Из цикла: Некоторые события из моего Мошанского периода
Химик Саша
Рассказывая о самих Мошанах, школе, людях и о том времени, поймал себя на мысли о том, что пишу о многом, кроме основного - подготовки к вступительным экзаменам на следующий год. Между тем, начиная со второй четверти, с ноября я начал подготовку к экзаменам по трем вступительным дисциплинам: физике, химии, русскому языку и литературе. Сам характер работы, окружение уже, ставших коллегами, педагогов и сама школьная атмосфера располагали к чтению вообще и к учебе в частности.
Несмотря на то, что самым старшим классом был девятый, в школе были все необходимые учебники для среднего общеобразовательного заведения. Трудно сказать, какой дисциплине я отдал предпочтение, но начал с подготовки по русскому языку и литературе. Скорее всего потому, что на экзамене по русскому языку и литературе в Черновцах сочинение я написал на тройку.
Надо было научиться писать сочинения. Для этого необходимо знать хрестоматийный материал. В школе, честно говоря, сами произведения читал, мягко говоря, небрежно, не особенно задумываясь о характерологических особенностях героев. В школе во мне выработалась довольно устойчивая порочная система усвоения материала. Перед сочинением я больше читал, например, о "Тихом Доне", нежели сам "Тихий Дон". Лично я так и не научился анализировать произведение в том ракурсе, в котором нас натаскивала в средней школе наша Варвара Ивановна. И последним моментом было грамотное критическое изложение материала.
С разрешения учителей русского языка и литературы Зинаиды Васильевны Чебан и Валентины Николаевны Клюзовой я перечитывал сочинения наиболее успевающих учеников. Очень скоро я отказался от избранной мной методики самообразования. Ощутимой была разница в восприятии материала девятиклассниками и мной, закончившим одиннадцать классов и уже работающим. Я видел: если я буду ориентироваться на написанные восьми- и девятиклассниками сочинения, к концу учебного года мои сочинения станут наивными и примитивными.
Решение вопроса я неожиданно нашел в методических рекомендациях по русскому языку и литературе для учителей. Я не писал полностью сочинения от начала до конца. Я старался делать то, чего я не любил делать в школе: я писал преподробнейшие планы моих будущих сочинений и укладывал их в моей памяти. Скоро это стало системой.
Несмотря на то, что на вступительном экзамене в Черновцах химию я сдал на "отлично", я осознавал, что физику я знал лучше химии. Тем не менее физику я вначале учил бессистемно. Просто выбирал наиболее предпочтительные разделы, особенно решение задач. Потом стал ходить на уроки физики к Петру Кирилловичу. Влюбленный в свой предмет, Петр Кириллович охотно совершал экскурсы в любой раздел физики. Признаюсь, довольно часто мы спорили. Споры эти, я понял позже, несли в себе пользу для нас обоих.
Что касается химии, я неожиданно в качестве наставника я получил, живущего со мной в одной комнате на частной квартире, Сашу Чеботаря. Саша, закончив Тимирязьевскую академию, работал в колхозе главным агрономом. Наши совместные путешествия в мир химии начались неожиданно. Взяв в руки, принесенную мной из школы, "Общую химию", кажется Иванова, а может Глинки, точно не помню, Саша полистал книгу, затем внимательно прочел оглавление. Закрыв книгу, положил ее на стол.
Затем на меня посыпались вопросы. Я осознавал, что хотя Сашины вопросы не выходили за пределы школьной программы, на большинство его вопросов ответа у меня не было. Саша открыл мне глаза: несмотря на пятерку в аттестате и отличную оценку на вступительном экзамене в Черновцах, химию я знал из рук вон плохо. Тогда Саша мне сказал, что в моих знаниях отсутствует система. А я не мог осознать, что такое система в химии.
Оказывается Саша после двух курсов агрономического факультета Кишиневского сельхозинститута был направлен в Тимирязевскую сельскохозяйственную академию для углубленного изучения агрохимии, тогда относительно новой дисциплины. Моему изумлению не было предела, когда я осознал диапазон и глубину Сашиных знаний неорганической, органической и биологической химии.
Откуда в нем была такая мотивация преподавания мне химических дисциплин? Вспоминая тот год, мне кажется, что в Саше с рождения был заложен и не родился талантливый педагог. Он настолько доступно раскрывал передо мной саму химию, что я самостоятельно стал видеть в ней систему. Я его не просил заниматься со мной. Он сам, не объявляя, стал увлекательно и, не побоюсь сказать, с любовью натаскивать меня с самых азов. Я стал смотреть на химию по другому. Наряду с общей (неорганикой и органикой) Саша познакомил меня с биохимией, с физической и коллоидной химией. При этом я сам ощущал, что, усвоенные вне школьной программы, знания не являются чем-то отвлеченным, лишним. Любую формулу, любую химическую реакцию Саша подносил в прикладном плане, привязывая знания к практическому применению.
На вступительных экзаменах в Кишиневском медицинском институте я получил: по физике - четыре, по химии - пять, по сочинению - три. Два года подряд одни и те же оценки. Словно кто-то наворожил. Проходными были двенадцать баллов. Я поступил!
Волга
Однажды Саша пришел с работы в необычайно возбужденном состоянии. Он долго ходил по комнате из угла в угол, почти пританцовывая. Потом стал напевать песни. Тогда я узнал, что в Саше погиб, не родившись, еще и оперный певец. Порывшись в огромной картонной коробке, Саша достал бутылку шампанского:
- Угадай!
- Уверен, что ты влюбился и женишься!
Саше весной шестьдесят пятого года исполнилось ровно тридцать лет.
Саша пренебрежительно махнул рукой:
- Нет!
- Тогда не знаю ...
Саша с проворством, никак не вяжущимся с его сверхсолидной комплекцией, стремительно сделал по комнате круг, грациозно вытанцовывая "Лезгинку".
- Я получил распоряжение! - Саша подлетев к вешалке, на которой висел его пиджак, достал из внутреннего кармана небольшой листок бумаги. Размахивая передо мной бумагой, Саша под свой аккомпанемент стал выплясывать свадебную "Сырбу".
- Что это! - кивнул на бумагу я.
Мне было непонятно. Сашу я успел узнать, как серьезного, солидного, мало разговорчивого молодого человека, постоянно следящего за своим поведением и речью.
- Послезавтра еду получать "Волгу"! Назавтра заказал в сберкассе пять с половиной тысяч рублей.
Было от чего оторопеть. В Дондюшанах были две частные "Волги". Первую за три тысячи двести приобрел начальник смены ТЭЦ Чумаков. Он десять лет до этого работал на крайнем Севере. Вторая бежевая "Волга" была приобретена нашим учителем физкультуры Алексеем Ивановичем Ермаковым. Все удивлялись:
- Откуда у него такие деньги?
А тут пять с половиной тысяч. Тогда мы еще мыслили масштабами до денежной реформы 1961 года. Всего четыре года назад это были целые пятьдесят пять тысяч рублей. Это была сумма денег, неподъемная для нашего разумения!
На следующий день село и школа гудели. У Саши будет шикарная "Волга" с оленем! Вот сейчас Саша, наконец, женится на самой красивой и юной девушке. По приходу на квартиру я увидел нашу с Сашей квартирную хозяйку Геню, замеряющую с кумой Юлей площадь между домом и сараем. Планировали строить гараж. Вот только длины "Волги" Геня не знала. Решила подождать Сашу с работы.
В тот день я сидел в школе допоздна. Высаживали саженцы и кустарники. Наскоро перекусив, вечером пошел в кино. После кино длинные деревянные скамейки сдвигали и располагали вдоль стен. Начинались танцы "до упаду". Митю Шамотайло сменял Коля Бакалым, которого в свою очередь сменяла радиола с пластинками. "Тик-тик-так, стучат часы на твоей руке...". Танцы продолжались, пока не тикало два-три часа ночи. Тогда молодежь неохотно расходилась по домам.
Пошел на квартиру и я. Я уже говорил, что мы с Сашей жили в одной комнате. Проход в нее был через крошечный коридор. Если кто-либо из нас задерживался, тот кто ложился спать, двери не закрывал. А если закрывал, чаще всего это был Саша, в верхней части остекленной двери не было одного стекла. Достаточно было просунуть руку в проем и нащупать крючок. Затем следовало прижать дверь и толкнуть крючок вверх. Все. Можно открывать дверь.
Когда я вошел во двор, кудлатая дворняжка Шарик коротко взлаял и, узнав меня, умолк. Я поднялся на невысокое крыльцо. Повернул ручку. Дверь оказалась закрытой изнутри. Я просунул руку в проем и нащупал крючок. Откинул вверх. Крючок закачавшись, пару раз ударил по филенке двери. Я открыл дверь. Войдя в коридор, потянул дверь в комнату. В тот самый момент я услышал испуганное Сашино:
- Кто?!
Решив разыграть Сашу, грубым голосом я прорычал что-то невразумительное. Вслед за этим я услышал один за другим два щелчка и снова:
- Кто?!
Во мне все онемело. Я вспомнил. Так щелкают, когда их взводят, курки охотничьего ружья.
- Саша! Ты что? - ничего другого я произнести не мог.
- Фу-у! Елка зеленая! (это было Сашино матерное ругательство) - я тебя чуть не застрелил!
Я щелкнул выключателем. На кровати полулежал Саша. Стволы ружья в его руках были направлены мне в живот. Палец с курка Саша не снимал.
- Убери палец с курка!
Саша очень медленно, словно палец был сведен судорогой, отпустил курок. Еще медленнее Саша выпрямил палец.
- Саша! Что с тобой? Ты почему с ружьем в постели?
Саша ладонью вытер пот со лба и с лица.
- У меня деньги!
- Ну и что?
- Я в сберкассе сегодня снял пять тысяч шестьсот. Все село знает, что я взял деньги.
- И ты выстрелил бы в человека?
- А что мне оставалось бы делать?
Мне только сейчас стало по-настоящему страшно. Саша мог спустить курок на мгновение раньше, чем я сказал:
- Саша! Ты что?
Видимо я изменился в лице. Саша встал и отложил двустволку к стене. Взял, стоящую за занавеской на подоконнике, бутылку водки. Разлил по стопкам:
- Бери!
Следующим утром председательский "Бобик" притормозил у Гениных ворот и просигналил. Саша, схватив увесистый портфель, поспешил к машине. С жалобным скрежетом включилась передача. Взвыл мотор. Саша уехал в район за "Волгой"...