"Люди не становятся лучше, только умнее". (С. Кинг)
-1-
Люблю готовить.
Не знаю, может быть, кто-то и любит готовить: самозабвенно, с вдохновением, с тайным блеском в глазах. Колдовать над кастрюлями, ворожить над сковородками. Я же больше ощущаю себя алхимиком, который не знает, что же он в итоге получит вместо своего философского камня. Но для меня, как и всякого алхимика, важен процесс. Потому что, каким бы не был результат, сам опыт уже преобразовал меня в нечто иное.
Вот и вчера запекал курицу. Пышногрудая дева была замаринована в оливковом масле, тертом имбире с яблоками и чесноком, нежилась в этом всю ночь, прежде чем взойти на алтарь духовки. Изумительного вкуса получилась, однако. Нежная и сочная.
Странное дело: почему, когда я произношу слово "нежная", в голове у меня прокручивается дальше: изысканная и таинственная как сама ночь... Разве ночь может заменить нам жар дневного солнца, изнемогающую негу безбрежных лугов, яркие васильки и ромашки на черном полотне длинной юбки, что так отчетливо стоит перед моими глазами, будто это было сегодня, будто это происходит сейчас...
В то лето приятель пригласил меня в маленький городок, проведать тетушку и отдохнуть от суеты. Городок - прелесть как мал, имел одну центральную улицу, да и то без названия. Из достопримечательностей - дом фабриканта эпохи классицизма, деревянное строение в ампирном стиле с четырьмя колоннами. С восточной стороны городок омывался речкой, с западной - к горизонту уходили поля. За полями, как водилось в то время - леса, а в лесах - чего только не было...
Утомленный долгой дорогой, в лесу я был невнимателен, шел за приятелем шаг в шаг и только и мечтал, когда же мы остановимся на привал, чтобы съесть завтрак, заботливо собранный ее тетушкой.
Кстати о еде... Все таки в духовку курицу надо было положить без этой "шубы" из яблок и имбиря. Хотя, может я не достаточный гурман?
После завтрака с новыми силами мы искали грибы. Попадались все больше сыроежки да лисички. Набрели на поляну с лесной земляникой. Дошли до еловых зарослей, но дальше решили к моему облегчению не идти - оказывается, там водятся кабаны, встреча с которыми не входила в наши планы.
Теперь, по прошествии времени я думаю - лучше бы мы пошли в тот ельник.
Но это уже другая история...
-2-
И было поле, и был жар послеполуденного солнца, и стрекот кузнечиков, и полет стрижей в мареве раскаленного воздуха. Кто сейчас скажет, когда всё началось? Лиза только рукой отмахивалась: "Пустое, милый! Ромашку я собирала - волосы ополаскивать, да иван-чай, что ж теперь теории придумывать..." А ведь думаю, думал тогда, думаю и теперь. И нет уже того поля, да и лес вырубили, всё под коттеджи, всё застроили. И только душа тоской исходится. И нет возможности ее утешить.
Вышли из леса мы с приятелем в ширь полей пшеничных, вольной волей ветер в лицо подул, подхватил лесную сырость, высушил, да и на солнце вытолкнул: вот вам лето знойное. Дорога домой всегда быстрее ли? Видно не для всех: зацепился я взглядом, и время остановилось, больше не было его для меня, да и сейчас - время ли это? Так, жалкие осколки воспоминаний.
А ветер всё пел свою песню в золоте волос, в васильках ее юбки, в кружеве кофточки.
-Кто это?
-Лучше не спрашивай, - отмахнулся приятель.
Долгим взглядом провожал я хрупкую фигурку. Этот взгляд до сих пор липкой патокой тянет мои глаза в прошлое - в то поле, в то лето, в то непонятное время.
И не видели мы, что сгущаются тучи, что за этим выцветающим небом скрывается лик судьбы, с улыбкой предвкушающий очередную сказку. И не знали мы, что фигурки уже расставлены, что веревочки уже подвязаны к нашим сердцам, и что актеры уже готовы к очередному спектаклю. Готовы ли? Был ли я готов к тому, что случилось? Кто знает. Кто знает, может я и сейчас не готов, еще не готов. Но я знаю, что когда-нибудь она встретит меня и предъявит на меня свои права, и я протяну ей руку. Когда-нибудь...
Но это я отвлекся.
Вчера, когда я решил освоить технику правильного употребления грейпфрута дабы когда-нибудь сразить окружающих изысканным знанием этикета, мой взгляд наткнулся на новостную ленту. Оказывается, Нобелевскую премию по литературе присудили Патрику Модиано, который совершенно непонятным образом исчез. Теперь-то он уже нашелся и даже удивился премированию: "Как странно"...
Но и я сказал себе это же "как странно", поскольку автор был мне незнаком. И вот сейчас я гуляю по сентябрьскому Лиону, захожу в кафе и слушаю рассказ очаровательной незнакомки. Как приятно открывать для себя нового автора, погружаться в созданный им мир, следить за событиями, когда с нетерпением, когда с недовольством на быстрое окончание.
Но чтобы я не читал, мои мысли вновь и вновь обращаются к ней и в любой незнакомке я готов узнать ее, и всякий раз меня ожидает разочарование, разочарование, от которого нет лекарств. И только воспоминания и сны немного притупляют боль. Немного...
В общем, я решил не мучиться с этим грейпфрутом, а есть его, как привык - дольками. Ведь даже в его горчинке есть своеобразная прелесть, прелесть дождливого утра, когда планы нарушаются, но ты рад, рад побыть просто дома, укутавшись в плед своих воспоминаний.
-3-
Спина болела ужасно. Весь следующий день после похода в лес я провел в постели. Таблетки, что купил Игоряша, не помогали, вернее от них была легкость во всем теле, кроме этого позвоночника. Невозможно было спокойно ни лежать, ни сидеть.
-Да, наверное лучше позвать Алексевну, - предложила Надежда Викторовна, тетушка Игоря.
-Думаешь, она поможет?
-А с чего бы и нет? Правда, сегодня пятница, ты же знаешь, а вот завтра с утра сходи за ней.
-А кто это - Алексевна?
-А это наша местная знаменитость, - Игорь заулыбался. -Когда ничто не помогает, все к ней идут, к Наталье Алексеевне.
-Типа знахарки?
-Ну, да.
-Вот не подумал бы, что ты в такое веришь?
-А верь не верь. Сам увидишь. Или хочешь, скорую вызовем?
-Нет уж, я потерплю.
На следующий день я уже с нетерпением ждал обещанного чуда, ночь вымотала меня окончательно, и я готов был поверить во что угодно, лишь бы боль отпустила.
Странное существо - человек. Он может иметь рациональные принципы, твердые убеждения, отстаивать их яростно в полемике, но как только то-то случается, готов на все ради здоровья и жизни. Даже поверить в чудо.
Сколько раз я вспоминал эту историю, и каждый раз мое отношение к ней было иным. От восторженного "ты и представить себе не можешь" до унылого "а почему я так не могу", от "да мне все показалось, это гипноз" до "я же знаю точно, я там был".
Но чтобы ты не думал, ты не можешь сказать точно, когда всё началось. И туманные намеки соединяются тонкими линиями, и кажется, что всё прояснилось в голове, и кажется, что понимаешь и что удалось подхватить ускользающее начало. Но сколько бы опыта у тебя не было, как бы не хвалили тебя за твой проницательный ум, твое сердце спрашивает: "Когда ты узнал, то суждено произойти?", и ничего ты не можешь сказать в ответ, и только поле, купающееся в солнечном свете, да ветер, играющий цветастой юбкой, могут тебя понять.
-4-
Наталья Алексеевна оказалась совершенно не такой, как мне рисовало воображение: пухленькая розовощекая хохотушка, бойкая, с ясными голубыми глазами, еще относительно молодая, она явно не была прототипом Бабы-Яги. И хотя осмотрев меня, она нахмурилась и приуныла, ничего темного и страшного я не почувствовал.
-Одна с ним не справлюсь, - категорическим тоном заявила она Игорю и Надежде Викторовне, ожидавших ее вердикта. - Надо бы Лизу позвать.
Надежда Викторовна недовольна поморщилась:
-А без нее никак?
-Сказала же. Он еще к тому же и некрещенный. Улетит, где его ловить буду. Нет, пусть она посидит, покараулит.
Нехорошее предчувствие обосновалось у меня где-то под сердцем.
-Ты, милок, ложись пока на ковер, глаза закрой, сейчас Лиза придет, и начнем основательно
Ведунья стала ходить вокруг меня, расставляя свечки, раскладывая иконки и шепча что-то под нос. В скорости дверь в прихожей скрипнула, мне было велено не подглядывать и началось действо, в котором мне предстояло дышать особым образом и выполнять по ходу определенные визуализации.
В какой-то момент я почувствовал, что от прерывистого сильного дыхания, а вернее сказать - выдыхания, у меня загудели все сосуды в теле и огнем загорелись уши, но самое неприятное, что кисти рук вдруг налились не просто тяжестью, а их стало выкручивать с такой силой, что я приоткрыл глаза и вскрикнул. Руки были черного цвета.
-Закрой, закрой глаза! - я подчинился возгласу ворожеи, и от непонятного страха стал дышать еще тщательнее.
Не могу сейчас сказать, сколько прошло времени, но когда процедура заканчивалась, я рыдал, причем это были такие искренние слезы облегчения, каких давно уже не было в моей жизни.
-Ты полежи, резко не вставай, голова закружится, сейчас массаж сделаю, и будешь отдыхать, - голос Натальи Алексеевны раздавался будто вдалеке.
Боль в спине ушла, осталась только слабость. Догоравшие свечи были потушены. Тенью выскользнула из комнаты та, что все звали Лизой, и эта тень будто полоснула меня по живому...
-5-
И была спокойная ночь, и было утро, и наступил день. Сколько этих дней еще предстоит сосчитать? Да разве их кто-то считает? В спешке живем, торопимся, боимся не успеть, забываем, что было, забываем других, забываем себя. И нет сил, чтобы остановиться, а как хочется. Хочется жить без будильника, жить без часов, жить без календаря - жизнью естественной и понятной. Солнечный зайчик, скользящий по стене разбудит ли тебя, или дождь, будет ли петь вьюга за окном колыбельные песни - всё хорошо, всё ново, всё не так, как было. Было, но когда? Было в прошлом, в твоей памяти, в твоем сердце. И вот уже пульс твой наполняется силой, силой и радостью, и мудрость светится в глубине твоих глаз - мудрость тишины и спокойствия, глубинная правда жизни.
Еще несколько раз приходила Наталья Алексеевна лечить мою спину, каждый раз Лиза тенью мелькала за закрытыми веками моих глаз, каждый раз наполняя мое сердце неприятным, болезненным чувством. Не выдержал - признался ведунье, та только усмехнулась:
-Что ж молчал то? Сейчас разберемся. Лиза, иди сюда.
Лиpа заходит в комнату, улыбаясь лишь уголками губ.
-Ну, что там у вас случилось-то? Походите друг к другу. Да что ты боишься - обними ее.
И подходит Лиза ко мне, и обнимаю ее, и тьма охватывает мое сердце, и странное воспоминание (откуда? что это?) всплывает в моей памяти: в чистом поле несется на меня орда, летят стрелы, замахиваются кривые сабли. И боль в правом бедре - страшная, и падаю, как подкошенный, и помню только глаза - Лизины глаза, с усмешечкой.
Еле успела Наталья Алексеевна подхватить меня - усадила на диван, слезы мне вытирает (а ведь плачу же, плачу - с облегчением снова).
-Ну, вот и всё, милый, всё прошло, всё простилось.
Вечером уже, душ принимая, заметил: пропало пятно, что всю жизнь было у меня на бедре, именно в том месте, где рубанула меня Лиза в далекие годы, в годы, которые каждый раз нагоняли меня, а теперь остались в прошлом...