жукова", https://www.kommersant.ru/doc/3143438)
  
  "Вдова поэта Мандельштама свидетельствует: "У глагола "писать" появилось новое значение. Писать отныне означает "доносить, информировать"".
  
  "По средним подсчетам, в каждом учреждении каждый пятый сотрудник пишет доносы на своих коллег. Чтобы посадить человека, донос не обязательно подписывать. Одна из самых известных доносчиц - киевская аспирантка Николаенко. Присутствие ее на каком-либо собрании уже в 1936 году вызывает ужас у присутствующих. Дело доходит до того, что второй секретарь ЦК компартии Украины Постышев исключает ее из партии. Однако в 1937-м Сталин говорит. "В Киеве от Николаенко хотели отмахнуться как от докучливой мухи. Они осмелились исключить ее из партии. И лишь вмешательство Центрального Комитета нашей партии помогло распутать этот узел. И что же показало расследование? Оно показало, что права была Николаенко, а не киевский горком партии". Постышева переводят в Куйбышев, где он разворачивает свирепейшие репрессии. Его самого расстреляют в 1938-м.
  Николаенко пишет донос на Хрущева, направленного в Киев первым секретарем. Сталин наконец приходит к выводу, что Николаенко психически больна. До этого по её доносам уничтожены 8000 человек". ("1937 г. "Дети террора", Исторические хроники", https://www.youtube.com/watch?v=fQuJdsU8h2U )
  
  "21 октября 1937 года:
  В Москве, в своем кабинете в здании Государственного управления авиационной промышленностью (ГУАП) на площади Ногина, арестован крупнейший отечественный авиаконструктор Андрей Николаевич Туполев, как "руководитель вредительской русско-фашистской партии в авиапроме". Имя Туполева сразу же исчезло из авиационной лексики страны. Оказалось, что в СССР как бы и не было известных миллионам самолетов "АНТ" (Андрей Николаевич Туполев) - вместо них стали говорить о самолетах ЦАГИ-25, ЦАГИ-40 и т. д. (ЦАГИ - Центральный аэрогидродинамический институт).
  <...>
  29 октября 1937 года:
  Арестован знаменитый авиаконструктор Владимир Михайлович Петляков, как один из руководителей "вредительской русско-фашистской партии в авиапроме". Через три дня Петляков в заявлении на имя Лаврентия Берия представил длинный список своих преступлений, счет которым открывает 1932 год, когда Владимир Михайлович вместе с Андреем Николаевичем Туполевым и еще несколькими коллегами приступили к вредительской деятельности.
  <...>
  22 ноября 1937 года:
  Прокурор Витебска, член ВКП(б) с 1920 года С.Т. Нускальтер проверял законность содержания арестованных в камере предварительного содержания Управления НКВД по Витебской области. Узнав об этом, начальник областного управления НКВД И.А. Горбеленя задал ему вопрос, кто просил его заниматься проверкой? Нускальтер ответил, что он - прокурор и поэтому имеет законное право на проверку. Тогда Горбеленя втолкнул прокурора в камеру, запер его и сказал: "Ну, а теперь выполняй свои прокурорские обязанности". По указанию начальника УНКВД на Нускальтера было заведено уголовное дело, закончившееся расстрелом прокурора". (А.В. Сульдин, "1937. Большой террор. Хроника одного года", М., АСТ, 2022)
  
  "12 сентября 1938 года. В этот день в Кремле Сталин, Молотов и Жданов подписывают очередные расстрельные списки. В списках перечень людей, подлежащих репрессиям,без суда, в разных республиках, областях и городах, причём большинство этих людей, согласно кремлёвским спискам, приговаривалось к расстрелу. В этот день Сталин и его коллеги своими подписями утверждают сразу 38 списков на 6013 человек, из которых 4825 - к расстрелу, а остальные - в лагеря. Об этом в одном из своих интервью говорит Александр Николаевич Яковлев, академик Российской академии наук, председатель комиссии по реабилитации жертв политических репрессий. Яковлев также сообщает: "Подпись Молотова имеется на 373 списках на 43 569 человек, Сталина - на 361 списке на 41 391 человека, Жданова - на 175 списках на 20 985 человек, Кагановича - на 189 списках на 19 110 человек, Ворошилова - на 186 списках на 18 474 человека... <...> Сталин и Молотов утвердили ... список на осуждение по "первой категории" (расстрел) 15 жён врагов народа, все они были расстреляны... <...> Из 15 расстрелянных 10 были домохозяйками и две студентками. Их мужья были расстреляны позднее... <...> ...Каганович люьил писать резолюции о расстрелах матом, на человеческих судьбах. Эту проститутку, эту б... - писал, - эту гадину расстрелять. <...> В Магадане есть музей [ГУЛАГа]... Там есть потрясающий лозунг: "На заботу партии и правительства о нас, зэках, ответим стахановским трудом"". (С. Грачёв, "Чёрная книга СССР 1922 - 1991", М., Москва, 2021)
  
  "12 ноября 1938 года:
  В этот день в Москве 43-летний Николай Иванович Ежов, нарком внутренних дел, пишет записку: "Товарищу Сталину. Посылаю списки арестованных, подлежащих суду по первой категории". Первая категория - это расстрел. Сталин вместе с Молотовым рассматривает списки и накладывет резолюцию: "За расстрел всех 3167 человек". Под резолюцией две подписи: Сталина и Молотова. Всего Сталин за свою жизнь подписал 366 аналогичных списков, в которых значилось в общей сложности 14 тысяч человек. Списки Ежов аккуратно и регулярно посылает Сталину. Вот что об этом пишет Эдвард Радзинский в своей книге "Сталин" (цитируется в сокращении):
  
  "Хозяин неутомимо трудится - просматривает бесконечные списки с предполагаемыми приговорами бывшим руководителям страны и знаменитым людям искусства. <...> Все партийные законы Сталин старательно соблюдает - списки рассматриваются коллегиально, подписывет вместе с соратниками, чаще всего с Молотовым. <...> Ежов должен всё время передавать ему доказательства предательства старых партийцев, а его роль - упираться, удивляться подлости людей, требовать проверки. Но попробуй Ежов проверить... В одной из записок он, сообщив об аресте очередной группы руководителей, написал: "Сведения о другой группе подозреваемых проверяются". И тотчас - резолюция-окрик Хозяина: "Не проверять, арестовывать нужно"". (Там же)
  
  "Из постановления ЦИК и СНК СССР "О внесении изменений в уголовно-процессуальные кодексы союзных республик" от 1 декабря 1934 года: "При рассмотрении дел о террористических организациях и террористических актов против работников советской власти. Следствие заканчивать в срок не более 10 дней. Обвинительное заключение вручать за одни сутки до рассмотрения дела в суде. Дела слушать без участия сторон. Кассационного обжалования приговоров, как и подачи ходатайств о помиловании не допускать. Приговор к высшей мере наказания приводить в исполнение немедленно по вынесении приговора".
  <...>
  Большой террор был многоуровневым, рассчитанным на разные категории граждан. На первом уровне уничтожали низшую категорию, и он был самым массовым. Второй уровень репрессий контролировал Ежов. В шпионаже обвиняли всех, кто хоть как-то был связан с заграницей. И, наконец, третий, высший уровень, особые списки. Сталинские расстрельные списки. На них пометы и резолюции цветными карандашами (строгой формой?). Каждый мог импровизировать: "Подождать", "Германский подданный. Судить обычным порядком", "Подождать пока", "Отложить", "Предварительно вызвать в Москву" и даже "Бить. Бить". Аббревиатура ВМН не нуждалась в расшифровке, это было всем известно - высшая мера наказания. И самая короткая, как выстрел, односложное сталинское "За".
  <...>
  Историк НИКИТА ПЕТРОВ: "Короткий период - с июля 37-го года по ноябрь 38-го года характерен наибольшим числом арестов и расстрелов за всю советскую историю. Термин "Большой террор", родившися в более поздние времена, чётко и ёмко описывает именно это явление, как разгул наибольшего террора за все годы советской власти.
  
  На самом деле ничего нового, кроме масштабов, объёмов и категорий, на которые обрушились репрессии, террор 1937 года не внёс. Но в 37-м году были затронуты все слои населения. Любой человек, будь он даже наркомом, он есть маленький человек. Потому что государственная машина перемалывает каждого. И если он вчера ещё был наркомом, каким-нибудь важным деятелем, будучи арестованным, будучи до полусмерти избитым, он признаёт всё, он подписывает всё. И его либо выводят на открытый процесс, либо тайно расстреливают. Но основная масса среди тех почти полутора миллионов арестованных и семисот тысяч расстрелянных - это были простые люди. Это были обычные рабочие, обычные крестьяне, в очень большом количестве священнослужители, политэмигранты - люди, которые приехали с Запада искать лучшей жизни, из той же Польши, Финляндии. Люди, связанные с сопредельными государствами, либо имеющие родство с инонациональностями, причём государств, окружающих Советский Союз по периметру. Их стали рассматривать, как традиционную пятую колонну, как шпионскую базу вот этих всех государств.
  <...>
  Остановила Большой террор та самая советская плановость, которая его и начинала. Как террор был по команде начат, так по команде и был закончен. Без организющей злой воли Сталина никакого Большого террора не было бы. Я в этом убеждён. Потому что нужно было иметь именно такую концентрацию злой воли. Ведь не случайно стоило ему умереть в 1953 году, как сразу же начал меняться внутриполитический и внешнеполитический курс". ( "Власть факта. Как террор стал большим", https://www.youtube.com/watch?v=Z1bHPp8kSkA)
  
  "11 августа 1939 года. В этот день в Киеве даёт показания арестованный чекист А. Левинзон. В 1937 году, при генеральном комиссаре Госбезопасности Ежове, он был особоуполномоченным НКВД Украины. После ареста Ежова как врага народа арестованы и многие его подручные, среди которых оказался и Левинзон. На очередном допросе он показывает (цитируется в сокращении):
  
  "В конце 1937 года я работал заведующим приёмной начальника Украинского НКВД. Суд-тройка в то время работал почти ежедневно. В декабре месяце 1937 года в один день было пропущено через Тройку около 1500 следственных дел. Так как Тройка не в состоянии была рассмотреть все 1500 дел, то эти дела в большинстве рассматривались ответственными за работу группы (начальниками отделов: Толчинским, Надеждиным, Верёвкой - начальником облмилиции), Мицулом и помощником начальника управления Донцом. Они же на обвинительных заключениях делали пометки "10 лет", "5 лет" или "Расстрел". После, в конце, все дела были подписаны бывшим начальником НКВД Украины, возглавлявшим в то время работы Тройки, Морозовым, без предварительного просмотра".
  
  1500 дел в день - возможно, это рекорд чекистской производительности труда. Или есть ещё более производительные чекисты? Далее Левинзон поясняет, что приговоры немедленно приводились в исполнение, а массовые захоронения прятали ночами за глухими заборами на особых участках. Историки установили, что в период Большого террора в СССР в 1937-1938 годах репрессировано около 3% взрослого населения страны". (С. Грачёв, "Чёрная книга СССР 1922 - 1991", М., Москва, 2021)
  
  "Если бы всё ограничилось вот этими кадровыми чистками в партии, то мы, конечно, никогда не назвали бы это явление "большим террором". Потому что именно в силу того, что эти репрессии обрушились на рядовых граждан страны, в силу того, что они приняли характер массовых операций против рядовых граждан, потому что по массовым операциям начальников не арестовывали и не осуждали, массовые операции касались исключительно рядовых граждан, а начальников осуждали вот так вот, по спискам лично Сталин и члены Политбюро, то совершенно очевидно, что террор стал большим именно из-за того, что обрушился на значительную часть населения страны.
  <...>
  Вот одно из писем от 17 января 1938 года: "Линия эсеров не размотана. Нужно иметь в виду, что эсеров в нашей армии и вне армии сохранилось немало... Нужно действовать поживее и потолковее", как пишет Сталин Ежову.
  На основании этих общих указаний принимались решения о продлении вот этих массовых операций. Однако же чекисты столкнулись с большой проблемой: как продолжать эти операции? Где искать контингенты для арестов и расстрелов? Ведь всех тех, кто был у них учтён в картотеках, они уже, что называется, привлекли к ответственности и уже либо послали в лагерь, либо расстреляли. Как поступить дальше? Где искать новых "врагов"? И тогда, для того, чтобы выполнить все эти приказы, планы, в ход пошли самые разные методы. Прежде всего, это был метод так называемых признаний арестованных, о котором я уже говорил. В НКВД в этот период, с 1937 года, очень широко применяются пытки, как мы теперь знаем, на основании специальной директивы, подписанной Сталиным, телеграммы, в которой говорилось о том, что ЦК разрешает применение "методов физического воздействия". И конечно под влиянием этих методов люди либо погибали, если отказывались признаваться, и смертность в тюрьмах НКВД в это время была невероятно высокой. Мы до сих пор не можем посчитать, сколько было таких погибших, умерших от пыток и в тяжёлых условиях содержания, но по отдельным примерам мы знаем, что таких было очень много.
  
  Либо перед ними была другая возможность: "признаться" в том, что требует от них следователь. И многие признавались. Однако и этого не хватало, и во многих регионах, на этот счёт есть много документов, чекисты прибегали к разного рода иным методам. Например, проводили массовые облавы: окружали, скажем, городской рынок, арестовывали людей, которые, по их мнению, выглядели, скажем так, подозрительно, ну, например, были с бородой. Привозили их в НКВД, там им предъявляли обвинение во вражеской деятельности и повторялся вот этот конвейерный механизм: у них брали показания, арестовывали их самих и тех людей, которых они называли. Врагов, для того, чтобы выполнить планы второго периода массовых операций, выявляли и по иным признакам. Например, по адресам, по адресным столам. Так, это было характерно для польской операции. Просто сотрудник НКВД шёл в адресный стол, выписывал людей с фамилиями, которые заканчивались на "-ий", и предполагалось, что это, наверное, поляки. Хотя там могли быть кто угодно - евреи, украинцы, да и русские... Тем не менее, их также арестовывали. Использовались разного рода списки сельсоветов, о том, что на кого-то когда-то накладывали штраф или ещё что-нибудь в этом духе, и этих людей тоже выявляли и арестовывали.
  
  Таким образом террор приобрёл колоссальный размах. За два года было арестовано по крайней мере, некоторые считают, что (чуть) больше, но мы можем придерживаться этой официальной цифры НКВД - 1,6 миллиона человек всего лишь за два года. Причём учтём и тот факт, что операции развернулись в августе 1937 года, а закончились в ноябре 1938 года. Таким образом, если мы разделим количество расстрелянных на этот период, то получится, что каждый день расстреливали приблизительно полторы-две тысячи человек. Каждый день, каждый день - две тысячи, две тысячи, две тысячи...
  <...>
  Людей старшего возраста в основном приговаривали к расстрелу, что также понятно: зачем везти их в лагеря, там с ними возиться, лучше сразу же расстрелять.
  <...>
  Нельзя ограничиться тем, чтобы сказать: "Сталин боролся с пятой колонной. Точка." Сталин боролся с выдуманной пятой колонной. Как я вам уже постарался показать, многие, большинство этих людей не только не имели никаких компрометирующих моментов в своей жизни в прошлом, но были абсолютно ничем не скомпрометированы и не виновны перед советской властью". (О.В.Хлевнюк, "Большой террор. 1937-1938 гг.", https://www.youtube.com/watch?v=95RE5J8vwZU)
  
  38.9. Палачи
  
  Недостатка в психопатах и социопатах ЧК, ОГПУ, НКВД, МГБ, КГБ, ФСБ, ВОХР, заградотряды, СМЕРШ, армия, флот, ФСИН, ОМОН, нацгвардия, ОПГ (организованные преступные группировки), криминальные банды, шайки хулиганов и любые другие "силовые структуры" никогда не испытывали. Просто потому, что такова природа человеческого отребья, тупого невежественного агрессивного быдла, которое составляет бОльшую часть человечества. А в обществе, подвергнутом постоянному воздействию факторов, осуществляющих негативную селекцию, этот слой может достигать 70-80 процентов от всего населения, а иногда, возможно, и более высоких значений.
  
  "Служить в ЧК-ОГПУ-НКВД было совсем небезопасно. Товарищ Сталин временами устраивал чистки в своих опричных войсках:
  
  13 марта 1938 года был расстрелян бывший народный комиссар внутренних дел СССР Генрих Ягода и вместе с ним полетели головы многочисленных его подручных.
  
  Такая же судьба постигла и его преемника Николая Ивановича Ежова, организатора Большого террора, который получил свои законные 9 грамм свинца в затылок 6 февраля 1940 года. Многие из его подручных тоже простились с жизнью, кто раньше, кто немного позже. Не нужны были товарищу Сталину живые соучастники его преступлений.
  
  И всё же желающих занять вакантные должности было полно.
  
  Пытали в застенках ЧК-ОГПУ-НКВД и раньше, но с 1937 года этим методам выбивания "признательных показаний" был дан зелёный свет. Разнообразным и весьма изощрённым пыткам подвергались практически все арестованные". (Дж. Ренко. "Империя лжи. Большой террор", https://proza.ru/2021/08/07/336)
  
  Контингент сотрудников НКВД насчитывал сотни тысяч сотрудников, но некоторые из них, наиболее "выдающиеся" изуверы, даже на общем вурдалачьем фоне выделялись своими садистическими способностями изобретательностью и кипучей активностью. С некоторыми из них, отметившимися во время Большого террора, мы сейчас и познакомимся.
  
  Григорий Моисеевич Майрановский, известный также как "доктор смерть".
  
  "С лета 1937 года в составе 12-го отдела ГУГБ НКВД СССР Майрановский руководил токсикологической лабораторией ("Лабораторией-X") - специальным подразделением, занимавшимся исследованиями в области токсических веществ и ядов. Там он становится полковником госбезопасности, доктором медицинских наук и профессором.
  
  Секретную лабораторию курировал непосредственно министр госбезопасности. Когда к власти пришел Лаврентий Берия, лаборатория модернизировалась, изменился ее штат, но суть оставалась прежней - поиск ядов, которые было бы невозможно идентифицировать при вскрытии жертвы.
  
  Страшное заведение, через которое прошла не одна сотня подопытных, размещалось в угловом доме по Варсонофьевскому переулку в Москве. Лаборатория была поделена на пять отсеков, и в каждом из них имелись помещения для наблюдения за ходом эксперимента. Действие каждого препарата, как правило, опробовалось на десяти подопытных. За мучениями тех, кто не умер сразу, наблюдали через дверной глазок в течение нескольких дней. Если "пациент" оказывался живучим, его добивали.
  
  Для приведения в исполнение смертного приговора группа Майрановского неоднократно использовала облегченные разрывное пули, начиненные аконитином - ядом судорожно-паралитического действия. По словам самого руководителя подразделения, подобный эксперимент был проведен над десятью заключенными. Выстрелы производились в "неубойные места" - смерть наступала обычно в промежуток между 15 минутами и часом.
  
  Работа в лаборатории имела для ее сотрудников печальные последствия: часть ушла в запой, другие не выдерживали и увольнялись, двое покончили жизнь самоубийством, но так или иначе каждый, кто принимал участие в этом конвейере смерти, прошел через болезненную трансформацию психики.
  
  Но Майрановский, несмотря ни на что, продолжал работать. Он начал эксперименты с безвкусным ипритом, однако положительных результатов не достиг - яд продолжал выявляться в трупах отравленных им людей. Больше года изучал свойства рицина (вещество, содержащееся в семенах клещевины), проводил исследования и с другими ядами - колхицином, таллием, дигитоксином. Никто точно не скажет, сколько человек в результате экспериментов "доктор смерть" отправил тот свет. В конце концов был найден яд с требуемыми свойствами. К-2 (карбиламинхолинхлорид) убивал жертву быстро - в течение 15 минут - и, главное, не оставлял следов. Для проверки надежности яда труп доставляли в институт Склифосовского, где ничего не подозревающие патологоанатомы производили вскрытие. Заключение было однозначным: жертва умерла от сердечной недостаточности.
  
  Идеальный яд нашли, но поиски способов его эффективной доставки в тело жертвы продолжались. В лаборатории придумывались разнообразные механизмы введения яда: его подмешивали в пищу, вводили в лечебную инъекцию, распыляли на кожу, изобретали хитроумные конструкции тростей, зонтов, авторучек и пуль, начиненных отравой". ( "Григорий Майрановский: как "доктор смерть" из НКВД изобретал идеальный яд", https://weekend.rambler.ru/read/38894630-grigoriy-mayranovskiy-kak-doktor-smert-iz-nkvd-izobretal-idealnyy-yad/)
  
  Исай Давидович Берг, изобретатель газовой душегубки
  
  "На пике сталинских репрессий в 1937-м сотрудник НКВД Исай Берг изобрёл способ усовершенствовать процесс: приговорённых к расстрелу сначала душить выхлопными газами в машине. Но случай Берга интересен и другим: сначала он променял 3 года заключения за хищения на расстрел, а затем усилиями родственников стал в Оттепель одним из первых реабилитированных палачей НКВД.
  
  Исай Давидович Берг родился в 1905 году. В 15 лет записался в Красную Армию и затем, несмотря на 4 класса образования, сделал быструю карьеру. В начале 1930-х - он работник Кунцевского райотдела НКВД - района, где размещалась дача Сталина. Летом 1937 года он получил завидный пост начальника административно-хозяйственного отдела (АХО) УНКВД МО. Другими словами - завхоза НКВД Московской области.
  
  На посту завхоза Берг сразу выступил с рацпредложением - модернизировать процесс приведения смертных казней в исполнение. В ведении НКВД Московской области оказался Бутовский полигон - туда привозили на казнь не только из области и Москвы. В 1937-38 годах туда ежедневно на расстрел привозили 350-400 человек, пиковое значение - 28 февраля 1938 года, когда за день было расстреляно 562 человека. Казнью занимались сначала 6 человек, потом 8, в начале 1938 года - уже 12 человек. Но орудием труда был обычный револьвер, на каждого палача приходилось по 30-40 расстрелянных за день. Но ещё труднее им давался не сам процесс казни, а предшествующая ей обстановка - кричащие люди, слёзы, истерики, попытки к бегству. Только за ноябрь и декабрь 1937 года 3 человека из расстрельной команды попали из-за "перегрузок" в психические или неврологические клиники.
  
  Вот тогда на помощь и пришло рационализаторство Исая Берга. Он предложил использовать передвижную газовую камеру - на базе фургона для перевозки хлеба, созданного на основе шасси стандартного грузовика ГАЗ-АА (лицензионной копии американского грузовика Форд модели АА образца 1929 года). В кузов, обшитый изнутри оцинкованным железом, проделывалось отверстие, в которое с помощью резинового шланга, надетого на выхлопную трубу грузовика, подавались выхлопные газы.
  
  Приговорённых тройками к казни связывали, затыкали им рты и запихивали в фургон - как селёдок в бочку (набивалось по 35-40 человек). Двери плотно закрывали - и отправляли в последний путь. Рычаг переключали в рабочее положение, после чего выхлопные газы начинали нагнетаться в фургон. Через 20-30 минут все пассажиры фургона теряли сознание, через 40-60 минут - умирали.
  
  В Бутово, если поездка была долгой, доставляли уже трупы, которые не могли кричать или бежать, и раздражать этим палачей. Далее работники НКВД вытаскивали умерших и сваливали в братскую могилу. У изобретения Берга был только один недостаток: после каждого рабочего рейса душегубку приходилось отмывать водой из шланга, потому что убиваемых выхлопными газами людей рвало.
  <...>
  Берга арестовали его коллеги по НКВД в рамках расследования по знаменитому "квартирному делу" Кунцевского райотдела НКВД. <...> сотрудники этого райотдела репрессировали советских граждан, чтобы заполучить их квартиры.
  
  Исайю Берга уговаривали признать моральное разложение и "самоснабжение", обещая за это срок всего в три года. Позднее Берг описывал, как шло следствие:
  
  "Тительман вызывал меня на допросы и уговаривал, чтобы я признался в злоупотреблениях. Говорил, что я воровал деньги, что я жулик, а не контрреволюционер. Закупал незаконно Заковскому мебель и т.д. Я категорически свою вину в присвоении денег отрицал, но Тительман мне говорил, что признавайся в этом и ты уедешь работать в лагеря, а то смотри, из тебя сделают троцкиста и тогда будешь отвечать за контрреволюционные дела".
  
  В общем, Берг не согласился на 3 года заключения. Но во время следствия по "кунцевскому делу" с поста комиссара НКВД снимают Ежова, на его место приходит Берия. И начинается вал процессов над бывшими работниками НКВД, участвовавшими в репрессиях. Попал под этот каток и Берг. Ему переквалифицировали дело на участие в контрреволюционной троцкистской организации. В эту же "группу" включили и его следователя Тительмана. В феврале 1939 года Берг был расстрелян.
  <...>
  Изобретатель передвижной газовой камеры Исай Берг сегодня считается незаконно репрессированным политзаключённым, его дело размещено на странице Сахаровского центра". ( "Изобретатель газовой душегубки НКВД Исай Берг: палач и жертва", https://ledokol-ru.livejournal.com/609389.html)
  
  В 1996 году вышла в свет книга Евгения Валентиновича Лукина "На палачах крови нет", в которой автор описал краткие биографии 12 "апостолов смерти" - заплечных дел мастеров из НКВД. Выдержки из этой увлекательной "антологии" приведены ниже.
  
  Михаил Брозголь
  
  Очутившись осенью 1920 года в Петрограде, направился Мишка Брозголь на Балтийский завод, поелику считал себя "истым пролетарием", а пролетарий теперь в почете и довольствии живет. Повкалывал месячишко и разочаровался: жрать нечего, теплой одежки никакой, да и от барака до завода топать чуть ли не через весь город.
  
  Тут знакомый партиец Комаркин присоветовал пойти на курсы станционных агентов ГПУ:
  - деньги немалые, паек солидный. Стал Мишка постигать азы чекистского искусства.
  <...>
  Через полгода обучения получил достойную должность: агент первого разряда. И начал новую жизнь - тайную, неизведанную, жуткую. Вынюхивал, высматривал, выслушивал - на вокзалах, в поездах, на дальних полустанках: кто словечком обмолвится, кто взглядом покосится. Сразу на заметку: что, Советская власть не нравится? Кто такой? Какого происхождения?
  
  Кажется, и жену себе высмотрел также: девушка бедная, темная, деревенская - сиделка в Красном госпитале на улице Гоголя. Один недостаток был у Казимиры - полька она, из Виленской губернии. Поэтому мать, будучи женщиной набожной, брак не одобрила: неужто еврейку не смог найти?
  
  Мишка в бога не верил, верил в Интернационал, а иудейский предрассудок матери простил: посылал ежемесячно четвертной на житье-бытье. Гутта Берковна взамен посылал к сыну подраставших братьев и сестер. Он помогал: Софью и Евгению в органы госбезопасности пристроил, Соломона - на железную дорогу, Николая, (будущего Героя Советского Союза) - в Кремлевскую школу курсантов. А свояченицу Мальвину определил уборщицей в Большой дом. Уже тогда сослуживцы говаривали: Миша - делец, Миша - король блата. И то: железнодорожный билет нужному человеку - Брозголь, путевку в дом отдыха - он же. Услужливый!
  
  Видать, тем и приглянулся начальнику Дорожно-транспортного отдела Ленинградского ГПУ Перельмутру. Облагодетельствовал он Мишку, взял к себе в секретари. И не ошибся: тот перельмутровскую премудрость быстро усвоил - все дела втихую обделывать, а уж потом ими хвастаться. Если же какой чекист начнет принципиальничать, то затыкать ему глотку.
  <...>
  Правду сказать, не терпел Михаил Израилевич стукачества. Вот прибежит к нему доносчик, обольет грязью сотоварища и мышкой за дверь шмыгнет. Брозголь разозлится: "Какой гад! Какая сволочь!" - и прикажет арестовать клеветника.
  
  Это, конечно, не значит, что наш герой не палачествовал, над невинными людьми не издевался. У него даже любимая пытка была: распластает жертву на каменном полу, задерет рубаху и каблучищем сапога по позвоночнику, по каждой косточке в отдельности - хрясь! хрясь! Все ему позволялось: "именно такая власть является для меня самой благоприятной".
  
  До седьмого пота трудился Брозголь, исполняя совершенно секретный приказ No 00485 генерального комиссара госбезопасности СССР Н. И. Ежова: требовалось уничтожить немцев, поляков, финнов, прибалтов. А ежели французишка какой попадется или представитель другой "буржуазной" нации, то немедля брать и ставить к стенке без разговоров.
  
  Так и сказал на оперативном совещании:
  
  "Мы обязаны по заданию Партии и Правительства, нашего Наркома - разгромить не только открытых явных врагов, но ликвидировать и его базу, которой являются инородцы, так как наши следственные мероприятия проходят в особой обстановке - в воздухе пахнет порохом... Вот-вот неизбежна война, поэтому малейшее подозрение за инородцем в его контрреволюционной деятельности или даже в том, что скрыл в анкете свою национальность - арестовывать - это враг и относиться к нему как к врагу - вот и все, что вы должны знать".
  И добавил: "Кто не будет выполнять это - под суд, как укрывателя и сознательно не борющегося с контрреволюцией".
  
  Тут полуграмотный сержант Семенин сообразил, подал голос: "А кто будет отвечать за такой разгром контрреволюционных формирований?". Брозголь аж позеленел: "Этого разгрома и в такой форме требуют Партия и Правительство! Кроме того, вы, чекисты, должны понять, что если вы будете брать от обвиняемых показания на первую категорию (то есть на расстрел - Е. Л.), то отвечать никогда не будете, а взять такие показания вы сумеете, так как вы чекисты и поэтому должны суметь".
  
  Железным человеком казался Михаил Израилевич, а в действительности сам трясся и дрожал: жена-то у него полька! Душа по-заячьи в пятки ушла, когда свояченицу Мальвину из энкаведешных уборщиц выперли. Вот-вот до любимой Казимиры доберутся стукачи-палачи. Поэтому в первую очередь велел поляков уничтожать, дабы не заподозрили окружь в благоволении к ним.
  
  И началось: хватали не только поляков, но и русских, белоруссов, украинцев - с фамилиями, похожими на польские. Взяли профессора Павла Рымкевича: "на допросе я показал, что я русский, но меня стали убеждать, что я поляк, и после долгой "торговли" записали меня русским, а отца поляком". А начальник Октябрьской железной дороги Вишневский стал "польско-японским" агентом - "польским" потому, что так Брозголь требовал, а "японским" потому, что когда-то то ли в Японию, то ли в Китай съездил.
  
  К весне 1938 года в железнодорожных мастерских и на станциях не осталось ни одного немца, поляка, финна... Впрочем, такое творилось по всему городу. (Если, предположим, Карл Маркс, создавший учение о "контрреволюционных нациях", жил бы тогда в Питере, то он, будучи уроженцем Германии, из "революционного" еврея обязательно превратился бы в "контрреволюционного" немца и получил бы пулю в затылок.)
  
  Далеко не все сотрудники НКВД были согласны с приказом No 00485. Младший лейтенант Федоров расхрабрился, самому Ежову докладную записку послал: "В то время, как известно, наша Партия, Советская власть и Ваши директивы направлены на борьбу с националистическими враждебными элементами и их выкорчевывание с Советской земли, а установки капитана Брозголя направлены на борьбу с националами. По моему мнению, это противоречит и идет вразрез с политикой Партии по национальному вопросу, что может породить шовинизм лишь только потому, что мы имеем расположенные села в пограничной полосе Ленинградской области, исключительно состоящие из националов - финнов и эстонцев". Плохо знал марксизм этот Федоров! А Сталина и Ежова не знал совсем.
  
  Другие сотрудники таких опасных писем не писали, зато изо дня в день ходили в партийный комитет УНКВД, называли происходящее произволом, обманом, "липой". Секретарь парткома Гейман как-то даже пригрозил: "Тех, кто будет ходить в партком или вести разговоры о так называемой "липе", будем рассматривать как антисоветчиков, склочников и будем бить по рукам".
  
  Ударили - не только по рукам, но и по головам: правда, позже, уже при Берии, и не тех кто роптал, а тех, кто шибко старался исполнять приказ: Гейману первому наручники нацепили.
  
  Брозголь осунулся, под глазами черные круги высветились: полтора года вламывал как лошадь - из тюрьмы в шесть утра уходил. И вот - нехорошие слушки зароились вокруг него. Кто-то брякнул: "Перельмутра тоже взяли!" Навел справку - жив-здоров амурский отшельник. Сказал торжественно: "Трепались, что Яков Ефимович арестован, а он здраствует себе на здоровье!".
  
  Новый начальник Ленинградского УНКВД Гоглидзе под страхом смерти запретил необоснованные аресты, а у Брозголя по привычке рука тянулась наложить страшную резолюцию. Однажды сорвался: финансовый работник Ковшило кого-то "жидом" обозвал. Обозванный, конечно, Брозголю донес. Михаил Израилевич расписал на бумаге: "Немедленно арестовать!" И отдал молодому оперуполномоченному Баклаженко. Тот повертел в руках донос с резолюцией и... положил под сукно: разговор-то между стукачом и Ковшило наедине происходил, так что неизвестно, кто прав, кто виноват.
  
  А Брозголь и забыл. Скоро новый 1939 год - надобно подарки готовить. Послал своего дружка и собутыльника Анисимова в Елисеевский магазин за покупками: час - нет, другой - нет. Наконец, звонит пьяный вдрабадан: "Миша, вышли машину, мне нужно проституток развезти". Ничего доверить нельзя - все рушится...
  
  Но не пришлось палачу новогоднее шампанское пить. Как раз под бой курантов постучали в дверь: хватит, повеселился! Обыскали квартиру, изъяли: золотые часы, браунинг, финские ножи, орден Красной Звезды - за 1937 год.
  
  На допросе сказал: "виновным себя не признаю", ибо выполнял приказ. Отвели в одиночку. Ходил, мерял ее шагами, думал. А то садился на койку, хватался за голову руками...
  
  Как-то ночью оторвал от простыни длинную полосу, подошел к унитазу, привязал обрывок за изгиб трубы, раскорячился над вонючей раковиной, судорожно накинул петлю на шею, вытянул ноги, захрипел...
  
  Что он там хрипел перед смертью - горя в адском огне, дико вращая глазами, мочась под себя и смрадно испражняясь - что хрипел: "именно такая власть является для меня самой..."?
  
  Мигберт
  
  Мирон Глейзер, как только красные отбили Ромны, сразу же записался в Чрезвычайку: про свои юношеские грёзы забыл, ибо "все это было крайне туманно и суждения о сионизме оправдывались воображениями заманчивой поездки в Палестину". Так: от грез мало толку, а наш гимназист по характеру был гешефтмахером - у него в роду не случайно одни барышники водились. Отец, к месту сказать, исповедывал иудаизм, сочетая его с железной хваткой и торгашеской бессовестностью. Не знаю, делил ли юный Глейзер окружающих на людей и нелюдей, но то, что считал себя чуть ли не пупом земли - это точно.
  
  Да беда: в Ромейской Чека его таковым, видимо не считали, держали на побегушках. Посему отправился Мирон на фронт добровольцем, но, естественно, до него не доехал: по пути "был задержан" Полтавским губкомом партии и направлен в Военнополитическую школу. Пока дрались красные и белые, слушал лекции и, как писал позднее в автобиографии, "идейно перерождался" из сиониста в коммуниста.
  
  К лету 1920 года окончательно прозрел, получил желанный партбилет и строгий приказ: немедленно следовать к месту службы - в Особый отдел 13 армии. Уезжал из Полтавы бывший курсант Глейзер, а на Юго-Западный фронт прибыл молодой чекист Мигберт: в дороге подумал, что не худо бы сменить фамилию "ради конспирации". Не напрасно: ходить в атаки ему не пришлось, зато не раз допрашивал с пристрасткой золотопогонных пленников.
  <...>
  В 1937 году, когда яростиво истреблялся многочисленный народ, иезуитствовал Мигберт с охоткой и удовольствием. Будучи уже начальником XI отдела УНКВД ЛО, придумал и создал специальную "бригаду смерти", куда призвал подручных своих: Якова Меклера по кличке "мясник", Дмитрия Фигура по кличке "Пушкин" да Владимира Давыдова без всякой клички. Трудились дружно, творя неописуемые зверства.
  
  Мирон Исаакович самолично из телефонных справочников выписывал приглянувшиеся фамилии жертв, Фигур сочинял для них ахинейные шпионские истории, пыточник Меклер кулачищами заставлял невинных соглашаться с фигуровскими выдумками, а Давыдов расписывался в протоколах допросов и мрачно шутил: "жизнь в СССР идет как в автобусе: одни сидят, а другие трясутся". Вкалывали по-стахановски.
  
  За ударный труд Мигберт каждому воздал: Меклер поплыл на ледоколе "Ермак" - не столько за папанинцами, сколько за орденом, Фигур теплое местечко в аппарате Лазаря Кагановича получил, ну а Давыдов за свои мрачные шутки - 10 лет концлагеря, где и умер.
  
  А сам Мирон Исаакович вокруг начальства, как лисица, кругами ходил - возблагодарения дожидался. Свершилось: позвонили из первопрестольной, сказали, что быть вскоре Мигберту заместителем начальника Саратовского УНКВД. На радостях с женой развелся, сына бросил - зачем такая обуза в новой жизни.
  
  Темной ночью мчался поезд в Москву, увозил нашего героя в неизвестную даль, а там ждали его не райские кущи, а нары на Лубянке, судь скорый, яма черная, потому что был он, гешефтмахер, такой же разменной монетой в чужих руках, как и тысячи его жертв.
  
  Артист
  
  Это был веселый мальчик - пухленький, розовощекий, с умными глазенками, курчавыми волосами. "Манасия, - ласково говорила мать шалуну, курочащему часы, - Манасия, что ты делаешь? Время ломаешь, да?" Они жили в небольшой полуподвальной комнате на Загородном проспекте, дом 20. Отец мальчика был часовым мастером: фирма "Мозер" ценила его золотые руки. Скопив денег, он открыл собственное дело. В книге "Весь Петербург" за 1915 год упоминался и владелец магазина на Загородном - Фигур.
  <...>
  Его влекла блестящая и легкая, подобно елочной игрушке, жизнь. Обучаясь в Шестой петербургской гимназии, возмечтал он о театральных подмостках, на одном ученическом спектакле познакомился с реалистом Иваном Чащиным, жившим неподалеку - на Кабинетской улице. В дворянском доме Чащиных частенько бывали экзотические гости: то какой-нибудь американский негр зайдет, то японский комиссионер, то начинающая артистка. Манасия, открыв рот, внимал рассказам про далекие сказочные страны и тайком ухаживал за девицами.
  Уже тогда он решил: буду актером! Посему после окончания гимназии поступил в Государственную театральную школу. Однако богине Мельпомене редко поклонялся: больше шлялся по ресторанам и игорным клубам, нюхал кокаин, возился с актрисками. Времечко было веселое: революция, разгул и раздрай - делай что хочешь.
  <...>
  Дмитрий Фигур (так он теперь себя величал) тоже не чурался революционного веселья. Нет, он не бандитствовал - он горланил стишки по тыловым обозам, вдохновлял красноармейцев на междуусобие. Так, горланя, и дослужился до помощника режиссера при политотделе 7 армии. Закончилась жуткая Гражданская - вернулся в Питер, пришел на Гороховую, два, заполнил анкету (в графе "профессия" вывел - "драматический артист") и устроился в Чрезвычайку. Казалось, круто изменил свою судьбу. Ан нет: служба у него была почти актерская, потому как стал Фигур филером.
  
  Филерство - это не просто ножками за обозначенным человеком топать да глазами зыркать. Тут и сноровка, и артистичность нужна: быстро загримироваться - бороду нацепить, усы наклеить, в парадняке пиджак вывернуть и вновь напялить. А походка? Неспеша, вразвалку, семеня - всяко уметь надобно. Не работа, а искусство, и к тому же опасное: обозначенный человек вдруг шмыгнет в подворотную, филер поспешит за ним и получит нож в бок. Дорого стоит фальшь в этой игре - чай, не на сцене, а в жизни.
  <...>
  Фигур сообразил: с Гороховой надо дружить. И завербовался в сексоты. Получил неплохую должность в концессионной комиссии Ленинградского совнархоза. Тогда германских акционерных обществ в Питере было видимо-невидимо - от "Бергер и Вирт" до "Лаборатории Лео". А Дмитрий Давыдович при них стал как бы ревизором: блюл не только государственный интересы, но и свои-; поскольку "довольно сильно нуждался и пользовался некоторыми суммами под видом "займов". Понятно: жена Серафима, бывшая актриса, нигде не работает, а отец, днюющий и ночующий в своей мастерской на Разъезжей улице, все время жалуется: безденежье.
  
  Однако недолго продолжалась лафовая жизнь: нэпманская Россия загибалась под стальными ударами сверху и ушлые иностранцы, чуя неладное, потихоньку сматывали удочки. В воздухе попахивало каленой диктатурой. Наш герой всегда держал нос по ветру и, когда подвернулся случай, пришел в ГПУ с поклоном: прошу меня принять на вакантное место все равно куда. Закадычный друг Соколов, зная его как облупленного, засвидетельствовал: "В личных качествах, за исключением некоторой доли подхалимства перед начальством, особенных недостатков не имеет". Зачислили как специалиста по взяткам.
  
  Однажды ввели в кабинет Фигура юрисконсульта акционерного общества "Бергер и Вирт" Федора Паршина: он имел несчастье подружиться с директором фирмы Гейпелем - вместе гоняли чаи на петергофской даче. Но, кажется, был и другой повод у Дмитрия Давыдовича поговорить с арестантом: тот когда-то наотрез отказался "дать взаймы" нашему ревизору. И вот теперь расплачивался за честность: раз пил чай с немцем - значит, немецкий шпион.
  
  Паршин и сам кое-что знал про следственные ухищрения, так как в Гражданскую войну был следователем Петроградского ревтрибунала, но с таким "следопытством" сталкивался впервые:
  
  "18 ноября 36 г. меня начали допрашивать и сразу же предложили или сознаться или сидеть на стуле без предоставления времени для сна... Я абсолютно ничего не знал о шпионаже и ни в чем сознаться не мог. Уже со второй ночи я начал галлюционировать и бредить наяву... Мое состояние стало близким к потере рассудка. Мне сообщили, что мою семью выселяют из квартиры, что в квартире заболела домработница скарлатиной и что мою жену освободят и вернут к трем малолетним детям (которым угрожала скарлатина), если я дам показания... На 29 сутки круглосуточный допрос был прекращен".
  
  Кто выдержит месячную пытку? Естественно, Паршин "сознался", что он - шпион. Фигур ему за это отмерил полной мерой, хотя изможденный узник умолял: "От Вашего решения зависит не только моя судьба, но и жизнь моих трех малолетних детей, больной жены и старушки матери 78 лет. Кроме меня, их кормить некому. В случае моего осуждения они неминуемо погибнут".
  
  В отчете же Фигур ухитрился написать, что якобы вскрыл и ликвидировал целую германскую шпионскую резидентуру, но возглавляемую не Гейпелем (как полагалось), а Герингом! Уловка понятна: про директора небольшой фирмы никто не слыхал, а фамилия второго человека в Третьем рейхе не сходила с газетных полос - авось наверху подумают, что речь идет о знаменитом немецком асе. Точно: вскоре от руководства НКВД получил Фигур награду - золотые часы.
  
  Вообще, Дмитрий Давыдович с фактами обращался по собственному усмотрению - как ему выгодно, так и будет. Даже свою биографию не раз переиначивал. То год рождения поменяет с 1901 на 1896 и обратно. То театральную школу, гдё учился, переименует в юридический факультет университета. То о Владимирском игорном клубе напишет, что работал там по заданию ГПУ - мошенников выслеживал. Кто разберется в этакой куролесице?
  
  К лету 1937 года кадровики разобрались: потребовали уволить артиста из органов госбезопасности. Перельмутр долго не чикался: убирайся-ка Фигур к чертовой матери. Казалось, рухнула надежда на блестящую карьеру. Тут звонок - заместитель начальника Управления Шапиро-Дайховский озаботился: не желаете ли, Дмитрий Давыдович, поруководить Ленинградской портовой таможней? Фигур аж крякнул от удовольствия. А Шапиро ласково: "Пока же вы договоритесь с Мигбертом и до вашего утверждения Горкомом включитесь в следствие по массовой операции".
  
  С Мигбертом договорились быстро: Мирон Исаакович знал безработного не понаслышке: "Учить вас мне не нужно. Вы - квалифицированный гешефтмахер". И направил не куда-нибудь, а в формирующуюся "бригаду смерти".
  
  Сия ударная бригада работала так: "там, где сотрудники не могли получить показаний от арестованного и вопрос стоял об освобождении, то этот арестованный передавался в эту группу и на второй же день от этого арестованного шли показания о контрреволюционной деятельности".
  
  В "Бригаде смерти" Фигур роль писателя-фантаста играл. С утра приходил в отдел, забирал протоколы первичных допросов, в которых люди, не чуявшие подвоха, откровенно рассказывали про свою жизнь, про друзей и близких. Затем садился в автомобиль, командовал: на Коломенскую улицу! Дома, заварив кофе и устроившись поудобнее в кресле, прочитывал взятые бумаги и приступал к сочинительству "признательных" показаний.
  
  Сапожника Франкрайха, бывшего бундовца, Фигур агентом польской разведки сделал, слесаря Малиновского - террористом и диверсантом, а балерину Роговскую, давеча съездившую в Китай, превратил в японскую шпионку: для пущей доказательности взял визитную карточку какого-то портного, разрезал пополам, одну половину выбросил в корзину, а другую приложил к делу балерины - это, мол, парольный знак от узкоглазого резидента.
  
  Посочиняв таким образом, звонил в Управу: карету мне, карету! Начальник отделения Яков Меклер, читая фигуровскую фантастику, восторгался необыкновенно. И вызывал на допрос сапожника или балерину.
  
  Кабинет N 720, где трудилась "бригада смерти" внушал ужас: "из-за стены часто приходилось слышать нечеловеческие стоны и крики, что как будто они там кого резали". Сидевший рядом сотрудник Утикас, вздрагивал от доносившихся воплей, жаловался: "Вот каждый день так с утра до ночи, даже неприятно".
  
  А творилось в кабинете вот что: Меклер натягивал на голову узника холщовый мешок и отчаянно бил кулачищами - до тех пор, пока не подпишется под "признательными" показаниями. Если бедняга слишком истошно орал, то затыкал ему рот "тряпкой с испражнениями".
  
  Не ведал Фигур, что пока он палачествовал с Меклером, опер Мирзоев выколачивал из Ивана Чащина показания на него - так, на всякий случай, как сказал Перельмутр.
  
  Старался-старался наш фантаст, а таможенником не стал. Зато попал в московский аппарат к наркому Лазарю Кагановичу: заслужил! Однако в мае 1938 года загремел, как говорится, под фанфары: сначала Мигберт, очутившись на Лубянке, заявил, что, будучи британским шпионом, завербовал Фигура в "Интеллидженс сервис", а потом и Шапиро-Дайховский под пытками подтвердил слова Мирона Исааковича.
  
  Привезли печального арестанта в Питер под конвоем. Начальник отдела Лернер усмехнулся: ну давай, фантазируй - тебя ведь недаром Пушкиным прозвали. Делать нечего - начал сочинять:
  
  "Впервые я был завербован в японскую разведку в 1921 году резидентом этой разведки Чащиным Иваном Васильевичем. В 1927 году я связался с агентом германской разведки Паршиным Федором Николаевичем, доверенным германской концессионной фирмы в Ленинграде "Бергер и Вирт" и был им перевербован в пользу германской разведки. В 1937 году о моей предательской работе стало известно бывшему начальнику XI отдела УНКВД ЛО Мигберту, агенту английской разведки. Последний воспользовался этим и перевербовал меня для антисоветской шпионско-диверсионной деятельности в пользу английской разведки".
  
  Медленно, ой как медленно придумывался донос на самого себя, выводились дрожащим пером буковки, высыхали нечаянные капли фиолетовых чернил. Шел последний спектакль с участием драматического артиста Фигура.
  
  Сонька "Золотая ножка"
  
  Знаменитая авантюристка Софочка Блювштейн, по прозвищу Сонька Золотая ручка, преизобретательнейшее существо по части экспроприации экспроприаторов, а другими словами, специалист по тугим кошелькам, не годится ни в какое сравнение с Софочкой Гертнер, орудовавшей в застенках Ленинградского НКВД. Один-единственный ее приемчик чего стоил: привязывала узника за руки и за ноги к стулу, поднимала от колена ножку и туфелькой в мужское достоинство - р-р-раз! - мол, признавайся, шпион. А туфелька с каждым р-р-разом все тяжелей, тяжелей, тяжелей!..
  
  Одна была Софочка такая на весь Большой дом, но про ножку ее и туфельку слава аж до Колымы дошла...
  <...>
  Нет, не случайно оказалась Сонька за каменными стенами Большого дома на Литейном: лощеный, гладко выбритый пижон Мирон Мигберт тотчас оценил ее твердый преданный взгляд и направил на стажировку в "бригаду смерти". А там Яков Меклер, прозванный "мясником" за пытки над заключенными, галантно протянул красавице тощее дело: "Ты стукни ее два раза и она признается, а то мне, как мужчине, неудобно бить женщину".
  
  Что знала Сонька про свою первую жертву? Шестнадцати лет отроду бросила та Николаевский институт и ушла с красноармейцами 16-й стрелковой дивизии на Гражданскую войну. Плавала потом буфетчицей на теплоходе "Жорж Жорес" и в Нью-Йорке встречалась со своим братом Алексеем Антоновским - великолепным музыкантом, изгнанным из России в 1923 году. А еще знала, что дядя арестантки почил в бозе при марсельском монастыре кармелиток, что осталась Надежда Ивановна Суворикова одна с двумя маленькими детьми, которых после ареста матери поместили в детский приемник-распределитель НКВД.
  
  Но не дрогнуло стальное Сонькино сердце, когда внесли в кабинет узницу и усадили кое-как на стул: не могла бедная ни ходить, ни говорить толком, потому что была парализована. И топала чекистка ножкой, и кричала, и била линейкой по пальцам, и вцеплялась ногтями в женскую грудь: признавайся, что хотела "произвести на судне бактериологическое заражение путем введения в пищу бактерий". И ставила истерзанная женщина под липовым протоколом свою подпись: сначала четкую, ясную - "Суворикова", а потом исковерканную мычащую - "Сгвырк".
  
  - Ай да Сонька, Золотая ножка! - восхищались в "бригаде смерти". - Займись-ка ты теперь старым хрычом Брониковским. Михельсон сказал, что его брат когда-то служил в царской свите и был близок ко двору Николая Кровавого.
  
  Поизмывалась над Брониковским. Сперва сочинила любовную историю: будто бы этот семидесятилетний старец встретил в костеле Святой Екатерины, что на Невском проспекте, симпатичную польскую "шпионку" Погоржельскую и по слабости душевной согласился передавать ей разные секретный сведения. Затем попытала маленько: ножкой - ррраззз! Умылся старец слезами, кивнул головой: так оно, дочка, и было.
  
  И пошли. Печник с Васильевского острова Гигашко - ррраз! Инженер с Кировского завода Козловский - ррраз! Боцман Балтийского пароходства Кейнаст - ррраз! Рабочий завода "Сев-кабель" Родзевич - ррраз!..
  
  Ай да Сонька - Золотая ножка!
  
  Мирон Мигберт от удовольствия язычком цокал: у нашей "стахановки" все арестанты прямиком в Левашово, стало быть, на тот свете едут - во как надо работать! И торжественно вручил ей золотые часы - за 1937 год.
  
  Слава про жестокую следовательницу тогда далеко за пределы Ленинграда разлетелись. В угольных копях Воркуты и на снежных сопках Магадана, в ледяных бараках Тайшета и на таежных просеках Байкало-Амурской магистрали те, кто невзначай остались живы, с ужасом вспоминали о Сонькиных зверствах и, наверное, молили Бога, чтобы не попасть к ней еще раз. Слыхали о Золотой ножке и в Москве. Сам Лаврентий Павлович Берия, возглавив Наркомат внутренних дел, приказал заключить ее под стражу: уж слишком "знаменита".
  
  "Лично я арестов не производила, - ловко выкручивалась на допросах Сонька, - и мне руководством отделения в лице Меклер и Фигур давались материалы уже оформленных арестованных, по которым я проводила расследование".
  
  Тогда бухнул на стол особоуполномоченный дело той самой буфетчицы с теплохода "Жорж Жорес": а это что?
  
  "Помню одно, что Суворикову я била, так как она не хотела давать показаний, - потупила глаза садистка. - О том, что эту арестованную я била, я хорошо помню, потому что она была первой женщиной, которую я допрашивала".
  
  А дело Кейнаста?
  
  "Хорошо помню, что Кейнаст сам рассказал мне обстоятельства его вербовки в Эстонии перед переброской в СССР. Эти показания он дал под влиянием примененных к нему мер физического воздействия. Насколько правдивы показания Кейнаста о шпионаже, я не знаю. О том, что Кейнаст подготовлял диверсионные акты, является моим вымыслом и не соответствует действительности".
  
  Одна задругой вынимались из железного сейфа мертвозеленые папки, один за другими вызывались из тьмы памяти замученные и расстрелянные - длинная вереница немых свидетелей звериной жестокости Золотой ножки.
  
  На суде Сонька расплакалась: "Я девять лет проработала в органах НКВД и во время операций 1937-1938 годов выполняла преступные методы ведения следственных дел, которые исходили от Заковского, Шапиро и Мигберта, ныне врагов народа, на которых я не могла в то время подумать. Они вбивали мне в голову преступные методы. Я была единственной женщиной, которая работала на следствии, и дошла почти до сумасшествия, всем исходящим от руководства указаниям я верила и так же, как и все остальные работники, их выполняла, но дел, бывших у меня в производстве без материалов, я не брала. Я виновата в том, что делала натяжки в протоколах допроса обвиняемых, била их, но это все я делала без всякого умысла и к тому же с распоряжения начальства, думая, что это нужно. Теперь я потеряла все, я потеряла партию и потеряла мужа. Прошу суд учесть мою 9-летнюю работу в органах НКВД и вынести справедливый приговор"...
  
  В 1982 году, когда мертвые с Левашовской пустоши - до недавнего времени секретного кладбища НКВД - еще молчали, а живые полушепотом говорили о пережитом, незаметно закатилась в глухую кладбищенскую сирень Сонькина кровавая звезда. "Память о ней останется в наших сердца навсегда", - говорилось у гроба старухи. Да будет так. Да будет незаживающей глубокая зарубка на дереве, да будет неисточаемым черный камень на дне реки, да будет незабываемым страшное имя на доске палачей - Софья Гертнер.
  
  Александр Романович Поликарпов
  
  Вечером 14 марта 1939 года в доме N 34 по улице Воинова прозвучал одинокий выстрел. Когда врач Грилихес прибыл на место происшествия, то увидел в комнате на полу труп мужчины в военном мундире: голова была обмотана окровавленным полотенцем, руки сложены на груди. Рядом с трупом лежал кольт 45-го калибра. А на стене, приколотая булавкой, белела записка к жене:
  
  "Мотичка, прощай навсегда. Если когда чем обидел, прости. Морально тяжело устал, никаких преступлений не делал, причину смерти написал т. Гоглидзе, тебе знать не надо. Записка в служебном кабинете на столе. О случившемся позвони по телефону 30-14. Целую последний раз. Прости. Сашка".
  Что заставило самоубийцу поднести кольт к виску и нажать на спусковой крючок?
  <...>
  В 1933-м, уже после смерти Никиты Ниловича, назначили Поликарпова комендантом Ленинградского ГПУ.
  <...>
  К тому же выполнял Александр Романович задания государственной важности - командовал расстрелами. Получал от начальника УНКВД соответствующее предписание: решением Тройки или суда такой-то приговорен к высшей мере наказания. Арестованного выводили из камеры и расстреливали в подвале. Затем комендант оформлял акт о том, что приговор приведен в исполнение. Акт подшивался к уголовному делу.
  
  Если приговоренный к смерти делал заявление или подавал записки, Поликарпов сообщал о них руководству в специальных сводках. Эти спецсводки должны были храниться в личной папке начальника управления, но, как выяснилось позднее, палачи не любили оставлять следов: в 1938 году после самоубийства Михаила Иосифовича Литвина в папке был обнаружен лишь один такой документ - записка чекиста Дукиса, написанная кровью. Литвин, видимо, не успел ее уничтожить.
  
  Иногда на расстрелах присутствовало и само начальство. Однажды - это было в декабре 1936 года - в Ленинград приехал Генеральный прокурор СССР Вышинский. Вместе с Заковским они подписали смертный приговор на 55 человек - участников некой "шпионской организации". Затем спустились в подвал, где на их глазах было совершено массовое убийство. Вышинский и Заковский торжественно поставили подписи под документом... Интересно, куда они поехали потом? В резиденцию? На дачу? В театр? О чем говорили? Вспоминали ли убитых по их воле людей?
  
  Неведомо, о чем думал и Поликарпов. Думал, верно, о том, что не его это дело - судить да рядить, его дело - исполнять: враги народа очень мешают делу мирного социалистического строительства. А он расправляется с ними по законам революционной справедливости. Если не он, то другой железный боец на тайном фронте борьбы с империалистическим охвостьем выполнит долг - скомандует "пли!".
  
  Так и командовал, особо не размышляя. Порой тяжелая ночь выдавалась. 21 декабря 1937 года, к примеру, отмечался день рождения Сталина: всю ночь грохотали в подвале выстрелы, салютуя в честь вождя, всю ночь текла кровь невинно убиенных, всю ночь подписывал Поликарпов акты о смерти - тысячи полосок с типографскими буковками и треугольными печатями. Было: одни умирали - за Сталина, другие убивали - за Сталина. Кто развяжет этот узел, кто рассудит?
  
  Сталин рассудил: обо всем, что творилось в застенках у Ежова, будто бы и знать не знал, и ведать не ведал. Окрестил геноцид "ежовщиной". В конце 1938 года арестовали почти всех начальников областных управлений НКВД и расстреляли - за "нарушения социалистической законности". Пожалуй, один Литвин - главный палач Ленинграда - дожидаться не стал: пустил себе пулю в лоб.
  
  Его место занял Сергей Арсентьевич Гоглидзе - "правая рука" Берии. Он уж не пощадил литвиновских выкормышей - ни Хатеневера, ни Альтмана, ни Геймана, ни Самохвалова, ни Драницына, ни Гертнер... Всех не перечислишь.
  
  8 января 1939 года в Красном зале УНКВД - партийное собрание. Казалось, еще недавно секретарь парткома Гейман здесь выступал: ссылался на указания Партии и Правительства побыстрее покончить с врагами народа, клеймил позором Гот-Гарта и других чекистов, осмелившихся писать Сталину об Издевательствах и беззакониях, обзывал их троцкистами и требовал суровой и беспощадной расправы над ними. В президиуме тогда Литвин сидел, кивал головой: так, так...
  
  Теперь наоборот: Гоглидзе говорил о пробравшихся в органы госбезопасности коварных врагах народа Литвине, Геймане и прочих, о пытках, которые применялись к честным, безвинным людям, о расстрелах незаконно осужденных. В зале - тишина. Оглядываются друг на друга сидящие, когда гремят слова Гоглидзе о грядущем возмездии: преступившие закон будут наказаны!
  
  Кто же преступил закон? Кто ставил к стенке невиновных? Вот сидит в первых рядах комендант управления Поликарпов - это он, это он командовал расстрелами! Ему, стало быть, и отвечать.
  
  Вышел из Красного зала Александр Романович - видит: тычут в него пальцами сотрудники, говорят что-то между собой. Опустив голову, прошел мимо.
  
  Как же так? Самохвалов с Альтманом лупили заключенных скрученным электропроводом, Драницьш в лицо плевал от имени комсомола, Гертнер туфелькой давила мужские достоинства... Арестовывали, пытали, издевались... Литвин, сволочь, расстрельные протоколы подписывал, предписания давал... А теперь - отвечай, Александр Романович, за все, что они натворили. Пальцами на него указывают, а у самих под ногтями еще кровь не высохла!
  
  А с другой стороны - это ведь он командовал расстрелами: кровь невинных и на нем есть. Потом: Матвеева и то в тюрьму засадили за то, что всего лишь тысячу человек на тот счет отправил, а у него - ой-ей-ей! - в сорок раз больше.
  
  Тут как раз вызвали в НКВД бывшего надзирателя Федора Куликова. Он рассказал: Поликарпов - потомственный тюремщик, его отец еще при царе здесь служил. Ухмылялись сотрудники: вон-он, оказывается, откуда ниточка тянется.
  
  Пришлось коменданту сознаваться. Прочитал его признания Гоглидзе, черкнул размашисто: "Уволить немедля!"
  
  Страшно, тоскливо стало Поликарпову: не человек он теперь. Нет никакой возможности жить. Нет ему доверия, нет ему прощения. Без вины виноват. И никому ничего не докажешь.
  
  Пришел на работу, разложил документы по стопкам. Проверил ключи, приделал бирочки, чтобы разобрались, от какого замка каждый. Достал чистые листы бумаги, взял фиолетовый карандаш. Написал:
  
  "Начальнику УНКВД ЛО Комиссару гос. без. II рангу т. Гоглидзе.
  За весь период моей работы в органах НКВД я честно и преданно выполнял круг своих обязанностей.
  Последние два года были особо напряженные по оперативным заданиям.
  Тов. Комиссар я ведь не виновен в том что мне давали предписания я их выполнял ведь мое в этом отношении дело исполнительное. И я выполнял и отвечать за это конечно было бы неправильно.
  
  При выполнении приговоров при поступлении малейших заявлений я немедленно доносил спец-сводками не моя вина что оне попадали и не в те руки а вражеския. А я всегда эти сводки передавал Заковскому, Литвину, вроде этими сводками были недовольны, видимо комендантов эту большую полосу надо было подчинить в секретном порядке представителю ЦК ВКП(б) или кому другому ответственному лицу.
  
  И вот теперь когда идут целый ряд разговоров об осуждении невиновных, когда я стал уже замечать что на меня скосо смотрят вроде указывают пальцами, остерегаются вроде недоверяют, будучи и так в очень нервном состоянии, и болезненном у меня язва желудка я совсем морально упал и пришел к выводу, что дальше я работать не могу нигде а здесь еще с укрытием службы моего отца совсем стал морально разбитым не способный к работе я решил уйти сосчитают за малодушие ну что ж не мог вынести...
  
  Тов. Комиссар простите за мое малодушие, поработавши столько конечно я не человек я жил только работой не знал дома.
  
  Моя последняя просьба не обижайте жену, она больная после потери обоих ребят, у нее рак, в служебные дела я ее не посвящал и причин смерти она не знает.
  Прощайте".
  
  И поставил подпись. Еще раз огляделся: все ли в порядке. Закрыл кабинет. Пошел домой. Дома написал записку жене. Приколол ее булавкой к стене. Обмотал голову полотенцем, чтобы череп от выстрела не разнесло на куски. Вынул из кобуры кольт...
  
  Исповедь
  
  На Васильевском острове моросил дождь. Я остановился у дома, где жил старый палач. В окне горела желтая лампа, шевелилась прозрачная занавеска: темный призрачный человек медленно двигался в комнатном полумраке.
  
  К тому времени я уже изучил архивы НКВД и написал биографии одиннадцати палачей. Но магическое число Светония не давало мне покоя. Тот, за занавеской, должен был стать двенадцатым. Мне давно хотелось познакомиться с ним: я мечтал записать его исповедь.
  
  Я знал о нем немного. Его отец был дворником - подметал двор на Гороховой, где размещалась Чрезвычайка. Сын стал чекистом. На допросах любил сунуть арестанту за шиворот жука или таракана. Тварь бегала по спине и вызывала гробовой ужас. Так в могиле по бесчувственному телу ползают черви. А профессора Долголенко он просто убил: тот отказывался клеветать на философа Вернадского. Вернадский до революции был членом ЦК кадетской партии. В 1937 году кадеты подлежали уничтожению. Вернадский - тоже. Долголенко этого не понимал. Тогда с профессора сняли штаны и распростерли ниц. Палач захлестал резиновой дубинкой по ягодицам. Ягодицы превращались в месиво. Старик кричал, кричал, кричал. Потом попытался вырываться: вскочил, но, сраженный ударом, упал у двери и раскровянил лоб о косяк...
  
  Палач открыл дверь сам. Его руки чуть-чуть дрожали: усыпанные темные старческими пятнышками, они были воскового цвета. А iде же кровь? - крови на них не было. Он предложил мне пройти в комнату.
  
  В комнате все также горела желтая лампа, от сквозняка шевелилась прозрачная занавеска. Я оглянулся: моя тень скользнула по потолку и пересеклась с тенью хозяина. Наши взгляды встретились.
  
  - Я хочу записать ваши воспоминания, - сказал я и, запнувшись, добавил: - о войне...
  
  Мне показалось, что тайная усмешка пробежала по его губам. Старый палач мгновенно понял, зачем я пришел. Он достал с полки три книги, протянул их мне:
  
  - Здесь уже все написано. Не читали? Возьмите.
  
  Я стал перелистывать пожелтевшие страницы: 1942 год... белорусские леса... партизанский отряд... под откосами двадцать вражеских эшелонов... карательная операция фашистов... окруженные партизаны на окраине пылающего леса... отчаянный прорыв сквозь цепи противника... нападение на немецкий штаб... захват оперативных карт и трофейного оружия... орден Красной Звезды на груди героя...
  
  Герой сидел в креслице, о чем-то думал. Я осторожно кашлянул, напоминая о себе.
  - Записывайте!
  Он, видимо, на что-то уже решился. Затаив дыхание, я включил магнитофон:
  
  "Поздней осенью 1932 года ленинградские чекисты переезжали из здания на Гороховой улице в Большой дом на Литейном. Помню, что после этого переезда Гороховую народ сразу стал называть улицей Свободы. В дни переезда над улицей летал черный снег - жгли документы и ненужные бумаги. Огромный дымный шлейф стелился чуть ли не до Литейного.
  
  В связи с переездом в Красном зале выступал Сергей Миронович Киров. Он вообще был умелец выражаться красиво. Киров говорил, что ГПУ - это боевой отряд, на который опирается партия, это отряд, стоящий на защите интересов народа. "Мы, - говорил Киров, - ценим ГПУ и пополняем его ряды лучшими членами партии".
  
  С центрального входа в здание входили только начальники и приезжие гости. Рядовой состав шел с боковых дверей. Услугами поликлиники ГПУ пользовались: Киров, второй секретарь обкома Чудов, председатель исполкома Кодацкий. Они все ходили через центральный парадный вход.
  Рабочий день у нас начинался в разное время по-разному. До 1937 года начинали в 10 утра и работали до 5 вечера. Затем шли на встречу с агентурой.
  
  В 1937 году тоже начинали в 10 утра и работали до 5-6 утра. Спали тут же - кто на диване, кто где. Иногда шли спать домой. Был страшный шалтай-болтай.
  
  В 1939 году при Гоглидзе упорядочили это дело. Начинали в 10 утра и работали до 5 вечера. Затем шел законный перерыв до 8. И с 8 вечера работали, как тогда говорили, "до потери сознательности", то есть до 2-3 часов ночи.
  
  Когда в 1937 году началась массовая операция, я долгое время не верил, что следователи занимаются рукоприкладством. Впервые слова - "а ты влепи ему!" - я услышал от Болотина.
  
  Болотин - еврейчик, питух, пьяница, его жена - тоже. Дочка пошла по рукам. Семья распалась. А потом и он погорел - сел в тюрьму.
  
  Так вот, когда я услышал эти слова от Болотина, мне это показалось диким. Но я вынужден был это воспринимать как действительность: Болотин-то - начальник. Тем более, что это было подтверждено ссылкой на Сталина: почему, мол, наших людей бьют за границей, а мы врагом не можем. Эту сталинскую фразу Болотин принес в отдел.
  
  Болотин отличался умением составлять красивые документы. Я видел однажды, как от протокола, составленного следователем, остались рожки да ножки. Художник он был, этот Болотин.
  
  Болотин дружил с Ржавским и Шапиро - это еврейская компания. А Мигберт, Ржавский, Левитт - это была группа "золотой молодежи". Тогда мы считали их профессионалами. В отделении Левитта работала Соня Гертнер. Еврейка. Среднего роста женщина. Несимпатичная, неприятная. Вряд ли она могла быть чьим-то предметом увлечения. Однако она была популярной среди чекистов: её считали очень результативным следователем. Потом она была осуждена за зверские избиения арестованных...
  
  Были у нас питухи, которые пили на работе, и спали на работе, даже домой не ходили. Пили и начальники - Зверев, Болотин, пили и рядовые. А среди начальства хамов было много.
  
  Помню Якова Ефимовича Перельмутра. Крупный еврей с большим животом. Выше среднего роста. Ходил, как и все, в гимнастерке, а живот нависал над ремнем. Песен о нем не пели, сказок о нем не рассказывали. Это был начальник 3 отдела, в петлицах у него было три ромба. Матерщинничал, ругался по-черному.
  
  Был еще такой Молочников - типичный местечковый еврей, карлик, невысокого роста. Страшный хамило, страшно относился к людям. Всех считал безголовыми. "Где мне на вас голов набраться?" - так частенько говорил. Кругом, мол, окружают его одни идиоты. Требовал совершенно невыполнимого. Не дай бог прийти со встречи без интересующих его результатов.
  
  Вот Мигберт был интеллигентом. Внешне - небольшой, плотный, в красивых очках, гладко выбритый, всегда с чистым воротничком. Никогда я его в форме не видел. Он был наиболее грамотным оперативником. Народ у него в отделении был подобранный, похожий на него. Встречалась даже богемствующая публика. Они жили как-то отдельно от всех, несколько свысока относились к другим.
  
  Помню Зверева, начальника экономического отдела ГПУ. Он жил на набережной, около Гороховой улицы. Однажды мне нужно было отвезти ему пакет. Приехал, звоню. Выходит Зверев - рубашка расстегнута, сам пьян в драбадан.
  
  В экономическом отделе, в "валютной" группе работал Дмитрий Давыдович Фигур. Они там, в этой группе, такие "чудеса" творили - все золото доставали. Затем, когда ликвидировали эту группу (наверное, изымыть у населения уже нечего было), Фигур перешел в 12 отделение 3 отдела, где я работал оперуполномоченным. Фигур занял должность заместителя начальника отделения. Он был "арапом", то бишь дельцом, махинатором, мошенником, жуликом. В свое время он был крупье во Владимирском игорном клубе. О том, что Фигур был крупье, знали почти все сотрудники управления. Когда он шел по коридору, все говорили: "Шарик катится". Он был толстым, даже круглым. Лысый веснушчатый еврей. Страшный доставала - все мог достать. И перед начальством подхалимничал.
  
  С приходом в НКВД Берии началась "оттепель". Сразу начали освобождать из лагерей. Прекратилась драчка. Какой-то порядок стали наводить. Это очень сильно чувствовалось. Думали: ну, наконец-то, избавились от того кошмара, какой был.
  
  Огонь по своим начался в 1938 году. В конце 1939 года начались доборы "виновных". Вокруг меня сужалось кольцо...
  
  Это было фантастическое время. Создавалась особая психологическая настроенность - отношение к тому, что вас окружало, отношение к тому, что вы делали, и отношение к тому, как вам за все заплатили. В основе всего тогда лежал авторитет непререкаемости. Как можно было не выполнять приказ, идущий от начальника управления, от ЦК партии со ссылкой на авторитет "вождя всех народов"?
  
  Когда меня арестовали, мне было страшно, горько, обидно. И вместе с тем думалось, что это делается кем-то сознательно по заранее разыгранному сценарию. Я чувствовал себя как бы пешкой на шахматной доске, причем не имеющей никакого значения для решения задач, поставленных игроком. Нет, я не был героем..."
  
  Он не хотел каяться, этот старик. Напоследок сказал: "Темное прошлое ушло на задворки сознания. Я стараюсь о нем не вспоминать". И распрощался:
  - Звоните...
  
  Я позвонил ему после августовского "путча" 1991 года. В Петербурге ничего не происходило: танки не корежили мостовые, милиционеры не разгоняли демонстрантов. Зато в эфире с утра до ночи разыгрывался какой-то жуткий сценарий, явно списанный с доктора дезинформации Геббельса. Никто ничего не понимал. Одурманенные люди собирались на митинге, грозили кулаками невидимому врагу и возводили баррикады у Мариинского дворца. Я чувствовал себя пешкой на шахматной доске, какую преднамеренно и хладнокровно разменивал Игрок, постоянно ускользающий от названья. И позвонил мудрому старику. В трубке услышал всхлипы:
  - Он умер!..
  
  38.10. Пытки
  
  "Официально пытки к арестованным были разрешены в 1937 с санкции ЦК ВКП(б). Когда в 1939 году местные партийные органы требовали отстранять и отдавать под суд сотрудников НКВД, которые участвовали в пытках, Сталин направил партийным органам и органам НКВД телеграмму, в которой дал теоретическое обоснование допустимости пыток как исключительного средства в отношении явных врагов народа.
  <...>
  После вынесения приговора арестованные также могли подвергаться издевательствам вплоть до убийства. Например, в Вологодском УНКВД палачи - с ведома майора госбезопасности Сергея Жупахина - осуждённым к расстрелу отрубали головы топором. В Куйбышевском УНКВД из примерно двух тысяч казнённых в 1937-1938 годах приблизительно 600 человек было удушено верёвками. По мнению Кирилла Александрова, в Барнауле осуждённых забивали ломами; На Алтае женщин перед расстрелом насиловали; в Новосибирской тюрьме НКВД сотрудники состязались в том, кто убьёт заключённого с одного удара в пах.
  
  Арестованный начальник 1 отдела ГУГБ НКВД СССР И.Я. Дагин в показаниях от 15 ноября 1938 года утверждал, что Ежов ему рассказывал: "Дело Марьясина было давно закончено, назначалось к слушанию, но каждый день откладывалось по моему распоряжению для того, чтобы продолжать избивать Марьясина. Я велел отрезать ему ухо, нос, выколоть глаза, резать Марьясина на куски". ( "Большой террор", статья из Википедии)
  
  "Били, действительно, по любимому выражению будущего министра госбезопасности СССР В.С. Абакумова, "смертным боем". Комдиву (будущему маршалу) К.К. Рокоссовскому во время пыток выбили девять зубов, сломали три ребра, отбили молотком пальцы ног. Одному из первостроителей РККА, командующему войсками МВО Н.И. Муралову отпилили сначала одну ногу, а потом другую. На допросы его возили после этого в коляске.
  
  Свидетельствует бывший следователь НКВД В.М. Казакевич: "Я лично видел в коридоре тюрьмы, как вели с допроса арестованного, избитого до такой степени, что его надзиратели не вели, а несли. Я спросил у кого-то из следователей: кто этот арестованный. Мне ответили, комкор Ковтюх, которого Серафимович описал в романе "Железный поток" под фамилией Кожух".
  
  На этом фоне чуть ли не идиллической кажется такая забава следователей, как "телефон". В уши допрашиваемого вставлялись рупором листы плотной бумаги и с двух сторон в эти рупоры следователи во всю силу своих легких кричали: "Признавайся! Признавайся! Признавайся!" Забавно, не правда ли? Но дело доходило до того, что у подследственных лопались барабанные перепонки". ( О.Ф. Сувениров, "1937. Трагедия Красной Армии", М., ЭКСМО, 2009).
  
  "Следует заметить, что по приказанию самого Муралова бессудно расстреливали в Москве офицеров и юнкеров в ноябре 1917 г., а отряды Ковтюха, проходя во время Гражданской войны "железным потоком", грабили и убивали без суда казаков-таманцев, насиловали казачек, сжигали станицы и разрушали храмы.
  <...>
  При этом следствие полагалось на "чистосердечное признание" обвиняемых в самых фантастических, невозможных преступлениях. Такая практика была "теоретически обоснована" Вышинским: враги народа настолько коварны, что никаких улик не оставляют, потому признание - единственно возможное доказательство. Признания добывались угрозами, ложными обещаниями, внушением и пытками. Кто-то хотел уберечь своих родных, кто-то тщетно надеялся сохранить себе жизнь, кто-то не выдерживал избиений. Старые большевики считали, что, оговаривая себя самым невероятным образом (японский шпион, готовивший убийство Ленина, немецкий агент в 10-летнем возрасте) и идя на смерть, они служат делу партии". (Коллектив авторов под редакцией А.Б. Зубова, "История России ХХ век. Эпоха сталинизма (1923-1953), Том II", М., Издательство "Э", 2017)
  
  "Один из сокамерников Жака (Жак Росси, которого друзья-зэки называли Жак-француз, лингвист, полиглот, художник, убеждённый коммунист, тайный агент Коминтерна, заключённый, отсидевший в сталинских тюрьмах и лагерях двадцать лет, автор исследования под названием "Справочник по ГУЛАГу. - Дж.Р.), успевший побывать в тюрьме у нацистов, освобождённый советскими войсками, а затем арестованный уже советскими властями, в разговоре с Жаком резюмировал это таким образом: - Гестапо пытало меня, чтобы я сказал правду, НКВД - чтобы соврал". (Жак Росси, Мишель Сард, "Жак-француз. В память о ГУЛАГе", М., Новое литературное обозрение, 2019)
  
  "Жутко было думать, что свидетелями моего последнего вздоха будут не те, кому я дорог, и даже не товарищи по камере, а эти страшные садисты, темные души которых насыщаются и не могут насытиться непрестанными человеческими муками, эти вампиры, на совести каждого из коих если не сотни и тысячи, то десятки убийств, которыми они друг перед другом хвастают даже в присутствии пытаемых ими заключенных (которые, будучи обреченными, никому не смогут рассказать).
  
  Это были как бы уже не люди, а лишь имеющие облик людей какие-то подземные чудовища, специально выплодившиеся для этого ужасного подземелья, несравненно более страшные и отвратительные, нежели черти, какими я представлял их себе когда-то. Эти чудовища ставили некогда сильных, храбрых, воинственных и высокопоставленных людей в такое положение, что они предпочитали смерть страданиям, так они были жестоки и нестерпимы. Их почти никто не выдерживал и почти каждый становился на путь самооклеветания, обрекал себя и губил других людей, часто близких и родных, ибо у подавляющего большинства не находилось личных факторов, могущих дать силу терпеть нестерпимое.
  <...>
  Костоломов, по мере приближения конца его дежурства, видимо, основательно устал, и избиения его становились менее жестоки. Он старался воздействовать на меня страхом и фиксировал мое внимание на том, что творилось в соседних застенках, где уже начались ночные экзекуции во главе с начальником УНКВД, величайшим злодеем, носившим среди заключенных кличку "Живодер".
  
  Живодер вместе со своими помощниками - искуснейшими палачами почти каждую ночь посещал какие-либо застенки, "раскалывая" или убивая упрямившихся. Среди подвергавшихся экзекуции бывали люди, в которых оставалась лишь слабая искра жизни, и вот их пороли нагайками, железными прутьями, розгами или ломали на "козе".
  
  При порках я сперва даже пытался считать удары. Обычно их давали порциями. Если пытаемый не сдавался после первой порции, например в 10 ударов, ему давали вторую в 20-25, затем сыпали третью, еще больше. Нарастающий душераздирающий крик несчастного постепенно слабел и, наконец, умолкал. Редко кто молчал при порке или ограничивался стоном.
  
  Ломка на "козе" заключалась в том, что человеку нагибали голову между колен и продевали под коленками палку таким образом, чтобы она лежала на затылке. Старики в большинстве погибали от разрыва позвоночника, из иных немало оставались калеками. Если человек, будучи так согнут, все же не каялся, тогда его били по натянувшейся коже резиновыми нагайками и прутьями, в результате чего кожа лопалась широкими полосами. Как ни секли человека, он не мог кричать, так как легкие его были совершенно сдавлены.
  
  Если после тех или иных пыток заключенный оставался жив и продолжал отрицать свою вину, то с ним поступали соответственно заранее намеченному плану. Многих тут же добивали, глуша табуретами или дубинами по головам, и выволакивали. Иногда выволакивали еще живых, и Живодер давал распоряжение, чтобы их грузили вместе с мертвыми на "помойку". (Точность моих наблюдений впоследствии была подтверждена одним уголовником, встреченным мною в больничной камере. По его рассказам, он вместе с другими, осужденными за уголовные преступления, работал в бригаде, которая зарывала трупы убитых политических заключенных, привозимые по ночам из НКВД. Он утверждал, что были нередки случаи, когда вместе с мертвыми закапывались и живые.)
  <...>
  Бывали случаи, когда муж, выдержавший пытки в течение года, немедленно соглашался дать любые показания, когда в его присутствии начинали пороть жену или детей, даже малых. Я ужасался при мысли о возможном аресте жены. Прошло 7 месяцев с тех пор, как мне было известно, что она на свободе, после чего, ввиду абсолютной изоляции, ничего не было известно...
  <...>
  В коридоре появилась целая шайка убийц. Начались обычные порки и "коза", сопровождаемые дикими криками палачей и нечеловеческими воплями жертв. Двое истязаемых не выдержали...
  Кажется, даже убийства не действовали так угнетающе на душу, как эти слова: "Ой, даю, даю", произносимые людьми, выдержавшими многие месяцы жестоких пыток и слывшими героями среди заключенных, поддерживая в них дух сопротивления, и теперь, находясь у врат смерти-избавительницы, терявшими самообладание и обрекавшими себя на ту же смерть, но только позорную, и губящими многих других людей, а также своих близких". (Д.Д. Гойченко, "Сквозь раскулачивание и голодомор", М., Русский путь, 2006)
  
  "1 сентября 1937 года:
  Арестован бывший красный партизан Константин Николаевич Такушевич. Позже он направил заявление в Особое совещание при НКВД СССР, в котором писал:
  
  "Следствие, не имея никакого материала, которым можно было бы изобличить, подвергало меня систематически самым ужасным, нечеловеческим, зверским избиениям и пыткам... Меня били палкой, кулаками, носками и каблуками сапог, мраморным прессом. Четверо суток секли скрученным шнуром от настольной лампы, пока не изорвался шнур. Несколько суток я сидел на ножке табуретки. До последних сил стоял на полусогнутых ногах с вытянутыми руками. По 4-5 часов заставляли делать приседания, при этом надевали шинель, натягивали на уши шапку и ставили около горячей батареи. Сажали на край стула, на второй клали ноги, затем стул выдергивали, и я всей тяжестью падал и ударялся об пол. Над почками была опухоль... Подвешивали вверх ногами и били. Между пальцами закладывали карандаши и сжимали, причиняя ужасную боль. Рвали волосы на голове, на бороде, и они долгое время не отрастали. Однажды всю ночь продержали в противогазе. Периодически зажимали выдыхательный клапан, а когда задыхался, его временно открывали. Не раз надевали смирительную рубашку и избивали до полуобморочного состояния. В марте после 10-дневного конвейерного допроса, я был доведен до полного безумия, являлся не человеком, а манекеном, и пошел на самооговор..."
  
  Немецкие коммунисты, прошедшие гестапо, а затем попавшие в руки энкаведешников, говорили, что сходство методов пыток поражало (кто у кого, интересно, перенимал опыт?). Надо отметить, однако же, что гестаповцы к пыткам прибегали не во всех случаях и только для того, чтобы вырвать у арестованных нужные фамилии и факты, но никак не для того, чтобы они признавались в несуществующих преступлениях". (А.В. Сульдин, "1937. Большой террор. Хроника одного года", М., АСТ, 2022)
  
  "27 июня 1938 года. В этот день, точнее, поздним вечером в Москве арестовывают 31-летнего Сергея Павловича Королёва - будущего академика, создателя советской ракетно-космической техники и ракетного оружия, Генерального конструктора ракетно-космической промышленности СССР, дважды Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской премии. По его инициативе и под его руководством осуществлён запуск первого искусственного спутника Земли и первого космонавта.
  
  Но это всё потом, а в этот день его арестовывают по обвинению во вредительстве: некоторые ракеты, которые он конструирует, взрываются, и, стало быть, он в том повинен. Ему ломают челюсть, которая срастается кое-как, так что он впоследствии до самой смерти не мог широко открывать рот, что создавало проблему при лечении зубов.
  
  Его ставят "на конвейер" - был такой служебный чекистский термин. Королёва вызывают на допрос и сутками заставляют стоять в кабинете следователя. Когда у следователя кончается плодотворный трудовой день, он уходит домой, а его место занимает другой следователь, а после другого - третий. А затем отдохнувший, выспавшийся, бодрый и энергичный возвращается первый следователь - и так эстафета идёт день и ночь, день и ночь. Простояв трое-четверо суток без сна, Королёв падает без сознания. Его волокут в камеру.
  
  Известны воспоминания сокамерников: после первого конвейера ноги у Королёва распухли так, что сапоги снять невозможно. Нашлось в камере что-то острое, голенища разрезали, и на следующий конвейер Королёв пошёл без сапог. Влепили ему десятку. Отправили на Колыму.
  
  1 июня 1939 года Королёва из Ростовской области, из Новочеркасской пересыльной тюрьмы, в арестанском вагоне вывозят на Колыму. <...> На Колыме на общих работах он пробудет сравнительно недолго: его как специалиста переведут в конструкторскую шарашку. А об этом дне и днях последующих вот что пишет Ярослав Голованов в своей книге "Королёв. Факты и мифы" (Москва, 1994, цитируется в сокращении).
  
  "1 июня 1939 года Королёва погрузили в вагон. <...> Почти два месяца катился пульман к Тихому океану. В вагоне их было 50 человек. <...> На остановках конвоиры, прихватив в помощники пару блатных, разносили хлеб и вёдра с похлёбкой. Ели из мисок, но без ложек, как собаки. За трёшку конвоиры приносили газеты. <...> Статья [в "Правде"] председателя Верховного суда СССР Голякова... долго бродила по нарам, периодически вызывая взрывы отборного мата. "Необходимо, чтобы органы расследования собрали по каждому делу улики, не вызывающие сомнений в своей достоверности, чтобы все противоречия были вскрыты и объяснены", - писал Голяков.
  <...>
  "16 ноября 1939 года в Москве на Лубянке завершено следственное дело 65-летнего Всеволода Эмильевича Мейерхольда - режиссёра, актёра, народного артиста. Его арестовывают в июне в Ленинграде и доставляют в Москву. Умелые и бодрые чекисты выбивают из арестованного те показания, которые им нужны. После чего бить перестают, а Всеволоду Эмильевичу позволяют написать жалобу прокурору. Он пишет (цитируется в сокращении): "16 ноября 1939 г. дело моё... закончено. Я безоговорочно подписал последний лист... От этих вынужденно... ложных показаний Я ОТКАЗЫВАЮСЬ. ...Ко мне, 65-летнему старику... применялись такие меры физического и морального воздействия, каких я не мог выдержать, и я стал наводнять свои ответы на вопросы следователя чудовищными вымыслами. Я лгал, следователь записывал... иные ответы за меня диктовал стенографистке... а я всё это подписывал... <...> ("будешь лгать, будем бить в три раза сильнее"). <...> ...Я лгал на себя. Прошу вызвать меня к себе, я дам развёрнутые объяснения и назову имена следователей, меня к вымыслам вынуждавших". Никто, конечно, никуда Мейерхольда не вызвал. Он пишет председателю Совнаркома Молотову: "...Лёжа на полу, лицом вниз, я обнаружил способность извиваться и корчиться, и визжать как собака, которую плетью бьёт её хозяин. <...> Клали на пол, лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и по спине... <...> ...(Я кричал и плакал от боли). Меня били по спине этой резиной, меня били по лицу размахами с высоты". Чекисты лишь ухмыльнулись, читая эти жалобы. Как шпиона, контрреволюционера, троцкиста Мейерхольда приговаривают к высшей мере наказания и расстреливают в феврале 1940 года. В 55-м году его реабилитируют - то-то радость!" (С. Грачёв, "Чёрная книга СССР. 1922 - 1991", М., Москва, 2021)
  
  "История сохранила страшный документ - телеграмму Сталина секретарям обкомов, крайкомов, ЦК национальных компартий, наркомам внутренних дел на местах, начальникам управлений НКВД, в которой говорится: "ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП(б)... (телеграмма послана в 1939 году. - В. Н.). Известно, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата и при том применяют его в самых безобразных формах. Спрашивается, почему социалистическая разведка должна быть более гуманна в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников. ЦК ВКП(б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и не разоружающихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод"". (В.Д. Николаев, "Сталин, Гитлер и мы", М., ТЕРРА - КНИЖНЫЙ КЛУБ, 2005)
  
  А вот как рассказывает Андрей Синявский о пытках, которые пришлось перенести под следствием уже в 1944 году писателю Аркадию Белинкову:
  
  "...мне покоя не дает тот летний день, когда мы шли с ним по писательскому поселку Переделкино. <...> Сказать в точном, в собственном смысле ШЛИ по этим выдающимся улицам - было бы неправильно. Мы - нет, даже слово ПОЛЗЛИ не подходит. Хотя ему тогда, если сосчитать, было года сорок два, сорок один - приблизительно. Но ТАК даже слепые не ходят, даже столетние старики. Он ШЕЛ, едва переставляя ноги и как бы стоя все время на одном месте. <...> Он сказал тогда - по поводу собственной походки:
   - Все бы ничего, но, вы понимаете, меня ударили позвоночником о несгораемый шкаф...
  <...>
  И он мне все рассказал, очень охотно, легко и весело, как это бывает и к чему по долгу службы прибегал следователь на допросах Белинкова. И все это, оказалось, очень просто, господа. Никаких особенных, сверхъестественных когтей у КГБ для пыток не было и нет. Был - примус. И это было почти по домашнему, рассказывал Белинков. И следователю было трудно и скучно всю ночь без конца накачивать старенький примус, который плохо горел и никак не зажигался. Примус ставился под баком, в каких кипятят белье, куда на тонких цепочках прищелкивались намертво ноги подследственного, и в поте лица следователь, как нанятый, вынужден был накачивать этот примус до 80-ти градусов в бачке, чтобы термометр не перешел на кипяток, потому что тогда возникала опасность, что ноги арестованного, чего доброго, сварятся и начнется заражение крови, а допрос еще не снят, допрос еще не снят, и долго, долго еще до конца ночи...
  
   Следователь иногда - тайком от жены - приносил для примуса - ну как их? ЁРШИКИ, ЁРШИКИ называются, с кухни должно быть, по-домашнему, патриархальному, для прочистки примуса - ёршики. Все эти усилия производились ради признанного антисоветским романа, который написал Белинков". (А.Синявский, "Памяти павших: Аркадий Белинков", журнал "Континент", No 2, Мюнхен, 1975).
  
  38.11. Конец террора и Ежова
  
  "20 декабря 1937 года:
  В СССР торжественно отмечали 20-летнюю годовщину создания ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Газеты печатали крупные портреты Дзержинского и Ежова, всюду славились герои бдительности, вылавливающие несметное количество шпионов, диверсантов и врагов народа. В их честь слагались песни; пионерские отряды соревновались за право носить их имена. В Большом театре состоялось торжественное собрание. Вместе с Ежовым в президиуме сидел Молотов, Ворошилов, Каганович, Хрущев. С основным докладом выступил А.И.Микоян, назвавший Николая Ежова "талантливым сталинским учеником" и "любимцем советского народа". Докладчик призвал собравшихся "учиться у товарища Ежова сталинскому стилю работы, как он учился и учится у товарища Сталина". Дружными аплодисментами встретил зал проникновенные слова оратора: "У нас каждый трудящийся - наркомвнуделец!" и "Славно поработал НКВД за это время!". (А.В. Сульдин, "1937. Большой террор. Хроника одного года", М., АСТ, 2022)
  
  "Весной 1938-го власти решают несколько придержать коней. ЦК официально осуждает кляузников, карьеристов и ложных доносчиков. Не очень гладко в марте 38-го проходит третий показательный процесс, бухаринский, и Сталин решает поставить точку.
  
  В августе 38-го первым замом Ежова и одновременно шефом Главного управления госбезопасности Сталин назначил Лаврентия Берию. Новый подчинённый был ласков с начальником, называл его Ёжиком и покровительственно похлопывал по плечу. Все поняли, что это конец. В ноябре Николай Ежов, после многочасовой ночной беседы со Сталиным, сдал дела и переместился в ведомство водного транспорта. Только 9 декабря 1938 года газеты опубликовали сообщение: "Товарищ Ежов Н.И. освобождён, согласно его просьбе, от обязанностей наркома внутренних дел с оставлением его народным комиссаром водного транспорта. Народным комиссаром внутренних дел СССР утверждён товарищ Л.П. Берия".
  
  В новой должности Ежов превратился в беспробудного пьяницу. На службе появлялся не каждый день. Во время совещаний катал хлебные шарики или складывал бумажных голубей.
  
  10 апреля 1939 года Ежов был арестован по обвинению в руководстве заговорщической организацией в органах НКВД, а также в проведении шпионажа, а также в подготовке террористических актов и вооружённого восстания. Терминология, которой он так часто пользовался, теперь была применена к нему. На следствии Ежов признался во всём. Позднее он утверждал: "Первые дни я говорил, что я не шпион, что я не террорист, но мне не верили и применили ко мне сильнейшие избиения. А поскольку я никогда не мог выносить над собой насилия, то стал выдумывать всё, что от меня требовали".
  
  На суде Ежов отверг все обвинения, которые признавал раньше, и придумал для себя новые, а именно - недостатки в работе: недовыявил врагов, недоловил шпионов и теперь должен нести за это кару. До последней минуты Ежов продолжал жить в 37-м году.
  
  Николай Ежов был расстрелян 4 февраля 1940 года в подвале здания Военной коллегии на Никольской. Об аресте и расстреле Ежова никаких публикаций в советских газетах не было. Он исчез без объяснений". ( "Власть факта. Как террор стал большим", https://www.youtube.com/watch?v=Z1bHPp8kSkA)
  
  38.12. Итоги Большого террора
  
  "За период "большого террора" (условно с октября 1936 года по ноябрь 1938 года включительно) по делам, которые вели органы госбезопасности (ГУГБ НКВД СССР):
  арестованы - не менее 1 миллиона 710 тысяч человек;
  осуждены - не менее 1 миллиона 440 тысяч человек (84,2 процента арестованных).
  Из них подвергнуты расстрелу - не менее 725 тысяч (50,3 процента осуждённых).
  В том числе:
  "тройками" по "кулацкой операции" не менее 436 тысяч (60,1 процента расстрелянных);
  Комиссией наркомата внутренних дел СССР и Прокурора СССР ("двойками") до сентября 1938 года и "особыми тройками" в сентябре-ноябре 1938 года по "национальным операциям" - не менее 247 тысяч (34,1 процента расстрелянных);
  Военной коллегией Верховного суда СССР, специальными коллегиями областных судов, военными трибуналами - не менее 41 тысячи (5,7 процента расстрелянных).
  На годы "большого террора" приходится более 85 процентов смертных приговоров, вынесенных чрезвычайными судебными и административно-карательными органами за весь "сталинский" этап советской истории.
  Кроме того, во времена "большого террора" осуждены
  "милицейскими тройками" как "социально-вредный элемент" - не менее 400 тысяч человек;
  подвергнуты высылкам и депортациям в административном порядке - не менее 200 тысяч;
  осуждены судами общей юрисдикции по общеуголовным обвинениям - не менее 2 миллионов, из них отправлены в лагеря - не менее 800 тысяч;
  умерли под пытками во время допросов или скончались в лагерях - не менее 115 тысяч, в том числе: в 1937 году - около 25 тысяч, а в 1938 году - более 90 тысяч человек.
  Отметим также, что в период между 1936 и 1939 годами число заключённых в ГУЛАГе, имеющих высшее образование, увеличилось на 70 процентов - как результат репрессий, направленных против наиболее образованной части общества.
  
  В ходе "большого террора" уничтожены:
  98 из 139 членов ЦК ВКП(б);
  1108 из 1966 делегатов XVII съезда партии (1934 год);
  72 из 93 членов и кандидатов в члены ЦК ВЛКСМ;
  319 из 385 секретарей обкомов комсомола;
  2210 из 2750 секретарей райкомов ВЛКСМ.
  
  В некоторых союзных наркоматах жертвами репрессий стали почти все без исключения чиновники. Выступая на XVIII съезде ВКП(б)в марте 1938 года, Л. Каганович объявил: "...В 1937 и 1938 годах руководители тяжёлой индустрии были полностью обновлены, тысячи новых выдвиженцев были назначены на руководящие посты вместо разоблачённых вредителей и шпионов. Теперь у нас есть такие кадры, с которыми нам по плечу будет любая задача, которую нам даст товарищ Сталин".
  <...>
  С мая 1937 года по сентябрь 1938 года арестованы или уволены со службы 35 020 офицеров; приблизительно 11 тысяч из них впоследствии (между 1939 и 1941 годами) возвращены в кадровый состав вооружённых сил; достоверное число казнённых и погибших в тюрьмах и лагерях не установлено до сих пор.
  
  Наконец в годы "большого террора" уничтожено около 37 тысяч сотрудников НКВД. В это число входили руководящие работники центрального аппарата (включая двух наркомов и почти всех их заместителей), всех главных управлений этого наркомата (в том числе ГУЛАГа), начиная с начальников отделов и их заместителей и кончая рядовыми "секретными сотрудниками" ("сексотами"), наркомы союзных и автономных республик вместе с аппаратами своих ведомств, начальники областных и городских УВД, работники районного уровня, начальники всех до единого лагерей, а также всех тюрем, тысячи оперативных работников и следователей. А на смену им приходили другие - воспитанники и выдвиженцы "сталинско-бериевского" призыва, ещё более жестокие и беспринципные". (В. Бердинских, В. Веремьев, "Краткая история ГУЛАГа", М., "Ломоносов", 2019)
  
  "Только за шпионаж в 37-м году осудили 93 000 человек. Сколько же шпионов обнаружилось в нашей стране! Больше, чем во всём остальном мире за всю историю человечества". (Л.М. Млечин "Вспомнить всё. На Лубянке не засиживаются", https://www.youtube.com/watch?v=6Si4Heg7znI)
  
  "17 ноября 1938 года. В этот день в Москве Совет народных комиссаров (министров) и Центральный комитет ВКП(б) принимают постановление "Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия". Документ подписывают генеральный секретарь ЦК партии Иосиф Виссарионович Сталин и председатель Совнаркома Вячеслав Михайлович Молотов. Они подводят итоги двум минувшим годам - 1937-му и 38-му - и намечают задачи на будущее. Постановление, в частности, гласит:
  
  СНК СССР и ЦК ВКП(б) отмечают, что за 1937-38 гг. под руководством партии органы НКВД проделали большую работу по разгрому врагов народа и очистке СССР от многочисленных шпионских , террористических, диверсионных и вредительских из троцкистов, бухаринцев, эсеров, меньшевиков, белогвардейцев, беглых кулаков и уголовников, представлявших из себя серьёзную пищу для иностранных разведок в СССР, и в особенности разведок Японии, Германии, Польши, англии и Франции. Очистка страны от диверсионных, повстанческих и шпионских кадров сыграла свою положительную роль в деле обеспечения дальнейших успехов социалистического строительства. Однако не следует думать, что на этом деле очистка СССР от шпионов, вредителей, террористов и диверсантов окончена".
  
  Своим постановлением партия и правительство торжественно провозглашают: репрессии были, есть и будут! Так что впереди новые расстрелы, новые тюрьмы, лагеря и ссылки". (С. Грачёв, "Чёрная книга СССР. 1922 - 1991", М., Москва, 2021)
  
  "Мы знаем, что коммунистическая диктатура всегда - и до, и после 1937 года - сопровождалась политическими репрессиями. Однако "большому террору" присущи некоторые из ряда вон выходящие черты, предопределившие его особое место в отечественной истории и то огромное влияние, которое он оказал (и продолжает оказывать) на судьбы нашей страны.
  
  Прежде всего - это гигантский масштаб репрессий, охвативший все регионы и все без исключения слои общества: от высшего руководства страны до бесконечно далёких от политики крестьян и рабочих. Это - невероятная жестокость расправы: почти половина арестованных подверглась расстрелу. Это - беспрецедентная плановость террористических "спецопераций": вся кампания тщательно продумана заранее высшим политическим руководством СССР и проходила под его постоянным контролем.
  
  Следует особо отметить, что хотя репрессии основательно затронули представителей новых советских элит (партийно-государственной, хозяйственной, военной, научной, художественной), имена представителей которых знала вся страна (и это породило миф о том, будто "большой террор" был направлен исключительно против них), на самом деле подавляющее число арестованных и расстрелянных являлись простыми советскими гражданами, беспартийными, ни к каким элитам не принадлежавшими, вполне лояльными к власти, но превращёнными ею в "лагерную пыль" или в бесправную и бессловесную "рабсилу", где каждый индивидуум становился элементарной производственной единицей - "человек-лопата", "человек-тачка", "человек-топор" и т.п.
  <...>
  "Большой террор" - это круговая порука, которой сталинское руководство старалось повязать весь народ. По всей стране проходили собрания, на которых людей заставляли бурно аплодировать публичной лжи о "разоблачённых и обезвреженных врагах народа". Детей вынуждали отрекаться от арестованных родителей, жён - от мужей. Это - миллионы разбитых семей. Это - зловещая аббревиатура "ЧСИР", которая сама по себе являлась приговором к заключению в специальные лагеря для десятков тысяч вдов, чьи мужья были казнены по решению Военной коллегии Верховного суда. Это - сотни тысяч сирот, с украденным детством и изломанной юностью. Это - окончательная девальвация ценности человеческой жиизни и свободы. Это - культ "чекизма", романтизация насилия, обожествление государственного идола. Это - эпоха полного смешения в народном сознании всех правовых понятий.
  
  "Наконец, "большой террор" - это фантастическое сочетание вакханалии террора с безудержной пропагандистской кампанией, восхваляющей "самую совершенную в мире советскую демократию", "самую демократическую в мире советскую конституцию", великие свершения и трудовые подвиги советского народа". Именно в годы "большого террора" окончательно сформировались характерная черта советского общества - двоемыслие, раздвоение реальности, "иллюзорное сознание", навязанное пропагандой всему обществу и отдельному индивиду: по понятиям выходило - социализм, а в реальности пребывало модернизированное рабство. Но сила этих внушённых понятий была такова, что новопроизведённые рабы, вопреки массе противоречий, были убеждены - построенное общество является "реально социалистическим". Проще говоря, для советского общественного сознания 1930-х годов сталинский "социализм" существовал также "объективно", как геоцентрическая система Птолемея в своё время.
  
  "Большой террор" вошёл в индивидуальное и массовое подсознание, покалечил психологию людей, обострил хронические болезни нашего социума, унаследованные ещё от Российской империи, породил новые опасные комплексы.
  
  К 1939 году все коллективные формы общественной жизни в СССР - культурной, научной, конфессиональной, социальной и т.д., не говоря уже о политической, - были ликвидированы или подменены имитациями, муляжами. После этого людей можно было уничтожать поодиночке, заодно искореняя из общественного сознания представления о независимости, гражданской ответственности и человеческой солидарности.
  
  Концепция "враждебного окружения" - фундаментальный камень идеологической базы и пропагандистского обеспечения "большого террора", подозрительность и враждебность ко всему заграничному, истерический поиск "врагов" за рубежом и "пятой колонны" внутри страны, другие сталинские догматы - всё это также неотъемлемая часть наследия "большого террора" в нашей политической и общественной жизни.
  
  Здесь начало возникновения и буйного расцвета национализма и ксенофобии в нашем обществе, начиная от "национальных спецопераций" 1937-1938 годов до последующих событий этого ряда (депортация в годы войны целых народов, обвинённых в "предательстве", "борьба с космополитизмом", "дело врачей" и т.п. и сопутствующие всему этому пропагандистские кампании).
  
  Интеллектуальный конформизм, боязнь всякой "инакости", отсутствие привычки к свободному и независимому мышлению, податливость к внушаемой лжи - во многом также синдромы "большого террора". Безудержный цинизм - оборотная сторона двоемыслия, волчья лагерная мораль ("умри ты сегодня, а я завтра"), утрата традиционных семейных ценностей - и этими бедами мы в значительной мере обязаны наследию "большого террора", "школе ГУЛАГа". Катастрофическая разобщённость людей, стадность, подменившая коллективизм, острый дефицит человеческой солидарности, - всё это генетические следы репрессий, депортаций, насильственных переселений, отравленные плоды "большого террора", целью которого в конечном счёте и было раздробление общества, превращение народа в "население", в толпу, в инертную массу, которой легко и просто управлять.
  
  И самое существенное заключается в том, что наследие "большого террора", не осмысленное обществом и, стало быть, не преодолённое им, легко может стать "скелетом в шкафу", проклятием нынешнего и будущих поколений, прорывающимся наружу то государственной манией величия, то вспышками шпиономании, то рецидивами репрессивной политики". (В. Бердинских, В. Веремьев, "Краткая история ГУЛАГа", М., "Ломоносов", 2019)
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"