Он вез ее на окраину города, где в частном секторе был у него дом - его гордость и сентиментальная привязанность.
Дом был построен в стиле дач девятнадцатого века: первый этаж из красного кирпича, второй - из срубов хорошего строевого леса, с угловыми башенками, террасой и большим балконом с резными балюстрадами. Комнаты в доме были отделаны резным ясенем, дубовый паркет выложен елочным узором. Интерьер он подбирал, воссоздавая по памяти дом своего отца, который ценил инкрустированную мебель с декором в виде цветов и растений, астрагальные арки шкафов, комоды с веджвудскими медальонами и резными столешницами из мрамора.
Ванная комната в стиле барокко с фресками и нишей, закрытой тяжелым бархатом - единственный элемент в доме, выходящий за пределы воспоминаний, но был им принят по настоянию архитектора ("все-таки профессионал, ему лучше знать").
Она вышла из ванны, укутанная в огромный банный халат.
- Я не могу голову сама помыть. Поможете?
В ванной она встала на колени, приспустив с плеч халат, и опустила голову. "Мария Стюарт на плахе..." - пронеслось у него в голове, и от этой беззащитно-доверчивой позы пересохло в горле...
А через час они пили чай, сидя у камина, и он показывал ей альбомы с монетами - коллекцию отца, которую никому и никогда не показывал, и рассказывал о своих родителях - их молодости и встрече.
Что-то всколыхнулось в тайниках души и всплыло на поверхность: желание опекать и оберегать прикрывало собой более сильное желание, маскировало его и пыталось отвлечь. Желание обладать - сколько людей испытывали его, испытывали им себя, овладевали им или были им пленены... Торн был одним из многих его послушных слуг.
И день ото дня он возвращался домой, воссоздавая ее из небытия, подмечая в ней нежную хрупкость, спокойствие и медлительность в движениях, таящих в себе скрытую силу воли.
***
- Она здесь живет?
- Нет, она раньше здесь жила.
- Ах, платье принцессы!
Он болезненно поморщился ("Прикрой мои глаза ладонями, милая"), но тут же взял себя в руки:
- Это платье для нее.
- Она сюда придет?
- Она всегда возвращалась в этот дом. Только в этот дом она и возвращалась. ("А когда ты вернешься, я лягу тебе лицом на колени и буду ждать твой ласки").
И вот время снова вошло в его дом, живительной силой наполняя все вокруг, и всю ночь пахло фиалками, а на утро в палисаднике зацвел куст жасмина.
***
С двенадцатым ударом часов закончился наконец-то этот день. Дверь в кабинет открылась.
-Я принесла чай.
Он оторвался от книги, из которой он что-то выписывал в толстую тетрадь.
- О, наш полночный чай, как в старые добрые времена.
Она вздохнула.
- Прости меня...
- Не надо, не говори. Это всё не важно. Самое страшное уже позади. Позади то время, когда ты неожиданно исчезла из моего дома. Но потом я понял, и мне всё стало уже не важно. Ты доверила и отдала мне самое дорогое, а с этим я могу ждать сколько угодно, "не потому, что у меня есть терпение, а потому, что у меня нет выхода".
Она улыбнулась - они всегда понимали друг друга без слов, у них всегда были свои цитаты и свои, только им понятные выражения.
- Как там дела?
Он потемнел лицом:
- Звонил шеф, просил, чтобы ты подъехала завтра не позднее полудня.
- Зачем это? - бровь взметнулась удивленно вверх.
- Не сказал, но был несколько настойчив.
- Хорошо.
- Я отвезу тебя.
Она задумчиво кивнула головой.
***
Очень давно она не была в усадьбе, но там ничего не изменилось.
А впрочем, мы не будем подробно описывать это место по просьбе действующих лиц, да и сам разговор был краток.
- Получен заказ. Я подумал, что ты должна это знать.
Фото выложено из ящика стола.
Бледность разливается по ее лицу. Ветер... ("Ах, ты, мой цыган, только не это...")
- Кто?
- Ты знаешь правила, этого я сказать не могу.
- Когда?
- Максимум четыре дня.
- Кому поручил?
- Пока ни кому.
Молчание. Покусывание верхней губы.
- Я возьму.
Отблеск удивления.
- Имитация не пройдет.
- А и не будет. Я выполню. Уж лучше я...
Кивок головы. Конверт выложен на стол. Аудиенция окончена. Занавес...
***
"Ничего не проходит и не забывается, и я вижу только его. Каждый день и именно его."
Если по утрам люди в большинстве своем раздвигают шторы, то я - задергиваю их плотнее, так, чтобы ни один солнечный луч не проник в комнату, не дотронулся до моей кожи.
Он ворчит: "Ты стала совсем как Старший, из дома ничем не выманишь, от света прячешься". Почему же? Я выхожу, только теперь мне для этого надо с о б и р а т ь с я.
По раскаленной добела дороге мчится байк, и сердце в груди замирает от восторга и от ветра перехватывает дыхание. А потом...
Потом мы лежим на залитом солнцем лугу, и божья коровка с семью темными пятнышками ползет по моей руке. Ты подставляешь свою, и она уже ползет по ней, невидимой нитью своего пути соединяя нас...
Он меня многому учил в те времена, когда из-за безумной боли потери мне было все равно чему учиться. И в лучах закатного солнца мы гуляли в парке какого-то элитного санатория, изображая (хотя разве он изображал?) из себя влюбленную парочку. "Я его сейчас упущу" - шептали его губы в мою шею, а я смеялась, потому что знала, что ты он никогда никого не упустит, и поправляла его пиджак, чтобы не видна была кобура.
Вообще, оружие - это большое искушение и от него надо держаться подальше, подальше, еще дальше (я даже не помню, где оно лежит, я не должна помнить, я старательно это забывала, шаг за шагом, мгновение за мгновением). Так про искушения - таких ярко-голубых глаз я больше никогда и нигде не видела. Может быть, это из-за фона заходящего солнца или они действительно были такими? Но запомнила я не только их цвет, но и выражение - доверчиво-изумленное, как у несправедливо наказанной собаки...
После этого я перестала любить собак...
***
Ветер ленивой походкой подошел к нашему столику.
-Позвольте вашу даму на танец?
-Если она желает...
Это был наш с ним танец: временами выбивающийся из музыки, местами - из времени, но в основном из сознания... Как всегда я танцевала с ним с закрытыми глазами...
- Еще немного и я поверю, что у тебя амнезия... Возвращайся, мне тяжело без тебя...
- Спасибо за танец... Я устала...
Ветер проводил ее до столика...
А за окном время отсчитывало минуты каплями дождя.
Оставалось три дня...
***
Память как вода - испаряется, чтобы пролиться обильными дождями слов, напитать землю нашего сердца силой, придать ей податливую мягкость, вырастить чувства.
Память живет своей жизнью, со своим временем и своими сказками.
Он вздохнул. Вот уже который год он отправляется в этот день на кладбище - невольный душеприказчик ( "Займись им, пусть будет всё, как положено"). Вспомнил, как пришел в его дом, и тот свой ужас от увиденного: стол, сервированный на двоих, свадебное платье и - занавешенные зеркала, завещание, лежащее под букетом невесты.
Он вздрогнул - вспыхнули золотом под пробившимся сквозь тучи солнечным лучом волосы сидевшей на скамейки фигуры. Так давно он не видел ее, как давно не перебирал эти пряди ("Ах, опять ты мне кудри завиваешь!"), так давно он не вдыхал их аромата.
Он сел рядом, не смея посмотреть, боясь, что она исчезнет вместе с этим одиноким солнечным лучом, распадется на тысячи частиц, которые как всегда подхватит ветер, унесет в неведомые дали.
- Как ты?
- Ничего... Не ожидала тебя встретить... Прости... Я пойду...
Он смотрел вслед удаляющейся фигуре, проклиная себя за бессилие, за не вырвавшийся крик: "Стой!", за то, что не взял за руку, не прижал к себе, за то, что он - не Ветер, за то, что он стоит здесь - живой и ничего не может сделать, потому что она сказала: "Я пойду"...
***
Вот и опять время морочит голову, запутывает и меня и себя, легким движением руки перетасовывает опавшие листья воспоминаний.
Он спал чутко, всегда был на чеку, а теперь и совсем потерял покой, словно мало ему было ее отчуждения днем, теперь каждую ночь он слушал, как она вставала и шла бродить по дому, от окна к окну, от двери к двери.
Каждую ночь находил он ее, лежащую на ковре в бледном свете луны, с остановившимся взором, с остывающей кожей, поднимал и нес в кровать, пытаясь согреть своим теплом, но и здесь она ускользала от него в сон, в такой глубокий, что несколько раз он даже по-настоящему испугался.
А в это же время в доме на холме молчал Старший, в молчании он выкопал корни сожженных роз, в молчании посадил заказанные саженцы сирени, и только потом, уйдя в ее комнату, сгреб одежду в охапку, уткнулся в нее лицом и пролежал так до следующего дня, тихо поскуливая, как раненный щенок. А на следующий день навел в ее комнате порядок, закрыл дверь на ключ и снова приступил к работе.
***
Как давно всё это было... Вот уже и сирень выросла, скоро зацветет...