Розовое облачно опустилось почти до земли, и Алинка увидела на нем большую бабочку, которая была просто восхитительна. Ажурные полупрозрачные крылышки переливались всеми цветами радуги, на лапках были желтые перчаточки, а изумрудные глаза излучали добро и нежность.
- Хочешь полетать со мной? - ласково спросила она девочку.
- Да, - шепотом ответила Алинка, почувствовав, как теплая волна радости и счастья накрывает её полностью, заставляя протянуть руки. Бабочка тоже протянула к ней лапки..., но вдруг откуда-то издали раздался громкий лай, который быстро приближался и становился всё громче и громче. Бабочка отдернула лапки и взмыла высоко в небо, розовое облачко растаяло и..., Алинка открыла глаза.
Будильник трезвонил как сумасшедший. В комнате было ещё темно и, только тускло-серый проблеск в окне напоминал, что уже утро. Девочка опять закрыла глаза, пытаясь вернуться в свой сказочный сон, чтобы позвать бабочку и объяснить, что это не собака лает, а просто звонит будильник, которого совершенно не стоит бояться. Но сна не было, хотя звон прекратился. Зато с соседней кровати послышалось ворчливое бормотание, а вспыхнувший свет, который заставил крепче зажмурить глаза, окончательно уничтожил все попытки вернуться в сказку.
- Хватит спать, вставай, - услышала она сердитый голос Милы.
Мила утром всегда была сердитая, поэтому лучше её не злить, чтобы не получить подзатыльник, и Алинка откинула одеяло.
- Иди, умойся и постарайся не копаться, а то я опять из-за тебя опоздаю на работу, - сказала молодая женщина и вышла из комнаты.
Девочка подошла к тазу, который стоял на табурете возле печки, налила из кувшина воды и осторожно опустила ладошки. По воде побежали маленькие волны, по которым весело прыгали солнечные зайчики, вернее они были не солнечные, а лампочные, потому что солнышка не было, а зайчики получались от лампочки, но всё равно они были веселыми, и с ними можно было играть.
- Ну, я же просила тебя не копаться! - раздраженный окрик Милы заставил Алинку вздрогнуть, и целая горсть воды выплеснулась на пол, - Господи, что за ребенок! Возьми тряпку и вытри за собой, неряха.
Девочка взяла тряпку из ведра и аккуратно вытерла маленькую лужу, потом, заправив кровать и подойдя к стулу, где лежала её одежда, сняла теплую ночную рубашку и взяла трусики. Они были грязные, не то, чтобы в темных пятнах, а какие-то слипшиеся и очень неприятно пахли.
- Мил, можно я возьму чистые трусики.
- Чистые? Зачем это? - спросила Мила, снимая папильотки у зеркала, - Я же тебе вчера утром дала.
- Они грязные.
- Грязные? Ты что попу не вытираешь?
- Вытираю, но они по-другому грязные.
Мила вскочила со стула и подлетела к ней.
- Дай сюда. Ты что, описалась? - брезгливо рассматривая трусы, строго спросила она.
- Нет, - испуганно замотала головой девочка, - это не я, это...
- Не ты? А кто же? Интересно, кто мог написать в твои трусики? Фу, вонь какая! Ты что думаешь, я должна постоянно только и делать, что стирать на тебя? У меня, что больше дел нет, как растапливать печку, греть воду, стирать, а потом ещё не понятно где сушить, а? Неряха!
- Возьми в шкафу, - бросив трусы на пол, прошипела Мила и метнулась из комнаты.
Гроза миновала. Алинка достала чистые трусики и принялась одеваться. Она не любила зиму только за то, что приходилось каждое утро надевать на себя бесчисленное множество всякой одежды, кутаться так, что оставались одни глаза, когда она выходила на улицу. Майки, чулки, рейтузы, гамаши, байковые шаровары, кофты, свитера, теплые юбки или фланелевые платья - всё это ничего, если бы не нужно было носить лифчик. Лифчик одевался поверх майки и, был похож на коротенькую фуфаечку, к которой спереди и сзади пришивались толстые длинные резинки, заканчивающиеся металлическими застежками и маленькой пуговкой. Нужно было надеть чулки, положить кончик чулка на пуговку и осторожно затянуть застежками чулок так, чтобы тот не мог соскользнуть с пуговки. Это было очень сложно, потому что металл то гнулся, в самый неподходящий момент, то мог вообще сломаться, а этого Алинка боялась больше всего. У неё остался всего один лифчик, который Мила строго-настрого наказала беречь, потому что купить его было сложно - они не всегда были в магазине, а если и попадались, то обязательно не по размеру. Надо было перешивать резинки, ушивать бока, а кто будет это делать?
- Садись есть, - скомандовала, вошедшая в комнату с кастрюлей, Мила.
Она быстро выложила дымящуюся массу в тарелку, кинула туда кусочек масла и, положив рядом краюшку хлеба, села к зеркалу. Каша была не вкусная, с запахом гари, но Алинка уже настолько привыкла, что ей было всё равно.
- А ты меня сегодня к кому поведешь? - спросила она.
- К Люсе, - ответила Мила, натягивая платье.
- К Люсе? А можно ты отведешь меня к тете Тамаре?
- Нет. Тамара сегодня на работе, и какая разница у кого тебе быть? Тетя Люся очень хорошая и любит тебя.
- У неё собака.
- А, чего тебе собака? Собака во дворе, привязана.
- Она иногда бегает не привязанная, такая огромная и страшная, может укусить.
- Не выдумывай. Она не кусается, а когда ты гуляешь, Люся всегда её привязывает.
Люся часто забывала привязывать собаку, и когда Алинка выходила гулять во двор, то та мчалась к ней во всю прыть, отчего девочка боялась выходить, скрываясь за дверью веранды, и долго стояла там, пока кто-нибудь из домочадцев не выходил наружу. Только вволю насмеявшись над напуганным ребенком, собаку сажали на длинную цепь, которая не доставала разве только до крыльца. Но ещё, там был Вовка. Он приходил после школы и хорошо, если Люся ни куда не уходила, но чаще она убегала куда-то ненадолго, и тогда Алинка оставалась с ним.
- Так, ты всё? Скорее одевайся, а то я опять опаздываю.
Мила быстро шла по заснеженной улице, таща за собой, еле поспевающую, Алинку. Люся жила не очень далеко, но нужно было ещё успеть на служебный автобус, который отходил строго по расписанию, а если на него не успеть, то приходилось ждать рейсовый, а тот шел медленно и приезжал с большим опозданием, а за опоздание можно было вылететь с работы. Конечно, Мила могла улаживать с начальством любые свои промахи по работе, но на неё и так всё бабье косо смотрело, шушукаясь по углам, что в принципе её мало волновало, но было не совсем приятно - коллектив всё-таки.
- Люся! - громко закричала Мила, подойдя к калитке.
Захлебываясь в лае, пес подлетел к забору. Это была огромна овчарка с всклокоченной шерстью и ощерившейся черной пастью.
- Ну, чего ты бросаешься? Своих не признал?
Дверь веранды открылась и по тропинке к калитке, кутаясь в шаль, засеменила маленькая полная женщина. Пес перестал лаять и, весело виляя хвостом, запрыгал возле неё.
- Прибыли? Давай свою куклу.
- Ой, Люсь, спасибо тебе. Она завтракала.
- Ладно, разберемся, беги уж, - ответила Люся, и повела, прижавшуюся к ней девочку в дом, - Да, не бойся ты его, это он с виду такой сердитый, а так - шума от него больше. Летом, вон, мальчишки за мячом перелезли, так он даже им штаны не порвал.
Она заботливо раздела Алинку и провела на кухню.
- Ты, чего ела то?
- Кашу.
- Опять кашу? Ладно, счас я тебя блинчиками накормлю, любишь блинчики?
- Люблю. - кивнула Алинка.
- Вот и славненько. Блинчики с утречка, да с молочком - самое милое дело. Потом мы с тобой обед будем готовить, щи со шкварками, потом пообедаем, поспим, а там Вовка придет, поиграете с ним. Ты, ведь, любишь с Вовкой играть?
- А, можно, я лучше с вами буду?
- А, что? С Вовкой то интереснее, он хоть и в восьмом классе, а всё ещё оболтус поиграть любит, вон сколько всякой ерунды понатаскал в комнату, что-то мастерит там.
Люся жила в собственном доме. Дом, по сравнению с их маленькой комнаткой в коммуналке, казался Алинке настоящим дворцом. Он был большой, теплый, с тремя комнатами, одна из которых, после смерти Люсиной матери, полностью принадлежала её сыну Володьке. Кухня тоже была просторная, с большой печкой, на которой постоянно что-то кипело, парилось и жарилось.
- Я тоже скоро в школу пойду, - с набитым ртом, гордо прошамкала Алинка.
- Конечно, пойдешь. Тебе счас сколько годков?
- У меня день рождение было, мне уже целых шесть.
- Вот, стало быть, через годочек и пойдешь в школу. Ты у нас умница - читать умеешь, считаешь уже. Мой то пошел, вообще ничего не умел, да и сейчас учится еле-еле, за уроки не засадишь.
- А, я буду уроки делать, мне нравится делать уроки, а ещё я люблю рисовать и песни петь.
- Умница, песни петь все любят, а какая песня тебе нравится больше всего?
- Про платочек, синенький.
- Надо же, - всплеснула руками Люся, - я тоже люблю эту больше всех, а ну-ка, давай споем.
Она уперла руки в бок и затянула высоким голосом - Алинка подхватила:
-Синенький скромный платочек,
Падал с опущенных плеч,
Ты говорила, что не забыла,
Милых и ласковых встреч... .
После обеда хозяйка отвела девочку в спальню и, уложив на маленький диванчик отдыхать, прилегла сама на высокую постель со множеством подушек, облаченных в наволочки, с вывязанными по краям кружевами.
И опять во сне появилась волшебная бабочка, которая взяла Алинку за руку и они вместе летали над землей. Там, внизу, всё было в ярких цветах и даже на деревьях вместо листьев росли цветы. Легкий ветерок поднимал лепестки в воздух, отчего казалось, будто миллионы разноцветных бабочек, танцуя, кружили по небу. Потом появился солнечный зайчик и начал весело играть с девочкой. Сначала он теребил ей волосы, затем, коснулся щеки и стал опускаться ниже, залезая под майку. Было немного щекотно, поэтому она засмеялась, но вдруг, что-то тяжелое упало ей на лицо, зажимая рот, и Алинка открыла глаза.
- Молчи, дура, а то придушу - услышала она сдавленное шипение Вовки, который, склонившись, крепко сдавил ей губы и нос. Девочка замотала головой, чтобы сбросить с лица эту страшную руку, попыталась ручонками оторвать от себя лапу, закрывающую ей воздух, тело её билось в судорожных конвульсиях, но все было бесполезно. Уже почти теряя сознание, она вдруг поняла, что ей не нужно сопротивляться - всё равно этот прыщавый пацан её не отпустит, только разозлится ещё больше, и она затихла.
- Вот, так-то лучше, - прерывисто дыша, прогнусавил он и убрал руку с лица, открывая доступ воздуху, - чо ты дрыгаешься, первый раз что ли? Поиграем маленько и всё, пока мамка побегла за хлебом. Смотри у меня, молчи, а то я на тебя собаку то натравлю - она тебя враз порвет, хочешь?
- Нет, - испуганно замотала головой Алинка, - я буду молчать, честное слово.
- То-то, давай, залезай под кровать, а то вдруг мамка завалится.
Она покорно встала с дивана и подошла к кровати, на которой всегда отдыхала тетя Люся. Под ней было очень пыльно, и только ближе к изголовью, где лежал небольшой кожаный чемодан с блестящими железными уголками, пыли почти не было - видно было, что чемодан часто выдвигали. Девочка опустила голову, чтобы кроватная сетка не цеплялась за волосы и, встав на четвереньки, проползла почти к самой стенке, где спиной легла на холодный пол. Они всегда так делали, когда играли, только играл Вовка, а она просто лежала, стиснув зубы, чтобы не закричать, когда было особенно больно. Но больно было совсем немного, поэтому можно было и потерпеть, зато потом пацан отставал от неё и уходил в свою комнату, а главное - можно было не бояться, что он натравит на неё собаку.
Он, как всегда, залез под кровать со спущенными штанами и, устроившись рядом, одной рукой начал шарить по её животу, залезая в трусики, другой держался за свои причиндалы. Дыхание его становилось все учащенней и прерывистей, рука дергала за её непослушные трусики, которые никак не хотели спускаться ниже застежки для чулок.
- Сука, - ругнулся Вовка и, что есть силы, дернул резинку лифчика, застежка лопнула, освобождая дорогу трусам, и когда одна сторона трусиков достаточно сползла, всей массой навалился на девочку, пытаясь раздвинуть ноги и засунуть свой затвердевший член в маленькую, распухшую от грубого трения, щель.
Ей опять было тяжело и больно, но в этот раз совсем немного, потому что он закончил всё быстро и откинулся на спину, оставляя после себя липкую мокроту на животе и ягодицах девочки.
В сенях хлопнула дверь, и Вовка кубарем выкатился из под кровати, застегивая штаны.
- Давай, вылезай быстро, и молчи у меня, - погрозил кулаком он и, отряхиваясь от пыли, поспешил в кухню, где были слышны чьи-то голоса.
Алинка натянула на мокрую попу трусики и, выбравшись из-под кровати, присела на диванчик, пытаясь застегнуть чулки, но увидев, что та застежка на резинке, за которую дернул Вовка, сломана, заплакала. Теперь ей точно влетит от Милы по полной - мало того, что опять трусики были грязные, так ещё, и последний лифчик она не смогла сберечь.
- А, чего это мы плачем? - услышала она рядом голос Люси, - Кто тебя обидел, Вовка? Вот я ему, окаянному... .
- Нет, нет, - вскочила девочка, вытирая слезы, - мы с ним играли, он хороший, и никогда не обижает меня.
- Что здесь такое, вставать не хочет? - в дверях стояла Мила, - Хватит спать, засоня, ишь, разоспалась. Хорошо у тебя, Люсь, полный комфорт - напоишь, накормишь и спать уложишь, с меня причитается.
- Да, ладно тебе, скажешь тоже, давай, собирай свою куклу, и пойдем чайку попьем, - ответила подруга и, похихикивая, поплыла на кухню.
- Ты чего такая напуганная? - присела возле Алинки Мила, - Натворила чего?
- Н-н-не-е-ет, не натворила, - замотала головой девочка и отступила к дивану.
- Конечно, а то я не вижу. Давай, говори, пока я сама всё не узнала.
Да, лучше сейчас сказать - здесь Люся может заступиться, а то дома будет совсем плохо - в угол поставят, да ещё ремнем отхлестают, хотя всё это могут сделать и потом, но уже не со всей злостью.
- Я, я, я... .
- Хватит якать, - рявкнула Мила.
- Я сломала застежку!
- Застежку, какую застежку, где?
- Вот, - ответила девочка, опуская шаровары - передняя сторона чулка была предательски спущена.
- Господи, я уж думала, ты у Люськи что-то сломала, потом не оберешься..., ну-ка покажи.
Она подхватила Алинку под мышки и, поставив на диван и спустив до конца шаровары, стала рассматривать застежку.
- Чем от тебя воняет? Фу! - поморщилась Мила, - Ты что, описалась, опять? У тебя же все трусы мокрые. Этого мне только не хватало, и как же мы теперь до дома дойдем? Что в туалет нельзя было сходить? Господи, а диван-то хоть сухой? Сухой. Чего стоишь, идиотка? Снимай трусы, в одних шароварах пойдешь, не замерзнешь, а замерзнешь, так будешь знать, что в туалет вовремя ходить надо!
Она подхватила, протянутые дрожащими ручонками девочки, трусики и, брезгливо держа на расстоянии, огляделась по сторонам, пытаясь найти бумагу или кусок газеты, куда можно было бы спрятать этот срам. В углу лежала стопка старых журналов и Мила, взяв один и вырвав страницу, пыталась, уже было, завернуть злополучные трусики, но вдруг, остановилась и принялась их внимательно разглядывать. Через некоторое время, она выпрямилась и повернувшись к Алинке, так же внимательно, словно изучая, долго смотрела на неё, затем подойдя, стала молча помогать одеваться.
- Ну, чего вы там? Чай стынет, идемте скорей! - позвала из кухни Люся.
- Сейчас! - крикнула Мила, и уже тихо спросила Алинку, - Ты ведь, не писалась, правда?
- Нет, - замотала головой та.
- Это Вовка?
- Нет! - ещё сильнее замотала головой девочка.
- Вы играли с ним?
Алинка кивнула.
- А где вы с ним играли, на диванчике?
- Нет, мы под кроватью играли.
Глухой стон вырвавшийся из груди Милы, испугал Алинку.
- Мы там недолго играли, совсем чуть-чуть, - принялась оправдываться она, - мы там всегда играем, потому что если тетя Люся увидит, что Вовка без штанов - поругает. А мне совсем не больно, когда мы играем, правда, он меня не обижает.
Девочка дотронулась до руки застывшей, словно статуи, женщины.
- Ты только не говори тете Люсе, ладно? А то Вовка на меня собаку спустит.
Мила вздрогнула от прикосновения и, подхватив ребенка на руки, прижала к себе, затем отодвинула, вглядываясь в маленькое личико.
- Не бойся, я не скажу тете Люси, и ты больше никогда не придешь сюда.
На несколько секунд взгляды матери и дочери встретились, и каждая поняла, что свои женские секреты они всегда будут прятать далеко-далеко, чтобы никто и никогда не посмел о них узнать.